ЖИЛЬБЕР РОММ

ЖИЛЬБЕР РОММ У ВЫГОВСКИХ РАСКОЛЬНИКОВ

«Ученик не схватит всех деталей, всей совокупности операций, но я усвою их, я отдам этому все свое внимание. Впоследствии мне достаточно будет напомнить ему, что в таком-то месте отливают пушки, в таком-то окрашивают ткани. Он поймет, о чем я буду говорить с ним, когда он будет старше». С такими намерениями пустился путешествовать по Карелии вместе со своим учеником, юным графом Строгановым французский ученый Жильбер Ромм.

Будущий член революционного Конвента, математик, один из создателей республиканского календаря Жильбер Ромм родился в Риоме в 1750 году. Еще молодым он был приглашен в Россию в качестве воспитателя для сына графа Александра Сергеевича Строганова. Сам граф, меценат и коллекционер живописи, воспитывался под руководством швейцарского ученого Берне, а для сына пытался пригласить женевского натуралиста Сосюра, но эта договоренность была сорвана. И лишь знакомство с Роммом выручило из затруднительного положения.

В декабре 1779 года Жильбер Ромм приезжает в Россию. Здесь он на практике применяет разработанную им же систему. Предлагаемый способ обучения очень прост: совместные путешествия наставника и ученика не только с целью приобретения знании, но и для закалки — нравственной и физической. Ромма не страшила возможность того, что воспитанник не сможет до конца понять объяснений (последнему не исполнилось в то время и десяти лет). На данном этапе главное — увидеть все собственными глазами. По достижении определенного возраста обладающий опытом совместно увиденного учитель сможет объяснить и теоретическую сторону дела.

Собирая материал для будущих лекций, Ромм интересовался точными цифровыми данными, ценами на материал, рабочие руки, торговыми оборотами. Собранные сведения позволяют судить и о самом авторе: посетитель северных монастырей отличается от того же Ромма, несколько лет спустя ведущего непримиримую борьбу с католической церковью во имя культа Разума. Поэтому визит в старообрядческую «скитну» представляет собой совершенно особое событие в путешествии Жильбера. [149]

Выговский монастырь переживал эпоху расцвета, обусловленную основательной постановкой хозяйственной жизни и политикой веротерпимости, проводимой правительством Екатерины II. Необычайно усилилась торговая деятельность, разрослось хозяйство, окрепли личные связи с богатыми купцами и знатными вельможами России. Привыкнув считаться с внешним миром, иерархи монастыря охотно допускали к себе любых путников. А молодой граф Строганов и его наставник, располагая поддержкой широкого круга чиновников, могли рассчитывать на наилучший прием.

И действительно, они были приняты со всяческими почестями. При этом, получив возможность разобраться во внутренней жизни общины, Ромм не увлекается отрицанием значения монастыря. Напротив, он стремится выявить то положительное, что можно было отметить при кратком посещении: стремление к знаниям, присущее раскольникам, их желание преобразовать суровый край, в котором они оказались волею судьбы.

Но не остаются незамеченными и мрачные стороны учения — тяготение не к радости, а к мукам во имя предстоящей небесной награды, которая, в глазах Ромма, конечно, была химерой; унижения перед настоятелем. Верный своей репутации «большого резонера», полученной в Петербурге, Жильбер пускается в рассуждения о человеческой природе вообще.

После подобного рода путешествий по России Ромм везет своего воспитанника во Францию, где уже были слышны первые раскаты приближающейся революции. Здесь он водил юного представителя одного из наиболее выдающихся семейств России в революционные организации, в клубы, создающие новую идеологию Тем самым он воспитывал юного аристократа в духе свободы, подобно тому, как раньше, в лесах Карелии, внушал ему на собственном примере идеалы равенства и братства.

Но вскоре в Петербурге стало известно, какое обучение проводится во Франции. Императрица приказала графу Строганову отозвать сына. Но семена, брошенные рукой Ж. Ромма, упали на благодатную почву. Граф Павел Александрович Строганов, став одним из наиболее близких друзей Александра I, добивался реформ в крестьянском вопросе и народном образовании, а в 1814 году отстояв свою Родину, дошел с войсками до Парижа, где в то время свежа была благодарная память о его учителе.

После отъезда воспитанника, Ромм собирался обосноваться в своей родной провинции, но был избран в Национальную Ассамблею. Чуждый стремлению к славе, он желал лишь помочь общему делу своими познаниями и трудом. Особое внимание он уделил организации нового народного образования. Ученый-революционер заставил уважать себя даже тех, кто не разделял его идеи. [150] Представитель враждебной партии Мерсье посвятил Ж. Ромму произведение с характерным названием — «Овернский осел», разумеется, исключительно для того, чтобы охарактеризовать усердие в работе, энергию и упорство в отстаивании своих взглядов, проявленные этим выдающимся человеком.

В составе Конвента он голосовал за смерть короля без апелляции и отсрочки, декретировал упразднение воспитательного дома Сент-Сир для благородных девиц: образование должно быть равным для всех. Затем его послали в военно-политическую командировку в Шербург, чтобы пресечь интриги врагов революции. Он был в Кавальдосе во время попытки спровоцировать гражданскую войну. Захваченного в качестве заложника Ж. Ромма освободили лишь после подавления мятежа.

Вновь заняв свое место в Конвенте, он представил разнообразные проекты о народном образовании, обвинил Педагогический институт в Париже в шарлатанстве и добился его роспуска. Затем, по поручению правительства, приступил к реформе календаря. Известно, что эта реформа означала прекращение старой эры и замену календаря, ведущего отсчет «от рождества Христова», на систему, в которой первым днем было бы начало революции. Участие Ж. Ромма в этом полном величия деле громадно. «Его стоический гений, — говорил один из современников, — его строгая вера, чистый разум отразились в созданном им календаре. Ни одного слова в честь героев, ничего для создания идолов. Для названий месяцев вечные слова. Дни были указаны через их номера. Они шли один за другим, равные по обязанностям и по труду. Бремя приняло неизменный облик вечности. Эта чрезвычайная суровость не помешала новому календарю быть хорошо принятым: нее жаждали правды».

Епископ Грегуар, оставшийся католиком, несмотря на участие в заседаниях Конвента, был сильно раздражен этими изменениями. Однажды он спросил Ромма не без гнева: «Для чего служит этот календарь?» Тот ответил холодно: «Для унижения воскресенья». Его непоколебимая вера в реформу была такова, что он предложил объявить год республики через три тысячи шестьсот лет.

Ромм с пылом высказывался за антикатолическое движение и за праздники Разума. Человек XVIII века, проникнутый идеями Просвещения, он мог только аплодировать падению средневековой религии. Кроме того, он принадлежал к той группе революционеров, которые мечтали о полном обновлении образования.

Слишком занятый педагогическими проблемами, Ромм имел счастье не быть замешанным ни в терроре, ни в контрреволюционном перевороте 9 термидора. Некоторое время спустя он был отправлен в командировку, которая касалась иностранных купцов, [151] незаконно подвергшихся конфискации имущества на северных берегах Франции.

После своего возвращения он обнаружил, что республика все более склоняется перед группой заговорщиков-контрреволюционеров, в то время как банды роялистов обагряют кровью Лион и побережье Средиземного моря, а лучшие граждане города убиты или преследуются под именем террористов. Эмигранты возвращаются толпами, расцвела спекуляция, народ голодает. Аристократия властвует в Париже, и каждое событие служит предлогом для того, чтобы в законном порядке уничтожать уцелевших революционеров.

При этих обстоятельствах народ Парижа, возмущаясь наглостью аристократов и их головорезов и изнемогая от нищеты (ибо великий продовольственный кризис и рост числа убийств развивались быстрыми темпами), поднялся и захватил Конвент. Эти дни поистине ужасны: это был голодный бунт, народ требовал облегчения всеобщей бедности, мер против спекулянтов и возврата к демократическому правлению.

Ромм одним из первых бросился в этот поток, понимая, что это, возможно, приведет его на эшафот. И действительно, после подавления движения революционеров схватили и поместили в замок Торо, расположенный на небольшом островке в море близ Бретани. В их числе и Ромм, которого несколько дней спустя доставили вместе с товарищами в Париж и передали военной комиссии, приговорившей их к смерти, не пожелав даже вызвать адвоката. Последний свой час эти люди провели за письмами близким, столь же благородными, сколь и трогательными. Они решили не отдавать себя в руки палачей, а умереть гордыми и свободными — так же, как жили. После приветственных возгласов республике, каждый из шести вонзил себе в сердце нож. Трое, которые тем не менее остались в живых, окровавленными были отнесены на эшафот.

Позднее рассказывали, будто бы Ромм был спасен, вылечен и отправлен в Россию, где его ожидал старый друг граф Строганов. Еще позднее легенда выросла: Ромма, якобы, видели пытающимся поднять народ и во время роялистского мятежа, и в период прихода к власти ничтожного Луи Бонапарта. Утверждали, будто бы Ромм появлялся в старом костюме депутата в рабочих кварталах Парижа.

Подлинные свидетельства опровергли ободряющие слухи, которые утешали разгромленных патриотов. Но люди по-прежнему ждали, чтобы вновь рядом с ними оказался этот странный человек, несущий вопреки всему правду в ее неизменном облике. [152]


В ВЫГОВСКОМ МОНАСТЫРЕ

Вечером мы расстались с Повенцом, сели на сойму и после 20 верст плавания по направлению на восток от города прибыли в Пигматку.

Пигматка — это пристань, принадлежащая раскольническому монастырю. Тут склад трески, соленой рыбы, которую они покупают у рыбаков Белого моря и сохраняют для отправки в Петербург. Живут в этом месте только монастырские приказчики, которым вменено в обязанность давать путешественникам приют и питать их 1. За 1/4 версты отсюда находится дом, также предназначенный для приема приезжих. От Пигматки до Суземки 2 дорога протяженностью 45 верст великолепна, несмотря на то, что пролегает через болота и горы. Можно сказать, что нельзя было сделать дорогу приятнее, удобнее и основательнее, за исключением некоторых мест, где почва подвижна и так болотиста, что .невозможно ее укрепить. Эта дорога проложена на средства одного тихвинского купца 3.

Во время переезда нам встретилось гораздо меньше скал, они здесь менее высоки. Почва почти всюду представляет собой чернозем, богатый перегноем. Решительно, тут недостает только благодатного неба. У каждой карельской деревушки, хотя бы там был один дом, есть свой священный лес, где хоронят мертвых. Так как дома бывают друг от друга рассеяны на большом пространстве и отделены друг от друга не менее, чем деревни, то обычно такому собранию жилищ дают общее название.

В Суземку мы приехали очень поздно. Андрей Борисович 4 явился, чтобы лично позаботиться о нашем устройстве.

Я велел попросить у Андрея Борисовича разрешения пообедать с монахами в общей трапезной; он сам пришел и заявил, что ни одному постороннему лицу, кроме петербургского губернатора, не случалось кушать вместе с ними. Он заметил мне также, что сегодня строгий пост и что у них на обед будет тесто (мука, размоченная в воде и выходившаяся). Я ему ответил, что, прося позволения отобедать с ними, мы были к этому готовы, но тем не менее я не настаиваю, чтобы не нарушать их обычаев. Затем мы пошли осматривать их церковь; она отличается от других только древностью икон и особой картиной, изображающей всяческие мучения, претерпенные верующими. Тут вы можете увидеть всевозможные пытки, когда-либо изобретенные людьми, а также те, которые им уготованы, по их мнению, в будущей жизни для грешников, искупающих свои прегрешения. Ничего более отвратительного на вид я себе не представляю. Роро 5 захотелось посмотреть [153] алтарь. Андрей Борисович отвечал, что у них не бывает алтарей, потому что нет попа 6, что имеется только некоторое подобие алтаря. Затем мы отправились в трапезную, где не имели удовольствия видеть монахов, хотя час обеда уже настал. Отсюда направились в лазарет. Он мог бы представить собой наиболее поучительное зрелище и самое полезное учреждение, если бы несчастные, которые в нем находятся, получали хоть какое-нибудь облегчение. Но им не дают никаких лекарств вследствие отсутствия сведений у руководителей лазарета. Он маленький, темный, затхлый; у каждого больного отдельная келия, а на некотором расстоянии находится часовня. Эти люди получают всяческую духовную помощь, но телесная отсутствует. Они и собрались здесь для того, чтобы страдать и видеть, как страдают другие... 7

Выйдя из первой деревянной ограды, мы прошли мимо кладбища, тоже окруженного деревянным забором и поросшего прекрасными деревьями, и направились в женский монастырь, где опять увидели часовню и лазарет. Меня поразило, что женщины все время пресмыкались перед Андреем Борисовичем. Они ползали перед ним на коленях, касаясь лбом пола.

Если бы Иисус Христос, снова облекшись в плоть, явился бы им, вряд ли они могли изобрести что-либо иное для унижения своего перед Спасителем христианского мира. Когда он уходил, они снова распростерлись на земле, крича хором: «Спасибо, красное солнышко, спасибо, наш родимый!» Провожали они его через весь двор, до последних монастырских ворот, а он даже не подумал поднять их. Все это характерно для деспотов и для людей, чьи души унижены предрассудками и суеверием. Если бы им отверзся рай, и тогда бы они не высказали больше радости в соединении со священным трепетом, чем при виде Андрея Борисовича.

Мы присутствовали при молитве, которую монахи пели перед трапезой. Напев чрезвычайно монотонный и очень непохож на пение в греческих церквах. Он говорит, что это настоящее греческое песнопение.

Раскольников завербовывают в секту и удерживают в ней главным образом при помощи воздействия на чувство. Однако на образах можно изобразить лишь страдания и муки, ибо я не представляю себе, как бы умудрились представить глазу радость и блаженство души в настоящей и будущей жизни. И как это не вызывает отвращения религия, которая может вести человека к добру не иначе, как дорогой скорби и страданий; неужели красноречие, изображающее нам, как верующие достигают блаженства ценой мучений, более неотразимо действует на человека, чем голос природы, который восстает против страданий и призывает нас лучше пещись о нашей сохранности в этой земной жизни, нежели увлекаться сомнительной сладостью будущей? [154]

Дело в том, что разум не просвещает народ относительно истинности его воззрений и способов, которые пускаются в ход, чтобы им руководить. Народ хочет быть руководимым без всяких усилий ума с его стороны. Он охотнее допустит, чтобы его обманывали, обольщали, угрожали ему, наказывали его, нежели хоть на минуту почувствует себя свободным в своих воззрениях, поймет, что если он должен смириться под игом деспотического правительства, то дух его все же мог бы хоть немного возвыситься и сбросить иго рабства хотя бы в области идей. Тело, погрязшее в нищете и сломленное усталостью и страданием, сообщает душе робость, принижающую ее. Для народа легче душу низвести до ничтожества тела, чем поднять тело до того высокого уровня, который присущ душе.

Повидав все, что дозволяется видеть постороннему, который не является русским и еще того менее раскольником, мне оставалось только ближе познакомиться с местным вождем. Когда мы вернулись домой, он пожелал побеседовать со мной о науке. И первый его вопрос был о воздушном шаре. Я познакомил его с двумя методами, употребляемыми при этих опытах, сделав это на рисунке, который тут же набросал 8. Он понял меня, но, хотя его любознательность должна была скорее быть подстегнута, нежели удовлетворена, он предпочитал восхищаться этим опытом, но не задавать лишних вопросов, которые бы помогли лучше с ним ознакомиться. Ему хотелось поговорить об электричестве, о теплоте и философии; Руссо 9, Вольтер 10, Дидро 11 известны ему так же, как Роллэн 12 и Фенелон 13. Этот человек выказал себя тем современным поверхностным учеником, который может обо всем поговорить. Мне захотелось взглянуть на его библиотеку. Он пригласил меня зайти к нему, что я и сделал час спустя. Он показал мне речь Руссо «О влиянии наук на нравы». Он позволил себе несколько критических замечаний по поводу воззрений Руссо, но не высказал ничего нового, ничего такого, что не высказывалось уже столькими людьми и чего нельзя было бы легко опровергнуть. Тогда он счел нужным пуститься в похвалы нравственности и стоицизма философа, не пожелав дальше оспаривать его воззрения. Эта одержимость показалась мне скорее притворной, чем искренней. Я задал ему несколько вопросов относительно Вольтера. Он показал мне его поэму о естественной религии 14. Такое произведение в руках главы раскольников меня чрезвычайно удивило. Я спросил, нет ли у него других книг того же автора. Он признался, что этот писатель чрезвычайно нравится ему, он имеет все его произведения, переведенные на русский язык. Против Вольтера он не высказывал возражений: видимо, к нему подходит с большей осторожностью, чем к Руссо. Один раз он все же выдал себя. Он заговорил со мной об эпитафии, начертанной на саркофаге, в котором [155] было погребено сердце Вольтера: «Сердце его здесь, ум везде», — ему захотелось прибавить к этому — «а душа нигде». Эта эпитафия переведена была с французского языка, ее часто повторяют. О Дидро он отозвался с некоторой насмешкой, которой не заслуживает этот образованный человек; он развивал мнения смелые, опасные, быть может, ложные, но он незаурядная личность; у него энтузиазм и самолюбие человека, который превыше всего ставит творческую работу своего гения. Можно оспаривать и опровергать воззрения человека, но надо уважать его личность, а в особенности надо уметь делать различия между ученым и философом-энтузиастом. Потом настал черед Роллэна с Фенелоном. Он их очень ценит, особенно Роллэна. Он спросил меня, не почитают ли его во Франции за святого. Ответ мой его удивил, так как получилось, что не канонизирован человек, который много проповедовал и всегда отличался примерными нравами. Затем он спросил, состояли ли Вольтер и Руссо членами Сорбонны 15. По его мнению, оба эти философа вполне заслуживали места в ней.

Переведя разговор на античность, он показал мне два барельефа. Он не знал, что такое Геркуланум 16, где находится этот город. Я рассказал ему об этом, и тогда он заявил, что оба барельефа, показанные им мне, происходят оттуда и были подарены ему генералом Мордвиновым 17.

По его словам, первый барельеф изображает вознесение Иисуса Христа. На нем вылеплена гора, которую я сперва принял за урну, вокруг нее изображены мужчины и женщины в позах, изображающих изумление и поклонение; головы их подняты к небу, в котором виднеется половина туловища, верхняя часть которого теряется в небесах. Другой барельеф по его толкованию представляет Иисуса Христа, благословляющего Магдалину, вы видите мужчину, одной рукой опирающегося на лопату, другую в знак отпущения грехов простершего над женщиной, которая склонилась у его ног. Указательный и средний пальцы подняты вверх, остальные сложены вместе, как у раскольников. На Иисусе какая-то драпировка, а шляпа его в точности напоминает русскую или скорее фламандскую. Над его головой, в арке грота, ангел в положении кариатида. В глубине виднеются дом, водомет с несколькими каскадами и фруктовое дерево. На коленях стоит женщина, склонившаяся перед главной фигурой. У ног ее кувшин с благовониями. Я прекрасно улавливаю в этих обоих барельефах, на которых в глубине пейзажа еще можно уловить следы позолоты, замысел ваятеля. Однако одежда Иисуса Христа, поломанная деревянная основа, которая виднеется подле сломанной головы, наконец, эта позолота так хорошо, целиком сохранившаяся будто бы во время пребывания в земле, где сами барельефы, однако, были повреждены, древность, которую им приписывают и место, где, как [156] говорят, они были найдены, делают в моих глазах эти барельефы подозрительными.

С этой минуты я вижу тут только намерение подкрепить учение раскольников свидетельством античности, но это намерение опирается на самый невежественный и неумелый обман. Роро ему заметил, что в Геркулануме до извержения, его поглотившего, еще, по всей вероятности, не было известно христианство, потому что извержение произошло всего 70 лет спустя после Христа.

Перед отъездом мы зашли к Андрею Борисовичу, чтобы поблагодарить его и распроститься. Он снова завел речь о барельефе и о своей наклонности к астрономии. Я его поразил, заметив ему, что вопреки увлечению астрономией, он не знает, что такое меридиан, как он мне в этом вчера признался. Он очертил в воздухе своей палкой круг и говорит: «Вот меридиан». И в доказательство своей любви к астрономии он мне сказал, что, как ему известно, некоторые авторы были того мнения, что Земля вращается вокруг Солнца, но он считает, что Солнце вращается вокруг Земли. Я ответил, что знавал одного крестьянина, который не умел читать и писать, однако не признавал другой системы, кроме системы Коперника. Затем он спросил меня, преподают ли во Франции астрологию. Андрей Борисович хочет показаться человеком тонким, политичным, но он просто лицемер и обманщик. Ему хотелось бы прослыть философом, он смотрит на себя как на главу общества стоиков. Но он просто невежда. Читал он больше, чем обыкновенно читают в России, но делал это не размышляя. Он хочет говорить обо всем, но высказывает больше невежества, нежели познания.

Он не умолчал о том, что знаком с князем Потемкиным 18, штальмейстером Ее Величества, с поэтом Петровым 19, Кулибиным 20 и знал графа Воронцова 21, покойного владимирского губернатора. Все, что могло потешить его тщеславие, было мне сообщено: для него это был повод поговорить о себе.

Во время нашего пребывания в Суземке мы не сделали ни шагу без Андрея Борисовича, или, в его отсутствии, без одного старика, выполнявшего обязанности священника в женском монастыре.

Здесь три кладбища — мужское, женское и для людей посторонних, которые приходят сюда на работу.

Расположен монастырь на левом берегу реки Выга. Не знаю, каковы отличительные черты верований раскольников, но должен сказать, что у них больше, чем в какой бы то ни было другой среде, процветает земледелие, что лучшие дороги, точно так же как и лучшие дома вы найдете у них, а не у соседей. Не знаю, может быть, я ошибаюсь, но крестьянин-раскольник любит учиться — могу назвать Кулибина, Андрея Борисовича, Ивана [157] Свешникова 22. Они, может быть, не умеют должным образом применить свои знания, но они учатся, а это что-нибудь да значит в стране, где вообще так мало учатся.

Уехав из скита раскольников, мы вновь столкнулись с нищетой, в погосте Выгозеро хлеба нет, в деревнях — еще того меньше, хотя до Повенца, где раздают хлеб бедным 23, всего 70 верст...


Комментарии

1. Эти обязанности были закреплены в «Уложении братьев Денисовых» — своеобразном уставе, в соответствии с которым строилась вся жизнь в монастыре. «Когда приезжают честные люди или доброхоты и питатели братские, таких городничему принимать во внутреннюю верхнюю гостиную и покоить их сколько можно и с честью отпустить их.»

2. «По тамошнему наречию Суземками называется всякий пустой край в лесу, а так как оный монастырь построен в глухом месте, то потому и называют его Суземками, а он особое имеет название Данилов» (из записок П. И. Челищева).

3. Пожертвования со стороны раскольников-купцов не были редкостью. Так, например, один из петербургских купцов пожертвовал монастырю дом в столице (ЦГА КАССР, ф. 1, оп. 46, д. 2/37, л. 8-9).

4. Андрей Борисович — московский купец, позднее глава раскольничьего Данилова монастыря. Умер в 1791 году (примечание К. И. Раткевич {Возможностью ознакомиться с записками Шарля-Жильбера Ромма мы обязаны прежде всего К. И. Раткевич, историку, автору обзора рукописного наследия французского ученого и революционера. Ксения Игнатьевна подготовила и публикацию дневников, которые вел Ш.-Ж. Ромм во время путешествия в Крым и в Карелию (подлинники хранятся в фонде Строгановых ЦГАДА). Крымский дневник издан в 1941 году. Записки, посвященные Олонецкой губернии, неизвестны широкому читателю. Данная публикация отчасти восполнит этот пробел.}).

5. Роро — так Ж. Ромм называет Павла Александровича Строганова (1774-1817), будущего генерал-лейтенанта и сенатора, товарища министра внутренних дел.

6. Попа нет потому, что монастырь принадлежит к беспоповскому направлению в старообрядчестве, последователи которого отвергают церковную иерархию. Наставники беспоповцев избираются из мирян.

7. Низкий уровень раскольничьей медицины осуждался и в записках прочих путешественников — современников Ж. Ромма.

8. Наследник престола Павел собирался поручить Ж. Ромму сооружение воздушного шара (примечание К. И. Раткевич).

9. Руссо Жан-Жак (1712-1778) — французский мыслитель и писатель, один из представителей французского Просвещения XVIII века. Полагая, что бог, сотворив мир, не вмешивается в его развитие, он подверг резкой критике господствующее религиозное мировоззрение.

10. Вольтер — настоящее имя — Франсуа Мари Аруэ (1694-1778), французский писатель, философ и публицист. С особой непримиримостью Вольтер разоблачал церковь как защитницу привилегий господствующего класса, оплот фанатизма и нетерпимости, врага науки и просвещения.

11. Дидро Дени (1713-1784) —французский философ-материалист, представитель Просвещения XVIII века, писатель, теоретик искусства, организатор и редактор Энциклопедии. Дидро был убежденным врагом церкви, находился на позициях атеизма.

12. Роллэн Шарль (1661-1741) — французский историк, писатель-гуманист, ректор Университета (примечание К. И. Раткевич).

13. Фенелон Франсуа де Салиньяк де ля Морт (1651-1715) — французский прелат, архиепископ, моралист и теолог (примечание К. И. Раткевич).

14. Поэма, о которой упоминается у Ж. Ромма, носит название «Естественный закон». Русский перевод ее впервые опубликован в 1786 году (примечание К. И. Раткевич).

15. Ж. Ромм, безусловно, был удивлен такими предположениями, поскольку Сорбонна в то время (до 1792 года) являлась богословским факультетом Парижского университета, а предполагаемые члены ее — крупнейшими атеистами своего времени.

16. Геркуланум — древнейший город на берегу Неаполитанского залива в Италии. Разрушен и засыпан вулканическими породами (вместе с городами Помпеей и Сабиями) 24 августа 74 года нашей эры во время извержения Везувия. В результате раскопок, которые ведутся с начала XVIII века, в изобилии найдены предметы домашнего обихода и произведения искусства.

17. Из текста трудно выяснить, о каком Мордвинове идет речь. Возможно, о Якове Алексеевиче, генерал-аншефе, который был депутатом от Олонецкой губернии в Комиссии 1767 года.

18. Потемкин Григорий Александрович (1739-1791) — знаменитый деятель екатерининской эпохи. Выдвинулся благодаря участию в государственном перевороте 28 июня 1762 года, после которого стал камер-юнкером. С 1771 года генерал-поручик, затем генерал-адъютант, подполковник Преображенского полка, член государственного Совета и по отзывам иностранных послов — «самое влиятельное лицо в России». О связях его с олонецкими раскольниками упоминают многие публицисты XIX века.

19. Петров Александр Андреевич (1760-1793) — поэт и переводчик XVIII века, друг Н. М. Карамзина. Сотрудничал в журналах «Беседы с богом», «Размышления о делах Божиих» и в «Московском журнале» Н. М. Карамзина. Отдельно издана аллегорическая повесть «Хризомандер», которая, по мнению современников, отражала учение мистицизма, а потому была запрещена и изъята из продажи.

20. Кулибин Иван Петрович (1735-1818). Сын нижегородского мещанина, смолоду увлекался инженерными изобретениями. Летом 1768 года Екатерина II посетила Нижний Новгород и Кулибин был ей представлен. Вскоре Кулибин получил приглашение ехать в Петербург, где продолжил свою деятельность.

21. Воронцов Роман Илларионович (1707-1783) — наместник губерний Владимирской, Пензенской и Тамбовской. Своими поборами и лихоимством довел вверенные ему губернии до крайнего разорения. Слух об этом достиг императрицы, и она в день его рождения подарила ему кошелек. Получив такой знак монаршей милости в присутствии гостей, Роман Илларионович был так им поражен, что вскоре умер.

22. Свешников Иван Евстратьевич, крестьянин Тверской губернии, самоучка, овладевший самостоятельно несколькими живыми иностранными языками, а также древнееврейским и древнегреческим.

23. Магазины, где по умеренным ценам продавали хлеб голодающим крестьянам, были учреждены по приказу Екатерины II в 1784 году. Отсутствие припасов у крестьян объясняется низкой урожайностью в уезде и неспособностью заплатить даже эти деньги.

(пер. М. Пулькина)
Текст воспроизведен по изданию: Жильбер Ромм у выговских раскольников // Краевед Карелии. Петрозаводск. Карелия. 1990

© текст - Пулькин М. 1990
© сетевая версия - Тhietmar. 2013
© OCR - Halgar Fenrirrsson. 2013
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Карелия. 1990

Мы приносим свою благодарность
Halgar Fenrirrson за помощь в получении текста.