-

ПИСЬМА КНЯГИНИ Е. Р. ДАШКОВОЙ

(Переведено с Французского из 14-й книги «Старины и Новизны», с любезного позволения В. Н. Смольянинова. В письмах знаменитая княгиня выражает себя гораздо подлиннее, нежели в своих Записках. Зачем она вошла в сношения с другом Павла Петровича и зачем писала не порусски, надо догадываться. П. Б.).

I. К князю А. Б. Куракину.

Писано до воцарения Павла Петровича.

1782. 1 Марта, Болонья.

Я не дала вам никаких известий о моем местопребывании, дорогой кузен, чтобы иметь предлог написать вам отсюда и повторить уверения в почтении и искренней дружбе, которую я к вам издавна питаю, и которая может, конечно, только возрасти, чем больше узнаешь. Это и оправдывается на мне: при последних наших свиданиях я нашла новые основания любить и уважать вас, и я надеюсь, когда мы хорошенько устроимся в Петербурге, я буду часто наслаждаться вашим обществом, и вы не будете считать меня такой уж букой. Вы согласитесь, если я не была всегда в веселом настроении, это потому, что положение мое до сих пор было тягостным и неприятным, чтобы не сказать более, и другой приобрел бы ненависть к роду человеческому, который я люблю, хотя 20-летний несчастный опыт не способствовал этому. Наконец, если справедливо оценят моих детей так, чтобы они были счастливы, и оставить меня хотя бы в покое, вы всегда найдете во мне пылкого и постоянного друга, нежную, но просвещенную мать, редкую женщину, которая не желает ничего лучшего, как быть веселой и в мире со всеми, как и сама с собой.

Я не оправдываюсь в том, что нацарапала и царапаю; я пишу, как говорю, без прикрас, чистосердечно; не думайте найти, что [462] либо кроме рапсодий в моей переписке, которой прошу придать правильность и постоянство. Обещайте мне по прочтении сжигать мои письма: тогда я буду писать вам свободно и с удовольствием.

Я провела два с половиной дня с кардиналом Лега, который бесспорно одна из умнейших голов Италии. Он очень снисходителен ко мне, а это, признаюсь, нисколько не вредит в людских отношениях. Возможно, что он приедет в Петербург; таково по крайней мере его желание, и он превосходно выразился, говоря об Императрице: это, сказал он, женщина, которую нельзя не повидать; в противном случае пришлось бы упрекать себя, как в непростительном поступке в том, что не видал ее, будучи ее современником.

Кстати, вы увидите в Тоскане архимандрита Фокшани, который, оказав в последнюю войну большие услуги нашей армии, потерял вследствие этого свой монастырь и блестящее положение; по какому-то подозрению Потемкина он был очень плохо вознагражден. Это очень умный и талантливый человек; я весьма рекомендую вам его. Будьте его заступником; представьте его Их Императорским Высочествам и передайте ему мой привет, так же Вадковскому и Плещееву. Желаю Салтыковым много здоровья и терпения. Надеясь в Петербурге найти в них тоже расположение, которое, как мне казалось, они имели к моим детям и ко мне. Я с нетерпением желаю их возвращения, тем более, что Петербург очень чужд мне. Он всегда был таким, с тех пор как я перестала быть ребенком, и общество их там будет для меня драгоценно.

Кардинал Лега, после того как я написала эти строки, поручает мне просить вас предупредить его заранее о приезде Их И. В., чтобы он мог приготовить лошадей.

Прощайте, мой дорогой кузен, будьте здоровы и вспоминайте иногда о той, которая никогда не перестанет быть, с полнейшим уважением, вашей покорной слугой и другом.

1782. 2 Октября. Пиза.

Льщу себя надеждой, что мой любезный кузен, князь Куракин, не совсем меня забыл, и что моя дружба к нему извинит в глазах его эти строки, обращаемые к нему по просьбе от Компасси. Этот человек питает в душе благодарность и восхищение перед Россией, хотел бы иметь счастье поцеловать руку Е. И. В. Великого [463] Князя. Он беден, у него прекрасный еще голос: вот его достоинства. Обратите на них внимание Е. И. В. и какая нибудь полсотня червонцев осчастливить беднягу.

Надеюсь иметь удовольствие видеть вас либо в Венеции, либо в Вене и представиться ко двору Их И. В. Могу ли я осмелиться передать им через вас мое глубокое почтение? Я не имею счастья знать Великую Княгиню; но по всему, что я о ней слышала, она уже приобрела мое почитание. Великий Князь не узнает своего крестника: настолько он вырос и возмужал. Если он будет осчастливлен покровительством В. К., я не буду сожалеть, что недостаток значения нашего уважаемого Никиты Ивановича (Графа Панина, который тогда доживал свой век. П. Б.) оставляет его без всякой опоры. Льщу себя надеждой, что Его И. В. увидит, что он ничем не пренебрег, чтобы стать способным служить ему, когда нибудь настолько же успешно, насколько он всегда будет усерден в своей службе.

Моя дочь присоединяется к своему брату, чтобы напомнить вам о себе; они радуются вас снова увидеть, так же как и мамаша, которая остается с полным почтением, князь, ваша слуга и искренний друг.

1796 г. 29 Ноября. Село Троицкое.

Я надеюсь, вы извините меня, дорогой кузен, что я немножко надоедаю, обращаясь к вам, но я так боюсь иметь вид будто я уклоняюсь от моих обязанностей, что я не могу не воспользоваться вашей старинной ко мне дружбой, для исполнения следующих поручений.

Первое, передать Его Величеству, нашему милостивому Государю, мое поздравление и изъявление преданности. Я сделала бы это сама, если бы не думала, что у Е. И. В. множество дела и без чтения моего письма, о чем свидетельствуют всеобщие народные милости, которые он изливает на свое государство.

Второе, поблагодарить его за увольнение меня на покой, которого настоятельнейше требует мое здоровье.

Я присягнула ему, еще не зная, что не нахожусь более на службе; но все же не перестану возносить мольбы о его благоденствии, хотя я вновь веду частный образ жизни, который, женщина больная и сраженная горем должна предпочитать всему. Я знаю образ [464] мыслей и просвещенное воспитание Е. В., которое было направлено к тому, чтобы заставить его любить справедливость и добродетель. Поэтому я надеюсь, что, когда Е. В. сравнит прохождение моей службы с тем, какое было, к несчастью, довольно обычным, он обратить ко мне свое благоволение: нужно отдать мне справедливость, что среди всяческих хищений я сделала однако около полу-мильона сбережений для Академии Наук и Российской Академии, основательницею которой я была и, не взяв ничего из причитавшеегося мне жалования в 5.000 рублей, имела счастье оставить ей 50.000 р. наличными деньгами и два каменные дома, построенные на ее средства.

Я желаю лишь уважения моей службе, которую я имею от честных людей. У меня нет ни пенсии, ни богатств; но, привыкнув сокращать потребности до необходимого, я ничего кроме этого не желаю. Будь в живых ваш дед-дядя, он отдал бы мне справедливость в другом событии и в моем поведении, которым я заслужила его уважение и о котором мы поговорим, когда я буду иметь удовольствие вас видеть ¹.

Мое третье поручение извиниться перед г. Донауровым, от которого я только что получила письмо, извещающее меня, что Е. И. В. велел ему заявить мне, что я уволена от Академий как Наук так и Российской ². Я бы тот же час отвечала о получении сего, также как я графу Самойлову писала, но, не имея чести господина Донаурова знать (а живу я за 110 верст от Москвы), не могу сведать здесь об отчестве его и чине. Бога ради, меня извините перед ним и уверьте его, что, если-б я не считала за неучтивость без имени и отчества к нему относиться, то бы я, всеконечно, о получении его письма с должным уважением его уведомила. Я прилагаю при сем копию письма, которое я написала несколько дней тому назад г. Самойлову ³, для того, чтобы вы узнали в нем, мой милый [465] кузен, ту, которая, старая и немощная, всегда неизменна к своим старым друзьям.

Выполнив сейчас то, что я была должна, чтобы успокоиться по отношению к г. Донаурову, обращаюсь к вам с моим четвертым поручением: доложить Е. И. В. Императрице мое нижайшее почтение и поздравление. Теперь вас искренне поздравляю и желаю всевозможного благополучия. Все честные люди будут радоваться, когда станет преуспевать человек честный и с таким благородным образом мыслей, как ваш. Не забудьте, что уже год как вы обещали достать мне портрет Е. И. В. Государя. Достаньте мне, пожалуйста, портрет и супруги его, Императрицы, и я с удовольствием и признательностью уплачу вам, что они вам будут стоить.

Через три или четыре дня я покину свое прелестное убежище, чтобы ехать в Москву, хотя я хромаю, и бывают минуты, что от схваток в ногах бывают у меня невыразимый боли. Я в Москве усядусь на диван, и там друзья и многочисленная родня, своими стараниями выразить мне свою дружбу, заставят меня забыть, что я делаюсь, подобно Скарону, калекою, не имея в утешение талантов, которыми он обладал.

Прощайте, дорогой кузен. Прошу вас, продолжайте свою дружбу ко мне; мою же вы давно приобрели вместе с самым душевным уважением, с которым пребываю, князь, вашей покорной слугой и кузиной. Княгиня Дашкова.

Комментарии

1. Намек на "Петербургское действо", участие в котором княгиня Дашкова сильно преувеличивала, когда это было выгодно: в ночь на 28 Июня она спокойно спала дома и явилась к Екатерине уже тогда, когда та из Казанского собора перешла во дворец. Сама Екатерина писала Понятовскому, что шесть месяцев была в сношениях со всеми вождями заговора, прежде чем Дашкова узнала хоть одно имя.

2. Княгиня Дашкова была отставлена от всех должностей 12 Ноября 1796 г., т. е. через пять дней по воцарении Павла.

3. Письмо княгини Дашковой генерал-прокурору Самойлову: "Милостивый государь мой, граф Александр Николаевич. Прошу ваше сиятельство сделать мне одолжение донесть Правительствующему Сенату, что я получила указ Его Императорского Величества, по которому всемилостивейше увольняюсь от бремени, по болезням моим несносного мне, чем я считаю себя облаготворенною. При сем случае приимите уверение личной моей к вам дружбы и почтения, с которым пребуду на всегда вам, милостивый государь мой, покорная услужница, княгиня Дашкова. Село Троицкое. 26 Ноября (1796).

Текст воспроизведен по изданию: Письма княгини Е. Р. Дашковой // Русский архив, № 7. 1912