V.

Записки Нейендаля о временах действия в Риге общего городового положения

с 1783 по 1797 год

Эта книга излагает факты, следовательно необходимо знать прежде всего – может ли автор сказать правду, желает ли он говорить правду.

Я могу сказать правду. Молодым человеком я прибыл в Ригу из Гамбурга и мог подметить сходства, которые Рига имела с Гамбургом. Впоследствии я был знаком с людьми, любимым предметом для бесед которых был их отечественный город. Я, как иноземец, замечал многое, чего они, как местные уроженцы, не замечали. При введении наместнического управления я был секретарем 1 департамента рижского губернского магистрата и заведовал перепискою по общественным делам города. Здесь я получил случай изучить древнее городское управление Риги. До закрытия наместничеств императором Павлом I, я занимал эту должность, след. я видел и начало и конец их. Я распрашивал лиц, которые могли бы лучше моего описать историю [345] происходившего во время наместничеств, не написали ли они чего либо на этот счет, дабы сочинениями их обогатить городской архив, но оказалось, что никто не занимался этим делом. Я открыл им свое намерение собрать материалы для подобной истории. Они одобрили мое намериние и снабдили меня важными сочинениями, которыми я и воспользовался. Кроме того мне, как секретарю рижского магистрата, был доступен и архив этого присутственного места. След. «я могу» сказать правду. Но «желаю – ли я говорить правду»? Отвечаю – да, но с условием, дабы ответ этот понимаем в том смысле, что я верно описал лишь то, что, по моим убеждениям, считал правдивым. При учреждении наместничеств я приобрел себе гражданское положение, с закрытием их я потерял на несколько лет жалованье, следовательно моя выгода стояла на стороне наместничеств. Эта книжечка не предназначается к печати, потому ни страх людей, ни искательство их милостей не оказывают на меня влияния – но тогда ни боязнь, ни надежды не ослепляют автора, то это значит, что он, когда пишет, желает писать правду.

***


Первый отдел.

Описание бывшего рижского городского управления.

Город Рига, участвовавший в завоевании Ливонии и бывший член ганзейского союза, в своем гражданском управлении претерпел некоторые изменения, происшедшия с 13 столетии частию вследствие войн и перемены верховных правителей, частию вследствие внутренних беспокойств и смут, но основные черты древнего устройства сохранились до 1783 г. без существенной перемены. И прежде Риге случалось покоряться превосходству силы и сносить неправильности, но наступало новое благоприятное время и гражданское управление снова восстановлялось. Реформа, начавшаяся в 1783 г. и продолжашаяся в следующие годы, была столь общею и столь коренною, что от старины остались лишь кое – какия развалины. Для лучшего уразумения этой реформы необходимо описать бывшее городское устройство Риги.

Глава I.

Бывшее городское управление Риги.

Жители Риги разделялись на граждан, неграждан и иноземцев.

Кто желал быть принятым в рижское гражданство, тот должен был представить в кемерейный суд доказательства, что он происходит от честных и свободных родителей и изучал, [346] согласно здешним предписаниям, или купеческое или ремесленное дело. Желавший приписаться к местному купечеству, если он в Риге родился или воспитывался в Риге с молодых лет, должен был представить свидетельство от здешнего купца, что он провел у него известное число лет в изучении торгового дела и все это время вел себя добропорядочно, верно и честно; кроме того он должен был представить доказательства, что обладает капиталом по меньшей мере в 500 рейхсталеров или имеет кредит на эту сумму. Все это требовалось на том важном основании, дабы в гражданство и купечество не проскальзали люди грубые, неопытные, несведущие, безнравственные и ненадежные и чтобы они своим незнанием, неловкостию или же нечестным ведением торга не имели возможности вредить кредиту и доброму имени рижского купечества. Если желающий поступить в гражданство был родом из другого города или иноземец, то должен был представить достоверные письменные свидетельства о своем рождении, поведении и учебных годах. Когда суд признавал желающего вступить в гражданство достойным того, то вновь вступающий гражданин должен был принесть присягу на верность и подданство господину земли, а также и в том, что он будет повиноваться законам и поставновлениям города и нести все городския тягости и повинности.

Это – то гражданство, состоящее из купцов, художников, ученых и ремесленников, составляет здесь городскую общину.

Городская община была разделена на три городския сословия:

К первому сословию принадлежал магистрат (совет) со своими членами, которые образуют городское начальство, разделенное на различные департаменты и нижние суды.

Второе сословие составляют купцы или граждане большой гильдии. В этой гильдии принимались братчиками светские или духовные ученые, занимавшие общественные должности.

Третье сословие составляли мастера цеховых ремесел или граждане молодой гильдии.

Глава II.

О первом сословии или магистрате.

Городской магистрат со своими различными департаментами состоит из лиц или ученых или купеческого звания большой гильдии. Хотя членам рижского магистрата дипломом шведского короля Карла XI от 23 ноября 1660 г. представлены права личного дворянства, хотя прирожденные дворяне из древнейших родов часто находились в составе магистрата, тем не менее члены [347] магистрата причисляют себя к гражданам (бюргерам). Должность членов магистрата была пожизненною. Ни положение, ни обычай не определяли, сколько должно было быть членов ученого и сколько купеческого званий. До XVIII столетия членов купеческого звания было обыкновенно меньше числа членов из ученого звания, но с XVIII столетия число членов из того и другого званий было одинаково.

Открывающияся вакансии членов из ученого звания магистрат замещал из чиновников своей канцелярии, вакансии же членов из купеческого звания замещались старшинами большой гильдии. В канцелярии же законоведы должны были, если обстоятельства дозволяли, проходить степени аускультантов и нотариусов, чтобы получить звание секретарей; они обязаны были присутствовать в общих собраниях магистрата, с тем, чтобы тут приобретать как судейскую практику, так и познание общественных обстоятельств и нужд города, прав и преимуществ его, одним словом для того, чтобы знакомиться с ходом дел городского управления. Между ними соблюдалась очередь и они поступали в канцелярии по старшинству. Кроме того они имели преимущество пред старшинами большой гильдии. Если один из секретарей был избираем ратманом, то его место заступал следовавший за ним по старшинству, а это имело хорошим последствием то, что секретарь знакомился с делами многих департаментов и приобретал познания необходимые будущему судье. Один из ученых ратсгеров был правителем канцелярии. Обращали внимание не только на успешность занятий канцелярского чиновника, но в особенности на его нравственность. До полудни и по полудни канцелярские чиновники должны были находиться в канцелярии. Было в обычае, чтобы некоторые ратсгеры собирались в ратуше по полудни. Так как канцелярские чиновники почти всегда были школьными товарищами между собою, друзья с юности, а часто и родственниками, потому тем прочнее были узы взаимной любви между ними. Они делились между собою познаниями и опытом; что встречалось достойного замечания одному, то делалось известным прочим. Один предупреждал другого от могущих встретиться ответственности или неприятности. Этот дух согласия почивал на них до глубокой старости. 1

Когда приходилось замещать вакансию ратмана из купеческого звания, то магистрат должен был брать на эту вакансию одного из старшин большой гильдии по старшинству. Старшины были собственно заранее избранные гражданами кандидаты в члены [348] магистрата. К этим двум ограничениям магистрата в выборе своих членов в новейшее время присоединилось еще третье, именно, по параграфу 55 торгового устава, магистрат должен был избранных лиц представлять генерал – губернатору на испытание и только после одобрения генерал – губернатора могли вступить в исправление административных или судебных должностей. Чтобы по возможности смягчить 2 это обидное ограничение, магистрат не спрашивал ни письменного, ни даже словестного утверждения выборов у генерал – губернатора, а представлял ему избранных лиц, пред самою объявкою их. Тогдашний генерал – губернатор Броун молча дозволил такой порядок.

Магистрат ведал судом в городе и его округе по гражданским и уголовным делам. Магистрат же под установленным высшим надзором ведал полициею города и его округа; ведомству его подлежало охранение общественного спокойствия и безопасности и надзор за порядком и нравственностью; он искал средства и пути к расширению торговли и промышленности, к поддержанию кредита во внутренней и иностранной торговле, вообще магистрат должен был заботиться обо всем, что касалось благосостояния города или нужд городских жителей.

Так как в магистрат могли вступать лишь испытанные люди, потому в нем сосредоточились местные и ученые звания, которые тем успешнее могли действовать в пользу города, что члены магистрата сохраняли за собой свои должности пожизненно и следовательно добытое опытом сохранялось в нем и увеличивалось. Члены магистрата, сделавшиеся банкротами или несостоятельными, должны были оставить свою должность и подвергались судебному следствию и приговору. Пожизненное исправление должности и в особенности тот продолжительный путь, который ученые должны были проходить до вступления своего в магистрат, влекли за собою то, что даже посредственный, даже и мало образованный ум приобретал знание и опыт в делах и часто приносил большия услуги чем люди, одаренные блестящими талантами, которые обыкновенно питают отвращение от тяжелых и сухих работ. Бывали купцы в магистрате, которые вменяли себе в такую честь павший на них выбор, что не стыдились учиться на старости и с течением времени делались такими судьями, что сравнивались во многих отношениях с самими законоведами (например бургомистр Барбес, торговавший льном). [349]

Магистрат, как отдельное сословие, принимал участие с прочими сословиями во всех обществнных делах города, как в управлении и увеличении городских доходов, так и в постройке и содержании общественных зданий. Он избирал и назначал в городе и округе проповедников в церквах и учителей в школах, после испытания их частию городскою консисториею а частиею управлением города. Магистрат назначал чиновников также и в городскую полицию и в другия городския присутственные места, как то предписано в параграфе 39 торгового устава.

Жалованье на содержание личного состава всего магистрата шло из городских доходов. Многие коренные чиновники, в особенности достигшие штаб – офицерских чинов, находили, конечно, жалованье членам магистрата слишком высоким и осуждали это. Но жалованье высоко не было. Члены магистрата, которым приходилось жить одним жалованьем (ученые находились именно в этой категории), получали скудные доходы. Для них было невыгодно, что жалованье если не все, то по крайней мере частию не шло натурою, как бывало в XVI столетии. Цены на все предметы с начала XVIII столетия так повысились, а ценность денег так упала, что жить одним жалованьем было трудно.

Хотя члены магистрата и состояли в этом звании пожизненно, но честолюбие и властолюбие не играли между ними большой роли. В магистрате каждый член занимал такое место, которое ему предназначалось, каждый год происходило новое распределение должностей и каждый член должен был довольствоваться тою должностию, которая ему выпала. При подобном порядке, случавшияся ошибки в выборах и назначениях могли быть исправлены и всякий мог занять место по своим способностям.

Выше было упомянуто, что большая часть членов магстрата с юных лет были дружны между собою, от этого между ними существовала гармония, которая в общем имела благодетельные следствия. Каждый заботился о чести другого, а так как они не господствовали деспотизмом, которым, конечно, не приобрели бы себе никакого уважения, то они прибегли к лучшему средству: их управление было отцовское. Никогда они не в отношении граждан не допускали беззаконных действий или произвола. Впрочем и установления были такого рода, что беззаконие и произвол не могли происходить. Так, например, магистрат мог по 23 пункту рассмотренных гильдейских шрагов постановлять решения о городских делах с одним лишь участием, обоих скамей старшин. Важные дела, касавшиеся податей, должны были быть представляемы на обсуждение всего гражданства, которое могло делать возражения, но не имело решать этих дел. В новейшее время это случалось не раз, но решение не происходило без согласия скамьи старшин. [350] Магистрат смотрел на общину, как на своих сограждан, какими они и есть. Даже своею верховною властию магистрат пользовался, где только возможно было без ущерба общему благу, с умеренностию и снисходительностию. Можно смело спросить об этом у честной и благородной части граждан, которая не откажет подтвердить сказанное здесь3. Большинство магистрата сознавало все это и умело удерживать того либо другого из своих членов в надлежащих пределах.

Мы после увидим, какое важное участие принимало здешнее гражданство в городских делах. Известно, что многочисленное собрание всегда обнаруживает деятельность или через чур большую или слишком малую и действует всегда под влиянием страсти. Часто оно тысячью руками разрушает все и часто опять ползет сто тысячью ногами медленнее насекомого. Толпа должна быть руководима мыслящими людьми и сдерживаема авторитетом их. Фридрих II, если не ошибаюсь, сказал когда – то: у толпы много ртов, а мало голов. Какое бы ни придумать правление, но там внутренняя прочность государства весьма шатка, если правители в нем не пользуются прерогативами, с которыми они могли бы являться народу достойными почитания.

Глава III.

О втором сословии или большой гильдии.

В первой главе уже было сказано, кто принадлежал к этой гильдии. Так как купцам, принадлежащим к этому сословию, торговля была исключительно присвоена как их промысел, потому никто, не состоящий в гильдии, не имел права покупать товаров из первых рук от иногородных или иностранцев и вообще от всякого, кто не был здешним гражданином, ни продавать товаров, полученных от сих последних. Только купец большой гильдии имел право вести оптовую или розничную, сухопутную или водную, иностранную или внутреннюю торговлю. И хотя в отношении лавочного торга мануфактурными или фабричными товарами, пряными корентями, солью, сельдями и пр. здесь существовало особое общество лавочников, имевшее собственного своего выборного эльтермана с двумя помощниками ему, и всякий купец, желавший вести подобный мелочной торг, должен был вписываться в это общество, но никто из таких купцов, если он состоял членом большой гильдии, не мог быть исключен из того общества (Kraemer – Compagnie). [351]

Эта большая гильдия в течение года имела два непременные собрания, если обстоятельства не требовали более частых собраний. Одно собрание происходило на масляной неделе, другое на неделе пред Михайловым днем (29 – го сентября).

На первом собрании были предлагаемы к обсуждению или меры к устранению препятствий, затруднявших торговлю, или меры к улучшению и развитию торговли и промысла, или меры, касающияся улучшения общего благосостояния города, и затем из результатов суждений составлялись доклады и предложения, называемые маслячными gravamina, которые и передавались магистрату. Кроме того на этом же собрании происходил выбор старшин на открывшияся между ними вакансии, а чрез каждые два года происходил выбор эльтермана или председателя гильдии, при чем на это место или избиралось новое лицо, или эльтерман оставлялся прежний. Избранные эльтерман и старшины были потом представлены магистрату, который и утверждал их в этих должностях. Число старшин большой гильдии с эльтерманом включительно составляло 40 человек. Эти то старшины и составляли выборочный комитет из граждан большой гильдии, который входил в ближайшее сношение с магистратом как первым сословием по общим городским делам.

При втором обыкновенном годовом собрании гильдии происходил выбор докмана (изъяснителя и ходатая) граждан. При этом выборе в гильдейском зале присутствовал и магистрат, который и утверждал докманом одного из трех представляемых ему кандидатов от гражданства и от скамьи старшин совместно.

Обязанностью докмана большой гильдии было защищать права торгующих граждан и в случае нарушения таковых докладывалось о том эльтерману, и совместно с тем делать надлежащия представления магистрату. При собраниях граждан докман должен был разъяснить гражданам представляемые их обсуждению предметы, изложить им о них свое мнение и за тем собрать мнения и решения граждан.

Старшины большой гильдии, кроме других своих обязанностей, должны были бесплатно исполнять должности старшин при церквах, госпиталях, сиротском доме и прочих тому подобных учреждениях, а также участвовать в делах городской кассы и квартирной коллегии. На все эти должности старшины избирались скамьею старшин и гражданами и утверждались магистратом.

Большая часть старшин были люди почетные и зажиточные. Они не получали никакого жалованья; единственную наградою им служило общественное уважение; к понесению же трудов их побуждало патриотическое чувство и рвение к благосостоянию города. [352]

Бывали примеры, что купцы, по скромности своей не ожидавшие выбора в старшины, будучи избранными, столь одушевлялись оказанным им этим выбором почетном, что вверяемые им общественные дела выполняли часто не только с пожертвованием своего времени, но и с пожертвованием значительных собственных своих денег.

Не было примера, чтобы порочный человек, был принят в старшины большой гильдии. Объявленный банкротом терял право на поступление в члены магистрата. Должности старшин были пожизненны и старшины исполняли их до тех пор, пока за преклонностию лет или за болезнию они сами не выступали из скамьи старшин или даже и из гражданства, или не были включаемы в состав магистрата.

Всякий купец избирал себе род торговли, т. е. внутренюю, или заграничную, рыночную или коммиссионную, не по своему произволу и размеру состояния кредита, а избирал тот род, который он изучил и в котором имел все необходимые сведения и опытность. Кроме того, никто не мог вести одновременно несколько родов торговли, напр. крестьянский и в тоже время коммиммионный, рыночный и в тоже время лавочный и пр.

Скамья старшин большой гильдии имела право по торговому уставу 1765 г. избирать торгового официанта.

Скамья старшин избирала из своей гильдии на эту должность трех кандидатов (из братчиков, впрочем) и представляла их магистрату, который из трех избирал одного и представлял на утверждение генерал – губернатора; в случае утверждения избранный вступал в должность. До издания сказанного устава, право выбора и утверждения в этой и других должностях принадлежало исключительно магистрату.

Глава IV.

О третьем сословии или малой гильдии.

К этой гильдии причислялись все те цеховые ремесленные мастера, которые снискали себе право здешнего гражданства. Всякий желающий поступить в цех должен был представить судом засведетальствованные доказательства о своем рождении от свободных и беспорочных родителей, а также доказательства в том, что они свое ремесло изучили у цехового мастера, и гезелем верно и чесно исполняли все, что от гезеля требуется уставом цеха. Затем он должен был, в присутствии некоторых мастеров, выполнить пробную работу, указываемую шрагом. Если цех найдет работу удовлетворительною, то гезель принимался в цех и был представлен амтовому (цеховому) суду, который и утверждал его в звании [353] мастера с ограничением однакоже, что он, до получения прав гражданина, не имеет права вывешивать никакой вывески о своем ремесле.

Каждый цех избирал на два года своего эльтермана и двух его помощников; избранные, если они были беспорочными людьми – утверждались в своих должностях амтовым судом.

Цеховый эльтерман и его помощники заботились о развитии ремесла и наблюдении за исполнением всего того, что предписывал цеху устав его (штраг). Каждый цех имел право, под представительством эльтермана и его помощников, разбирать мелочные споры между мастерами цеха, между мастерами и гезелями или учениками и штрафовать виновных, в пользу цеховой кассы, умеренною денежною пенею. Недовольный решением мог жаловаться амтовому суду, но если суд находил жалобу не основательною, то виновного приговаривал к двойному штрафу.

Мастера всех цехов, взятые вместе, составляли гражданство малой гильдии или третье городское сословие. Подобно большой, эта гильдия имела свою скамью старшин, состоящую из 30 человек с эльтерманом включительно.

Гражданство малой гильдии собиралось обыкновенно раз в год в своем доме, именно на масляной неделе, если обстоятельства не требовали никакого другого собрания. В этом собрании рассматривались дела, касавшияся или отдельных цехов или всего гражданства малой гильдии, и обсуждались меры к устранению препятствий, мешавших развитию ремесел, за тем составлялись предложения и жалобы, которые и были представляемы магистрату. В этом же собрании происходили выборы докмана и старшин на открывшияся вакансии. Чрез каждые два года происходил выбор эльтермана гильдии, который, подобно эльтерману большой гильдии, был утверждаем в своей должности магистратом. Старшины малой гильдии, как и старшины большой своим званием и преимуществами пользовались пожизненно. Они также несли различные должности напр. в сиротском доме, городской кассе, квартирной коллегии как и старшины большой гильдии и также бесплатно. Старшины и здесь составляли избранный малою гильдиею комитет, входивший в сношения по важным общественным делам с магистратом и старшинами большой гильдии.

Неграждане и иноземцы, о которых будет сказано ниже, не принадлежали к городской общине.

Глава V.

О преимуществах и вольностях рижской городской общины.

Рижская городская община была разделена, как сказано в предшествовавших главах, на три сословия; эти три сословия [354] принимали различное участие в сохранении и споспешествовании общему благосостоянию города и его граждан.

Было сказано уже, что гражданство большой и малой гильдии кроме обыкновенных годовых имели право собираться, если того требовали обстоятельства, и на чрезвычайные собрания. Чрезвычайные собрания происходили в важных случаях, когда дело касалось или всего города, или прав всего гражданства, или той, либо другой гильдии и пр. и созывались, или по распоряжению правительства, или по распоряжению магистрата, или наконец по требованию самих гильдий. В последнем случае гильдейские эльтерманы или докманы обязаны были предварительно заявить первенствующему бургомистру, как председателю магистрата, о причинах желаемого собрания; тогда бургомистр, по рассмотрении дела, или разрешал собрания собственною властию или разрешение представлял усмотрению всего магистрата.

В чрезвычайных собраниях никакое дело не могло быть обсуждаемо, кроме только того, которое предназначено к обсуждению или правительством или магистратом, или которое было заявлено первенствующему бургомистру эльтерманами или докманами.

Порядок, в котором происходили чрезвычайные собрания, был следующий. Когда соберутся обе гильдии, каждая в своем собственном доме, эльтерман со старшинами занимают особую комнату, а докман с гражданами занимают другую комнату. Тогда эльтерманы открывают собрание заявлением своим старшинам о причинах созыва собрания и представляют им те дела, которые подлежат обсуждению собрания. Старшины обсуждают эти дела и постановляют решения или единогласно или по большенству голосов. Когда состоится такое решение, эльтерман со старшинами входит в комнату, в которой находились докман с гражданами; здесь объявлялось гражданству то дело, для обсуждения которого оно было созвано, и вместе с тем заявлялось мнение об этом деле скамьи старшин. По исполнении этого, старшины уходили в свою комнату. Тогда граждане, под председательством своего докмана, начинали в свою очередь обсуждать дело и постоновляли решение, которое докман и сообщал скамье старшин. Когда решение скамьи старшин и граждан приходили к соглашению, или тотчас или после переговоров, то это решение сообщалось для сведения скамье старшин и граждан малой гильдии. По составлении решений обеими гильдиями, таковые представлялись эльтерманом и докманом каждой гильдии первенствующему бургомистру, который и вносил их на заключения магистрату. Если решения всех трех сословий были единогласны, или магистрат как первенствующее сословие, соглашался с мнением той, либо другой гильдии, то это решение, на стороне которого был магистрат, было [355] обязательным для всей городской общины и магистрат делал надлежащия распоряжения для приведения его в исполнение. Но если мнение магистрата не согласовывалось с мнениями ни большой, ни меньшой гильдии, тогда каждое сословие избирало по два депутата, которые все вместе обсуждали данный вопрос и постановляли решение, которое и делалось обязательным для всей общины. Подобный способ постановления решений соблюдался во всех важных делах, касавшихся города.

Все лица, пренадлежавшия к рижской городской общине, имели право покупать в крае имения с крепостными людьми и владеть ими на правах наследственной собственности. Дворяне желавшия продать свои имения подороже, находили это преимущество общины хорошим, те же, которые хотели купить имения по дешевле, дурным.

Граждане имели право варить пиво и другия напитки, гнать водку и эти напитки продавать в кабаках и корчмах. Впрочем это право не уделялось каждому без различия, но подчинялось известным положениям.

Рижский гражданин мог быть обжалуем и судим лишь местными городскими судами, за исключением forum contractus, rei sitae и пр.

Граждане были освобождены от всех чрезвычайных или необыкновенных податей, если они не налагались после предварительного обсуждения трех сословий или же не с согласия самой общины. Патримониальные имения были также освобождены от всех казенных податей; город и его имения были свободны от рекрутской повинности.

Граждане имели право отъезда из города со всем своим имуществом, но прежде они должны были уплатить городу десятую часть стоимости этого имущества. По этому поводу часто возникали споры, но право на десятину всегда было утверждаемо за городом.

Купцы большой гильдии имели исключительное право покупать товары из первых рук от иноземцев или с кораблей и полученные товары продавать иноземцам.

Ремесленники малой гильдии имели исключительное право на производство своего ремесла, так что кроме них, никто не мог помышлять тою работою, которою они занимались, а так же не мог быть учрежден никакой новый амт.

Вообще быть рижским гражданином, рижским купцом составляло не малое дело, и рижский купец был весьма уважаем в соседних странах: Курляндии, Литве, Польше и пр.

Рижская городская община распределяла сама городския взносы и подати. [356]

Глава VI.

О негражданах (Beiwohner).

Негражданами были все те лица, которые не были приняты в здешнее гражданство и промышляли некоторыми мелкими дозволенными промыслами и ручною работою.

Хотя неграждане, как недоказавшие своих качеств и надлежащих знаний, и не входили в состав городской общины и в общем управлении не принимали никакого участия, но им было дозволено, какой бы нации и религии они ни были, владеть в городе и его округе землями и домами. Им дозволялось даже учреждать общества, называемые местными амтами. Подобные амты имели мастеров, гезелей и учеников. Работы их вообще не достигали того совершенства, как работы немецких ремесленников, но зато они работали дешево, а потому были необходимы для недостаточных людей.

С этими местными амтами не должно смешивать ненемецких или латышских амтов, занимавшихся частию обработкою, частию транспортировкою товаров и называвшихся рабочими, трепальщиками, соленосцами, вящиками и пр. Они принадлежали не к негражданам, а к служителям. Они же обязаны были, во время осады, служить рабочими в артиллерии. По старинному обычаю, в латышский амт мог быть принят только тот, кто многие годы безукоризненно служил у одного и того де господина в должности кучера, рабочего и т.п. Средство хорошее для улучшения состояния общины, но нельзя не сказать, что подъем состояния вольных латышей был очень затруднен: предрассудки против их происхождения были почти всеобщи и тягостны для этого народа.

Глава VII.

Об иноземцах (Fremden).

Иноземцами назывались все те лица, которые селились в Риге из лругих городов России или из иностранных земель и не вписывались в здешнее гражданство или купечество. Они не принимали никакого участия в управлении города и, как не зачисленные в состав общины, не платили никаких городских податей и не несли никаких личных служб.

Иноземцы не могли вести местного торга или заниматься ремеслом. Они могли только продавать оптом и только местным гражданам. С купленными товарами иноземцы не могли спекулировать и не могли перепродавать их н иностранцам, ни гражданам.

Иноземцы, до тех пор пока не приобрели прав здешнего [357] гражданства или не присягнуди на подданство империи, не имели права учреждать здесь фабрик, заводов пр. Иноземцы не имели права владеть в Риге на праве собственности ни домами, ни землями, но если они вступали в здешнее гражданство или купечество, то и пользовались всеми правами и преимуществами здешнего гражданства. Подобное устройство имело в виду сохранение за Ригою значения не фактории, но торгового города. Ввезенные в Ригу товары должны были составлять собственность гражданина, а не служить предметом наживы для иностранцев или для пребывающих здесь иноземных коммисионеров.

Эти предстваленные лишь гражданам, права побуждали иностранцев селиться здесь; Рига и возникла и застроилась именно вследствие этого. Истинный торговый дух города развивается только между теми людьми, которые имеют там собственный очаг и семейство и приниают участие в общем благосостоянии. Из этого торгового духа возникает дух бережливости, домовитости, умеренности, трудолюбия, мудрости, спокойствия, порядка и правильности. До тех пор пока разбогатевшие иноземцы не ввели между нами свои роскоши, названные добродетели были не чужды здесь.

Глава VIII.

Об управлении городскими доходами.

Управление городским хозяйством, состоящее в подлежащем получении и хранении городских доходов, в уплате необходимых издержек, в надзоре, отдаче в аренду и управление городских имений, в наблюдении за постройками и содержанием городских строений и вообще во всем том, что принадлежало к городской экономии, было вверено по королевской шведской резолюции от 1675 г., особенной кассаколлегии, находившейся под распоряжением и управлением городового магистрата. Коллегия эта состояла из 12 членов, из которых 2 избирались от магистрата, 5 от большой гильдии и 5 от малой гильдии. В случаях особенной важности, касавшихся городской экономии, число членов удваивалось. Эта коллегия, на основании параграфа 10 торгового устава 1765 года, ежегодно предоставляла генерал – губернатору отчет о приходе и расходе сумм, но только в общих чертах и только ему одному: отчет не поступал ни в какое коронное присутственное место и хранился лишь у генерал – губернатора для сведения.

В положении о касса – коллегии была допущена важная ошибка, именно, в нем не заключалось положительного запрещения членам касса – коллегии принимать на себя городския работы. Вступать по ним в подряды и пр. В 1780 годах гражданство большой гильдии сделало предложение установить запрещение членам [358] касса – коллегии принимать на себя городския работы; против этого предложения малая гильдия, по понятной причине протеставала. Не только некоторые от малой гильдии члены касса – коллегии, но даже служители оной бывали подрядчиками городских работ. От этого подозрение падало на невинных, а лица, не знакомые с делом или видящия все в черном цвете, думали, что магистрат пользовался городскими деньгами. Лица, которые если бы были членами магистрата, охотно пользовались бы таким образом, взваливали на магистрат и вообще на город подобное обвинение. Но касса – коллегия была учреждина таким образом, что никто не мог посягнуть на городския деньги.

Не было также строгого надзора за лицами, ставившим материалы для городских построек или бравшими на себя починку старых или возведение новых построек. Вообще были слишком снисходительны к лености, нерадению и обману. Так как в этой коллегии присутствовало лишь два члена магистра, именно бургомистр, как председатель и главный казначей и ратсгер, как казначей, оба же эльтермана, считали себя как бы народными трибунами в коллегии, потому влияние магистрата в ней не было слишком значительно. Магистрат избирал бухгалтера этой коллегии, но не иначе как из трех лиц, предлагаемых гражданством. Все дела в коллегии решались большинством голосов.

Управление городскими имениями в патримониальном округе города и в уезде подлежало исключительно названной коллегии: она принимала управителей, ревизовала их отчеты, отдавала имения в аренду. Причем составляла контрактные условия, которые до вступления в силу рассматривались и утверждались магистратом. Независимо надзора касса – коллегии за имениями, магистрат назначал одного или двух инспекторов над этими имениями; инспекторы обязаны были наблюдать за распоряжениями управителей, устранять беспорядки и злоупотребления, разбирать жалобы крестьян на управителей или на арендаторов и пр. Но эти инспекторы в хозяйственных делах не действовали сами собою; касса – коллегия назначала адъюнктами к ним пару граждан, без предварительного согласия и одобрения которых инспекторы не могли ничего предпринимать и, наконец, об всех своих действиях должны были доносить касса – коллегии. Во всяком случае, авторитет магистрата строго охранялся.

Совещания и заключения касса – коллегии могли касаться лишь хозяйственного управления, но ни в коем случае ни подсудности магистрата, ни управления городом. Магистрат имел право для общего благосостояния города принять ту либо другую меру и касса – коллегия должна была приводить в исполнение оную, при чем все необходимые заготовления и выдача денег предоставлялись исключительно касса – коллегии.

Для совещания об общих городских делах, в [359] особенности касавшихся горадского хозяйства, составлялось особое собрание, обыкновенно из 4 бургомистров, старших ратсгеров и 2 эльтерманов. Это собрание обсуждало важные дела, прежде чем они будут переданы в коммисии и давало свои разрешения в мелочных делах, напр. в мелких изменениях городских штатов, когда эльтерманы не прикословили тому и не требовали, дабы разрешение подвергалось обсуждению общины. В этих собраниях дела решались с согласия эльтерманов; бывали случаи, что личное влияние бургомистров не оставалось без преобладания в собраниях.

Магистрат назначал и увеличивал жалованье городским чиновникам, школьными учителям и проповедникам, но с согласия однако же представителей гражданства. Магистрат имел право назначать пособие заслуженным бедным или несчастным лицам, погорелым городам, церквам и пр; имел право также назначить расходы на вспомоществование церквам, школам, бедным, воспитывающемуся юношеству и вообще на общественные нужды; эти права магистрата были признаны за ним королевско – шведскою резолюциею от 20 апреля и 26 августа 1686 г.

Хотя касса – коллегия и управляла в хозяйственном отношении патримониальными имениями, тем не менее эти имения не исключались от подсудности магистрата. Магистрат охранял права городских имений, разбирал межевые споры, принимал присягу от чиновников по управлению имениями и от своего имени заключал контракты с арендаторами.

Для исполнения квартирной повинности, была учреждена с 1742 г., особая квартирная коллегия, составленная из 12 членов, избранных из сословий, по 4 из каждой. Эта квартирная коллегия ежегодно представляла отчет о своем управлении обеим гильдиям. От квартирной повинности (военного постоя) и вноса установленных для него податей были освобождены члены магистрата, оба эльтермана, проповедники, церковные служители, и школьные учители.

Для вспомоществованию купечеству в его торговле была основана особая касса, называемая торговая кассою; для учреждения ея императрица Анна Иоанновна пожертвовала городу 100 000 рейхсталеров на 10 лет без процентов. Эта касса была управляема 9 избранными сословными лицами, из которых 3 были от магистрата, а 6 от большой гильдии. Управление до того времени, когда долг казне не был уплочен, довало отчет о состоянии кассы обеим гильдиям, так как все гражданство ручалось в возврате долга; - в последствии же, когда долг был уплачен, отчет был представляем только магистрату и большой гильдии.

Коллегия городских лугов состояла из 4 лиц большой и из 3 малой гильдии. Она представляла отчет гражданству.

Во всех прочих городских управлениях председательство [360] вверилось частию одному, частию двум членам магистрата, а также двум или многим лицам от гражданства. Все управления были обязаны отчетностию, но ни одно из них не имело ничего общего с касса – коллегиею. Касса – коллегия управляла городскими средствами; в нее стекались собственно городские доходы т. е. то, что принадлежало всему населению города и из чего удовлетворялись общия потребности города. Доходы других управлений не поступали в касса – коллегию.

Со временем, многие из управлений; передали в касса – коллегию свои различные капиталы, частию вследствие того, что касса – коллегия в несчастливые годы нуждалась в деньгах для удовлетворения городских потребностей, частию же вследствие того, что управление не находило более верного помещение своих капиталов, как в касса – коллегии. Но и тут касса – коллегия не имела никакой связи с другими управлениями, кроме только того, что платила им проценты с полученных капиталов или возвращала по требованиям управлений самые капиталы. Независимо общественных хозяйственных управлений и кассы старшин большой гильдии, в большой гильдии существовало две кассы, называемые Tafelgilde или milde Gift. Но как эти кассы так и фамильные легаты, которых в Риге было не мало, не имели никакого отношения к общественным фондам, потому об них и говорить не буду: я упомянул лишь о них для того, чтобы показать каким духом были одушевлены прежние жители Риги, чтобы обеспечить судьбу своих преемников.

Представляю теперь судить всякому: удалось ли мне ясно изобразить бывшее до 1783 г. городовое управление Риги. Трудно писать о городе, после того как о нем писал мастер своего дела, обер – вет – гер Иоган Кристоф Беренс, но меня ободряет лишь сознание, что я собрал и честно употребил материалы, сообщенные мне моими друзьями для описания бывшего городового устройства Риги. Я бы мог поименовать рукописи, официальные данные и пр. которыми я пользовался, но на это не имею дозволения.

...........................................................................

Этим оканчивается изложение первого отдела записок Нейендаля. Приступая к изложению второго отдела их, считаем неизлишним остановить внимание читателя на нижеследующем. Нейендаль принадлежал к безусловным почитателям старинного городового управления Риги и, описывая городское устройство Риги, существовавшее до учреждения рижского и ревельского наместничеств, он никак не желал видеть, что община, учрежденная в началах чрезмерной исключительности, не может хвалиться ни благоустройством, ни процветанием. И, в самом деле, в какой общине можно надеяться на развитие промыслов и [361] ремесел, если в ней нет свободы ни промыслов, ни ремесел? В какой общине можно ожидать развития торговли, если в ней существуют такия ограничения, с которыми успех торговли не возможен? Нейендаль восхищается старинным городским устройством; оно, если угодно, было отлично хорошо придумано и учреждено, но только для немногих, и давало место чрезмерным выгодам одной части населения в явный ущерб другой. Меркель совершенно справедливо писал, что Рига, со своею ганзейскою стариною, кончила бы непременно тем, что в конце концов измельчала бы и обеднела, если бы императрица Екатерина II непоспешила на помощь падающему городу. Помощь подана была коренною реформою городского управления. Реформа в городском управлении ввела действительная представительство общины, оживила и ремесла и торговлю, но... но эта реформа была так невыгодна для немногих, с нею эти немногие теряли так много... след. как было не желать возвращения к старине. Нейендаль, говорим, принадлежал к безусловным почитателям старинных порядков (полагаем, что если бы он таким не был, то никогда бы не был, по расформировании губернского магистрата, секретарем в сиротском суде), поэтому к екатерининскому городовому положению относился несочувственно. Посмотрим же, что именно побуждало Нейендаля и других его современников (потомки, как известно, не далеко ушли во взглядах от этого бывшего секретаря сиротского суда) относиться несочувственно к екатерининской реформе. Это изложено в последующих главах записок, к которым мы переходим теперь, но мы их передадим лишь в самом сокращенном виде, дабы впоследствии возвратиться к ним с особенными объяснительными примечаниями.

......................................................................

Отдел второй.

Материалы для хроники Риги с 1783 по 1796 годов.

Глава IX.

Учреждения о губерниях 1775 г. вводилось в России постепенно. Екатерина II, по видимому неторопилась преобразовывать управление Лифляндской и Эстляндской губерний. Обе эти губернии надеялись, что оне останутся при своих привилегиях, учрежденных прежними госудрями и самою императрицею, и что их старинное управление станется неприкосновенным. Но многие, ближе знавшие характер императрицы, не без основания опасались, что ее не смутит никакая глухая оппозиция старых пергаментов, тем более, [362] что она положительно высказалась, что для подъема Лифляндии и Эстляндии нет другого средства, кроме введения наместничеств. Но задолго раньше до учреждения рижского и ревельского наместничеств, были деланы попытки показать государыне, что старинное управление хорошо и не требует перемены, что Рига своим процветанием и своею неоспоримою нравственностию обязана своим гражданам, ибо старинное управление основывалось на гражданской добродетели. Когда в 1780 г. германский император Иосиф II был в Риге, ему был представлен так называемый «Лист к хронике Риге» написанный талантливым и страстно привязанным к своему городу Риге, тогдашним обер – ветсгером Иоганом Кристофом Беренсом. В этом листе был изложен взгляд на тоглашнее наше положение и давалось ясно разуметь, что мы довольны им. Екатерина II читала это сочинение и оно имело большой успех за границей. Но эта, как и другия попытки показать, что мы должны оставаться тем, чем были, оставались без последствий.

С 1781 по 1783 г. последовали от генерал – губернатора представления государыне в этом же смысле, но государыня, всегда расположенная к Прибалтийскому краю, не желала делать никаких исключений. Неприятель немцев вообще и в особенности неприятель лифляндцев тогдашний, пользовавшийся большим влиянием, генерал – прокурор князь Вяземский поспешил принять меры к скорейшему введению у нас наместничеств, чтобы нас сравнять с русскими. Тогдашний лифляндский генерал – губернатор Броун, пользовавшийся большим расположением императрицы, мог бы отвратить от нас наместничества, но этот старый солдат слепое повиновение считал вообще высшим нравственным качеством всякого и первым качеством в подчиненном.4 [363]

Глава X.

До приступления к реформе Екатерина II повелела все манленные имения обратить в прямые наследственные. 5 Это успокоило многих, полагавших, что новые порядки будут соединены со старыми и таким образом выдет что либо хорошее. Алчущие титулов и чинов и их жены радовались предстоящим выборам. Случайное благосостояние, может быть, и гордость большинства членов рижского магистрата возбудили у русских зависть и жажду мщения, а у некоторых немцев алчность к судебным должностям. Лучшая часть 6 немцев желала сохранить старинное устройство, многие полагали, что надобно подкупить помянутого врага города, чтобы с его помощию предотвратить введение наместничеств. Однако средства этого нельзя было приложить по бедности городской кассы. Из Петербурга сделаны были попытки склонить край и города, чтобы они сами просили введения наместничеств; вместо этого, однако, было послано государыне прошение от имени трех сословий города Риги, в котором сословия высказывались против реформы.

Глава XI.

Уже в течении двадцати лет требовались от города огромные суммы денег. Постройки амбаров и плотин, отданные в руки неуча, высасывали деньги из города.

Глава XII.

При таком заволоченном тучами небе нам дали наместничества. В Ригу прибыло важное русское духовное лицо и освятило наши судебные места на своем словяно – русском языке. Перед тем эта особа сказала в русской Алексеевской церкви речь, которая впрочем была гораздо приличнее речи, произнесенной генерал – суперинтендантом в церкви св. Иакова; темой сей последней речи [364] служили вольнодумцы, которых оратор назвал: «подлыми бестиями». Рижский магистрат хотя по имени и остался в прежнем виде, но был подчинен губернскому магистрату. Все члены этого суда находились все без изъятия в полном неведении всего, что касается судебной практики.

Им недано было никакой инструкции, даже небыло сказано, по какому закону они должны говорить. В одном отделении полагали, что следует судить по существовавшим до сих пор в Риге законам; президент другого отделения громко заявлял, что будет говорить сообразно с указами, прибавив, что он верноподданный ея имераторского величества и будет держаться ея повелений. Исключая одного, все прочие члены суда были честные мужи, которые отчасти понимали, что подчиненный им судья знал дело лучше их самих. В особенности отличался один из его помощников купец Людвиг Граве своею проницательностью, честностью, даром спокойного расследования и точностью в письменных работах превосходил многих ученых юристов. Вскоре после введения этого губернского магистрата вышеупомянутый ратсгер Беренс издал свое сочинение: «Утвержденное муниципальное управление». Целью этого сочинения и изданного впоследствии другого: «Бомба Петра Великого», была показать, что мы, не смотря на нововведения, все таки можем быть здесь счастливы, если сумеем употреблять с пользою для себя хорошия стороны наместнического управления – он хотел показать, что находит хорошия стороны в этом управлении – если приобретем настоящее гражданское чувство или же сохранить таковое от прежних лет. Но его работа была соткана слишком тонко.

Глава XIII.

Для скорейшего введения всех этих новостей, и чтобы уничтожить прежнее управление, а так же чтобы лишить членов магистрата уважения и значения, которые они большею частию умели приобрести своими личными достоинствами или которые им оказали благонамеренные и разумные люди, губернатором сюда прислали из Петербурга человека, который обладал качествами, необходимыми для такой должности. Высокомерный, деятельный, несведущий по судебной части, но обладающий большими умственными способностями, с желанием реформ начал он свое дело. Но он окончил лучше чем начал. При прощании он признался, что в Лифляндии многому научился, что наместническое управление здесь не нужно. Не смотря на то, он слушал наушничания жалких негодяев и кто ему первый жаловался, тот оставался прав. Сердце его было испорченным, но горячность часто увлекала его в развратные поступки. [365]

Впоследствии он подарил своим доверием несколько честных немцев и заметно было, что он дорожил здешнею публикою, но сосуд был уже разбит.

Глава XIV.

С большими усилиями и с большим напряжением умственных сил старался магистрат сохранить свое достоинство. Однако и в этом похвальном стремлении многие видели лишь властолюбие. Уничтожение было решено.

Venit summa dies et meluctabile fatum.

Городовое положение было введено по строгому приказанию сената.

Глава XV.

.......................................................................

Глава XVI.

Прежде чем оставить окончательно магистратскую коллегию, надо коснуться еще некоторых фактов. Затруднения, с какими ей приходилось бороться в последние годы ея управления, были неимоверны. Члены ея подвергались личным оскорблениям, их судебные приговоры подвергались решению лишнего губернского магистрата, они подчинены были в самом городе восьми ненавидящим их начальникам, вся их судебная должность подвергалась контролю.

Почти ежедневно случалось, что жители являлись к прокурорам, губернаторам и пр. с жалобами на несправедливости, отчего для судей возникали разные неприятности. Тем не менее, ни один из членов магистрата не выходил в отставку.

Глава XVII.

В некоторых сочинениях как напр. в статистической переписке Шлецера утверждается , что сенат ввел городовое положение по прошению гражданства; это не верно. Правда, что сделаны были попытки склонить Ригу на это, но все три сословия Риги постановили на собраниях в большой и малой гильдии просить, чтоб эти нововведения не были осуществляемы. Прошение было отправлено к государыне императрице. В последовавшем на это прошение ответе было сказано, что из прошения ничего не видно, в каких именно делах новое положение не соответствует старым правилам и преимуществам города. По этому поводу отправлено новое, подробное прошение, в котором магистрат заявлял, что он отказывается от своей привилегии безапеляционности в своих решениях по судебным делам и, отрекаясь от права пополнять себя собственным выбором, предоставляет выборы новых членов гражданству. [366]

Глава XVIII.

Новое платье худо сидело на нас, как ни старались портные. Оказалось необходимо сохранить и занять по возможности многое из старинного положения. Судопроизводство страдало, так как по новым началам, главное дело состояло не в справедливости, а в скорости решений. Сделана была новая попытка с магистратом; из него и его отделений образовались три департамента: уголовный, гражданский и коммерческий. Рижский сиротский суд получил предписанный губернским начальством вид, но внутреннее устройство осталось старое. Рижский магистрат как городское управление не существовал более, а всетаки были случаи, где нужно было к нему обращаться. Местные условия потребовали, чтобы по крайней мере коммерческому департаменту предоставлена была торговая полиция, вследствие чего произошли столкновения с полицейским управлением. Суды не могли более приводить своих решений в исполнение и должны были просить об исполнении полицию. Тем не менее в итоге судопроизводство выходило лучше, чем можно было ожидать при судьях неюристах, сменяемых каждые три года.

Глава XIX.

Новым городовым положением управление города разбито было на три части: магистрат, городскую думу и полицейское управление, которые были друг другу чужды и относились даже враждебно друг к другу. Нигде не было средоточия для всех разнообразных интересов городских правлений; не было управления, которое связывало бы все в одно целое. Каждое из названных трех управлений имело свой ограниченный круг деятельности, в которой сверх того подвергались еще и произволу и мешательству посторонних влияний. Новый магистрат желал не отстать от старого относительно блеска и веса; это было не по вкусу городской думе, имевшей большое значение вследствие предоставление ей управления общих городских дел и городской кассы. Возникали частые ссоры касательно пределов власти того либо другого управления; так напр. продолжительная тяжба между магистратом и городской думою по поводу патроната, которое в конце концов сенатом признано за городскою думою.

Еще следует упомянуть и о совестном суде, о котором многие полагали, что он будет соответствовать требованиям ст. 400 положениям о наместничествах. С начала в самом деле все пошло гладко, но впоследствии, когда члены, отличавшиеся дарованиями и красноречием сменены были новыми, неимевшими этих качеств, способствовавших обыкновенно к примирению партий, то дела приняли другой поворот и доверие и уважение к суду исчезли. [367]

.....................................................................................

Отдел Третий.

Глава XX.

Об управлении общественными средствами города.

Правление городом и управление общественными средствами губернаторы частию прямо, а частию косвенно приняли на себя; это предоставлялось им по новому положению, но только отчасти. Так как чиновники из гражданства избирались только на известное число лет, то большая часть из них и помышляла как бы воспользоваться своим положением. Жаловаться на превышение власти было опасно, а форма, по которой должно было приносить такия жалобы высшим местам, слишком затруднительна.

Управление городскими средствами собственно подлежало шестигласной думе, которая в важных случаях должна была обращаться в общую думу. Первый выбор членов в шестигласную думу был неудачен: не понимали всей важности этой думы, лучших граждан избирали в другия должности, а менее способных в шестигласные. Первый председатель шестигласной думы, городской голова, был легкомысленный эпикуреец, правилом себе поставивший облегчать по возможности свою должность тем, что обо всем, что требует размышления, предоставлять на разрешение губернатору; получив разрешение он успокаивался.

Вторичный выбор в должность головы пал на человека, пользовавшимся общим уважением граждан. То был Александр Готшальк Зенгбуш. Выбор его был тем замечателен, что против него был губернатор Беклешов. Во время выбора Беклешов сам явился, в противность обычая и права, в гильдейский зал и рекомендовал своего кандидата, но тщетно: граждане настояли на своем.

Глава XXI.

Новая городская дума должна была большую часть своего времени и своих умственных сил обращать на свою защиту от притязаний и посягательств на ея права сверху и с низу. Городской голова был человек, положение которого не могло возбуждать зависти. Кроме многочисленных предоставленных ему дел, которых одному лицу положительно не было возможности исполнить, он занимал и неприятную хлопотливую должность городского церемониймейстера. Он был обязан почти ежедневно являться к властям и исполнять их желания и приказания.

Шестигласной думе вверено было столько дел, что члены ея никак не могли успеть в исполнении их таким образом как бы следовало. [368]

Обстоятельство, что чрез каждые три года весь личный состав магистрата переменялся, так же немало содействовало к увеличению затруднений и имело вредные последствия, потому что три года едва были достаточны для того, чтобы войти в дела и познакомиться подробно с кругом деятельности, представляемым каждому из членов магистрата.

Глава XXII.

Ни одно из местных общих дел не нуждалось так в переустройстве, как управление городских благотворительных учреждений, большинство которых имело денежные требования к городу. Тогдашний губернатор Беклешов много содействовал к тому, чтоб уплата долгов произошла к обоюдному удовольствию и города и благотворительных учреждений.

Глава XXIII.

Губернатор Беклешов учредил под названием управления благотворительными учреждениями особую коллегию, которой, совершенно отдельно от магистрата, вверен был надзор над благотворительными заведениями и городскими школами. Это управление находилось в подчинении приказа общественного признания, в котором находилось лишь двое членов из граждан; оппозиция их против столь могучего председателя, каким был губернатор, была конечно бессильна, - тем более что коллегия привыкла уже решать дела не большинством голосов, а по желаниям и внушениям губернатора.

Глава XXIV.

Беклешов обращал особенное внимание на школы и заботился об их распространении. Он понимал, что для того, чтобы поднять свой народ на равный с ними уровень, необходимо начать с устройства школ. Спор между губернским магистратом и шестигласною думою относительно права на назначение учителей при соборной школе, подало Беклешову желанный повод взять в свои руки и надзор над городскими школами; он самовластно назначил директором соборной школы магистрата Гетце.

Вследствие этого обстоятельства и разных нововведений, гражданство стало относиться к соборной школе несочувственно и посылать своих детей в частные пансионы. Приказ общественного признания учредил впрочем для русской молодежи екатерининское училище. [369]

Глава XXV.

За этими нововведениями вскоре последовали и другия. Изданный 5 сентября 1784 года Кононовский сенатский указ применен был к Лифляндии. Указ этот постановлял, что в случаях, где две трети кредиторов, заявивших свою несостоятельность, имеющих притязания на три четверти всей суммы долга, согласятся на сделку, тогда и остальные кредиторы обязаны приступить к сделке. Действия указа, первоначально касавшегося лишь купцов, подобных Кононову, распространены на всех, даже и не на торговых людей. Впрочем многие предпочитали не пользоваться постановлениями этого указа, так как рижские жители успели сохранить водившуюся за ними издавна честность.

Глава XXVI.

Новое годовое положение внесло в Ригу множество новых стихий; оно дозволяло каждому записаться в какое угодно сословие, так что если он только платил подать с доходов, то пользовался всеми правами и преимуществами граждан.

Выходцам, желающим возвратиться во внутренния губернии, обеспечена была полная амнистия и предоставлено на волю записаться в какое угодно сословие; платящие поголовную подать освобождены даже на три года от этой подати. Тут то появились целые толпы разных личностей, записываясь в то или другое сословие, и число рабочего народа значительно уменьшилось. Почти везде можно было наткнуться на так называемого рижского купца. Последствия этого порядка дел оказались вредными в двух отношениях. Во первых гражданское сословие потеряло свой вес и почет, которым до сих пор ползовалось и которые необходимы для процветания здешней торговли, и во вторых из превратившихся в граждан крестьян и им подобных образовались ленивцы и ненадежные люди, даже и разная сволочь.

В хрониках уголовных дел тогдашнего времени встречаются нередко рижские граждане и купцы в числе приступников. В тоже время усилилось несоразмерно и число кабаков.

Глава XXVII.

Излишняя необдуманная легкость в достижении гражданских прав особенно вредные последствия для немецких купцов и промышленников. Старинный обычай записывания учеников в суде и при их приеме и требование от учреждающих собственные мастерския ремесленников свидетельства, что они изучили [370] свое дело, как следует, мало по малу исчезли. Мастеровые и сбежавшие с места ученики без всяких препятствий делались гражданами и пользуясь кредитом легковерных купцов, находили средства надувать добросовестных и неосторожных.

Глава XXVIII.

Подобно тому, как вредным оказалось для цехов размножение сидельцев, вредным оказалось и для рижской торговли увеличение так называемых купцов. Подобно ученикам и мастеровым у цехов, тут опять прикащики делались гражданами и самостоятельными торговцами. Сверх того случалось, что многие из русских купцов селились в Риге, потому что Рига была свободна от воинской повинности. Форштаты превратились в части города, в которых дозволялось содержать лавки и производить торговлю, вследствие чего, особенно за Двиною, развилась контрабанда. Покупаемые там из первых рук товары были некоторыми торговцами без браковки отправляемы заграницу. Русские торговцы пенькою много содействовали к тому, что рижский товар потерял прежнюю свою репутацию. Один из этих торговцев, Пантелей Еремеев, дозволял себе даже подделку марок на пеньковом товаре и все это оставалось без наказания.

Глава XXIX.

Несмотря на вредные нововведения, торговля Риги все таки процветала. Во время окончившейся незадолго до введения наместничеств войны Англии с Соедененными Штатами, Франциею и Испаниею, Рига заработала много денег, потому что, не смотря на дороговизну фрахтов, опасности от каперов, все таки отправляемо было из Риги много товаров, и цены их необыкновенно поднялись. Легко добываемый и значительный барыш естественно повел к развитию роскоши, которая заставляла жителей забывать неприятности нововведений. Всего лучше шли однако дела живущих в Риге купцов иноземцев, они были свободны от подати с доходов и от местных пошлин и завладели значительною частью рижской торговли. Некоторые из них позаботились о принятии одного из их прикащков в граждане и обеспечивая таким образом от всяких стеснений, покупали через своего гражданина прикащика товар первых рук, складывали его в амбары и производили с ним спекуляции. Вследствие таких проделок почти вся торговля пенькою перешла в руки иностранцев, которые нас еще сверх того скрытно презирали и до того разбогатели, что казалось будто возвращаются времена 1730 года, в которых рижские граждане были ничто иное, как поднощики иностранцев. [371]

Глава XXX.

Многие из этих иностранцев, соединившись с туземными ростовщиками (в числе которых находились двое лифляндских помещиков) занимались сверх того еще и ростовщичеством самого вредного и можно сказать гнусного рода. Они покупали векселя и представляли их должникам к платежу именно в то время, когда они находились в затруднительных денежных обстоятельствах, так что они вынуждены были платить неимоверные проценты. Злоупотребление этого рода развилось до такой степени, что наличные деньги почти совершенно исчезли из города. Но тут собрались несколько честных купцов, которые учредили существующий до ныне учетный банк, в котором рижане за умеренные проценты могли получать наличные деньги.

Глава XXXI.

В 1787 году в Риге жителей находилось 20,090 человек, из которых лишь 14,000 немцев. Употребление крепких напитков было столь распространено, что некоторые из рижских русских купцов затеяли план взять от города в аренду все кабаки и винокурные заводы и предоставили его в Петербург, однако им не удалось осуществить этого намерения, и право разрешать открытие кабаков осталось за городом, который, к сожалению, оказывается слишком снисходительным в этом отношении. Число кабаков в Риге и окружности слишком велико.

Глава XXXII.

Впрочем в это время в городе сделаны были некоторые хорошия распоряжения. Постановленное в первые годы существования шестигласной думы управление городскими имениями отложено и имения были сданы в аренду. Положение городских крестьян от этого не улучшилось. Правда, что шестигласная дума делала некоторые попытки для облегчения участи крестьян и назначила, например, врачей для городских имений, однако крестьяне предпочитали все таки своих знахарей врачам, не знающим латышского языка. Общее мнение сознавалось уже, что крепостное право есть не естественное состояние и не соответствует понятиям о свободных гражданах, но не смотря на то, ничего не предпринималось для освобождения городских крестьян.

Глава XXXIII.

Это равнодушие Риги касалось однако лишь разделяемых стенами и палисадами от нея крестьян. О бедных и несчастных в городе и на форштатах Рига не забывала. На Двине учреждено [372] было спасательное заведение и к существовавшим благотворительным заведениям прибавлено новое: Николаевский рабочий дом. В том же году город поручил генералу де Витту постройку зимней гавани на правом берегу Двины, стоившую около 5,000 талеров.

Глава XXXIV.

Город Рига издавна обязан была вносить ежегодно 10,000 рейхсталеров на содержание городских укреплений. Так как во всей России крепости находятся в казенном ведомстве, то Рига при введении наместничеств полагала, что будет освобождена от уплаты упомянутой суммы, но оказалось, что она ошиблась в рассчете, и должна была и при наместничестве уплатить эти суммы.

Глава XXXV.

Все власти и вообще все, которые могли причинять нам неприятности, были приглашены городом на все публичные празднества и обед, и это было им очень по вкусу, но тем не менее они не переменили своих воззрений и своего поведения. Одно из этих лиц наговорило рижским торговцам хлебами, что в Петербурге намерены запретить вывоз ржи, но что он в состоянии предотвратить от Риги эту опасность, если ему доставлены будут надлежащия для этого средства, т. е. деньги. Торговцы собрали несколько тысяч рублей и вручили их ему. Вывоз в самом деле не был воспрещен, но лишь потому, что в Петербурге и не думали о подобном запрещении; рубли однако остались пропавшими.

Глава XXXVI.

Торговля наша в это время процветала, и в населении усиливалось стремление доставить детям хорошее воспитание. Преступления были строго преследуемы судами, причем губернатор Беклешов отличался своею заботою о субординации и точном исполнении всех приказаний. Никогда дела не решались столь быстро, как в то время, где случилось и замечательное явление, что лифляндское дворянство и город Рига находились в согласии и поддерживали друг друга. Главная заслуга в этом деле принадлежала дворянскому представителю Сиверсу и городскому голове А. Г. Зенгбушу. [373]

Отдел Четвертый.

О полицейском управлении.

Глава XXXVII.

Давно уже здешния власти желали видеть в городе такое полицейское управление, которое принимало бы их приказания и исполняло бы их беспрекословно. В старом магистрате не бывало особого полицейского суда. Полицейския дела были подвластны разным судам.

Так например, в городе управляли городскими делами оберфохты, торгово – полицейския дела подлежали ветгерихту, строительская часть кеммерийному суду и пр.

Нашим властям было неприятно, что для исполнения своих повелений должны были обращаться к магистрату, который затем передавал дело тому суду, которому оно подлежало. Губернатор Броун без больших затруднений достиг того, что из Петербурга получено приказание ввести русские полицейские уставы в Ригу. Личный состав новой полиции был столь многочислен, что жалованье чиновникам ея составляло в год 24,000 рейхсталеров. Броун заставил город выстроить полициймейстеру дом, стоивший 10,000 руб., и полициймейстер успел повлиять на тогдашнего городского голову Стр., с которым он находился в дружбе, чтобы и для новой полиции построено было особое здание.

Глава XXXVIII.

На основании новых полицейских уставов надо было разделить город на части и кварталы, но так как маленькую Ригу можно было разделить лишь на две части, то оказалось нужным присоединить к ней форштаты, чтобы получить несколько частей. Назначены были засим частный приставы, квартальные надзиратели и вообще множество полицейских чиновников; их красные и синие мундиры с серебряными эполетами выходили весьма изящно и эффектно, однако о том, что образованием новой городской части за Двиною город потерпел большой ущерб, об этом никто не заботился.

Глава XXXIX.

........................................................................................................................

Глава XL.

Новая полиция подчинена была прямо наместническому управлению и сверх того должна была исполнять приказания кемерийного [374] и других судов. Суды не обращались к полиции словесно, как это было возможно в большинстве случаев, а письменно, отчего происходили замедления в исполнении решений судов.

Глава XLI.

Начала снисходительности и гуманности, заявленные императрицею Екатериною, особенно относительно к телесным наказаниям, были отрекомендованы и здешней полиции. Это повело к полнейшему обессилинею исполнительного правосудия. Непослушание, распутство и побег прислуги наказывались слишком снисходительно. Безнравственность и дерзость прислуги выходили из всяких пределов. Развелись клубы, кофейные, трактиры и пр. для всех сословий и все были усердно посещаемы. Зимою кроме спектаклей почти ежедневно происходили собрания в клубах, маскарады, танцевальные вечера и пр.

Глава XLII.

Хотя при полиции было множество чиновников, но почти всем управляло лишь одно лицо и это был к счастию человек весьма умный, честный и способный, Адам Генрих Шварц, о котором будущему летописцу Риги возможно будет сказано много лестного.

Глава XLIII.

В этой книжке не раз говорилось, что рижане люди хорошие; это столь известно и признаваемо, что мне не надо приводить доказательства. Однако я немогу обойти молчанием следующее: Как лучшая часть рижских жителей ни сожалела об уничтожении наших старинных уставов и разделении граждан в три сословия, они все – таки незабывали, что они должны быть преданы своему государю или государыне и что Рига под русским скипетром наслаждалась почти целое столетие благодеяниями мира.

Когда Густав III объявил России войну, тогда некоторые патриоты постановили подать государыне доказательство, что мы не сочувствуем Шведам, как некоторые полагали, и собрали по подписке 30,000 рублей, которые и поднесли государыне, она приняла их, принимая во внимание, с которым подарок был ей поднесен.


Комментарии

1. В переводе на обыкновенный язык это значит, что свежему человеку и свежим силам нечего было и пытаться пробить отверстие для доступа свежего воздуха в эту загородку.

Примеч. перев.

2. Автор хотя и пишет mildern т. е. смягчить, но ему следовало бы согласнее с истинною употребить глагол, равнозначный русскому обойти, - например umgehen.

Примеч. перев.

3. Это еще вопрос. Русские не подтвердили бы наверное.

Примеч. перев.

4. Тут Нейендаль решительно не прав. Он говорит, что князь Вяземский, недруг немцев, поторопился учредить наместничества рижское и ревельское. Дейсвительно при учреждении наместничеств, он, князь Вязеский, играл важнейшую роль. Он вызвал графа Броуна в Петербург, он дал ему надлежащия наставления для приведения в исполнение реформы, он и в последствии не оставлял Броуна, своего личнаго друга, своими советами. Но мы знаем, что князь Вяземский руководился в этом случае не только либо приязнью или неприязнью к краю или к городу, а точным смыслом 9 пункта инструкции, данной ему императрицею еще в 1764 г. при назначении в важную должность генерала – прокурора. Он и действовал сообразно как инструкции, так и видам государыни, ибо принял должность для содействия нуждам и пользам государства.

Граф Юрий Юрьевич Броун управлял Лифляндскою губернию с 1 марта 1762 г., а потом и Эстляндскою до самой своей смерти, последовавшей в Риге 18 сентября 1792 г. Он действительно пользовался большим расположением императрицы, но никогда не занимал первенствующих мест в государстве и был в высшей степени неискательным и безкорыстным человеком. Во все царствование императрицы и в 30 лет генерал – губернаторства он получил, сравнительно, скудные награды: 8 1/2 гаков земли, в добавок к пожалованной ему императрицею Елисаветою, прибавку столовых по 500 руб. в месяц со времени введения наместничеств, орден Владимира 1 степени. Вот и все: какое же сравнение с наградами, полученными главными деятелями екатериненскаго века! Граф Броун был действительно точным исполнителем повелений и воли государыни (в противном случае мог ли он оставаться на своем месте) и как генерал – аншеф и как генерал – губернатор не терпел если распоряжения правительства не исполнялись.

Примеч. перев.

5. В России было два рода недвижимых имений – поместья и вотчины. Оба эти рода имений соединены под одно название вотчин указом императрицы Анны Иоановны от 17 марта 1731 г. В Лифляндии и Эстляндии существовало право поместья (манленное); манифестом от 3 мая 1783 г. все манленные деревни обращены в наследственные.

Примеч. перев.

6. Будто – бы лучшая?

Примеч. перев.

Текст воспроизведен по изданию: Записки Нейендаля о временах действия в Риге общего городового положения с 1783 по 1797 год // Сборник материалов и статей по истории Прибалтийского края. Том I. Отделение II. Материалы и статьи по истории Прибалтийского края в XVIII и XIX столетиях, V. Рига. 1876

© текст - ?? 1876
© сетевая версия - Тhietmar. 2007
© OCR - Сынах Д. А. 2007
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Сборник материалов и статей по истории Прибалтийского края. 1876