ОЧЕРК ЖИЗНИ И ДЕЯНИЙ АЛЕКСАНДРА ВАСИЛЬЕВИЧА СУВОРОВА,

поданный им в Московскую Дворянскую Опеку 1786 года, с следующими к ней патентами, граматами и письмами разных особ

МОСКОВСКОЙ ГУБЕРНИИ В ДВОРЯНСКУЮ ОПЕКУ.

От Генерала Поручика и кавалера Александра Васильева сына Суворова

Уведомление.

По основанию 68, 73 и 92 статей, означающих в грамате, по жалованной от ее Императорского Величества сего 1783 года Апреля 21 дня, на право, вольности и преимущества всему Российскому Дворянству, ко внесению меня с семейством Московской губернии в дворянскую родословную книгу, исполняю нижеследующее:

В 1622 году, при жизни царя Михайла Феодоровича, выехали из Швеции Ноум и Сувор, и по их челобитью приняты в Российское подданство, именуемо честные мужи, разделились на разные поколения, и, по Сувору стали называться Суворовы. Сим и другим их поколениев за Крымские и иные походы жалованы были поместья до государствования императора Петра Первого. Его величество отцу моему, Василью Ивановичу, был восприемником. При сем государе он начал [24] службу в должности деньщика и переводчика, и по кончине его, императрицею Екатериною Первою, выпущен был Лейб-Гвардии от бомбандир сержантом и вскоре пожалован прапорщиком в Преображенский полк, где он службу продолжал до капитана и потом в разных званиях; а при императрице Елисавете Петровне употреблен был бригадиром и генерал-маиором по Военной Коллегии, генерал-поручиком и кавалером святые Анны и святого Александра; в войне с Прусским королем, в армии, главным при Провиантском Департаменте и губернатором Прусского королевства; ныне, в потомственные роды славнодержавствующею, мудрою и великою императрицею, произведен он был Лейб-Гвардии в Преображенский полк премиер-маиром, Лейб-Гвардии в Измайловский подполковником, генерал-аншефом и Сенатором и употребляем был в разных важных препорученностях, которые до моего сведения не доходили. По кончине его, в 775 году, получил я в наследство родовые и иные им приобретенные деревни: Пензенского наместничества Мокшанской округи в селе Никольском, новая Шукша тож, в сельце Скрябине и деревне Рудаковке, по нынешней четвертой ревизии мужеска пола 247, женска 220 душ; Володимирского наместничествa Суздальской округи в селах: Кистоше и Менчакове, деревнях: Курках и Хлябове, мужеска 372, женска 350 душ; Ковровской округи в сельце Дьякове и деревне Трутневой, мужеска 19, женска 22 души; Костромского наместничества Плесской округи в селе Сараеве, деревнях: Федорихе, Симанихе и Михалевой, мужеска 169, женска 163 души; Новогородского наместничества Боровицкой округи в Кривинской и Санинской волостях с деревнями, мужеска 970, женска 915 душ; Московской губернии Воскресенской округи в селе Рожествене и деревне Донгинихе, мужеска 103 женска 118 душ; и на оставшие по его экономии и иные деньги купил разные части к прежде реченным [25] и другие поместья: Пензенской Мокшанской округи в селе Никольском, новой Шукше тож, и сельце Скрябине, деревне Рудаковке, в 776 году Февраля в 14 день, от вдовы Анны Васильевой дочери, жены дяди моего, Лейб-Гвардии капитана-порутчика Александра, Иванова сына, Суворова, мужеска 35, женска 37 душ; того ж года, месяца и числа от отставного поручика Михайлы, Александрова сына, Суворова, мужеска 71, женска 74 души; в 1778 Ноября в 15 день от армии бригадира Федора, Александрова сына, Суворова, мужеска 72, женска 75 душ; Владимирского наместничества Ковровской округи в селе Дьякове и деревне Трутневой, в 1776 году Ноября в 11 день от отставного поручика Михайлы, Александрова сына, Суворова мужеска 6, женска 8 душ; в 1778 Ноября в 15 день от армии бригадира Федора Александрова сына, Суворова мужеска 6, женска 5 душ; того ж наместничества и округи в селе Ундоле, деревнях: Гнусове, Петрушине, Хренове и Лигине, в 776 году Марта в 21 день, от г-жи капитанши вдовы, жены покойного Сергия, Иванова сына, Бутурлина, Татьяны, Андреевой дочери, мужеска 427, женска 430 душ; Суздальской округи в селе Кистоше в 784 Сентября в 19 день, от г-жи полковницы, жены Алексея, Федорова сына, Лодыженского, Марьи, Даниловой дочери, 92, женска 98 душ; Костромского наместничества Плесской округи в сельце Гритькове и деревне Дворянницове, в 784 Октября в 21 день, от титулярного советника Николая, Петрова сына, Вишнякова, мужеска 31, женска 35 душ.

В 774 году взял я в супрежество Варвару Иванову, дочь князя Ивана Андреевича Прозоровского, генерала-аншефа и кавалера; имею дочь Наталью, рожденную в 775 году и определенную по Высочайшему Ее Императорского Величества повелению в воспитательный дом благородных девиц в С.-Петербурге.

В службу я вступил пятнадцати лет, в 742 году, Лейб-Гвардии Семеновского полку [26] мушкатером; произведен был капралом и состоял в унтер-офицерских чинах, с исправлением разных должностей и трудных посылок; а в 754 году выпущен был из сержантов в полевые полки поручиком; в 756 году произведен был обер-провиант-мейстером, генерал-аудитор-лейтенантом, а потом переименован в премиер-маиоры; в котором звании, в 758 году был при формировании третьих баталионов в Лифляндии и Курляндии, и имел оных в своей команде семнадцать, которые препроводил в Пруссию и был комендантом в Мемеле; в том же году пожалован подполковником; был при занятии Кроссена в Шлезии, под командою генерала князь Михайлы Никитича Волконского; отправлял должность генерального и дивизионного дежурного при генерале, графе Вилиме Вилимовиче Ферморе; был на Франкфортской баталии и в разных партиях; в 761 состоял в легком корпусе при генерале Берге и был под Бригом, при сражении Бреславском, с генералом Кноблохом и разных шармицилях; на сражении близь Штригау, при Грос и Клейн-Вандрисе, где предводил крылом и две тысячи Российского войска, через четыре шлезских миль противоборствовали армии под королем Прусским целый день, а к ночи сбили их форпосты и одержали место своими; на другой день сими войсками чинено было сильное нападение на левое Прусское крыло, против монастыря Вальштат; потом был в разных неважных акциях и шармицелях. Приближаясь к Швейдницу и окопу тамо Прусского короля, аттаковал в деревне N Прусскую заставу с малым числом козаков и за нею на высоте сильный Прусский пикет, которым местом по троекратном нападении овладел и держал оное несколько часов, доколе от генерала Берга прислано было два полка козачьих, которые стоящих близь подошвы высоты Прусских два полка гусарских, с подкреплением двух полков, драгунских, сбили с места в лагерь; отсюда весь Прусский лагерь [27] был вскрыт и тут утверждена легкого корпуса главная квартира, соединением форпостов в право к Российской, в лево к Австрийской армиям; происходили потом здесь непрестанные шармицели и сверх разных примечательных единожды под королевскими шатрами разбиты были драгунские полки при моем нахождении: Финкенштейнов и Голштейн, гусарские: Лосов и Малаховский, с великом их уроном.

Когда генерал Платен пошел чрез Польшу к Колбергу, легкой корпус вскоре последовал за ним; достигши оной, часто с ним сражался с фланков и при Костянах напал на его лагерь сквозь лес, с зади, ночью, причинил знатный урон, принудил к маршу и разбил бы корпус, еслиб конные регулярные полки в свое время подоспели; я был впереди при всем происшествии; как дни два после того почти подобное сему в день случилось. Платен, следуя против Ландсберга; взял я с собою слабый во сте конех Тураверова козачий полк, переплыли чрез Нец и в той же ночи шесть миль от Дризена поспели к Ландсбергу противным берегом Варты; немедля чрез ров вломились в городовые ворота и передовыми казаками сурпренированы и пленены две Прусские команды с их офицерами; потом с помощию обывателей созжен Ландсбергский большой мост; прибывшее противное войско на другом берегу становилось, но за нескорым прибытием нашего легкого корпуса, переправилось потом на понтонах, и держа свой путь к Колбергу; отряжен я был от генерала Берха с козачьими полками и несколькими гусарскими для подкрепления, встретился я с противным корпусом под Фридсберхом; оный, маршируя на высотах, отозвался против меня всею своею артиллериею, под которою я разбил его фланковые эскадроны и забрано было в полон от оных знатное число. Остановлял я Платена в марше елико возможно, доколе пришел в черту генерала князь Василия Михайловича Долгорукова, который потом прежде его прибыл к Колбергу; наш легкий корпус остановился под [28] Старгартом; по некотором времени выступил оный к Регенвальду, в которой стороне было нападение на маиора Подчарли, где я предводил часть легких войск; взят сей маиор с его деташаментом в полон; но как г. Курбьер, с сильным войском, при нашем обратном походе, спешил ударить в наш зад, где я обретался, принужден я был его передовые пять экскадронов с пушками брускировать с имеющимися у меня в виду меньше ста гусар и козаков, которыми действительно сии эскадроны опровержены были и оставили нам много пленных; успех от того был что Курбьер ретировался. Под Новгартеном, предводя одну колону легкого корпуса, в деревне N, атаковал я команды моей Тверским драгунским полком слабый драгунский полк Голштейн, что после Поменского (Т. е., который впоследствии назывался полком Поменского. Пр. изд.), баталион гренадерский Арнима и два баталиона принца Фердинанда. Тверской полк, около 250-ти человек, врубился в пехоту на неровном месте и сбил драгун; урон Прусской в убитых и пленных был велик и взята часть артиллерии; подо мною расстреляна лошадь и другая ранена.

Знатная часть Прусского войска выступила от Колберга по военым потребностям к стороне Штетина; к нашему легкому корпусу на походе соединился генерал князь Михайло Никитич Волконский с кирасирскими полками; передовые наши отряды, к стороне Регенвальда, встретились с Пруским авангардом; при моем нахождении четыре эскадрона конных гренадер атаковали пехоту на палашах, гусары сразились с гусарами; весь сей сильный авангард с подполковником Курбьером взят был в плен и его артиллерия досталась в наши руки; в последи я напал с ближним легким отрядом, в расстоянии малой мили, на Прусских фуражиров, под самым их корпусом, где також сверх убитых много взято в плен.

В ночи Прусский корпус стал за Гольнов, оставя в городе гарнизон; генерал граф [29] Петр Иванович Панин прибыл к нам с некоторою пехотою; я одним гренадерским баталионом аттаковал ворота и по сильном сопротивлении вломились мы в калитку, гнали Прусский отряд штыками через весь город за противные ворота и мост, до их лагеря, где побито и взято было много в плен; я поврежден был контузиею в ногу и в грудь картечами; одна лошадь ранена подо мною в поле. Перед взятием Колберга, при действиях принца Виртембергского, находился я при легком корпусе с Тверским, драгунским полком.

При возвратном походе оттуда Прусского войска к Штетину, имел я с Тверским драгунским полком сильное сражение с одним от оного деташаментом из пехоты и конницы под Штетином при деревне Везенштеин, в которой стороне Прусский корпус несколько дней отдыхал; последствие сего было, что в ту же ночь весь реченный корпус к Штетину поспешно ретировался. Ни какой баталий в кабинете выиграть не можно и теория без практики мертва; то надлежит здесь прибавить для молодых офицеров, кои стремятся к приобретению впредь себе славы не чужими достоинствами. Осенью, в мокрое время, около Регенвальда, генерал Берх с корпусом выступил в поход; регулярная конница его просила идти окружною гладкою дорогою; он взял при себе эскадрона три гусар и два полка козаков и закрывал корпус одаль справа. Выходя из лесу, вдруг увидели мы на нескольких шагах весь Прусский корпус, стоящий в его линиях: мы фланкировали его лево; возвратившийся офицер донес, что впереди, в большой версте, незанятая болотная переправа мелка: мы стремились на нее. Погнались за нами первее Прусские драгуны на палашах, за ними гусары; достигши до переправы, приятель и неприятель, смешавшись, погрузли в ней почти по луку; нашим надлежало прежде на сухо выйти, за ними вмиг несколько Прусских эскадронов, кои вмиг построились; генерал приказал их сломить; ближний эскадрон был слабый, желтый, Свацеков; я его [30] пустил, он опроверг все Прусские эскадроны обратно опять в болото; чрез оное между тем нашли они в леве от нас суше переправу; первой их полк перешел драгунский Финкенштейнов, весьма комплектный; при ближних тут высотах было отверстие на эскадрон, против которого один Финкенштейнов стал; не можно было время тратить: я велел ударить стремглав на полк одному нашему Сербскому эскадрону; оного капитан Жандр бросился в отверстие на саблях; Финкенштейновы дали залп из карабинов: ни один человек наших не упал, но Финкенштейновы пять эскадронов в мгновение были опровержены, рублены, потоптаны и перебежали через переправу назад; Сербский эскадрон был подкрепляем одним Венгерским, который в деле не был; Финкенштейновы же были подкрепляемы кроме конницы, баталионами десятью пехоты; вся сия пехота (прекрасное зрелище!), с противной черты на полвыстреле давала на нас ружейные залпы; мы почти ничего не потеряли, от них же, сверх убитых, получили знатное число пленников; при сих действиях находились их лучшие партизаны и Финкенштейновым полком командовал подполковник и кавалер Реценштеин, весьма храбрый и отличный офицер; потом оставили они нас в покое.

В 1762 году отправлен я был к Высочайшему двору с депешами от генерала графа Петра Ивановича Панина и Ее Императорским Величеством произведен в полковники следующим собственноручным указом: «Подполковника Александр Суворова жалуем мы в наши полковники в Астраханский пехотный полк и проч.» Сей указ у меня тогда отобран Военною Коллегиею генералом князь Семеном Федоровичем Волконским.

В 1768 году пожалован я бригадиром при Суздальском пехотном полку и командуя бригадою отряжен был с оным и двумя эскадронами командующим корпусом, генералом Нумерсом, от стороны Смоленска в Литву, к Орше; [31] откуда, как корпус прибыл, выступил дале, к Литовскому Минску, где корпус со мною соединился; оттуда с реченным отрядом войск предписано мне было следовать поспешно к Варшаве. Разделя сей отряд на разные части и две колонны, во время разных волнованиев в Литве, был мой марш на Брест-Литовский, где соединясь, прибыл я к Жмудскому Минску, под Варшавою пять миль.

Здесь примечу, что одна колонна была в пути до сто двадцати, другая со мною до сто тридцати тамошних миль, но марш был кончен ровно в две недели без умерших и больных, с подмогою обывательских подвод и потом прибыл на Прагу к Варшаве. Оттуда разогнал я незнатную партию под Варшавским маршалком Кодлубовским. Чрезвычайный посол, князь Михайла Никитич Волконский, отправил меня в Литву, для усмирения мятежей; я взял половину реченного деташамента и прибыл к Брест-Литовскому, где я услышал, что мятежники не в дальности, и что близь их обращаются разные наши красноречивые начальники с достаточными деташаментами; в сем пункте я оставил людей большое число, сам же взял с собою не мешкая ни мало, Суздальские шестьдесят гренадер, сто мушкатер, более ста стрелков при двух пушках и тридцать шесть Воронежских драгун; повстречался я с графом Кастелли при тридцати карабинерах и толиком числе козаков и взял его с собою.

Маршировавши ночь, против полден повстречались мы с мятежниками под Ореховым; их число возвышалось близь десяти тысяч, что была не правда — я их полагал от дву до трех тысяч; начальники их были Маршалки и иные, достойный Клавиер Пулавский, который здесь убит, брат его Казимир, Пинский, Орешко, Малчевский, Заремба, числом девять; я их ведал быть беспечными, в худой позиции, т. е., стесненными на лугу, в лесу, под деревней; как скоро мы франшировали три тесные дефилеи, где терпели малой урон, началась аттака, но продолжалась от четырех [32] до пяти часов; деревня позади их зажжена гранатою. Кратко сказать: мы их побили, они стремительно бежали; урон их был знатен; в числе пленных обретался Пинский драгунский полк с его офицерами, но очень малосильный; потом с отрядом прибыл я в Люблин, где по важности поста учинил мой капиталь. Я не буду ничего говорить о политических обращениях, с коими все воинские операции в Польше и Литве сообразуемы были, ниже о самых тех разных операциях, как и о маловажнейших вышереченного происшествиях, но трону только подобные, где я сам обретался. Разбит был главный Полковник N, близь Клементова, в Сандомирском воеводстве, малым отрядом, под моим предводительством и потерял несколько сот с пятью пушками. Атаковали мы Ландскорону за Краковым; овладели городом, кроме замка, и, разбили противного генерала N, пришедшего на выручку.

В местечке Урендове, на Висле, сурпренировал я ночью войски маршалков Пулавского и Савы; тут при великой потере достались нам в руки драгуны сего последнего, и он был так раззорен, что по бессилию скоро погиб: их самих прогнали из под Красника; разбит был в лесах, к стороне Владимира, Полковник Новицкий, и той же ночи, в деревне N, во все разрушен. По многих действиям, так называемою Главною Конфедерациею, город Краков, так был стеснен, что нашим там войскам недостаток в субсистенции наступал: я дал моим отрядам рандеву на реке Сане, отбил прежде предграду их на реке Дунаице и по некоторых ночных и денных битвах достиг до Кракова, откуда мятежников прогнал.

В той же ночи, против развету, напал не подалеку Кракова на их Тыницкие укрепления, где сверх многих побитых, в том числе штыками, забрали мы много в плен их лучшей пехоты из распущенных Саксонцев с Немецкими офицерами и артиллериею.

На другой день было славное происшествие под Ландскороном, где собранные [33] множественные мятежники были в конец разбиты; погибли несколько Французских офицеров, с пехотою, на их образ учрежденною; убито два маршалка, Пинский, Орешко и N, князь Сапега; при многих пленных мне достались в руки маршалки: Краковский, Мюнчинский и Варшавский, Лойоцкий; едва cиe кончено, как я извещен о сильной диверсии мятежников к стороне Замостья и Люблина; надлежало мне спешно туда обратиться; побита была прежде их, достаточно собравшаяся из рассеянных часть, при реке Сане, на походе; в числе пленных были некоторые иностранные офицеры; потом мятежники сильно были разбиты, рассеяны под Замостьем, и, из крепости деложированы; сражениев сих было много, но примечательных было девять, которых планы я отправил к генералу Веймарну, но после о них не слыхал.

Французский бригадир Мезьер, обретавшийся при мятежишках поверенным в делах, на cиe скоро отозван к своему двору и на его место прибыл Вьомениль, генерал и кавалер ордена святого Людвига большого креста. Возмутилась вся Литва! Регулярная ее, из полков Немецкого штата и конпутовых хоронг, армия, с достаточною артиллерию и всем к войне надлежащим снабденная, собралась как и довольно иррегулярных войск, под предводительством их великого гетмана графа Огинского, который сперва и получил некоторые авантажи; наши тамошние деташементы действовали слабо и очень предопасно; давали ему время возрастать, так что уже считали его более как в десяти тысячах лучшего войска: что не могло быть правдою, но от протяжения времени вероятно бы совершилось. Я напоминаю молодым вождям, что только один глубокий в практике военачальник может строить редко неприятелю золотой мост, как и чинить хитрые маневры; при вышесказанном происшествии под Ландскороном победа произошла ни от чего иного, как от оных ( Т. е., хитрых маневров. Пр. изд.) Французскою запутанностию, которою [34] Российское войско пользовалось: они наклоняют пустые марши больше к изнурению войска, к обленению оного и роскоши; хороши для красоты в реляциях; неприятелю время давать не должно; пользоваться сколько можно его наималейшею ошибкою и брать его всегда смело с слабейшей стороны; но надлежит чтоб войски предводителя своего разумели.

Чтоб нигде не дегарнировать, собрал я всего войска до семи сот человек и две пушки; тут были и легионные, которые прежде нечто от г-на Огинского пострадали; но имел я храбрых офицеров, привыкших часто сражаться вблизи; шли мы чрез Брест-Литовский и прямым трактом, но поспешным маршем; сблизились с армиею г-на Огинского, который дневал под Столовичем; пойманы фуражировавшие уланы; принявши их ласково, сведал я от них нужное о их расположении: остерегал его генерал Беляк, но он не верил; в ту же ночь пошли мы на аттаку, продолжали марш без малейшего шума, целя на его огни; ночь была темная и к утру пал туман; пехоту я поставил в первой линии, артиллерия в средине, вторая линия была вся из каваллерии, позади артиллерии был пехотный резерв, позади второй был особый резерв из пехоты и конницы, козаки были рассеяны с крыл и с зади; нападение наше на Литовцев было с спины; мы к ним приблизились нечто до развета, так тихо, что деташированные с г. Паткулем порубили несколько их часовых и по данному сигналу встречены были от них из местечка сильною стрельбою ружейною и из артиллерии; перед нами были болото и чрез оное плотина, по которой маиор Киселев с Суздальскими гренадерами пошел на штыках, пробил, и дал место нашей коннице, которой предводитель, подполковник Рылеев, все, встречающееся в местечке, порубил и потоптал; между тем маиор Киселев пошел прямо на квартиру г. Огинского: его подкрепляла часть пехоты; прочая, под маиором Фергином с [35] Нарвскими гренадерами, капитанами Шлиселем и Анибалом, управясь с засевшею в местечке противною пехотою, с ним соединилась; вся пехота и резервы выстроились и пошли аттаковать линии г. Огинского в поле, с которыми наша конница уже в дело вступила; Литовское войско оборонялось храбро; легионные гренадеры себя весьма отличили, и когда дошло до штыков, то от рот мушкатерских г. Маслов, с легионною, первой ударил: победа уже была в наших руках, как стоявший в полмиле от места баталии генерал Беляк, правда поопоздавши, с двумя сильными полками лучших уланов, своим и Корицкого, отрезал и окружил наших три эскадрона; те не один раз сквозь их прорубались, чем и кончено сражение: вся артиллерия, обозы, канцелярия и клейноды великого гетмана, достались нам в руки, тож, все драгунские лошади с убором; конпутовые с уланами, знатною частью, спаслись; плен наш наше число превосходил; от драгунских и пехотных полков почти все, кроме убитых, штаб и обер офицеры, были в нашем плену; из наших офицеров, старшие, почти все были переранены; из нижних чинов убито было мало, но переранено около осьмой доли; сражение продолжалось от трех до четырех часов и вся Литва успокоилась; вся ж сия Литовская армия состояла не более тогда в собрании как до трех тысяч человек, кроме улан и нескольких иррегулярных. После сего последовало происшествие Краковское: я обращался в Литве; Французские офицеры вошли в замок ночью, чрез скважину в стене, где истекали нечистоты, при мятежничьих войсках: сею сюрпризою пленили тамошний гарнизон и ввели туда от стороны Тынца более тысячи человек, особо лучшей, из распущенных Саксонцев и увольненных Австрийцов при Немецких офицерах, пехоты; от нашего, стоящего в городе войска, были разные тщетные покушения; чрез несколько дней я прибыл туда с отрядом, как от своей [36] стороны Польские королевские генералы, граф Браницкий и Грабовский: самый тот почти час учинили мятежники на рассвете из замка генеральную вылазку для овладения городом: конница их ударила прямо на гаубтвахт, но была расстреляна и отрезана; пехота шла великою густотою, но скоро картечами обращена назад; наши по диспозиции до меня и малочислию на месте, за нею не погнались; тотчас мы облегли замок; королевских войск квартира основалась за Вислою; учредили коммуникации мостами и шанцами по обеим сторонам Вислы; заняли посты в приличных местах пехотою, на которые от противников чинены были разные вылазки, особливо в полночь и полдни, всегда с их уроном; нашей всей пехоты было до семи сот человек, мы ж почти сами в городе от разных деташементов мятежничьих блокированы, и хотя я больше пяти тысяч человек по разным местам в дирекции имел, но их не можно было опорожнить, кроме Сендомирского воеводства; г. маиор Нагель покупал и провозил скрытыми маршами с его отрядом военную аммуницию из Шлезского Козеля; маиор Михельсон, более всех по его искусству, отряжаем был против мятежников в поле, и от успехов его получил себе великую славу; мятежники в замке имели много провианта, но недоставало им других съестных припасов, чего ради употребляли себе в пищу своих лошадей; оказавшаяся Литовская, давно по Польше странствующая маршалка Косовского партия, разбита была мною при Смерзонце, между Кракова и Тынца и потоплена в Висле; от всех стран замок был стеснен, но один генеральный штурм нам не удался, хотя уже одни ворота одержаны были, в чем мятежничей урон наш превосходил и от чего потом у них скоро оказался недостаток в порохе и кремнях; артиллерия наша была не знатна, но искусством г. Гакса в разных местах испортила коммуникации, часто в замке зажигала и брешь в стене на шесть рядов был готов; две мины с обеих сторон Вислы — одна королевского офицера N, другая инженер капитана Потапова, приходили галлереями к концу пунктов, и уже ни один человек из замка прокрасться не мог, как вышел ко мне из замка ночью бригадир Галиберт и по многим переговорам капитулировал. Можно отдать честь Французам, что они, в замке королевских гробниц, ниже что из драгоценных клеинодиев, ни мало не повредили, но свято Польским чиновникам возратили; гарнизон объявлен был пленным, но титла военнопленного не акордовано, сколько о том меня Французские начальники не просили; вышел в восьми стах человеках здоровых, прочие больные, или погибли; пехоты его оставалось еще больше нашей, чего ради положили ружья дежурному при мне, майору князю Сонцеву, в замке; при нем штаб и обер-офицеров разных наций было около пятидесяти человек; Французские были: бригадиры и святого Людвига кавалеры: Шоази и Галиберт, капитаны: Вьомениль, племянник генеральской, который первый в замок вошел, Салиньяк и других два кавалера военного ордена; из них были в походах в Индиях и действиях в Корсике; еще некоторые Французские обер и унтер-офицеры; всем сим господам я подарил их шпаги, как мне бригадир Шоази свою вручал, и по трактаменте в ту же ночь при возможных выгодах и учтивстве, отправлены реченные господа с прочими и гарнизоном при эскорте на Люблин, оттудаж нижние чины в Россию, офицеры, прибывшие с генералом Вьоменилем во Львов; те, что прежде прибыли с бригадиром Мезьером, в Литовскую крепость Бялу; Польские в Смоленске. Далее я о моих политических операциях к Тынцу, Ландскорону и иные места, не описываю, как о стоящих паки нового пространства. Г. Вьомениль распрощался со мною учтивым благодарным письмом и отбыл во Францию с человеками тремя оставших своих офицеров и увольненным от меня [38] N, знатного отца, который вверен был мне от г. Шоази из замка, для излечения его смертельных ран, от которых получил свободу.

Начиная от Радзивильцов, большая часть мятежничьих партиев мне вооруженные сдались и распущены: потом и кончились все Польские возмущения. Пожалован я в 770 генерал-маиором и в 774 годах генерал-поручиком. В 772 Генерал Елмт и я, по переменившемуся правлению в Швеции, обращены с полками из Польши к Финляндии.

По прибытии моем в Санкт-Петербург определен был я временно к тамошней дивизии; осматривал Российский с Швециею рубеж, с примечанием политических обстоятельств и имел иные препоручения.

Как обстоятельства с Швециею переменились, отправлен я был в первую армию, где от генерал-фельдмаршала, графа Петра Александровича Румянцева, помещен был в состоящий в Валлахии корпус. Командующий оным, генерал, граф Иван Петрович Солтыков, поручил мне отряд войск на реке Ардыше, против черты Туртукая; куда прибыв, нашел я близь двадцати переправных косных лодок, от войска выбрал и приучил к ним надлежащих гребцов и сделал половинный скрытый марш, для приближения к Дунаю; на рассвете были мы окружены Турецкою конницею, в конец ее разбили и прогнали за Дунай; с пленными был их командующий паша: тем мы вскрылись и в следующую ночь переправились за Дунай благополучно, пять сот человек пехоты Астраханского, сто карабинер, при полковнике Князе Мещерском, Астраханского ж полков лошади вплавь и сто казаков; Турки, на противном берегу, свыше пяти тысяч, почли нас за неважную партию, но сильно из их пушек по нас стреляли, как и в устье Ардыша, откуда выходили лодки; мы одержали над ними известную победу. Второе действие мое под Туртукаем, во время происшествия при Силистрии, тако же частию из реляциев известно; объясню только, что по [39] слабости от болезни я без помощи ходить не мог; что по овладении нами Турецким ретрашементом, ночью, варвары, превосходством почти в десятеро нас, в нем сильно оступили; тут был и вышереченный князь Мещерский, которым, как г. Шемякиным, прибывшим ко мне с конным отрядом и легкою пушкою, довольно нахвалиться не могу и они всегда в моей памяти пребудут; карабинеры ж Мещерского вооружены были ружьями с штыками, по недостатку пехоты; ночь и к полдням сражались мы непрестанно и военная аммунниция знатно уменшилась; но ранен был пулею Визулла, командующий паша, предатель Египетского Али-бея, исколот Сенюткиными козаками; против полден капитан Братцев учинил вылазку с штишереножною колонною в вороты на Янчар холодным ружьем, поразил, и сам смертельно ранен; тогда все войско выступило из ретраншемента и одержана была полная победа: вся Турецкая артиллерия нижнего и верхнего лагерей, с их всею флотилиею, достались в наши руки. Первый раз под Туртукаем перебита у меня нога от разрыву пушки: о разных, прежде мне неважных контузиях, я не упоминаю. После того определен я был начальником Гирсовского корпуса; сей задунайской пост надлежало соблюсти: я починил крепость, прибавил к ней земляные строения и сделал разные фелдшанцы; пред наступлением Турецким перевел я мой резерв из-за Дуная; два полка пехоты, на остров, в близости Гирсова, в закрытии за речкою N, на которой были понтоны; Турки оказались рано днем, около одиннадцати тысяч; велел я делать разные притворные виды нашей слабости; но с моей стороны, особливо из крепости, начали рано стрелять и место картечь ядрами: они фланкировали наши шанцы; шармицирование продолжалось до полден и не имело конца; приказал я всем своим очистить поле; приятно было видеть: варвары, при пяти пашах бунчужных, построились в три линии, в первых двух пехота, в [40] средине конница, по флангам пушки; в их местах, по европейскому, в третьей, что резерв, было розное войско и некоторые обозы; с довольною стройностию приближились они к нашему Московскому ретрашементу, где мы молчали; заняли высоту, начали бомбами и ядрами без ответно, и, в прочем весьма храбро; под предводительством их байрактаров бросились с разных стран на ретрашемент; наша стрельба открылась вблизи, ретраншемент был очень крепок; из закрытия князь Мачабелов с Севским полком и барон Розен с тремя эскадронами гусар, взошли на наши высоты с превеликим их поражением, и князь Гагарин, другого полку с кареем, наступил на их левой фланг из ретраншемента; они крайне пострадали; не долго тут дело продолжалось от одного до дву часов — ударились они в бегство, претерпели великий урон, оставили на месте всю их артиллерию — победа была совершенная! Мы их гнали тридцать верст; прочее известно по реляции, в которые я мало вникал и всегда почитал дело лучше описания, и скорее примечу к наставлению военно-начальников, что из ста Севских раненных солдат, ни один не умер: толико о блюдении людей был попечителен достойный полковник князь Мачабелов. Последнюю баталию в Турецкой войне выиграл я при Козлуджи, пред заключением мира: резервной корпус команды моей соединился с Измаильским; Турецкая армия, около пятидесяти тысяч, была под командою Резак-Эфендия и главного Янчарского аги, была на походе чрез лес и встречена нашею конницею, которая захватила их квартирмейстеров с генеральным и принуждена была уступить силе; от моего авангарда три баталиона гренадер и егерей, с их пушками, под командою г. Трейдена, Ферзена, Река, остановили в лесу противный авангард, восемь тысяч Албанцев, и, сражение начали; скоро усилены были команды генерала Озерова кареем дву полковым — [41] Суздальского и Севского под Мачабеловым; но почти уже предуспели сломить Албанцев, соблюдая весьма свой огонь, cиe поражение продолжалось близь двух часов, около полден; люди наши шли во всю ночь и не успели принять пищу, как и строевые лошади напоены не были: лес прочистился; мы вступили в марш вперед; на нашем тракте брошено несколько сот телег с Турецким лучшим шанцовым инструментом; происходили не важные стычки в лесу; конница закрывала малосилие пехоты нашей — ее было до четырех тысяч; старший генерал Луис, которого поступками я весьма одолжен; я оставляю прочее примечание; шли мы лесом девять верст и по выходе из оного упал сильный дождь, который наше войско ободрил, противному ж, мокротою, причинил вред; при дебушировании встречены мы сильными выстрелами с батарей на высотах, от артиллерии барона Тодта и карей, взяв свою дистанцию; их одержали и все взяли; хотя разные покушения от варварской армии на нас были, но без успеха, а паче препобеждены быстротою нашего марша и крестными пушечными выстрелами, как и ружейною пальбою, с соблюдением огня; здесь ранен был внутри кареи князь Ратиев, подполковник, как долкелыди по их обычаю в оные внедриваются: полем был наш марш, большею частию терновником, паки девять верст, и при исходе его прибыл к нам артиллерии капитан Базин и с ним близь десяти больших орудиев, которыми открыл пальбу в лощину, внутрь Турецкого лагеря; уже Турки всюду бежали, но еще дело кончено не было: за их лагерем усмотрел я высоту, которую одержать надлежало, пошел я сквозь оной с подполковником Любимовым и его эскадронами, кареи ж оной обходили и тем нечто замешкались; по занятии мною той высоты произошла с Турецкой стороны вдруг на нас сильная стрельба из больших пушек, и по продолжению приметил я, что их не много, то приказал от себя маиору Парфеньтьеву, [42] взять поспешнее из кареи три Суздальских роты, их отбить; что он с крайнею быстротою марша и учинил; все наше войско расположилось на сих высотах против наступающей ночи, и прибыл к нам г. бригадир Заборовский с его кареем комплектного Черниговского полку: таким образом окончена совершенная победа при Козлуджи — последняя прошлой Турецкой войны! Был я на лошади, часто в огне и грудном бою; тогдашняя моя болезнь столько умножилась, что я отбыл лечиться за Дунай: почему я за реляцию, ниже за донесение мое, в слабости моего здоровья, не отвечаю; но доволен в душе моей о известных следствиях от его происшествия. В силу Именного Высочайшего повеления, где прописано «ехать мне в Москву в помощь генералу, князю Михайле Никитичу Волконскому» — отбыл я тотчас из Молдавии и прибыл в Москву, где усмотрел, что мне делать нечего и поехал далее внутрь, к генералу графу Петру Ивановичу Панину, который при свидании паки мне Высочайшее повеление объявил о содействии с ним в замешательствах, и дал мне открытый лист о послушании меня в губерниях воинским и гражданским начальникам: правда я спешил к передовым командам и не мог иметь большого конвоя: так и не иначе надлежало; но известно ли с какою опасностью бесчеловечной и бесчестной смерти сумазбродные толпы везде шатались, на дороге множество от них тиранки умерщвленных и не стыдно мне сказать, что я на себя принимал иногда злодейское имя; сам не чинил нигде, ниже чинить повелевал, ни малейшей казни, разве гражданскую — и то одним безнравным зачинщикам; но усмирял человеколюбивою ласковостию, обещанием Высочайшего Императорского милосердия. По прибытии моем в Дмитриевск, сведал я, что известный разбойник в близости одной за Волгою слободы: не смотря на его неважную силу, желал я переправясь с моими малыми людьми на него тотчас ударить, но лошади все выбраны [43] были, чего ради я пустился вплавь на судне в Царицине, где я встретился с г. Михельсоном: большая часть наших начальников отдыхала на красносплетенных реляциях, и ежели бы все были как гг. Михельсон и Гагрин, разнеслось бы давно все как метеор: cии разнообразные случаи прикосновенны моей службе, которою я ныне справедливо отозваться необходимо долженствую; впрочем бы я молчал. Из Царицина взял я себе разного войска, конвой, на конях, и обратился в обширность Уральской степи за разбойником, отстоящим от меня сутках в четырех; прибавить должно, что я по недостатку, провианта почти с собою не имел, но употреблял вместо того рогатую скотину, засушением на огне мяса с солью, по испытанию Померанской, в Прусской войне, последней компании.

В степи я соединился с гг. Иловайским и Бородиным, держались следов и чрез несколько дней догнали разбойника, шедшего в Уральск; по сему доказательно что не так он был легок а быстрота марша — первое искусство; cиe было среди большого Узеня; я тотчас разделил партии чтобы его ловить; но известился, что его Уральцы, усмотря сближения наши, от страху его связали и бросились с ним на моем челе стремглав в Уральск, куда я в те же сутки прибыл. (Чего ж ради они его прежде не связали?.. Почто не отдали мне? Потому, что я был им неприятель, и весь разумный свет скажет, что в Уральске Уральцы имели больше приятелей, как и на форпостах оного; наши же передовые здесь не что сбились на Киргизские следы) и чтоб пустыми обрядами не продолжить дело, немедленно принял я его в мои руки, пошел с ним через Уральскую степь назад, при непрестанном во все то время беспокойствии от Киргизцов, которые одного ближнего при мне убили, и адъютанта ранили, и отдал его генералу графу Петру Ивановичу Панину в Синбирске! В следующее время моими политическими распоряжениями и военными маневрами буйства Башкирцов и иных без [44] кровопролития сокращены, но паче Императорским милосердием. В 776 году был я определен к полкам Московской Дивизии в Крым, где, около Карасу-Базара, собравшиеся противные Шагин-Гирей-Хану партии, я рассеял одними движениями, и по прибытии его из Тамана объявлял его в сем достоинстве а по продолжающейся болезни отъезжал в Полтаву для излечения. В следующем году и 778 командовал я корпусом Кубанским, где по реке Кубани учредил я линию крепости и фельдшанцы, от Черного моря до Ставрополя, и тем сократил неспокойствия Закубанских и Нагайских народов: один тот год не произошло никакого Нагайского за Кубань побега. Того ж года обращен я в Крым и командовал корпусами: Крымским, Кубанским на Днепре и иными войсками, вывел христиан из Крыма в Россию без остатку; вытеснил Турецкую флотилию из Ахтиарской гавани; великого Адмирала Гассан-Пашу и Али-бея Анатольского, со всем Оттоманским флотом и транспортными с войском судами, коих всех по счету было больше ста семидесяти, от Крымских берегов обратил назад к Константинополю, воспрещением свежей воды и дров, и выступил из Крыма с войсками в 779 году. Потом обращался я в разных местах и коммисии, командуя Казанскою дивизиею. До заключения конвенции с Турками командовал я Кубанским корпусом и в 1783 году привел Нагайские орды ко всеподданнической Ее Императорского Величества присяге, и, как они, учиня мятеж знатною частью ушли за Кубань, то имел я туда на них поход с регулярным и сильным иррегулярным войском; были они нами за Кубанью и на реке Лабе на рассвете при Керменчике так сурпренированы, что потеряли множество народа и всех своих мурз и того ж числа другой раз, их, и иные поколения, равно сему разбиты были: одни сутки кончили все дело. [45]

Что до моих наук, они состоят: в Математике, части Философии, Географии, Истории; языках: Немецком, Французском, Италианском, Польском, Турецком, с малою частию Арабского и Персидского, и Финском. Я осыпан благоволениями Ее Императорского Величества, моей Всемилостивейшей Монархини, моей матери и матери отечества; о Ее ко мне щедротах, прилагаю при сем копии с Ее Высочайших рескриптов, по которым я кавалер третьего и большого креста второго класса святого Великомученика и Победоносца Георгия; святого Великого Князя Александра Невского; святого равноапостольного Князя Владимира первой степени, святые Анны, по письму Графа Панина. Сверх того имею я отличные знаки Высочайшего Ее Императорского Величества милосердия: с бриллиантами золотую офицерскую шпагу, такую ж четыреугольную табакерку с Всепресветлейшим Ее портретом; бриллиантовую звезду с собственной Ее Императорского Величества одежды, при особливых письмах, которых я по моей разноместности не отыскал; при сем також прилагаю копии с моих на чины патентов. Потомство мое прошу брать мой пример: всякое дело начинать с благословением Божьим; до издыхания быть верным Государю и Отечеству; убегать роскоши, праздности, корыстолюбия и искать славы чрез истинну и добродетель, которые суть моим символом. Не для суеты, но для оного, я в сие плодовитое описание вошел. Некие происшествия я забыл и не помню верификациев, чисел и имен, не имевши у себя ни когда ни каких записок. Старость моя наступает и должен я о моих делах скоро ответ дать Всемогущему Богу.

На подлинном подписано тако: «1786 года Сентября 22-го числа. Генерал Аншеф Александр Суворов». [46]


I

БОЖИЕЮ МИЛОСТИЮ МЫ ЕЛИСАВЕТ ПЕРВАЯ ИМПЕРАТРИЦА И САМОДЕРЖИЦА ВСЕРОССИЙСКАЯ

и проч., и проч., и проч.

Известно и ведомо да будет каждому, что мы Александра Суворова, который нам в Лейб-Гвардии Сержантом служил, для его оказанной к службе нашей ревности и прилежности в наши Порутчики Тысяча седьмь сот пятьдесят четвертого года Апреля двадцать пятого дня всемилостивейше пожаловали и учредили; яко же мы сим жалуем и учреждаем, повелевая всем нашим помянутого Александра Суворова, за нашего Порутчика надлежащим образом признавать и почитать; напротив чего и мы надеемся, что он в сем ему от нас всемилостивейше пожалованном новом чине так верно и прилежно поступать будет, как то верному и доброму Офицеру надлежит. Во свидетельство того мы cиe нашей Государственной Военной Коллегии подписать и Государственною нашею печатью укрепить повелели. Дан в Санктепетербурге лета 1756 Июня 18 дня.

На подлинном подписали:

Генерал Степан Апраксин.
Обер Штал-мейстер Петр Сумароков.
Генерал Принц Фон-Голштейн.
Генерал-Лейтенант Царевич Георгий Грузинский.
Генерал-Лейтенант Князь Федор Мещерский.

Генерал-Маиор Василий Суворов.
Обер-Секретарь Сергей Попов.
Секретарь Алексей Урываев.

При запечатании в Коллегии Иностранных дел № 927. [47]

В Военной Коллегии в книгу записан № 781.

II

БОЖИЕЮ МИЛОСТИЮ МЫ ЕЛИСАВЕТ ПЕРВАЯ ИМПЕРАТРИЦА И САМОДЕРЖИЦА ВСЕРОССИЙСКАЯ

и проч., и проч., и проч.

Известно и ведомо да будет каждому что мы Александра Суворова, который нам Порутчиком служил, для его оказанной к службе Нашей ревности и прилежности в Наши Обер-Провиантмейстеры ранга Капитанского Тысяча седьм сот пятьдесят шестого года Генваря седьмого надесять дня Всемилостивейше пожаловали и учредили; яко же Мы сим жалуем и учреждаем, повелевая всем Нашим помянутого Александра Суворова за Нашего Обер-Провиантмейстера ранга Капитанского надлежащим образом признавать и почитать; напротив чего и Мы надеемся, что он в сем ему от Нас Всемилостивейше пожалованном новом чине так верно и прилежно поступать будет, как то верному и доброму офицеру надлежит. Во свидетельство того Мы cиe Нашей Государственной Коллегии подписать и Государственною Нашею печатью укрепить повелели. Дан в Санкт-петербурге лета 1756 Июня 13 дня.

На подлинном подписали:

Генерал Степан Апраксин.
Обер Штал-мейстер Петр Сумароков.
Генерал Принц Фон-Голштейн.
Генерал-Лейтенант Царевич Георгий Грузинский.

Генерал-Лейтенант Князь Федор Мещерский.
Обер-Секретарь Сергей Попов.
Секретарь Алексей Урываев.

При запечатании в Коллегии Иностранных дел № 926. [48]

В Военной Коллегии в книгу записан № 780.

III

БОЖИЕЮ МИЛОСТИЮ МЫ ЕКАТЕРИНА ВТОРАЯ ИМПЕРАТРИЦА И САМОДЕРЖИЦА ВСЕРОССИЙСКАЯ

и проч., и проч., и проч.

Известно и ведомо да будет каждому что блаженные и вечно достойные памяти Всепресветлейшая Державнейшая Великая Государыня Императрица Елисавета Петровна, Самодержица Всероссийская, Наша вселюбезнейшая Государыня Тетка, Александра Суворова, который Ее Величеству Капитаном служил, для его оказанной к службе ревности и прилежности Всемилостивейше пожаловала в Генерал-Аудиторы-Лейтенанты Тысяча седьм сот пятьдесят шестого года, Октября двадесять осьмого дня, а Декабря четвертого числа того же года переименован премиер-Маиором, но токмо ему на оный чин патента по ныне было не дано; того ради Мы сим жалуем и учреждаем, повелевая всем Нашим помянутого Александра Суворова за Нашего Премиер-Maиopa надлежащим образом признавать и почитать. На против чего и Мы надеемся, что он в сем ему Всемилостивейше пожалованном чине так верно и прилежно поступать будет, как то верному и доброму Офицеру надлежит. Во свидетельство того Мы cиe Нашею собственною рукою подписали и Государственною печатью укрепить повелели. Дан в Санкт-петербурге. Лета 1766 Июня 14 дня.

На подлинном подписано собственною Ее Императорского Величества рукою тако:

Екатерина.
Генерал Граф Захар Чернышев.
Военной Коллегии записан № 189.

Иностранных дел № 1569. [49]

IV

БОЖИЕЮ МИЛОСТИЮ МЫ ЕКАТЕРИНА ВТОРАЯ ИМПЕРАТРИЦА И САМОДЕРЖИЦА ВСЕРОССИЙСКАЯ

и проч., и проч., и проч.

Известно и ведомо да будет каждому что блаженные и вечно достойные памяти Всепресветлейшая Державнейшая Великая Государыня Императрица Елисавета Петровна, Самодержица Всероссийская, Наша вселюбезнейшая Государыня Тетка, Александра Суворова, который Ее Величеству Премиер Маиором служил для его оказанной к службе ревности и прилежности Всемилостивейше пожаловала в Подполковники Тысяча седьм сот пятьдесят осьмого года Октября девятого дня, но токмо ему на оный чин патента до ныне дано не было, того ради Мы сим жалуем и учреждаем, повелевая всем Нашим помянутого Александра Суворова за нашего Подполковника надлежащим образом признавать и почитать; на против чего и Мы надеемся, что он в сем ему Всемилостивейше пожалованном чине, так верно и прилежно поступать будет, как то верному и доброму офицеру надлежит. Во свидетельство того Мы cиe Нашею собственною рукою подписали и Государственною печатью укрепить повелели. Дан в Санкт-петербурге лета 1766 Июня 14 дня.

На подлинном подписано собственною Ее
Императорского Величества рукою тако:
Екатерина.
Генерал Граф Захар Чернышев.

В Военной Коллегии записан № 190. [50]

V

БОЖИЕЮ МИЛОСТИЮ МЫ ЕКАТЕРИНА ВТОРАЯ ИМПЕРАТРИЦА И САМОДЕРЖИЦА ВСЕРОССИЙСКАЯ

и проч., и проч., и проч.

Известно и ведомо да будет каждому, что Мы Александра Суворова, который Нам Подполковником служил для его оказанной к службе Нашей ревности и прилежности в Наши Полковники Тысяча седьм сот шестьдесят второго года Августа двадесять шестого дня Всемилостивейше пожаловали и учредили; якоже Мы сим жалуем и учреждаем, повелевая всем Нашим помянутого Александра Суворова за Нашего Полковника надлежащим образом признавать и почитать; на против чего и Мы надеемся, что он в сем ему от Нас Всемилостивейше пожалованном новом чине так верно и прилежно поступать будет, как то верному и доброму офицеру надлежит; во свидетельство того Мы cиe собственною Нашею рукою подписали и Государственною печатью укрепить повелели. Дан в Санкт-петербурге лета 1766 Июня 14 дня.

На подлинном подписано тако:
Екатерина.
Генерал Граф Захар Чернышев.
В Военной Коллегии записан № 191.

VI

БОЖИЕЮ МИЛОСТИЮ МЫ ЕКАТЕРИНА ВТОРАЯ ИМПЕРАТРИЦА И САМОДЕРЖИЦА ВСЕРОССИЙСКАЯ

и проч., и проч., и проч.

Известно и ведомо да будет каждому, что Мы Александр Суворова, который Нам Полковником служил, для его оказанной к службе Нашей ревности и прилежности в Наши Бригадиры Тысяча седьм сот шестьдесят восьмого года Сентября 22 дня Всемилостивейше пожаловали и [51] учредили; яко же Мы сим жалуем и учреждаем, повелевая всем Нашим помянутого Александр Суворова за Нашего Бригадира надлежащим образом признавать и почитать; напротив чего и Мы надеемся, что он во всем ему от Нас Всемилостивейше пожалованном новом чине так верно и прилежно поступать будет, как то верному и доброму офицеру надлежит. Во свидетельство того Мы cиe Нашею собственною рукою подписали и Государственною печатью укрепить повелели. Дан в С.-Петербурге лета 1768 Декабря 31.

На подлинном подписано тако:
Екатерина.
Генерал Граф Захар Чернышев.
В Военной Коллегии записан № 411.

VII

БОЖИЕЮ МИЛОСТИЮ МЫ ЕКАТЕРИНА ВТОРАЯ ИМПЕРАТРИЦА И САМОДЕРЖИЦА ВСЕРОССИЙСКАЯ

и проч., и проч., и проч.

Известно и ведомо да будет каждому, что Мы Александр Суворова, который Нам Бригадиром служил для его оказанной к службе Нашей ревности и прилежности в Наши Генерал-Маиоры Тысяча семь сот семь десятого года Генваря первого дня Всемилостивейше пожаловали и учредили; яко же Мы сим жалуем и учреждаем, повелевая всем Нашим помянутого Александра Суворова за Нашего Генерал-Maиopa надлежащим образом признавать и почитать; на против чего и Мы надеемся, что он в сем ему от Нас Всемилостивейше пожалованном новом чине так верно и прилежно поступать будет, как то верному и доброму офицеру надлежит. Во свидетельство того Мы cиe Нашею [52] собственною рукою подписали и Государственною печатью укрепить повелели. Дан в Санкт-петербурге лета 1770 Марта 16 дня.

На подлинном подписано тако:
Екатерина.
Генерал Граф Захар Чернышев.
В Военной Коллегии записан № 120.

 

VIII

ГОСУДАРЬ МОЙ!

По воле Всемилостивейшей Государыни награждающей особливую к службе Отечества ревность, жалует Вас Его Императорское Высочество Кавалером своего Ордена Святые Анны. С радостию исполняю я долг звания своего пересылкою к Вам, Государю моему, знаки сего Ордена, с тем что б Вы оной сами на себя возложа, носили. Я уверен, что Монаршая сия отличность, которою я Вас сердечно поздравляю, конечно поощрит Вас к приобретению вящей славы усердным продолжением полезной для отечества службы Вашей.

С истинным почитанием пребуду я навсегда
Ваш, Государя моего
Покорно верный слуга
На подлинном подписал Граф Никита Панин.

Санкт-петербург.

31 Сентября 1770.
К Генералу-Maиopy Суворову.

IX

НАШЕМУ ГЕНЕРАЛ-МАИОРУ СУВОРОВУ.

Храбрость и мужественные подвиги, оказанные Вами прошедшего 1770 и сего 771 года во время командирования Вашего с вверенным Вам деташаментом противу Польских возмутителей, когда Вы, благоразумными [53] распоряжениями Вашими в случившихся сражениях поражая и рассыпая везде их партии, одерживали над ними победы, учиняют Вас достойным к получению отличной чести и Нашей Монаршей Милости по узаконенному от Нас стату военного Ордена Святого великомученика и победоносца Георгие; а потому Мы Вас в третий класс сего Ордена Всемилостивейше жалуем и знак оного здесь включая, повелеваем Вам на себя возложить и носить на шее по установлению Нашему. Сия Ваша заслуга уверяет Нас, что Вы сим Монаршим поощрением наипаче потщитесь и впредь равным образом усугублять Ваши военные достоинства. Дана в Санкт-петербурге Августа 19 дня 1771 года.

Подлинная подписано тако:
Екатерина.

X

БОЖИЕЮ МИЛОСТИЮ МЫ ЕКАТЕРИНА ВТОРАЯ ИМПЕРАТРИЦА И САМОДЕРЖИЦА ВСЕРОССИЙСКАЯ

и проч., и проч., и проч.

Нашему Генерал-Maиopy Суворову.

За оказанную Нам и Отечеству отличную услугу совершенным разбитией восставшего противу Наших войск Литовского Гетмана Графа Огинского, Всемилостивейше жалуем Вас Кавалером Нашего ордена святого Александра Невского, которого здесь включенные знаки Вами на себя возложа носить повелеваем. Мы надеемся, что cиe Наше Монаршее отличное благоволение послужит Вам вящим побуждением посвятить себя службе Нашей. Впрочем пребываем Нашею Императорскою милостию вам благосклонны. Дан в Санкт-петербурге 20 Декабря 1771 года.

Подлинный подписан тако:
Екатерина.

XI

Тако да просветится свет Ваш пред человеки, яко да видят добрая дела Ваша.

Ее Императорское Величество жалует Вам cию звезду. [54]

А я Вас чистосердечно поздравляю.

При сем письме доставлена от Его светлости, Князя Григория Александровича Потемкина, с собственной Ее Императорского Величества одежды, бриллиантовая святого Александра Невского звезда.

XII

БОЖИЕЮ МИЛОСТИЮ МЫ ЕКАТЕРИНА ВТОРАЯ ИМПЕРАТРИЦА И САМОДЕРЖИЦА ВСЕРОССИЙСКАЯ

и проч., и проч., и проч.

Нашему Генералу Maиopy Суворову.

Из полученных ныне от Нашего Генерала Порутчика Бибикова реляций, Мы усмотрели, что Краковской замок возвращен из рук мятежничьих. Мы восхотели изъявить Вам и всем бывшим с Вами штаб и обер офицерам такожде и всему войску за подъятые вобще во время блокады труды, Наше Монаршее благоволение; в знак которого Всемилостивейше жалуем Вам тысячу червонных, а прочим десять тысяч рублей, о чем от Нас Нашему Генералу Порутчику Бибикову повеление дано и пребываем вам впрочем Нашею Императорскою милостию благосклонны. Дан в Царском Селе Маия 12 дня 1772 года.

Подлинный подписан тако:
Екатерина.

XIII

БОЖИЕЮ МИЛОСТИЮ МЫ ЕКАТЕРИНА ВТОРАЯ ИМПЕРАТРИЦА И САМОДЕРЖИЦА ВСЕРОССИЙСКАЯ

Нашему Генералу Maиopy Суворову.

Произведенное Вами храброе и мужественное дело с вверенным Вашему руководству деташаментом при аттаке на Туртукай учиняет Вас достойным к получению отличной чести Нашей Монаршей милости по узаконенному от Нас статуту военного ордена Св. Великомученика и [55] победоносца Георгия, а потому мы Вас в второй класс сего ордена Всемилостиbейше жалуем и знаки оного включая, повелеваем Вам на себя возложить и крест носить на шее по установлению Нашему. Сия Ваша заслуга уверяет Нас, что Вы будучи поощрены сею Монаршею Нашею милостию почтитеся снискать Наше к себе благоволение, с которым Мы пребываем Вам благосклонны. Дан в Царском селе 30 Июля 1773 года.

Подлинный подписан тако:
Екатерина.

XIV

БОЖИЕЮ МИЛОСТИЮ МЫ ЕКАТЕРИНА ВТОРАЯ ИМПЕРАТРИЦА И САМОДЕРЖИЦА ВСЕРОССИЙСКАЯ

и проч., и проч., и проч.

Известно и ведомо да будет каждому что Мы Александр Суворова, который Нам Генерал-Маиором служил для его оказанной к службе Нашей ревности и прилежности в Наши Генерал-Порутчики тысяча седьм сот семьдесят четвертого года Марта седьмого надесять дня Всемилостивейше пожаловали и учредили, яко же Мы сим жалуем и учреждаем, повелевая всем Нашим помянутого Александра Суворова за Нашего Генерал Порутчика надлежащим образом признавать и почитать; напротив чего и Мы надеемся, что он в сем ему от Нас Всемилостивейше пожалованном новом чине так верно и прилежно поступать будет, как то верному и доброму офицеру надлежит; во свидетельство того Мы cиe собственною Нашею рукою подписали и Государственною печатью укрепить повелели. Дан в Санкт-петербурге лета 1774 Июня 16 дня.

На подлинном подписано тако:
Екатерина.
Генерал фельдмаршал Граф Захар Чернышев.
В Военной Коллегии записан № 104. [56]

XV

Господин Генерал Порутчик Суворов! Увидя из письма генерала графа Панина от 25 числа Августа, что вы накануне того дня приехали к нему так скоро и налегке, что кроме испытанного Вашего усердия к службе иного экипажа при себе не имете и что Вы тот же час отправились паки на поражение врагов Империи. За таковую хвалы достойную проворную езду весьма Вас благодарю, зная что ревность Ваша Вам проводником служила и ни малейшее сумнение не полагаю, что призвав Бога в помощь предуспеете истребить сих злодеев славы Отечества Вашего и общего покоя, судя по природной Вашей храбрости и предприимчивости; дабы же скорее вы нужным экипажем снабдиться могли, посылаю к Вам две тысячи червонных и остаюсь к Вам доброжелательна.

На подлинном подписано тако:
Екатерина.

Сентября 3 ч. 1774 года. Из Санкт-петербурга.

Cиe все писано собственною Ее Императорского Величества рукою.

XVI

БОЖИЕЮ МИЛОСТИЮ МЫ ЕКАТЕРИНА ВТОРАЯ ИМПЕРАТРИЦА И САМОДЕРЖИЦА ВСЕРОССИЙСКАЯ

и проч., и проч., и проч.

Нашему Генералу Порутчику Суворову.

Усердная и ревностная Ваша служба, доказанная пред Нами искусством в части, Вам порученной и особливым радением в делах Вам вверенных, паче же в исполнении предлежавшего Вам под руководством Нашего Генерала Князя Потемкина, по случаю присоединения разных Кубанских народов к Всероссийской Империи обращают на себя Наше внимание и милости; Мы желая изъявить оные пред светом Всемилостивейше пожаловали Вас кавалером ордена Нашего святого равноапостольного Князя Владимира большего [57] креста первой степени, которого знаки при сем доставляя, повелеваем Вам возложить на себя и носить установленным порядком. Удостоверены мы совершенно, что Вы получа cиe со стороны Нашей ободрение, потщитесь продолжением службы Вашей вяще удостоиться Монаршего Нашего благоволения. В Царском Селе Июля 28 дня 1783 года.

На подлинном подписано тако:
Екатерина.
Князь Александр Вяземский.

МОСКОВСКОЙ ГУБЕРНИИ В ДВОРЯНСКУЮ ОПЕКУ

Генерала Аншефа и Кавалера Александра Васильева сына Суворова

Уведомление.

По основанию означающихся статей в Грамате, пожалованной от Ее Императорского Величества прошлого 785 года Апреля 21 числа на права, вольности и преимущества всему Poccийскому Дворянству для внесения меня с семейством оной Губернии в Дворянскую книгу, представлена от меня того ж года родословная; но как по приобретении мною в нынешнем году Монаршего благоволения, имею честь с Ее Высочайших рескриптов внести копии.

На подлинном подписано: Генерал Александр Суворов.

№ 261
Декабря 2 дня 1787 года
Кинбурн.

Примеч.: Это уведомление прислано из Кинбурна к бывшему Предводителю Дворянства Сенатору Мих. Мих. Измайлову.

I

Александр Васильевич! По открытии сей войны впервые за дарованную нам в первый день Октября паки победу и одоление над врагом имени Христианского достодолжную похвалу Богу сего дня приносимо было при пушечной пальбе в присутствии нашем; тут читаны были в [58] Церкви всенародно деяния ревности и усердия, деяния не утомленного попечения, деяния и примеры храбрости, употребленные при защищении Кинбурна Вами и под начальством Вашим находящимися вышних, средних и нижних чинов войск Наших. Реляции прежние и нынешняя Нашего Генерала Фельдмаршала Князя Потемкина Таврического сими свидетельствами похвальными наполнены; Мы в сем случае принимаем сами перо, дабы Вам и всем вышним средним и нижним чинам, в сем подвиге участие имеющим, объявить Наше справедливое удовольствие и признательную благодарность. Чувствительны Нам раны Ваши; Бога молим да излечит наискорее сии уязвления, претерпенные при защите веры Православной и при деле Империи и восстановит тем болящих, к приобретению вящих успехов. Пребываем с отличным благоволением к Вам доброжелательны.

Подлинное писано и подписано собственною Ее Императорского Величества рукою тако:
Екатерина.

Октября 17 дня
1787 года.

II

Александр Васильевич! При сем посылаю к Вам знаки Кавалерии святого Андрея Первозванного, возложите их на себя, вы оные заслужили верою и верностию, одержанием победы под Кинбурном, где Вы во все время себя отличили. Я же к вам пребываю признательною и доброжелательною.

Подлинное писано и подписано собственною Ее Императорского Величества рукою тако:
Екатерина.

Ноября 9 числа
1787 года.

Текст воспроизведен по изданию: Очерк жизни и деяний Александра Васильевича Суворова, поданный им в Московскую дворянскую опеку 1786 г., с следующими к ней патентами, граматами и письмами разных особ // Москвитянин, № 7. 1848

© текст - Погодин М. П. 1848
© сетевая версия - Тhietmar. 2016
© OCR - Strori. 2016
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Москвитянин. 1848