Документ о крестьянской торговле в XVIII веке
Публикуемый ниже документ – записка крупного государственного деятеля, члена Комиссии о коммерции, статс-секретаря Екатерины II Г. Н. Теплова, являвшегося одним из ее доверенных советников и автором многих указов по вопросам внутренней политики, — представляет большой интерес. Он раскрывает закулисную механику выработки правительственного курса и показывает противоречия, существовавшие внутри правящих кругов абсолютной монархии. Записка была составлена 4 июня 1765 года, когда по приказу Екатерины II Комиссия о коммерции обсуждала вопрос: выгодно или вредно для государства развитие свободной крестьянской торговли.
Рост крестьянской торговли в XVII — первой половине XVIII в., сопровождавшийся отливом сельского населения в города, вызывал беспокойство как у помещиков, так и у посадских людей: дворяне боялись лишиться крепостных, купцы — появления сильных конкурентов из крестьян, за которыми нередко стояли их владельцы. Политика правительства в этом вопросе была компромиссной, но по мере роста товарно-денежных отношений оно было вынуждено делать уступки крестьянской торговле, против чего постоянно выступали купцы. В 1764 году они обратились к Екатерине II с очередной челобитной о запрещении крестьянам заниматься торговлей, если они не состоят в посадской общине. Этот вопрос широко обсуждался в кругу наиболее доверенных лиц императрицы.
Большинство членов Комиссии о коммерции, в том числе статский советник Т. Клингштедт, сенаторы Н.Е. Муравьев и князь Я. П. Шаховской выступили против свободы крестьянского торга. По мнению Муравьева и Клингштедта, если «дать крестьянам беспредельную свободу вступаться в мещанские и купеческие промыслы», значит ослабить государство и земледелие, «ибо торговать и пахать в одно время невозможно». Они повторяли распространенное среди феодалов мнение о необходимости каждому сословию заниматься только своим делом: «Смешение двух разных чинов,— писали они,— яко то: купеческого и крестьянского совсем противно натуральному порядку и практике, введенной во всех прочих европейских областях» 1. В подготовленном ими для Екатерины II проекте доклада Комиссии предлагалось, как того добивалось и купечество, разрешать крестьянам торговать только после того, как они запишутся в купечество, предоставив им право продавать съестные припасы на местах 2. Высокий имущественный ценз, устанавливаемый для вступления в купцы, а также сохранение сословного деления общества должны были, по мнению авторов проекта доклада, задержать отлив крестьян в города. Такой позиции придерживались многие идеологи дворянства, опасавшиеся за его сословные привилегии в новых для России экономических условиях, когда в ней начал складываться капиталистический уклад. Против такой точки зрения выступил фактический руководитель Комиссии о коммерции Теплов, являвшийся сторонником более широкого развития крестьянской торговли (см. док. № 1). Видный сановник Российской империи понимал значение крестьян в хозяйстве страны и экономическую невыгоду для государства принудительными мерами пресекать крестьянский торг, хотя в его рассуждениях и чувствуется сильный налет демагогии. В действительности Теплова также беспокоило прежде всего положение дворян. Его записка преследовала цель защитить интересы той части помещиков России, которые получали значительную часть своих доходов от эксплуатации неземледельческого труда крепостных и были против монополии посадского населения в торговле.
Позицию, близкую к позиции Теплова, занял и председатель Комиссии о коммерции граф Э. Миних, разделявший доводы Теплова, что за последние 100 лет крестьянский торг, несмотря на многочисленные запреты, успешно развивался 3.
6 июня 1765 года Муравьев и Клингштедт написали свои «Примечания» к «Мнению» Теплова, в которых отрицали его утверждения о слабости и малочисленности русского купечества. Рост крестьянского торга Муравьев и Клингштедт объясняли нарушениями государственных законов, запрещающих земледельцам бросать свое основное занятие, а также «лихоимством» и «потачкой» со стороны администрации, повторяя, таким образом, суждения, имевшие широкое хождение среди многих феодалов. Оба автора отметили непоследовательность записки Теплова, считавшего возможным разрешить свободный торг крестьянам, но не позволявшим его дворянству и духовенству, хотя последние, как и купцы, «произошли от земледельцев». Муравьев и Клингштедт считали неправомерной и неприемлемой для условий России ссылку Теплова на опыт западноевропейских государств, где торговля развита широко, независимо от сословной принадлежности людей. Главное, что их беспокоило, заключалось в том, чтобы с развитием крестьянской торговли «не дозволено было крестьянину своевольно отставать от своего помещика и записываться в посад». Большинство членов Комиссии о коммерции было за то, чтобы крестьяне становились купцами только «на основании [87] законов», то есть с согласия и под контролем помещиков и при условии несения крестьянами двойного тягла 4.
Ознакомившись с возражениями Муравьева и Клингштедта, Теплов 6 июня 1765 года написал краткую записку, в которой заявил решительный протест, обвинив их в недобросовестности и искажении его взглядов. «Примечания», — писал он, — основаны «на принципиях весьма сумнительных, из которых и следствия выведенные вид один возражения справедливого имеют» 5.
Через несколько дней Теплов написал ответ своим оппонентам (см. док. № 2. К сожалению, он не окончен и не датирован), в котором снова повторил большую часть своих аргументов в пользу свободы крестьянского торга. Он решительно отверг утверждения Муравьева и Клингштедта, что рост крестьянской торговли порожден протекцией помещиков. «Все знатные купцы, вышедшие из крестьянства, а особливо из дворцовых волостей, не помещичьею протекциею того достигли» (док. № 2). Теплов снова подчеркивал тесную связь расширения крестьянской торговли со всем ходом экономического развития: «Крестьянский торг не лихоимством судей умножился, но в торговле самой целого государства причину непреодолимости оного искать надобно... Возможно ли судьям за целым государством усмотреть, чтоб крестьяне не торговали, когда торг их душою почти и ныне коммерции состоит?» (там же).
Критика оппонентов заставила Теплова более определенно высказаться по вопросу, который больше всего волновал членов Комиссии о коммерции — о возможности крестьянам записываться в купцы. Изобразив удивление, что его неверно поняли, Теплов заявил: «Для меня крестьянин торгующий то же в мнении моем разумеется, что и купец торгующий во всех его преимуществах с тою только отличностию, чтоб помещик его не лишался насильством, но добровольно, и чтобы земледелие не умалялося а государстве...» (там же). Однако эту уступку большинству членов Комиссии Теплов сопроводил оговорками, которые свидетельствуют о том, что он не отказался от своего мнения, что торговля не должна быть монополией только купечества.
В итоге сторонники различных взглядов на развитие крестьянской торговли так и не пришли к единому мнению. После некоторого перерыва в работе Комиссии в сентябре 1765 года было решено представить Екатерине II протокол с изложением всех разногласий и мнений членов Комиссии 6.
В ходе обсуждения вопроса о крестьянской торговле в Комиссии о коммерции выявились очевидные разногласия внутри правящих кругов по существу по одному из важнейших вопросов внутренней политики абсолютизма в условиях формирования капиталистического уклада в стране. Если Теплов и примыкавший к нему Миних при обсуждении этого вопроса продолжали линию группы Шуваловых, пытавшихся в 50-х годах XVIII в. более гибко приспособить экономическую политику абсолютистского государства к происходившим в хозяйстве страны изменениям в буржуазном направлении с тем, чтобы создать более благоприятные условия для развития торговли и промышленности, то Муравьев, Клингштедт и Шаховской выступили в качестве горячих защитников узкосословного дворянского характера внутриполитического курса, защищавшегося ранее группой Воронцовых 7. В вопросе о крестьянской торговле их позиция совпадала с позицией верхушки купечества.
Публикацию подготовил кандидат исторических наук С. М. Троицкий.
№ 1
1765 г. июня 4. — Записка о крестьянской торговле члена Комиссии о коммерции Г. Н. Теплова
«Секретно. Мнение о торге крестьянском статского действительного советника и Комиссии о коммерции члена Теплова.
Е.и.в. высочайше указать соизволила Комиссии о коммерции рассмотреть и е.и.в. представить о торге крестьянском.
По сие время разсуждается, что крестьянам торговать, не записавшися в посад, ни под каким видом не должно, то есть ни своим капиталом, ни чужим, ниже в сидельцах у купечества за получаемую от них плату в лавках сидеть для следующих резонов:
1. Сами купцы неоднократно просили как в правительствующем Сенате, так и утруждали высочайшую особу е.и.в., дабы крестьянской торг был пресечен, который [88] приводит купечество в великой упадок, затем, что купцы таковые казенные тягости несут, каковые на крестьян не налагаются.
2. Во всех благоучрежденных государствах купцы, ремесленники и крестьяне при своем звании и делах остаются, не вмешивался один в другого дела и промыслы.
3. Ежели крестьянам дать волю торговать, то земледельцев великое число убавится, а от того не токмо торг будет продуктами российскими оскудевать, но и ослабеет час от часу купечество.
4. Понеже крестьяне в городах лавки имеют и в разнос торг через перекупку отправляют, то жителям городским к их содержанию дороговизна из того делается.
Чего ради для приумножения земледельства и для приведения купечества в цветущее состояние все до сего времени публикованные в народ о запрещении торговать крестьянам указы в недействии находящиеся привести в строгое по содержанию им исполнение, а именно: дать сроку на несколько месяцев чрез публикацию для учинения расчетов как с купцами всем торгующим, так и в прикащиках находящимся и в лавках сидящим крестьянам с своими хозяевами, а потом строжайше запретить под жестким наказанием и ссылкою в Сибирь или на поселение, чтоб крестьяне отнюдь не торговали ни под каким видом ни своим, ни чужим капиталом, ниже в прикащиках и сидельцах у купцов были за заплату, а, оставя свои торги и промыслы, или бы ремеслом промышляли или к земледелию возвратилися.
Ежели же и засим чрез доносителей или сам собою кто из крестьян обличен будет в торге, у таковых все имение конфисковать, а половину оного доносителям отдавать в награждение.
Сколько припамятовать могу, то, кажется, сие есть разсуждение общее в Комиссии, к которому я, поелику оное согласно с указами, приступаю. Но понеже высочайшее повеление е.и.в. есть то, чтоб розыскание теперь делать, полезен ли крестьянской торг государству или вреден и отрешить ли его вовсе или утвердить, то я представляю мое мнение в следующем:
Между упомянутыми выше сего резонами, для которых вовсе запустить торг крестьянской Комиссиейю разсуждается, приемлется и то в доказательство пользы, что во всех благоучрежденных государствах крестьяне купеческим порядком не торгуют, а остаются только при одном своем земледелии.
На сие я ответствую: неоспоримо то, что многое, до коммерции принадлежащее, перенимать надобно в других от давных лет благоучрежденных государствах, ибо торговля есть особливая наука, которая в них отправляется особливым благовоспитанным родом людей. А по воспитанию их и обучению получают они искусство в торге и заслуживают между собою и от посторонних доброю верою как внутрь, так и вне своего государства кредит взаимный и к себе по состоянию их почтение. Сие самое перенимать должно в чужих государствах, так как полезное российскому купечеству. Но ничто не препятствует: купец ли то у чужестранных перенимает или крестьянин торгующий, ибо как тот, так и другой, перенявши, равно могут быть полезны государю и отечеству. Следовательно, помянутое мнение, чтоб по чужестранному примеру купцы с земледельцами не мешалися, ни определяет ничего к вопросу, который решить надобно независимо от оного, а именно: торговать ли во всем государстве крестьянам, которые капиталы имеют и добрым своим поведением и кредитом до того достигли, или торг оставить таким купцам, которых большая часть без науки, без воспитания, без доброй веры и кредита.
О сем разсуждать надлежит по пространству государства, по крайнему в нем мещанских людей недостатку и по невежеству самых наших купцов, которых насилу сотая доля в государстве есть, чтоб прямо имя купцов заслуживали, но и между теми многая часть собственным своим проворством из крестьянства, не свободны еще будучи торговать, но как бы из-под неволи и украдкою до того достигли, так как многие уже из крестьян именитыми купцами высочайшею милостию в том и утверждены.
По моему мнению, чтоб основательнее можно было положиться решить сей вопрос: торговать ли крестьянам, то надлежит во всем государстве зделать наперед новую купцам ревизию, ибо сие известно, что в последнюю 8 число их пятью тысячами в одной Москве меньше уже прежнего в государстве оказалося; то же самое и в других городах находится. Но знать еще к тому нужно: сколько именно купцов достойных и средних и сколько в работах подлейших, в бурлачестве, пьянстве и крайнем невежестве пребывающих найдется, почему и окажется корпус российского купечества, достойного сего имени, самой малой в государстве. И сие уже зло так далеко вкоренилося, что принимая политическое уважение в разсуждение, настоит теперь нужда и о том мыслить, преодолимое ли оно и, буде его преодолевать, то насильством ли вдруг или тихим и непреметным образом долговременно, потому что вред в целом народе от многих времен заматерелый не отвращается ни строгостию, ниже силою явными, но законами неприметно ведущими к тому. При таких худых обстоятельствах торг однако ж в государстве, хотя он еще и не в совершенном состоянии, чуть не втрое против прежнего от времян Петра Великого ныне возвысился. Сие доказывает, что крестьянский торг внутрь государства весьма иного тому поныне способствовал, как сильно он ни запрещаем был. Но ежели бы свободно отправлялся под безобидными помещику и безвредными земледельству кондициями, то без сумнения и паче бы оной умножился, а земледелие через то же бы самое поощрилося. [89]
Мне кажется, что сие мнение фальшивое, якобы, ежели крестьяне торговать будут свободно, земледелие от того будто оскудеет, потому что выбывающее из крестьянства число в купцы по пропорции всего государства земледельцов столь мало, что едва приметно быть может, да и то из таких провинций, где и земли к паханию нет или недостаточно, яко то: Ярославская, Костромская, Галицкая, Володимерская, Суздальская, Архангелогородская и прочие многие.
А во многих провинциях земледелие оскудевает от того, что покупающих мало, отчего чрез лишение конкурса цена продуктам на месте немногими купцами установляется ниская, а крестьяне, не имея из того пожитка, вящще пренебрегают земледелие, так как то находится наипаче в отдаленных и плодородных провинциях, где обыкновенно торговых и людей нет. Известно каждому, хозяйство свое отправляющему, что дело весьма трудное зделаться капиталистом из одного промысла экономического, ибо к сему надобны разум, искусство и честность. То возможно ль сыскать пропорциональное для государтва (sic!) количество с таковыми качествами людей в столь превеликой империи в одном только нашем купечестве, которое самую малую долю имеет благовоспитанных; прочие же хуже самого крестьянства, а яко непахатные и никакому помещику неподобострастные упражняются только в бурлачестве, пьянстве, вероломстве и никакого торгу не имеют, а промышляют в отдаленных городах всякими службами или копанием земли, а иногда попадаются на разбоях.
Я уже не упоминаю о таковых купцах, которые и с достатком по худому своему воспитанию целыми городами в нестроении между собою живут и друг друга разоряют, так как то и ныне всемилостивейшая наша государыня по человеколюбию своему милосердием, а не строгостию целый город Орел от последнего падения охранить соизволила.
Сожаления достойно, что некоторые из таковых невеж для вящщего повреждения кредита российским купцам выезжают в чужие государства торговать с европейским и азиатским купечеством, по неискусству своему отвозя туда товары российские без примечаний и без спекуляции, а к тому еще и худым своим поведением и остатки кредита нашему купечеству разрушают, о чем самой е.и.в. из реляций министерских известно, в доказательство того прилагаю при сем копию с реляции одной по высочайшему е. и. в. повелению сообщенной от Коллегии иностранной его сиятельству графу Миниху и мне 9.
В сих ли людях искать добрых купцов и в них ли одних искать цветущей коммерции для империи Российской, я то оставляю высокоучрежденной Комиссии на разсуждение.
И когда купечество наше, исключая из него искусных, знатных и честных купцов, в столь помраченном еще состоянии находится, то не полезнее ли будет отворить путь свободный, кроме дворянства, всякого рода людям, даже до крестьянина, свободный торг в государстве, дабы люди сами сыскивалися, природную склонность и остроту имеющие в коммерции?
Сие нимало не помешает мещанству по городам быть в своем порядке, в котором и всякое ремесло воспрепятствовано не будет, а каким образом, о том особливо показать надобно.
Между тем чрез практику самую окажется, что из крестьян будут делаться купцы, а из купцов пахари, когда и тому и другому закон и пределы постановятся; в купечестве же будут оставаться люди, имени того достойные, а крестьянство не убудет. Когда бы те времена пришли, что примечено уже будет число, превосходящее купечествующих надобности государственной, а земледелие видимо от того оскудевать начнет, то тогда и способы откроются, как оное исправить. Но сему скоро случиться невозможно потому, что в народе одни люди промыслом по проворству возрастают, а другие леностию и нерадением упадают. Итак, первые из крестьян выходить будут в купечество, а последним должно и свойственно возвращаться из купечества в крестьянство. Таким образом равновесие во многих годах примечено будет, а купечество час от часу просвещенными людьми наполнится, и такое уравнение или никогда не прервется или, по меньшей мере, не один век еще к тому надобен, чтоб столь великое государство наполнилося пропорциональным числом благовоспитанных и искусных купцов. Сие есть первый мой резон, для которого крестьянской торг государству полезным быть кажется.
Второе. Я почитаю крайне невозможным, чтоб в государстве Российском, на столь великом пространстве земель лежащем, возможно было крестьянской торг когда-либо искоренить. До времян царя Алексея Михайловича, как из самого Уложения видно, были гости, купцы и посацкие люди. Но из того же Уложения понять можно, что крестьяне из века торговали. Была жалоба тогда многая купеческая, по которой и Закон в Уложении в главе 19, пункт 5, 9, 15, 16, 17 поставлен, чтоб крестьянам не торговать, лавки и промыслы их по городам искоренить. Все сие было учинено, крестьянской торг однако ж не изкоренился. Последовали потом указы государя императора Петра Великого 208-го году ноября 24 (1700 год по современному летоисчислению); 1723-го апреля 13, когда е.и.в. по примеру других государств хотел купечество в своей империи разпорядить, но крестьянской [90] тopг и оттого быть не перестал. То же повторяемо было и при императрице Анне Иоанновне именным указом и камор-коллежским регламентом.
А напоследок при блаженные и вечнодостойные памяти государыне императрице Елисавете Петровне в 1760-м году ноября 20 столь строгой указ вышел о запрещении розничного торгу, из которого понимать надобно и торг крестьянской во всем государстве запрещенным, что сумневаться уже было не должно о прекращении оного, но и то не подействовало. Сим доказывается, что сами купцы, будучи недостаточны капиталами, не могли никогда пробыть без помочи крестьянского торгу, и всегда в торговом соединении во внутренных городах с богатыми крестьянами сообщалися, тан как то и ныне явным образом в Нижнем Новгороде магистрат не только не препятствует крестьянскому торгу, но, будучи составлен из бедных купцов, сам ищет и приглашает крестьян, чтоб торговали, получая от каждого по состоянию торгу ево довольную плату и тою одною себя содержит и платит подати.
Но когда некоторые магистраты просят, чтобы им дозволено было с крестьянами векселями обязываться так, как то из представления Вологоцкого магистрата видно, то сие есть также доказательством, что торг крестьянской им надобен.
А то же самое уповательно и в других городах найдется, что не тольку купцы крестьянам свое имя для пожитку своего отдают, но и сами магистраты. Жалобы же на крестьянской торг от таковых только купцов изстари были и ныне приносятся, которые, живучи в столичных ближайших к порту городах, о государственной пользе нимало не думают, но каждый о своем персональном прибытке и якобы о своей собственной у целого народа монополии. Доказывается тем, что самые те купцы, когда производили торг, бывши еще во крестьянех, под именем какого-либо купца, не почитали торг вредным купечеству, а достигши купеческого имени, противу собственного своего прежнего состояния, чрез которое они для себя благополучными, а для государства полезными сделалися, жалобы приносить начинали, почему видно, что каждый для себя собственно старается богатиться и усиливаться быть капиталистом, а не пользы государственной ищет. Но здравая политика учит, что государству весьма полезнее, когда капитал разделен во многие руки, ибо тогда весь оный в обращении коммерческом, как напротиву того денежной купец или от жадности или от неумения или, что чаще случается, видеть бы у себя для запасу много мешков в доме насилу некоторую часть капитала пущает в обращение, но и то не по спекуляции, к которой он отваги не имеет. Прочее же все или мертво лежит или на то употребляет, чтобы малокапитальному все пути пресечь торг свой разпространять. И сим образом по городам сильные купцы маломожных в порабощение приводят, что можно доказать живыми многими примерами.
Третие. По таковым нашего купечества обстоятельствам не натурально кажется и прямым правилом коммерции государственной противно, чтоб отнять у целого народа что-либо к его прибытку и отдать немногим и ненадежным людям. Все купцы прародителей своих по большей части имели крестьян. Ежели бы во всяком городе с самого начала устроения его крестьянам не дозволено было в купцы выходить, то бы и купечества на свете не было. Так приобретение целой Сибири крестьянскому торгу и промыслу России долженствует, да и ныне Камчатские экспедиции крестьянами заводятся. Кратко сказать, нашу коммерцию в разсуждении столь пространного Российского государства почитать надобно яко бы в детских еще летах, и число купцов в государстве сего имени достойных, весьма еще мало. Сие известно, что в чужих государствах при великом множестве купцов никакому земледельцу не воспрещено зделаться купцом, а купцу земледельцем. Но Российское государство до той еще пропорции не достигло, чтоб в меру потребную количеству земли довольно было купечествующих людей. Для чего же бы препятствовать из крестьянства домогаться сего имени и наполнять пропорцию числа потребную государству купечествующих людей, тем наипаче, что достигать оного не глупостию, пьянством и обманом, но разумом, честностию и доброю верою необходимо надобно. Из чего и следует, что торг в целом государстве на одних наших купцов положить еще рано, ибо крестьянин, далее крестьянства не помышляющий, век свой останется в крестьянстве, а вразумляющийся жалко, чтоб в крестьянстве и остался, за тем, что его место, когда он выбудет от земледелия, государственным учреждением заступить может недостойный купец, отчего в купечестве оставаться будут те только, которые склонность и разум к тому имеют.
Четвертое. К прежде изданным указам ничего уже прибавить невозможно в строгости о запрещении торгу крестьянского, как только назначить строжайшую во всем государстве экзекуцию. Сим образом хотя на первый случай торг крестьянской и укрощен будет, но со временем неминуемо паки возродится, а между тем приключиться может следующее:
1. Многое число капиталу из обращения торгового в государстве выбудет.
2. Крестьянин, имеющий капитал, а иногда и от отца своего получивший, отечеству своему зделается бесполезным, ибо он ремесла не знает, работником быть не похочет, а к сохе отнюдь уже неспособен, капиталу же своего никому не доверит. Словом, он придет или в отчаяние или обратится к новому проворству и выбудет [91] тайно с капиталом своим за границу, что ему весьма легко, так как денежному в учинить будет можно.
3. В подрядах казенных везде зделается остановка, потому что по большей части крестьяне в оных обязываются.
4. Многие помещики в целых провинциях имеют крестьян безземельных, которые однако ж от промыслов своих весьма больше помещикам доходу приносят, нежели крестьяне, изобилующие землями. И тот доход от помещиков чрез прожиток их паки к торгу обращается. Л в запрещении торгу крестьянского сей также капитал выбудет из коммерции, и крестьяне вовсе останутся, яко безземельные, без пропитания.
5. Купцы многие, которые отдают свое имя торгующим крестьянам, лишатся того прибытка от них, которым они казенную службу несли и себя питали. А многие лишатся верных и надежных прикащиков и сидельцев.
6. При запрещении торгу крестьянского, ежели оное воспоследует, какое бы ни назначено было для расчетов время (а не дать времени для расчетов невозможно), так как Комиссия ныне думает, неминуемо однако ж между купцами и крестьянами, торговавшими и между прикащиками и сидельцами их произойдут жалобы и процессы.
7. Доносители во всех городах, а паче в отдаленных, для жадности получат половину товара за донос в награждение, заведут клеветы и ябеды, а приказные люди тем воспользуются.
8. Паче же всего известное уже всему народу милосердое и человеколюбивое сердце нашей всемилостивейшей государыни не попустит того, чтоб столь многое число народов в утеснение было приведено, ибо ежели исполнять по законам, то по всем городам так, как было в прошлое время по корчемству, непременно ловить, грабить и наказывать торгующих крестьян будет должно. Но и сия жестокость едва ли будет полезна, а прекратит крестьянской торг разве на время.
9. Ежели же каждому крестьянину торгующему записываться дозволено будет в посад по силе законов и вовсе отставать от своего помещика, а купцы, хотя бы и крайне неспособные к купечеству были, пребудут вечно под именем купеческим, то от сего и подлинно земледелие некоторый урон со временем почувствует, а род купеческой из безполезных иногда людей возрастать будет безконечно.
10. Купцы одни не в состоянии у крестьян будут по деревням и малым городам выкупить лен, пеньку и прочие продукты, ибо теперь отправляют сие крестьяне купечествующие и сами тем с купцами торгуют, отчего коммерция знатной упадок, как скоро сей торг прекратится, почувствует, а в сборах таможенных урон воспоследует. И сим образом хлебопашество знатно умалится. Словом сказать, во всем государстве недостаток и изнеможение одним годом в коммерции и в содержании людском окажется, а в доходах казенных сильное умаление.
Здесь я не разумею разнощиков по городам и излишних лавошников, которые самыми мелкостями вразнос торгуют и меньше себе корысти получают, нежели бы пользы приносили государству через земледелие.
Таковым и, по моему мнению, во всех городах запретить надобно промысел, а оставить оный или бедным купцам, которые чрез нещастии свои к тому пришли, или их и прочих бедных обывателей женам, что предостережено быть может во всяком городе доброю полициею.
Но крестьянам, приходящим в город на земледелие же, от которых огородные вещи для жителей приготовляются, по моему мнению, воспретить сего не должно. Однако ж и таковых разбирать надобно, чтоб они не из хлебородных мест в города приходили, и чтоб излишнего числа противу состояния города их не умножалось.
Все сии мои примечания заставляют меня думать, что крестьянам ныне торг воспретить для государства будет не только вредно, но и невозможно. А в каких пределах казалося бы мне оный дозволить, ежели сие мое мнение принято будет, о том представить могу особливо.
По сим объявленным от меня сумнительствам я не осмеливаюся согласиться, чтоб торг крестьянской в России искоренять, пока высокопочтенное собрание сих моих сумнительств мне не решит.
Григорей Теплов
июня 4 дня 1765 года.
ЦГАДА, Госархив, X р., оп. 3, д. 68, лл. 277—292,
Подлинник. [92]
№ 2
1765 г. не позже середины июня. — Ответ Г.Н. Теплова на «Примечания» членов Комиссии о коммерции Н.Е. Муравьева и Т. Клингштедта на его «Мнение о торге крестьянском»
«1. Когда бы я говорил о всяком крестьянине, который пашет землю и о всяком купце без разбору, который только имя купца носит, то бы можно сказать, что в крестьянех большее число найдется худо воспитанных, нежели в купцах, но я разумею крестьянина по одному подушному окладу, а в протчем от отца, а иногда от деда до великого торгу разумом своим и проворством достигшего, и соравняю его с купцом, который от отца и деда живет работником и самым подлейшим человеком теперь. Спрашивается, кто из них полезнее государству и за что у первого отнять и последнему отдать торг так, как и последнего оставить без капиталу торговым, а у первого отнять торг и обратить его капитал ни во что? Не лутче ли купца негодного сослать на поселение, зделав оным новую ревизию? А сие мнение мое, хотя оно и великой важности, в примечаниях пропущено. Мне кажется, что мнение мое не в том разуме понято, в котором оно написано, а потому и примечание зделано на то, чего я не говорил, а о том, что я сказал, умолчано.
2. Сего доказать никак не можно, чтобы крестьянам помещики в торге делали протекцию. Один или два примера сего примечания не утвердят. Многие помещики и не знают, торгуют ли? Где? Насколько? И чем? его крестьяне, а довольствуются с них оброками, дав им пашпорты. Инако же помещик и крестьянин оба были бы голодны. Так из веку было, как и ныне в государстве, исключая немногих.
3. Примечание на сравнение торгующего крестьянина с торгующим купцом по нынешнему их торга состоянию в рассуждении тогдашней казенной службы, весьма справедливо, но я нигде не говорю, чтоб сему так оставаться, а надобно, что как скоро крестьянин в торг вступил, то обязан бы был ко всему тому, что на купца налагается. Я удивляюсь, что все те кондиции, под которыми я крестьянину торговать присужаю, в примечаниях отрепованы, и возражение делается или на то, чего я не говорю или говорю совсем в ином разуме. Для меня крестьянин торгующий то же в мнении моем разумеется, что и купец торгующий во всех его преимуществах с тою только отличностию, чтоб помещик его не лишался насильством, но добровольно, и чтоб земледелие не умалялося в государстве, о чем и думать надобно, как сие зделать. Когда я говорю, что законы нынешние вредны и рассуждаю о торге крестьянском вне оных, то и возражение, утверждаемое законами для моего мнения, не сильно и совсем не к делу.
4. Все знатные купцы, вышедшие из крестьянства, а особливо из дворцовых волостей, не помещичьего протекциею того достигли. А купцы худые, одно имя купца носящие, исстари в России были, и по своему собственному состоянию до того приходили, за что уже помещиков винить и крестьян торгующих?
5. 20-ти тысяч торгующих купцов, каждому капиталу приписывая по тысяче Рублев, конечно в России нет. А хотя бы и было, то на 20 миллионов по пространству России и по плодородию земель и изобилию продуктов, торг весьма мал. Англия весьма малая земля и собою и продуктами, торгует более, нежели на 150 миллионов. Но там число купцов беспредельно великое и всегда умножается из крестьян и всяких людей, а во Франции и новый ныне закон сделан, чтоб кто хочет торговал.
6. Внутренний торг наших купцов весь состоит на вероломствах и обманах, чрез что и получаются обманщиками великие проценты. И сие только одни получают богачи. Распространят внутренний торг, ежели выпуску мало в чужие земли, сие прибыли государству ни алтына не приносит, а сильные делаются с утеснением последним бедные. То ли то разуметь внутреннюю торговлю? Ежели же бы каждый свободу имел без посредства таких пиявиц сам к портам возить продукты из малой хотя прибыли, то бы цена, будучи невозвышаема внутри последними, якобы монополистами, пропитание доставливала, а государство богатилося.
7. Крестьянский торг не лихоимством судей умножился, но в торговле самой целого государства причину непреодолимости оного искать надобно, что я ясно в мнении моем показал, но о сем ничего не примечено. Все сие примечание не заслуживает оного опровержения, как только дело говорится в сем примечании не сбыточное. Буде сие почитать надобно за зло, то тоже говорить можно и о табаке, за который по Уложению носы велено резать, однако ж оное употребление не искоренилося. Возможно ли судьям за целым государством усмотреть, чтоб крестьяне не торговали, когда торг их душою почти и ныне коммерции состоит? Пусть дается строгость законам, везде окажется утеснение, казне грабежи и прочее. Я бы желал видеть средство, которое примечающие изобретут к прекращению крестьянского торгу. Разность [93] весьма велика между пильными барками, но и то едва у портов прекратится, спросить надобно, везде ли сие будет? Крестьянский торг не надобен капитальных городов купцам, а прочие внутри государства жить без оного сами не могут.
8. Насилие целому государству в деле заматерелом и почти невозможном с политикою здравою не сходно. Я о сем кажется ясно написал и сказал, что законы не приметно к предмету ведущие тут надобны. Иное искоренять злоупотребление, а иное искоренять в деле натуру. Что всеконечно всемилостивейшая наша государыня различать изволит и в одном случае законы дает так, как богом определенная монархиня, а в другом — так, как мать отечества, снисходя обстоятельствам народным.
9. Удивительно мне сие примечание, когда сами примечатели толкуют, что купечество все пропало от крестьянского торгу, то, по их мнению, надобно и то сказать, что 11 миллионов не у купцов в руках, но большею частию у крестьян. Каким же образом можно в такую контрадикцию впасть, что корпус купеческой все 11 миллионов (а больше сего Россия не торгует) у себя имеет и что сего числа купцов для торгу довольно? Ибо сие утверждая, надобно и то утвердить, что купцы не упали и что крестьянский торг их не разорил, когда все деньги и торг на 11 миллионов у купцов в руках? Но сие, по-видимому, для того только в примечаниях написано, что в мнении моем сказано о выбытии великого капитала из торгу, ежели крестьянам торговать будет запрещено. А по-моему, все равно для государства: купец или крестьянин торгует, только бы торг был велик, земледение не ослабевало, и помещик не был обижен. И сие то требует новых законов. Из сего самого доказывается, сколь мало у нас...»
ЦГАДА, ф. Комиссии о коммерции, д. 483, лл. 35—40.
Подлинник.
Комментарии
1. ЦГАДА, Госархив, X р., оп. 3, д. 68, лл. 305-310.2. ЦГАДА, ф. Комиссии о коммерции, д. 483, лл. 48-51.
3. ЦГАДА, Госархив, X р., оп. 3, д. 68, лл. 311-313.
4. ЦГАДА, Госархив, X р., оп. 3, д. 68, лл. 297-304. С мнением Муравьева и Клингштедта солидаризировался 14 июня 1765 г. Я. П. Шаховской (там же, лл. 272 об.).
5. Там же, л. 314.
6. ЦГАДА, Госархив, X р., оп. 3, д. 499, лл. 1-14; д. 68, л. 270 об.
7. См. Н.Л. Рубинштейн. Уложенная комиссия 1754-1766 гг. и ее проект нового уложения «О состоянии подданных вообще». «Исторические записки», т. 38. М., 1951, стр. 217-219, 237-251; П.К. Алефиренко. Крестьянское движение и крестьянский вопрос в России в 30-50-х годах XVIII в. М. ,1958, стр. 359-365; С. М. Троицкий. Финансовая политика русского абсолютизма в XVIII в. М., 1966, стр. 56-102.
8. Имеется в виду вторая ревизия податного населения России, проводившаяся в 1743-1747 гг.
9. К своей записке Г.Н. Теплов приложил реляцию русского посла в Константинополе А. М. Обрескова о торговле в Турции, которую мы не публикуем.
Текст воспроизведен по изданию: Документ о крестьянской торговле в XVIII веке // Советские архивы, № 1. 1969
© текст -
Троицкий С. М. 1969
© сетевая версия - Тhietmar. 2009
© OCR - Усманов С.
2009
© дизайн -
Войтехович А. 2001
© Советские
архивы. 1969