ЯРОСЛАВОВ А

ЯРОСЛАВОВ А. Т.

ДНЕВНИК

Дневник А. Т. Ярославова.

(Считаю приятным долгом выразить искреннюю признательность Б. Л. Модзалевскому за его ценные указания, которыми я пользовался при составлена настоящей заметки)

Четыре маленького формата объемистых томика, хранящихся в Императорской Публичной Библиотеке (Собрание И. Н. Михайловского 8°, №№ 90, 91, 92 и 93), мелко и неторопливо заполненных старческим почерком — таков с внешней стороны этот дневник, веденный в Вологде в 1790-92 году (Начат 1 июля 1790 года).

От XVIII века до нас дошли записи современников, привлекающая к себе блеском тех кругов и событий, среди которых вращались их авторы — кн. Дашкова, Храповицкий, Порошин; Болотов помимо этого останавливает наше внимание обстоятельной картиной жизни русского провинциального дворянства и офицерства, составлявшего опору трона Елизаветы и Екатерины.

Скромный дневник Алексея Тихоновича Ярославова нельзя ставить рядом с вышеуказанными мемуарами. Это вовсе не мемуары, а приходо-расходная книга, в которую день за днем записывает вологодский помещик поступления из своих деревень и денежный расход на свое несложное городское хозяйство, подводя в конце года итоги расходу денег. На ряду с чисто-хозяйственными записями, он заносить однако в свою книгу и впечатления своей мирной жизни, оканчивая каждый день замечанием: “в 12 часов, помолясь Богу, лег спать”.

Мы узнаем из его записей, когда и кто у него обедал, какие рассказывались новости, что пишет сын из [60] Саратова и как съездила в подгородное приданое свое село Архангельское “бесценная старуха Феня” — жена автора.

II.

В дневнике приводятся точные данные для определения личности этой Фени. 28 июля 1791 года Ярославов записывает, что он венчан в селе Архангельском “в сей день в 1742 году”. “Сей день 49 годов минуло, как девство Фе[досьи] Сте[пановны] законным браком разрешено, а до сего дни была она девицею честною и беспорочною” (Правописание подлинника не сохранено в точности).

В другом месте приведено и родословное древо Ярославовой. Оно имеет следующий вид:

1.JPG (18831 Byte)

Неизвестно, была ли Федосья Степановна красавицей. Во всяком случае, по примеру той, которая в свое время вдохновила Пушкина, и по обычаю многих своих сверстниц — она любила нюхать табак. Для нее была сделана специальная табакерка на Императорском фарфоровом заводе, с соответствующей надписью (См. С. Н. Казнаков. Пакетовые табакерки Императорского фарфорового завода, Спб. 1913, стр. 62 и 147).

Во время ведения дневника Федосья Степановна, немолодая годами, обнаруживала юношескую подвижность и энергию. Она постоянно хлопочет по делам, то и дело ездит в Архангельское, ходить в церковь, отдает визиты, — в противоположность своему супругу, который, вероятно по болезни, всегда сидит дома, не выходя на улицу даже во время пожара приворотной избы.

“Я во всю тревогу из горниц выйтить не мог. А Феня ходила неоднократно на пожар, но от простуды Бог спас”, — записывает при этом случае Ярославов. [61]

Федосья Степановна отличалась вообще хорошим здоровьем. Лишь изредка в дневнике отмечается обратное. Так, напр., 18 февраля 1791 г. записано: “Сего утра Феня приняла слабительное конфект, которое... ее огорчило... И для того она, а ради компании и я не обедал же. Поутру приезжал лекарь Вебер и удивился, что слабительное мало действует, сказывая или о крепости натуры, или — аптекарь против рецепту не сделал полного лекарства”.

Надо думать, что справедливо именно первое предположение Вебера — “о крепости натуры”.

Федосья Степановна не только управляет родовым своим имуществом, она готова и расширить его. В 1791 году она покупает у гр. Петра Петровича Девьера имение в 183 души.

“А купчая написана на имя — записываешь Ярославов при этой покупке (1 ноября 1791 г.), — и совершена на имя жены моей Федосьи Степановны. Она и купчую приняла. Ее деньги — она и купила”.

На эту купчую “изошло” 886 р. 55 к. 1 ноября Ярославов уплатил поверенному гр. Девьера 1700 р. Остальные 15 тысяч было обещано уплатить в генваре следующего года. В обеспечение их, Феня выдала на 15 тыс. вексель вологодскому купцу Скулябину.

“А от Скулябина надписано: написанную в сем векселе сумму ассигнациями государственными изволь заплатить в Саратове господину капитану графу Петру Петровичу Дивьеру или поверенному его человеку Андрею Иванову, ибо я толикое число без возврату денег получил”. “Вексель писал я — прибавляет Алексей Тихонович — а Феня руку приложила".

11 февраля следующего года Ярославов получил письмо от сына Тихона из Саратова, что 25 генваря им уплачены 15 тысяч поверенному графа Девьера.

Алексей Тихонович живет со своей бесценной старухой мирно, вероятно вполне покорившись ее энергичной натуре. И только 29 сентября 1791 года он записывает: “Сего утра я и Феня друг против друга словами огорчились; сие произошло смущение от льва рыкающего, кого поглотили грех ради наших, без умысла. Спаси нас, Господи, от духа, вражду сеющего”. [62]

III.

Алексею Тихоновичу Ярославову шел седьмой десяток. 30 сентября 1791 года у него стоит в дневнике: “Сей ночи в 1726 году я родился в старинной вотчине и в доме отца моего в сельце Нестерове, которое тогда было Ярославского уезду (Позже оно вошло в состав Рыбинского у.) в Черемовской волости, в приходе церкви Пресвятые Богородицы, что в селе Филиппове. Чему сей ночи ударит 65 годов”.

По матери, Алексей Тихонович был в родстве с Сумароковыми. 5 ноября 1790 “обедала у нас Прасковья Васильевна — превосходительная и старая девица Сумарокова — мне своя, по матери моей из роду Волковых бывшему, — и называет меня братом, а я ее сестрою. Дед ее родной был генерал-поручик и кавалер Петр Панкратьевич; дядя родной — генерал-майор и кавалер и славный российский стихотворец Александр Петрович; отец действительный статский советник Василий Петрович Сумароковы”.

Не знаю, в каком отношении к Алексею Тихоновичу находилась Татьяна Федоровна Ярославова, рожденная Окулова, бывшая незаконной женой гр. Ф. Г. Орлова (Об этом см. Р. Арх. 1906, ill, 616).

_________________________

Гордостью и утешением Алексея Тихоновича и Фени был их сын Тихон, бригадир, служивший в Саратовском наместничестве, и в 1791 году сделанный в Саратове вице-губернатором.

Тихон родился в ночь на 10 ноября 1752 г. (На могиле его в Донском монастыре стоит однако 1753 г. См. ниже) “в Питербурхе на Питербурхской стороне в доме капитана Андрея Ильича Тяполкова”. Женат он был на племяннице кн. Б. С. Голицына, Екатерине Александровне Павловой (Мать ее — Авдотья Михайловна; ее сестра Мария вышла замуж (кажется, 14 июля 1790 г.) за кн. Львова, служившего в Оружейной палате в Москве). Чиновная карьера его сложилась вполне удачно.

18 сентября 1790 г. в Вологде получено письмо “из Питербурха от сына нашего и от невестки от 6 числа сентября, они здоровы... И притом прислал описание о торжестве мира со шведом и копию с письма, которое [63] князь Александр Алексеевич Вяземской об нем писал к графу Александру Андреевичу [Безбородке], в котором описаны его [Тихона] труды со особливою исправностью и ревностью сопряженные, из чего ясно доказывается ревностное и беспорочное его служение и личная способность, с отменными трудами сопряженная — и почитает со своей стороны должным препоручить господина бригадира Ярославова в Высочайшее Ее Императорского Величества благоволение и милость, дабы таковые главные его дела и труды были ее Величеству известны — но за болезнию свою адресует его сиятельству и покорно просит донести о том при удобном времени всемилостивейшей государыне. На подлинном подписано: К. А. Вяземской, августа 30 дня 1790 г.

Я со своею старухою от радости пролил слезы и блогодарили Бога за Его к нам грешным и к Тихону милости и прославляли заступление Богоматери”.

Служебная карьера Тихона, видимо, и в дальнейшем сложилась удачно. Умер он в чине действительного статского советника, кавалером ордена Св. Владимира. На могиле его в Донском монастыре увековечены следующие стихи:

Под камнем сим лежит муж кротких честных нравов,
Отец несчастливых, а ближних верный друг
Благотворитель всем, примерный был супруг почтенный Ярославов

(Вел. Кн. Николай Михайлович, Московский Некрополь т. III, Спб. 1910 стр. 407. Т. А. Ярославов р. 10 ноября 1753 г. † .1 марта 1806 г.).

IV.

Выше было уже сказано, что Алексей Тихонович каждый день записывал денежные расходы и к концу года подводил итоги. Поэтому мы можем передать здесь эти цифры, которые имеют известный интерес.

За второе полугодие 1790 года Ярославов издержал 5391 р. 6 к. При этом однако нужно отметить большие единовременные траты: 2000 р. послано 25 декабря сыну в Саратов, 2.666 р. 55 к. ушло на расходы, связанные с совершением купчей на землю Гр. Девиера.

За первую половину 1791 года расходы составили 1284 р. 35 к., за вторую 812 р. 91 к. Так как дочь Александра кроме того издержала в Питербурхе (поездка ее была [64] предпринята из-за необходимости хлопотать в Сенате по земельным делам Ярославовых) 3.123 р. 30 к., то всего за год “изошло” 5.220 р. 56 к. Вторая половина 1792 года унесла 1.164 р. 16 к.

Расходы записываются все время тщательно, даже самые мелкие. Алексей Тихонович брился — фершалу дано 3 к. Куплено живых 510 раков — даны 21 к. Более крупный расход — арбуз, стоящий обыкновенно 80 к.

Жизнь в Вологде идет мирно. День за днем записывает Алексей Тихонович лишь кто заходил к нему, с кем играли в карты в “виск". Есть у него постоянные партнеры, и с некоторыми ведет он нескончаемый счет проигрышам и выигрышам. В 1791 г. за ним записано свыше 50 р. проигрышу (Приводим имена некоторых его обычных гостей (должности их по службе в Вологодском наместничестве установлены мной по “Месяцесловам” на 1790 и 1791 год.): зять (муж дочери Александры) Михайла Иванович Клементьев, флота капитан, заседатель верхнего земского суда; дядя Клементьева Матвей Юрьевич Лермантов; другой зять (муж дочери Наталии) — Николай Степанович Бердяев, владелец сельца Дубровка близ Вологды; брат (двоюродный) Платон Степанович Волков; Михаил Степанович Колотинской, председатель гражданской палаты, землевладелец Смоленской губернии; Петр Андреянович Шахматов, губернский секретарь в уголовной палате; Иван Семенович Фомин, колл. секретарь, в гражданской палате; Яков Иванович Линг — кол. асессор, в гражд. палате; Иван Алексеевич Харламов, советник винной и соляной экспедиции; священник Иоанн Ильин — “поп Иван Ильич).

Жизнь разнообразится государственной важности новостями. Иногда это слух о мире со шведом, иногда известие о каком-нибудь достопримечательном поступке государыни.

21 ноября 1791 г. в дневнике записано: “Сей день праздник введения во храм Пресвятые Девы Марии Богородицы и благодарное молебствие Господу Богу за выздоровление от привитой оспы, которую благоволила привить к себе императрица всероссийская Екатерина Вторая благополучно, и для того в сей день каждый год благодарное Богу молебствие установлено”.

Помимо таких событий Ярославов отмечает и местные происшествия. 18 октября 1790 г. “странная учинилась в городе Вологде покража, покрали вологодскую уголовную палату, украли из ней сундук с деньгами, и с белой бумагой, с книгами и документами о приходе и о расходе [65] денег. А другое несчастливое приключение — Иванова советника лошади с каретою испугавшись заскакали в реку Вологду и с кучером. Кучера спасли, карету поизломанную вытащили, и лошадей, но мертвых”.

Особенное впечатление производить, конечно, пожар во дворе Ярославова. Ему посвящены в дневнике яркие строки.

1 генваря 1792 г. “после обеда в доме нашем сделался пожар в приворотной избе, в печи загорелся под подом сруб, и в том углу, где печь, изба загоралась, но с помощию Божиею за молитвы Пресвятые Богородицы пожару не было, и что загорелось, то потушено точию из окошек. Окончины выняты, и наряд из избы выбросан”.

“При сем пожарном случае трудились усердно заливать и ломать свои люди и гостинные, да Купреянов и Брянчанинов (Вероятно, Яков Иванович, прокурор верхнего земского суда в Вологде), да сосуда нашего с двора слуга на лошади неодинова привозил в чане с реки воду, коею заливали, помилуй их Бог. А протчего стороннего народу было много, но все глазели и ничего не делали. Приходил квартальный с недорослыми десятскими и с заливною трубою, которая не действует — замерз рукав. Квартальный офицер Серков приходил ко мне, говорил мне: уже опасности нет, все залито — да не его земерзлою трубою. А другого пожарного инструменту от полиции никакого не было”.

Отношения Алексея Тихоновича к крепостным кажутся патриархально мягкими. Может быть, это объясняется тем, что, не выходя из дома и смотря на все издали, он не вникал в действительную жизнь, предоставляя ведать ее жене.

В дневнике нет обычных известий о наказаниях крепостных. Крестьяне доставляют вовремя оброки, и о дальнейшeм Ярославов не заботится. Иногда в дневнике пробивается, как будто, искреннее чувство Алексея Тихоновича к своим “рабам”.

2 декабря 1791 г. “в селе н[ашем] Архангель[ском] умерла дворовая наша баба Марфа И[ванова] дочь Столярова, жена Алексея Семенова, шурина Спиридонова. Дай ей, Господи Боже наш, царствие небесное”.

1 июля 1790 г, “Лекарь Кирдон осматривал больную бабу жену Николая портнова Настасью, прописал ей рвотного лекарства, коего в аптеке куплено на 10 к.”. [66]

Эти 10 к., затраченный на лекарство крепостной человеком, который не забывал трех копеек, заплаченных фельдшеру за бритье — означают, кажется, не мало. 20 сент. 1791 г. “прислано от рабов, от рабынь наших благодарительное к нам письмо за то, что приказали им пустить в племя на семью по две овцы.

Письмо пришито к дневнику. Писал его вероятно бойкий приказчик, и неизвестно, пустил ли он действительно в стадо тех овец, за которых благодарят “рабы” господ Ярославовых. Но Алексей Тихонович видимо дорожил этим письмом. Письмо следующего содержания:

“Милостивейшие Государи наши Алексей Тихонович и Федосья Степановна! За все ваши к нам рабам вашим оказанные для нас отеческие милости, что вы изволили приказать пустить нам по другой овце на семью, которое для нас весьма нужно, за что и приносим все вообще должное от нас вам благодарение. Сверх оного просим и Создателя нашего, чтоб продлил вам и со всею вашею фамилиею долгий век в здравии и в благополучном пребывании. Впротчем добра желательствуя вам служители ваши рабы и рабыни”.

Алексей Тихонович до некоторой степени просвещенный человек. Он аккуратно получает “Московские Ведости”, а раз даже за целый год — политический журнал из Москвы (Это, вероятно, “Политический журнал с показанием ученых и других вещей, издаваемый в Гамбурге обществом ученых людей”. Перевод с нем. М. 1790. См. Неустроев. Розыскания о русск. поврем, изд. Спб. 1874 стр. 623.). Его газетами пользуется и брат его (двоюродный), Платон Степанович Волков.

Доживая свой век в Вологде, развлекаясь обществом местных чиновников и спокойной карточной игрой с ними, Ярославов не считает свою долю печальной и не стремится к столичной суете и блеску. Под внешне скудным его существованием таятся крепкие нравственные устои, опираясь на которые он осуждает тщеславие и карьеризм.

“Поутру (13 февраля 1791 года) был у нас Михайло Матвеевич Зубов, он ездил в Питербурх к однородцам, ныне великим господам Зубовым и чрез их испросил брату своему [67] Петру в Костроме прокурорское место в верхнюю расправу. И, ласковостью и милостью случайных сих хвалится, не замечает — псаломник видел превозносящего и высящего[ся] яко кедра, мимо идох, и се не бе, и не обретеся место его. Блаженному помощник Бог и [тому] кто без сумнения уповает на него”.

Дневник обрывается 13 июля 1792 года. Этот день остался недописанным. Виновато здесь, вероятно, здоровье автора; Алексей Тихонович давно был болен и часто даже не ужинал вместе с Феней и гостями, а “елл манную кашу один”.

Сообщил Г. В. Вернадский

Текст воспроизведен по изданию: Дневник А. Т. Ярославова // Русская старина, № 10-12. 1918