-

СЕКРЕТ ЩЕРБАТОВА

Князь Михаил Михайлович Щербатов прожил 57 лет, с 1733 по 1790 год, при Анне Иоанновне, Анне Леопольдовне (регентше в правление малолетнего Иоанна Антоновича), Елизавете Петровне, Петре III, Екатерине II. Поскольку он был с детства записан в гвардию, можно сказать, что служил всем пяти монархам — сначала «в военной» (до капитана гвардии), затем «в статской» службе — до тайного советника, действительного камергера, сенатора.

В ту пору профессиональными историками становились не только кабинетные ученые — профессора и академики, но и государственные люди — губернаторы, министры. Щербатов имел доступ ко многим «историческим бумагам» только благодаря своему сану и чину. Он собирал, покупал старинные бумаги, составил библиотеку из 15 тысяч книг на разных языках. Именно увлечение стариной помогло ему понять, сколь не изучено еще прошлое России; в его руках масса неопубликованных летописей, старинных грамот и других документов. С 1770 года он начинает выпускать том за томом «Историю России от древнейших времен», доведя повествование до 1610 года (в начале XX века это сочинение будет переиздано в семи томах).

Умный, знающий дело, любящий старину автор, казалось бы, «обречен на успех»; однако вскоре выяснилось, что его труд, невзирая на богатейшие, впервые напечатанные материалы, плохо расходится, мало читается. В чем дело?

Полагаем, на то было несколько причин. Во-первых, нашлись критики, указавшие на ряд ошибок, неточностей Щербатова (об одном из них, Иване Никитиче Болтине, разговор пойдет в следующих номерах). Другая причина неудачи — довольно тяжелый язык историка. Дело не столько в недостатке литературных дарований у Щербатова, сколько в не завершенной еще ломке, происходившей в российской словесности; древнерусский язык обновлялся, превращался в современный, литературный быстрее всего в поэзии (Тредиаковский, Ломоносов, Державин), затем в драматургии (Фонвизин), труднее и медленнее — в прозе, публицистике, философии.

И наконец, дело и в том, что российское общество еще не столь готово к серьезному историческому чтению, как это будет 30-40 лет спустя, после Отечественной войны 1812 года, в карамзинско-пушкинском веке. Щербатову помешали привести свой большой труд к совершенству его любопытнейшие занятия не древней, а современной, недавней российской историей.

Ему был открыт доступ к бумагам Петра Великого, в том числе даже к таким секретным, как о царевиче Алексее, об отношениях Петра и Екатерины I, о «всепьянейшем и всешутейшем соборе». Разбирать петровские бумаги трудно, и Щербатов жалуется историку Миллеру: «Вот что мне приходится выносить для того, чтобы собрать историю моей родины; я не знаю, выдержит ли мое здоровье все те труды, которыми я обременен; но я убежден, что изучение истории своей страны необходимо для тех, кто правит — и те, кто освещают ее, приносят истинную пользу государству. Как бы то ни было, даже если я не буду вознагражден за мои мучения,— надеюсь, что потомство отдаст мне справедливость».

Кроме материалов о Петре, в бумагах Щербатова (частично приобретенных после его кончины для Екатерины II) попадаются любопытнейшие записи, фрагменты, «заготовки» — очень похожие на анекдоты «Table-talk», которые полвека спустя станет собирать и обрабатывать Пушкин. Те самые живые бытовые черточки, детали, через которые неожиданно проступает потаенная, запретная «большая история». Так, 28 августа 1769 года князь воспроизводит застольный рассказ графини Румянцевой о смерти своего деда Артамона Сергеевича Матвеева: «Когда Петр Великий внезапно велел позвать ее посреди церемонии коронования императрицы Екатерины (I) — она приблизилась, император же стоял на четвертой ступеньке лестницы, именуемой Красной. Он сказал: «Именно здесь твой дед был схвачен стрельцами и сброшен вниз».

Подобных записей у Щербатова немало... Если его «легальная» История прочно забыта потомками, то другая, секретная, напоминавшая о своем, XVIII веке, обогащенная «мемуарами» о ряде царей, министров, придворных, с годами приобретает популярность. Рукопись Щербатова под заглавием «О повреждении нравов в России» далеко запрятана от «любопытства власти» детьми и внуками историка (среди внуков — декабрист Свиридов и сосланный на Кавказ за «Семеновскую историю» Иван Щербатов, Наталья Щербатова, жена декабриста Шаховского, великий мыслитель Чаадаев).

Текст «О повреждении...» вышел из тайника через 68 лет после смерти князя и впервые был опубликован бесцензурной Вольной печатью Герцена. Несмотря на аристократический консерватизм Щербатова, идеализировавшего старинную допетровскую Русь по сравнению с «поврежденными нравами» XVIII столетия,— Герцен отметил в этом сочинении убеждения человека, несомненно благородного, порядочного, неравнодушного...

Отрывки из этого труда дадут читателям представление об эпохе, идеях и манере повествования примечательного историка, публициста, государственного деятеля позапрошлого века.

Николай ЯКОВЛЕВ

МИХАИЛ ЩЕРБАТОВ

О ПОВРЕЖДЕНИИ НРАВОВ В РОССИИ

Россия, через труды и попечения сего Государя (Петра I), приобрела знаемость в Европе и вес в делах; войска ея стали порядочным образом учреждены, и флоты Белое и Балтийское море покрыли, коими силами победила давных своих неприятелей и прежних победителей, поляков и шведов, приобрела знатных области и морския пристанища. Науки, художества и ремесла стали в ней процветать, торговля начала ее обогащать и преобразовались россияне— из бородатых в гладкие, из долгополых в короткополые, стали сообщительнее и позорища благо-нравный известны им учинились. Но тогда же искренняя привязанность к вере стала исчезать, таинства стали впадать в презрение, твердость уменьшилась, уступая место нагло стремящейся лести, роскошь и сластолюбие положили основание своей власти, а сим побуждением и корыстолюбие к разрушению законов и ко вреду граждан начало проникать в судебный места. Таково есть состояние, в котором (не взирая на все преграды, которыя собственною своею особою и своим примером полагал Петр Великий для отвращения от пороков),

в разсуждения нравов осталася Россия по смерти сего великаго Государя.

Воззрим теперь, колико, при двух громких царствованиях Екатерины Первой и Петра Втораго, пороки сделали шагов, дабы наиболее утвердиться в России.

Женский пол обыкновенно более склонен к роскошам, нежели мужской, и тако видим мы, что Императрица Екатерина Алексеевна Первая, еще при жизни супруга своего Петра Великаго, имела уже двор свой; камергер у нея был Монс, котораго излишная роскошь была первым знаком, доведшим его до поносной смерти; камер-юнкеры ея были Петр и Яков Федоровичи Балковы, его племянники, которые также при несчастии его от двора были отогнаны. Любила она и тщилась украшаться [49] разными уборами и простирала сие хотение до того, что запрещено было другим женщинам подобные ей украшения носить, яко то убирать алмазами обе стороны головы, а токмо позволяла убирать левую сторону; запрещено стало носить горностаевые меха с хвостиками, которые одна она носила, и сие не указом не законом введенное обыкновение учинилось почти узаконение, присвояющее сие украшение единой Императорской фамилии, тогда как в немецкой земле и мещанки ею употребляют. А такое тщание не показует ли, что если лета зачали убавлять ея красоту, то уборами, отличными от других, тщилась оную превозвысить. Не знаю справедливо-ли сие мнение было, и прилично-ли Государю ежечасно подобно как в маскарадном платьи перёд подданными своими быть, якобы не доставало ему других украшений могущих его отличить. По возшествии ея на престол, довольно чудным образом воспоследовавшем; ибо Петр Великий не с тем ее венчал царском венцем, чтобы ее наследницею своею учинить, ниже когда того желал; но умирая, не назнача наследника,— вельможи, а именно: Кн. Меншиков, зная слабость Императрицы; Толстой, боясь мщения от сына Царевича Алексея Петровича, законнаго наследника, за привезение и за смерть отца его, вопрося Ивана Ильича Мамонова, подполковника гвардии,— надеется-ли он на согласие гвардии полков и получа утвердительный ответ, пред собранными полками ее самодержцею провозгласили. Тако взошла сия государыня на все-российской престол: действие недостатка основательных законов.

И Петр Великий еще не охлодел мертвый, а уже не воля его, не право наследственное и привязанность к крови, но самовольное желание вельмож решило важнейшую вещь в свете, то есть наследство его престола.

Возшествие ея таким образом на престол следующий действия над нравами народными произвело. Она была слаба, роскошна во всем пространстве сего названия; вельможи были честолюбивы и жадны; а из сего произошло, упражняясь в повседневных пиршествах и роскошах, оставила всю власть правительства вельможам, из которых вскоре взял верх Князь Меншиков. Пышность и сластолюбие у двора его умножились, упала древняя гордость дворянская, видя себя управляема мужем хотя достойным, но из подлости произшедшим [50] — а место ея раболепство к сему вельможе, могущему все.

Краткое царствование сей императрицы впрочем больших перемен не могло учинить, окроме что вывоз разных драгоценных уборов и вин весьма умножился, и сластолюбие сие во все степени людей проникло, умножило нужды, а умножа нужды, умножило искание способов без разбору, дабы оные наполнить...

Посем Петр Вторый начал править сам государством, естли можно назвать правлением правление юноши государя. Кн. Ив. Алек. Долгоруков друг и наперсник Государев, толь ему любимый, что даже на одной постели с ним сыпал, всемогущий учинился. Пожалован немедленно был в обер камергеры, возложена на него была андреевская лента, пожалован в капитаны гвардии Преображенскаго полку гренадерской роты и все родственники его были возвышены, правя по- изволениям их всеми делами Империи; престали науки Государевы, министры лишь для виду были допускаемы; все твердое и полезное отгонялось от двора, и пользуясь склонностью Государевой к охоте, она всех важных упражнений место заменяла. Однако, что погубило Кн. Меншикова, то не устрашило Долгоруких; они употреблялись старание, дабы им родственицу свою Княжну Екатерину Алексеевну, дочь Кн. Алексей Григорьевича, сестру Кн. Ивана Алексеевича, за Государя обручить. И в сем обручении нечто странное было; ибо хотя обручение сие было в присутствии всех и всего двора, но во время обручения Государь и его невеста были окружены Преображенскаго полку гренадерами, которые круг их под начальством своего капитана, Кн. Ив. Алек. Долгорукова, баталион-каре составляли.

Кн. Ив. Алек. Долгоруков был молод, любил распутную жизнь, и всеми страстями, к каковым подвержены младые люди, не имеющие причины обуздывать их, был обладаем. Пьянство, роскошь, любодеяние и насилие место прежде бывшаго порядку заступили. В пример сему, к стыду того века скажу, что слюбился он или, лучше сказать, взял на блудодеяние себе между прочим и жену К.Н.Е.Т. рожденную Головкину, и не токмо без всякой закрытости с нею жил; но при частных съездах у К. Т... с другими своими младыми сообщниками пивал до крайности, бивал и ругивал мужа бывшаго тогда офицером кавалергардов, имеющего чин Генерал-Майора, и с терпением стыд свой от прелюбодеяния жены своей сносящаго. И мне самому случилось слышать, что единажды быв в доме сего Кн. Трубецкаго, по исполнении многих над ним ругательств, хотел наконец выкинуть его в окошко, и естли бы Степан Васильич Лопухин, свойственник Государев по бабке его Лопухиной, первой супруги Петра Великаго, бывший тогда камер-юнкером у двора и в числе любимцев Кн. Долгорукова, сему не воспрепятствовал, то бы сие исполнено было.

Но любострастие его одного или многими неудовольствовалось; согласие женщины на любодеяние уже часть его удовольствия отнимали и он иногда приезжающих женщин из почтения к матери его, затаскивал к себе и насиловал. Окружающие его однородны и другие младые люди, самым распутством дружбу его приобретшие, сему примеру подражали, и можно сказать, что честь женская не менее была в безопасности тогда в России, как от Турков во взятом граде.

Привычка есть и к преступлениям, а сей был первый шаг, которым жены выступали из скромности и тихова жития, которое от древних нравов оне еще сохраняли.

Отец его Кн. Алексей Григорьевич, человек посредственного разума и единственно страстен к охоте — для коронации Государя всегда бывают в Москве, то после оный и присоветывал ему там утвердить свое житие, оставя навсегда Петербург. Приехал двор в Москву, но распутство не престало; по месяцу и более отлучение Государево для езды с собаками остановило течение дел; сила единаго рода учинила, что токмо искатели в оном чины и милости получали, а другие уже и к грабежу народа приступали. Желавшие угодить роскошным Долгоруким юношам пиры, со всею знаемою для них роскошью, делали...

БИБЛИОГРАФИЯ

Щербатов М. М. Сочинения, тт. 1-2. Спб. 1896-1898.

Щербатов М. М. История российская с древнейших времен. Тт. 1-7, Спб. 1901-1904.

Щербатов М. М. Неизданные сочинения. М., 1935.

О повреждении нравов в России князя М. Щербатова и путешествие А. Радищева. Факсимильное издание. Издательство «Наука, М., 1984.

Текст воспроизведен по изданию: Секрет Щербатова // Родина, № 4. 1989