-

ПИСЬМА Я. И. БУЛГАКОВА К КНЯЗЮ ПОТЕМКИНУ

Письма эти печатаются с собственноручных черновых подлинников. Невольное отрывки из 1-го, 2-го, 3-го и 6-го были напечатаны в Русском Вестнике (1814 г. кн. 3-я) и в биографическом очерке, составленном П. И. Бартеневым о жизни и деятельности Булгакова и помещенном в Московских Ведомостях (1855 г. №№ 5, 6 и 8). — С 1781 по 1789 год, Булгаков занимал трудный, при тогдашних обстоятельствах, пост Русского посланника при Оттоманской Порте.

Н. Киселев.

15/26 октября 1782

Высокопочтеннейшее письмо, которым в. св. удостоили меня из Херсона, от 19-го сентября, крайне меня обрадовало, будучи, с самого моего отдаления из Петербурга, первым знаком милостивой вашей обо мне памяти.

О бытности в-й св-ти на турецкой границе министерство здешнее, поныне, ко мне не отзывалось и, по-видимому, не получило еще известия. В случае же вопроса, ответствовать ему буду, на основании содержания оного всепочтеннейшего письма.

Заботы мои и хлопоты в-й св-ти известны, по всеподданнейшим моим доношениям ¹; почему и не утруждаю здесь ничем, ссылаясь на нынешнее отправление, яко заключающее самый [1571] последний поступок Порты, которого следствие должно вскоре обнаружиться.

Надеясь на непременность ко мне милости в-й св-ти, прошу всенижайше не оставить меня, в настоящем моем небеспечном положении, своим сильным покровительством. Сколько станет знания, конечно не меньше бы другого я сделал, во всяком другом месте; но здесь, где головы, следовательно и дела, совсем инако устроены, или справедливые сказать — расстроены, невозможно льститься ни в чем верным успехом, ни предвидеть, что будет завтра. Все зависит от еже дневных обстоятельств, и все управляется случаем, который Турки чтят именем Промысла Божия; а того им никогда втолковать не можно, что Промысел Божий охраняет только тех, кои руководствуются данным им от Него проводником, то есть разумом, а не тех, кои, полагаясь на Него слепо, даже и без заслуги, бросаются в огонь и в воду, думая, что не сгорят и не утонут, и что Он обязан их оберегать от всякого зла, навлекаемого собственною людскою безрассудностью.

II.

1/12 января 1784.

Ссылаясь на последнее мое всепокорнейшее, от 28-го декабря, и особливо на сегодняшние всеподданнейшие доношения, не хочу я трудить в-у св-ть повторением всех подробностей, случившихся при счастливом окончании Крымского дела ²; но имею просьбу, [1572] котокоторую теперь принесу, основывая сию смелость на милости и покровительстве, коими в. св. меня по сию пору удостаивали.

Двадцатилетняя моя беспрерывная и всегда трудная служба, здешние, хотя может быть и неважные, но по мере сил моих возможные успехи заставляют меня льститься, что всемилостивейшая государыня, по милосердии своему, не дозволит мне умереть с голода, когда ослабевающее уже мои силы учинять меня совсем к службе её неспособным; но между тем польза оной требует, чтоб я здесь, в публике, был отличен каким ни есть наружным знаком высочайшего благоволения, который, умножа ко мне от всех доверенность, умножит и важность всех моих по делам будущих подвигов. Прежде, здесь того не разумели; но ныне мысли переменились. Французский посол ³, сколь давней связи двора его, столь не менее и цвету голубой ленты, обязан был умножением своего кредита. Теперь, кажется, главное мое попечение, по окончании всех спорных дел ⁴, будет [1573] перевешивать сей его кредит и в наружности, по меньшей мере, с ним до времени равняться. Cия причина побуждает меня всепокорнейше просить в. св. употребить всесильное свое старание, ежели достойным меня найти изволите, о испрошении мне ордена Белаго Орла, ко времени размена ратификации. Когда б препятствием представился чин мой, то и оное отвратить зависит единственно от в-й св-ти. Я от всех отстал и, не принадлежа теперь ни к какому департаменту, никого следовательно не обойду ⁵.

Повторяю, что принял сию смелость, утверждаясь единственно на милостях в-й св-ти, мне оказанных, и ища во всем пользы службы. Ежели ж бы я предвидел, что вы, м. г., припишите всенижайшую сию просьбу моему только самолюбию или тщеславию, сам бы себя возненавидел за то, что, забывшись до сей меры, отважился обеспокоить моего единого покровителя и благодетеля, коего доброе обо мне мнение всего на свете мне дороже.

Когда подлинно я столь несчастлив буду, что в. св. отнесете к оному последнему побуждению мой сегодняшний поступок, по крайней мере покажите мне в сем случае ту милость, чтоб не наполнил он и без того уже тягостной моей жизни горестью, каковую произведет конечно перемена ваших обо мне мыслей. [1574]

III.

15/26 марта 1784.

В тысячах голосов и поздравлений, чинимых истинными сынами отечества в-й св-ти, по причине новых знаков доверенности и уважения от найпремудрейшей государыни в свете, позвольте и мне принести оные, яко происходящие из сердца, почитанием и благодарностью к вам наполненного ⁶.

Невозможное для меня дело изъяснить наичувствительнейшей благодарности за все те милости, коими угодно было всемудрой нашей монархине наградить слабые мои услуги, и коими наполнены высокопочтеннейшие в-й св-ти письма, от 15 го января и 8-го февраля. В молчании буду я заслуживать первые и стараться быть достойным вторых.

Не стану теперь беспокоить ничем здешним вашу светлость, а только осмелюсь, повинуясь повелениям вашим, донести ответ на вопрос о мысли здесь побывать. Сего только не достает теперь к моему счастью, чтобы принять у себя благотворителя моего. Но я привык всегда собою жертвовать, и в сем случае предпочту лучше лишиться последнего моего удовольствия.

Здесь почитают в-у св-ть нашим верховным визирем. Прибытие ваше сюда не может быть утаено и произведет суматоху в народе, коей и поныне еще Сераль и Порта опасаются, ибо думают, что духи еще не успокоились. Хотя я и весьма уверен, что неприятных следствий из того для нас не произойдет, но сверх того другие обстоятельства неприятны, а именно: [1575] язва, которая уже сильные начала имеет и угрожает истреблением города, и ветер. Сюда всегда можно приехать; но отсюда корабли ожидают иногда способного ветра, по три месяца; а между тем ни смотреть нечего, ибо в три дня все можно увидеть, ни из дома выйти от язвы нельзя; а дабы сухим путем выехать, надобно за лошадьми посылать в Бухарест.

Ежели в. св. не хотите подвергнуться всем сим неудобствам и даже опасности, то я осмелился бы представить всепокорнейше отложить cие намерение до будущего лета. А бытность ваша здесь принесла бы несказанную пользу всем делам, ибо у нас многие об них по сию пору судили по словам Греков, здешних беглецов; но в истоте все не то: я от них страдаю, и торговля в ничто обращается.

IV.

Пера. 11/12 марта 1787.

Г.Лашкарев ⁷, исправя здесь порученные ему от в-й св-ти комиссии, возвращается назад. Присылка его мне была весьма полезна для дел, о коих он в состоянии сам обстоятельно донести. По несчастию оные день ото дня идут хуже, и надежды нет поправить всего ⁸, пока нынешний везирь, рейсефенди ⁹ и их пария не переменятся; а между тем они могут довести до [1576] такой крайности, что и сами не в состоянии найдутся помочь, хотя б и хотели. На сих днях, призыван я был на конференцию, на коей требовали выдачи молдавского господаря Маврокордато ¹⁰, и читали разные на нас жалобы, кои хотя смеха достойны, но явно доказываюсь желание министерства Порты к нам придираться и завесть ссору. Подробно обо всем донесу с отправляемым от меня курьером, которого депеши из Ольвиополя, может быть, дойдут еще прежде приезда г. Лашкарева. А здесь осмелюсь сделать только то примечание: судя по распоряжениям, хотя и тайным, Порты, что ежели удастся ей как ни будь поправить дела со стороны скутарского Махмуд-паши ¹¹, обратить она главное попечение на Ахалцых и употребить все возможные происки, в рассуждении царя Ираклия ¹², принимая между тем, под рукою, нужные к тому меры.

Севастополь 19/30 апреля 1787.

Прибыв сегодня сюда ¹³, за долг почитаю о том всепокорнейше донести в-й св-ти и повторить всенижайшую просьбу о повелениях для карантина и таможни. Со мною приехало несколько [1577] хороших купцов, со многими и дорогими товарами, в надежде, что не будут платить пошлины и поспеют ко времени в Херсон. Сначала черноморской нашей навигации, не было еще времени здоровее нынешнего. Ни в столице, ни в провинциях турецких не слышно совсем о язве, с начала сего года. Почему надеюсь, что и нас здесь задержать, по причине опасности от неё, не прикажете.

По отъезд мой из Константинополя, нового важного ничего там не было; но со всем тем не оставлю я донести, на сих днях, о полученных мною, на дороге уже, в Буюкдере ¹⁴, происшествиях.

Теперь от в-й св-ти зависит определить счастливый для меня час, как пасть к освященным стопам, так и изъявить моему благотворителю изустно мою признательность за все милости и достодолжнейшее почтение, с коим и проч ^15.

VI.

21 января (1 февраля) 1789.

Из семибашенной тюрьмы ¹⁶.

Шоазель, имев свиданье с капитан-пашей ¹⁷, предложил ему [1578] сделать план для операций будущей кампании, ежели скажут ему число судов, кои намерены употребить. Капитан — паша послал к нему записку оным и просил», чтоб план доставлен ему был на турецком языке, дабы лучше сохранить тайну. В самом деле, Шоазель прислал оный план к капитан-паше, 18/29 января, наполненный ядовитыми изражениями, как то усмотрится из следующего перевода:

"Главное, требующее от меня изъяснения, для операций ваших, в наступающую компанию, состоит в следующем:

"Во первых, должны вы стараться исправить ваш флот, как можно скорее, и быть в готовности, прежде нежели пройдет лед в Очакове, не дать время российскому флоту выйти из Севастополя и занять пост под Очаковым: после чего все ваши приготовления были бы бесполезны, ибо, с помощью батарей, Флота и херсонской флотилии, не допустят они вас ни коим образом туда войти. Напротив того, ежели вы успеете появиться пред Севастополем прежде выхода их из сего порта, то воспрепятствуете им идти под Очаков: и cие будет первое главное дело. Ваш крупный флот, то есть линейные корабли и фрегаты, должен следовательно употреблен быть, для воспрепятствования российскому выйти из Севастополя, расшириться по морю и плыть под Очаков, или в другие места, дабы прервать провоз пропитания в вашу столицу.

Тогда ваша флотилия будет совершенно свободна и может смело идти под Очаков, но надлежит иметь великое число прамов ¹⁸ и канонирских [1579] шлюпок, для составления двух эскадр; ибо батареи, сделанные Русскими перед Очаковым, нанесут вам, без всякого сомнения, не малый вред; но все зависит от отваги: ежели, при первой атаке, они вас побьют и вы отвагу потеряете, то ничего уже не сделаете. Напротив того, имея другую эскадру флотилии в готовности, для вторичного приступа, и употребя все способы завладеть их батареями, все тогда для вас будет возможно и удобно. Вы отдалите неприятеля от крепости, отворите проход вашему флоту и можете атаковать даже и Кинбурн. Но, дабы быть обеспечена в успехе, надлежит их принудить раздробить свои силы и вдруг привести их в замешательство. Вот способ в том предуспеть и иметь удачу как в снятии осады Очакова, так и для приведения вас в состояние их атаковать ¹⁹.

"Надлежит вам иметь, по меньшей мере, двести тысяч человек на сухом пути и разделить их на три корпуса. Один должен быть высажен в Ходжабее ²⁰, идти под Очаков, для [1580] атакования осаждающих войск, в самое то время, как подойдет под оный ваша флотилия; другие два — для Крыма, как со стороны Европы, так и от Азии. Надлежит сим корпусам быть в движении, дабы принудить Русских разделить, прежде нежели ваша флотилия прибудет к Очакову, войска их, для занятия разных постов в Крыму. Я могу вас уверить о точном числе русских войск в Крыму и под Очаковым: они имеют 110 тысяч; следовательно, по сравнению, даже между нашими дисциплинованными войсками, для атакования неприятеля, состоящего во 110 т., надлежит иметь 200 т., ибо атакующий всегда бывает слабее атакуемого, который укрепил свой лагерь и посты, — а их крепости надежнее дисциплинованного лагеря. Почему предлагаемый много 200 т. не должны находить у вас препятствия.

"Записка малой флотилии, которую вы мне сообщили, не довольна: 56 канонерских шлюпок, 10 пловучих батарей и 12 кирлангич ¹² ничего не значат. С самого начала, вы не можете атаковать с меньшим числом, а ежели вас побьют? — прощай вся кампания! она будет потеряна. Необходимо надлежит умножить число. Мои два корабельные мастера уверяют меня, что, ежели вы дадите им людей, есть еще время приготовить вам до ста канонерских шлюпок. Берегитесь прошибиться в сию кампанию, как в прошедшую: я вам наперед предвещаю, что лишитесь всей надежды. Знайте также, что не довольно иметь великое число судов, и чтоб они были хорошо вооружены. Главное состоит в том, чтоб иметь много людей для маневрирования, много обученных сражаться, [1581] знающих как атаковать неприятеля с отвагою и твердостью, как уклоняться от оборотов, могущих нанести вред, и тотчас оный исправлять. Но дабы можно было льститься вам успехом, надлежит, чтоб флот ваш был, по меньшей мере, за месяц до выхода, в таковой готовности, как бы имел вступить в бой; a cие нужно для того, дабы можно было показать ему и научить его драться и испытать, в состоянии ли он то исполнить. Офицер мой Обер и Туссен, к которым вы имеете не малую доверенность, могут дать наставления, один — для маневров судов, а другой — для управления мортирами и пушками.

"Я не хочу вас обнадежить, что со всем сим вы возьмете Крым, но в том могу уверить, что ежели вы произведете сей план в действие, то принудите снять осаду Очакова, завладеете их батареями, атакуете Кинбурн, воспрепятствуете выйти из Севастополя их Флоту, который нанес бы великие препятствия в вашем предприятии, и сверх того займете вы их на всю компанию так, что они не будут в состоянии ничего предприять; а сим обеспечите вы навсегда Порте Очаков, который весьма важен для её интересов, а для Русских послужит великою потерею и стыдом: вся Европа насмехаться над ними будет, что против 80 т., в столь долгое время, и когда крепость не могла иметь никакой помощи, она умела им воспротивиться. Правда, что вам надлежит благодарить, за таковой отпор, нашему инженеру г. Лафиту, сделавшему шесть подкопов, коих боясь, неприятель не отважился сделать штурма, и без коих конечно бы давно уже имел крепость в своих руках.

"Позвольте мне вам доказать, что система, которой держался везирь в [1582] минувшую кампанию, и которой держаться хочет в будущую, совсем неосновательна: то есть — употребить главные свои силы против Немцев, а не против Русских. Вот мои доводы: — император ²² конечно не имеет ни малого намерения расшириться, ни удержать за собою ваших земель, ежели бы, в течение сей войны, удалось ему чем либо завладеть; ибо земли у него слишком много, и он упражняется только в приведении её в лучшее устройство; а ваши, лежания к его границам, суть степи. Он довольно истолковал, в Херсоне, своему министру мысли свои ²³; а сей, но возвращении сюда, вам их пересказал. Он ему сказал, что не хочет присовокуплять степей к степям. Вы знаете, что он и войну вам объявил, против своего желания. Мне некоторым образом известно, чего он от вас хочет. Хотя бы заключил он самый авантажный для себя мир, сей не может никак сравнен быть с тем, о чем помышляет Россия. До самого дня разрыва, испытывали вы, с какою дружбою и справедливостью поступал он с Портою; и вы можете быть верны, что, сколь скоро мир только воспоследует, продолжится оный во веки, и он не будет искать вас шиканировать беспрестанно. С вашей стороны, какие б ни имели вы аваптажи в его землях, надлежит конечно их оставить и земли ему отдать, хотя бы мир для вас и был авантажен. Следовательно бесполезно употреблять против него главные ваши силы, а надлежит вам быть только в оборонительном состоянии и обратить всю силу против России, яко такого неприятеля, которого [1583] испытали вы надменность и гордость. Хотя вы дали ему всевозможные привилегии и оказали все снисхождения, не переставал он никак выдумывать новые, дабы лишить вас всего того, что приносит изобилие и цветущее состояние в вашей земле. Вы должны беспрестанно помышлять только о том, как все cиe назад отобрать. Россия иного и не думаете, как овладеть вашей столицей; и ежели бы державы, старающиеся вас защитить, тому не противились, ничто б её не удержало. Императоре, в бытность свою в Крыму, имел разговоре с императрицей. Она ему сказала, что, не требуя помощи ни от какой державы, а лишь бы попустили ей действовать, она обязывается выгнать Турка из Европы, в две кампании. Императоре отвечал ей, что желаете иметь соседом лучше султана Абдулхамида, нежели Екатерину II. Вы должны також быть уверены, что Россия, хотя бы и заключила с вами мир, ежели возможете вас опять атаковать, вскоре то исполните. Вся система петербургского кабинета клонится только на изыскание способов вас истребить. Следовательно, единый неприятель, которого вы должны унизить, есть Россия, имеющая против вас, с давнего времени, неизъяснимую ненависть, как вы уже то давно испытываете.

"По сей причине, верховный везирь должен разделить свои войска: оставить нужное число для защиты от Немцев и, в наступающую кампанию, вдруг обратить все силы против России. Местное её положение гораздо для неё выгоднее, нежели у Немцев; и вам труднее победить Русских, ибо они лучше обучены и лучше всех знают, как с вами вести войну.

"Воинское искусство научает само собою, что надлежит искать ослабить и унизить неприятеля сильнейшего, и [1584] коего opyжие храбрость испытаны были в три войны. Бедствия, причиненные вашей империи сею державою, суть единственные причины вашего унижения. Но, дабы предуспеть во всех ваших проектах, надлежит скрывать ваши намерения от неприятеля и содержать их в тайне, допуская до него слухи, что визирь сбирается атаковать Немцеве, а после нечаянно обратиться против России. Равномерно надлежит скрывать план операций ваших на Черном море; ибо когда неприятель узнает мысли нападающего, примет свои меры: и тогда уже будет поздно предуспеть вам в своей цели.

"Оставляю благоразумии вашему рассмотреть все мои предложения и уверяю вас, что чиню оные с наискреннейшею чистосердечностью и усердием, коим я преисполнен к вашей империи и особливо к особе в-го пр-ва, желая видеть, чтоб вы предуспели предприятиями своими унизить неприятеля, который не престанет, пока возможет, вредить неправедно вашей империи". —

Я удержусь от примечаний на сию злостную и столь ясно виды сочинителя обличающую пьесу; и без неё было уже довольно тому доказательств; а всепокорнейше донесу о следующем: Капитан-паша читал ее с двумя главными капитанами и нашел благоразумною; но cие еще не доказываете, чтоб согласились уже на исполнение всего, хотя б и были в силах: бессомненно на советах оную рассмотрят. Между тем, в адмиралтействе, все уверены, что флот не поспеете так скоро, как думали, по неимению мастеров и рабочих; что, для окончания начатых канонерских шлюпок и прамов, нужно прибавить еще 150 мастеров, — а где взять, не знают; что людей, обученых маневрам и обхождению с мортирами и пушками, совсем нет; [1585] что не имеют даже надежды набрать довольное число людей, умеющих обращаться с парусами; что все идет чрезвычайно дурно; и что, ежели бы и выступил флот, не можете быть так хорошо вооружен, как прошлым летом.

Вот точный список всего здешнего Флота, в живых оставшегося:

16 линейных кораблей.

13 фрегатов, в том числе и 3 посланные за … ²⁴ в Александрию.

6 бомбард.

11 шебек, или купеческих вооруженных судов.

9 кирлангичь.

1 старая галера.

3 канонерские шлюпки, на сих днях спущенные.

3 фрегата, о 30 пушках, отправленные в Синоп.

Может быть, осталось на Черном море еще несколько судов, коих сюда не могли или не смели, за худым состоянием, привести; но, как cиe содержать в тайне, то и неизвестно.

Изо всех оных судов, по ныне, починкою исправлены только 4 корабля линейных, 1 фрегат и 1 кирлангич; а прочие в худом состоянии и починиваются.

Хржановский призван к рейс-еффенди, 12/22 января. Спрашивано, по какой причине Польша вооружается? — чьей стороны держится? — и правда ли, что согласна с Пруссией. Он отвечал неполучением известия. После прислано к нему письменное требование, чтоб о том донес двору и доставил Порт решительный от него ответ: о причине вооружения новых войск, и останется ли Польша, до конца войны, в дружбе с Портою? [1586]

Ежели сие столь счастливо будет, что дойдет до рук в-й св-ти, то дойдут и здешние вести, вместе посылаемые. Не повторяю оных, дабы не увеличить пакета (ибо с нуждой и сей могу выпроводить), испишу донести скорее о вышесказанном. Нет возможности, чтоб были в состоянии исполнить отсюда весь план; но уже потому что слабы, могут прибегнуть к каким отчаянным, нечаянным и скоропостижным покушениям и, ежели не самое зло, то тревогу произвести: как то было хотел учинить визирь из Рущука, сбираяся броситься с малым числом людей к Очакову; но или охот— ников не нашел, или стужа помешала, или одумался и перешел в Шумлу. Здесь во всем недостаток. На войну идти не хотят. Денег нет. Приступили к крайнему средству: приказано всем приносить серебро в деле. Начали уже грабить утварь из греческих церквей и у всех серебренников, делают новую монету, в коей только треть чистого серебра. Cиe приводит всех в отчаяние. Оставшиеся здесь янычары завели бунт; но передавив 86 начальников, оных успокоили и выдали им жалованье за 6 месяцев.

Всепокорнейше прошу извинить беспорядок сего доношения. Пишу украдкою. Ежели удостоить изволите своими повелениями, я получить оные могу чрез кн. Г. ²⁵ Не знаю, дошли ли мои прежние? Ни откуда и ни от кого не получаю ни ответа, ни одобрения; и в сем состоянии стражду уже 17 месяцев. Дай Боже, чтоб только доходило то, что я пишу! Сего довольно для моего утешения. Истощил все каналы, подвергая себя всем опасностям. Что могу я больше делать для пользы отечества?!.. [1587]

Препоручаю себя милостивому покровительству и памяти.

VII.

27 Февраля / 10 марта 1789

На сих днях, удостоился я получить из Петербурга письмо, от 21-го декабря, содержащее не только известие о получении моих многих доношений, но и изъявление всемилостивейшего за оные благоволения и высочайшей воли по здешним делам. Будучи ободрен исправностью доставлена моих пакетов в Петербург, льщусь, что и отправляемые прямо к в-й св-ти доходят. Последнее мое всепокорнейшее доношение, посланное чрез князя Гол., в Вене, было от 21 января (1 Февраля). Отваживаюсь и теперь приложить копию моего сегодняшнего доношения, из которого изволите увидеть, что здесь делают, говорят, думают. Беспримерное, в столь суровую погоду, взяте Очакова ²⁶, умножая до бесконечности славу в-й св ти, привело здесь, не только Турков вообще, но известных наших врагов и завистников, в крайнюю робость. Султан, совет, большие бороды плачут, все желают мира; но такова конституция здешнего правления, держащегося старинной надменности, что никто первый не смеет открыть мнения о предложении оного победителям и хотят еще попытаться, при начале кампании, — не поможет ли Бог, или не объявит ли кто нам войны. На сем теперь остановились. Правда, что, ежели б столько собрали войске, сколько рассылают фирманов и проклятий, могли бы набрать толпу бродяг и мужиков; но охотников идти против нас, как было прошлого года против Немцев, по сю пору, из Азии, никто еще не явился. [1588]

По содержанию приложения, в. св. изволите милостиво заключить, что, въ теперешнем моем положении, я все возможное для службы делаю, не уважая ни опасностей, ни притеснения. Оное причиною и тому, что пишу на лоскутках, не могши от себя выпустить пакета нисколько великого; почему и надеюсь, что извините великодушно принужденную мою неисправность.

VIII.

Tpиест. 25 ноября (6 декабря) 1789.

Освободясь из рук мусульманов ²⁷, за долг поставляю употребить первый час совершенной моей вольности на донесение их победителю, а моему милостивому начальнику и покровителю, что я нахожусь уже в Tpиест. Не осмеливаюсь теперь трудить описанием каверз и подробностей моего освобождения, которое впрочем, как никто о том и сомневаться не может, есть следствие беспримерных и неприятеля одним своим именем в трепет приводящих действий российского героя; а донесу всепокорнейше только, что выпущен я, по моему представлению, но единой султанской воле и без всякого постороннего сгорания, как то мне объявлено от самой Порты. По сей причине, не хотела она мне позволить даже выбрать французского судна, а сама наняла рагузинское. Но, как в Дарданеллах дожидался меня, с давнего времени, французский фрегат ²⁸, то, по убедительной просьбе посла, который настоял, что мое несоглашение может великий вред нанести в его негоцияциях, — пересел я на оный и [1589] рагузинскому велел за ним следовать до Tpиеста. Отсюда, тотчас по окончании карантина ²⁹, по поводу коего писано к министерству, оставя всех назади, отправлюсь в Бену и, если там не найду каких повелений в-й св-ти, буду спешить в Петербург ³⁰, дабы, повергнув себя к освященным стопам, получить тем новую жизнь и, забыв все претерпения, возобновить мои силы па службу отечества, когда найдешь еще буду к оной годным и достойным ³¹.

Принимаю смелость всенижайше представить в-й св-ти записку произшедшему в Константинополе, по день моего выезда, и льщусь, что и прежние все, адресованные чрез кн. Голицына, верно были доставлены. Строгость, с которою я был заперт 27 месяцев, прервание всякого с светом сообщения, неисповедимые каверзы чужестранных министров ³² и от них зависящих — пресекали мне всегда способы, не только к действованию, но даже и к переписке; и потому не мог я быть полезнее для службы, в моем заключены. Перед отъездом, предуспел однако высвободить миора Гелфреда с курьером Бурдобою ³³; и надеюсь, [1590] что, по старанию моему, переведутся в Ёдикуль наши пленные офицеры, коим в бане весьма не хорошо ³⁴. Вообще оставил я правительство турецкое почти в отчаянии; и хотя обнародывают хатишерифы о набора войск, о выступлении султана ³⁵ в Адрианополь и, может быть, на войну, — но ничто не помогает, и ежели король прусский и Польша не объявят нам прямо войны, как тем льстят султана, то вероятно, что сею зимою оттоманская гордость испустит последнее дыхание и, покорясь пред своим победителем, прибегнет к его великодушию.

В нетерпеливом ожидании счастливого для меня дня изустно изъявить неограниченную мою преданность, имею честь быть с достодолжным высокопочитанием и проч.

Комментарии

1. В высочайшем повелении, данном кн. Потемкину, 16 октября 1786г., сказано. «Посланник наш Булгаков имеет уже от нас Повеление посылать дубликаты своих донесений к вам и предписания ваши, по службе нашей исполнять. Подтверждая ему о сем вновь, мы дали ему знать и т. д.».

2. В 1783 году, как известно, совершилось мирное присоединение Крыма, вследствие добровольной уступки его России ханом Шагингиреем, утвержденным в этом сане силою русского оружия, в 1777 году. Акт 28-го декабря 1783 г., которым Порта признала за Россией право на обладание Крымом, был плодом неутомимой деятельности и несомненного искусства Булгакова в дипломатических делах.

3. Шоазель Гуфье, второго не следует смешивать с герцогом Шоазелем, одним из лучших министров Франции и деятельным противником русской политики в польских делах, перед первым разделом. Шоазель Гуфье был послом в Константинополе до самой революции; удалившись в России, он оставался в ней до 1802 г.; во время реставрации он был государственным министром и членом тайного совета. Его ученые труды, по части археологии и древнего искусства, доставили ему почетное место между французскими учеными.

4. Эти спорные дела заключались в обладании Таманью и Кубанскими землями, которые также были наконец утверждены Турцией за Россией, стараниями и настойчивостью Булгакова.

5. Заслуги Булгакова были награждены чином действительного статского советника и орденом св. Владимира 2-й степени. Орден же Белаго Орла получил он от польского короля, но освобождении своем из семибашенного заика, когда Екатерина осыпала цареградского гостя многими милостями: чином тайного советника, деньгами и именьем в Белоруссии.

6. Кн. Потемкин был сделан генерал фельдмаршал, шефом-кавалергардского полка, заначен президентом военной коллегии и екатеринославским и таврическим генералом-губернатором.

7. Впоследствии, в чине статского советника и звании уполномоченного, принявший, под начальством гр. Безбородки, вместе с ген. пор. Самойловым и ген. м. де Рибасом, участие в переговорах с Турками, при заключении Ясского мира (29 дек. 1791 г ).

8. Внушение с запада приносили свои плоды: Порта искала только случая объявить войну России, в надежде возвратить себе потерянные области.

9. Министр, управляющей внешними сношениями.

10. Взятого в плен, во время завоевания Молдавии и Валахии Румянцевым, в 1769 году.

11. Восстание скутарского паши продолжалось нисколько лет.

12. Принятие Грузии под покровительство России (1783) вызвало неудовольствие Порты; и конечно не без ведома её ахалцыхский паша Сулейман делал на Грузию неоднократные нападения. Об отношениях царя Ираклия к ахалцыхекому паше и вмешательстве России и Порты в дела Грузии см. Русск. Арх. 1865 г., вып. 4, ст. 407-416, письма Потемкина к Булгакову.

13. Булгаков выехал из Константинополя 6-го апреля 1787.

14. Местечко на берегу Босфора, верстах в 18-ти от Константинополя; в Буюкдере находятся загородные дома посланников; отсюда выехал Булгаков 13-го апреля 1787.

15. Цель поездки Булгакова в Херсон заключалась в свиданье с Потемкиным и Екатериной, которая в это время совершала свое знаменитое путешествие по югу России. Нет сомненья, что тут получил он подробный наставления для дальнейших сношений с Портой, положение которой становилось все более и более угрожающими

16. 5-го августа 1787 г., Булгаков был заключен в Едикуль, или семибашенный замок.

17. Начальник морских сил.

18. Прам — мелкое однопалубное судно

19. Булгаков, сообщав план Шоазеля, не знал еще, что Потемкин, не дожидаясь весны, а с нею и открытия кампании, уже уничтожил все мудрые замыслы врагов взятием Очакова

20. Гаджибей, бедная приморская турецкая деревня, с укрепленным замком, сдался на капитуляцию Гудовичу и де Рибасу, в сентябре 1789 г. Последний обратил внимание на выгодное положение Гаджибейской гавани и представил Екатерин проект об основании здесь города. Проект был одобрен, и де Рибасу, с содействием инженер-генерала де Волана, поручено было его исполнение, в конце 1796 г.; новый город, названный Одессой, по имени бывшей здесь древней греческой колонии, оживил весь южный край Poccии.

21. Крилангич или кирланджич — род небольшого турецкого судна.

22. Иосиф II.

23. Во время поездки его, вод именем графа Фалькенштейна, для свиданья с своей союзницей.

24. Неразобранное слово.

25. Известный наш посол при венском дворе, кн. Дмитрий Михайлович Голицын.

26. Штурмов Очакова был 6 декабря 1788 г.

27. Заключение Булгакова кончилось 24 октября 1789г.; продолжалось оно почти 27 месяцев.

28. La Badone, под командой принца Виктора де Рогана, племянника кардинала де Рогана.

29. Тотчас по получении в Вене известия о прибытии Булгакова в Триест, император велел освободить его от карантина.

30. В Вене, посол кн. Голицын объявил Булгакову приказание Потемкина заехать к нему в Яссы. Булгаков представился императору и немедленно туда отправился; так что до Петербурга мог он добраться лишь к маю 1789 г.

31. Булгаков не долго оставался без дела: в том же году, он был назначен послом в Варшаву, на место Штакельберга, отозванного по настоянию Потемкина.

32. Т. е. английского, прусского, шведского, польского и голландского.

33. Майор Гелфрид и Бурдоба прибыли в Константинополь курьерами, когда уже была объявлена война, и потому, по турецкому обычаю, были заключены в острог. Они, в числе 17-ти других лиц, получили позволение выехать с Булгаковым; остальные были: старший переводчик Пизани с сыном, секретарь Яковлев, переводчик Дандриа, синопский консул Дандира, сыновья Булгакова, Александров, и Константинополь, их воспитательница г-жа Ракет и 7 человек прислуги.

34. Русские пленные офицеры, содержавшиеся в остроге (баня — bagne) были переведены в Едикуль, по ходатайству Шоазеля.

35. Селима III, племянника Аюдуль-Гамида, скоропостижно умершего 27 марта (7 апреля) 1789 г.

Текст воспроизведен по изданию: Письма Я. И. Булгакова к князю Потемкину // Русский архив, № 11-12. 1866