АЛЕКСАНДР ФОМИН

ОПИСАНИЕ БЕЛОГО МОРЯ

ПИСМО XIV

Соловецкой монастырь – Вид его – Обстоятельства – Чайки – Голуби – Книгохранительница – Кормление чаек – Келии монашеские – Внешние работы – Число богомольцев – Просвящение и нравственность поморцов-Монастырян – Выезд из монастыря.

Соловецкий монастырь, 3 Июля 1789.

Более суток пробыли мы на Заяцком острове, имея в виду здешнее прославленное место. Ветр веял все с одной стороны, т.е. N.O. прямо противной и довольно усильчивой. На конец решились мы преодолеть, нещадением наших сил, его упорчивость, и пустилися 1 Июля по утру 9 часов бечевою, подле берега Заяцкого острова. Трудно было откалываться от подводных камней, около [173] берега лежащих, кои безпрестанно стучали во дно и киль нашего суда. Добравшись близь островка, неподалеку от Заяцкого лежащего, называемого Парусная луда, пустились к нему на гребях, и миновав его приближились к берегу Соловецкого острова, чрез что получили небольшой выигрыш в ветре; растянув парусы с помощию весел добились на последок до ворот гавани монастырской, ознаменованных по обеим сторонам прохода деревянными крестами, в каменных насыпях водруженными. В один час за полдень вошли мы в сие спокойное отишие. Отвыкнув чрез 6 дней от зрения на многолюдные собрания, и будучи в сие время окружены, при редковиденных животных, представлениями голые и чаще грубые и устрашительной природы, вдруг объяты стали мы усладительною переменою. Небольшие открытые суда, называемые весновальскими карбасами, наполненные людьми одно за другим выходили против нас в море; крик густого множества чаек, по воздуху [174] летающих, на камнях сидящих и на воде плавающих, представлял атмосферу торжествующею; вид монастыря, показавшийся нам странным и величественным, предстоял пред нами. В таковом обуянии привалили к пристани, где в небольшом пространстве нашли тесноту толпящихся людей, собирающихся на суда и отваливающих в море. Служитель монастырский, разпрося об нас от нашей свиты, явился к нам и показал учтивым образом для квартирования нам хорошую светлицу, против самой гавани, подле стены монастырской, в которую мы немедленно поселились. Выход из гавани судов продолжался, и людство, толпящееся на пристанях, умалялось. Вскоре посетили нас отец казначей Арсений и соборный монах Кириак, урождением наши земляки и знаемые. По отпуске их, предстал к нам отрядный церковнослужитель с предварительным вежливым вопросом, сколько для всех пассажиров нашего судна потребно будет служить больших молебнов называемых сороковыми? Мы [175] разпрося у всех своих работников, не меньше нашего в сем случае чивости оказавших, дали ему требуемой ответ, а он во извинение себя расказал, что сей обряд по приплаве каждого судна исполняется, и по записке доносится о том отцу Архимандриту, которой по таковым известиям чреду служеб распоряжает, и уведомляет о времени совершения их тех, до кого оная дойдет.

Благопристойность от нас требовала засвидетельствовать почтение отцу Архимандриту Иерониму. При сем случае приличным нашли мы поднесть в почесть несколько свежих цитронов, апельсинов и прочего съестного, как иностранную новизну, недавно в Архангельск на кораблях привезенную. Благосклонный прием от сего отца изобразил в нем довольную учтивость, соединяемую с начальническою осанкою; но в сопряжении сих качеств и в употреблении их проникало нечто от гражданского отличное и принужденное; разговоры открыли в нем душу кроткую и простоту воспитания. Он [176] был прежде священником деревенским, где идеальной свет мало известен, и постригся здесь в монашество; а по древнему сего монастыря уставу, о постановлении властей из тутошних пострижеников, общим желанием и старанием Соловецкого монашествующего братства достиг начальнической степени. Побыв у него нарочитое время и приняв обычное благословение, пошли мы на торг, состоящий в десяти лавках, занимаемых иностранными и Московскими товарами, принадлежащими Онежским купцам. Они уже готовились отъезжать в свое место, и еще задерживались сбором, за проданные вещи, денег. Съезд их и приморского народа бывает сюда ежегодно на 29 число Июня и с того времени до 1 Июля. Последние от перьвых покупают одеждные потребности, шелковые, шерстяные, бумажные и холщевые, коих большая часть состоит из так называемых крестьянских товаров. Походив между довольным еще числом поморского народа, пришли мы в квартиру, куда прислано от отца [177] Архимандрита на нескольких блюдах горячее и холодное рыбное кушанье, полпиво и квас. Посланной притом объявил, чтоб все служители наши, по гостеприимному обительному уставу, ходили обедать и ужинать на общую монастырскую трапезу ¹; ибо сие право всем богомольцам от монастыря даруется.

Погода была прохладительная и приятность ее не допускала к нам сна. Мы ходили внутрь и вне монастырской ограды; ибо оная, имея при воротах караул, не затворяется; смотрели на множество, по крышкам и подле дороги, покоящихся с молодыми птенцами чаек, кои людского приближения ни мало не боятся естьли не покажешь вида, их схватить. Вид солнца или преломленные его лучи изобразясь в густоте атмосферы, показывают его здесь в сие время плавающим над морским горизонтом чрез всю короткую ночь в тусклом образе. Но только начал проникать естественной блеск сих лучей, то поднялся громкой крик чаек, во всех сторонах воспаряющих. Они как будто [178] возбуждали друг друга, и облетев пространство монастыря при возглашениях, спешили на воды, для приобретения себе и детям пищи. Надлежало остерегаться, чтоб желудочное их испущение не замарало платья, от чего не свобождается часто начальничья одежда ². Голуби в немалом количестве молча облетывали и сидели с детьми близ дорог и на крышках не пугаясь же людей.

Благовест к утрени позвал нас в церьковь. По отслушании духовной службы, сон нас лишил удовольствия продолжать обозрения. Между каждым церьковным пением, при коих мы присутствовали, осматривали мы примечательные места с предводительством отцов казначея, ризничего и других чиновников. Библиотека лучшая содержалась в особой книгохранительнице. Вновь переведенных и напечатанных отеческих книг вовсе в ней не видно, а светских и запаха не было; не малое же их собрание хранится в кладовой палате, по большой части истории святых отцов и мучеников, содержащиеся в Минеях [179] четьих, отечниках или патериках, писменных и печатных. Есть так же все книги о обрядах и догматах религии и церьковнослужебные: но богословских, кроме библии и слов древних отцов в обеих собраниях не видал. В прочем вся книжная громада содержит только наставления к покаянию и смиренномудрию, так же законы о удручении плоти, и о подражании отличившимся в сей добродетели Святым, из оснований древнего ориентального учения и его последователей почерпаемые.

Ежедневно видели мы после каждого обеда и ужина выходящих из-за трапезы, хозяйствующих и угощаемых чернцов и мирян каждого с кусками хлеба и рыбы в руках, и встречающее их стадо чаек. Насыщенные трапезователи бросали к алчущим птицам в воздух и на землю избыточные столовые укруги. Видели также всегда, что голубей стадо кормили мельники и хлебари зернами и мякиною. И так множество хозяев, гостей и служащих имеет здесь угощение в толиком количестве [180] съестного, которое всем налагает должность, его остатками, питать возлюбленных отцами животных, и разбрасывать им для удовольствия хозяйствующих, обилие монастырское.

В кельях монашествующих избыточествовала везде неопрятность, а привычка к ней вовсе отняла от жителей брезгливость. Средней и верхней ярусы келей нагревают истопники печами, в нижних этажах складенными; излишнее с низу тепло пущают в верх сами хозяева посредством душников или отверстий, в полах проделанных. Сказывают, для сей причины жгут в оных печах толстые дрова два и три дня безъпрестанно, и запасают таким образом тепло на неделю. Естественно вообразить можно, что при окончании топления и в перьвые дни после оного в нижнем жилье должно быть великому жару, для непривыкших несносному.

Работники монастырские, исправляющие дела вне монастыря, как то кожевники, кузнецы, бочкари, скотоводцы и проч; имеют при своих избах, учрежденные кухни и поваров, а [181] припасы к ним отдельно посылаются с избытками, кои они чайкам давать обязаны.

Работы при всех мастерствах учреждены везде, с излишним отягощением економии, порядочно, и снабдены удивительными механическими и гидравлическими пособиями: на пример мельница посредством водяного колеса обращает три става жерновов, и сверх того пристроенными пальцами, на подобие рук могущих держать решета и сита, просеивает муку; квасоварня жолобами принимает с озера воду в котлы, жолобами спущает ее в дщаны, и жолобами переводит квас в стоящие в отдаленных погребах, чрез разные на тех жолобах прорези и под ними воронки, большие штикфаты; и тому подобное. Все таковые выгодные заведения списывают монастыряня Св. Филиппу Игумену, бывшему потом Московским Митрополитом. Следовательно монастырские работы не требуют от людей более как механического посильного содействия: разум для них не нужен.

Скромность меня удерживала от усилия об открытии записок [182] производимых нарочными служителями о точном числе приезжающих в монастырь ежегодно богомольцов; ибо известно по многим обстоятельствам, что их не менее десяти тысячь в лето прибывает. Со стороны Санктпетербурга и Новагорода великие их перегринации сюда на день Пятидесятницы трудными Повенецкими дорогами пробираются; вся приморская окружность с летнего и Карельского берегов на 29 Июня сплывается; а чрез Архангельск из внутренней России и из него с окольностями, более пяти тысяч в лето, по полицейским запискам, на судах отправляется. От щета доходов сея обители надлежит нам удержаться: но должно оправдать всегдашнее изъяснение монастырян, что к пропитанию их и к удовольствию приезжающих гостей, Чудотворцовы благословения довольны, и они не знают ни в чем нужды.

Еслтьли вы л.д. желаете от меня узнать о разумном просвещении и нравственности черноризцев и бельцов, Соловки безженно населяющих, то таковое познание увидите [183] основательнее из описания о состоянии разумности и нравов приморских жителей, из коих все скопление сих островских вечных и временных обитателей, кроме малого числа иноградцов, составляется.

Страны Беломорские, удаленные от сообщения больших городов, не занялись еще роскошью влекущею за собою большее число человеческих потребностей, кои по тому составляя малый кружок нужд, легко введенными праотеческими примерами выполняются. В таком состоянии люди не находят поводы напрягать разум к новым выдумкам и изощрять его к изобретению пособий, для удовлетворения являющихся вновь потребностей. Поелику же таковая флегматическая неупотребительность сил разумных никогда не была там возбуждена зарею учености и мерцанием различных ее руководств, из числа коих по крайней мере навыком чтения и употреблением разведенных книг; то следует, что сии поморцы не имеют способов к употреблению идеальных разширений. Следовательно, [184] разумы их остаются в бездействии, семена оных разумов не разтворяются, ростки сих семен не распускаются, и способности, опираясь на примеры прародительские, тупеют и чахнут. Нравы Беломорцов, по причине отдаленных между собою их малочисленных разселений редко чужеземцами посещаемых, образовали их, при простоте жизни, неповоротливыми, смирными, мягкими, грубыми без суровости, не поползновенными к краже, в опийстве неумеренными и лучшее удовольствие в нем находящими, к подчиненности способными, робкими и гостеприимными. Словом, они украшаются качествами простого доброго человека ³.

Из сего начертания л.д! образуйте источники и состояние разумности и нравственности, обнаруживающие умоначертание и нравы Соловьян, не имеющих к перемене воспитательной их жизни иных поводов кроме обыкновенного всем монастырянам нравственного влияния, происходящего от безженного жития и без напрягательной деятельности разума. Они [185] укоренились в непоползновенности к допущению роскоши, потому что соблазн ее к ним не приближается; нет им причины и опасности помышлять о недостатке, для того что умоначертание их не вмещает отдаленных понятий о возможностях, а чувства представляют всегдашние избытки, не показав еще примера нужды; нет надобности, для поспешествования дел, новые чинить изобретения, за тем что они в прежних производствах не чувствуют недостатков: следовательно не надобно им много разума, не зачем ломать голову. Но скажете, что по свободности монашеской жизни, долженствует в монастыре пребывать ученость или по крайней мере ее вкус. Я вам отвечаю фигурально: Суровость соседствующего к полярному поясу морского воздуха всегда ее отгоняла. Общие черноризцы, кроме Иеромонахов, читать неумеют.

Проживши в ставропигиальной обители Соловецкой двои сутки, простились мы с отцом Архимандритом, которой нас во все сие время удостоивал кушаньем со своей кухни, и еще [186]

при засвидетельствовании нашей за то благодарности и испрошении абшита, усиливался нас задержать обязательным подчиванием. Я оканчиваю сие письмо походя на судно.

Примечания на письмо XIV

1. Трапеза означает в монастырях 1) покой, в коем поставляется общий стол. 2) Самой стол с обедною и ужинною снедию. От древнего первенстующие церкви обычая общих столов при християнских собраниях произошло обыкновение строить при церьквах отделения, называемые трапезою, не смотря на то, что оное благочестивое обыкновение общих столов давно пресеклось, почему и составляет сие отделение прихожую церковную: но возобновлено оно по заведении монашеских обществ при монастырях. Имя трапеза, составило глагол трапезовать, т.е. обедать или ужинать. В Соловецком монастыре при Успенской церкви выстроена весьма пространная трапеза, в коей набираются столы братские и служительские отделенно. При перьвых, кои называются братскою трапезою, обедают монахи и все приезжающие богомольцы, кроме женского пола; при вторых трапезуют соборные и Чудотворцевы церьковнослужители. Богомольцы женского пола угощаются вне монастыря в гостиных покоях из особой кухни.

2. Когда я был малолетным в монастыре, тогда резвясь навязывал на концы долгой веревочки хлебные целые полуломти, каковых в то время обыкновенно, на братской и работничей трапезе, пред каждого человека по паре полагалось, и сии связанные куски бросал я один после другого в верх, где их схватя две чайки проглатывали, без помешательства их огромности, коя в каждом куске составляла длину 6, ширину 2 1/2 а толщину 3/4 вершка. Но как связывающая их нить мешала им разлетаться, то по малом упоре, одна из проглотивших чаек свободно выпускала чечулю целою. За таковую, многократно делаемую насмешку наказан я был, при случае нечаянного наступления на их цыпленка, от великого множества надо мною собравшихся, кричащих чаек, кои шляпу мою схватя меня клевали, от чего малоуспешно обороняясь палкою, спасся я убегом под закрытие. Монастыряне в числе добродетелей полагают питать их, и оставлять неприкосновенными.

3. Несмотря на краткость времени, после образования новых Беломорских городов Онега и Кеми и по введении в них чиноначальства из людей среднероссийских, весьма чувствительная перемена оказывается в понятиях и нравственности приморских жителей. Но оная перемена перьвое взяла начало от роскоши и от злоупотребительного изощрения разума. Естество человеческое само по себе преимущественно подвержено суетности, и честолюбие им обладает беспредельно. Открытое в 1788 году в Онеге двоекласное училище представляет тому опытное доказательство; ибо в оном расаднике разверзание ростков разумных семян поморских, приемлет скорое начало, и острота детских понятий не уступает ни одной полосе России; о чем я по должности (Сочинитель был пред сим Директор народных училищ Архангельского Наместничества) свидетельствую и хвалюсь.

Текст воспроизведен по изданию: Описание Белого моря с его берегами и островами вообще; так же частное описание островной каменной гряды, к коей принадлежат Соловки, и топография Соловецкого монастыря с его островами; с приобщением морского путешествия в 1789 году в оный монастырь, представленное в писмах, архангельским именитым гражданином, Санктпетербургской имп. Академии наук корреспондентом и членом вольного экономического общества, Александром Фоминым. СПб. 1797