-

ТРИ АНЕКДОТА О КНЯЗЕ СУВОРОВЕ. ¹

Суворов часто говаривал своим приближенным, что военный человек должен равно любить сильный мороз и сильный жар, засуху и проливной дождь, густую пыль и густую грязь, голод с холодом и теплую избу с кашей и вкусными щами. Следуя справедливой, французской поговорке, которая советует, для достижения успеха, проповедовать нравственность примером, (Il faut precher la morale par l’exemple), Суворов при каждом удобном случае [86] преподавал другим свое нравственно — военное правило на практике, собственным примером. Расскажем три таких случая.

В 1789 году, Суворов, на пути из Молдавии в Петербург, приехал в Киев в простой покрытой рогожею кибитке, под именем передового своего адъютанта. Остановясь на почтовом дворе, он пошел оттуда пешком к бывшему тогда киевским губернатором Семену Ермолаевичу Ширкову, старинному своему приятелю. Ширков чрезвычайно обрадовался приезду такого знаменитого полководца и немедленно известил о том бывшего там генерал-губернатора, Михаила Никитича Кречетникова, который тотчас посылает дежурного своего подполковника Чевкина с каретою, просить Графа к себе. Между тем, Суворов тихонько вышел из комнаты, а потом и из дому Ширкова, так, что тот и не приметил этого. Ширков, думая, что Суворов пошел к Кречетникову, сообщил свою догадку присланному с экипажем подполковнику Чевкину, который воротился к генерал-губернатору и, не найдя у него Суворова, передал ему догадку Ширкова. Кречетников снова посылает Чевкина искать Суворова по всем постоялым дворам и трактирам. [87] Чевкин объехал все, спрашивал, искал, но Графа нигде не было. Наконец узнал он от станционного смотрителя, что приехал адъютант Суворова с одним старым сержантом. Чевкин, спрашивает: где адъютант? — Смотритель говорит, что пошел ужинать в трактир, а сержант спит в избе ямщика. Чевкин входит в эту избу и, видавши прежде много раз Суворова, узнает его в мнимом сержанте, который спал крепким сном, покрывшись плащем. В головах у него, вместо подушки, был хомут. Чевкин, не смея разбудить Суворова, садится возле него и дожидается, пока он сам проснется. Вскоре Граф поворотился с боку на бок и открыл глаза. Чевкин, подойдя к нему, говорит: «ваше сиятельство!»...

Граф ничего не отвечал и зажмурил глаза, как спящий. Чевкин принужден был опять дожидаться пробуждения Суворова. Он наконец проснулся.

— Что нужно? спросил Суворов, протирая глаза.

— Михаил Никитич, здешний генерал-губернатор, прислал экипаж и просит Ваше Сиятельство пожаловать к нему отужинать.

— Помилуй Бог, как я хорошо уснул! Для чего вы помешали мне выспаться.

Чевкин извинился и не без труда уговорил Суворова посетить генерал-губернатора. [88]

— Ну, делать нечего, пойдем к нему! сказал наконец Суворов.

— За чем же идти, ваше сиятельство. Прислан экипаж.

— А для чего экипаж? У меня ноги есть. Пойдем.

Грязь была чрезвычайная; Суворов никак не хотел сесть в карету и шел пешком до самых триумфальных ворот. Здесь уже упросил его Чевкин сесть в карету, и они приехали к генерал-губернатору, который принял Суворова с отличным уважением. Отужинав у него, Суворов отправился в ту же ночь далее в путь.

(Этот анекдот рассказывал сам подполковник Чевкин).

II.

Суворов, продолжая путь из Киева, остановился в городе Козельске, чтоб переменить лошадей. В двенадцати верстах оттуда стоял Рязанский Карабинерный полк, в селе Андрюшах, чрез которое надобно было проезжать. В этом селе квартировал полковник того полка, Андрей Лаврентьевич Львов. — Случилось, что тогда был день его рождения, и он давал обед всем штаб и обер-офицерам. Для [89] встречи Суворова послан был эскадрон, а для подачи знака, когда он будет въезжать, поставили унтер-офицера. Львову хотелось встретить Графа при самом въезде в селение. Когда рассчитывали, что он должен быть уже близко, то Львов, со всеми своими офицерами, поехал верхом на встречу графу. Дорога была грязная. В это время, один из штаб-офицеров, премьер-маиор Тимофеев, служивший много лет при Суворове и знавший его лично, увидел, что он идет пешком к селению, в синем плаще, и сказал о том Львову, который возразил:

— Быть не может! Какая неволя идти ему пешком по грязи!

Но скоро увидели сзади Суворова кибитку с почтовыми лошадьми. Тогда Тимофеев уверил Львова, что это точно Суворов и кибитка его. — «Когда так, сказал Львов: то нам надобно бы сойдти с лошадей, но мы все перепачкаемся в грязи. Лучше мы проскачем мимо него, будто бы не узнали, и подъедем к повозке, а там, спрося об нем, воротимся: в это время он подойдет ближе к селению и к квартире моей.»

Все согласились на это, проскакали мимо Суворова к повозке, в которой сидел его адъютант Курис, и спросили его: Где Граф? — Курис, показав на идущего, отвечал: «Вот он идет пешком»! Полковник удивляется, что [90] Граф идет по грязи и говорит: «Мы совсем не узнали его!» — Курис усмехнулся и сказал: «Как скоро Граф увидел поставленного на дороге унтер-офицера, то тотчас догадался, что готовится ему встреча, а как он этого не любит, то вышел из повозки и, закутавшись в плащ, пошел вперед пешком.»

Львов, со всею своею свитою, поворотил лошадей назад. Суворов был уже тогда близко от квартиры Львова. Последний и все другие офицеры, нагнав Графа, сошли с лошадей. Подойдя к нему, Львов сказал: «Извините, ваше сиятельство, что мы вас не узнали. Вы изволите по такой грязи идти пешком!»

— Помилуй Бог, как это хорошо и здорово! Я это люблю, отвечает Граф.

Львов подает ему рапорт о благосостоянии своего полка, но Граф не принимает, говоря, что он не командир. После того все пошли пешком, а лошадей отдали ординарцам. Дорогою разговаривал Суворов с маиором Тимофеевым о старине, а когда поравнялись с квартирою полковника, то Львов стал просить Графа сделать ему честь откушать у него, чем весьма осчастливит, особливо потому, что сегодня день его рождения. — «Я рад, очень рад, и буду непременно!» отвечал Суворов «только мне нужно зайдти, вот в этот хутор (тут указал он на хутор, отстоявший на версту оттуда), купить [91] огуречных семян: в прошлую кампанию, едучи из Турции, купил я там у мужика, хохла, довольное их количество, и моя жена, Варюша, сказала мне за них спасибо.» — Львов вызывался послать туда нарочного и велеть мужику принести семян. — «Нет, нет! отвечал Граф: кстати ли бедного мужика трудить! лучше мы пойдем сами к нему и выберем любые».

Нечего было делать: пошли все в след за Графом. Он шел прямо, не обходя ни луж, ни грязи, но шел как будто по самой лучшей мостовой во всю ногу, маршем, не смотря, что грязью облепил себя и своих провожатых. А как маиор Тимофеев был человек не молодой и сырой, то граф взял его под руку и шел с ним вместе. Приходят на хутор: мужик, выглянув из хаты и увидя полковника с большою свитой, крайне испугался. Ординарец вызвал его на двор. Поселянин дрожал от страха. Суворов говорит ему: «Здорово, старый мой знакомый! Помнится, что я у тебя купил огуречные семена? И помилуй Бог, как они были хороши! Спасибо тебе! Нет ли и теперь таких у тебя?»

Мужик изумился и не знал, что отвечать; потом, опомнясь, сказал: «Э, пане, да не хорошы!» Суворов, обратясь к бывшим с ним офицерам, воскликнул: «Вот господа! хохол не хочет меня обмануть. Видно, что добрый [92] человек! А я, не зная в семенах толку, купил бы у него и худые; тогда как бы я показался к жене? Она согнала бы меня со двора. Спасибо мужичок! — продолжает Граф, обратясь к нему: Право спасибо! ты меня от беды избавил.»

Между-тем, как Суворов разговаривал с мужиком, офицеры стояли на дожде, который в это время шел с изморозью, и все, не только измокли, но и озябли; при том же тогда был в исходе первый час, а но-тогдашнему в эту пору уже обедали. Сколько они ни досадовали на Графа, однако утешались, думая, что скоро будет конец их терпению. Но не тут-то было! Граф спрашивает у мужика: где можно купить хороших семян? Мужик указывает ему на другой хутор, далее версты оттуда отстоявший, и говорит, что там у его знакомого крестьянина есть самые лучшие, каких ни у кого нет. Князь сказал: «Спасибо мужичок! право спасибо! По твоему слову пойду туда и куплю». Оборотясь к офицерам, он прибавил: «Пойдемте, господа?»

Нечего было делать: отговариваться нельзя; пошли все.

После этого похода за огуречными семенами, которых Суворов купил три фунта, Львов повторяет просьбу, чтоб Его Сиятельство удостоил пожаловать к нему откушать. Граф согласился [93] и отвечал: «Не бось, я от вас не уйду, даром что дождь идет; вместе с вами покупали огуречные семена, вместе и обедать пойдем.» Не ранее, как в четвертом часу, Суворов со всеми провожатыми пришел к дому полковника. Увидев на дворе стог сена, он выдернул из него клок и начал обтирать себе сапоги. Львов выслал-было слугу с тряпкой, но Граф не дал ему обтирать и сказал провожавшим его офицерам:. «Господа! обтирайте и вы свои сапоги, а то мы у полковника измараем весь пол, и он будет нас бранить и скажет: вот пришли какие неряхи!»

Все офицеры должны были, по примеру Суворова, взять по клочку сена и обтирать свои сапоги. Он обтирал свои сапоги с четверть часа; все, глядя на него, то же делали. После того Суворов вошел уже в дом полковника. В промокших от дождя мундирах и сапогах, все сели за обед, который был, не смотря на это, необыкновенно весел, благодаря милостивому обращению и остроумному разговору Суворова.

(Это рассказывал маиор Тимофеев, одно из действовавших лиц в настоящем рассказе).

III.

В Шведскую войну, когда русские войска, [94] под начальством Графа Мусина-Пушкина, зимовали в Финляндии, Суворову поручено было обозреть расположение неприятельских квартир. Однажды, за Вильманстрандом, в сильный мороз, он вздумал идти гулять; за ним последовали многие штаб и обер-офицеры гвардейских полков. Суворов пошел гулять в одном мундире, почему и другие принуждены были идти также в одних мундирах; однакож на всякий случай велели своим служителям нести за ними шубы.

Думали, что прогулка будет не далее ближней деревни. Идут версту, две версты, проходят деревню и, наконец три версты, но Суворов не показывает ни малейшего намерения воротиться. Прошли пять верст. Суворов все идет вперед; миновали и другую деревню, проходят восемь верст: мороз жестоко пропял спутников князя, и прогулка сделалась им уже не в терпение. Тогда офицеры тихонько дали знак своим служителям подать шубы и, закутавшись в них, пошли далее за Суворовым, который, будто не примечая, что все идут за ним в шубах, только выхвалял погоду: — «Как ясно! Как хорошо!... Как тепло! Даже жарко! Пот градом льет!... Жарко, помилуй Бог, жарко!... Тришка!» — закричал он своему деньщику: «Сними с меня мундир! Тришка подбежал, Князь, сняв с себя мундир, отдал его [95] деньщику своему и пошел далее, крича: «вперед, господа, вперед! Погода славная!»

Нечего было делать: принуждены были и офицеры скинуть свои шубы и идти в одних мундирах. Суворов водил их еще версты с четыре, и тогда уже вздумал воротиться назад, когда все передрогли и не шли, а бежали к квартирам. Наконец, мало-помалу, от скорой и продолжительной ходьбы холод стал им менее чувствителен. Пришедши домой, все спешили греться к огню, — и тот, который в жесточайшие морозы брал приступом крепости и после перешел ледяные вершины Альпийских гор, этою прогулкой дал урок, что военным людям не должно бояться холода, по пословице, им же Суворовым говоренной: «Не бойся мороза, согреешься дома».

Комментарии

1. Статья эта заимствована из Сына Отечества и была сообщена в редакции его семидесятитрехлетним старцем, который в молодости служил на военном поприще и слышал сообщаемые здесь анекдоты от своих товарищей, служивших вместе с ним под главным начальством Суворова.

Текст воспроизведен по изданию: Анекдот из жизни Суворова // Журнал для чтения воспитанникам военно-учебных заведений, Том 78. № 309. 1849