БАЕР ДЮ ОЛЛАН

ПУТЕШЕСТВИЕ

В ПОЛЬШУ, ПРУССИЮ, КУРЛЯНДИЮ, РОССИЮ, В КРЫМ, В ШВЕЦИЮ, НОРВЕГИЮ И ДАНИЮ. С 1783 ПО 1785 г.

Внешняя торговля России в 1784 г. по путевому дневнику Баера дю Оллана

В своем прекрасном, но небольшом по объему исследовании, озаглавленном «Европа в эпоху Просвещения», Рене Помо отмечает контраст между большим числом молодых людей из хороших семей, уроженцев самых разнообразных стран, которые бороздили Европу XVIII в., и относительной редкостью на тех же дорогах молодых французских дворян. К этим последним вполне можно отнести человека, перу которого принадлежит предлагаемый отрывок, ранее нигде не опубликованный и относящийся к вопросу о внешней торговле России. Когда он пересек границу Российской империи, ему был тридцать один год и он ничем не был особенно известен — ни какими-либо научными трудами, ни выполнением какой-нибудь важной миссии. Рекомендательные письма, которыми он располагал, были самыми обычными и не представляли ничего особенного для Европы XVIII в., в которой любой человек, с большим или меньшим правом возводивший свой род к благородным предкам, принадлежал к подлинному международному объединению того времени — аристократии.

Мы не будем здесь подробно излагать биографию автора. Приведем лишь некоторые основные факты. Барон Шарль-Александр-Бальтазар-Франсуа Поль Баер дю Оллан родился в Сент-Омере 22 декабря 1751 г. 1 Его [162] предки с отцовской стороны вели свое происхождение от Мориса де Баера, бывшего в 1456 г. оруженосцем Филиппа Доброго, а его мать находилась в родстве с несколькими дворянскими семьями из Западной Фландрии и графства Артуа. После присоединения Фландрии к Франции Баеры служили французской монархии и поселились в одном из своих владений около Сент-Омера. Барон де Баер воспитывался в иезуитском коллеже этого города; восемнадцати лет он начал службу в Нормандском полку. 27 июня 1769 г. ему было присвоено звание младшего лейтенанта, 3 сентября 1775 г. — звание лейтенанта. Считалось, что он подает большие надежды. Но в 1778 г. он оставил службу и отправился в «большое путешествие», гораздо более необычное, чем те «вояжи», которые часто предпринимали в ту эпоху молодые дворяне.

Путешествие он начал с Турина, потом посетил Рим, где пользовался покровительством посла, кардинала де Берни. О своем пребывании в Риме он оставил дневник, до сих пор не опубликованный. Затем он переехал в Швейцарию (здесь он нанес визиты знаменитостям того времени — Соссюру, Лаватеру, Гесснеру), проехал Венгрию, Трансильванию, Иллирию, доехал до Берлина, был принят королем Фридрихом II, присутствовал на военных маневрах в Силезии и подготовился к своему путешествию в Россию.

Во время пребывания в Риме он был представлен великому князю Павлу Петровичу, будущему Павлу I, путешествовавшему под псевдонимом «графа Северного». Именно к нему он обратился, чтобы получить от Екатерины II разрешение отправиться в недавно присоединенный к России Крым и на Волгу 2. Он был связан дружбой с Жан-Батистом Тавернье де Булонь де Прененвиль (родился в Париже в 1749 г.), сыном откупщика налогов [163] Филиппа Гийома Тавернье де Булонь, крестником г-жи де Помпадур. Жан-Батист де Булонь сопровождал Баера в его путешествии по Польше, России и Скандинавии. Он был масоном, членом Ложи объединенных друзей (Amis Reunis). В 1789 г. он унаследовал от отца звание откупщика налогов и погиб на эшафоте в 1793 г. 3

Барон де Баер был, должно быть, доволен, что его спутником был человек богатый и знатный, влиятельные связи которого делали чудеса. Вот что пишет из Рима кардинал де Берни И. И. Шувалову в письме, датированном 16 марта 1784 г.:

«Я очень обязан, вам, генерал, за все услуги, оказанные вашим превосходительством г-ну де Булонь и его спутнику во время их путешествия. Оба они полны чувства признательности по отношению к вам, которое я разделяю вместе с ними. Согласно их собственным словам, их императорские высочества соблаговолили вспомнить о тех чувствах уважения и восторга, которые они вызвали во мне. Г-н де Булонь готовится отправиться в путешествие до Казани и в Крым и он просил меня писать ему в Санкт-Петербург. В случае, если оба путешественника вздумают изменить предполагаемый план поездки, будьте так любезны, ваше превосходительство, разрешить направлять письма на ваш адрес с просьбой направить им эти письма в Стокгольм» 4.

После путешествия по России Баер отправился в Швецию и Данию, по-прежнему в сопровождении Булоня и другого молодого дворянина, виконта Виктора-Луи-Шарля де Рике, (позднее — герцога де Караман, 1762-1839 гг.) находившегося под покровительством де Верженна, и родственника Мирабо. Этот молодой человек был принят «просвещенными» монархами того [164] времени — Фридрихом II, Иосифом II, Екатериной II 5. Страсть к путешествиям не исчезла у Баера и позднее, ибо в 1786 г. он длительное время провел в Англии, и в 1800 г. 6 опубликовал воспоминания о своем пребывании в этой стране, а в 1788 г. путешествовал по Испании и Португалии.

В 1789 г. он вернулся в Париж. Друг Кондорсе, Баер стал депутатом Законодательного собрания от Па-де-Кале. С мая по август 1792 г. он редактировал газету «Indicateur» и, будучи убежденным роялистом, во время террора вынужден был скрываться. В 1797 г. он анонимно опубликовал часть своих впечатлений о путешествии в Крым и на Волгу. В 1804 г. он женился на внучке Мальзерба, мадемуазель де Монбуассье, и приобрел поместье Шаторенар, в департаменте Луары, где жил до падения Наполеона. В августе 1815 г. избиратели направили его в «бесподобную палату», но он разошелся во взглядах с другими депутатами и в 1816 г. отказался от своих полномочий. Баер жил в уединении до самой своей смерти — 23 марта 1825 г.

Рукопись, отрывок из которой мы здесь публикуем, находилась в поместье Баера в Шаторенар 7; распродажа, проведенная в начале 1963 г., позволила нам приобрести ее, тогда как рукопись, носящая название «Впечатления о Великобритании», была приобретена библиотекой Эбердинского университета, а «Римский дневник» был куплен частным итальянским коллекционером. Записки о путешествии в Россию включают 290 листов, исписанных с обеих сторон на 2/3 ширины каждой страницы; на полях имеются подзаголовки, расчеты расстояния между отдельными, пунктами и часто дополнительные примечания разной величины; некоторые из них [165] датированы 1791 и 1792 гг.; именно в эти годы Баер ознакомился с дипломатическими депешами, что позволило ему внести некоторые изменения и уточнения в свои записки. Рукопись легко читается, почти не имеет помарок и написана Баером во время путешествия, о чем свидетельствуют часто встречающиеся в тексте даты. Часть рукописи, относящаяся к описанию Крыма и Волги, напечатана и представляет примерно 1/6 ее объема, точнее — 100 напечатанных страниц 8. Название, данное Баером рукописи (in quarto), следующее: «Путешествие в Польшу, Пруссию, Курляндию, Россию, в Крым, в Швецию, Норвегию и Данию. С 1783 г. по 1785 г.». Нигде Баер не приводит своего имени, однако он охотно упоминает имена своих спутников — Булоня и Карамана. Трое молодых людей, путешествуя вместе, шли на очень небольшом расстоянии друг от друга (например, Караман в Крыму ехал первым, опередив других на несколько часов), совершили исключительное для своего времени путешествие. Повествование Баера тщательно датировано и позволяет составить следующую таблицу:

6 сентября 1783 г.: прибытие в Польшу через Кемпен (Силезия).

12 сентября 1783 г.: прибытие в Санкт-Петербург.

1 марта 1784 г.: отправление из Санкт-Петербурга в Москву.

С 5 по 19 марта: пребывание в Москве.

С 19 марта по 16 июня: поездка по России через Тулу, Орел, Киев, Кременчуг, Крым, Черкасск, Ставрополь, Моздок, Астрахань, Сарепту, Царицын, Саратов, Симбирск. Казань, Нижний Новгород, Муром и возвращение обратно в Москву, т.е., согласно Баеру, 6145 верст.

23 июня 1784 г.: отъезд из Москвы.

С 1 июля по 16 августа 1784 г.: пребывание в Санкт-Петербурге. [166]

16 августа: отъезд из Петербурга в Финляндию и Швецию.

В последующих публикациях мы произведем более подробное изучение этого путешествия, о котором Баер говорил с гордостью: «Мы были первыми иностранцами, совершившими такое путешествие; со стороны жителей всех классов мы испытывали по отношению к себе исключительные учтивость и гостеприимство, чему мы обязаны отчасти нашим хорошим рекомендациям, отчасти их характеру».

Менее блистательный, чем князь де Линь, который находился в Петербурге примерно в то же время, но в значительно большей степени интересующийся экономикой страны и жизнью людей, чем большинство путешественников его времени, как, например, Шапп д'Отрош и Фортиа де Пилес, Баер принадлежал к тому типу образованных людей, с интересом наблюдающих за различными аспектами цивилизации, каких было так много в эпоху Просвещения. Русский опыт Баера, так же как и американский опыт его современника графа Анри де Сен-Симона, в частности, показывает, что эти аристократы, увлеченные идеями экономического и социального прогресса, не позволяли так легко обольстить себя миражем просвещенного абсолютизма, как буржуазные философы. Мнение Баера о Екатерине II скорее подобно суждениям Кастера или Рюльера, чем Вольтера или Дидро. Правда, нельзя при этом не вспомнить, что король Станислав очень любезно принял его в Варшаве, тогда как лишь один Булонь, на правах родственника виконта де Лаваль, был удостоен чести услышать несколько слов от Екатерины.

Несомненно, путешествие Баера и Булоня было в значительной степени организовано Потемкиным, власть которого проявлялась почти суверенно в бескрайних степях южной России. Однако, в отличие, например, от Кюстина, другого путешественника-аристократа, Баер приехал в Россию не для того, чтобы просить милости или укрепить литературную репутацию: даже несмотря на то, что в его суждениях часто проявляются врожденные предубеждения француза, полного сознания превосходства своей страны во всем, в них не обнаруживается ни лести, ни разочарования. На языке, хотя и недостаточно отшлифованном, непринужденность которого заставляет [167] простить некоторую угловатость, Баер дает довольно полную картину России эпохи Просвещения и то, что он пишет, — это свидетельство любознательного и честного человека.

Во время своего путешествия в Россию Баер довольно серьезно интересовался внешней торговлей: это было вызвано актуальностью данного вопроса, поскольку французское правительство начало активно готовить заключение франко-русского торгового договора, и все те, кто считал, что обладает какими-либо сведениями по данному вопросу, спешили направить ему свои записки. Впрочем, среди подобной литературы, чаще всего представляющей лишь преходящий интерес, встречались и действительно ценные работы, как, например, «Рассуждение об истории торговли в России» эльзасского ученого Ж. Б. Шерера, который длительное время занимал официальный пост в Санкт-Петербурге 9. Приводимый ниже отрывок, который ранее никогда не был опубликован, очевидно, не может считаться столь же интересным и хорошо документированным. Не то чтобы наш автор пренебрегал возможностью использовать все источники, находившиеся в его распоряжении: если он и не имел доступа к полным статистическим данным о русской торговле, еще скрытым в то время в архивах, то по крайней мере он изучал таблицы, публикуемые в конце каждого года, которые приводили торговый баланс всех основных портов. Возможно, кое-что сообщил ему в личных беседах французский поверенный в делах г-н Кайар, хотя в переписке этого дипломата нет никаких упоминаний о пребывании Баера в России; во всяком случае, мы обнаружили любопытное сходство, до мельчайших цифр, между описанием Баером дела банкира Теппера (см. стр. 186) и депешей Кайара, датированной 23 декабря 1783 г. 10 Что касается специальной терминологии, которую он применяет с уверенностью, удивительной для бывшего офицера, то [168] здесь он мог воспользоваться знаниями финансиста Булоня, своего спутника. Однако ему не хватало подлинного понимания чужой страны, которое появляется лишь в результате длительного пребывания в ней и знания ее языка.

Если же рассказ его тем не менее заслуживает внимания историка, то именно как очень характерное свидетельство о том представлении, которое образованный француз мог себе составить о России в расцвет царствования Екатерины II. Мы считаем данное свидетельство особенно характерным прежде всего благодаря особому положению и складу ума автора, ибо редко можно было найти среди французов человека, который писал бы о России без предубеждения. Нечего и говорить о светских вертопрахах, не желавших знать ничего, кроме столичных салонов, где говорили по-французски и подражали французским нравам, в которых они обнаруживали достаточно сходства с Францией, чтобы считать, что французская Европа универсальна, и достаточно различий, чтобы уверовать в свое превосходство! Но даже подлинные ученые не всегда оказывались беспристрастными: поскольку они находились в России обычно по официальному приглашению, то в их произведениях проявлялись такие чувства, как ослепление признательности или, что еще хуже, горечь разочарования. Не будучи ничем обязанным императрице, Баер избежал этой дилеммы: именно потому, что он был беспристрастен, его предрассудки особенно показательны.

Даже короткого соприкосновения с русской действительностью было достаточно, чтобы рассеять тот мираж, которым сумела затмить глаза просвещенной Европы пропаганда Екатерины II. Критикуя официальные цифры русского торгового баланса (якобы всегда положительного), Баер показывал тем самым несообразности системы, где администрация в своих отчетах не принимала в расчет контрабанды, которую она первая терпела и даже поощряла (см. стр. 184) — прекрасный пример двойственной роли, которую играла царская бюрократия, то выступавшая как воплощение рациональности благодаря своему интересу к цифровым данным, то прибегавшая к сознательной мистификации, ибо общественные должности были для псе средством удовлетворения личных «аппетитов». Боязнь быть введенным в [169] заблуждение в какой-то степени полезна иностранному наблюдателю, так как влечет за собой разумную осторожность в суждениях. Но в то же время она может незаметно привести его к столь же неправильным выводам, как и наивная доверчивость. Это происходит в том случае, если он, считая, что тем самым отвергает обманчивую видимость, позволяет себе без достаточных на то оснований самому пуститься на поиски не менее обманчивой «сути дела»: ошибочно считая, что все напоминающее Запад — это искусственный «поверхностный слой», он приходит к мифу о вечной, неизменной и не способной к изменениям России. Нашему автору не всегда удавалось обойти этот камень преткновения: когда он приписывал отставание внешней торговли «недостаточной честности русских» (см. стр. 178) (знаменитое «fides punica»), это несомненно объяснялось националистическими предубеждениями.

И все же в целом его анализ выходил за пределы этой наивной точки зрения. Вводя различие между способностью к торговле, которую он признавал у русских, и способностью к ведению внешней торговли, которую он у них отрицал, он придавал этой проблеме исторический характер: у русского купца не было недостатка в деловом чутье, но ему не хватало того особого склада ума, который свойствен английскому купцу, особенно с тех пор, как непрерывный рост торгового обмена развил у него чувство риска и умение пожертвовать в случае необходимости временной выгодой ради постоянной. Утверждая, что русские еще далеки от этой стадии, Баер с полным основанием ссылается на тот факт, что они упорно сохраняют торговые монополии. Несомненно, абсолютных монополий, полностью отдававших экспорт того или иного вида товаров одному человеку, при Екатерине II уже практически не было. Екатерина осуждала в принципе такие монополии, памятуя о злоупотреблениях, совершенных Шуваловым во время царствования Елизаветы. Но даже самодержавие было бессильно перед лицом той связи, которая объединяла интересы его ближайших слуг с привилегиями самых богатых купцов: для тех, кто умел делиться доходами с нужными людьми, поставки государству оказывались настолько выгодными, что они привлекали капиталы в ущерб внешней торговле, даже из областей, где правительство стремилось [170] покровительствовать отечественной торговле, как, например, в районе Черного моря.

Однако такого рода монополии были бы недостаточны для того, чтобы сдерживать дух инициативы, если бы все купечество в целом не осталось непримиримым сторонником корпоративности: верные традициям, передаваемым из века в век, когда экономика развивалась очень медленно, русские купцы стремились не столько увеличить размах торговых операций, сколько получить максимум прибыли при незначительном количестве сделок, не останавливаясь перед тем, чтобы обмануть своих торговых партнеров на качестве и весе товара 11; подобное представление о торговле приводило к стремлению любой ценой сохранить монополию купечества на эту сферу деятельности, предохранив ее от конкуренции других социальных групп. Если в торговле продуктами сельского хозяйства участвовали не только купцы, но и дворяне, и крестьяне, то купечеству зато удалось добиться, чтобы иностранцам запретили торговать на внутреннем рынке. Это способствовало сохранению возникшего положения и усилению у русских предпочтения к внешней торговле, носившей пассивный характер: так как иностранцы не могли обойтись без их посредничества (даже если они были только подставными лицами), русские купцы предпочитали риску дальних плаваний надежные контракты с зарубежными купцами, прибывавшими в русские порты (см. стр. 181). Все усилия правительства, направленные на развитие активной торговли, не могли изменить положения: уменьшение пошлин на товары, импортируемые или экспортируемые русскими купцами, привело лишь к такому увеличению числа подставных лиц, что вскоре от этого были вынуждены отказаться.

Таким образом, торговля России с другими странами состояла как бы из двух дополнявших друг друга циклов: иностранные торговцы привозили свои товары в порты России, а здесь русские купцы перекупали их и продавали на внутреннем рынке. Такой характер внешней торговли приводил к тому, что несмотря на ее несомненные успехи новые методы торговли почти не получили [171] распространения. Баер с удивлением отмечал тот факт, что в России почти никто, кроме иностранных торговцев, не применяет векселя. Действительно, русским купцам они не были нужны ни как способ перевода денег, ни как кредитный документ: несмотря на огромную протяженность страны перевозка капиталов, производимая за определенную плату императорской почтой, не вызывала серьезных затруднений, особенно после введения бумажных денег; что касается кредита, то для того чтобы его получить, не было необходимости прибегать к вексельным документам, поскольку контракты, заключенные с иностранцами, всегда предполагали внесение внушительного задатка. Честному торговцу определенная сложность операций с векселями казалась излишней; что же касается не слишком щепетильных должников, то их, напротив, такого рода операции вводили в соблазн, ибо подпись для них понятие абстрактное, и они видят в этом лишь слепое доверие и возможность увертки, чего не существует при обычной ссуде под залог: этим не преминуло воспользоваться дворянство, которое совершенно исказило значение подобного способа оплаты, употребляя его для своих «долгов чести», — долгов, которые они по существу и не собирались возвращать!

Злоупотребления настолько дискредитировали векселя, что иностранные торговцы отказывались принимать их в уплату за свои товары, даже если они были выданы на кого-либо из их соотечественников 12.

Таким образом, попытки ввести в русский обиход европейские методы кредитования торговли привели лишь к укреплению ранее существовавшей практики. Подобный парадокс очень характерен для России того времени.

В своих записках Баер выходит за рамки простого описания и пытается серьезно исследовать явления, о которых пишет, причем его суждения не лишены интереса. Однако, как только он пытается обобщать и делать выводы, само это стремление проникнуть в суть вещей приводит его к ошибочным заключениям. В конце XVIII в. большинство образованных людей обычно рассматривали экономику страны с позиций меркантилизма и [172] непроизвольно считали внешнюю торговлю каждого государства показателем его могущества. Это нарушало нормальный ход рассуждений, поскольку наблюдатель с самого начала подходил к данному кругу явлений с теми представлениями, которые, по его искреннему убеждению, были результатом его размышлений над этими явлениями.

Яркое свидетельство тому дает нам, сам того не сознавая, Баер дю Оллан во второй части приводимого ниже отрывка: как только он затрагивает проблемы торгового обмена и денежного обращения, его политические предубеждения незаметно для него проявляются уже в самом изложении фактов еще до того, как он их формулирует в выводах.

Так, например, он с самого начала решительно утверждал, что с момента восшествия на престол Екатерины II (см. стр. 185) курс рубля был «чрезвычайно низок», тогда как на самом деле рубль котировался значительно выше номинальной стоимости, по крайней мере до 1780 г. 13

Правда, впоследствии он понизился даже независимо от обесценивания ассигнаций, к чему мы еще вернемся 14. [173]

Однако, по признанию самого Баера, падение курса серебряного рубля по отношению к французскому ливру не превышало 2,5% (см. стр. 185): незначительное ухудшение, причину которого несомненно следовало искать не в торговом балансе страны, обычно положительном, а только в расходах «а политические нужды. Уже во время последней русско-турецкой войны военные расходы нарушили финансовый баланс 15 и то же самое произошло после 1780 г., когда императрица должна была оплатить расходы по содержанию войск в Польше. Поляки отказывались брать ассигнации и даже вообще русские деньги, которым они предпочитали голландские дукаты: таким образом, было необходимо либо перевести деньги в Польшу в виде векселей, как это предлагал банкир Теппер, либо экспортировать туда золото в виде «червонцев», котировавшихся наравне с дукатами 16.

Приняв второе решение, русское правительство свело потери (если не считать транспортных расходов) к каким-нибудь 7%, что было результатом разницы между стоимостью империала и стоимостью дуката 17. Чувствительность денежного курса доказывала, что [174] дипломатия царицы несколько переоценивала возможности своего государства, но нужно было сильно исказить смысл событий, чтобы прийти к заключению, что экономика страны непрерывно находилась на грани катастрофы.

Впечатление нестабильности, казалось, находило подтверждение в увеличении количества бумажных денег: француз, хорошо помнящий печальный опыт Ло, мог видеть в этом лишь отчаянный и безнадежный шаг, тем более, что стоимость ассигнаций не была по-настоящему обеспечена. Несомненно, их можно было обменять по номинальной цене на медные деньги, но действительная стоимость этих монет была практически невысокой 18. Таким образом, обмен производили почти исключительно ради того, чтобы получить разменную монету: судя по всему, население предпочитало бумажные деньги из-за их удобства в обращении. Кроме того, вопреки утверждениям Баера, государственной казне удалось сохранить вполне приемлемую пропорцию между выпуском бумажных денег и чеканкой монеты из ценных металлов 19. В результате бумажный рубль в течение 15 лет обесценился лишь на 2%; в наше время этому можно только позавидовать 20.

Подлинная девальвация приобрела более традиционную форму, форму «порчи» монеты. Наш автор считал себя вправе говорить даже о «чрезвычайном ухудшении» (см. стр. 185), поскольку он обвинял императрицу в том, что [175] она почти наполовину уменьшила стоимость рубля: цифра явно преувеличена, хотя она встречается и в других французских сочинениях того времени 21. Для того чтобы избежать какой бы то ни было ошибки, следовало бы делать различие между двумя операциями, которые были проведены одновременно в 1764 г. Считая с полным основанием, что официальный золотой курс был значительно ниже рыночной цены золота, правительство указом от 30 марта 1764 г. установило следующее отношение между двумя ценными металлами (т. е. золотом и серебром) — 1/15 вместо 1/13,57 22

Следовательно, в десятирублевом империале вес чистого золота сократился с 342 гран (15 грамм) до 270 гран (12 грамм), т.е. на 21% 23. Для этого процентного отношения само выравнивание соответствовало 9%: этот процент характеризовался скорее умеренностью, поскольку контрабандный вывоз русских империалов по-прежнему оставался очень выгодным для англичан, а французское правительство, проводя в октябре 1785 г. ту же операцию, что и русское, высказалось за соотношение 1/15,5 24

Чтобы оценить размеры девальвации, следует взять за основу только курс серебряного рубля. Петр Великий заимствовал свою денежную систему в Голландии: впервые рубли, выпущенные в обращение в начале XVIII в., были сделаны по образцу риксдалеров и содержали [176] примерно 551 гран (24 грамма) чистого серебра 25. Однако еще до конца царствования Петра содержание серебра в рубле было доведено до 466 2/3 грана (20,75 грамма), и курс его понизился на 15%. Примерно тот же курс сохранялся при Анне Ивановне и Елизавете Петровне, несмотря на некоторые изменения в весе и пробе металла. Таким образом, указ от 30 марта 1764 г. был первым официальным, установленным законом изменением денежного курса, произведенным после смерти реформатора. Но размеры этой девальвации были гораздо меньше, чем то думал Баер: сведя вес чистого серебра до 405 гран (18 грамм), девальвация уменьшила стоимость рубля лишь на 13% 26. Что касается второго изменения денежного курса, якобы произведенного в 1782 г., то оно существовало лишь в воображении нашего автора, который, по всей вероятности, неправильно истолковал перечеканку старой монеты, находившейся в обращении 27. Можно вполне понять, что изменения курса рубля до такой степени поражали наблюдателя, привыкшего к полувековой стабильности монетной системы, что влияли на правильность его оценок. Однако те, кто пережил бесконечные колебания курса французского ливра в первой четверти XVIII в., сочли бы их относительно безобидными!

Баер, как видим, не вполне точно представлял себе масштабы и характер внешней торговли России. Более того, он неправильно и неполно описывал русскую экономику в целом, ибо, будучи во власти меркантилистских предрассудков, рассматривал ее сквозь искажающую истинное положение вещей призму международного торгового обмена. «В России нет или почти нет мануфактур» — утверждал Баер, который делал исключение лишь для предприятий, изготовлявших обработанную кожу и парусину — изделия, высоко ценившиеся за границей (стр. 178). Нет сомнений в том, что дворянство предпочитало роскошные ткани, привозимые из-за границы, и правительственные запреты не смогли эффективно защитить [177] промышленные предприятия, пытавшиеся с ними конкурировать. И тем не менее в стране шло своеобразное «развитие промышленности», но в формах, которые трудно было разглядеть из Санкт-Петербурга: там, где преобладала барщина, возникали мануфактуры на крепостном труде, тогда как в некоторых районах промышленного центра, где был более широко распространен оброк, существовали уже небольшие предприятия капиталистического типа, основанные крепостными крестьянами. Разумеется, все отрасли не могли достичь этой стадии развития: русская обрабатывающая промышленность была еще очень далека от того, чтобы потреблять весь металл, производимый в стране. Но не следует забывать, что наряду с экспортом большого количества железа в полуобработанном состоянии, существовало и значительное потребление этого металла внутри страны: предприятия, производившие вооружение, гораздо лучше обеспечивали оружием русскую армию, чем это считают обычно на Западе.

Итак, ошибочный подход к проблеме скрывал от автора подлинную основу русского могущества: хотя Баер и не был заранее настроен враждебно к России, он шаг за шагом описывает ее как царство Обманчивой Видимости, чье кажущееся величие рухнет при первом же серьезном потрясении. Он считал этот вывод до такой степени верным, что почти полностью воспроизвел его в отрывке из своего путевого дневника, который собирался опубликовать в 1797 г. 28 Думая, что он извлекает уроки из своего опыта, Баер на самом деле попросту излагал свои представления о том, какое место Россия должна занимать в Европе. Хотя он и не исключал возможности,. что когда-нибудь она вновь вернется в «подобие небытия, в котором находилась до Петра Великого», нельзя сказать, чтобы ему этого хотелось: он просто желал низвести ее до уровня «очень пассивной державы», всецело подчиненной воле своих союзников 29. В этих воззрениях [178] отразилась эволюция французской политики: в то время как Людовик XV признавался некогда, что он всегда стремился исключить Россию из дел Европы, Верженн считал, что Российская империя необходима для европейского равновесия, и стремился заключить с ней соглашение, даже союз, но только для того, чтобы лучше сдерживать честолюбивые стремления Екатерины II. Текст Баера лишний раз показывает, что даже в конце XVIII в. общественное мнение Франции, так же как и ее правительство, не было склонно считать Российскую империю полноправным партнером.


Мало встречается стран, которые производили бы товары более разнообразные и более универсальные, чем Россия. Она экспортирует большое количество зерна (Русские сушат зерно, положив снопы на дощатый настил, имеющий отверстия, под которым раззодят огонь. Это придает зерну желаемое качестве), конопли, кожи, известной под названием юфть, которую производят только в этой стране и способ приготовления которой хранится в большом секрете; она экспортирует также мачтовый лес, животное сало, семена льна, черную икру, рыбный клей, меха, железо, медь, скот и т. д. Во внутренней торговле не существует никаких таможенных преград, только суда, проходящие через Нижний Волочек, платят незначительную пошлину; большое количество судоходных рек, которые во всех направлениях пересекают эту огромную империю, и возможность в зимнее время пользоваться санным путем особенно облегчают ведение внутренней торговли и делают недорогой перевозку товаров. Однако беспорядочное управление и недостаточная добросовестность русских купцов препятствуют тому, чтобы внешняя торговля была столь же процветающей, хотя она могла бы процветать, ибо Россия экспортирует очень нужные товары и морские державы, строя свои корабли, не могут обойтись без поставляемого ею сырья — леса, железа, дегтя, конопли, парусины и т. д. Впрочем, если она и экспортирует большое количество сырья, она вынуждена ввозить из-за границы не меньше готовых изделий, которые стоят очень дорого, и потребность в которых увеличивается ежедневно в связи с возрастающим стремлением к роскоши; в России нет или почти нет мануфактур. Правда, некоторой известностью [179] пользуются мануфактуры по производству полотна в Москве и Ярославле, которые находятся в прекрасном состоянии; они производят также много парусины и узкого белого полотна, которое идет в Голландию и Англию. Тонкое сукно производит только одна мануфактура, находящаяся в Ямбурге, но расходы на производство превышают доходы и она приходит в упадок (Чтобы поощрить создание суконных мануфактур, императрица только что издала указ, который вводил государственный мундир и обязывал дворянство носить мундиры, сделанные из сукна местного производства. Одновременно с этим императрица приказала, чтобы лакеи также были одеты в сукно местного производства. Но русская шерсть слишком плохого качества, чтобы можно было изготовить из нее хорошее сукно, и в Ямбурге используют шерсть из Испании.). Есть много предприятий, производящих грубошерстные сукна, идущие на солдатские мундиры, и толстое грубое сукно серого цвета для простых людей. Что касается мануфактур по изготовлению шелка в Москве и ее окрестностях, то их продукцию можно не принимать во внимание. В Шлиссельбурге имеется мануфактура по производству набивных тканей, где занято 300 рабочих, и которая ничего не экспортирует за границу... Мануфактуры по производству кожи самые значительные в империи, а их экспорт достигает 1 млн. руб. в год. Выпускаемая на них кожа — лучшая в Европе. Тульские мануфактуры, выпускающие скобяной товар, ничего не экспортируют.

Русское дворянство обычно не пользуется почти ничем из того, что производится в стране, и имено это отсутствие серьезного спроса на внутреннем рынке в значительной степени является причиной недостаточного развития промышленности; кроме уже упомянутых, можно едва перечислить несколько мануфактур. Среди них — предприятие по производству ковров, находящееся в Петербурге и снабжающее лишь двор, так как продукция его очень дорога; то же самое относится и к мануфактуре, производящей фарфор; есть также мануфактура, выпускающая зеркальное стекло, которая принадлежит князю Потемкину; здесь выпускают зеркала гораздо большего размера, чем в других странах, но хуже качеством; эти мануфактуры почти не работают по заказам частных лиц. В империи имеется также несколько мануфактур по производству стекла и стеклянной посуды. Таким образом, Россия вывозит из-за границы, в частности из Франции — вина, водку, масло, сухие фрукты, большое количество шелковых тканей, вышивки, сукно, многочисленные ювелирные изделия, сахар, кофе, индиго и т. д. Россия отправляет во Францию коноплю, но в несколько меньшем количестве, чем в другие страны, смолу, канаты, мачты, лес, животное сало, юфть, меха и т. д. Корабли [180] короля Франции в течение многих лет приходят в Ригу за всем необходимым для королевского морского флота.

Торговля, которую Франция ведет или непосредственно на своих кораблях, или через англичан и голландцев, в высшей степени выгодна для нее, даже если не учитывать контрабанды, которая приобрела колоссальные размеры. Испания также торгует с Россией, сама или через другие страны, и полученная ею прибыль в прошлом году достигла 150 тыс. руб.; в этом году она не вывозит конопли, так как выращивание этой культуры очень поощряется в самой Испании. Торговля, которая ведется Голландией и Англией, несмотря на прибыль, получаемую от фрахта, идет с пассивным торговым балансом, так как флот их огромен, а количество сельскохозяйственных продуктов, которые они ввозят в Россию, невелико. Торговый баланс Петербурга складывается не в пользу России, ибо сюда привозят предметы роскоши. Рига же и другие порты имеют активный торговый баланс. Исключительный рост торговли, которая ведется пруссаками через Мемель, Кенигсберг и Эльбинг, побудил Россию вывозить польский хлеб через Херсон без транзитных пошлин. Импорт испанской соли запрещен, ввозит ее только сама императрица, чтобы засаливать мясо для своего морского флота. Если этот импорт был бы свободным, в России велась бы большая торговля соленым мясом, которое, чтобы быть доброкачественным, должно быть засолено испанской солью. Можно было бы вдвое увеличить количество скота на Украине.

Россия вывозит из Англии продукцию ее колоний, сукна и скобяной товар и отправляет в Англию те же товары, что и во Францию, и сверх того еще и огромное количество железа. Голландцы вывозят из России и ввозят туда примерно то же самое; товары, вывезенные из России, они перепродают в другие страны. Данциг, Любек и Гамбург также ведут большую торговлю с Россией, Испания и Португалия тоже начинают посылать туда свои корабли. Португальцы, которые прежде продавали лишь от 600 до 700 бочек вина, в прошлом году продали России 5000 бочек. Русская торговля ведется в основном через Балтийское море, и особенно через Петербург; говорят, что почти 1/2 русской торговли идет через петербургский порт, До основания этого города торговля велась через Архангельск. Англичане и голландцы уже с середины XVI в. захватили ее в свои руки. Они по-прежнему приезжают в Архангельск и вывозят оттуда животное сало, юфть, масло, рыбий клей, растительное масло, меха и т. д. Кроме Петербурга, русская торговля на Балтийском море идет через Ригу; через этот же порт частично ведет свою торговлю Польша. После присоединения Крыма торговля на Черном море должна сильно измениться, и, возможно, что Кафа станет ее центром. Для того чтобы способствовать развитию торговли, императрица только что сократила [181] на 1/4 таможенные пошлины на товары, которые будут экспортироваться из этого порта и из Ахтиара. Через недавно построенный порт Херсон уже ведется некоторая торговля. Французские и австрийские купцы и крупный польский торговый дом, которые недавно здесь обосновались, вывозят через этот порт большое количество товаров, которые доставляют по Днепру, но время от времени вынуждены перегружать их на повозки и везти сушей, чтобы обойти водопады (пороги. — прим. ред.). Среди этих товаров — лес, деготь, конопля и т. д. и большое количество зерна из Польши, за которое берется лишь незначительная транзитная пошлина; через Черное море мы будем получать все необходимое для морского флота в военное время, и именно по этому пути пойдет, вероятно, торговля Марселя с Россией (Франция не выводила из России коноплю в течение двух лет, поскольку склады были ею заполнены. За год до начала войны сюда пришло 22 французских корабля, в прошлом году, в первом году после заключения мира — 3 корабля, в этом году — 8). Торговля, которая ведется по Каспийскому морю и из Бухары, не очень значительна. Из Персии привозят шелк и хлопок, рис и некоторые ткани, а туда ввозят — сахар, индиго и французские ткани; из Бухары вывозится золотой порошок, ревень и шкурки ягнят, известные под названием астраханских. Около пятнадцати торговых судов ведут эту торговлю, которая очень невелика и которую стремятся увеличить. Из этой торговли можно было бы извлекать большую выгоду, если бы в окрестностях Астрахани — города, через который она ведется, устроили бы мануфактуры по обработке шелка и хлопка, привозимых из Персии, и снова отправляли их туда в виде готовых тканей. К товарам, которые в довольно большом количестве экспортируются из Китая, относятся чай, а также нанковые и шелковые ткани; одни только таможенные пошлины на эту торговлю дают примерно 500 тыс. руб. После неоднократных ссор, происходивших между двумя дворами, торговые караваны больше не ходят; однако русские сохранили гостиный двор в Пекине и церковь, а под предлогом работы в церкви туда посылают молодых людей с целью обучиться языку. Они почти не могут выходить за пределы гостиного двора и выучиваются говорить лишь на татарском языке, на котором говорят монголы. В обмен русские в большом количестве продают китайцам меха, которые очень высоко ими ценятся, в том числе — бобровые шкурки.

В самой России торговля сосредоточена в руках коренных жителей, лишь одни могут продавать и покупать на внутреннем рынке, и русские купцы получают такую большую прибыль от этой торговли, [182] что обогащаются за очень короткое время. Среди них много миллионеров. Например, недавно умер некто Собакин, который начинал как торговец рыбой. После своей смерти он оставил 7 млн. руб.

Они делятся на различные классы, в соответствии с их капиталами, с которых они платят один процент казне. Самые богатые поочередно участвуют в сборах косвенных налогов с водки и соли для казны и несут другие обременительные повинности. При исполнении этих обязанностей они отвечают за суммы, которые должны собрать для государства, и вынуждены оставлять свои дела ради дел императрицы, доверяясь приказчикам, которые их обманывают; иногда в результате всех этих обязанностей они оказываются разоренными. Им удается избавиться от этих повинностей, давая взятки высокопоставленным лицам или фаворитам, которые таким образом также получают часть их прибылей. Верно и то, что только с помощью этих людей купцам удается сколотить большое состояние, зачастую благодаря монополиям (например, этой зимой существовала монополия на дрова, сделавшая их очень дорогими) или поставкам, которые они им обеспечивают. Среди этих дельцов встречаются такие, которые доходят до того, что требуют за свои услуги двойную цену и затем половину излишка отдают в виде взятки своим покровителям, чтобы оставить себе другую половину. Одна компания, снабжающая продуктами Камчатку, недавно предложила перевозить продовольствие из Иркутска по реке Амуру, а не сушей, поскольку это было бы дешевле для казны. Ее запросили, какое вознаграждение она за это потребует. Представители компании ответили: «никакого», ибо компания и так должна была получить значительную выгоду. В результате из всего этого дела ничего не вышло, так как те, от кого зависел подряд, хотели получить половину того, что потребует компания. Вот так все и решается в России. Вообще говоря, русские, которые в принципе обладают хорошими деловыми качествами, лишены способностей к торговле крупного масштаба, требующей смелости и твердости. Поэтому вся внешняя торговля этой огромной империи находится в руках иностранцев, главным образом — англичан. Торговый договор, заключенный ими с Россией при королеве Елизавете и возобновленный в 1766 г. на 20 лет (срок его истекает через два года), дает им огромное превосходство над другими народами, которые не могут выдержать их конкуренцию, и, следовательно, наносит ущерб России, поскольку англичане, не опасаясь соперничества, используют его даже для того, чтобы устанавливать желаемые цены на свои товары. В соответствии с данным договором, они подлежат лишь суду специального торгового суда, тогда как другие торговцы передаются в руки обычных судей; англичанам разрешают также не платить въездные и выездные пошлины в голландских риксдалерах. Это дает [183] им выгоду, равную 25% от половины суммы этих пошлин, ибо с 1771 г. торговцы других стран вынуждены платить пошлины наполовину русскими деньгами, а наполовину риксдалерами (риксдалеры же они или покупают сами или вносят на таможню в русских же деньгах, но по невыгодному для них курсу — 125 коп. за 1 риксдалер). Кроме того, у них в России гораздо больше торговых домов, чем у других стран, и притом более богатых. Они уже предпринимают шаги с целью возобновления этого договора, который для них столь выгоден. Правда, Россия только что предоставила те же преимущества Дании, с которой она недавно заключила торговый договор, и предоставит их любой стране, с которой его заключит. Однако она проявляет такое высокомерие в этих переговорах, что, несмотря на выгоды, которые могла бы получить Франция, ибо подобный договор дал бы ей возможность отправлять непосредственно в Россию товары, которые сейчас проходят через руки англичан и голландцев, она не может решиться его заключить. Россия теряет при этом по крайней мере столько же, сколько и она.

Навигация открыта в России лишь в течение шести месяцев и во время шести зимних месяцев, когда навигация закрыта, заключаются торговые сделки с жителями страны. Эти последние обязываются поставить к определенному сроку товар, который оплачивается или во время заключения контракта, или сразу же после поставки (Товары, которые хотят приобрести, оплачивают почти всегда за шесть месяцев вперед). Иностранные же торговцы, которые не имеют возможности продавать свои товары в розницу, вынуждены также продавать их оптом, но срок кредита при этом составляет до 9, 12 и 18 месяцев, и часто оказывается очень трудным добиться уплаты; векселя имеют мало силы, русские спокойно позволяют их опротестовывать, и в судах их мало принимают во внимание, поскольку все обязательства по карточным и т. п. долгам даются обычно в виде векселей. Русские не хотят принимать даже векселя, выданные на их соотечественников, и во время большого путешествия, которое мы совершили по России, наши банкиры не хотели давать нам векселя на лиц, связанных с ними деловыми отношениями, из страха, что их могут не оплатить. Кроме того, недобросовестность русских купцов заставляет их изыскивать всевозможные средства, чтобы не платить своих долгов; и один из законов Петра Первого предоставляет им такую возможность, которой они часто пользуются: согласно этому закону сын не имеет никакого права собственности при жизни отца; таким образом, если отец завладел имуществом сына, то кредитор ничего больше не может [184] от него потребовать. Имеется еще другой закон, который запрещает русским давать в кредит более 5 руб. Он почти не действует больше. Впрочем, в судах дело обычно заканчивается ничем, и иностранцы терпят ужасные несправедливости. Таможенные пошлины в России очень высоки, существует тариф, определяющий размеры пошлин на различные товары, напечатанный и разосланный повсюду (В этом тарифе практически больше не указываются товары, вывоз которых из России был бы запрещен. Разрешается, правда, с очень высокими пошлинами, вывоз леса, пушек, пушечных ядер, пороха, селитры); таможня отличается нелепой непреклонностью: в Риге, например, даже осмотрели портфель г-на Фитц-Герберта, посла Англии. Не позволяют вывозить никакой местной монеты, ни кредитных билетов из опасения подделки, а в Риге заставляют иностранцев, которые приезжают в военной форме, подписать обещание, что они приезжают не в поисках службы в России. Однако таможенные пошлины легко обходят, когда в том возникает необходимость, поскольку взяточничество, достигшее в России огромных размеров, особенно широко (как и в других странах) распространено среди чиновников, а контрабандой занимаются все, кто могут, поскольку почти нигде она не бывает более выгодной. В таможенных отчетах торговый баланс России выглядит особенно для нее благоприятным, и чтобы польстить императрице и ввести в заблуждение иностранцев, спешат опубликовать эти ведомости, которые представляют баланс именно в таком виде. Но при этом не принимают во внимание товары, которые ввозятся и вывозятся контрабандой. Между тем такие товары имеют чрезвычайно большое значение, поскольку таким путем переправляются главным образом дорогостоящие предметы, как, например, драгоценности, ткани, меха. Кроме того, не учитывается огромное количество драгоценностей и т д., которые царский двор вывозит из-за границы и за которые не платят таможенной пошлины; не учитываются также расходы на фрахт кораблей, которые перевозят русские товары; почти все эти корабли принадлежат другим странам, так как Россия обладает не более, чем 15 кораблями, которые в своих плаваниях выходят за пределы Балтийского моря, весь же торговый флот России, считая и корабли, которые занимаются каботажным плаванием, насчитывает не больше 150 кораблей; поэтому фрахт иностранных судов обходится в II млн. руб.; если учесть все эти факты, окажется, что торговый баланс России складывается далеко не в ее пользу, и здравомыслящие русские сознают это. Тогда как, уменьшив роскошь, которая чрезвычайно распространена в этой империи, поощряя развитие мануфактур и уничтожая все стесняющие торговлю помехи, о которых я [185] говорил, можно было бы принести России огромную прибыль. Она не сумела использовать очень благоприятный момент для увеличения своего торгового флота во время последней войны. Хотя Россия и пыталась тогда его создать, к этому делу не было доверия, и когда около 100 кораблей было построено, даже сами русские не хотели их фрахтовать. Некоторые из этих судов все же отправились в плавание, и большая часть их погибла. Кроме того, по количеству кораблей, прибывающих в Россию, (многие из которых приходят без груза), не следует судить о ее торговле, так как товары, которые туда привозят иностранцы, невелики по объему, но очень дороги; например, сюда только что прибыл голландский корабль с грузом кошениля, индиго, шелков, серебра на 5 млн. руб. Товары же, которые вывозят из России, отличаются огромным объемом и невысокой ценой, как, например, лес, конопля, деготь и т. д. Все застраховано в Голландии или в Англии, англичане страхуют в России даже дома и фабрики. Летом 1783 г. в Кронштадт и в Петербург вошло 621 судно, а вышло 634. Первые привезли товара на 11 674 120 руб., а вторые увезли на 110 098 797 руб. Следовательно, разница составила 1 575 323 руб. не в пользу России...

Международный денежный курс государства (который тесно связан с импортом и экспортом данной страны, а также стоимостью денег на ее внутреннем рынке) представляет собой показатель торговли. Курс русских денег, которые котируются лишь в Голландии, исключительно низок. До времени царствования императрицы рубль равнялся 5 французским ливрам, и в империи имелось много золота и серебра. В настоящее время рубль очень редко оценивается и в 4 ливра; виной тому — чрезмерный выпуск бумажных денег, принявшая огромные размеры порча монеты и ее чрезвычайная редкость. Зимой я платил у придворного банкира г-на Сазерленда 3 ливра 17 су за рубль... В предшествующие годы в течение нескольких недель в середине лета, во время прибытия кораблей, рубль держался выше 4 ливров, а в этом году он продержался в таком соотношении едва лишь восемь дней и я платил у того же банкира 2,5% за обмен бумажных денег на золото и серебро. Я обменял банкноту в 25 руб. на серебряные деньги, потеряв при этом 90 или 100 коп.; при обмене на медные деньги потерь не бывает. Империалы, выпущенные в царствование нынешней императрицы, несколько лет тому назад содержали на 48% меньше ценного металла, чем империал эпохи правления Елизаветы, а рубли — на 38%; два года тому назад почти все деньги империи были перечеканены с уменьшением содержания ценных металлов еще на 16%, звонкая монета стала исключительной редкостью; прибыль казны на медной монете составляет по крайней мере 250%. Золота и серебра, которые императрица получает из [186] Сибири на сумму в среднем лишь 600-700 тыс. руб. в год у которые служат для чеканки монет, не хватает для нужд империи. Они поступают в слитках из Испании. Золотую и серебряную монеты чеканят в Петербурге и лишь время от времени; медные деньги чеканят там же, где добывают медь, в частности в Екатеринбурге. В империи имеют хождение следующие монеты: золотые — империал, который стоит 10 руб., полуимпериал, золотой рубль и полтинник; серебряные — рубль, который в настоящее время стоит лишь 4 французских ливра, полтинник и монеты в 25, 20, 15 и 10 коп. (100 коп. составляют рубль); медные монеты — в 5, 2 и 1 коп. Медные деньги чаще всего применяются в обиходе, и те расчеты, которые не производятся бумажными деньгами, делаются главным образом монетами стоимостью в 5 коп.; именно для того чтобы избежать затруднений с этими деньгами, которые исключительно неудобны для перевозки, во время царствования Елизаветы ввели в употребление бумажные деньги, которые отличались от бумажных денег других стран тем, что они не подлежали обмену на звонкую монету. Выпуск бумажных денег достиг ужасающих размеров, поскольку в случае необходимости в деньгах нет ничего более легкого, чем увеличивать количество ассигнаций. Долгое время считали, что государство располагает достаточным количеством меди для того, чтобы обеспечить эти деньги, но в настоящее время убеждаются в обратном. Впрочем, если бы пришлось сразу пустить в оборот большое количество меди, то цены на нее значительно снизились бы и было бы трудно найти покупателей. Если порча монеты представляет собой весьма вредную для государства операцию, ибо монета не представляет тогда реально своей номинальной стоимости и за границей ее более не ценят, то еще более опасным является выпуск такого количества бумажных денег, которое в огромной степени превышает наличие звонкой монеты в стране. В самом деле, в этом случае бумажные деньги не имеют никакой реальной ценности, ими совершенно невозможно пользоваться за пределами страны, и если возникает необходимость в проведении какой-либо операции за границей или если торговый баланс оказывается пассивным, государство попадает в зависимость от иностранцев.

Совсем недавно получили доказательство этой истины: не хотели соглашаться с требованиями банкира Теппера из Варшавы, который снабжал продовольствием два русских корпуса, находившихся в Польше, и требовал слишком большого вознаграждения в силу падения в цене звонкой монеты и бумажных денег. Империалы перечеканили на дукаты, в которых содержание драгоценного металла сделали таким же, как в голландских дукатах. В результате правительство потеряло на 9% больше того, что требовал Теппер... [187]

Кроме того, несмотря на всевозможные запреты, стремление к получению прибыли всегда заставляет иностранцев ввозить деньги, изготовленные вне страны; английские купцы ввезли, как уверяют, этим летом большое количество империалов, начеканенных в Англии, что дало им весьма значительную прибыль, а поляки ввозят огромное количество медных денег, прибыль с которых еще более велика. Для того чтобы вновь поднять денежный курс, правительство жертвует иногда 500-600 тыс. руб., скупая через своего банкира множество векселей, которые оно затем перепродает с убытком для себя. Внутренние особенности этого государства и характер проводимых им операций, а также отдаленность России от стран с наиболее развитой торговлей лишили ее какого бы то ни было кредита, и потребуется много времени и много изменений, чтобы этот кредит возродился; однако в данный момент она была бы не в состоянии проводить какие-либо операции за пределами страны, что должно заставить ее постоянно избегать активной роли в спорах между великими европейскими державами. Она будет довольствоваться возможностью предлагать свое посредничество, и ее союзники не должны ждать от нее ничего другого.

Нельзя отрицать, что при хорошем управлении Россия достигнет процветания, от которого она, по-видимому, далека в настоящее время. Государь, который занимался бы главным образом внутренним управлением этой огромной империи, стремился умерить роскошь, поощрять сельское хозяйство и торговлю принятием разумных законов, которые одновременно обеспечили бы лучшую долю его подданным; который не отделял бы (sic!) своих интересов от интересов государства (а в России интересы монарха отделены от интересов государства больше, чем где-либо); который довольствуясь огромными размерами своей империи и ее прекрасным географическим положением, отказался бы от всяких честолюбивых планов, которые, со всей очевидностью, привели бы его страну к гибели; который не проводил бы другой политики, кроме политики поддержания мира и торговых связей с могущественными державами Европы и со своими соседями, каковые, за исключением, может быть, одной только Пруссией, не в состоянии напасть на его страну и совершенно в этом не заинтересованы (в этом не заинтересована, впрочем, и Пруссия, так как нынешнее ее положение является искусственным в еще большей степени, чем нынешнее положение России, и по всей вероятности долго не продержится); который бы, наконец, старался играть в политике очень пассивную роль, чтобы всю свою деятельность направить на свои владения и оживить их своими заботами и примером, начав прежде всего с исправления многочисленных злоупотреблений в сфере управления — такой государь, по моему мнению (и кажется, так же думает [188] и великий князь), большими шагами шел бы к периоду величия, которого способна достичь Россия.

Но если эта держава в минуту ослепления позволит себе оскорбить своим тщеславием, надменностью и высокомерием некоторые дворы, что приведет к одновременному нападению на нее Турции, Пруссии и Швеции, — тогда Россия — при полном расстройстве ее финансов, при отсутствии какого-либо кредита за границей; вынужденная разделить свои войска, которые, по правде говоря, способны воевать против турок, но слишком мало сталкивались с настоящими регулярными войсками, чтобы выдержать удар армий Швеции и Пруссии...; обладая морским флотом без матросов и арсеналами, в которых слишком мало оружия, чтобы отразить нападение; при полном отсутствии патриотизма у ее подданных; видя, что два ее почти единственных торговых порта, столица Петербург и Рига, расположенные на самом краю этой огромной империи, находятся под угрозой окружения и захвата при первом же поражении — тогда Россия не выдержит войны на два фронта и окажется, вероятно, вынужденной, если только ей не помогут несомненные успехи ее союзников, купить мир ценой всего, что было завоевано Петром Первым, и вновь оказаться в том состоянии «небытия», в каком она была до него.

Баер дю Оллан


Комментарии

1 «Memoires de la societe dts Antiquaires de la Morinie», v. II. St. Omer. 1835, p. 364-371 («Notice biographique sur M. le baron de Baert». par M. de Givenehy). Эта биографическая справка составлена довольно подробно, но приводит ошибочные даты, которые мы исправили на основании рукописи и архивных документов, изученных г-ном Ж-Л. Ван Режемортером в Венсснне. Живанши указывает в качестве даты рождения Баера 19 декабря 1751 г... военные ведомости — 22 декабря (Arch, du Service Historique de 1'Armee (Vinconnes), series YВ. 217u YВ. 331, Regiment de Normandie). Другой документ из того же архива (serieXB.21) приводит дату 17 декабря 1752 г., которую мы считаем ошибочной.

2 «Великий князь (будущий Павел I), с которым я имел честь познакомиться в Риме, любезно заверил нас, что русское правительство не видит ничего предосудительного в нашем стремлении посетить отдаленные районы империи».

3 Вluсhе. L'origine des magislrats du Parlement de Paris an XVIII siecle Paris, 1956, p. 393 394. Хотя в списке архивов революционного трибунала упоминается его имя (Arch, Nat, W 362 — d2 …785), мы не обнаружили его дела в соответствующей папке, однако Живанши утверждает, что именно этот Булонь погиб на эшафоте в 1794 г.

4 «Литературное наследство», т. 29-30. М., 1937, стр. 335. (N LI). Данное письмо, опубликованное на русском языке Н. Голицыным в его статье «И. П. Шувалов и его иностранные корреспонденты», имеется на французском языке в Ташкенте (Центральное архивное управление Узбекской ССР. Собрание автографов вел. кн. Николая Константиновича).

5 Отрывки из его мемуаров о пребывании в Пруссии появились в «Revue Contemporainc» (1852-1853); отрывок, касающийся путешествия в Крым, был опубликован Кс. Реймоном в «Journal de Debars» 23 сентября 1854 г.

6 «Tableau de la Grande-Bretagne, de l'Irlande et des possessions anylaises dans les quatre parties du monde», v. 1-4. Paris, 1800. В «Энциклопедии Ларусса» отмечается, что Бонапарт часто пользовался этой книгой.

7 Мы обнаружили в рукописи используемую в качестве закладки квитанцию почтового отделения в Шаторенар, датированную 15 сентября 1851 г. на имя г-на Дефор: вторая дочь Баера действительно вышла замуж за графа Лепельтье-Дефора (Lepelletier Desforts), от которого у нее было много детей Таким образом, в 1854 г. рукопись еще находилась в библиотеке Баера.

8 «Memoires hisloriques et geographiques sur les pays situes entre la Mer Noire et la Caspienne...». Paris, an V. (1797). Третья часть озаглавлена «Из дневника путешествия, совершенного весной 1784 г. в южной части России («Memoirе extrait du journal d'un voyage fait an printemps de 1784. dans la partie meridional de la Russie»), и пронумерована с 1 по 98 стр. В примечании уточняется «составлено г-ном Булонь и г-ном Барт (Barth)» [sic].

9 J.-B. Sсhеrer. Histoire raisonnce du commerce de la Russie, v. 1-2. Paris, 1788. В начале 1760-х годов Шерер являлся членом Юстиц-коллегии по делам, касающимся Финляндии, Эстонии и Ливонии (см.: Allgemeine deutsche Biographie, В. 31. Leipzig, 1890, S. 103).

10 Archives des Affaires Etrangeres, Correspondance politique. Russie III, f. 434 v.

11 См. J.-B. Sсhеrer. Op. cit., v. l. р. 139-148

12 Cм.: Leсlеrс. Atlas du commerce Paris, 1736, p. 326.

13 Ibid., p. 332-325. Единственное исключение касается 1773-1774 гг., что было связано с русско-турецкой войной.

14 См.: А. В. Семенов. Изучение исторических сведений о российской внешней торговле и промышленности, ч. 3. СПб., 1859, стр. 351, 353. А. В. Семенов приводит сравнительные данные, иллюстрирующие вексельный денежный курс русского бумажного рубля:

Год

Амстердам (су)

Лондон (пенсы)

1766

46

50

1774

40

46

1778

42

47

1779

41

41

1780

36

40

Начиная с 1764 г. номинальная стоимость серебряного рубля была несколько ниже 38 голландских су и несколько выше 38 пенсов. Таким образом, можно констатировать, что если курс рубля в Амстердаме упал с 1780 г. ниже номинальной стоимости, то в Лондоне он сохранился выше номинальной стоимости.

До начала второй русско-турецкой войны средний денежный курс продолжал оставаться благоприятным для России, согласно таблице, опубликованной Г. Шторхом в «Записках Академии наук» т. VI, СПб., 1818, стр. 794. Изучая соотношение между внутренним и внешним курсом бумажного рубля, мы составили следующую таблицу (индекс 100 соответствует номинальной цене):

Год

Инд.

Год

Инд.

Год

Инд.

Год

Инд.

Год

Инд.

Год

Инд.

Год

Инд.

1769

1770

1771

1772

121

113

118

119

1773

1774

1775

1776

109

112

118

118

1777

1778

1779

1780

120

117

108

101

1781

1782

1783

1784

108

108

103

103

1785

1786

1787

1788

107

109

107

100

1789

1790

1791

1792

87

29

89

83

1793

1794

1795

1796

88

100

109

110

Эти цифры подтверждают решающее влияние политических событий па нарушение финансового баланса.

15 См. сноску 13.

16 Любопытно, что Баер, подсчитывая ущерб, который должна была понести в данном случае русская казна, в результате забавной ошибки в рассуждениях приходит к тому, что складывает убытки от этих двух исключающих друг друга операций.

17 Русский червонец, чеканившийся так же, как и империал, содержал 71 и 35/59 грана чистого золота; голландский дукат того же веса содержал 76 и 2859 грана. Следовательно, нужно было на каждую монету дополнение в 4 и 52/59 грана, т.е. потеря составляла 6,8%.

18 См.: И. И. Кауфман. Серебряный рубль в России от его возникновения до конца XIX в. — «Записки нумизматического отделения Русского Археологического общества», т. 2, вып. 1 и 2. СПб., 1910, стр. 169 и след. Чеканка медной монеты производилась по 16 руб. из пуда, причем рыночная стоимость меди была в то время 10 руб. за пуд. Таким образом, действительная стоимость медного рубля составляла лишь 62,5 коп. Однако в Польше медь стоила намного дороже, отсюда тайный вывоз монет.

19 См.: И. И. Кауфман. Указ. соч., стр. 167. И. И. Кауфман приводит следующие данные о количестве денег, выпущенных за годы царствования Екатерины II: золотых монет 16052338 руб.; серебряных — 70942614; медных — 79996540. Всего металлических денег на сумму 166959992. Бумажных денег — 157703640.

20 См. данные, приведенные Шторхом, в сноске 14. Стоимость бумажного рубля в 1772 г. упала до 97 коп. серебром, после окончания войны его стоимость поднялась: стабилизировавшись на уровне 99 коп. в период с 1775 по 1783 г., она затем несколько уменьшилась, но до начала второй русско-турецкой войны оставалась равной 98 коп.

21 См.: Lесlеrс. Op. eit., p. 324. «Реальная стоимость золотых монет, так называемых империалов, при Анне [Ивановне] и Елизавете [Петровне] была равна 48 французским ливрам; сейчас она равняется лишь 25 ливрам и не скольким су». Явное преувеличение: до 1785 г. французский луидор (24 ливра) содержал 140,8 французских грана (или 168,25 русских грана) чистого золота; это означало, что в 1755 г. курс империала по отношению к ливру был — 1 империал за 48 ливров 15 су 5 денье, а в 1764 г. — 38 ливров 10 су 3 денье.

22 См. И. И. Кауфман. Указ. соч., стр. 156 и след.

23 Там же.

24 Если считать, что серебряный рубль был величиной постоянной, само изменение соотношения между золотом и серебром позволило сократить, содержание чистого золота в империале с 341 11/12 грана до 311 1/9 грана. Золото теперь ценилось в России больше, чем во Франции, отсюда — уменьшение его содержания в империале и падение курса империала по отношению к ливру. Однако положение изменилось после декларации французского правительства от 30 октября 1785 г.: так как луидор содержал теперь всего лишь. 157.75 русских грана чистого золота, курс империала поднялся до 41 ливра 1 су 6 денье.

25 См.: Lесlеrс. Op. cit... p. 323.

26 См.: И. И. Кауфман. Указ. соч., стр. 152 и след. Так как французский экю. (6 ливров) содержал 605,75 русских гранов чистого металла, стоимости рубля упала с 4 ливров 12 су 5 денье до 4 ливров 2 денье.

27 Кауфман не делает никакого намека на эту так называемую девальвацию

28 См.: Baert du Hollant. Memoire extrait du journal d'un voyage fait au printemps de 1784 dans la partie meridionale de la Russie. Paris, 1797, p. 94-96.

29 События вскоре должны были опровергнуть это пророчество: во время второй русско-турецкой войны Россия с успехом сражалась сразу на двух фронтах, а ее австрийский союзник не одержал каких-либо «выдающихся успехов». Однако нам кажется знаменательным тот факт, что Баер ничего не изменил в этой части своего текста, когда он опубликовал его в 1797 г., не считая некоторых незначительных исправлений: мы выделяем курсивом вычеркнутые места.

(пер. М. Кадо, Ж.-Л. Ван Режемортера)
Текст воспроизведен по изданию: Внешняя торговля России в 1784 г. по путевому дневнику Баера дю Оллана // Франко-русские экономические связи. М.-Париж. Наука. 1970

© текст - Кадо М., Режемортер Ж.-Л. 1970
© сетевая версия - Тhietmar. 2008
© OCR - Николаева Е. В. 2008
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Наука. 1970