Прошение А. П. Сумарокова, поданное им Императрице Екатерине.

(Получено было в современной копии от покойного А. Ф. Малиновского).

Всемилостивейшая Государыня!

Припадая к стопам Вашего Императорского Величества, прошу отделить одну минуту на выслушание моего всенижайшего прошения, и терпеливо выслушать от меня о всех неизреченных гонениях, которых никакой человек без потеряния чести снести не может, оставя раззорение. Помилуйте, Государыня, и рассмотрите мое прошение, а сим рассмотрением изволите узнать, что есть у нас люди, о которых характирах сказали бы, что они вымышлены, и что их нет и в естестве. И какого имети с ними дело, то я неоднократно обмирая чувствовал и ныне чувствую. [122]

1. В прошедшем году умер отец мой; после него осталося имение, и надлежало оное делить нам его детям.

2. Есть у меня зять и сестра, а ево свояченица и друг: оба люди праздные, прибыткожадные, непросвещенные, и кроме Часовника сроду ничего не читавшие, и кроме сребролюбия, ни о Боге, ни о прямой добродетели неимущие понятия.

3. Сия моя сестра по сходству душ имеет с ним дружбу, которая не к чести нашего дома, но по истинной молве и на Ивановской площади известна, и до которой бы мне не было дела, ежели бы не она была причиною моего разорения, и повреждения моей чести.

4. Сей мой зять желая того, чтобы я не ездил никогда в Москву, а бывая в Москве не ездил бы к матери в дом, чтобы я матери не растолковал о их не благопристойной дружбе, шесть лет устремляется мать мою смучать и со мною и с братом. А сестра нам обеим злодейка и обоих день и ночь всякими … и непристойными … словами ругает, что ежеминутно все дома нашего люди слышать.

5. Брат мой быв с нею всегда в Москве, не токмо чево с нею в разделе поступил как я, а я разделился так, что почти мое великодушие до некоего безумия дошло: но нечестивого человека ничем неудобришь.

6. Карактир Чужехвата и зять мой и сестра берут на свой щет: но чужехват неизображает тех качеств ни мало, какие мой зять имеет. Ибо он людям своим и дров не дает, приказывая, чтоб они дрова сами на Москве реке добывали, следственно приказывает он им дрова красть. Но как то ни есть, только все то, что мной о душевредниках писано, берет он на себя понаслышке, ибо он за неумением граммоты сам кроме Часовника ничего не читает.

7. Каков зять мой, так из чего только можно заключить, что он берет по десяти рублей со ста, [123] и ныне еще по два рубли в ящик собирает на жалованье своим людям, которых он почти и не кормит, приказывая им пищу добывать самим, чего и Чужехват не делал.

8. Жалости и человеколюбия в нем нет никакова; обыкновенное наказание людям вечные кандалы, наименование людям — вы мои злодеи.

9. Брату моему, а своему шурину, дал он сто рублей взаймы, взяв и крепость и заклад в трое, и вычел нацеред проценты, имея больше ста тысячь денег: вот каков ево карактир.

10. У Ш. отнял он деревню только потому, что подъячий описался, и владел ею тридцать лет. О чем меня при покойной Государынь спрашивали, и о чем знает, какое это дело, несколько А. П. М.

11. Науки он и она называют календарем, стихотворство лихою болестью, Воспитательный Дом непристойным имянем; а особливо ради того, что оной Дом, стена об стену с ним. А он в таком мнении, что лучше ребятам вне брака рожденным быть в Москве реке, нежели там. Ибо де он думает от того соблазн. А ежели робенка в воду посадить, так и басни все в кузов.

12. Сестре моей дает он в год жалованья по пятидесяти рублей и по четкам, ибо он сам носит всегда чотки, по которым он молится, считает деньги, и бьет ими слуг, а у него только четыре наказания: четками, под бока кулаками, кошками и вечные кандалы. А жалованье малое сестре моей дается за великое, ибо и он и она пятдесят рублей почитают пятью тысячами, единым достоинством деньги поставляя; и следовательно меня недостойнейшим ставят и подверженным лихой болести, то есть Поэзии.

13. Таков карактир моего зятя, а сестры моей еще хуже: и сколько она хороших мало качеств [124] имеет, толико надменна гордостию: а особливо гордится она тем, чево она страшиться должна, а имянно: что дружится с таким человеком, которого ни душевных качеств, ни телесных описать нельзя. И ежели Ваше Императорское Величество ево где издалека видеть изволили, так изволите и знать, каков он видом, а вид ево в очах филосовских есть верное зеркало души.

14. Обиды мне от них Государыня следующие: деревни все назначила мать наследникам как хотела, а я взял то, что осталось, и тем доволен.

15. Денег недосталося мне ничего, ибо сделано так, что все деньги записаны на имя сестре, и матери, и в прочие места. А из оставших нескольких тысяч в добавку сестре на начоты по казенным делам, на поминки беспримерные, и на богатые ризы попам, но все то употреблено из денег надлежащих братьям, а не сестрам и матери.

16. Вещей и платья сестры имеют по доходам нашего дома довольно.

17. Людей и лошадей взяли они которых хотели.

18. Доходы и сей год получили они почти все, а я себе в деревни на семена хлеба покупать должен.

19. Земли некоторые утвердить на меня мать моя Богом письменно обещалась, что и по ныне чрез два месяца не помышляет, да тово и исполнить нельзя, ибо она ни меня, ни людей моих, ни поверенного от меня непускает. И дав Бога порукой письменно, продала было для укрепления такому человеку, которой бы мне оные перепродал: а ему продавать за неплатеж по векселям запрещено не взирая на то, что у него в полпуда желтый яхонт, которой он хочет продать Великому Моголу, и таскается с ним по всем дворам, и делает везде беспокойства ссоривая друзей своих с друзьями, и на старости своей живучи в праздности возмущает людей против людей.

20. Просили Графа Салтыкова о карауле против меня, будто я всех у них в дом хочу перерезать, и [125] сделать то явно, что и сверх естества Жуков сделал тайно. О чем Граф Салтыков и Вашему Императорскому Величеству докладывал, но то, чтобы я старался ее и всех людей у ней перерезать, по следующим моим оправданиям лож.

21. У них в дом человек семьдесят, а у меня семь человек, так все военные люди знают, что с меньшим числом людей, нежели гарнизон, и места атаковать нельзя.

22. Явным образом посреди Москвы разбойничать, и не против матери нельзя.

23. На виселицу я не хочу, а особливо что я ещо второго своего издания к чести моего отечества не выпустил.

24. Свидетелями поставляю я весь их дом, меньшую мою сестру, внуку материю, племянницу, дворецкаго, их людей и взятого ради свидетельства солдата.

25. Просить на меня и облыгать Монарха пристойноли? Ваше Императорское Величество сами знать изволите. Счастие мое, что Ваше Императорское Величество изволит знать мою честность, что о том усумниться неизволили; а инако, так бы и то мне было наказание, что моя Государыня одну минуту о мне подумала, что я злодей, и законопреступник достойный виселицы.

26. В доме надлежит мне часть больше, нежели матере и сестре, а они туда ни людей моих, ни крестьян приезжих, а наконец ни меня самого непускают. И я таскаюсь по квартирам, а они денег по своей собственной оценке не выдают, и хочет еще сестра, чтобы утаил пошлину, и заплатил бы в казну вместо трех сот пятидесяти рублей, только восемьдесят рублей, ежели де ты не хочешь быть бесчестным человеком: а мне кажется, что пошлину таишь и красть монарший доход неочень честно.

27. Докончать разделу с ними никак не можно, а без докончания быть нельзя; ибо между прочим подряжено на четыре года ставить казенное вино, так [126] за то и я с ними, как неисполнитель уставов, понесу штраф и раззорение без отзыва, в Камор-Коллегию.

28. Отца духовного моей матери я неоднократно трудил, чтоб он ей истолковал, что она оставляет Бога порукою в обещании своем; а он как человек невежа, вымаранный латынью, не только по моей просьб, но ниже по приказанию Синодального Члена Архиепископа Псковского, мужа разумного, в наше дело не входит, говоря, что ему только до души ее дело, будто Бога порукою оставлять дело светское, и до души матери моей не принадлежит.

29. Прибили на заборе двора их гнусную пасквиль, в которой написано так: здесь живет бессовестная мать, которая ... домашними, ближними и посторонними. Сию пасквиль по научению сестры моей, недостойной сего имени, мать моя и она приписывают мне, а по всему городу разносят сие мне бесчестие: сестра моя должна знать, что то пасквилант, и что он презреннейший в подсолнечной человек, мятежник, и неверный сын отечеству. И так или я мерской человек, или она такая цегоднейшая тварь, когда почтенному человеку такое присвояет имя, какое и Чужехвату едва впору, и могули я без наказания его читать моралию и проповеданием наполненный добродетели мои трагедии, или читать на пожалованном отличности знаки сии слова.

30. Шествую я по стопам Горация, Ювенала, Депрео и Молиера, имею ли я нужду в пасквилях. Сатира и комедия лучше бы мне праведное учинили отомщение к пользе публики, нежели пасквиль; может ли человек, снабденный оружием, ухватиться вовремя защищения за заржавленное шило, а знатный стихотворец вместо сатиры и комедии за пасквиль. Может быть и весь их дом пасквилами обвешают по носящейся о сестре моей молве, но я должен ли отвечать за ее непорядочную жизнь и за мерзких пасквилянтов. [127]

31. Сбиралися они на меня писать челобитную, чтоб, за непочтение моей матере, сделать со мною по указом и высечь меня кнутом. Но та челобитная не состоялась, ибо им растолковано, что во дни владения Вашего Императорского Величества честных людей не секут, и без суда людей не обвиняют. Вот каковы стремления моего зятя и ево наперстницы, и до какой степени злобы мать постом и молитвою стремящуюся в царство небесное, они довести могут.

32. Недовольно тово, что я назван мятежником и пасквилантом, но еще и конфирмацию разглашают, будто мне чрез Графа Салтыкова учинен жестокий выговор в сих выражениях: ты-де весь свет раздражаешь, а наконец де восстал и противу матери. Но мне никакова от Вашего Величества выговора неучинено, ибо я ни в каких преступлениях неизобличен, а невиновному и честному человеку выговор от Монарха был бы жесточайшим наказанием, и в честности упражняться умалил бы ево силы.

33. Жаловаться на меня был послан некто Волков, и конфирмацию взолгал он, а потому что он в чтецах при уложении; так Александр Ильичь Бибиков зная он мою честность, по справедливости ему и выговорил публично, как детине не имущему хорошего поступка.

34. От стороны Вашего Величества честь моя не страждет: я знаю, что вы изволите ведать; но праздностию изобилующие в Москве люди, большинством голосов всклепанные на меня плутни утверждают, хотя истина не большинством голосов, но важностию решиться должна: во всей подсолнечной по большинству голосов почитается, что солнце ходит, а по важности голосов не солнце, но земля ходит.

Из уст в уста перелетает ложь,
За истину пойдет, коль всякий бредить тож.

из моих притчей. [128]

Я разделился с ними так великодушно, как может быть редкой сделает, и сам против себя работаю являя учтивости превосходящие почти человечество, что они сами по Москве по справедливости славили, и в знак благодарности лишают меня всего спокойства и оставшего времени к сочинению, ради чести моего отечества, ибо никто не может оспорить таво, что Расин, Лабрюер и дела Фонтень преумножили чести Франции, и чести владению Людовика, и неменьше, нежели победоносное его оружие. Сие мое самохвальство все в Европе ученые утверждают, все Академии и Университеты. Судя и по самым худым переводам некоторых малочисленных сочинений, Германия, Франция, Париж, и сам Волтер единый с места стазием из современников моих достойный мне совместник.

36. Защитите, милосердая Государыня, честь мою, какими мерами Ваша премудрость и правосудие Вашему Императорскому Величеству предпишут.

37. Я, без окончания раздела, которому и конца по их доброволью непредвижу, должен я и по казенным и партикулярным обязательствам и разориться и обесчеститься и потерять кредит, и наконец небольшое мое имение должно будет конфисковано быть, а я претерпевая во всю жизнь мою бедность, на конец жизни моей пойду по миру, складывая стихи Алексею человеку Божию, и буду таскаться как голодная собака по рынку.

38. Прикажите Государыня Петру Спиридоновичу как нашему родственнику, или хотя кому чужому, мое требование не по крючкам, но по совести разобрать; ибо наше дело ни ни до Юстиц Коллегии, ни до Сената не принадлежит, а зависит единственно только от Высочайшей Вашего Императорского Величества аппеляции, и от праведного единственного Вашего Величества рассмотрения, повеления и утверждения.

Текст воспроизведен по изданию: Прошение А. П. Сумарокова, поданное им Императрице Екатерине // Москвитянин, № 3. 1842

© текст - Погодин М. П. 1842
© сетевая версия - Тhietmar. 2016
© OCR - Андреев-Попович И. 2016
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Москвитянин. 1842