-

ПИСЬМА ДЕРЖАВИНА К ИВАНУ ИВАНОВИЧУ ДМИТРИЕВУ,

и одно его же письмо к первой его супруге

№ 1

Приятное ваше письмо получил. Радуюсь, что вы и все ваши в добром здоровьи находитесь. От сердца моего желаю вам и впредь всякого и с родителями вашими благоденствия. Благодарю, что вы нас помните. Мне очень совестно пред Николаем Михайловичем, что я, Аглаю Николаевну ¹ получа, его не уведомил. Она прекрасна; во многом должно бы ее мне хвалить ему. Собирался на всякой день и за хлопотами упустил время, то теперь и не ловко. Извини пожалуй меня пред ним. Но я сожалею, что вы с ним не вместе. Еще бы приятнее для вас время было. Катерина Яковлевна моя на силу теперь только стала отдыхать и воскресать из мертвых; так, отдохнувши, теперь оживляются растения и цветы. Я этому безмерно рад, однако не очень весел, потому что за делами писать стихов некогда и не пишу; однако же не вовсе. Вот вам при сем две скороспелки, сыгранные на сопелке, прилагаю. У нас в Польше не хорошо (между нас сказать); а в Межевой Экспедиции лучше, потому зачали по вашему делу экстракт сочинять. Между тем поверенный ваш за чем-то к вам поехал, и как возвратится, то и дело ваше слушать будем. Ему что-то [2] в Москве по Межевой нужда, то и дал я ему письмо к тамошнему судье, чтобы на него лучше глядели. Катерина Яковлевна спит, однако вам кланяется, для того что она и во сне помнит о своих приятелях. Хотел было к вам продолжать мою беседу, но едет на двор отец Симбирской с стихами своего воспитанника, приехавшего недавно из Англии, которые он вчера поднес Ее Величеству. Простите до свидания, которое чем скорее воспоследует, тем лучше. Пребываю с истинным почтением.

P. S. Приложенные стихи здешней публике неизвестны — за тем, что очень плохи.

22 Апреля 1794 года. С.-Петербург.

№ 2

24 Июля 1794 года.

Ну, мой друг Иван Иванович, радость твоя о выздоровленьи Катерины Яковлевны была напрасна. Я лишился ее 15 числа сего месяца. Погружен в совершенную горесть и отчаяние. Не знаю что с собою делать. Не стало любезной моей Плениры! Оплачьте, Музы, Мою милую, прекрасную, добродетельную Плениру, которая для меня только жила на свете, которая все мне в нем составляла. Теперь для меня сей свет совершенная пустыня; и вас друзей моих нет к утешению моему! Простите и будьте счастливы. Верный ваш друг Державин.

№ 3

Дружеское твое письмо и при нем две пиесы я получил. За обе благодарю. Первая хотя мне стоила слез и не могу ее и теперь без рыдания читать; ² но что делать! Коль переменить не чем, то плакать будем; плакать и кончить век мой в унынии. Так судьбе угодно! Я было хотел сам писать; но, или чуствуя [3] чрезмерно мою горесть, не могу привесть в порядок моих мыслей, или, как окаменелый, ничего и мыслить не в состоянии бываю. Вторая пиeca пришла очень кстати, ³ в самое то время как получено известие, что идол Польши, Костюшко, нетокмо Ферзеном разбит и ранен, но и сделан пленником; и недавно также сильное поражение сделано Г. Суворовым, так что в обоих потеряли на месте неприятели около 22-х тысяч войск своих. Суворов чудеса сделал; в то время как Прусские войска, оставивши Варшаву и соединение с нами, пошли во своясы, то он сделал в три дня более семи сот верст, увидел, напал и победил. Сей ужас помог в победе и Ферзену. Словом, стихи ваши были очень кстати и вот вы видите их напечатанными и в публику по воле Ее Величества выданными. Государынею и всеми с великою похвалою приняты. Я было приказал 50 экземпляров напечатать; но должно было в пятеро еще прибавлять и со всем тем всех требователей удовольствовать не можно. Невероятно показалось, как в Астрахане сочиненные стихи могли так скоро сюда перелететь и почти в одно время показались напечатанными, как последнее от Ферзена получено известие. И для того все думали, что я написал; но я, чтобы доставить вам честь принадлежащую, должен был показать ваше письмо.

Скажите Павлу Дмитриевичу, что мне ни как не можно освободить его от суда. Не делом оклеветали, а делом оправдывайся; но мне гораздо легче удержать его на старом месте, о чем я вообще с приятелями и стараюсь. Не знаю успею ли. Правду сказать, трудно, и я в том сомневаюсь, потому что и Генерал-Губернатор подтвердил подвержение их суду. Впрочем сожалею о хлопотах ваших; дай Бог, чтобы они с пользою вам кончились. Ежели вам нужна какая моя помощь, то охотно готов употребить всю мою возможность. Пребываю с почтением.

17 Октября 1794 года. С.-Петербург. [4]

№ 4

Я, братец, Иван Иванович, пред приятелем вашим вчерась сделался очень виноватым. Сошлись мы с ним в прихожей комнате Г. Платона Александровича и были вместе с четверть часа; но я его ни как не узнал. А после, как он пришел рапортовать в спальню, то будучи в профиле и в свету, лице мне его показалось знакомым. Спросил я Ивана Петровича Ляпунова; он разрешил мое сомнение, но уже мне не удалось по скором его выходе с ним поговорить. И так спешу вас о сем уведомить, прося, чтобы вы меня пред ним извинили известною моею вам сыпучкою.

№ 5

Письмо ваше, Милостивый Государь мой Иван Иванович, от 6 Сентября я получил. По первой материи на ответ я ваш согласен. Вот почему:

    Когда кричит кулик,
    Что кто велик, велик,
    Его так слышен крик
    Будто шумит голик!
Для грома имени Петрова
Слаба музыка Куликова; ⁴    Но пусть по своему взывает всяка плоть:
    Велик, велик Господь!

По второй материи на ответ ваш не согласен; а примечание мое шутя не для того сообщил я вам, что подозреваю чье развращение, а вот ради чего:

В замужней женщине, прекрасной,
Себе кто дружбу приобрел,
Для толков, для молвы напрасной,
Он лучше бы ее не пел.
Как хладный ветерок чума для нежных роз;
Так при муже и друг вмиг отморозит нос. [5]

Не погневайся: это истина; но прошу меня не поссорить с Николаем Михайловичем; я его люблю. Его привязанность к добродетели и восторг поэта побудили похвалиться дружбою дамы; но благоразумие в сем случае друга, то есть, ваше, должно было остеречь его в сей нежной материи. ⁵ Но оставим ссору; и то и другое прошу знать только про себя. Здешние праздники шумные исчезли как дым; по cию пору не знаем, что впредь будет; а потому все громы поэтов погребены под спудом, для того и я мою безделицу не выпускаю; аще же вознесет благодать, придет желанный брак, они воскреснут, то я тотчас к вам их сообщу. Вышел указ о цензуре. Все вольные Типографии уничтожены; дозволено только в привилегированных местах книгопечатание и учреждены цензуры здесь и в Москве под ведомством Сената и еще в некоторых городах под смотрением правительства. ⁶ Впрочем, другие новости, кажется, до вас не принадлежат, да и потому что их никаких нет, кроме того, что моя Шмерц-Коллегие примет, с окончанием года, свое окончание. Пребываю с моим искренним почтением, с каковым и есмь.

6 Октября 1796 года.

№ 6

На письмо твое, Милостивый Государь мой Иван Иванович, умедлил несколько отвечать по причинам, которые тебе, по образу моей жизни не безызвестны: то лень, то недосуг; но теперь пишу. Сожалею о честном и любезном человеке Петре Афонасьевиче. ⁷Что делать! Смерть похищает кого ей только угодно. Без тебя из наших знакомых не один, а несколько человек успели уже отправиться на тот свет. Другая неделя тому, как шурин мой Александр Яковлевич Бастидон зашиб роспусками весьма легко ногу; но в 24 часа, получа антонов огонь, скончался. Третьего [6] дня Федор Михайлович Дубенский, переезжая с дачи своей чрез Неву, с компанией, потонул; ⁸ а именно с ним были: банковые Доктор Сипаж с женою, Кассир Гемш, придворного закройщика Дьячкова жена. Но спаслися кое как: тот Дьячков муж утопшей, жена Гемшева, Захаржевский Протоколист Сенатский и наш Орфеев Иван Данилыч, который уже был на дне, но не оробел и кой-как вкарабкался к лодке, которая от трусости Гемша, вскочившего от небольшой течи на борт, опрокинулась и сделала столько покойников. После печального известия, приятное то, что ждут уже публично приезда Шведского Короля с большою свитою и готовят множество при дворе и у больших бояр пиров. Сожалею я, что Михайла Матвеевич написал оду на клевету и еще более, ежели ее напечатает: она хороша; но как ему связаться с Н...м, который есть и будет всеми своими вздорами сам на себя сатира. Надобно в таковых случаях последовать наставлению Сираха, который говорит: раздуешь искру, возгорится; а плюнешь на нее, угаснет.

Все стрелы злова дурака
Достойны лишь плевка.

Я получил от Николая Михайловича «Аониды» книжка, в которой много прекрасных стихов, а особливо его Епистола к женщинам очень хороша; но я не доволен окончанием, то есть, последним стихом, на которой тотчас приходит мысль:

«Что с таковыми жен друзьями
Мужья с рогами».

И Соловей, правда ваша, не весьма громок; впрочем я много ему благодарен, сколько за подарок, и вдвое, что он трудится к пользе литтературы, не так как некто: ленится и ни чего не прислал в сию складчину стихотворцев. ⁹ Но для чего вы не отдали Гремиславы? Я посылаю к вам Наумовы громы, который без памяти рад, что напечатаны. Свидетельствую мое [7] почтениe батюшке вашему и матушке. Меня не отпускают по cию пору, и так видно не видать мне моей родимой сторонки. Будьте, впрочем, здравы и благополучны. Покорнейший ваш слуга.

6 Марта. (1803).

Измайловские офицеры для Марфы Ивановны и для всей публики давали бал, фейерверк, ужин; мы были; очень весело было. Напиши поздравительные стихи Пушкину. ¹⁰

№ 7

Николай Федорович Муравьев, слышав от вас, пересказал, по приязни, У..., бывшему в M... Канцелярии Прокурором, что жена его, живущая с ним в несогласии и порознь, сочинила и отдала будто для поправления в стиле, жизнь свою Николаю Михайловичу Карамзину, который отдает оную в печать, как известный писатель. В сей жизни будто Госпожа-автор описывает не токмо мужа, но и отца и мать свою, самыми дурными красками. Cиe уже здесь известно. Не незнакомы также и мне поведение всех, правила и образ жизни; особливо двух последних. Первого: по Департаменту Юстиции, в котором он был у меня Эктпедитором, а второго по Сенаторству. Я вас уверяю, что они ни мало не похожи на тех, злых или смешных героев, которых бы в романах на позор публики выставлять можно было; но они самые мирные и честные люди. И так всякая таковая на них сатира, будет скверный пасквиль и по черноте своей не думаю, чтобы нашла одобрителей, кроме людей легкомысленных, а особливо по известности теперь, что злословятся им дочерью родители. Я ее описывать вам не хочу, а коротко скажу, что она изрядная птица, которую другой отец, не столь мягкосердный, давно бы запер в клетку. Теперь cиe легко случиться может, что когда по такому роману обратит публика на него глаза и он [8] известен кем и как роман писан, то прибегнет к правительству, которое короткой даст суд отцу с дочерью; и вспомогателям также будет стыдно. И так, ежели дошедшая сюда история справедлива, остерегите по дружбе Николая Михайловича, чтобы он не вмешивался в сии сплетни и не давал веры развращенной женщине, которая поведением своим уже давно известна. Пребываю с почтением и преданностию.

P. S. Я пишу о сем коротенько Николаю Михайловичу и Михайле Матвеевичу: ибо его, по Бр...ву, замешивают в сию низость. ¹¹

11 Февраля 1804 года.

№ 8

Благодарю Ваше Превосходительство за письмо ваше ко мне, от 17 числа настоящего месяца пущенное. Из него легко видно, что это из невинного приятельского разговора, по усугубленным пересказам и ложным слухам, произошла сплетня, которая потревожила здесь отца. Он, увидя письма: ваше, Михайла Матвеевича и Николая Михайловича, убедился в истине, что это дошел до него вздор, просит извинения и тем самым cия искра неприятности угасла, будучи ни кому неизвестною. Он успокоился и вы будьте покойны. Дошел сюда приятный слух, что нашего полку прибыло; но как еще не знаю правда ли, то и неосмеливаюсь вас поздравить. Я уверен, что вы меня сделаете участником в благополучии вашем и уведомите. Обременяю вас просьбою: покорно прошу вас доставить ко мне все Mocковские журналы или ежемесячные сочинения, на сей год вышедшие или выходящие, и уведомить о цене; я с благодарностию моею тотчас деньги пришлю. Г. Ши. вызывал меня в разговорах на похвалу своей критики, ¹² сделанной им насчет новых писателей и как кажется более Ни. Ми. Я ему отвечал, что я не грамматик, о всех тонкостях языка судить не могу; но мне кажется, что слишком пристрастны его [9] рассуждения. Он отошел с неудовольствием. Я желаю Ни. Ми. такого же успеха в истории, как в изданных им творениях; но боюсь подражателей его, что они, выказывая свои таланты, силятся слишком проповедывать те правила, которых следствия опасны. Мы видим тому примеры. Не быв в делах, они все легко принимают и ищут только блестящего. Но мудрость заключается в средине крайностей.

28 Февраля 1804 года.

№ 9

Письмо ваше получил и радуюсь, что всем понравились безделушки, в анакреонтическом тоне написанные. Благодарю за рассылку экземпляров некоторым Г. Они удостоили меня своими стихами, или журналами, то и должен был отплатить тем же продуктом. Гр. Хвостов нарочным письмом выпросил у меня позволения напечатать в своем журнале Колесницу и Фонарь. Я позволил. В самом деле куда как зажурналилось, и по привычке к рифме хочется скасать: затуманилось, вместо света, которого ожидали ¹³. На пример я весьма не похвалю Г. Измайлова ¹⁴, что он так напал в своей цензуре (Т. е. в критике.) несправедливо и неискусно на Ильина, человека молодого весьма с хорошими дарованиями ¹⁵. И кто дал право на этот диктаторский тон?.. Также читал я и все те стихотворения в переводе, о коих вы пишите и между нами сказать (что это ни куда на сторону не выйдет), весьма удивляюсь, особливо Пиндаровым Одам, соображая их только с Немецким прозаическим переводом! Что же скажут знающие язык греческий? Как-то и случилось, что при чтении их некто проворчал:

Пиндар бросал и молнии и громы
К... же зажег пучок соломы.

В дружеском удостоверении, что это между нами останется, пребываю с истинным почтением.

5 Июля 1804 года. [10]

P. S. Ежели захотите, то письма свои ко мне адресуйте в Чудов Ям к почталиону, ибо я лето целое проживу в деревне, называемой Званка, в Новогородском уезде ¹⁶.

№ 10

Слышу я, что вы из деревни вашей возвратились в Москву; но не удостоили о том уведомлением вашим. Покорнейше прошу Ваше Превосходительство взять на себя труд, как прошлого года, выбрать на будущий для меня несколько журналов, на Московской почве произрастающих. Их, говорят, у вас очень много, как прошлого лета было грибов. Но как в таком множестве были дубовики, масляники, березовики, шампиньоны, мухоморы и прочие, то и не могли мы их всех употреблять, а которые для Русских желудков здоровы. Шампиньоны, сказывают, очень слабят; масляники делают колику, дубовики запор, а мухоморы — уморительны; то в сем случае и полагаюсь на ваш вкус и выбор. Что будет товар стоить, деньги с благодарностию к вам немедленно доставлю. Уверен будучи по вашей дружбе, что коммисия сия для вас не отяготительна, пребываю в прочем с истинным почтением и преданностию.

21 Декабря 1804 года.

№ 11

Благодарю вас за билеты, по коим журналы я Московские получать буду; при сем препроводить честь имею за них 27 рублей, заплаченные вами. Вы говорите, что будто я расхулил журналы ваши; но я их уподобил только множеству грибов, которые не весьма дурное кушанье; а особливо для крепких желудков и очень хороши. А как я имею слабый, то и нанял повара, который не жирно и весьма мало блюд готовит; почему и читать хочется что нибудь покороче и по [11] вкуснее. Но свет ведь своим чередом идет; и как кого чем уверишь? Кажется письмо мое к Павлу Ивановичу о Пиндаровом его переводе, довольно ощутительно к невыгоде его сказало мои мысли; но он принял его за чистую похвалу, благодарил меня и слышу, что им еще и хвастается. Удивляюсь я, ежели знатоки не проникли моих истинных мыслей. Хотя я и люблю правду, но говорю ее где только по должности от меня требуют; а между нашими братьями авторами, самое лучшее дело, ежели и при запахе стервы нос залегает. По сей-то самой правде и маленькой Львов, но великий надутым самолюбием, позабыв мною ему сделанное, более уже ко мне не ходит. И правду сказать, как не возмериться и не поднимать носу, когда (как слышу здесь) Московская публика превозносит его «Храм великих мужей». После сего советывал бы я умолкнуть о всякой лучшей рецензии. Почто глухим петь и дуть на ветер! Но как бы то ни было предвижу я между Москвою и Петербургом великую литературную бурю. Твердят уже здесь на театре Русского Штерна; ¹⁷ тут-то полетят громы и молнии, штыки нового и старого стиля засверкают, меж коими я, прижавшись в уголку, с истинным почтением пребываю.

10 Генваря 1805 года.

№ 12

Покорно прошу вложенную здесь бумагу отдать напечатать в один из тех журналов, которые ко мне присылаться будут; чем обяжите с почтением и преданностию пребывающего.

14 Генваря 1805 года.

№ 13

Благодарю тысячу раз за примечания и поправки. Видите как худо без друзей писать. Не увидишь как ошибешся; но ежели еще не напечатаны, то не лучше [12] ли переправить таким образом: ах! плачьте чада, плачьте други: ибо мне кажется тут нужно повторение, то и можно прибегнуть к обыкновенной у нашей братьи затычке. У цевницы, или у дудки струн нет, хотя поэзия и имеет вольность называть лады струнами, а струны ладами. То не лучше ли так: но кто ж моей гитары струны на нежный будет тон спускать. Впрочем, ежели уже под прес попало, то быть тому так. Пребываю с почтением и преданностию.

23 Генваря 1805 года.

№ 14

Письмо ваше от 6 числа и портрет получил исправно, который срисовав, с благодарностию возвратить неумедлю. Относительно стихов Дмитрия Ивановича и прочих господ, которыми они спешат наводнить их журналы, ничего другого сказать не могу, как предать их воле Божией; ибо публика равнодушно их терпит. Что делать и как их уверить в противном их самолюбию. Однако же Дмитрию Ивановичу ¹⁸при благодарности моей, за похвалу его мне, напечатанную в минувшем месяце в Друге Просвещения, попытаюсь сказать правду. Не знаю зделает ли запор сия позолоченная крепительная пилюля. У нас здесь свой вития; Павел Сергеевич Львов, сочинил Историческое слово Князю Пожарскому и Минину. В прошедший Четверг в собрании авторов читали. Превеликая кипа! Так что, минуя вступление и первую часть и не докончив, одной серединой занимались от 7 часов вечера до 1 за полночь. Удивительное изобилие, или лучше сказать, пространное море велеречия. При всем том есть поразительные места, которые совершенную заслуживают похвалу. Это дом Шереметева, или лавка щепетильных товаров и мебелей прекрасных, на которые глядя столбенеешь, не зная которую выбрать и в нерешимости выходишь ни с чем. Словом: тут [13] красота и блеск, и слово в слово арабеск. Здесь продают старинный манускрипт под заглавием Ковчег Русской правды. Не знаю известен ли он Николаю Михайловичу. Меня просили к нему его адресовать, по слухам, что будто ему дано право от короны закупать такие древности для его истории; а для того препровождаю я заглавие материям, в той книге находящимся. До получения от него или от вас известия я ее удержу у себя. Прошу подписаться за меня для будущего года на журнал Г. Каченовского. Это правда, что он из всех лучший, а для компании ему можно взять Ученые ведомости и Друга Просвещения, ежели выходить будет, или какой другой вы заблагоразсудите; в чем и полагаюсь, на ваш вкус. Что будут стоить не умедлю деньги с благодарностию возвратить. Пребываю с истинным почтением и преданностию.

21 Ноября 1805 года. С-Петербург.

№ 15

Письмо ваше от 22 числа минувшего месяца получил. Как я уже отвечал пред сим вам на просьбу Господина Каченовского, то на письмо его, после мною полученное, по той же самой материи и не рассудил делать повторения к вам написанного, уповая, что вы покажете ему письмо мое; а сим и кончится смешная переписка наша, а мы будем по прежнему приятели. ¹⁹Но из нынешнего вашего письма вижу, что по вашему совету переправил он перевод мой Цирцеи; следовательно он и невиноват ни в чем передо мною. Вы же как по вашей дружбе ко мне уже и прежде поправляли в стихах моих что вам не покажется, и я нередко следовал вашим советам; то и теперь также безделка не может между нами сделать ни малейшей неприятности. Недоразумения и ошибки всем людям свойственны. ²⁰ Касательно ж «Девы за клавесинами» белыми стихами написанной, то мне известно [14] отвращение ваше от сей поэзии, как от протухлой рыбы, которая неприятна вкусу вашему, то и не мудрено теперь, что она Господином Каченовским при первом разе была не напечатана. А потому и прошу сказать ему, что зависит теперь от вас предавать ее тиснению или оставить; однако для любящих немецкого и греческого языков безрифменную поэзию она будет в собрании моих сочинений напечатана, и вас прошу, как особливого охотника до рифм, в том на меня, хотя для известной мне дружбе вашей, не погневаться, с которою, как равно и с истинным почтением пребываю.

2 Марта 1806 года.

Последняя Кантата Г. Мерзлякова переведенная с Драйденовой, право прекрасна, не знаю только как близка с подлинником ²¹.

№ 16

Письмо ваше и при нем дружеский, а для меня весьма приятный подарок ваш в 3 части сочинений ваших, получил. Я тотчас его с крайним вниманием прочел. Нахожу ту же чистоту мыслей и приятность слога, как в первых ваших творениях. Но кажется, или вы наскучили стихотворством, или с намерением сокращались в некоторых баснях ваших, сжимая слишком слог оных, который при всей своей краткости в сем роде сочинений и простоте, должен быть сколько легок, столько и игрив; а для того и выскочили у меня следующие четыре стиха, которые по дружбе моей к вам, одному только и сообщаю:

О! как сердит бывал градский наш бургомистр
Из первостатейных кто в мещане исключался.
Досадно, что и ты талант свой крыть старался,
Из баснослова став, мой друг, эпиграмист!

Пребываю впрочем, с истинным почтением и преданностию.

8 Марта 1806 года. [15]

№ 17

Имею честь Вашего Превосходительства поздравить с прикрасою, полученною от Государя Императора. Желаю вам более и более. Я вам должен два рубля за Эстетику. Прошу покорнейше подписаться на получение журналов и взнесть деньги для Вестника Европы, Друга Просвещения и Ученых Ведомостей; а более ни каких. Деньги с благодарностию, что будут стоить, доставлю. При сем препровождаю пять экземпляров нового моего продукта. Прошу по надписям доставить и тем меня одолжить. Читал я некоторую драму, как говорят, сочинения Юрия Александровича Нелединского и Сандунова. Завязка очень хитра, но по моему мнению неделает чести их нравственности. Но я в таковых их сочинениях не знаток; а может быть и не они писали: то и замечаю только для любопытства вашего. Пребываю с истинным почтением и таковою же преданностью.

Ноября 22 дня 1806 года. С.-Петербург.

№ 18

Почтенное и приятное мне Вашего Превосходительства письмо от 2 числа текущего месяца получил. Весьма ласкательно мне, что вы меня вспомнили, а более, что имели намерение ко мне заехать в деревню. Как бы я был рад! Несказанно бы меня одолжили! Сенатские и Парнасские сослужебники сколько бы кое чего наговорили! С Анной Петровной ²² мы иногда видимся и беседуем о вас; и как она застенчива и скромна, то всякой раз при имени вашем заикается и дрожит: это я думаю для того, что столь нежного и приятного стихотворца, как вы, иначе не можно вспомнить; но как теперь разобран чрез Неву мост, то и не могу я ее скоро видеть и поблагодарить за то, что она подала повод вам ко мне писать. Вручитель сего письма, [16] племянник мой, сын покойного Николая Александровича Львова, который вас так любил, имеет в Москве дело по Сенату, не по Департаменту вашему; но покорнейше прошу вас замолвить за справедливость его у кого либо ваше слово. Вы меня сим много обяжите, пребывающего с истинным почтением и преданностию.

Ноября 10 дня 1808 года. С-Петербург.

№ 19

Услышав, что вы возвратились из Коммисии вашей, препровождаю к Вам и к Николаю Михайловичу Карамзину по экземпляру моих сочинений, заключающихся каждой в четырех книгах. Если вам не наскучат мои бредни и захотите прочесть драматические мои произведения, то можете вы и Николай Михайлович полюбопытствовать о том у Василья Ивановича Нелидова, которому я ныне послал трагедию мою Евпраксию, а чрез несколько почт доставлю Ирода и Mapиaмнy. Вы удивитесь и верно скажете про себя, что я под старость ряхнулся с ума, пустившись по неизвестной мне по ныне дороге в храм Мельпомены; но что делать от безделья? Оды уже наскучали, и так я хотел испытать русскую пословицу: смелым Бог владеет! Пусть господа ваши критики ценят, как хотят, но дело уже сделано. Пребываю впрочем с истинным почтением и преданностию.

Февраля 15 дня 1809 года. С.-Петербург. [17]

№ 20

Письмо Державина к первой его супруге Екатерине Яковлевне, урожденной Бастидоновой

(Писанное из Царского Села и присланное ею в подлиннике к Ивану Ивановичу Дмитриеву).

Катинька, милая душа моя! Пришли пожалуй книгу в красном новом переплете о происхождении дворянства, которую мне своего издания подарил Рахманов, бывший конной гвардии Офицер, а ныне бригадир, знакомый Ивану Ивановичу Дмитриеву. Да вели купить другую такую; она для Ее Величества надобна. Государыня мне неотменно приказать изволила напечатать мои сочинения, то попроси Василья Васильевича ²³ и Ивана Ивановича ²⁴, чтобы они пожаловали взяли труд и пересмотрели, замечая ошибки, и мне оные присылали, сказав, что им не нравится, которые я для того к тебе и посылаю. Они могут у нас сбираться и несколько часов на cиe употребить. ²⁵ Федору Тимофеичу я думаю поручить печатать и для того и нужно ему будет переговорить с Вейдебрехтом и подрядиться формально, что он возмет напечатать самым лучшим карактером на самой чистой бумаге? Виньеты мне обещал дать Александр Васильевич Храповицкой. Пусть выберут теперь только которые получше на один том, и назовем: том первый собранных сочинений; а прочее после издадим. Государыня, кажется, от часу милостивее ко мне становится. Будь Богом хранима. Да пpиезжай ко мне, ежели ненадолго, то хоть также на денек.

Зачать, кажется, надо: «Успокоенным неверием»; потом «Бог», потом прочие псальмы.

Mux. Дмитриев.

Комментарии

1. Аглая, книжка, изданная H. М. Карамзиным.

2. Стихи к Г. Р. Державину по случаю кончины первой супруги его, напечатанные в Сочинениях Ивана Ивановича Дмитриева.

3. Глас Пampиoma на взятие Варшавы. Эта пиeca написана И. И. Дмитриевым (в Сызране, перед отъездом его в Астрахань) по одному слуху о взятии Варшавы, который после оказался ложным, и была послана к Державину из Астрахани; но получена им и напечатана в caмое то время, когда пришло подлинное известие о взятии Варшавы, и потому многие не хотели верить, чтоб она была получена из Астрахани, а приписывали ее самому Державину.

4. Эта шутка Державина (который не склонен и не способен был к эпиграмме) относится к Рондо Н. П. Николева, напечатанному в 1-й книжке Аонид Карамзина. Современники оценили это Рондо достойным образом. Ив. Ив. Дмитриев написал на него пародию: пой кулик в гнилом болоте; а Державин эту шутку.

5. Видно тогда не отделяли поэзию от нравственности и не нападали на последнюю, как ныне один из журналов.

6. Именный указ, данный Сенату, Сентября 16-го 1796 года об ограничении свободы книгопечатания и ввоза иностранных книг; и об учреждении цензуры: в Санктпетербурге, Москве, Риге, Одессе и при Радзивиловской таможне; и Указ Сенатский от 22 Октября, того же года. Ценсура составлена была в каждом месте из трех особ: одной духовной, одной гражданской и одной ученой. Духовное лице избирал Синод, Гражданское Сенат, а ученое Академия Наук и Московский Университет. См. Полное Собрание законов Российской Империи. Том ХХIII. Стр. 933 и 960.

7. П. А. Пельской, молодой человк, написавший несколько стихотворений и умерший в 1803 году. H. М. Карамзин написал на его внезапную кончину стихи, напечатанные в его сочинениях.

8. Тот самый, к которому Ив. Ив. Дмитриев написал стихи, начинающиеся так: Нежный ученик Орфея; а после его кончины, эпитафию:

Любезного и прах останется ль безвестный?
Дубенского был дар: гармонией пленять;
Страсть: дружба и любовь; закон: быть добрым честным;
A жребий: бурну жизнь в пучине окончать.

9. Это дружеской упрек Ивану Ивановичу Дмитриеву, не поместившему ни одного из своих стихотворений в первой книжке Аонид.

10. Василью Львовичу.

11. Это письмо писано Державиным в следствие ложных слухов. Из следующего письма видно, что он и сам узнал их неосновательность.

12. Рассуждение о старом и новом слоге А. С. Шишкова.

13. Эта игра слов относится к журналу: Друг Просвещения, в котором один из учредителей и участников был Граф Дмитрий Иванович Хвостов. В этом журнале однако помещены были статьи из Словаря светских писателей, Евгения.

14. Владимир Васильевич.

15. Николай Иванович Ильин автор драм: Лиза или торжество благодарности, Рекрутской набор и других, которые были в свое время приняты с большою похвалою. Он же был издателем прекрасного детского журнала: Друг детей, 1809 года.

16. Она описана в стихах Державина: к Евгению, жизнь Званская.

17. Новый Стерн, комедия Кн. Шаховского. Известны стихи Василья Львовича Пушкина в его неизданной сатире «Опасный сосед»:

Две гостьи дюжия смеялись, рассуждали
И Стерна нового, как диво величали:
Прямой, талант везде защитника найдет!

18. Гр. Хвостов.

19. Вот что было поводом к этому письму, Державин прислал в Вест. Европы два стихотворения: Цирцея, из Ж. Б. Руссо, и Дева за клавесином, из Шиллера. Первую Каченовский совсем не напечатал: а вторую, по совету Ив. Ив. Дмитриева напечатал с поправками. Державин думая, что эти поправки сделаны самим Каченовским, рассердился и написал к нему довольно горячее письмо. После все объяснилось, и вспыльчивый Державин, что видно и из этого письма, утих. Но Каченовской, обидясь письмом Державина, пришел к Ив. Ив. с объяснением. И так как один из них был довольно жолчен, а другой, соблюдая сам в отношении к другим все законы приличия, любил однако, чтоб и в отношении к нему сохраняли весь и меру; то после этого объяснения они уже видались редко и только случайно.

20. Какая простота и дружеская доверенность! И у кого же? У такова гениального поэта, как Державин! Это стоит замечания в наше время.

21. Торжество Александра, или сила музыки. Эта же кантата была переведена после В. А. Жуковским, под названием: Пиршество Александра, или сила гармонии.

22. Буниной, известной своими стихотворениями.

23. Капниста.

24. Дмитриева.

25. Они и собирались; но выбор их показался Державину слишком строгим. По возвращении уже из Царского Села в Петербург, войдя однажды в комнату, где они занимались этим разбором, и увидя малое число пиес, отобранных и отложенных в сторону, он взял и все перемешал, сказав им: «Что ж! Вы хотите, чтоб я вновь начал жить!» — тем и кончился разбор.

Текст воспроизведен по изданию: Письма Державина к Ивану Ивановичу Дмитриеву // Москвитянин, № 10. 1848