-

ЗАПИСКИ МИХАИЛА ГАРНОВСКОГО

1786–1790. ¹

__________________________________

1787 г.

Октябрь. Граф Александр Андреевич (Безбородко), быв в то время болен, когда здесь получены были неприятные о черноморском флоте известия, поручил мне тогда реляцию о сем и письмо ваше представить, для поднесения государыне, Александру Матвеевичу (Мамонову). С тех пор все полученные от его св-сти (кн. Потемкина) реляции приказывал уже граф (Безбородко) отдавать Александру Матвеевичу, что случилось и с депешами, г. Бауером 15-го сего месяца сюда привезенными.

Я и г. Бауер ужинали того числа у Александра Матвеевича, который пред ужином объявил в шутку нам и прочим к ужину приглашенным, о коих подноситель сего донести вам не преминет:

— Кажется, собрались мы здесь всё такие люди, которые не желают добра шефу екатеринославской армии.

За ужиною только и разговаривали о славной победе под Кинбурном, над турками приобретенной. После ужины же сказал Александр Матвеевич:

— Я вам покажу план, из которого вы усмотрите, что в пору бы было и покойному королю Фридриху сделать такое [472] распоряжение, каковое турками сделано было при десанте и атаке Кинбурна. Некто из генералов, рассуждая о сем вверху, начал было кое-какие примечаний делать, однако же я оному напрямик сказал: иное судить о делах, сидя в горнице, а иное производить оные на поле.

— Как государыня, довольна?

— Чрезвычайно. Да, полно, и есть чему порадоваться; по крайней мере, люди, любящие отечество свое и князя Григория Александровича (Потемкина) должны радоваться сему.

16-го числа (октября) государыня неволила рассказывать всем, кто только ни был у Ее И. В-ва, историю сражения, под Кинбурном случившегося.

17-го числа велено было собраться поутру во дворец всем обоего пола знатным особам и чужестранным министрам. Обедню слушали государыня, великий князь, великие князья, молодые принцы, знатные особы, чужестранные министры и множество прочих чиновников, в церкви и в комнате пред оною теснившихся. После обедни читал гр. Александр Андреевич (Безбородко) реляцию, по окончании которой все бывшие в церкви поклонились Ее И. В-ву, ознаменовав таким образом принесенное ими с победою поздравление. За сим следовал непосредственно благодарственный Богу молебен, отправленный знатнейшим духовенством, при конце коего произвели с обеих здешних крепостей пушечную пальбу. Коленопреклонение соблюдено было всеми в церкве бывшими, не исключая и чужестранных министров. Между тем производилось молебствие и в Казанской церкви, где читал реляцию г. губернатор, который, по требованию народа, в церкви и на месте оградою оную окружающем — теснившегося, принужден был повторить оную четырекратно. Народ изъявлял радость свою льющимися слезами, произнесением похвальных слов воинам нашим и вопросами о числе преданных смерти турков. Как в реляции написано, что из 5,000 турков едва до 500 человек спаслося, то для некоторых…… непонятно было, сколько турков убито.

Александру Васильевичу (Суворову), кроме отправленного теперь собственноручного Ее И. В-ва письма, которое имел я честь читать в оригинале и запечатать под открытою печатью, [473] другого награждения, без совета его св-сти, государыня не восхотела сделать.

— Если послать ему Адреевскую ленту, то считать себе будут за обиду старшие пред ним.

Дадут однако же знак сего ордена, если это его св-сти угодно будет. Нельзя, кажется, уважать старшинства там, где требуют возмездия заслуги.

Г-ну Реху пожалован крест третьего класса, и еще отправлено к вам 6 крестиков, которых роздачу Ее И. В-во предоставить соизволила его св-сти; о прочих награждениях донесет вам податель сего, которому также пожалована бриллиантами осыпанная табакерка и 500 червонцев ².

Октябрь. Государыня, не престает превозносить хвалами славные победы, мужеством войск наших при Кинбурне над турками приобретенные. В знак всевысочайшего благоволения ее в отличившимся в оном сражении препровождается при сем коробочка с собственноручною, на имя его св-сти, Ее И. В-ва надписью, в коей находятся ленты для чинов, которым пожалованы отправленные пред сим с г. Бауером знаки. Сии с великим трудом приисканные в городе попечением Ее И. В-ва ленты уложены в коробочку собственными же ее руками. Вот как награждаются воины, под предводительством его св-сти находящиеся. Нельзя при сем случае не сказать спасибо и Александру Матвеевичу (Мамонову).

На сих днях пошлется к императору (римскому) ведомость о числе войск наших, против агарян ополчившихся. Император скучает, не получая от его св-сти будто бы никаких известий о движении войск ваших, а притом же хотелось бы ему, чтоб мы, соскучив турецкими нападениями, обратили таковые на их владения.

Начальство над почтами, способствуясь подчиненными своими и другими случаями, получает иногда ведомости о течении дел в ваших краях прежде нежели приезжают с известием об оных курьеры наши. Вчерась приехал сюда из Тавриды почталион, который привез известие о поражении закубанских [474] татар. Рейс-ефенди (Безбородко) тотчас возвестил весть сию Ее И. В-ву.

Таковыми побочными предварительными донесениями уменьшают при дворе ту радость, которую бы двор, при нечаянном получении обстоятельного от его св-сти о победе известия, неминуемо почувствовал. Александр Матвеевич (Мамонов) заприметил мне сию статью.

Г-н Драшковский не успел сюда приехать, как весь город о приезде его узнал. Г. Завадовский, услыша о сем, проговорил: «Конечно, привез известие о взятии Очакова».

Во всю прошедшую войну (не Миниховскую) мы Очаковнм завладеть или не умели, или не хотели; и я не понимаю, почему г. Завадовский взятие Очакова почитает не затруднительным делом? от излишнего-ли в его св-сти усердия, или.... предаю сие на рассмотрение ваше.

Вышедшая недавно из Цареграда на Черное море эскадра турецкая имела подобное нашему флоту несчастие. Известия сии получены из Вены.

Уведомляют рейс-ефендия (гр. Безбородко), что число потерянным нами мой Кинбурне людей несравненно превосходнее того, которое в реляции показано. Не рассудите-ли за благо употребить способ к превращению таковых переписок.

На прошедшей неделе Александр Матвеевич (Мамонов) говорил весьма много о его св-сти за обедом у Ее И. В-ва, и утверждал, что никто в свете не может быть преданнее Ее В-ву, как его светлость (кн. Потемкин); потом предложил пить за здоровье его св-сти. Государыня, приняв оное с отличным благоволением и взяв с вином рюмку в руки, соизволила проговорить:

— Да здравствуют предводители обеих армий!

Сему примеру последовали все бывшие за столом господа. Но как дошло дело до Александра Матвеевича, то сей проговорил: «да здравствует предводитель екатеринославской армии!»

Третьего дня отправлено к графу Петру Александровичу (Румянцеву) серебреною монетою двести тысяч рублей.

Их и. высочества изволят иметь пребывание в Гатчине до 20-го числа будущего ноября. [475]

Октября 23. Для курьеров, от его св-сти сюда присылаемых, равномерно и отсель в его св-сти отправляемых, поставлены лошади по московскому тракту. Объясняясь о сем, сказали мне:

— Ведь нельзя, по случаю больших разгонов из обеих армий, ездить по одному тракту, а мы привыкли уже посылать к гр. Петру Александровичу (Румянцеву) по белорусскому тракту.

Я, противу сего, в его св-сти холодного, а к графу (Румянцеву) излишним мне показавшегося усердия, ничего более не возразил, как только сказал:

— Да и его св-сть (кн. Потемкин), желая скорее доставлять ко двору известия, оному нужные, изволит присылать сюда курьеров своих ближайшим трактом, т. е. чрез Белоруссию.

Рекрутский набор увеличится сколь скоро угодно будет его св-сти. Между тем велено укомплектовать войски его св-сти и рекрутами и старыми солдатами, как вы из подносимого при сем сообщения коллежского и прописанного в оном имянного указа усмотреть изволите.

Двор (Екатерина) ожидает известий об успехах нашего флота. Повеление, данное оному от его св-сти сразиться с неприятельским во что бы то ни стало, рождает некоторую, в ожидании известий, нетерпеливость. Уповают, что таковые будут громки и подоспеют сюда к торжеству 22-го сентября (т. е. ко дню коронации).

Министр французский, при здешнем дворе пребывающий, старается, как слышно, внушить здешнему министерству, чтоб, не начиная войны, вступить с турками в новые переговоры. Некоторые думают, что французы миролюбивые статьи для того только предлагают, чтоб дать время туркам поисправиться. Многие твердят, что мы, взяв Очаков, войны продолжать не будем.

Его и. высочество, великий князь, хотя и предполагал, в сходствие данного ему позволения, отправиться в армию весною, но теперь, в угодность ее высочеству, сделал представление государыне, что он с великою княгинею расстаться не может; [476] думают, что государыня позволит и ее высочеству ехать в Киев ³.

Отпуски сумм, производившиеся на разные строения, в том числе и на дороги, велено впредь до указа остановить.

Третьего дня отправлен к гр. Алексею Григорьевичу (Орлову-Чесменскому), с письмом от графа Александра Андреевича (Безбородко), нарочный курьер. Сие подало повод публике думать, что гр. Чесменского приглашают и паки к командованию флотом; осведомись ближе о сем, не мог я угнать, с чем курьер отправлен, однако же знаю, что не с инвитом.

Князю Александру Алексеевичу (Вяземскому) велено быть сюда. Манифест объявлен народу обыкновенным образом, то есть на улицах, при барабанном бое, вчерашнего числа, а сегодня было молебствие, при котором случае государыня изволила в церкви прослезиться.

Нет удобнее времени к набору рекрут, как теперешнее: духи расположены теперь к сему. Читая манифест, говорят: с видно и еще не миновать рекрутского набора».

На сих днях спорил я с известным вам человеком (Безбородко?) о манифесте.

«Манифест написан чрезвычайно и бесподобно хорошо», сказал он. А я доказывал, что в нем есть ошибки даже в словах, например, в речи: «увенчать коварство наглостию» — слово увенчать употреблено некстати; 2-е: «затеи не суть дела, а дела не затеи». Сие ему крайне не полюбилося. «Можно-ли, да знаете-ли вы, что это Петр Васильевич (Завадовский) писал?» сказал он. Он почитает Петра Васильевича красноречивее Златоуста, а дерзнувшего противоречить сему признает достойным предану быть смерти.

Октября 15-го числа Александр Матвеевич (Мамонов) имел со мною, посля ужины, наедине следующий разговор:

М. — После разбития бурею черноморского флота, писал князь к графу Петру Александровичу (Румянцову) отчаянное письмо, [477] с которого граф прислал к Завадовскому копию. Сей прочел оную мне, а я, желая предупредить прочих докладчиков, пересказал содержание оного государыне. Напрасно князь пишет чувствительность свою изображающие письма к таким людям, которые не только цены великости духа его не знают, но и злодействуют его светлости. Любя его светлость, как родного отца и благодетеля моего, желал бы я, с одной стороны, предостеречь его удержаться от такой вредной для него переписки, служащей забавою злодеям его; с другой же стороны, не хотелось бы мне, при теперешнем дел положении, ссорить его св-сть с графом, а тем менее огорчать и тревожить князя. Зная вашу преданность в его св-сти, вам сие открываю. Напишите к Василию Степановичу (Попову) и донесение вестей сих его св-сти отдайте, на волю Василию Степановичу. Или нет, не пишите ничего; не надобно князя тревожить.

Г. — Кажется, надобно написать, чтоб предостеречь его св-сть. Я думаю, что Завадовский не преминул снабдить копиями своих союзников. Да и вам не без намерения он показывал.

М. — Это правда, что Завадовский предан графу (Румянцеву) и ведет с ним переписку; я это знаю. Однако же, Завадовский справедливый человек и честнее всех союзников своих; одного я боюсь, чтоб его св-сть преждевременно сюда не приехал. Вот будут тогда злодеи иметь повод в разным толкам. Государыня, любя его и почитая честь его нераздельно с своею сопряженною, крайне сего боится; знаете-ли, государыня уверяла меня, что князь, по получении позволения быть сюда, тотчас сюда будет, и хотела со мною об заклад биться, а я уверял, что князь, не устроив тамошних дел, не будет. Слава Богу, что сталося по моему. Как государыня этому рада! да и зачем князь был бы, не сделав какого-нибудь славного дела?

Г. — Расстроенное его св-сти здоровье требует перемены климата; а может быть, и состояние теперешних политических дел в Европе требует здесь присутствия его. Впрочем, наступает время вступления, войск в зимние квартиры, что там зимою делать?

М. — Правда, зимою можно приехать, но не теперь. Если приедет теперь, то много себе повредит; князю некого здесь [478] опасаться. Доколе я буду то, что теперь есмь, никто противу князя (Потемкина) ничего не посмеет; я вам честию клянуся в сем! Сначала господа новые советники затеяли было кое-что, но скоро им рот зажали; пусть князь ни о чем не тревожится. Что же касается до политических дел в Европе, то я оные читаю: с этой стороны также нечего опасаться. Дай Бог князю только здоровья, станет его не на одни турецкие дела, только-б не поспешил сюда приездом.

17-го октября, Александр Матвеевич (Мамонов) сказал мне опять наедине:

— «Сегодня Завадовский сказал мне: из Вены получено известие, что не явившийся в Севастопольскую гавань черноморского флота корабль приведен со всем экипажем в Цареград. Как завтра хотели докладывать о сем Ее И. В-ву, то я уже сегодня предупредил государыню, которая не встревожилась сим известием, а опасается только, чтоб князь, узнав об оном, не запечалился. Бога ради, напишите к Василию Степановичу (Попову), чтоб он князю возвестил весть сию как можно осторожнее, а особливо уверили бы его св-сть, что государыня не беспокоится этим».

Приехавший сегодня из Вены курьер привез к принцу де-Линью повеление находиться при нашей армии корреспондентом с императором римским. По содержанию повеления сего, принц де-Линь после завтра к вам отправится.

В городе все кричат, что князь Репнин послан его светлости на смену. Канальские слухи таковые проистекают верно от господ союзников.

Все кричат о взятии Очакова, не ведая, что, может быть, предлежат к предприятию сего непредвидимые здесь препятствия.

Учинив вам донесение о разговоре, 15-го числа случившемся, не опасаюсь я теперь, чтоб вы меня побранили за поданную от коллегии последнюю записку, с коея имел я честь препроводить к вам пред сим копию.

Я имел честь печатать все письма, от Ее И. В-ва к его светлости с подписателем сего отправленные ⁴. [479]

(Конец октября 1787 г.) Граф докладчик (Безбородко) бывает теперь весьма редко у государыни, и старается притом; бывать только тогда, когда Александр Матвеевич (Мамонов) не бывает. Если же случится Александру Матвеевичу прийти к государыне в такое время, когда граф докладывает, то граф, тревожась присутствием его прев-ства, всегда уходит. Недавно случилось следующее происшествие: граф (Безбородко), и пришед к государыне в такое время после обеда, когда Александр Матвеевич бывает обыкновенно дома, велел доложить о себе. Взошед потом в Ее И. В-ву, где застал Александра Матвеевича, пришел он в такую робость, что на чтение дел, о которых он хотел докладывать Ее И. В-ву, и голосу не стало. Извинясь болью в горле, просил он государыню, чтоб Ее И. В-во изволила прочесть сама принесенные им бумаги, которые он оставя у Ее И. В-ва, возвратился во свояси.

Государыня, прочтя его св-сти письмо о перемещении Штакельберга в Париж и проч., огорчена была до крайности. Много стоило Александру Матвеевичу труда успокоить по сей части Ее И. В-во, хотя, впрочем, и Александр Матвеевич досадовал, что ему ничего о сем знать не было дано. Нет ни малейшей надежды, чтоб государыня на перевод Штакельберга изволила согласиться, а особливо на помещение на место его Павла Сергеевича (Потемкина); Михаила Никитича (Кречетникова), яко людей, которых государыня не жалует.

В Преображенском полку находился, по милости, как сказывают, г-на Арбузова, из каторжных — сержант, в армию в нынешнем году поручиком выпущенный или отставленный от службы. Дело сие вышло наружу старанием правительствующего сената. С каторжного велено снять чины; Арбузов же, который находятся теперь в отпуску, требуется к ответу. Недавно Преображенского полку унтер-офицеры ободрали в еремитаже ложу. Сие подало повод к изданию указа, чтоб впредь из разночинцев в гвардии унтер-офицеры не производить; ныне же из разночинцев, унтер-офицерами в гвардии служащих, выпускать в армию теми же чинами и поступать с ними, касательно производства их, на основании полковничей инструкции.

В конной гвардии появились унтер-офицеры, упражнявшиеся [480] в деле фальшивых ассигнаций (Панкратий Сумароков, Куницын и проч.).

Я имел честь доложить вам, что три раза в ряду реляции от его св-сти в государыне были поднесены Ее И. В-ву Александром Матвеевичем (Мамоновым), а его прев-ву же доставлялись по повелению графа Александра Андреевича (Безбородко). Реляции, которые привезены были г-ном Драшковским, поднесены были графом, за что Александр Матвеевич учинил выговор как мне, так и Драшковскому. Я нашел теперь способ доставлять Ее И. В-ву реляции руками его прев-ства Александра Матвеевича, не раздражая графа. Не знаю, однакоже, всегда-ли это сделать удастся; бывает такое время, в которое граф охотнее сидит дома, нежели ко двору ездит и именно после обеда; в сие время граф сам приказывает отдавать реляции Александру Матвеевичу.

Г-н Сегюр крайне заботится в ожидании Нассавского принца.

Вчера сказал мне Александр Матвеевич (Мамонов):

— Я рад, что князь теперь стал повеселее, еслиб он знал сколько стоило мне это труда!

5-го ноября 1787 г. Крайняя ненависть Александра Матвеевича (Мамонова) к графу (Безбородко) и усильные старания, г-на Храповицкого понравиться первому, о чем доходили до меня нередко основательные слухи, заставляли опасаться, чтоб из сего не родилось чего-нибудь. Будучи очевидным свидетелем таковым обстоятельствам, за две тысячи верст от вас отдаленным, неужели не имел я права пожелать вам добра преимущественнее пред прочими? Одна минута строит и расстраивает. Вот причина, побудившая меня поступить на тот шаг, за который вы гневаться изволите. Я уверен, что Александр Матвеевич вас любит; но сорочка ближе кафтана; всякой заботится о себе самом, не помышляя о других, а особливо о находящихся в отсутствии. Впрочем, кроме Ивана Степановича (Рибопьера), по истине усердного вам человека, я ни с кем касательно вас не говорил. Александру Матвеевичу (Мамонову) приятно чтение реляций, но еще приятнее гораздо дела дубровицкие, и так нужны и его прв-ству напоминовения. [481]

К Сергею Лаврентьевичу (Львову) послал я нарочного в Старую Русу; касательно же г-на Хорвата, то сей из банка денег не получил; да, за неимением оных в банке, и не получит. Он старается занять деньги у г-на Сутерланда, при котором случае, вскоре воспоследовать имеющем, не упущу я взыскать принадлежащие вам 4,200 руб.

Александр Матвеевич, желая всеусильно присовокупить к Дубровицкому имению лес, купленный у князей Черкасских за 4,500 руб., приказал мне написать к вам тако: «пожалуйте, напишите к Василию Степановичу (Попову) и попросите его, чтоб он то, о чем я его в письме моем прошу, исполнил как можно скорее; он меня чувствительно одолжит, а особливо, когда пришлет, не дожидая другого отправления, с нарочным курьером. Мне кажется, это можно дни в два сделать; пожалуйте, попросите о сем Василия Степановича». Я не понимаю, почему его прев-ство почитает помянутый лес принадлежащим к Дубровицкому имению; да и какая нужда была г-ну Пузину упоминать Матвею Васильевичу (отцу Мамонова) о сем лесе. Запись, препровождаемая в письме Александра Матвеевича (Мамонова), писана по повелению Ее И. В-ва г-ном Терским.

У Петра Степановича (Валуева) имеются вотчины Дубровицкой люди, которые из продажи в купчей не исключены. Не прикажете-ли, чтоб не иметь новых хлопот, отдать таковых его прев-ству?

Вчерась просил я его сият-во князя Александра Алексеевича (Вяземского) о тех, кои от его светлости к повышению чинов в сенат представлены; он обещал исполнить.

(Ноябрь, после 5-го числа.) Сергей Лаврентьевич (Львов), будучи принять при дворе весьма дурно, жаловался о сем со слезами Александру Матвеевичу (Мамонову) и говорил его прв-ству, что весьма бы желалось ему быть в екатеринославской армия. Его прв-ство почитает сей случай весьма удобным к переводу Ивана Степановича (Рибопьера) в Казанской кирасирской, а Сергея Лаврентьевича в Смоленской драгунской полк.

— «Если сей перевод исполнится, то не худо будет, если его светлость уведомит о сем сам государыню, а дабы не [482] возъимели подозрения, что тут кроется какая-нибудь интрига, то можно государыне донести, что Ивану Степановичу (Рибопьеру), по иностранству его в нашей службе не привыкшему, приличнее быть в полку, находящемся внутри России, нежели в таком, который находится теперь в походе. Весьма мне приятно будет быть в Казанском кирасирском полку шефом, но надобно, чтоб и о сем его светлость сам писал к государыне, ибо касательно себя никогда я ее ни о чем не прошу. Признаться вам, что почти жить не могу без Ивана Степановича; да и для князя, может быть, лучше бы было, еслиб Иван Степанович был здесь. Я ни с кем не могу так откровенно говорить, как с ним».

Под каким бы то ни было претекстом и как бы то ни было, непременно нужно Ивану Степановичу (Рибопьеру) быть здесь. Утверждать не могу, но подозреваю, что Александр Матвеевич (Мамонов) с г. Завадовским дружится, по крайней мере, бывают у них нередкие секретные конференции. Всякой раз, когда я у его прв-ства бываю, то напоминает он мне, чтоб я, когда услышу, что в городе говорят об нем, что он с Завадовским дружится, сему не верил.

Анна Никитична (Нарышкина) в таком положении, что государыня без нее теперь быть не может. Бог знает, что это значит.

Вчерась и третьего дня Ее И. В-во, прогуливаясь по городу в карете, неволила оба раза заезжать в Анне Никитичне, дабы иметь оную сопутницею; однако же у дома Анны Никитичны Ее И. В-во из кареты вставать не неволила.

Некто отставной маиор Казаринов и Кочубей весьма собою занимаются и везде публике себя являют.

Наш посланник в Берлине будет непременно сменен, ибо наш двор поведением его крайне недоволен.

Вчерась умер один из первейших графа Петра Александровича (Румянцева) корреспондентов здешних, и именно г-жа генеральша Леонтьева (Екатерина Александровна, сестра гр. Румянцева).

Граф Петр Александрович, чтоб скрыть пред лицом света, что он имеет с г. Завадовским переписку, доставлял к сему письма свои всегда почти под кувертом [483] покойной г-жи Леонтьевой; к Александру же Матвеевичу (Мамонову) доставляет граф письма оной под кувертом г. Завадовского. Сие случилось и третьего дня, по прибытии сюда графского курьера.

Никто столько нас не злословит, как граф Александр Романович (Воронцов). Но как буесловие его не стоит того, чтоб о нем говорить, то донесу только то, на чем он основывает, может быть, свои виды.

— «Когда-б я был на месте графа Петра Александровича (Румянцова), то дал бы я себя знать князю. Как это можно требовать, чтобы все повиновалось князю? Графу цена известна. Я бы на месте его просил государыню, чтобы не только армию, но и князя поручили бы мне в команду, а иначе от всего бы отказался. Сами станут после искать. Я не понимаю, зачем нас посадили в Совет, что мы — чучелы, что-ли? Посадил здесь на корень такого человека, что нельзя ни о чем говорить; все только то хорошо, что делает князь.»

Вице-канцлер (гр. Остерман) получил откуда-то достоверное известие, что капитан-паша возъимел верх над визирем. Из сего предвозвещают нам скорой мир; о сем слышал я от его пр-ва Александра Матвеевича (Мамонова), которой присовокупил к сему и следующие примечания:

— «Авось кончится война в нынешнем году полезным для нас миром; в таком случае ни швед, ни пруссак в своих интригах не успеют».

В Англии касательно судов нам отказано. Государыня крайне сим недовольна. Здешние англичане уверяют, что причиною сему граф Семен Романович (Воронцов), коего будто бы в Англии не терпят. Вчерась послали опять курьера в Англию. Не возвратится-ли сей с лутчим успехом, чего непременно ожидать надобно, если г-да Воронцовы наиграют тут какие-нибудь интриги.

Граф Петр Александрович (Румянцов-Задунайский) прислал к Михаиле Сергеевичу (Потемкину) требование, чтоб снабдить конницу, вверенную предводительству его сия-ва, старого образца палашами, потому что сабли, по его мнению, в употреблению не годятся.

По случаю недостатка в ружьях, заказано делать таковые [484] в Могилеве и в селе Павловском, что в Нижегородской губернии. Бог знает, кто это опрожектировал и нельзя доверить что за беспорядок в делах: всякой лезет с докладами.

Дней с шесть назад доложил я его сия-ву гр. Валентину Платоновичу (Мусину-Пушкину): «что битому за причина была, что великий князь не изволит никогда в публичных собраниях говорить с теми, кто принадлежит его светлости. Неужели его и. в. подозревает, что его св-сть причиною тому, что его в-ство в армию не пустили? Если это так, то я уверяю, ваше сиятельство, что его св-сть не только ожидал его и. в. с великим удовольствием, но и об отпуске его и. в. в армию просил государыню».

Граф Валентин Платонович ответствовал мне:

— «Пред великим князем и небо, и земля теперь виноваты. Он сердится на всех. Я знал, что его св-сть с удовольствием его ожидал и государыне, о сем писал, да и я говорил е. и. в-ву неоднократно и впредь повторять не премину. Теперь он и на меня сердит; он думает, что я знал, что его не пустят. Что-то будет летом. Я думаю, что и тогда его не пустят.... Но перемелится рожь, все будет мука!»

Оба письма государыни в его св-сти печатал я; сие случилось уже не первой раз. Я думаю, что его пр-во для того заставляет меня их печатать, чтоб я вас уведомил, видевши их у него незапечатанными и, следственно, ему известными.

(Конец ноября 1787 г.) Князь Александр Алексеевич (Вяземский) поднимается. Недавно сделал он общему господ сенаторов собранию выговор: «С приезда моего сюда, приезжаю я в сенат всегда в девять часов пополуночи, но господа сенаторы съезжаются не прежде как в двенадцатом часу. Когда прикажете дела слушать? Все дела остановились. Я прошу господ сенаторов наблюдать, законами, для съездов в присутственные места, предписанное, время». Тогда были в собрании между прочими: граф Алексей Романович (Воронцов) и Петр Васильевич (Завадовский). Никто однако же генерал-прокурору не противуречил.

Князь Александр Алексеевич усильно старается должность, [485] докладывать Ее И. В-ву по делам сенатским, присвоит по прежнему себе. Бог знает, удастся-ли ему достигнуть до желания сего. Между тем государыня наводила проговорить графу Алексею Андреевичу (Безбородко):

— Жалуются, что сенатские доклады выходят весьма медлительно.

На сие граф ответствовал: «Я никогда к вам не вхожу я не выхожу от вас без дел, государыня. От вас зависит оные слушать».

Многим в городе стало уже приметно, что граф слабеет.

20-го сего месяца имел я с графом Алексеем Андреевичем следующий разговор:

Гр. — Государыня желает знать, послана-ли из коллегии грамота на Дон о посылке донских казаков в команду графа Петра Александровича (Румянцева)?

О. — Донские казаки состоят в команде его светлости (Потемкина). Коллегия не имеет права иметь с ними беспосредственную переписку. К графу Петру Александровичу наряжено четыре донских полка, коих для него, кажется, на первой случай довольно. Впрочем, все казаки находятся теперь в поголовном походе, и если графу Петру Александровичу потребно оных более четырех полков, то о сем надлежит отнестись к его светлости.

Гр. — Правда-ли, что корабль «Слава Екатерины» ⁵ был разбит бурею, попался в устье Дуная в руки запорожцам, а граф Воинович насилу успел спастись на лодке? Не пишут-ли к вам чего-нибудь о сем?

О. — О погибших во время штурма судах его светлость уведомлял, посторонние о сем слухи и доносы ложны. Посудите сами, ваше сиятельство, была-ли хотя малейшая возможность переправиться на лодке в октябре месяце от устья Дуная в Севастопольскую гавань, где Воинович ныне пребывание свое имеет?

Гр. — Я и сам думал, что эти вести ложны.

После сего объяснился я о рапорте графа Петра [486] Александровича (Румянцова), доложив между прочим: «Граф Петр Александрович не весьма прежде жаловал рогатки; да и спрашивать об оных и об мостах значит тоже, что, содержа крепость в осаде, вопрошать; позволено-ли будет, дли сбережения людей от выстрелов пушечных, делать рвы и окопы».

Господин Вейдемеиер сказывал мне, что в совете читаны следующие вести. Корабль «Слава Екатерины», во время бывшего штурма, попался в руки запорожцам, Воинович полонен и отослан в Цареград. Совет поставляет Тизделю в великую неосторожность, что он, не побросал в море имевшихся у него на корабле секретной композиции ядра; начали таковые же и в Цареграде делать. Кинбурн взят турками, а Тамань абазинцами». В городе врут еще хуже сего, но государыня изволит всему сему смеяться.

Недавно государыня изволила вопросить пришедших в Ее И. В-ву на поклон:

— Что в городе нового слышно?

На сие ответствовало: «Говорят, что граф Алексей Григорьевич (Орлов-Чесменский) скоро сюда будет».

— Да! слышно, что он и флотом в Архипелаге командовать будет», изволила сказать государыня.

В совете мозголомствовали слишком три недели над помянутым рапортом графа Петра Александровича (Румянцова), в копии пред сим от меня к вам отправленным. Голоса были разные. Узнав о сем, возъимел я смелость доложить графу Александру Андреевичу, что дела в украинской армии не в таком беспорядке, как его сиятельство доносить об них изволит, и что представление его без всякого затруднения разрешить можно. Сказав сие, подал я графу Александру Андреевичу записку, с коея подношу при сем копию.

Докладывали Ее И. В-ву рескрипты, в Совете заготовленные, докладывали и мою записку. Государыня изволила указать отправить означенной рапорт к его светлости и ожидать, что его светлость неволит коллегии повелеть на оный ответствовать. Мысль Ее И. В-ва, чтоб граф Петр Александрович сносился обо всем с его светлостию. Но ежели граф Петр Александрович и впредь подобные сему в коллегию представления чинить не престанет, то воля Ее И. В-ва есть, чтоб таковые тотчас [487] на благорассмотрение и революцию в его светлости препровождены были. Получа сию полезную революцию, кажется, не погрешил я подачею записки.

Со дня на день заставляли меня отсрочивать отправления курьера сего. Не моя вина. Я всякой день бывал в канцеляриях, передних и на аудиенциях.

Повадится кувшин в ключ по воду ходить, то так ему уже и головку положить: князь Александр Алексеевич (Вяземский), что ни делает для его светлости, побуждается к сему страхом могущества его светлости. Но усердия нет. Раза два уже опивался: «Уже все деньги повытасканы, а все-таки дай да дай».

На сих днях ожидают сюда графа Алексея Григорьевича (Орлова-Ч?сиенского). С нашей стороны не останется, по отъезде графа Валентина Платоновича (Мусина-Пушкина), в Совете из одного почти голоса. Не рассудится-ли за благо употребить старание, посредством Александра Матвеевича (Мамонова), о помещении в Совет Ивана Перфильевича Елагина, человека и его светлости преданного, и говорить и писать умеющего.

Петр Васильевич Завадовский просится в доковой отпуск для свидания с женою, и говорят, что ему съездить туда позволено будет.

В Екатеринин день роздачи милостей не было.

Недавно зарезали в Измайловском полку одну женщину. Господин обер-полициймейстер доложил о сем Ее И. В-ву первой. Случился тогда в передней комнате и Арбенев, которой, быв вопрошен о сем, ответствовать не умел. Государыня изволила на г-на Арбенева вознегодовать за сие и в Измайловский полк прикомандирован на время подполковником Николай Иванович Салтыков.

В 1783 году его светлость (кн. Потемкин) изволил поднести Ее И. В-ву сделанную в генеральном штабе полуденным российским пределам с прикосновенными местами австрийскими и турецкими карта, которую употребляют часто в Совете. Государыня, сберегая однако же оную собственно для себя, изволила указать сделать таковую же другую. Сказаны только одни места, какую карту делать, но копию с помянутой карты снять непозволено, опасаясь, чтоб она не затерялась или не замаралась. Карту сию [488] делают у нас в канцелярии взятые из Преображенского полку в помощь в нашим географам четыре унтер-офицера. Та карта, которую вы изволили приказать делать, поспеет прежде нежели господа наши офицеры обещали. Чрез две недели она будет готова.

Петр Степанович (Валуев) намерен проситься к вам для отдачи в делах своих отчета, чтобы побывать у себя в деревне, лишь бы там не остаться. Он открывался мне, что в доме графа Александра Андреевича (Безбородко) весьма приметно, что граф не в прежних силах. С г-ми Воронцовыми у графа Александра Андреевича неладно; и если по вторичному Логинова прошению доложит граф Александр Андреевич в пользу Логинова так, как его сиятельство обещает, то с г-ми Воронцовыми и совсем расстроится у него дружба.

Грекова от Безбородко уволена. Место ее заступила одна девица пятнадцати лет. Глебов и Рубан не последние люди и сам Осип Степанович ласкает себя знакомством их.

Недавно в Совете граф Остерман поссорился с графом Александром Андреевичем. Граф Остерман говорил графу Безбородко, чтоб сей унял дерзость фаворита своего по делам иностранной коллегии г-на Моркова, а граф Безбородко дал знать графу Остерману, что г-н Морков генерал, а не мальчик, член и набитой (sic) ему брат. Граф Остерман упрекнул графу потом девками; граф же Безбородко сказал:

— Я для того люблю девок, что имею власть их переменять, чего мужья с женами своими делать не могут, хотя и знают, что они б…..

Еслиб не помешал сему Петр Васильевич Завадовский, то бы ссора сия кончилася хуже.

Граф Илья Андреевич (Безбородко) намерен, если его светлость сюда приедет, проситься в армию. Да со стороны их и. в-в будет тогда довольно просьб в его светлости, ибо ее высочеству о сю пору не дано позволения ехать в Елисаветград.

От французского посланника: двор французский дал повеление всем офицерам своим, с дозволения оного в турецкой службе находящимся, возвратиться во свояси. Делифид, в Очакове находившийся, отправился в Цареград.

От цесарского посла: в Цареграде весьма приуныли, [489] получа известие о происшествии под Кинбурном. Капитан-паше, возвращающемуся из Египта со многими сокровищами, дано повеление явиться со всем турецким флотом на Черном море.

17-го декабря 1787 г. 29-го числа прошедшего месяца, когда, по окончании в придворной церкве божественной литургии, наступило время, в котором Ее И. В-во изволит обыкновенно духовенство жаловать к руке, то вдруг предстал пред Ее В-м граф Александр Андреевич (Безбородко) с держащею в руках митрою, похожею на архиерейскую. Духовенство подходило к руке, наблюдая очередь свою по старшинству, и преосвященный Гавриил, исполнивший свой долг прежде всех, приостановился было на несколько секунд пред Ее В-м и, как казалось публике, ожидал чего-то; но вскоре потом отступил назад. Прочие подходили и отходили не останавливаясь; скольже скоро подошел духовник Ее В-ва, то всемилостивейшая государыня, взяв митру из рук графа Александра Андреевича, соизволила возложить оную на главу помянутого протоиерея, который, приведен будучи нечаянностию сиею в изумление, пав на колени, дрожал и спросил: «На что это?»

Государыня изволила сказать: «Носить».

— «Я не достоин», сказал протопоп.

— «Я тебя удостаиваю», соизволила ответствовать Ее В-во.

Изустно сказано протопопу сему занимать место выше всех архимандритов. Вот новая в российской церковной истории эпоха, удачнее случившейся при царе Иване Васильевиче.

В среду, то есть 9-го числа сего месяца, находящийся здесь в отпуску полковник князь Дашков и гвардии офицер Иевлев, поссорившись на аглинском бале, предприяли намерение разведаться на поединке. Кн. Дашков танцовал с Татьяною Васильевною (Потемкиною), а Иевлеву вздумалось при сем случае занять такое место, посредством которого лишил он сию танцующую пару свободного в контр-тансе вертения. Кн. Дашков, встретивший господина Иевлева в таком положении при начале сея пляски, учтиво просил его сойти с того места; но Иевлев, посмотрев на просителя гордым оком и несытым сердцем, с оного не тронулся. Князь Дашков, продолжая плясание, паки с Иевлевым повстречался и повторил к нему [490] ту-же просьбу, но и сей раз бесплодно; наконец, князь Дашков, столкнувшись с Иевлевым в третий раз, взял оного за плечи и с места сдвинул. Тут Иевлев начал на князя Дашкова нападать, и язвительными словами требовать от него неукоснительной сатисфакции, а сей ответствовал Иевлеву тако:

— Вы знаете, что я живу в доме матери моей, следовательно, в доме, в городе довольно известном, а потому и сатисфакцию желаемую истребовать от меня успеете, да оная и будет вам дана; прошу только перестать теперь бесчинствовать здесь на бале.

Князь Дашков, сказав сие, всячески старался удалиться от Иевлева; но сей, распален будучи гневом, презирал просимую отсрочку, и, несмотря на многие повторенные князем Дашковым о сем просьбы, преследовал его повсюду, ругал без малейшей пощады и грозил ему мщением. Может быть, что Иевлев поступил бы несколько благопристойнее, если бы Петр Лукич (Вельяминов?) не подущал его беспрестанно, что происходило весьма явно и было для всей находившейся на бале публики весьма приметно. Вся компания находилась в смятении, а сестра князя Дашкова, княгиня Щербатова, так встревожена была, что закричавши: «Брата моего убить хотят!» — упала в обморок.

На другой день г-н обер-полициймейстер докладывал о сем Ее И. В-ву, и всемилостивейшая государыня, выслушав весть сию с крайним неудовольствием, соизволила тотчас дать приказание г-ну Татищеву Иевлеву дуэль строжайше запретить; графу же Александру Андреевичу (Безбородко) соизволила приказать, дабы он дружески посоветовал от себя графу Александру Романовичу, а сей дал бы знать князю Дашкову, что бы он, бывши сюда отпущен на срок, которой уже кончился, и откланявшись Ее И. В-ву, праздно бы здесь не проживал, а ехал бы в своему посту. Князь Дашков, увидясь после сего на бале у князя Василия Васильевича Долгорукого с г-м Рибопьером, жаловался оному на Иевлева, и притом говорил, что он Иевлева признает не иначе как за орудие, назначенное к прекращению его жизни и настроенное к сему будто бы его светлостию или Александром Матвеевичем, или же обоими ими вместе; напротив чего г-н Рибопьер убедительным образом [491] дал ему чувствовать, что он, в рассуждении сих мыслей, находится в крайнем заблуждении и этого же дня пересказал о сем Александру Матвеевичу, которой в пятницу посылал г-на Рибопьера, как в кн. Дашкову, так и к Иевлеву, сказать им обоим, что Ее И. В-ву угодно, чтоб у них ни под каким видом дуэля не было. Сие было исполнено, а особливо рекомендовано было Иевлеву, чтоб он в сем деле на протекцию Александра Матвеевича (Мамонова) отнюдь не надеялся. Однако же оба они были упрямы: первой сказал, что мириться не станет до тех пор, пока Иевлев не испросит у него прощения, а сей ответствовал, что просить прощения не станет, хотя бы его повесить велели. Между тем узнала о сем княгиня Катерина Романовна (Дашкова). Зная нрав сей штатс-дамы, легко вы себе вообразить можете положение ее, в кое она приведена была услышав происшествие сие. Находясь в отчаянии, написала она к Александру Матвеевичу письмо, наполненное воплем, рыданием и мщением, изъяснив в оном, между прочим, и то, что для спасения жизни сыновние не пощадит она собственные своея, и готова сама биться с Иевлевым на шпагах, (на) поединке.

В субботу был кн. Дашков у Александра Матвеевича, и в самое то время, когда его прево-ство, находясь с ним и г. Рибопьером в спальне, рассуждали о сем деле, то вдруг вошел в спальню камер-лакей с докладом, что Иевлев, несмотря на учиненной ему отказ, толкнув лакея в грудь, взошел в переднюю. Александр Матвеевич, огорчась сим Иевлева поступком, вышедши в переднюю, спросил его весьма грозно:

— Как вы смели войти ко мне тогда, когда я имянно не приказал вас сегодня ко мне пускать?

— Извините меня, ваше превосходительство, — ответствовал Иевлев — я был у вас сегодня два раза, и мне было сказано, что вы меня допускать к себе не велели; но я принужденным нашелся приехать к вам в третий раз и усилился войти для того, что имею крайнюю нужду вас видеть и с вами поговорить.

После сего Александр Матвеевич (Мамонов), отведши его в биллиартную, говорил с ним очень долго, и наконец [492] его превосходительство принудил его испросить у князя Дашкова прощение. Примирение происходило в присутствии кн. Гагарина и Шаховского, полковника Уварова, Рибопьера и многих других господ. Иевлев приветствовал кн. Дашкова сими словами:

— «Je vous demande pardon de vous avoir offense», а кн. Дашков ответствовал Иевлеву тако: «Je recois vos excuses et je souhait que tout soit oublie». Потом ужинали они у его превосходительства все вместе, и тем кончилась история сия, пересказанная мне человеком весьма достоверным.

Публика весьма много обвиняет в сем деле Петра Лукича, о коем слышал я и еще нечто предъосудительное. Уже тому недели с четыре, как носятся здесь в городе неприятные и вздорные слухи, что кавказской корпус разбит, что генерал-маиор (Степан Степанович) Апраксин убит, что в Тавриде татары бунтуют и что в Херсоне был весьма сильной пожар, превративший будто бы многие строения в пепел. Между прочим и граф Валентин Платонович (Мусин-Пушкин) спрашивал меня: справедлив-ли слух о пожаре? на что я ответствовал его сиятельству, что ничего об оном не слышал. Некоторые возъимели дерзость судить, что будто бы случившийся в Херсоне пожар есть ничто иное, как вымысел Н. И. Корсакова, которой, желая обогатиться, вознамерился показать бывшие в ведомстве его казенные деньги погибшими в пожаре, и строения такие погоревшими, которые никогда несуществовали. Говорят, что Петр Лукич приписывает сие самому светлейшему князю, благодетелю своему.

У господина Рамбурха происходит с г-м Ковалинским спор о первенствующем советничьем месте. Г. Ковалинский присвояет себе первенство на основании обрядов, наблюдаемых в коммисариате, где чиновники не по старшинству армейскому, но по коммисариатскому места занимают, а Рамбурх присвоивает себе первое место по старшинству армейскому. Спор сей предан на расмотрение коллегии, которая держит сторону Рамбурха, а чем решится — не знаю.

По письму вашему к графу Александру Андреевичу (Безбородко) о Гуттуеве еще не докладывано.

Отданное г-ну Зотову Апраксинское место, велено графу [493] Апраксину возвратить. Графа Апраксина судили по шинному указу, которой однако же не состоялся. В то время, когда докладывали Ее И. В-ву о неблагопристойном графа Апраксина в управе благочиния поступке, Ее И. В-во изволила спросить:

— Что же вы хотите с графом Апраксиным делать?

На сие ответствовало: «Судить в уголовных судах».

Государыня изволила сказать: «Хорошо», и сии-то слова сочли за шинной указ. Подношу при сем данные графом Апраксиным в уголовных судах ответы, которые, как сказывают, государыне очень понравились ⁶.

Нижеследующие господа имеют быть, по прошениям их, увольнены в домовой отпуск, о чем и указы пред отъездом Ее В-ва подписаны быть имеют:

Граф Кирилла Григорьевич Разумовской — бессрочно.

Князь Николай Васильевич Репнин — на два года.

Князь Александр Алексеевич Вяземский — на полгода к Царицынским водам. Говорят при том, будто бы сему государыня изволила сказать, что отпуск его и долее отсрочится, буде он того пожелает. В отсутствии его должность его занимать имеют или П. В. Завадовский, или граф Александр Романович Воронцов.

(Декабрь 1787 г.). Открылось явно, что Франция не только голландскими делами теперь не интересуется более, но и вооружает в Тулоне флот, уповательно, на помощь туркам назначенный. Двор (Екатерина) нечаянным происшествием сим я заводимою в Польше, старанием короля прусского, конфедерациею весьма обеспокоен. Почитая короля прусского за причину настоящей с турками войны, нельзя было не ожидать, чтоб он не наделил нас и другими делами. По крайней мере, что касается до меня, то я событие помянутых предприятий, равномерно и прочих впредь случиться могущих сим подобных, пророчествовал графу Валентину Платоновичу (Мусину-Пушкину) за четыре недели пред сим, и на сей конец опасаясь гнева его светлости, взирал я неспокойным оком на отряд из здешних полков 6,000 человек, в команду его [494] светлости отправленных. Мне казалось, что и здешнюю часть войск следовало содержать, не причиняя им ни малейшего ослабления.

Но что делать? в Совете людей много, и много его светлости недоброхотов; да полно, не исключить-ли из числа оных одного только графа Валентина Платоновича? Сей сегодня сказал мне:

— Весьма нужно, чтоб его светлость побывал здесь хотя на короткое время; я бы желал, чтоб он скорее сюда приехал.

9-го сего месяца проговаривал г-н Сегюр: «Слава Богу, двор французский согласен с русским; что-то будет делать г-н Фицгерберн, когда он приедет сюда! Я бы не желал быть на его месте».

Сегодня же говорил г-н Сегюр: «Французский двор старается примирить русской с турецким; ко мне о сем пишут из Парижа».

Против обыкновения, государыня сегодня очень мало с Сегюром разговаривать изволила. Князю Николаю Васильевичу (Репнину) велено поспешно следовать в команду его светлости; на дорогу выдано ему десять тысяч рублей. В городе начали теперь говорить, что кн. Репнин послан на смену его светлости. Неизвестно, согласится-ли граф Алексей Григорьевич (Орлов-Чесменский) принять над флотом команду.

Сегодня подал я графу Валентину Платоновичу (Мусину-Пушкину) записку, противореча во оной о неисправности войск донесению графа Петра Александровича (Румянцева); таковую подношу и вам. Может быть, что я несколько погорячился. Но что делать! Я защищал его светлость.

(Декабрь 1787 г.). Двор (Екатерина) весьма скучает в ожидании от его светлости писем. Скучает также и Александр Матвеевич (Мамонов) в ожидании известий об известном лесе. Граф Алексей Григорьевич (Орлов-Чесменский) приехал сюда ноября 30-го дня. Его сиятельство от начальства над флотом, отправляющимся в Средиземное море, отказался, потому что Двор не согласился дать ему фельдмаршальского чина, в котором хотелось ему быть старее его светлости. [495] Вскоре его сиятельство отправятся отсель обратно в Москву и женится там на девице Николевой. Дочери графа Володимира Григорьевича (Орлова) пожалованы фрейлинами; но княжнам Вяземским, по прошению отца их, в принятии во фрейлины отвязано. В Андреев день государыня, по причине приключившейся слабости в здоровье, выходить не изволила.

Его и. в-во великий князь изволит точно предприять путь в армию в будущем феврале месяце. Государыня изволила потребовать список тем особам, которых его высочество в походе при себе иметь желает. Таковой список еще не подан. Говорят, что и Михельсон имеет находиться при его высочестве.

С графом Александром Андреевичем (Безбородко) случилось мне о следующем разговаривать:

Гр. — Как вы думаете, кто в отсутствие графа Валентина Платоновича коллегиею управлять будет?

Oт. — Не знаю. Это ближе знать вашему сиятельству.

Гр. — Кажется, место сие ближе всех занять может Николай Иванович (Салтыков)?

От. — Теперешние дела в коллегии и господин (Карл Егорович) Гантвих (генерал-поручик) исправлять может; впрочем, не худо бы посоветоваться о сем с его светлостию.

Гр. — Правда, может и Гантвих, но нужно, чтобы это был кто-нибудь из членов Совета, или бы имел заседание в Совете.

Ее и. в-во великая княгиня находится от печали вне себя. Неделя уже тому, как ее высочество никакой почти пищи вкушать не изволит. Сие причиняет не малую скорбь его высочеству; государыня, объявив ее выс-ву множество резонов, по которым ее выс-ству невозможно быть его выс-ству в теперешнем походе сопутницею, изволила сказать, чтоб ее высочество более о сем Ее В-во просьбою утруждать не изволила.

Великая княгиня беременна двухмесячным младенцем ⁷.

Логинов сыскал, посредством известного вам канала, некоторую протекцию. Но жалко, что гр. Дон. (?) слаб. Бывают теперь нередко дни, в которые он и четверти часа у Ее И. В-ва не бывает, и если будет докладывать Ее И. В-ву дело Логинова, то, конечно, от имени его светлости. На сих днях, [496] снабдил он Логинова рекомендательным по делах сенатским к господину Завадовскому письмом, в котором, между прочим, изъяснил тако: «Его светлость неволил писать о делах Логинова и дли того я вас покорно прошу и проч.». Еслиб не граф Воронцов, то бы Логинова дело не имело дурного конца.

— «Да что такое князь, и что это значит, чтоб все так делать, как князю хочется, не уважая других?»

Недавно рассуждали в Совете, чтоб впредь брать рекрут и из тех губерний, которые до сих пор таковых не давали. На первой случай хотят набором таковым укомплектовать гарнизоны, а из оных в будущем году комплектовать полевые полки.

Из полков здешней дивизии назначено во флот для десантов из каждого по две роты, да из гренадерского один баталион, что составит до 5,000 человек. В государстве есть много праздношатающихся людей. Не рассудится-ли за благо, в предупреждение шалостей, от них случиться могущих, брать таковых в солдаты. При всех стараниях о вооружении здешнего флота, говорят, что оный прежде июня месяца будущего года в море выступить не может.

Александр Матвеевич (Мамонов) приказал мне уведомить вас, что третьего дня получено от Штакельберха известие, что в Яссах между янычарами и молдаванами произошло весьма жестовое сражение. Для вспоможения городским жителям созывали деревенских — битием тревоги в колокола. Бог знает, кто одержал победу.

Князь Александр Алексеевич (Вяземский) предложил сенату, чтоб производство зависящих от сената чинов оставить по прежнему. Весь сенат согласился со мнением генарал-прокурора, кроме г-на Завадовского и присоединившихся к голосу сего последнего графа Брюса и графа Воронцова; о сем поднесен доклад Ее И. В-ву.

Недавно проговорил граф Шувалов в одной компании:

— Я не знаю, что это такое, что князь (Потемкин) так долго ничего к нам не пишет, да и государыня крайне сим недовольна.

Министерские депеши переходят из рук графа Александра Андреевича (Безбородко) прежде прочих к графу [497] Воронцову, с которым граф Александр Андреевич обо всем почти советуется. Невидно, чтоб старая связь их исчезала.

Вскоре отправится к вам господин Судиенков и, конечно, не по пустякам. Хочется ему, получа 1-го января будущего 1788 года чин действительного статского советника, переименоваться генерал-маиором и служить волонтером при екатеринославской армии. Есть, я думаю, и другие затеи.

В Георгиев день изволила Ее И. В-во разговаривать вслух с господином Сухотиным о флоте черноморском и о тамошних гаванях. Из сего господа морские заключили, что г-н Сухотин отправлен будет к принятию команды над тамошним флотом.

Говорят, что вскоре отправится к вам г-н Пущин, под смотрением которого имеют строиться фрегаты на Гнилой-Тоне.

(Половина декабря 1787 г.). Приключившиеся цесарскому послу на ногах раны принудили его весьма долгое время сидеть дома. 25-го числа сего месяца, поутру, имел он первый ко двору выезд; после обеда же, получа неприятное известие о неудачном предприятии цесарцев, Белградом, аки турки Кинбурном, завладеть восхотевших, и паки дня два сидел дома. Государыня, сожалея о сем происшествии, не изволила на другой день праздника выходить из внутренних своих покоев под претекстом болезни. Между тем, двор наш доволен, что и цесарцы против агарян восстать уже дерзнули.

Государыня крайне недовольна молчанием его светлости.

— «Христа ради, пишите о присылке сюда еженедельно курьеров, хотя бы там и ничего важного не происходило».

Седьмой уже день, как государыня находится в великой задумчивости, и часто со слезами пеняет на светлейшего князя. Я извинял его светлость столько, сколько мог, и заботами и недосугами, но государыня изволит в том крепко настоять, чтоб конечно еженедельно курьеры сюда присылаемы были. Ее И. В-во изволила проговорить между прочим:

— «Что обо мне думают? Еслиб князь знал, каково у меня на сердце, то бы он не мучил меня долговременным своим молчанием». [498]

Сию статью, для донесении вам, объявил мне Александр Матвеевич (Мамонов).

Граф Чесменской ездил недавно в Кронштадт для осмотра приуготовляющихся к походу кораблей, хотя он, впрочем, и отказался от принятия над оными команды. Его сиятельство принят при дворе весьма хорошо; однако-ж, говорят, что сколько его ни ласкают, но он командовать флотом и впредь не согласится. Сей граф недоброхотствует графу Александру Андреевичу (Безбородко) и в маслянной возвратится в Москву.

Их высокомочие выписывают сюда г-на Архарова для употребления его к примирению с Александром Матвеевичем. Архарова ждут уже поминутно, а между тем, Александр Матвеевич (ничего не говорит?) о намерении его приезда.

Его е. в-ву великому князю назначено получать из кабинета, по бытности в походе, по 10,000 руб. в месяц, исключая первого месяца, в который отпустится его и. в-ву 20,000 руб., что и исполнится в наступающем январе месяце. Граф Валентин Платонович (Мусин-Пушкин) болен от простуды и не неопасно. Сделавшуюся у него на затылке затвердевшую шишку разрезали эскулапы, которые пошептом утверждают, что его сиятельство, не подвергая жизни своей опасности, не в состоянии будет пуститься в путь в феврале месяце. Обоз его высочества отправится января первых чисел. В начале же февраля и его высочество путь предприять изволит. Все любопытствуют, кто будет начальствовать в коллегии, если граф Валентин Платонович отсель отлучится?

Двор принял Павла Сергеевича (Потемкина) холодным образом. Еще до приезда его превосходительства сюда государыня, опасаясь принесения от него просьб, изволила проговаривать:

— Зачем он сюда едет?

Я думаю, что граф Воронцов обнес его превосходительство пред Ее И. В-вом, но это прежде, а не теперь, ибо теперь граф на ряду с прочими членами их высокомочиями и по большей части обретается в Мурзинке, даче своей.

Господин Завадовский выговаривал Александру Матвеевичу:

— «Не говорили-ли или не писали-ли вы кому-нибудь о письме его светлости, к графу Петру Александровичу (Румянцеву) [499] писанном, с коего а вам секретно показывал копию? Ко мне пишут оттоль, что князь (Потемкин) уже о сем знает».

Французский двор всеми силами старается примирить нас и цесарцев с турками; но если сие не удастся, то французы намерены и сами воевать противу того, кто подаст повод не заключить мира. В Англии предложения наши приемлются весьма холодно.

Я хлопочу теперь об отпуске ординарных столовых денег, от двора, по сто рублей в день, его светлости определенных. Граф Александр Андреевич (Безбородко) обещал оные выходить.

(Продолжение следует).

Комментарии

1. См. «Русскую Старину» изд. 1876 г., том XV, стр. 9-38; 237–265.

2. Вверьху этого письма помечено время получения: «23-го октября 1787 г.»

3. См. об этом в исторических материалах, извлеченных из библиотеки дворца города Павловска, напечатанных в «Русской Старине», изд. 1873 г., том VIII, стр. 860–865. Ред.

4. Помета времени получения сего письма В. С. Поповым: «27-го октября 1787 года.»

5. 66-ти пушечный корабль, заложен 26-го мая 1779 г. в Херсоне. Спущен 16-го сентября 1783 г. С 1788 г. назван «Преображение Господне». Л.

6. Ответов этих в наших бумагах не имеется. Ред.

7. Великая княжна Екатерина Павловна род. 21 мая 1788 г.

Текст воспроизведен по изданию: Записки Михаила Гарновского. 1786-1790 // Русская старина, № 3. 1876