-

Из письма Лугигина приказчика Семена Долгорукова из Оренбурга присланного в Екатеринбург к приказчику Федоту Ахматову.

(доставлено Г. Рябовым).

Я думаю, что вы не сочтете за излишний труд прочесть бывший у нас театр сего злодея, о коем я хочу вам к сведении донести. Оной изверг [484] изчадия, Пугачев, обликом и ростом выхож на бывшаго атамана Илецкой станицы Лазаря Портнова, коего вы довольно знать изволили, и отменное токмо тое, что сей изверг имеет на себе от золотухи в известных местах пятна, и притом несколько кос. Имея на себе экипирование халат Французской палевой с разными большими цветами тафты, полушубок тафтяной же цветом пунсовой, рубашка тафтяная зеленая и порты канфовы синие, шапка обыкновенная донскаго калибра, сабля шашка с серебряным ефесом, которое все, кроме рубашки и портов, отдано в награду постланному для привозу его злодея Сотнику Харчеву; ему ж злодею вместо того украшения даны на руки и на ноги железа и к обогрению овчинная шуба. Такою чучелою и был выводим в присутствии господина Гвардии Капитана Маврина к посрамлению всех тех его Пугачева сообщников, которые по важности их преступления у нас под караулом еще содержатся человек с двести; и которые увидив его делали разные притворства большему смеху достойные, то есть одни за других себя закрывали, и иные ж, а особливо верховой старшина Емелькин любимец, а для стороны нашей преестественной злодей, Перфильев, в виде печальном переступая ногами с одного места на другое, вдруг быстрые воровские свои глаза уперли как быки в землю; а он Пугачев, как снарядной разбойник, с отчаянным духом без всякаго уныния смотря на них весьма быстро говорит, что хотя ему оные козаки, и прочие разнаго рода люди, и служили как истинному Государю, однакоже он отнюдь не то, а донской козак Емельян Пугачев, избранный к тому [485] высочайшему именованию всеми здешними Яицкими казаками, заподлинно ведавше о его Пугачеве толь подлом и гнусном состоянии, единственно для того, чтоб коснуться им к повреждению всеобщаго отечества покоя, и тем или получить себе полное удовольствие, или навлечь уже на себя непростительный гнев и мечь природной нашей Императрицы. Таким двояким способом пользуясь как вероломные злодеи с добрым духом имели его Пугачева при себе для одного только виду без всякой власти, убеждая их при том что кровь невинных людей пролитая вопиять будет на небо конечно не на него, а Яицких Козаков яко тому злу первоучастнейших. При сем случае настояла тишина. Казаки же в соответствование столь много произнесенных на них в ругательство слов в жалостном виде и утомленным духом не нашли больше для себя сказать только то, что они им Пугачевым были обмануты. И так Емелька вопреки тое им сказал же, что какие они верные рабы Императрице, так оные его сообщники. Чувствительно будучи тем тронуты, разхаркав свои слюни плюнули на него Пугачева, говоря при том еще, что он проклятый их до сего состояния довел. Тем и кончилось.

Текст воспроизведен по изданию: Из письма Лугигина приказчика Семена Долгорукова из Оренбурга присланного в Екатеринбург к приказчику Федоту Ахматову // Москвитянин, № 2. 1841