СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

КРАТКИЕ СВЕДЕНИЯ ОБ АРХИВЕ САМАРСКОГО ПУСТЫННО-НИКОЛАЕВСКОГО МОНАСТЫРЯ

Находящийся в 28 верстах от Екатеринослава Самарский Пустынно-Николаевский монастырь является самым древним монастырем здешнего края. Как старинный запорожский войсковой монастырь, судьба которого в значительной степени связана была с покровительствовавшей ему всегда Запорожской Сечью, он в прошлом своем представляет много интересного. Неудивительно, что на нем останавливали свое внимание многие из исследователей прошлых судеб нашего края. Такие почтенные личности, как местные владыки — архиепископ Гавриил Розанов и епископ Феодосий Макаревский — писали научные исследования, касавшиеся истории этого монастыря ¹. Известный и неутомимый исследователь истории Запорожья, проф. Д. Ив. Эварницкий в своих сочинениях также посвящает ему немало страниц ². Это внимание любителей местной старины к Самарскому монастырю и его, говоря относительно, древность и связь с прошлым Запорожья давно уже возбуждали во мне желание побывать в нем и поближе ознакомиться с его архивными сокровищами, которые, по моему предположению, должны были быть значительны в количественном и ценны в качественном отношениях. Желанию моему суждено было исполниться при самых благоприятных условиях.

Благодаря разрешению и содействию Его Преосвященства, Преосвященнейшего Сѵмеона, епископа Екатеринославского и Таганрогского, за которые приношу Его Преосвященству свою глубочайшую признательность, я пересмотрел с возможною внимательностью все содержание архива и сделал выписки из наиболее интересных дел и документов.

Монастырский архив помещается в трапезной Георгиевской церкви, находящейся направо от главной Николаевской церкви. Здесь рядом с алтарем, примыкая к левой стороне последнего, находится небольшая комната с одним окном; [175] по трем стенам этой комнаты сделаны деревянные полки, на которых расставлены церковные книги — печатные и несколько рукописных (всех более 150 — XVII и XVIII вв.) и сложены связки монастырских дел. Число последних довольно значительно; но, к сожалению, большинство документов относится к XIX в. и представляет мало интереса, так как касается таких событий и явлений, которые могут иметь значение только для занимающегося изучением нравственного состояния монашества Самарского монастыря в истекшем столетии. Только небольшое количество дел относится к трем последним десятилетиям ХVIII столетия. На них-то и было устремлено главным образом мое внимание. Мне думалось, что здесь найду много документов, знакомящих нас в том или другом отношении с Запорожьем, колонизацией местного края и прошлым архиерейского дома нашей епархии ³. Ряд документов из времен существования Коша Запорожского, документов, приводимых архиепископом Гавриилом и епископом Феодосием, давал надежду видеть здесь оригиналы их: поэтому я с увлечением занимался рассмотрением найденных здесь на полках связок старых бумаг. Но мои ожидания совершенно не оправдались. Меня неприятно поразил самый внешний вид дел. Последние далеко не все подшиты; масса их разбита, поделена на части, от многих остались только отрывки. Хотя они и сложены в кучки, перевязанные веревками и снабженные ярлыками с надписью: дела такого-то года, но на самом деле никакого порядка в них не было. Прежде всего отсутствовало точное распределение дела по годам: в одной и той же связке находились дела разных годов — от семидесятых XVIII стол. и до последних лет XIX в. Пришлось сначала разложить их по кучкам в строго-хронологическом порядке и только затем уже приступить к ознакомлению с содержанием дел. Отсутствие описи увеличивало трудность работы. Впрочем, среди массы дел удалось найти старую опись «письменным делам» Самарского монастыря, опись неведомо кем и когда составленную ⁴, но она обнимает период с 1773 года по 1801 год. Замечательно, что в этой описи не упоминается ни об одном из тех документов, которые приводятся архиепископом Гавриилом Розановым и Феодосием Макаревским в их исследованиях о Самарском монастыре. У каждого из этих иерархов можно найти десятка по два приводимых ими целиком таких документов, которых не только в настоящее время нет в монастырском архиве, но о которых не сохранилось даже упоминания в названной нами описи. Если подлинников этих документов нет в домовом архиерейском правлении (в Екатеринославе), то они погибли безвозвратно. Из этой описи видно, какие дела пропали уже по составлении ее; их пропало не мало. Между прочим, по свидетельству этой описи, в архиве должно находиться дело от 1753 г. (самое раннее дело) «о резании иконостаса Семеном Снесарем» и другое — от 1766 года «о невенчании и некрещении в сем монастыре Самарчицких обывателей», вероятно, возникшее по поводу дозволения со стороны Коша (22 января 1766 года) венчаться в Самарском монастыре [176] тем, кого «священники Новоселицкие за умеренную заплату... бракосочетать не похотят и будут излишней требовать» ⁵. В настоящее время их нет. В действительности самыми ранними являются дела 1773 года; из двух упоминаемых в описи дел 1773 г. сохранилось одно — это присланный из Межигорского монастыря, ведению которого подлежал Самарский монастырь, ордер о совершении молебна, по случаю бракосочетания Великого Князя Павла Петровича с Наталией Алексеевной.

Чтобы яснее представить содержание наиболее древних документов монастырского архива, рассмотрим дела в строго хронологическом порядке, сделав предварительное замечание, что наиболее неприкосновенными остались дела с высочайшими манифестами и консисторскими указами. Очевидно, любители старины менее всего интересовались делами такого рода. От 1774 года осталось три дела (вместо пяти, значащихся по описи): одно об обмене Сокольским жителем Михаилом Литвиненком своей земли на монастырскую и два ордера Межигорского монастыря: один с манифестом о заключении мира с Турцией, другой — с табелью о высокоторжественных днях. Не сохранились два наиболее интересных дела: одно — ордер из Коша, сообщающий о высочайше жалованной грамоте Запорожскому войску за его заслуги во время первой русско-турецкой войны (1768-1774 гг.), другое дело о присылке из Межигорского монастыря двух писем кошевому «Петру Калнишу». От 1775 года должно быть четыре дела, в том числе одно с ордером из Коша; последнее отсутствует: есть несколько манифестов и дело с документами подпоручика Иеремии Малого (из запорожцев), в числе коих находится: а) «сальвогвардия», выданная 30 июля 1775 года генералом Текелием войсковому эсаулу Иеремии Малому, б) указ Азовского губернатора, генерал-маиора Василия Черткова от 20 октября 1776 года о нечинении «обид и оскорблений» тому же самому Иеремии Малому; в) выданный Малому 24 ноября 1778 года армейским полковником Филиппом Федоровым аттестат о службе его во время русско-турецкой войны, и г) указ о пожаловании (5 августа 1779 г.) «бывшей Сечи Запорожской полкового эсаула Еремия Малова» чином «от армии подпорутчика». Приводим в возможной полноте каждый из этих документов.

а) Сальвогвардия. «По указу ее императорского величества», императрицы Екатерины II, «дана сия салвогвардия полковому асауле Иеремеи Малому, имеющему зимовник за Самарью, при речке Татарке, а двор в местечке Самаре состоящие, силою которой войск ее императорского величества проходящих или пребывающих всем чинам запрещается чинить в тех его зимовнике и дворе каких-либо и малейших обид и озлоблениев, но еще отого защищать и поступать с ным и людми его снисходительно и благосклонно под неупустительным в силу законов за пренебрежение сего штрафом. Лагир при бывшей Запорожской Сечи 1775 года июля 30, № 1252-й». Подписал генерал-подпорутчик Петр Текелий.

б) Указ В. Черткова. «По указу ее императорского величества... Самарского уезда полковой старшина Еремей Малый поданным ко мне доношением» с приложением аттестата о службе и «салвогвардии» господина генерал-порутчика [177] Петра Аврамовича Текелия, «просит, по старости ево лет и по слабости здоровья, уволить от воинской и гражданской службы». Из аттестата его видно, что Малый нес государственную службу с 1741 года, участвовал в последнюю турецкую войну «в походе и поступал, как долг службы требует»; в виду его старости, уволен от военной и гражданской службы, а для того, чтобы ему не чинили никаких «обид и оскорблений под неупустительным взысканием, а о показании всякого возможного вспомоществования и уважения сей открытой указ за подписанием и с приложением Азовской губернской канцелярии печати дан при крепости Белевской октября 20 д. 1776 году, № 1917». Подписал: Азовской губернатор, Луганского пикинерского полку шеф, генерал-маиор Василий Чертков.

в) Аттестат. «Предъявитель оного Иеремей, Максимов сын, Малий, прибывший сюда в 741-м году, со оного до-днесь служил, и между тем, Ее императорского величества высочайшему престолу службу от войска куреня Полтавского отправляя, был командирован под Очаковом в Кинбур, Крим и прочии тамошнеи места, где будучи во всех случившихся партиях в сражении против неприятеля, стоял незакрытой, за которие понесенные ним, Иеремеем Малим, служби награжден в чин полковым старшиною, что сим аттестатом утверждая, всепокорнейше прошу властей и правительств — высоких и низких — о неоставлении его, Иеремея, за те продолжения ее императорского величества милости пожалованием; во уверение-ж понесенных им Иеремеем служб» и выдан этот аттестат 24 ноября 1778 года.

г) Указ о пожаловании Малого чином подпорутчика (от 5 августа 1779 г.). «...Бывшей Сечи Запорожской полкового есаула Еремея Малова, для его оказанной в службе нашей (императрицы Екатерины II, от имени которой писан указ, выданный военною коллегиею) ревности и прилежности, в наши от армии подпорутчики... пожаловали и учредили», о чем и свидетельствует указ, данный, по повелению Императрицы, государственной военною коллегиею.

Этот Иеремия Малый поселился «в Самарском Пустынно-Николаевском монастыре по обещанию окончить жизнь» свою, здесь и жил до самой смерти, последовавшей 26 апреля 1804 года. В архиве сохранился подробный реестр оставшегося после Иеремии Малого имущества, состоявшего в деньгах, домашних вещах и оружии.

От 1776 г. осталось лишь шесть совершенно неважных дел, а должно быть — десять; от 1777 года — должно быть одно дело (манифест), оно и есть на лицо; от 1778 года, вместо восьми, можно видеть только шесть; кроме того сохранилось еще три отдельных документа: один — черновик рапорта в Межигорский монастырь начальника Самарского монастыря, иеромонаха Леонида, два другие — копии предписаний духовного собора Межигорского монастыря тому же самому иеромонаху Леониду и казначею нашего монастыря, иеромонаху Феофану. Оба эти предписания довольно характерны по своему содержанию. В первом из них (от 27 февраля 1778 г.) содержится приказание духовного собора Межигорского монастыря начальствующим в Самарском монастыре купить в Новоселице 1 000 пудов соли для Межигорья; начинается оно [178] так: «чрез прошедшие многие года монастырь Киево-Межигорский получал соль и рибу от начальников, в бившей Сечи, что ныне Покровск, находившихся, которую они начальники било покупают из тамошних доходов в разных местах, а в прошедших двох 1776 и 1777 годах в Станиславе» ⁶. Но доставка соли и рыбы из Станислава, по дальности расстояния, «стоит немалою ценою», поэтому духовный собор рассудил за лучшее купить соли «сколько надобно» в Новоселице, куда «промишлинники солянии много вывозят той соли из Криму», и поручил иеромонахам Леониду и Феофану купить соли «четверень восемь или пудов тысячу» с обязательством, если возможно, доставить ее в Межигорье на счет продавца. За одно с сим поручением делается замечание начальствующим Самарского монастыря за то, что они присылают в Межигорский монастырь «вовну» не мытою, «со всею нечистотою». «А при том, как ежегодно присылается из Самарского монастыря вовна немитая, как снята из овец рунами со всею нечистотою, какова и прошедшего 777 года от вас прислана, и что било уже время холодное, то и здесь осталась и остается так же сложенною в кучу, от чего она, согревшись, преет и теряет свою крепость, так что и делаемое с ней сукно совсем к ношению свиты непрочное, для чего и в сем учинить вам следующее: как скоро снята будет с овец старых и молодых вовна, оную не держа много, ниже отправляя сюда нечистою, старатся всю помить и высушить тамо, хотя наняв за деньги работников и работниц, и сколько будет вами сюда отправлено оной, то оную свесив, сколко будет пудов написать, ибо в рунах бывает несходство и сумнительство, потому иное болшое, а другое малое, а много и совсем порваны на разные мелкие части, коих собрать и присовокупить в число всячески неможно. Посему исполнить вам непременно». Подписали упоминаемое предписание: наместник — иеромонах Аркадий и иеромонахи — Иессей, Петр и казначей Кодрат.

Еще более характерно второе предписание духовного собора Межигорского монастыря иеромонахам Леониду и Феофану. 13 марта 1778 г. духовный собор писал последним, что еще 21 октября 1777 года он отправил в Самарский монастырь «на возах смолы 8 бочек и диогтю реткого бочонк 3 с предписанием о том, чтобы имеемий бить над сверх потребности оному монастырю (деготь) продать», а вырученные от этой продажи деньги — выслать в Межигорский монастырь; но до сих пор духовному собору неизвестно, продан ли деготь и даже цел ли он, «а потому монастырю потребно ведать для того о вышеписанном, ежели продано, сколко бочок, за коликую цену всякая бочка, прислать зараз репорт и денги, ежели не продано, то в целости ли оный и где находится, тако-ж и ныне по чему бочка диогтю реткого и смоли в Новоселице ⁷ в продаже состоит, и ежели тамо оний сходно продать, то и еще монастырь предприять может средств к доставлению оного к вам (в) натлежащее время». [179]

От следующего, затем, 1779 сохранилось лишь одно дело (манифест), а должно быть пять. От 1780 г. вместо значащихся по описи шести дел, видим только три; между ними находится дело о построении в Самарском монастыре, взамен прежней деревянной церкви, новой каменной — коштом замечательного в истории колонизации нашего края «дикого попа» лейб-компании священника Кирилла Тарловского — церкви во имя святителя Христова Николая Чудотворца с боковым приделом во имя святых мучеников Кирика и Иулитты. Это та самая церковь, которая существует и доныне и теперь носит название главной или соборной Церкви монастыря. Дело о построении этой церкви обнимает 38 листов; оно имеет важное значение для истории самого монастыря. Так как история построения названной церкви, на основании упоминаемого дела, изложена довольно обстоятельно у преосвященного Феодосия (Макаревского) ⁸, то не привожу из него никаких выдержек. Кроме того, от 1780 г. сохранились еще сведения о монастырских мельницах. 3 марта 1780 года Азовская губернская канцелярия потребовала от монастыря сведений о количестве и времени сооружения его мельниц. Из оставшихся черновиков монастырского доношения этой канцелярии видно, что в данное время монастырь владел тремя мельницами. Одна находилась на р. Самаре в урочище Хащовом; выстроена она «по дозволению Коша» 10 апреля 1752 г.; канцелярией Азовской губернии под эту мельницу было отведено 120 десятин земли. Другая мельница на Самарчике близ Новоселицы, куплена 15 сентября 1752 года у казака Каневского куреня Григория Чумаченка, при чем одна половина ее стоимости уплачена продавцу монастырем, а другая — войсковым писарем Димитрием Романовским. Третья — при устье р. Самарчика издавна находится, «по дозволению бывшего запорожского Коша, во владении монастыря».

От 1781 г. осталось шесть дел; по описи их должно быть столько же. От 1782 г. осталось столько, сколько и должно быть — всего пять. Самое интересное из них — это большое дело о смерти монахов за время от 1777 по 1783 г. по назначении на их место других; в нем заключается переписка между Самарским и Межигорским монастырями по поводу смерти того или другого монаха и реестры оставленных покойниками вещей; после одного из них — иеромонаха Антония Траумблера — осталось 10 русских книг, 15 латинских и 8 немецких (прочие монахи мало оставляли книг).

От 1783 г. осталось только 4 дела; должно быть 7. Есть дело о посвящении во иерея иеродиакона Серапиона; посвящение совершал 28 ноября 1783 года митрополит Готфейский и Кефайский Игнатий, по просьбе Межигорского архимандрита Гавриила. При деле хранятся копия ставленной грамоты и письмо митрополита Игнатия к начальнику Самарского монастыря; свое имя митрополит писал по-гречески. Интересно в бытовом отношении и дело о требовании находящихся под залогом монастыря овец прапорщика Белого.

За 1784 г. в описи не упомянуто ни об одном деле; но за то сохранилась от этого года опись монастырского имущества и церковных принадлежностей; опись эта очень интересна (составлена 2 июля 1784 г.). [180]

От 1785 г. должно быть три дела; от 1786 г. сохранилось 4 дела, вместо упоминаемых в описи семи. Интересны сведения о населении Орловщины (получила название от Орлового Кута), Песчаной, Хащевой мельницы и Лозовой (владения Самарского монастыря) за 1782-85 гг. Не все дела сохранились и от 1787 г.; их должно быть 14; между ними заслуживает внимания дело о доставлении монастырем, по требованию правителя наместничества Ив. М. Синельникова в Херсон, «в Черноморское правление», к 1 ноября 1788 г. тысячи пудов сухарей: муку для них надо было брать из Старосамарского или Кодацкого (казенных) магазинов.

В этом деле сохранилось несколько писем присутствующего (члена — по нынешнему) Екатеринославской консистории, игумена Созонта к начальнику Самарского монастыря, иеромонаху Феофану, в которых Созонт передавал распоряжения архиепископа Амвросия (Серебряникова) относительно поставки этих сухарей. Сухари, в количестве 83 четвертей, были доставлены к 20 декабря 1788 г. в Новокодацкий провиантский магазин и сданы туда под росписку. Магазин выдал квитанцию. Вероятно, за одно с приготовлением сухарей (в виду предстоящей русско-турецкой войны) монастырь должен был дать в казну и известное количество зерна. Думать так дает основание письмо упомянутого Созонта к иеромонаху Феофану, которое приводим целиком.

«Пречестнейший иеромонах, отец Феофан, любезнейший благоприятель мой! Преосвященнейший Амвросий, архиепископ Екатеринославский, милостивой архипастырь наш, изволил приказать мне написать к вам, чтоб вы уведомили о двух стах четвертях хлеба, назначенном к поставке в казну в бытность вашу в Кременчуге, поставлен ли уже оной, или еще непоставлен; а между тем, чтобы и сами вы в скорости приехали сюда к его преосвященству, о чем объявив, с истинным вас почитанием остаюсь вашей пречестности всегдашний желатель и слуга игумен Созонт. 1788 года, марта 2 дня, М(онастырь) Полтавский» ⁹.

От 1788 г. имеется на лицо 16 дел, совсем не упоминаемых в описи. Интересно дело о построении в монастыре новой колокольни, которую удалось соорудить лишь в 1797-98 гг. Не имея денежных средств для сооружения этой колокольни, монастырь решил прибегнуть к традиционному сбору пожертвований среди христолюбивцев. 30 марта 1788 г. начальник монастыря, уже не раз упоминаемый Феофан, испросил у архиепископа Амвросия разрешение послать сборщика, «милостыни» для сооружения колокольни. Архиепископ дал свое разрешение, и 1 апреля 1788 г. Екатеринославская консистория монастырскому сборщику выдала на два года «билет на испрашивание подаяния». Годы шли за годами, новая колокольня не строилась, а старая грозила падением. Митрополит Гавриил Банулеско Бодони в 1797 г. обратил внимание на столь печальное положение монастырской колокольни и приказал заменить ее новой. В рассматриваемом деле наиболее интересными документами являются рапорт иеромонаха Феофана, указ консистории и указ митрополита Гавриила эконому монастыря, иеромонаху Антонию. Приводим указ целиком. [181]

«Честной эконом, отец Антоний! Повелеваем вам состоящую в загороднем нашем доме Самарском Пустыннониколаевском монастыре старую колокольню, яко гнилую, уже к падению наклоняющуюся, снять, а на место оной состроить новую прочную, фасоном, сколько можно, для сего монастыря приличным, на воротах монастырских, что на западной стороне. На построение же оной колокольни употребить церковные оного монастыря деньги, которых сколько на покупку потребных материалов и на уплату майстру употреблено будет репортовать нам и предложить именной реестр.

Гавриил, митрополит Екатеринославский 1797 года, июня 15 дня, Самарский монастырь».

Из девяти дел 1789 года сохранилось восемь, а от 1790 г. — из шестнадцати осталось только одиннадцать; в числе документов от 1790 г. есть дело о бывшем Запорожце Алексее Довбне, жившем в монастырском хуторе Лозоватом; ему разрешено было отправиться на Кубань.

Не будем дальше перечислять архивных дел Самарского монастыря в хронологическом порядке. Сделаем только несколько общих замечаний относительно находящегося здесь архивного материала последующих лет. Чем ближе к концу XVIII ст., тем больше от каждого года сохранилось дел. Но все они имеют значение исключительно только для истории самого монастыря, хотя есть и такие, что могут быть полезны и для истории всей епархии. Манифесты, синодальные указы, распоряжения местной консистории или домового архиерейского правления разнообразятся делами об «эпитимийцах», т. е. лицах духовного сана, ссылаемых сюда, в виде наказания, за те или иные проступки против правил нравственности и церковного благочиния ¹⁰. От 90-х годов позапрошлого столетия такого рода дел осталось очень много; к началу XIX в. число их увеличивается; они знакомят с бытом и нравственным состоянием Новороссийского духовенства того времени и в этом отношении служат материалом для истории местной и двух соседних с ней (Херсонской и Таврической) епархий. Они являются прекрасным подспорьем при составлении историй отдельных приходов, так как содержащимися в них сведениями выясняется нравственный облик некоторых представителей не только причта церковного, но и пасомых. Пишущий эти сроки воочию убедился, насколько полезен в этом отношении монастырский архив: ему удалось найти очень интересные сведения относительно некоторых известных ему приходов Херсонской губернии. Интересны сохранившиеся здесь отрывки документов из архивов ныне не существующих монастырей нашей епархии: Нефорощанского, Гольмянского, Роговского и Пасасельского. Эти монастыри, были закрыты по распоряжению светской власти (некоторые и духовной), монахи же со всем монастырским имуществом переведены в Самарский монастырь. Об упраздненных монастырях в печати не сохранилось, можно сказать, никаких сведений (Гавриил и Феодосий перечисляют в своих трудах одни лишь названия их), почему сохранившиеся обрывки документов получают важное значение: они хоть немного знакомят нас [182] с положением и судьбой этих монастырей. Приходится жалеть о том, что этих документов дошло до нас очень немного. Среди всех документов значительный интерес представляют сохранившиеся «описи» церковного имущества и хозяйственных принадлежностей монастыря: они знакомят нас с состоянием монастыря в разные годы; из них наиболее древни описи 1784, 1787, 1794 и 1795 годов. Описи XIX в. (1801 г., 1806 г., 1812 г. и мн. др.) также имеют большой интерес и важное значение в деле изучения прошлого нашего монастыря. Насколько важны для ознакомления с прошлым монастыря упоминаемые нами «описи», можно судить по следующим выдержкам из них. Опись 1787 г. «Монастырь в острове при реке Самаре, окружен другою речкою Самарчиком, в лесу и оградою деревянною огражден; в нем церковь каменная новая (Свято-Николаевская)... другая церковь деревянная при общей трапезе, храм Преображения Господня... крыта дранью». «Колокольня деревянная, ветхая, крытая шалюванкою» с пятью колоколами; весу в самом большом из них 52 пуда 30 фунтов.

Выдержка из описи 1812 года. В Самарском архиерейском загородном доме церковь «каменная об одной главе во именование святителя Христова Николая с пределом (!) с правой стороны святых мученик Кирика и Улиты. В оной церкви к первому престолу иконостас ветхий деревянный столярской гладкой работы, по местам посеребрен, а иконы писаны старинною живописью разными красками, золотом и серебром. Святые врата резаны цветами ¹¹ и вызолочены. В олтаре горнее место новое деревянное столярной резанной работы, по жемчужному полю позолочен, а иконы писаны живописью разными красками. Ко второму престолу иконостас не так еще старый, небольшой, писан на фланском полотне живописью разными красками, золотом и серебром».

Значение упоминаемых нами описей еще более увеличится, если мы вспомним, что в них, кроме перечня церковных предметов с подробным их описанием, встречаются указания на время приобретения того или другого предмета, на лицо, пожертвовавшее его и приводятся имеющиеся на предметах (евангелиях, сосудах, крестах и т. д.) надписи. Последние всегда очень интересны. Для образца приведем несколько надписей. На одном из евангелий после указаний на то, что оно Московской печати 1735 г. написано: «сие евангелие, купленное за покойного Никифора, прозываемого Рябошапкою, знатного товарища куреня Поповичовского за отпущение грехов до монастыря святоуспенского Нехворощанского, Заорелского, тщанием высоце в Бгу преподобнейшего отца а(р)химандрита Гавриила Яновского, того-ж монастыря выш означенного началника, ценою рублей 15 исполтыною без сребра, 1740 года, мца мая 6 дня». На одной из чаш написано: «сия чаша сделана коштом от казака войска Запорожского куреня Поповычевского Алексея Белицкого, бывшего кошового, в Самарский монастырь в церковь святытеля Христова Николая, ко Киево-Межигорскому приписный, 1771 года, декабря 20 д.».

Для полноты обозрения архивных документов Самарского монастыря, [183] относящихся к позапрошлому столетию, считаю нужным сказать, что помимо тех дел, о которых упоминалось выше, здесь можно найти еще несколько отношений Новомосковского нижнего земского суда, два или три «предложения» из Азовской губернской канцелярии и несколько бумаг касательно межевания монастырской земли при Черткове (1777-1780 гг.), отписку иеромонаха Феофана, стоявшего во главе нашего монастыря, Межигорскому монастырю и др. Случайно как-то попала сюда и опись не раз упоминаемого нами Киево-Межигорского монастыря, упраздненного в 1786 году; опись эта составлена в 1769 г. и, конечно, имеет немалый интерес для исследователя прошлых судеб нашего края.

Таким образом, исторических материалов от XVIII в. в Самарском монастыре очень мало. Приходится с грустью констатировать этот факт! От монастыря, существовавшего уже в XVII ст. и стоявшего очень близко к Запорожскому войску, можно было ожидать гораздо большого. Где же девались документы более ранние, чем рассмотренные нами? Самарский монастырь неоднократно подвергался опустошениям со стороны татар (наприм., после перехода Запорожья под протекцию турецкого султана в 1709 г., затем — в 1736-37 годах); они разоряли и жгли его, при чем, разумеется, пропадали и документы. Затем, в 1771-72 годах на всем юге свирепствовала страшная моровая язва-чума, опустошившая и Самарский монастырь: во избежание заразы были сожжены целые келии со всем находящимся в них. При этом легко могли погибнуть и документы. Наконец, исчезновению документов (особенно наиболее ценных и интересных) немало способствовали, по выражению епископа Феодосия, «любознательные изыскатели древностей», которые в значительном количестве посещали монастырь, рассматривали архив и «уезжали отсюда с большими запасами и приобретениями» ¹². Печальный вид, в котором находятся оставшиеся дела архива, ясно говорит об усердии господ исследователей старины. В результате — скудность архивного материала за XVIII век.

Что касается документов, относящихся к XIX в., то число их в монастырском архиве очень велико. Они находятся тоже в не совсем удовлетворенном состоянии — то же разбиты и расположены в беспорядке. О них скажем только несколько слов. Среди них находим книги для записи братских доходов, приходо-расходные книги, дающие возможность ознакомиться с ценами на разные предметы на протяжение всего XIX в., список монахов и штатных служителей за разные годы, описи монастырских церковных и хозяйственных принадлежностей (особенно интересны описи 1801 г., 1806 г. — опись сосудов и облачений, сделанная по распоряжению архиепископа Платона Любарского, на 54 листах, — 1812 г. и др.), указы Синодальные, консисторские и домового архиерейского правления, дела по сношению с другими монастырями, особенно с Черноморской Лебяжьей Николаевской пустынью и много др. Тут можно видеть книгу для записи жертвуемых монастырю «привесок и прочих вкладов», выданную консисторией в 1811 г (доведена до 1818 г.), переписку о беглых монахах в начале XIX ст., сведения [184] о Пасасельском (Тираспол. уез., Херсон. губ.) монастыре, дела о присылаемых на эпитимию лицах духовного звания. Такого рода дел очень много за первую четверть прошлого столетия. Очень часто ссылали сюда за пьянство; в последнем случае на монастырское начальство возлагалась обязанность раскрывать пред провинившимся «гнустность пьянства». Встречаются дела об укрывательстве беглых крестьян; дела эти имеют интерес в бытовом отношении. Интересен список книг (1812 г.) с обозначением тех книг, какие были перенесены в Самарский монастырь из упраздненных Нефорощанского и Пасасельского монастырей.

Наибольший интерес, по нашему мнению, имеют рапорты начальников Самарского монастыря, представляемые ими епархиальным архиереям, донесения экономов о ходе хозяйственных дел, о доходах с полей, садов, мельниц, стад и т. п. На этих донесениях встречаются характерные и очень интересные замечания владык: Платона (Любарского), Иова, Онисифора и Гавриила, особенно первого и последнего. Замечания эти могут служить материалом для биографий и характеристик наших архиереев. Такое же значение, в смысле интереса, могут иметь и многочисленные предписания домового архиерейского правления экономам монастыря, в коих содержатся хозяйственные распоряжения (иногда даваемые архиепископом, как например, Платоном и Гавриилом), или требования доставить в Екатеринослав муки, дров, овса, дойных коров или молочных продуктов, ягнят, плодов и т. под. Эти документы могут служить материалом для истории нашего архиерейского дома, а все вообще документы XIX в. — источником для истории самого монастыря в истекшем столетии (ибо и Гавриил, и Феодосий очень мало касаются ее); потребность и в той, и в другой уже, кажется, достаточно назрела.

Комментарии

1. Разумеются здесь редкое сочинение архиепископа Гавриила (Розанова): «Историческая записка о Пустынно-Николаевском Самарском монастыре. Одесса, 1838 г.» и исследование епископа Феодосия: «Самарский, Екатеринославской епархии, Пустынно-Николаевский монастырь. Екатеринослав, 1873 г.».

2. См., например, его «Запорожье в остатках старины и преданиях народа, СПБ. 1888 г.» т. I, стр. 80-96, и «История Запорожских казаков, т. I, изд. 2-е, Москва, 1900 г.», стр. 410-430.

3. С 1791 года монастырь сделан был загородным домом Екатеринославских архиереев.

4. Написано на пожелтевшей белой бумаге красивым, четким почерком; чернила выцвели.

5. «Историч. записка о Пустынно-Николаевском Самарском монастыре», стр. 31-36,

6. Станислав — ныне местечко Херсонского уезда (Херсонск. губ.) при слиянии Днепра и Буга.

7. Слобода Новоселица — прежнее название нынешнего Новомосковска; в архивных делах встречается и другое его старинное название — местечко Самарчик. В ХVIII в. Новоселица (или Самарчик) имела важное торговое значение.

8. См. его «Самарский, Екатерин. епар., Пустын.-Николаев. Монастырь», стр. 56-60.

9. Разумеется Полтавский Крестовоздвиженский монастырь, где жили наши епархиальные архиереи до 1797 г., до переселения их в Новомиргород.

10. Многие эпитимийцы доставлялись «под караулом», т. е. при посредстве полиции.

11. В описи 1801 года — «кветом». По всей вероятности, врата, как и весь иконостас, «резаны» в 1753 году.

12. Феодосий, «Материалы для историко-статистического описания Екатеринославской епархии», вып. I, стр. 2.

Мы приносим свою благодарность
Halgar Fenrirrson за помощь в получении текста.