ФРАНЦ ЛЮДВИГ ФОН РЕДЕН

ЗАПИСКА

MEMOIRE

Ежели я обращаюсь к возвышенным чувствованиям просвещенного министра, каковой ныне стоит во главе департамента иностранных дел Российской империи, то я лишний раз отдаю дань превосходным качествам души и ума, кои в равной мере присущи особе Вашего Превосходительства. ¹ Именно это убеждение, это повсеместно распространенное мнение побуждает меня осмелиться, хотя и не имел я чести лично быть знакомым Вашему Превосходительству, обратиться к Вам ради самых близких сердцу моему интересов — интересов моего отечества и моего короля.

Средь самых гибельных событий, происшедших со времени разрыва между Англиею и державами Севера, ² занятие курфюршества Ганноверского прусскими войсками и секвестр, наложенный Его Величеством королем Пруссии на государства Германии, Его Величество король Великобритании может рассматривать как один из самых разрушительных по причине неисчислимых следствий, кои с неизбежностию должен повлечь за собой этот шаг. Меж тем на горизонте Европейского Севера уже блистает новая утренняя звезда, испускающая лучи свои, и предсказывает счастливое будущее всем северным державам посредством прочного и постоянного союза России и Англии. Все народы сего края вполне отдаются искреннейшей радости, поелику уже испытывают с восстановлением мира счастие, каковое есть следствие сего союза; но один лишь Ганновер еще обречен носить оковы и поневоле терпеть иго Пруссии, ³ которое стремятся продлить всякими средствами под тысячами кажущихся справедливыми предлогами. Бесполезно было б исчислять все эти предлоги, поелику оные, конечно, не ускользнули от проницательности Вашего Превосходительства, и быть может даже благоразумнее не пробуждать все сии страхи и подозрения, ибо сие могло бы привести к озлоблению и ухудшить все нынешнее положение. Ограничиваюсь, следственно, обращением внимания Вашего Превосходительства на то, что незатронутые военными приготовлениями земли [64] курфюршества Ганноверского и способность содержать на средства сей угнетенной страны армейский корпус в 12 тысяч кавалерии и 26 тысяч пехоты, каковые могут использовать ради поддержания видов на вознаграждение и территориальные приращения, должны с неизбежностью иметь для Берлинского кабинета свою привлекательность, и невероятно, чтобы кабинет сей отказался бы от этого иначе как вследствие доброуслужливого посредничества таковой, имеющей решающий перевес державы, какова есть Россия. Соответственно с этим надобно, чтоб Россия сделала таковой демарш перед Берлинским двором, дабы вынудить его отказаться от своей добычи, поелику двор этот, выставляя в благоприятном свете враждебные меры против своего старого союзника курфюрста Ганноверского, пользуется доводом, который стольких уже ввел в заблуждение: дескать, что он уступил настояниям России, обременив себя занятием этих земель. В подкрепление сего кажущегося справедливым аргумента Берлинский кабинет выступил с заявлением о том, что прусский король отнюдь не имел намерения присвоить владения старого своего союзника, хотя, надо сказать, заявление это сделано только словесно и может, следственно, легко быть отозвано. Несомненно, что не было нужды в подобных предлогах постороннего свойства ради того, чтобы скрасить сей отнюдь не привычный образ действий Берлинского кабинета по отношению к своему старому союзнику. В течение шести лет Пруссия вынуждала курфюрста Ганноверского защищать ценою даже самого курфюршества систему, противную собственным своим интересам монарха Британских островов. На протяжении всего этого времени в Берлине с великою тщательностью проводили различие между курфюрстом Ганноверским и Английским королем, и только лишь в эту эпоху трактовали сие разъединение интересов как разделение метафизическое. Но ежели Пруссия пользуется сим политическим фокусничеством, дабы избежать восстановления суверенитета Ганновера, для России представляется отнюдь немаловажным заставить ее остановиться и вследствие с собственными благодетельными видами России восстановить не только бывшее доселе единодушие, существовавшее между державами, но и настаивать на возвращении прежним государям [65] их владений, захваченных Пруссией. Когда нижеподписавшийся призывает Его Императорское Величество к вмешательству в эти дела, когда вкладывает в руки сего великодушного повелителя наидражайшие интересы своего отечества — общее желание его соотечественников вернуться, и как можно скорее, под владычество их августейшего государя, то мог бы он уклониться от обсуждения побудительных причин, кои долженствовали бы, пригласить Его Императорское Величество принять на себя сие вмешательство, поелику они неизбежно должны быть с достаточностию известны Вашему Превосходительству.

Лишь великое множество дел, обременяющих Ваше Превосходительство, могут служить извинением нижеподписавшемуся в том, что дерзает он напомнить Его Превосходительству о некоторых исключительно важных доводах, кои служат к поддержанию сего обращения.

I. Во все времена было признано, что европейская система требует сохранения германского государственного устройства того ради, чтобы елико возможно служить помехою неприязненным отношениям меж великих держав Европы и более или менее опасному перевесу того или иного из более сильных государств. Из аксиомы сей следует, что сохранение царствующих домов Германии безусловно надобно ради того, чтобы поддержать германское государственное устройство. Ныне же, оставив в полном обладании короля Прусского курфюршество Ганноверское, не то что равновесие властей, столь необходимое для целостности Империи будет разрушено, но самое Германское устройство оказалось бы в величайшей опасности. Не входя в дальнейшие рассуждения о том, явится ли подобное приумножение могущества Пруссии причиною весьма основательных беспокойств со стороны прочих держав, очевидно, что подобное уничижение всех прав, уважаемых до сего времени как самых существенных, повлекло бы с непреложностию за собой и крушение многих других государств Германии и, наконец, привело бы к полному ниспровержению германского устройства и общему изничтожению стольких августейших домов.

Излишне, конечно же, примечание о том, что в общем потрясении различных интересов не Пруссия и не Австрия [66] только разделили бы между собой добычу, но что державы сии оказались бы вынужденными уступить большую часть оной Франции, государству, каковое имеющимися в ее распоряжении военными силами угрожает уже спокойствию и безопасности толиких народов.

II. Курфюршество Ганноверское гением своего народа, числом и добротностию своего войска может принесть ощутимую пользу державам Северной Европы, но никогда не будет оно для них вредоносным. Географическое положение Ганновера, размеры имеющихся в его распоряжении средств, кроткое правление, далекое от всяких интриг и честолюбивых видов, самый род его союза с Англиею — все сие с непреложностию должно удалить всякое подозрение на этот счет и сделать его сохранение близким сердцу для соседей Ганновера, а также заслуживающим самого пристального внимания со стороны России.

III. Могли бы в то же время возбудить вопрос о том, не должны ли узы, соединяющие курфюршество Ганноверское с Англиею, оказаться еще одним поводом к тому, чтобы побудить державы Севера сохранить курфюршество в обладании Августейшей фамилии, ныне царствующей в Англии. Воистину, никогда еще курфюршество не служило Англии форпостом для честолюбивых ее замыслов, так что тем более речь должна идти о сохранении курфюршества, которое в свое время побудило Георга II и английскую нацию спасти Фридриха Великого, короля Пруссии, от гибели. ⁴

IV. Для государя добродетельного, великодушного и просвещенного, для министра всеведущего и отечество свое любящего любовь подданных к своему повелителю, счастие народов, привыкших жить под благодетельным правлением прежних своих государей, суть весьма важные побудительные причины принимать участие в судьбе этих подданных и к таковой же их государя. К самому сердцу, к просвещенному суждению самодержца Всероссийского обращаюсь я, когда рисую вполне не согласную с истиной картину положения моей страны, и я вступаюсь за восстановление деятельной силы германских подданных Его Британского Величества под благодетельным правлением их горячо любимого монарха. Поелику в курфюршестве на протяжении уже семи лет вошло [67] в обычай не признавать иного государя, кроме как из Августейшего дома Гвельфом, ⁵ то ганноверский житель привык почитать и любить только собственных своих повелителей; он связан со своими государями многими узами, но особливо же узами признательности. На протяжении ста двадцати двух лет перед глазами жителя ганноверского прошли четыре добрых, справедливых, правосудных, не запятнавших себя порочными страстями государя, кои снискали любовь и принесли счастие своим подданным. ⁶

Но в последние сорок с лишним лет было у них особливое счастье жить под охраною кротких и благодетельных законов Георга III, сего обожаемого монарха, который, сам будучи образцом всякой добродетели, знает, как внушить к оным любовь и уважение подданных. И этот государь любил своих ганноверцев, любил он и древнее владение своих предков. ⁷ А ныне, что же житель Ганновера принужден оставить своего горячо любимого государя и зреть разорванными узы, привязывавшие его к Августейшему дому, каковой издавна правил его предками, ради того, чтобы перейти под чуждое ему господство? Нет! Мысль сия внушает страх всякому доброму, отечество свое любящему ганноверскому жителю, и я могу поклясться, что подавляющее большинство моих земляков находится в согласии с сим мнением, нашедшим повсеместное сочувствие в моем отечестве.

Ганноверский житель, пользующийся полной безопасностью в том, что касается собственного мнения, и не противной закону свободой, вообще распространенной во всех сословиях граждан, ненавидит оковы, потрясающие основы государства, перемены и принуждение, к коим не привык с младых лет. Гордый своей свободой и Ганновером как государством, он не легко смирится под чужеземным игом, а коли принужден будет подчиниться и оставить законных своих государей, то надобно опасаться, как бы не оказался ганноверский житель вполне расположенным принять образ действий, каковой не во благо пришелся бы новым его повелителям, а сие имело бы следствием умножение числа недовольных, кои желают ниспровержения в прошлом установленных правлений.

фон Реден.

Оригинальный текст: Архив Внешней политики Российской империи. Ф. Канцелярия. 1801. Оп. 468. № 4832. Л. 1-5.

Комментарии

1. Записка была направлена графу Никите Петровичу Панину (1770-1837), который в марте-сентябре 1801 г. управлял Коллегией иностранных дел в ранге первоприсутствовавшего в ней. Несмотря на то, что, как пишет фон Реден, лично они не были знакомы, Н. И. Панин был ему несомненно хорошо известен, ибо в 1797-1799 гг. занимал пост российского посланника в Берлине, а затем в 1799-1800 гг. был вице-канцлером. Отставка Н. П. Панина последовала 30 сентября (12 октября) 1801 г. как результат разногласий по вопросам внешней политики в российских правительственных кругах, в частности, принципиальных разногласий Панина и «молодых друзей» императора из Негласного комитета, где преобладало мнение, ориентировавшее внешнюю политику России к отказу от союзов с иностранными государствами, вовлекавшими Россию в далекие от собственных ее интересов обязательства и действия по этим обязательствам. К причинам быстрой отставки Панина следует отнести и происки отдельных влиятельных лиц из числа недовольных приписывавшимися Панину прусскими симпатиями (А. К. Разумовский и А. Р. Воронцов).

2. Речь идет о разрыве, последовавшем за отказом Великобритании признать принципы вооруженного нейтралитета, которые были подтверждены на дипломатических переговорах между Россией, Данией, Швецией и Пруссией, приведших к заключению конвенции этих держав в декабре 1800 г. и оформивших так называемый второй вооруженный нейтралитет, в основе которого лежало стремление защитить нейтральную торговлю от любых посягательств со стороны морских держав (Англия).

3. Люневильский мирный договор, заключенный 9 февраля 1801 г. между Французской республикой и Священной Римской империей (Австрией), установил систему так называемых индемнизаций (indemnisation, франц. вознаграждение, компенсация), которая в течение ряда лет определяла политику держав и направление дипломатических усилий в Европе. В плане индемнизаций, продиктованном императором Павлом I вице-канцлеру князю А. Б. Куракину и в первых числах марта 1801 г. отправленном в Берлин и Париж, в качестве компенсаций для Пруссии был назван Ганновер. Правда, министр иностранных дел Пруссии граф фон Хаугвитц высказывал в связи с этим справедливые опасения, как бы оккупация Ганновера прусскими войсками не привела к осложнениям в отношениях между Пруссией и Великобританией, тем не менее вступление Пруссии во владение Ганновером состоялось и имело далеко идущие последствия не только для прусско-английских, но и для франко-прусских отношений.

4. Перед началом Семилетней войны 1756-1763 гг. между Великобританией и Пруссией был заключен так называемый Уайтхоллский договор (27 мая 1756 г.), который был обусловлен взаимными обязательствами военно-дипломатического характера, предусматривавшими британские интересы в противоборстве с Францией и прусские — внутри Священной Римской империи; особые гарантии предусматривались в этом трактате и для Ганновера. Такой союз — явление далеко не случайное, ибо необходимо иметь в виду, что мать Фридриха Великого — королева София-Доротея (1685—1757) — приходилась родной сестрой супруге Георга II Каролине Ансбахской (1683—1737), что весьма способствовало прочным взаимным симпатиям и династическим связям. На протяжении Семилетней войны англо-прусские союзные отношения являлись одним из важных факторов, определявших баланс сил и военно-дипломатическую активность держав; неизменную поддержку союзникам оказывали ганноверские политики и ганноверская армия. Даже осенью 1762 г., когда в ходе англо-франко-иснанских переговоров начала обнаруживаться «новая система» британской политики, широкая популярность Фридриха Великого в Англии как поборника свободы против тирании, как защитника протестантской религии против католического всевластия была необычайно многообразна и продолжала оставаться явлением повседневной британской действительности (Schlenke M. England und das friderizianische Preussen 1740-1763. Muenchen. 1963. S. 225-265).

5. Гвельфы (Вельфы) — династические ветви владетельных домов Германии; имеется в виду младшая ветвь, которая в XV-XVI вв., после многократных разделов, владела Брауншвейг-Люнебургом со времен герцога Бернхардта I и продолжала удерживать это владение в своих руках при герцоге Вильгельме II, а в правление Эрнста I приобрела курфюршеское достоинство.

6. Имеется в виду Эрнст-Август принц-епископ Оснабрюкский, возведенный в курфюрсты Ганноверские (1692-1698), Георг I (1660—1767), король Великобритании (с 1714), курфюрст Ганноверский (1698—1727) и Георг II (1683-1760), а также Георг III (1738-1820).

7. Но в большей степени все же это, вероятно, можно сказать о Георге II, который подолгу и с удовольствием живал в Ганновере, регулярно возвращаясь сюда каждые два-три года. Привязанность короля к своему заморскому владению действительно превосходила все прочие. Поэтому его биограф прав, когда заключил свое повествование о Георге II следующими словами: «К его интересам, помимо собственной персоны, можно было с полным основанием отнести Ганновер, армию и женщин» (Redman A. The House of Hannover. N.Y., 1903. P. 254).

© текст - Искюль С. Н. 2001
© сетевая версия - Тhietmar. 2007
© OCR - Осипов И. А. 2007
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Русское прошлое. 2001