ИЗ ПРЕДИСЛОВИЯ Я. Л. БАРСКОВА

I

12 октября 1791 г. к пяти часам пополудни курьер привез в столицу весть о смерти кн. Г. А. Потемкина, который умер по дороге из Ясс в Николаев 5 октября 1791 г. среди степи. Екатерина была потрясена. "Слезы и отчаяние" отмечает в "Дневнике" ее секретарь А. В. Храповицкий: "В 8 часов пустили кровь, в 10 часов легли в постель — 13/Х. [118] Проснулись в огорчении и в слезах. Жаловались, что не успевают приготовить людей. Теперь не на кого опереться, — 16/Х. Продолжение слез. Мне сказано: "как можно Потемкина мне заменить? Все будет не то. Кто мог подумать, что его переживут Чернышев и другие старики? Да и все теперь, как улитки, станут высовывать головы". Я отрезал тем, что все это ниже ее величества. "Так; да, я стара. Он был настоящий дворянин, умный человек, меня не продавал; его не можно было купить", — 21/Х. Уведомление к принцу Пассау о кончине кн. Потемкина: "c'etait mon ami cheri, mon eleve, homme de genie, il faisoit le bisn a ses ennemis et c'est par la qu'il les desarmoit" (это был мой дорогой друг, мой ученик, гениальный человек, oн творил добро своим врагам и этим их обезоруживал). Екатерина оправлялась от удара медленно. "Вчера ввечеру, — отмечает Храповицкий 19/XI, — и сегодня поутру плакали, — 24.XI. Причесались, убрали голову, но при надевании платья вдруг слезы... Жалуются ипохондриею и не могут сносить публики, — 4/XII... вдруг прыснули слезы при чтении письма из Ясс — 6/1.1792. Получен из Ясс мирный трактат, подписанный уполномоченными с турецкой и с русской стороны; курьеру пожалован чин генерал-майора и 2 т. червонных, но за уборным столом слезы", и т. д., и т. п.

Заметки Храповицкого совпадают с письмами императрицы Грамму. "Снова поразил меня, как обухом в голову, страшный удар, — пишет она в 2 1/2 часа ночи с 12 на 13 октября 1791 г. — мой ученик, мой друг, можно сказать, мой идол, кн. Потемкин-Таврический скончался в Молдавии от болезни, продолжавшейся целый месяц. Вы не можете себе представить, как я огорчена. С прекрасным сердцем он соединял необыкновенно верное понимание вещей и редкое развитие ума. Виды его всегда были широки и возвышенны. Он был чрезвычайно человеколюбив, удивительно любезен, а в голове его непрерывно возникали новые мысли. Никогда человек не обладал в такой степени, как он, даром остроумия и умения сказать словцо кстати. Его военные способности поразительно обрисовались в эту войну, потому что он ни разу не оплошал ни на море, ни на суше. Никто менее его не поддавался чужому влиянию, а сам он умел удивительно управлять другими. Одним словом, он был государственный человек как в сонете, так и в исполнении. Он страстно, ревностно был предан мне; бранился и сердился, когда полагал, что дело было сделано не так, как следовало. С летами и опытом он исправился от многих своих недостатков. Три месяца тому назад, когда он приехал сюда, я говорила генералу Зубову [последнему фавориту], что меня пугает эта перемена и что я не вижу в нем его прежних недостатков, и вот, к несчастию, мои опасения оказались пророчеством. Но в нем было еще одно редкое качество, отличавшее его от всех других людей: у него была смелость в сердце, смелось в уме, смелость в душе. Благодаря этому мы всегда понимали друг друга и не обращали внимания на толки тех, кто меньше нас смыслил. По моему мнению, кн. Потемкин был великий человек, который не выполнил и половины того, что в состоянии был сделать"; "Кн. Потемкин своей смертью сыграл мне злую шутку", — продолжает скорбеть Екатерина через десять дней.

12 декабря 1791 г. Екатерина снова в письме Гримму возвращалась к Потемкину: "Я здорова и дела идут тем же порядком, несмотря ни ужасную потерю, о которой я вам писала в ту же ночь, как пришло роковое известие. Я все еще продолжаю грустить. Заменить его невозможно, потому что надобно родиться таким человеком, как он, а конец этого столетия как-то вовсе не предвещает гениев. Не теряю надежды, что будут, по крайней мере, умелые люди, но надобно время, старания, опытность". [119]

II

Литературный талант Екатерины был не велик, но читать и писать она любила и начала рано. Ее библиотека заключала в себе десятки тысяч томов, у нее было богатое собрание гемм и камей, ее столы завалены были редчайшими древнерусскими рукописями и ее собственными рукописными трудами по литературе, истории, законодательству. Участь бумаг Екатерины после ее кончины породила множество противоречивых известий, и ее литературное наследство до сих пор еще не вполне выяснено.

Самый крупный из всех литературных трудов Екатерины — это ее мемуары; за ними следуют ее письма, более ценные, нежели ее комедии, оперы, сказки, журнальные статьи и "Записки касательно российской истории". Мемуары и письма, по крайней мере многие из них, всецело принадлежат императрице; в остальных произведениях большое участий принимали ее секретари и другие сотрудники.

Опубликованные письма занимают уже тысячи печатных страниц, но многие остаются еще в рукописях, рассеянные по разным собраниям не только в России, но и за границей. Первый литературный опыт Екатерины не сохранился: то был ее автопортрет под названием "Набросок начерно характера философа в 15 лет" (по-французски) [...].

К "Мемуарам" в редакции 70-х годов и к "Чистосердечной исповеди" примыкает большая часть помещаемых ниже писем [...]

IV

Придворный журнал отразил в своих повседневных официальных записях, как весело пропела Екатерина два года (1774-1775) своего романа с Потемкиным. Записи велись по шаблону, бесцветны и редко дают живую деталь, но и по ним легко представить себе окружение императрицы, пышность и суету двора, непрерывную цепь развлечений, особенно в 1775 г.

В столовой Екатерины обычно обедало или ужинало около 40 человек, иногда 60--80, в том числе двое и даже трое фаворитов сразу. Десятки дам и кавалеров обязаны были присутствовать на балах, куртагах, спектаклях, при "выходах" Екатерины, при "пожаловании к руке" или при "выездах" в загородные дворцы, в палаты вельмож, на богомолье, на военный парад, на охоту. Императрица после обеда "изволила забавляться с кавалерами" в карты (в 1775 г. до двухсот раз), в шахматы и шашки или на бильярде (элягер — a la guerre). На маскарадах перебывало в 1775 г.: 8 февраля — 2720 масок, 13 февраля — 3274, 20 февраля — 3342, всего — 9336; в 1776 г. (на 6 маскарадах) — 13 939 масок, из них 2082 купеческого сословия. При дворе бывали свадьбы и крестины с участием императрицы: она меняла кольца жениха и невесты, убирала невесту к венцу, становилась крестной матерью.

В повседневной жизни двора Потемкин как генерал-адъютант принял самое деятельное участие, стал рядом с Екатериной движущей силой в этой огромной машине, в свою очередь, сообщавшей свое движение бюрократическому аппарату всей империи. Получить видную должность, большую награду, выгодный подряд, заключить торговый договор, разрешить дипломатическую задачу, вообще сделать "крупное" дело, минуя двор, почти не было никакой возможности, а при дворе все зависело от "партий", которые поддерживали фаворитов или боролись с ними.

Потемкин сразу вошел в свою роль, назначенную ему императрицей.

В письмах Екатерины к Потемкину рассеяно множество разных "дел" о производстве, наградах, раздаче земель, суммах, отпускаемых на приданое, на похороны, на уплату долгов. Потемкин делит с нею все мелкие делишки и большие заботы и, главное, самую власть. "О чем мы [120] спорим, — спрашивает императрица в одном из этих писем, — что мы делим, как не власть?" В этом отношении из всех двадцати с лишком фаворитов он представляет собой исключение: никому, даже Платону Зубову, не уступала императрица из своей власти так много, как Г. А. Потемкину, и притом сразу, в первый же год его "случая". Он является исключением и в другом отношении: как показывают публикуемые здесь письма, только его называла она своим "мужем", а себя его "женою", связанною с ним "святейшими узами".

Об этом браке существует несколько рассказов. По словам П. И. Бартенева ("Р. А." 1906, № 11, с. 613-616), гр. Д. Н. Блудов говорил, что Екатерина II была замужем за Потемкиным и что, по свидетельству кн. М. С. Воронцова, графиня Браницкая (рожд. Энгельгардт, племянница и любовница Потемкина) сообщила ему эту тайну и передала даже самую запись о браке. Кн. С. М. Воронцов говорил Бартеневу, что "у кн. Елизаветы Ксаверьевны [матери князя, ур. гр, Браницкой] хранится список с этой записи, а гр. А. Г. Строганов добавлял, что эта запись хранилась в особой шкатулке, которую княгиня Воронцова поручила ему [Строганову] бросить в море по пути из Одессы в Крым". В записках кн. Ф. Н. Голицына сказано: "Один из моих знакомых, бывший при Павле I в делах и в большой доверенности, уверял меня, что имп. Екатерина вследствие упорственного желания кн. Потемкина и ее к нему страстной привязанности, с ним венчалась [в Петербурге] у Самсония, что на Выборгской стороне. Она изволила туда приехать поздно вечером, где уже духовник ее был в готовности, сопровождаемая одною [камерфрау] Марьей Савишной Перекусихиной. Венцы держали гр. [А. Н.] Самойлов [племянник Г. А. Потемкина] и Евграф Александрович Чертков". Наконец гр. А. А. Бобринский говорил, что брачная запись положена в гроб его деда, гр. А. Н. Самойлова; брачная же запись, полученная М. С. Перекусихиной, должна была храниться у кн. П. Д. Волконского и у Чертковых. По слухам, венчание происходило осенью 1774 или в половине января 1775 г. перед отъездом двора в Москву; лето 1775 г. новобрачные проводили в Коломенском и затем в Царицыне.

Все эти рассказы и публикуемые здесь письма дают повод решительно утверждать, что Потемкин был обвенчан с Екатериной [...]. Уже один слух о том, что они были обвенчаны, создавал для Потемкина исключительное положение, особенно в первое время его "случая"; в нем действительно видели "владыку", как называет его в письмах сама Екатерина, и ему оказывали почти царские почести при его поездках в подчиненные ему области или на театр военных действий и обратно в столицу. Как ни велико расстояние от брачного венца до царской короны, но по тем временам так же велико было расстояние, отделявшее случайного любовника царицы от ее мужа, которого она явно считала первым лицом в государстве после себя. Всем дальнейшим фаворитам она ставила в обязанность "поклоны" Потемкину в письмах и, по ее собственному примеру, почтительное с ним обращение при дворе. Это был царь, только без титула и короны [...].

V

Письма Екатерины к Потемкину постигла общая участь всего ее литературного наследства. По смерти Потемкина они доставлены были императрице вместе с другими его бумагами и заперты в особый ящик. По всей вероятности, она перебирала эти бумаги и едва ли оставила письма в прежнем порядке, если только он существовал у самого адресата. По смерти императрицы все рукописи, находившиеся в ее кабинете, были собраны на скорую руку и, когда рылись в бумагах, выискивая нужное Павлу, потревожили, надо полагать, и письма. В течение многих [121] пет на них, как и на "Мемуары", наложен был строгий запрет; несмотря на него, именно секретные бумаги рано стали появляться и ходить по рукам в копиях, не всегда точных [...].

Все эти 419 писем и записочек или, как их называла Екатерина, "цидулок" писаны большей частью на клочках; тринадцать писем (№№ 18, 40, 65, 83, 101, 125, 138, 146, 155, 240, 277, 279, 419) адресованы "Князю Григорию Александровичу Потемкину"; одно (277) с припиской; "в карете" [...].

Эпистолярная литература имела в XVIII веке большой успех. Искусству составлять письма обучалась молодежь дома и в школе. В эту форму отливались не только художественные произведения, романы, повести, рассказы, но и рассуждения по вопросам религии, права, хозяйства, воспитания. Скука одолевала Екатерину в первые годы по выходе замуж; она прибегла к книгам, прежде всего к романам. "Когда они стали мне надоедать, — говорит она в "Мемуарах", — я случайно попала на письма г-жи де Севинье; это чтение меня очень заинтересовало; когда я их проглотила, мне попались под руку произведения Вольтера".

Екатерина должна была именно "проглотить" письма г-жи де Севинье. Многие черты характера г-жи де Севинье отчетливо выступают и в "Мемуарах", и в письмах Екатерины; но вторая не имела литературного таланта первой. Г-жа де Севинье вполне владела стилем. "Будьте уверены, говорит Лансон, что она крепко держала перо в руке и наблюдала за ним, не позволяя ему отдаваться на долю случая". Екатерина, наоборот, писала нервно и небрежно даже иностранным корреспондентам, не говоря уже о Потемкине и других любовниках. К этой небрежности она примешивала подчас вульгарную "мещанскую" грубость. Вообще она писала, по-видимому, так же, как говорила, и речь ее была жива, ярка, но не отделана. Известно, что она была совершенно тупа к музыке, вовсе не могла писать стихов и ей большого труда стоил художественный оборот. Грамматикой и правописанием она не могла овладеть всю жизнь. Остроумием она не отличалась: в письмах Потемкину там и сям попадаются плоские шутки, которые самой Екатерине казались, однако, способными рассмешить.

Пафос Екатерины был едва ли искренним даже в 1774-1775 гг., когда страсть ее была в полном разгаре. Почти так же выражали свою любовь и другие "сударки", писавшие Потемкину, и сам он, и наконец она же в письмах другим "избранникам". Любовь в этих письмах была для нее в значительной мере забавой, литературной игрой, средством развлечься с пером в руках. Но в помещаемых ниже автографах интересна и другая сторона; они объясняют приход Потемкина к власти и решительный поворот императрицы на путь деспотизма.

ПИСЬМА ЕКАТЕРИНЫ II Г. А. ПОТЕМКИНУ

(В конце каждого письма под чертой помещены пояснения, принадлежащие перу Я. Л. Барскова. Он употребляет нижеследующие сокращения: А. Г. С. — Архив Государственного Совета; Барсков Я. Л. — Письма имп. Екатерины II к гр. П. В. Завадовскому. Русск. истор. журн., кн. 5. СПб., 1918, с. 223-257; Бильбасов В. А. -"История Екатерины II". Т. I-И. Берлин. 1900; Бобринский А. Г. "Дневник, веденный в кадетском корпусе и во время путешествия по России и загранице". "Русс. арх.", 1877, № 10, 116-165; Гельбиг Георг — "Русские избранники". Перев. и примеч. В. А. Бильбасова. Берлин, 1800; Грот Я. К. — "Екатерина II в переписке с Гриммом". Ст. I-III. СПб. 1879, 1881, 1884; К. Ф. Ж. — "Камер-фурьерский Церемониальный Журнал"; Карабанов П. Ф. — "Статс-дамы и фрейлины русского двора в XVIII столетии" ("Русск. Стар.". 1870, ноябрь, с. 468-498; 1871, январь, стр. 30-43; февраль, стр. 272-282; июль, стр. 59-67, октябрь, стр. 379-404); Кастера — см. Castera; Кобеко Д. Ф, -"Цесаревич Павел Петрович (1754-1796)". Изд. 3. СПб. 1887; Корберон — см. Labande; Ловягин А. М,- "Исторические и библиографические очерки". Вып. I, П. 1917; Лунинский Е. "Княжна Тараканова". Перев. с польского. М. 1908; Обзор — Бантыш-Каменский Н. Н. "Обзор внешних сношений России по 1800 год". Тт. 1-4. М. 1894-1902: Осьм. век — Осьмнадцатый век. Историч. сборник, изд. П. Бартеневым. Кн. I-IV. М. 1868-1869; П. С. 3. — Полное собрание законов; Понятовский — см. Poniatowsky; P. А. — "Русский архив"; Р. С. — "Русская старина"; Сб. — Сборник имп. Русского исторического общества; Фонвизин Д. И, — "Сочинения, письма и избранные переводы". Ред. П. А. Ефремова; Храповицкий А. В. — "Дневник 1782-1793". СПб. 1874; Сastera. "Histoire de Catherine II, Imperatrice de la Russie". Vol. I-IV. P. 1800; Harris James, — "Diaries and Correspondence". Vol. I-IV. L. 1844; Haven Marc. Inconnu Cagliostro. etude historique sur la baute magie" P.; Labande H. — Un diplomate francais a la coer de Catherine II, 1775-1780". — Journal intime du chevalier de Corberon. Tt I-II P. 1901; Poniatowski Stanislas-Auguste.-"Memoires". Tt. I-II. Petrograd. 1914-1924.)

1

Фрелин двенацат человек старее Александры] Ва[сильевны Энгельгардт]; в том числе одна, коя была еще при покойной Государыне [Елизавете Петровне].

Что бариша досаждать всем? Это не мой обычный способ действия и не в моем характере. [122]

Я люблю иметь разум и весь свет на стороне своей и своих друзей, и не люблю оказывать милости, из-за которых вытягиваются лица у многих. Это увеличит число завистников князя и заставит шуметь его врагов.

Если эта девица, которую я люблю и высоко ценю, выйдет завтра замуж, я дам ей свой портрет и сделаю ее послезавтра статс-дамой, и никто слова не скажет, но я совсем не люблю усиленные переходы.

Помимо этих соображений, я даю честное слово ничего не делать для князя и его родни, не сказав ему, и я люблю держать свое слово и в особенности по отношению к нему, коего я люблю и чту безгранично.

______________________

(Г. А. Потемкин получил княжеский титул 21/III 1776 г. Он просил, по-видимому, о пожаловании А. В. Энгельгардт в камер-фрейлины, не считаясь со старшинством. Не желая увеличивать число завистников князя, Екатерина отклоняет просьбу и обещает сделать ее статс-дамой и дать ей свой портрет, как только она выйдет замуж. А. В. Энгельгардт пожалована фрейлиной 10/VII 1775 г. и камер-фрейлиной 24/XI 1777 г.

"Старше" А. В. Энгельгардт в 1777 г. были: А. А. Куракина, А. А. Полянская, Е. А. Ефимовская, А. С. Протасова. А. М. Волконская, Е. С. Протасова, Е. А. Сенявина, С. А. С. Беле, М. С. Озерова, Е. П. Бутурлина, А. А. Бибикова, Н. Л. Нарышкина. Из них Екатерина Андреевна Ефимовская (1754-1780), дочь гр. Андрея Михаиловича Е — его (двоюр. брата имп. Елизаветы) и Марии Павловны, р. Ягужинской (ум. 1755), взята была во дворец вместе с сестрой Анной Андреевной (1751-1824) и пожалована фрейлиной в январе 1759 г. В списке 1777 г. поименованы также Е. Н. Зиновьева, А. -Х.-К. Кновлес (Knowles, Наульс, дочь адмирала) и М. В. Шкурина; но первая вышла за кн. Г. Г. Орлова, вторая выехала с отцом из России, третья, по приглашению Дмитриевых-Мамоновых, уехала с ними в Москву (№ 94). См. также № 137.)

2

Милинкой, и впрям, я чаю, ты вздумал, что я к тебя сегодня писать не буду. Изволил ошибится. Я проснулась в пять часов. Тепер седьмой, быть — писать к нему. Только правда сказат, послушай пажалуй, какая правда: я тебя не люблю, и более видит не хочю; не повериш, радость, никак терпеть тебя не могу вчерась до двенацатаго часа добальтались, а е г о выслали, не прогневайся, будьто и впрям без него быть не можно. Милее всего из сего разговора то, что я сведаю, что между собою говорить, неть, дескат, ето не А. С. В[асильчиков], етого она инако ведаеть. Да есть и ново, в нихто не дивится, а дело так принято, как будьто [123] давно ждали, что тому быть так. Только нету, быть всему инако, от мизинца моего до пяти и от сих до последнему волоску главы моей зделано от меня генеральное запрещенье сегодня показат вам малейшей ласки, а любов заперта в сердце за десяти замками, ужасно как ей тесьно, с великой нуждою умещается, тово и смотри, что где ни на есть выскочит. Ну, сам расуди, ты человек разумной, можно ли в столько строк более безумство заклучит? Река слов вздорных из главы моей изтекохся. Каково то тебя мило с таковою разстройного ума обходится, не ведаю О, г. Потемкин, что за непутное чудо вы содеяли, расстроив так голову, которая доселе слыла у всех одной из лучших в Европе? Права, пара и великая пара за ум принятся; стыдно, дурно, грех, Ек[атерине] вт[орой] давать властьвовать над собою безумной страсти; ему самому ты опративися подобной безрасудности; почасто сей последней стишек себя твердит стану, что один он в состоянье мне опять привести на путь истинной, и сие будет не из последних доказательствах великой твоей надо мной власти. Пара перестат, а то намараю целая метафизика сентиментальная, которая тебя наконец насмешит, а инаго добра не выдьет. Ну, бредня моя, поежжай к тем местам, к тем щастливым брегам, где живеть мой герой, авослибо не заставит уже его дома и тебя принесут ко мне назад, и тогда прямо в огон тебя киню и Гришинка не увидит сие сумазбродство, в которой однако, Бог видит, любвы много; но гораздо луче, чтоб оно сем не знал. Прощай, гаур, москов, казак, не люблю тебя.

_______________________

(Гр. Г. Г. Орлов выехал из Царского Села на конгресс в Фокшаны 25/IV 1772 г.; через две недели (6/V1772) в "К. Ф. Ж." записано уже имя А. С. Васильчикова. Партия, враждебная Орловым, воспользовалась отсутствием гр. Г. Г-ча, чтобы выдвинуть нового фаворита: 2/IX 1772 Васильчиков был пожалован камергером. Орлов прервал переговоры и устремился в Петербург, но был задержан в Гатчине. Он вернулся ко двору после кратковременной поездки сначала в столицу и затем в Ревель весной 1773 года. Борьба придворных партий разгорелась с такой силой, что Фонвизин писал о ней своей сестре: "Развращенность здешнюю описывать излишпе. Ни в одном скаредном приказе нет таких стряпческих интриг, какие у нашего двора всеминутно происходят" ("Сочинения", 403). Васильчиков, хотя и был любовником Екатерины, но деятельно участвовать в делах внутренней и внешней политики не был способен. Орлов своим волокитством довел Екатерину до того, что она уже "доверки" к нему иметь не могла; "дешперация" принудила ее "сделать выбор коя какой". С тех пор до самого приезда Потемкина она только "грустила и никогда более", как "тогда, когда другие люди бывают довольные, и всякая приласканья [в ней] слезы возбуждала". "От рождения, — продолжает она свою "исповедь" Потемкину, — я столько не плакала, как сии полтора года. Сначала я думала, что привыкну, но что далее, то хуже, ибо с другой стороны месяцы по три дутся стали и признаться надобно, что никогда довольнее не была, как когда осердится и в покои оставит, а ласка его мне плакать принуждала" ("Сочинения", XII, 697-698). Фонвизин сообщал Обрескову 20/III 1774 г.: "Здесь у двора примечательно только то, что г. камергер Васильчиков выслан из дворца и ген.-поручик Потемкин пожалован ген.-адъютантом и в Преображенский полк подполковником. Sapienli sat [Мудрому достаточно]". Тогда же (в марте) императрица писала Васильчикову, что она отдала приказ о даче ему деревень, 50 т. р. деньгами, а за доход текущего года 5 т. р. и, сверх того, серебряный сервиз на 24 персоны, белье к столу и поваренную посуду, да, когда отстроится дом, купленный на Луговой Миллионной ул., отдать ему же в вечное владение. Васильчиков благодарил государыню за оказанные ему милости и уведомлял, что переезжает на житье к брату. Императрица приказала И. П. Елагину "поспешить указами об деревнях, доме, деньгах и сервизе" (Фонвизин. "Сочинения", 476,- Сб. XIII, 397-398). Кастера оценивает все вознаграждение Васильчикова в 1 млн. 100 т. р. (Барсков, 240). См. № 17, 224.) [124]

3

Что то написано было на сем листе: уж верно брань, ибо превосходительство ваше передо мною вчерась в том состояло, что вы были надуты по середи сердце, а я с сокрушенным сердцем была ласкова и искала с фанарем любвы вашей утомленную ласку, но да самаго вечера оная обретат не была в силе. Что же зделалось? О, Боже! Лукавство мое поправило то, что чистосердечие испортило; брань родилась третьеводни о[т] тово, что я чистосердечно искала дружески и без хитрости лукавства и приуготовлении изяснится с вами о таких мыслях, кой нельза было думать, чтоб кому ни на есть могли быть предосудительны, но напротиву того оне еще были в собственной ваши пользу. Вчерась же вечеру я поступала с лукавством нарошно, признаюсь, нарошно не посылала к вам до девяти часов, чтоб видит, приидеш ли ко мне, а как увидела, что не идьеш, то послала наведатся о твоем здаровье. Ты пришель и пришедь раздут; я притворялась, будьто то не вижу и наровная [?] во всем тебя довела сердцо и дувалье до упадка и видела с удовольствием, что ты сам уже от нее рад был отделатся. Ты скажет, что просил у меня ласковое письмо и что я въместо того делаю рекапитуляции брани; но погоди малинко, дай перекипеть оскорбленному сердцу, ласка сама приидьеть везде тут, где ты сам ласки место даш. Она у меня суетливо, она везде суется, где ее не талкают вонь, да и когда талкаеш, и тогда она вертится около тебя, как бесь, чтобы найти место, где ей занять посту. Когда ласка видит, что с чистосердечием пройти не может, тотчась она облечет ризи лукавства. Видиш, как ласка хитра, она всех видов с радостию прииметь, лишь бы дойти до тебя. Ты ее удариш кулаком, она отпригнет с таво место и тотжечась переидьет занимать способнейшее по ситуации, дабы стат ближе не к неприятелю, но к ее другу сердечного. Хто же он? Его заут Гришинка. Она преодолевает его гнева, она ему прощает неправильное каверканье ее слова, она крутым его речам присвойвает смысл уменшительной, спылчивых пропускает мимо ушей, обидных не принимает на сердце или стараится позабыть, одним словом ласка наша есть наичистосердечнейшая любов и любов чрезвычайная. Насердись, буде, можеш и отвад нась, буду способ имеешь. Быть чистосердечно великой найдьеш бариш. Раздумайся, раздуйся, но, пажалуй, хотя мало соответствуй и обе будем довольны.

4

Милинкой, какой ты вздор говорил вчерась, я и сегодня еще смеюсь твоим речам. Какия счасливыя часы я с тобою провожю. Часа с четыри вместо проводим и скуки на уме неть, и всегда растаюсь чрез силы и нехотя. Галубчик мой дарагой, я вась чрезвычайно люблю; и хорош, и умень, и весель, и забавень, и до всего света нужды нету, когда с тобою сижю. Я отроду так счастлива не была, как с тобою. Хочется часто скрыть от тебя внутренние чувство, но сердцо мое обыкновенно прабальтает страсть. Знатно, что польно налито, и оттого проливается. Я к тебя не писала давича для того, что поздо встала, да и сам будеш на дневанье. Пращай, брать, веди себя при людех умнинко и так, чтоб прямо нихто сказать не мог, чего у нась на уме, чего нету; ото мне ужасьно как весело — нимношко пофинтарничит.

5

Душинка, прошу нам не пенять; я так заспалась, что встала в девятом высходе, и когда я к тебя приходила, тогда уже окошки твой были отдернуты и, следовательно, я опасалась входить. Однако вер, что тебя люблю примерно.

6

Сейчась получила я, Гришинка, твое письмо. Что нам обеим вчерась покой нужен быль, ето правда; но в том ни под каким видом признатся не могу, что будьто бы я тебя отпустила, душа моя, неласково, и не понимаю, из чего делаеш [125] подобное заключенье. Я тебя люблю чрезвычайно и когда ты ко мне приласкайся, моя ласко всегда твоей поспешно ответствует. Я спала хорошо и не скушна, а буду совершенно весела, как тебя увижю: более сего нету в свете удовольствие. Насила Мих[аила] Сер[геевича Потемкина] дождались; но Павла [Сергеевича Потемкина] послать надобно. Не забуд. А как приедит, то две вещи нужны: первая — поправит его домашное разстройное состоянье, без чего он не в состоянье будет зделать, чего я от него требую, без некотораго рода поношенье; другое — запретит ему нужно матать и в долг входит; по одним протестованным векселем на него здесь он около одинацати тысечи должен, чего я вам показат могу, именно кому да кому. Пращай, душа; грусно, что сегодня са мною не завтре не будеш. Пращай, москов, гяур, козак.

7

Здравствуй, милинкой. Са мною зделалось великая диковина — я стала сомнамбулой: я во сне гулала по саду, да приснилось мне, что хожю по каким то полатам, израдно прибранный стены на подобии золота разпестрены светами и голубками; тут я нашла амбон, на котором не стоял, но лежал прекрасный человек, и на нем было надето одежда серая, соболом опущенное; сей человек ко мне весьма быль ласков и благодарил за мой приход и мы с ним разговаривали о посторониых делах несколько вримяни; потом я ушла и проснулась; знатьно, ето быль сонь, так как рак по спине пользет, а тепер я везде ищу того красавца, да его нету, а в уме моем его воображение никогда не исчезнет; куда как он мил — милее целого света; о, естьлиб вы могли его видит, вы б от него глаз не отвратили. Милинкой, как ты его встретит, покланись ему от меня и поцалуй его; он, права, того достоин; а может статся, что встретится с ним, естьли, встав с постели, обратися направа и на стену взгляниш.

8

Голубчик, странное я тебя скажю, сего утра вздумала я смотрет план московского Екатеринанскаго дворца и нашла, что покой, кой бы, например, могли быть для тебя, так далеко и к моим почти что не проходни, и вспомнила, что я их полтора года назад зделала сама нарочно таково, за что я была бранина, но оставила их так, отговорясь, что места нету, а теперь нашла шесть покой для тебя так блиски и так хороши, как луче быть не можно. С вами все становится легко; вот что значит воистину любить. Прощай, милинкой!

9

Голубчик мой, я приходила к тебя, но не осмелилась войти для того, что у тебя окошки были подняти уже, и так отдаю тебя письменно свой поклон; сама же я встала в девятом часу, а люблю тебя чрезвычайно.

10

Здравствуйте, сердце мое, я по грязи хотя и гулать не люблю, но однако с вами везде весело и хорошо.

11

Я ужасьно как с тобою бранится хочю. Я пришла тебя будит, а не то, чтоб спаль, и в комнаты тебя нету, и так вижю, что только для того сон на себя всклепаль, чтоб бежать от меня; в городе, по кранной мере, бывало, сидиш у меня, хотя после обеда с нуждою несколько под сильной моей прозбы или вечеру, а здесь лиш набегом, гаур, козак, москов, побываеш и всячески спешит бежать; ей-ей отвадит меня желат с тобою быть самой кн. (Г. Г.) Орлов; ну, добро, если одиножды принудиш мне переломить жадное мое желанье быть с тобою; права, [126] холоднее буду; сему смеятся станет, но, право, мне не смешно видит, что скушает быть са мною и что тебя везде нужнее быть, окроме у меня, г.м.к.к.м.с.с.т.м.с. и все на свети брани и ласки не одной нету. Я пошлю по [Ф. В.] Баура.

________________________

Ф. В. Баур обедал при дворе 18/V 1770 г. ("К.Ф.Ж.").

12

Красавиц мой милинкой, нa котораго не единой корол не похож, я весьма к тебя милостива и ласкова и ты протекции от меня имееш и иметь будеш во веки. Протапопьской кресть поехал к Москвы и так ни изволь более пешися о его отправленье. Как я чаю, ты пуще хорош и чисть после бани. Только ето дело странная, я отнюд тебя не люблю, не повериш, радость, терпеть тебя не могу. Легко ли ето? Скажи Миха[илу] Сергеевичу Потемкину], что ты ныне в опале совершенной; только не вдруг ему объяви: умрет с печали. Иван Ив[анович) Бет-[ской] что-то мне обещал сегодня: не прогневайся, не скажю; да небось и [бар И. Ю. ] Фридрихсь, как не догадлив, но зяту твоему не скажет. Не могу вздумат. как сей войдьет в бывшей билиярдной: из двух одно: или умру со смеху, или как рак покраснею. Нужно ли его допустить к малому вечернему столу под пару с Елагиным? То-то зачинюсь, подумаю, что в сенате сижю. Чем то он позабавится жалует? В веревки что-ли заставить играт? Пожалуй, душника, не много надобдых вводи. Вить для меня это будет вместо потовое. Слушай ты, марморный мой красавиц: я встала ужасно как весела и не ласкова нечуть к тебя, сердце мое; нужна перемена в слоге и для этого я говорю, что неласкова; разумеет вит, хотя ты разумовски [?.] Прощайте, мое сокровище.

______________________

Императрица 21/IV 1775 г., в день своего рождения, подарила сыну недорогие часы, а Потемкину 50 т. р. (Кобеко, 119): ему же в день его рождения и именин (30/IX 1777) -150 т. р. (Сб. XXVII, 137). По приезде в Петербург в январе 1774 г. Потемкин остановился в доме зятя своего Н. Б. Самойлова. Кн. Г. Г. Орлов доложил о приезде Потемкина императрице 3/II и в тот же день был получен ответ. "4/II в шестом часу пополудни в Царское Село из первой армии прибыл курьер (ген.-поручик Г. Г. Потемкин), который и проходил во внутренние апартаменты к е. и. в-ву". Вторично он не был в Царском Селе, потому что двор вскоре вернулся в Петербург (14/II 1774. "К.Ф.Ж."). О зяте Потемкина императрица пишет: "Первый час: если тебя теперь стригут и завивают, то обедать дома будешь, я догадываюсь. Зятя определю, и мне сие отнюдь не противно, но и зятю скажи, чтоб он держал ухо востро, ибо, конечно, я как не хочу разоренья ничьего, так и разно хочу, чтоб корона вышла без потери и обмана из сего дела" (Сб. XLII, 408).

13

Сударушка милая, здравствуй! Прошу дать знать, каков кавалер святого Андрея [Г. Г. Потемкин] опочивал, ибо опасаюсь, не растрогалась ли старость его необычайными его делами, о чем скорбет буду, еже так учинилось, понеже крепко его люблю.

14

Высокогневной и превосходительной господин генерал-аншеф и розных орденов кавалер, я нахожю, что сия неделя изобильна дураками. Буде ваша глупая хандра прошла, то прошу мне уведомит, ибо мне она кажется весьма продолжительна, а как я ни малейшую причину ни повода вам не подала к такому великому и продолжительному вашему гневу и того для мне вряма кажется длинна, а по нещастию вижю, что мне одною так и кажется, а вы лихой татарин. [127]

15

Милуша, [П. В.]. Заводовской, чаю, тебя сказал, что я велела об деле Сапожевском; ответствоват же на ласку доселе не могла, ибо был у меня в[еликий] к[нязь], а тепер знай, что ты милая душа и я тебя люблю как душу.

___________________________

По рекомендации гр. П. А. Румянцева П. В. Завадовский назначен статс-секретарем 10/VII 1775 г.; впервые обедал при дворе в Царицыне 26/VII 1775 г. и с тех пор много раз; в конце 1775 г. пошли слухи об его "случае"; 7/I 1776 г. он обедал во "внутренних апартаментах" с Екатериной, гр. Г. А. Потемкиным и гр. И. Г. Чернышевым: далее он упоминается в "К. Ф. Ж." почти ежедневно. Он получил 6 т. душ в Украине, 2 т. душ в Польше, 1800 душ в русских губерниях, 80 т. р. драгоценностями, 150 т. р. деньгами, 30 т. р. посудой и ежегодную пенсию в 5 т. р.; другие оценивают все его вознаграждение в 1 млн. 380 т. р. См. № 345.

16

Здравствуй, господин подполковник! Каково вам после мыльны, а мы здаровы и весели отчасти по милости ваши. По отшествии вашем знаете ли вы, о чем слово было? Лехко вам можно догадатся; вы и мысли иногда отгадаете; об вась, милуша; расценили вась, а цены не поставили; ее неть. Прощай; возись с полком возись с офицерами сегодня целой день, а я знаю, что буду делать: я буду думать – об чем? Для вирши скажет: об нем. Правда сказат — все Гришинка на уме. Я его не люблю, а есть ни что чрезвычайное, для чего слов еще не сыскано. Алфавит короток и литер мало.

17

Здравствуйте, сердце мое. Как вы поживаете? Фуй, милинкой, как тебя не стыдно, какая тебя нужда сказат, что жив не останется тот, хто место твое займеть! Похожа ли на дело, чтоб ты страхом захотел приневолит сердца? Самой мерской способ сей не похож вовсе на твой образ мысли, в котором нигде лихо не обитает, а тут бы одна Амбиция, а не любов действовало. Но вычерни сии строки и истреби о том и мысли, ибо все это пустож похожа на скаску, что у мужика жена плакала, когда муж на стену повесил тапор, что сорвется и убьеть дитяту, котораго на свете не было и быть не могло, ибо им по сту леть было. Не печалься: скорея ты мною скучаиш, нежели я. Как бы то не было, я привещлива и постоянного сложения, и привычка и дружба более и более любов во мне подкрепляют. Вы не отдаете себе [должной] справедливости, хотя вы явная сласть. Вы чрезвычайно милы. Признатся надобно, что и в самом твоем опасенье есть нежность, но опасатся тебя причине никакой нету; ровнаго тебя нету; я с дураком [А. С. Васильчиковым] пальцы обожгла и к тому я жестоко опасалась, чтоб привычка к нему не зделала мне из двух одно: или на век безсщастна, или же не укратила мой век; а есть-либо еще год осталься и ты б не приехал, или б при приезде я б тебя не нашла, как желалось, я б статен могла, чтоб привыкла, и привычка взяла места, тебя по склонности изготовленная. Тепер читай в душе и в сердце моем. Я всячески тебя чистосердечно их открываю и, есть-ли ты сие не чувствует и не видиш, то не достоин будеш той великой страсти, которой произвел во мне за пожданыо. Право, крупно тебя люблю; сам смотри; да просим покорно нам платит такой же копейкою, а то весьма много слез и грусти внутренней и наружной будет. Мы же, когда ото всей души любим, жестоко нежна бываем. Изволь нежность наше удовольствовать нежностию же, а ни чем иным. Воть вам письмецо не короткое. Будет ли вам так приятно читать, как мне писат было, не ведаю.

18

Я пишу это письмецо, чтобы сказать вам, что этой ночью во сне явились мне духи Калиостро и они мне сказали: Всякой сон ложь, но написано [?]: кн. Потемкин в химической микстуре, над которой он мудрит для тебя, [128] употребляет все сорта превосходных и весьма здоровых трав; они мне назвали все травы по именам и прозваниям; я могла бы сделать особый каталог (но так как это не портит дела и в него не входит, то я откладываю его до другого раза); но, прибавили малые духи в два с половиной дюйма, есть две [травы], растущий на одном и том же стебле, которые он не ставит ни во что или которыми пренебрегает, не вводя их туда, а между тем это очень существенно для тебя и для твоего счастья, чтобы они там находились [?]; эти травы нежны и деликатны; они не имеют других имен, но стебель, из которого они исходят, имеет священное имя для душ благородного происхождения. Я была поражена тем, что сказали мне духи; я поспешила принести щепотку этих трав, без приказания мне духов, к вашему перегонному кубу; все прочее осталось втуне, но я пошла на цыпочках и едва я приблизилась к вашему перегонному кубу, как я вас нашла на своем пути. Вы оттолкнули меня с такой силой, что я проснулась от испуга и глаза мои купались в слезах оттого, что единственные травы, которые могли сделать микстуру хорошей, здоровой и приятной для меня, были именно те, которыми вы пренебрегали и о которых вы не хотели слушать разговора. Проснувшись, я собралась с духом и сказала: нужно, чтобы он знал мой сон. Вот он. Если он вас не забавляет, вы должны только сказать Калиостро, чтобы он держал своих духов в узде, чтобы они перестали являться мне, и я легко обойдусь без них.

____________________

Калиостро выехал в Петербург из Митавы в конце мая 1779 г., но в начали 1780 г. вынужден был его покинуть; адептами Калиостро считались П. И. Мелиссино, И. П. Елагин, Г. А. Потемкин и мн. др. Его успех был велик, но у него было много врагов при дворе; бар. Гейкинг и д-р Рожерсон в особенности настаивали на удалении Калиостро (Haven, 71-82); он оправдывает Калиостро; беспристрастно судят русские исследователи). Императрица знала по слухам о "чудесах" Калиостро и вызывании им духов. В июле 1776 г. он приехал в Лондон, и здесь с 10/II 1777 г. начались повседневные угрозы, аресты, наложения запрета и т. п. преследования. "Духи Калиостро" — разумеется условное выражение. См. № 63, 286, 367. Потемкин пожалован князем 21/III 1776 г.

19

1. Дом, что в Лугавой противу дворца строится. Он для того год назад куплен, ибо предвиделось тогда, чего збываться могло, и с тех сор, что куплен, сматрела на него с удовольствием всякой раз, что к окошки подходила, и И[вану] Ивановичу] Бет[скому] покои не давала, дабы достроил; но в[еликого] кн[язя] свадьба нам помешала кончит.

2. Деревен, как заслуг и качествы к заслугам неть, едва ли просижа [?] дать, но умнее меня отдаю на размышлении сию статью и, есть-ли розсудится вклучит, то прошу поступать уморено, а более двух не дам.

3. Деньги я в четыри приема давала, а сколько всего не помню, а думую — около шестидесять; за последних весма на меня осердились, и тепер не ведаю, почему, и так дать впред кажется излишно, но ест-ли за нужно почитатся будет, то прошу умерено поступать; более сорока не дам.

4. Сервиз серебренной персон на двацат или денег на сие.

_________________________

Свадьба Павла Петровича была 29/IX1773 г.; она помешала отстроить дом, купленный на Луговой ул. "год назад" до письма № 19, которое можно отнести поэтому к 1774 г.; в конце 1773 г. Екатерина ждала уже приезда Потемкина. В п. 2-4 речь идет о наградах по просьбе Потемкина, по-видимому, одному из его друзей или родственников, но не ему самому.

20

Милинкой мой галубчик, все на свету толку подвержено; я чаю, и сим строкам подобное толькованье будет; но я на то не посмотрю, а буду писать истинну по совести: яицким козакам нужен покой, когда оне четыри ночи его не имели, [129] а то с ног свалятся; один из них уже ясьно чувствует, что он не может, жалуется, что голова болит, лом в спине и лихорадка малинная, у него же чирье на груди и рана, которая производит, заживая, обыкновенно лихорадки; пожалуй, дайте им отдахнут, по крайной меры, сему больному; я знаю, что вы скажете, что он плут и машейник, но, как бы то не было, плуту и машейнику покой нужень же. Тепер вам донесу нужнее сего: я вась чрезвычайно люблю и вечно любит буду, лишь не отимайте у меня нежности чувствы и не откажите мне нижайшое мое прозба к умножение нежности служащее. Здравствуйте, сердце мое.

_________________________

Г. А. Потемкиным представлены были императрице полковник Мартемьян Бородин и 20 казаков 1/III 1775 г. См. № 142.

21

Вел[икий] кн[язь] был у меня и сказал, что он, апасающися, чтоб до меня недошло и чтоб я не прогневалась, пришель сам сказать, что на него и на вел[икой] кне[гини] долг опять есть. Я сказала, что мне ето неприятно слышать и что желаю, чтоб тянули ножки по одежки и излишныя расходи оставили. Он мне сказал, что ее долг там о[т] того-от другова, на что я ответствовала, что она имеет содержание и он такое, как никто в Европа, что сверх того сие содержание только на одныя платье и прихоти, а прочее — люди, столь и экипаж им содержится и что сверх того еще она платьем и всем года на три снабдена была и чтоб не хуже было менее купит и заказат всякия дрены и ласкутки и завести хозяйство порядочное. Он говорил, что дорога им дорога стала. На что я ответствовала, что я их вожю и что за них вдвое пошло противу моего проезда. На сие он мне хотел уверит, что на них кладут то, что на меня пошло; одним словом он просит более двацети тысечи и сему, чаю, никогда конца не будет. Говори Ан[дрею] Ро[зумовскому], что[б] мотовство унял, ибо скучно понапрасно и без спасибо платит их долги. Если все счесть и с тем, что дала, то более пятисот тысечи в год на них изошло, и все еще в нужды, а спасибо и благодарность не получила.

_______________________

Екатерина была недовольна расходами вел. княгини Наталии Алексеевны ум. 15/IV 1776); ей отпускалось 50 т. р. ежегодно ("П. С. 3." № 14024). "Дорого стала дорога", — вероятно, при поездке двора в Москву в 1775 г., так как и наследник ехал со своей свитой. Гр. А. К. Разумовский по смерти первой жены цесаревича, Наталии Алексеевны, ввиду компрометировавших его писем и слухов был удален в Ревель 27/IV 1776 г., а оттуда переехал к отцу в Батурин, где оставался до 1/I 1777 г. См. №№ 165, 219, 280 и прим. к № 152.

22

Конец вашего письма довольно доказывает противоречие в словах сумазброда. Получа единаго чина, которой сам собою миновать вась никак не мог, не могла я скучать прозбами о чинах и вы чини просит не могли, ибо вы имели уже степень, выше которой лишь два чина: один вам дань, а другога я и не помню, чтоб вы просили, ибо вы столько же, как я, знали и имели принципии мои, но эта дурная голова слагает и разлагает фразы; по своей фантазии он берет одно слово и прикладывает его к другому; это случалось у меня с ним сотни раз и не сомневаюсь, что вы и многие другие этого не замечали и, быть может, также в эту минуту, когда он взбешен, у него на уме нет злобы и, не будучи в состоянии помириться, он не ищет и ссоры и возможно, что на это подбили его другие. Я надеюсь, что вы уже имеете известия об особе, растерявшейся вчера во время скучного разговора, который вы вытерпели. Прощайте, мой друг; будьте здоровы; мне очень досадно, что вас встревожил сумасброд.

___________________

Г. А. Потемкин просил, по-видимому, не о своем повышении, а о повышении кого-то из друзей или родственников; уже 15/III 1774 г. он был подполковником [130] л.-гв. Преображенского полка (где полковником была императрица) и 30/V 1774 г. -ген.-аншефом.

23

Подань мне от Сената доклад по дело [А. И.] Глебова. В сем докладе полагается, дабы установить на Москве комитет из трех сенаторов, кои бы имянем Сената [которому от мене поручено сие дело] производство вель; сие делается для того, чтоб все щеты и людей из Москвы не таскать сюда. Хотя Глебов и жалуется на кн. [М. Н.] Волхонскаго, но однако как сему следствие уже поручено, то думаю ему только придать двух сенаторов, и именно — или [М. М.] Измайлова, или [И. И.] Козлова, или [Л. И.] Камынина, или [кн. И. А.] Вяземского; из сих четырех двух; но как дело сие комисариятское, то прошу мне сказать, для польза кого вы находите из них луче, буде иных не придумайте.

___________________________

А. И. Глебову приписывают манифесты о вольности дворянства, об упразднении Тайной канцелярии и об отобрании крестьян от духовенства; когда за ним обнаружились большие злоупотребления в комиссариате, он был отстранен от должности (в июле 1776 г.) и дело было передано (21/I 1777) особому комитету при сенате в Москве.

24

Галубчик, при сем посылаю к вам письмо к гр. Алек[сею] Григорьевичу] Орлова; естьли в ортографии есть ошибка, то прошу, поправя, где надобно, ко мне возвратит. Тем, кои не нравиться пожалованье господ [П. А. и Н. А.] Демидовых в советники берх-коллегии, в которой части они однако знания имеют довольное в с ползою могут быть употреблены, в ответ можно сказат, что Сенат чаете и откупчиков жалует по произволению своему в чины, и так, чаю, и мне можно по власти моей жаловать разоренных людей, от коих порядочным управлением заводов торговле и казенным доходам принесена немалая и долголетная прибыль и оне, чаю, не хуже будет дурака генералского господина [бар. К. Л.] Бильштейна, за котораго весь город старалься, но у нась любят всего брать с лихой стороны, а я на сие привыкла плевать и давно знаю, что те ошибаются, кои думают, что на весь свет угадит можно, потому что намерения их суть безпорочпы. Юла моя дорогая, не прогневайся, что заочно написала того, чево вы мне не дали договорит или б не выслушали, есть-либ были со мною; всякому человеку свойственно искать свою оправданье, а кольми паче меня, которая подвержена ежечасно безчисленным от людей умных и глупых попрекам и критикам, и так, когда уши мои сим набиты, тогда и мой ум около того же вертится и мысли мои не столь веселы, как были бы с природою, есть-либ на всех угодить могла. Прошу написат, есть-ли вам досуг будет, о [А. И.] Бибикове, князя [П. М.] Голицына, [М. Ф.] Фреймане, [П. Д.] Мансурове и [И. А.] Рейнсдорфа. Тепер говорит буду о том, что, статен может, нам обоим приятнее будет, то есть, что [гр.] Иван [Григорьевич] Чернышев вам солгал, когда он говорил, что я заочно любит не умею, ибо я вась люблю и тогда, когда я вась не вижю, а вижю вась по моему мнению всегда редко, хотя в самом деле и не редко. Изволь сие приписать страсти: ково не любиш, тово видит жадности нету. Пращай, милинкой.

__________________________________

Гр. А. Г. Орлов подал прошение об отставке в ноябре 1775 г., черновой указ императрицы об увольнении гр. А. Г. Орлова "ото всякой службы, как штатской, так и военной, по причине долговременной и весьма тяжкой его болезни" в декабре 1775 г. напечатан в Сб. XXVII, 55; указ военной коллегии 11/XII 1775 г. — Сб. I, 167. См. №№ 66, 224, 231.

Кн. П. М. Голицын убит "изменническим образом" 11/XI 1776 г. на дуэли, по проискам Г. А. Потемкина, Петром Амплиевичем Шепелевым (1737-1828); за ним была Екатерина Александровна, ур. кн. Долгорукова (1745-26/III 1770); "Вдовец, красавец, умен, прекрасно образован", разбил Пугачева под Татищевой 22/III 1774 г.; "ваше превосходительство, — говорил ему Пугачев,- прямо храбрый [131] генерал! вы первый сломили мне рог". За него сговорена была Анна Михайловна, княжна Волконская, вышедшая впоследствии за кн. А. А. Прозоровского. ("Р. С", 1870, II, 217 и 1871, III, 274). См. № 132.

25

Здравствуй, милинкой, и с белим орлом, и с двумя красными лентами, и с поласатым ласкутком, которой, однако, милее прочих, ибо дель рук наших, его же требовать можно как принадлежащей заслуги и храбрости; нась же просим впред не унизит, а пороки и ошибки покрыть епанечкою, а не вывадит наружу пред людми, ибо сие нам приятно быть не может, да и yе уместно ниже с друcом еще меньше с ж[еною]: воть тебя выговор, но самой ласковой. Я встала весела, к чему много способствует вчерашной вечер и ваше удовольствие и веселье: ужасьно как люблю, когда ты весель. Я чаю, сегодни примериванье сколько будет. Прощайте, мое сокровище. Часто у вас не было здравого смысла, но вы всегда достойны любви. Об [И. А.] Рейнсдорфа ты ко мне позабыл и писат, и говорит.

___________________________________

Г. А. Потемкин получил от польского короля Станислава-Августа Понятовского орден Белого Орла 19/1V 1774 г.

26

Письмо ваше с приложением сейчась получила. Я сегодня веселюсь тем, что завтра у вась буду обедать. О вашей же дружбы нежной никак не сумневаюсь; уверении же принимаю с крайной чувствительности. Прошу Перюше вручить приложенную цыдулку, а Катиша привезу, но с условием, что Перюша не будет строить проектов аттаки на сей ретраншамент. Понеже не упоминайте о моем письме, посланным с конюхом, то знатно, еще до вась не дошло.

____________________________________

В спальне Г. А. Потемкина, с которым была в связи Е. В. Энгельгардт, лежал портрет императрицы, осыпанный бриллиантами и данный князю для ношения на груди. Екатерина Васильевна взяла его и приколола его себе. Потемкин воскликнул: "Катенька, поди благодарить императрицу, ты — статс-дама!" и тут же набросал коротенькую записку. Государыня поморщилась, но желание Потемкина исполнила (17/VIII 1786). См. №№ 30, 134, 137, 173. Перюшей (Peruche), или "попугайчиком", Екатерина называла, по-видимому, самого Потемкина, судя по намеку на долги (№ 138) и на его привычку грызть ногти (№ 374).

27

Милинкой галубчик и безценной дружечик, я должна к тебя писат, чтоб слово сдержат. Знай же, что я тебя люблю и тем никого не дивлю. Посади возле себя глава полиции и не перемени позиции, а то Черныш[ев]( п...т, а Разум[овский} карта дернит, за что [К. П.] Бран[ицкий] будет косится, а Ми [хайл Сергеевич Потемкин] сердится. Не прогневайся, рифма не очень чиста; но принимайте сие за вольной слог; для вас сделают невозможное и для того я буду также или вашей покорнейшей служанкой или вашим покорнейшим слугой или также охотно тем и другим зараз.

_____________________________________

К. П. Браницкий много раз бывал при русском дворе в 1774-1775 гг. ("К. Ф. Ж."). С блестящей свитой по приглашению Г. А. Потемкина он выехал в мае 1775 г. в Петербург. Потемкин вызывал его в личных видах, чтобы добиться индигената в Польше (Понятовский, XLII, 282 — Сб., XII, 412).

28

Дурное настроение и нетерпение вредят здоровью; все, что делается со злобой и нетерпением, плохо сделано и гнусно; когда поддаются дурному настроению, то из досады и по недомыслию всегда принимают самое дурное решение. Вот, что я прочла в одной книге; если вы находите, что моя книга права, приходите ко мне. [132]

29

Милая милюша, я встала очен весела и просвещеннее, нежели ложилась. Куда, сказывают, греки в старину какия хитрия были люди, у них науки и художествы свои начали взяли и оне очен были лихи на выдумки; все сие написано в Энсиклопедии; но милее, умнее, красивее гораздо их тот, с кого списень точ в точ артикул Сладостный, то есть Гришинка мой любезной.

30

[Чужой рукою] Милостивой Государь мой Григорий Александрович, я желаю вашему превосходительству всякого благополучия, а в карты сего вечера необходимы вы должны проигрыватся, ибо вы мне внизу вовсе позабыли и оставили, одну, как будьто бы я городовой межевой столб.

[Одна строка условных знаков].

[Рукой Екатерины] то-есть ответ, если сметь сказать иди положить, что всио писанное неправда, ибо вас сюда нетерпеливо ожидали.

___________________________

Первая половина записочки, по-видимому, рукой Е. В. Энгельгардт, близко стоявшей к императрице в 1774-1775 годах.

31

Гришенок, по сей записки прикажи себя дать, как в ней написано.

32

Денги четыре тысечи привезли для трех полков а я приказала тебя сказать, чтоб изволил взять на каждой сколько надобно, а ты ответ прислал, что не знаеш и не помниш. Я также не знаю, как фрунт проеду, остановится ли? дабы мимо прешли нась или нету? Прошу о сем ясьно сказать, как луче, а отнюд не ответствовать, как благоугодно вам, ибо я ищю ясьностии лучее, дабы опять не было от недогадки моей, как у Троица, что ход с крестами очутилься позади кареты оттово, что не знал, что он у приходской церквы, а его позади народа не видно было. Просим о сих наших докладах не гневаться, а ответствоват без гнева, ибо и мы не гневны, а только голова ломаем о сотворения креста Господня при самом возхождении сонцы из недра сна.

____________________________

Екатерина с многолюдной свитой была в Троице-Сергиевской лавре 29/V- 3/VI 1775 г.; возвратилась из Москвы а Петербург 26/ХII 1775 г. ("К.Ф.Ж.").

33

[Черновик]

Гр[аф] Петр] Александрович]!

Сколь бы не желала я прибытье ваше суда, но как усматриваю из письма вашего от 19 марта, что вы почитаете за необходимо нужно для поправлении вашего здоровья употребит май месец на питье сивородки, то соглашаюсь на такое ваше желание. Всевышной да укрепит силы ваши, дабы я удовольствие имет могла видит вас здесь к мирному торжеству в добром здаровье. Каковы на сих днях получены известии из Вены, из Саксонии и из Богемии, прилагаю копии. Прикажите полковнику [И. И.] Петерсону оных доставит чрез третий руки до сведении Порты, чтоб упадшей дух ее хотя тем поободрит на несколько часов. Впрочем пребываю с отличным доброжелательством.

__________________

Черновое письмо гр, П. А. Румянцеву императрица дала просмотреть Потемкину, когда предположено было отпраздновать 10/VII.1775 г. мир с турками, [133] заключений в Кучук-Кайнарджи 10/VII 1774 года. В бумагах Потемкина сохранилось повеление о наградах Румянцеву, Долгорукому, А. Орлову, А. Голицыну и П. Панину (Сб., XXVII, 42-43).

34

Милинкой, здравствуй! Надобно правда сказат, куда как мы обо друг к другу ласкова; в свете нету ничего подобное. Что встала, то послала к вицеканцлеру [кн. А. М. Голицыну] по ленты, написав, что она для ген[ерал-] пор[учика] Пот[емкина]. После обедни и надену на него. Знаиш ли его? Он красавиц; да сколь хорош, столь умен и, сколь хорош и умень, столь же меня любит, и мною любим совершенно наровне. Мудренно будет доказат, чтобы один другова больше и луче любил. При сем прилагаю записки, кой я сегодни заготовила для объявлении, сего же дня прошу их ко мне возвратит, есть-ли в них не наидьеш чего поправит, а есть-ли что переменит находиш, напиши, милуша душа мая. Прощайте, мое сокровище. Пажалуй, быть весель сегодни, а я, по милости ваши, очен весела, и не минута из ума не выходиш.

______________________

Г. А. Потемкин получил орден Александра Невского 21/IV 1774 г.

35

Что все больни, сие немило слышат, и что ты назабся, о том, милинкой желею. а есть-ли полк Кексг[ольмской] вам понравилься, то надеюсь, что хандра уменьшилась; о прочем после поговорим; также о том, что ты миль, мой голубчик.

______________________

Кексгольмский полк (гренадерский) сформирован в 1710 г.

(Окончание следует)

Текст воспроизведен по изданию: Письма Екатерины II Г. А. Потемкину // Вопросы истории, № 7. 1989

© текст - Эйдельман Н. Я. 1989
© сетевая версия - Тhietmar. 2004
© OCR - Лялина Н. 2004
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Вопросы истории. 1989