КН. ГРИГОРИЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ ПОТЕМКИН-ТАВРИЧЕСКИЙ.

1739–1791.

VII. 1

С августа по ноябрь месяц 1788 г. все действия русской армии противу турок на сухом пути ограничивались отражением вылазок очаковского гарнизона. Дела на море были удачнее. С целию отдалить Капудана-пашу от стен Очакова, Потемкин поручил генерал-адъютанту Сенявину с крейсерскими судами сделать поиски от Севастополя к берегам Анатолии. Экспедиция совершена была успешно: Сенявин истребил несколько турецких транспортов, с провиантом стоявших, у Синопа, Вонны и Карасунда, и, в начале октября, возвратился в Севастополь. Для награды Сенявина Потемкин придумал новый знак отличия, которым с того времени жалуют за храбрость: он дал отважному моряку орден св. Владимира 4-й степени — с бантом. Реляция об экспедиции Сенявина произвела в Петербурге приятное впечатление, но напоминания о взятии Очакова не прекращались. Как бы подстрекая Потемкина, Румянцев известил императрицу о взятии Хотина; Текеллий успешно действовал на Кубани.

4-го ноября Капудан-паша с своим флотом отплыл к Константинополю. Через три дня черноморцы, под предводительством войскового судьи, подполковника Головатого, на [160] лодках пристали к острову Березани и овладели находившейся на нем сильною турецкою батареею.

Обрадованный взятием Березани, Потемкин поспешил уведомить о том Суворова:

__________________________

«Мой друг сердешной, любезной друг. Лодки бьют корабли и пушки заграждают течение рек. Христос посреде нас.

«Боже дай мне тебя найтить в Очакове; попытайся с ними переговорить, обещай моим имянем целость имения и жен, и детей.

«Прости друг сердешной. Я без ума от радости. Всем благодарность, и солдатам скажите. Верной друг и слуга кн. П. Т.».

__________________________

Очаков взят штурмом 6-го декабря 1788 г.

Опускаем известные подробности. Турок легло на месте свыше 8-ми тысяч; взято в плен 4,000 солдат, 300 чиновников, трехбунчужный паша; трофеями победителей были 309 пушек и 107 знамен. Наша потеря была довольно значительна и едва-ли, как гласили тогдашние реляции, ограничилась 147 офицерами и 2, 720 солдатами, убитыми и ранеными.

Известия о взятии Очакова пришло в Петербург 15-го декабря вечером. Все отличившиеся и участвовавшие при штурме были щедро награждены. Потемкин получил давно желанный орден св. Георгия 1-й степени.

С этого же дня императрица, в виду громадных военных издержек и войны со Швециею, стала помышлять о заключении с Турциею мира. Для совещаний об этом важном предмете необходимо было присутствие Потемкина. Разместив войска по зимним квартирам, он поспешил в Петербург в первых числах февраля 1789 года.

Храповицкий в своих Записках (1789 г. 26-го января) приводит любопытный разговор Екатерины по поводу ожидаемого приезда Потемкина.

— «Князю Г. Г. Орлову, — говорила она, — за чуму сделаны мраморные ворота; графу П. А. Румянцеву-Задунайскому поставлены были триумфальные — в Коломне, а кн. Г. А. Потемкину-Таврическому совсем позабыла».

— «Ваше величество так его знать изволите, — заметил Храповицкий, — что сами никакого рассчета с ним не делаете». [161]

— «То так; однако же все человек; может быть ему захочется».

И тут же последовало распоряжение об илюминации в Царском Селе мраморных ворот, об украшении их арматурами и надписью из оды Петрова:

«Ты в плесках внидешь в храм Софии.

— «Ничего сказать не могут, заметила при этом Екатерина, — ибо в Софии (в Царском Селе) есть софийский собор; но он будет в нынешнем году в Цареграде, о том только не вдруг мне скажите».

Кроме надписи, прибранной императрицею, она к приезду Потемкина написала еще два четверостишия в честь покорителя Очакова:

О пали, пали — с звуком, с треском —
Пешец и всадник, конь и флот!
И сам — со громким верных плеском,
Очаков, силы их оплот!

——

Расторглись крепки днесь заклепны,
Сам Буг и Днепр хвалу рекутъ;
Струи Днепра великолепны
Шумняе в море потекут!

Потемкин прибыл в Петербург 4-го февраля 1789 г., в седьмом часу вечера, по илюминованному пути от Царского Села до самой столицы и занял обычное свое помещение в эрмитаже. Императрица, желая особенно почтить князя Таврического, предупредила его представление и сама первая посетила его. Почет, внимательность, оказанные Потемкину государынею, побудили и весь двор чествовать героя. Граф Дмитриев-Мамонов, тогда главенствовавший при дворе, на время стушевался, не дерзая кичиться перед могущественным князем. В сознании своей силы, Потемкин не только щадил временщика, но, по словам Храповицкого (11-го и 12-го февраля 1789 г.) при размолвках Екатерины с Дмитриевым-Мамоновым был примирителем — «миротворствовал». К тому же, князю Таврическому было много дела: императрица совещалась с князем о шведских и проч. государственных делах. Советы Потемкина о войне со Швецией приняты были во внимание; он же настоял на том, чтобы [162] на публичном театре не давали оперы «Горе-богатырь», недавно написанной Екатериною в виде карикатуры на короля шведского Густава III. 2

Румянцев от 7-го марта 1789 г. получил приглашение прибыть в Петербург, присоединив свою украинскую армию к екатеринославской. Подав прошение об отпуске его за границу, по болезни, глубоко обиженный Румянцев уехал в свою малороссийскую деревню Вишенки. Екатерина, желая загладить тяжелое впечатление, произведенное на героя Ларги и Кагула, писала к нему:

«В отзыве вас от армии, не имели мы иного вида, кроме употребления вас на служения в ином месте, соразмерно вашим степени и искуству, следственно и уверены, что вы отдадите справедливость добрым к вам расположениям».

Потемкин, повидимому, достиг вершины почестей и предела наград, однако же 14-го апреля 1789 г., при утверждении его доклада о наградах за очаковский штурм, он был осыпан невиданными щедротами. В этот день императрица, «в вящшее доказательство своей справедливости в благоразумному предводительствованию екатеринославской армии», пожаловала Потемкину фельдмаршальский жезл, украшенный алмазами и лаврами из драгоценных каменьев; повелела сенату заготовить грамоту с исчислением заслуг князя; выбить медаль в их память с его портретом и надписями: «Усердием и храбростью»; «взятие Очакова, крепости Березанской и победы на Лимане в 1788 году». Сверх того, государыня своеручно возложила на Потемкина орден св. Александра Невского, прикрепленный к драгоценному солитеру; подарила 100 т. рублей на достройку дома (впоследствии Таврического дворца); прислала золотую шпагу, осыпанную алмазами с надписью: «командующему екатеринославскою сухопутною и морскою силою, успехами увенчанному». Шпага была поднесена на золотом блюде, с надписью того же титула, с прибавлением: «и строителю военных судов». [163]

Потемкин, обремененный почестями, снабженный шестью миллионами рублей на продолжение военных действий, выехал из Петербурга к армии 6-го мая 1789 г., после трехмесячного пребывания в столице.

К 1789–1790 гг. относится (печатаемая ниже) его переписка с Прасковьею Андреевною Потемкиною, супругою его внучатного брата, Павла Сергеевича Потемкина (ум. 29-го марта 1796 г.), рожденною Закревскою (р. 1763, ум. 1816 г.).

Помимо личных своих заслуг во время пугачевщины и на Кавказе, П. С. Потемкин (впоследствии с 1795 г. граф) был многим обязан покровительству могучего князя Таврического. 3 С своей стороны князь Таврический, как можно полагать, покровительствовал ему, по крайней мере в 1780-х годах, не столько из уважения к его заслугам, сколько по чувствам своим к его молодой, прелестной супруге. И теперь, как двенадцать лет тому назад, Потемкин, пресыщенный почестями, утомленный ласками восторженных женщин, избалованный их уступчивостью, искал обновления своих чувств в любви нежной, идеальной, быть может платонической. В двенадцать лет он не только не очерствел сердцем, но как-будто приобрел способность юношески увлекаться красотою и грациею, которыми обладала Прасковья Андреевна Потемкина.

«Его светлость оказывал ей великое внимание», — говорит Л. Н. Энгельгардт. 4 Из его же записок видим, что в числе многих дам (графиня Самойлова, княгиня Екатерина Федоровна Долгорукая, рожденная Барятинская, княгиня Прасковья Юрьевна Гагарина, рожденная кж. Трубецкая и др.), она провела несколько времени в главной квартире князя Таврического в Яссах, осенью 1789 года. 5 [164]

«Будь здорова, мой друг, истинная и милая дочка!

«Ты говеешь, Христос с тобою, обрати все свое внимание на молитву, которая не должна измеряться многословием, ни временем, ни исполнением простым обряда, но устремлением чувств и всего сердца к Богу с неограниченной надеждою на Его милость и с верою таковою-ж [то есть несумненно верить, что полезное Бог подаст].

«Будь здорова, мой друг: Я тебе желаю всех благ. По смерть твой верной друг, и отец. Князь Потемкин-Таврический.

«Семена привезли огуречные».

На обороте письма: «Моей любезной дочке».

_______________________

«Жизнь моя, душа общая со мною! Как мне изъяснить словами мою к тебе любовь, когда меня влечет непонятная в тебе сила, и потому-то я заключаю, что наши души сродные. Нет минуты, чтоб ты, моя небесная красота, выходила у меня из мысли; сердце мое чувствует, как ты в том присутствуешь 6. Mon ange, croyezmoi, que je vous aime plus que tout au monde, jugez avec quel peine je supporte votre absence. 7

«Приезжай, сударушка, поранея, о мой друг! утеха моя и сокровище бесценная, ты, ты дар Божий для меня. Я тобою жив, доказателства моей несравненной привязанности будут к тебе непрерывны во всю мою жизнь. Матушка-голубушка! дай мне, веселится зрением тебя, дай мне радоватся красотою лица и души твоей; мне голос твой приятен. Боже мой! коли-б ты могла видеть, что я к тебе чувствую, отдалабы ты справедливость любви, какой, конечно, на свете не бывало. Цалую от души ручки и ножки твои прекрасные, моя радость! [165]

«Я несколько доле проспал, заснув очень поздно; ты, моя красота, всю мне представлялась то в великолепной одежде, то в простой; в первом виде ты прекрасна, но тут более счастливы наряды, что украшаются от тебя. А во втором виде ангельское личико собранием ему всех нежностей и прелести играют как избранные цветы; гласки сыплют искры солнечных лучей. Сей-то вид подобен моей к тебе любви, которая не безумной пылкостию означается как бы буйное пьянство, но исполнена непрерывным нежнейшим чувствованием, потому что со всеми твоими нежными приятностьми и силою небесной твоей красоты, ты вся в моем сердце. Из сих-то твоих прелестей неописанных состоит мой екстазис, в котором я вижу тебя живо пред собою. Мой друг! мой дар Божий! сии чувствования унесть может из меня, душа моя, толко как со мною разлучится. Я пока жив, твой неописанной друг и батюшка родной князь Потемкин-Таврический».

«Пришли, сударка, брилианты».

_______________________

«Сударка моя, плати мне той же искренностию и привязанностию; ласка твоя услаждает мою жизнь, то будь ласкова. Бог тебе свидетель в моих уверениях. Ей, я тебе истинну говорю, что тогда только существую, как вижу тебя, а мысля о тебе всегда заочно, тем только покоен. Ты не думай, чтоб сему одна красота твоя была побуждением или бы страсть моя к тебе возбуждалась обыкновенным пламенем, нет, душа, она следствием прилежного испытания твоего сердца и от тайной силы, и некоторой сродной наклонности, что симпатиею называют. Рассматривая тебя, я нашол в тебе ангела, изображающего мою душу. И так, ты — я, ты нераздельна со мною; я весел — когда ты весела, и сыт — когда сыта ты. Я качаюсь с тобою на качелях, лишь тогда больно мне, как ты качаешься высоко; дурачка моя умнинкая, je vous porte dans mon coeur.

«Красных камней мало, жидко будет, ежели перенижишь, и притом зделаится пестрота; иное дело диадема. В венцы мешают все цветы и надевают их ко всякому платью, но протчия украшения пояся, серьги и тому подобной к ним не подделывают.

«Посылаю тебе, моя жизнь дражайшая, платочек шитой, и цалую твои ручки и ножки!»

_______________________

«Для трагедии, 8 которой сцена в серале Иерусалимском, должна быть Сала (т. е. зало) по турецкому названию арз одасы. [166]

«Сей апартамент должен быть во всем великолепии восточном, тут не надлежит соображаться истинне, но соединять красоты, какие только вымыслить можно, чтобы повсюду царствовало хитростное волшебство и великолепие в вышнем степени. Естли бы мне было возможно, то бы я украсил сию сцену колоннами извитыми, осыпанными драгоценными всех цветов камениями, беспрестанно обращающимися; зеркалы были бы последним убранством.

«Но в недостатке способов хочу употребить всю силу живописи.

«Покой будет великолепной в восточном стиле, чудесном будет перистиль, легчайший для виду, а la moresque. Глубина театра как можно дальняя, в которой, чрез отверстие балуетрадом пресеченное, покажутся приятные дальности, цветы, древа, реки, падение вод и море; лазурь же составит небо. Словом, всю что есть в натуре лутчего соединится, так сказать, в пункте. Но душа сим красотам будешь ты, несравненная моя красавица и прелюбезная дочь; от блистающего взора твоего оживится мертвая живопись, потекут воды и цветы издадут аромат. Ты всю покроешь красотой, а всего прекраснее, что ты сама в себе не мнишь подобной силы.

«Вот твоя невинность ангельская и приятность златаго века. Видишь-ли ты, моя любезная дочка, что сила твоих бесподобных доброт делает меня поетом.

«Покажи Масону де Шан Валону, он признается, что без подобного влияния не набредать ему столько живописи, а ежелиб и написать, то верно с большим усилием и помарками, а из меня вышло одним всю духом».

_______________________

«Моя голубушка, дитя милое, хочу знать здорова-ли ты, моя прекрасная душа? Жизнь ты моя, тобою моя жизнь мне приятна; бесценной ангел, которым сердце мое наполнено, я не могу нарадоваться тобою; никогда еще никто так не любил, как я тебя люблю, моя душа. Сударка моя, я воображаю как ты на театр выдешь как всю просветится и как всю оживится, один я буду без памяти. Друг ты мой, я не нахожу слов описать тебе моих чувствований искренной привязанности и любви безмерной. Время докажет их непрерывность, да даст Бог тебе по моему желанию. Я тебя, видя благополучную, буду счастлив и в архиерействе подам мое благословение, облачас пребогато, скажу к тебе: да победиши враги твоя красотою твоею и добротою твоею 9. [167]

«Прости моя жизнь, будь весела, здорова и знай, что ты мой Григорий Александрович в женском виде; что ты — моя душа, что ты — моя жизнь и благополучие и что привязанностию моею к тебе оправдались Шведенбурговы мысли.

«Целую бесценные и прекрасные ручки и ножинки. Люблю тебя беспредельно и до конца дней моих без отмены.

«Рисовал я тебе узоры, нашивал брилианты, а теперь рисую домик и сад; дом в ориентальном вкусе со всеми роскошами чудесными, которые составляли великолепие Абулу-Кезема, при падениях с шумом чистых источников. На возвышении нечувствительно склоняющемся окажутся портики, окруженные с задних фасад древами, носящими цветы — розы разных родов; иясмин и терны черные и белые. В средине портик проложится дорога широкая, убитая раковинами радужных цветов, а по сторонам устелится дерном приятной муравы из трав благовонных.

«Дом начнется простилем из колонн резных a jour, столь чисто отделанных, как кружево; из него войдешь в большую салу, имеющую самой малой свет, и в глубине оной слышно будет журчание фонтана. По лестницам, великолепно расположенным, взойдешь в верхний апартамент, тут представится галерея превеликая с большим светом; окны из стекол зеркальных самой чистой воды. Повсюду будет живопись самого сильного колорита, изображающая любовь Еро и Леандра, Аполона и Дафны, похищение Европы, Пирама и Фисвы, суд Париса; самые пылкие стихи влюбленной Сафы по местам написаны будут.

«Потом будет следовать круглая сала на подобие храма, освещенного сверху; я его назову храмом моей красоты. В главном месте лутчим живописцем напишется моя несравненная душа, милая Прасковья Андревна, с жизностию красок, сколь будет возможно: белое платьеце, длинное, как сорочка, покроет корпус, опояшется самым нежным поясом лилового цвета; грудь открытая, волосы, без пудры, распущенные; сорочка у грудей схватится большим яхонтом. Вид ею будет спокойной, величественной и прекрасной, хотя и не так сколь он превосходен в натуре.

«В круг по другим местам разные будут живописи: купидон без стрел и в чехотке, Венус вся в морщинах, Адонис в водяной болезни; против ею, на стене, розы во всей красоте. Почивальня будет большая кровать, столь нежно убранная, что завесы казаться будут топким дымом, стекла в окнах из хрусталя, цвету аквамаринного, самого слабого. Завесы тонкого светло-зеленого цвета, отовсюду видны будут деревья лутчие и носящие [168] цветы нежные; партер усыплется цветами всех родов и травы приятных ароматов местами посажены будут на древах птицы, имеющие перья ярких цветов, оживят картину, вдали каскады. Кабинеты будут сделаны в лутчем вкусе, библиотека из книг избранных, картины и естампы превосходные; но ежели где роскошь истощится, то ето в бане: сверх свету от стекол голубоватого, везде зеркала повторяться будут объекты. Чистейшая вода наполнит басейн и фонтан из разных приводов издаст благоуханные воды, как-то: розовую, лилейную, иясминную, туберозную и помаранцовую. Покой, где раздеваться, будет с софами богатоубранными, но все они будут белые кисейные с м..ем. 10 На стене лутчей живописью изобразится история Теагена и Хариклии, а я своей рукой подпишу над ней: можно еще больше любить. 11

«На дворе будут посажены тополи италианские, и пред домом небольшая прекрасная церковь во имя Веры, Надежды и Любви.

«Все изображение слабы, моя сударка, для тех чувств, какими я к тебе наполнен; ежели ты читавши улыбнюсся с удовольствием, то я буду доволен, моя душа. Цалую твои ручки и ножки, и пока жив твой неизменной друг и отец. Князь Потемкин-Таврический».

Примечание. Письмо это писано на трех четвертках — желтого и зеленого цвета, обертка же письма розовая и на ней надпись руки кн. Потемкина: «Моей любезной и прекрасной дочке Прасковье Григорьевне». — Ред.

_______________________

«Красавица моя, ежели есть живность в моих описаниях, сие немудрено: я заимствую всю от красот твоих; ты хороша беспримерно, нельзя найти порока ни в одной черте твоего лица. Ежели есть недостаток, то только одно, что нельзя тебя видеть так часто или лутче сказать, непрерывно сколько есть желания. Ты мой цвет, украшающий род человеческой, прекрасное творение, о! естли-б я мог изобразить чувства души моей о тебе, открылся бы рай доброт, не будучи же в силах их описать, как они присутствуют в моем сердце, я их в оном сохраню навсегда, дыша огнем твоих прелестей. Из сердца, в котором ты царствуешь, будут изтекать нежности подобные твоей красе; а как ты одна занимаешь полноту оного, то вся моя склонность к тебе обратится, я силою оных сотру красоты вымышленные во времена баснословные, в тебе соединятся три грации, а на опояске Венуса окажутся сатиры. Твоя [169] румяность оживят персты Авроры, а гора Родопа от тебя получит багряность.

«Я весь тобой наполнен и скажу смело с Ломоносовым:

«Но естли в поле сем пространном и широком,
Преторжется мой век недоброхотным роком» —

ты в то время, моя душа, узнаешь, что я для тебя был, ты скажешь сама в себе: где отец? где мать? где брат? где друг?

«Сударка моя и сто раз сударка, цалую ножки и ручки у тебя, милое дитя и ангел.

«Посылаю бархаты».

«Нетерпеливо желаю знать о тебе, мое бесценное сокровище, милая дочка. Я посылал, но ты еще почивала. Красавица моя, друг мой, ты мне всего дороже, как душу тебя люблю. Ежели будешь здорова, чего желаю от сердца, приезжай, моя душа, ко мне, убравшись по вчерашнему, у меня будет живописец.

«Знаешь-ли ты, прекрасная голубушка, что ты кирасиром у меня в полку! куда как шапка к тебе пристала; и я прав, что к тебе всю пристанет. Сегодня надену на тебя архиерейскую шапку.

«Прости, милая дочка, душа, ангел, жизнь моя и всю, что я в свете имею бесподобно милаго. Цалую ручки ангелския и вечно твой верной и неограниченно-преданной друг и батюшка. Князь Потемкин-Таврический».

На обороте: «Любезной и прекрасной моей дочке».

_______________________

«Красавица, общая со мною душа, утеха моя и жизнь, целую от всего сердца прекрасные ручки твои и ножки!

«Посылаю нитки остальные и бархат.

«Утешь меня, моя беспримерная красавица, сделай каленкоровое платье с малиновым атласом. Картина моя прекрасная, я тебе цены не знаю.

«Я жду тебя видеть столь прекрасную, как солнце. Ты моя весна, голубушка, сокровище мою, и минута тяжела, в которую не вижу тебя. Будь здорова душинька и весела, да верь, что я во всю жизнь твой друг нелицемерной и батюшка родной, которой свою безъпримерную дочку любит паче жизни. Князь Потемкин-Таврический.

На обороте: «Сударушке моей, душе общей со мною и другу моему, Гришинке и Парашинке».

_______________________

«Красота моя беспримерная столько, как и любовь моя к тебе, я беспокоился о тебе, что въспотешии вчера поехала. Мне золотник [170] твоего здоровья дороже всех сокровищ; душа моей души, утеха моей жизни, ты приказала мне писать несвязно. Друг и ангел, проникни в мое сердце, там в горящих и весьма явственных характерах увидишь к тебе мои чувствовании, увидишь, что навсегда в тебе привязан, увидишь безмерную мою любовь, увидишь, что в тебе я полагаю мою утеху, счастие, покой и самую жизнь. Ты больше еще увидишь, естьли проникнешь в мои душевные наклонности, ты узнаешь, что я с тобою единую имею душу; верь мне, что ето правда. Люблю тебя как ни один еще человек не любил на свете, ниже кто имел такие чувствования, ибо они совсем новые; я верю, что ты для меня дар Божий.

«На сем основании позволь, моя душа, быть мне во всю жизнь, и доказав тебе и всему свету безмерную мою к тебе любовь, понести с собою в вечность всю привязанность, какую душа иметь может. О, мой ангел! как я тебя люблю. Пища души моей, тобою я счастлив. Цалую от всево сердца ручки и ножки! Родная моя дочь, истинно дочь милая.

«Отдавай справедливость моим уверениям. Знай, что я лесть и фалшивость презирал всегда, и ежели не имел их орудием для других, то могу-ли иметь для тебя, которую люблю выше всево.

«Приезжай, моя душа, ко мне кушать поранее, будем качаться, да оденься простяе. Нетерпеливо жажду тебя видеть и цаловать ручки ангельские.

«Пришли корсет.

«Твой неложный друг и батюшка родной, князь Потемкин-Таврический».

На обороте: «Душе моей. Любезному Гришинке и Парашинке».

_______________________

«Что ето! матушка моя, жизнь души общая со мною, я слышу, что ты не можешь, и ночь не почивала; a Dien ne plaise que le bon Dieu vous donne ma sante et ma vie. Душа души моей, я не могу сносить твоего беспокойства, будь здорова или я прибегу к тебе и не отойду от тебя, ангел мой, красота беспримерная, mon repos tient a votre sante, je suis on ne peut plus inquiet; друг, будь здорова, неумори меня. Сударушка беспримерная, я приказал Тиману тебя посмотреть.

«Цалую ручки и ножки, душа милая!

«Ламздорва лошадь больно ушибла на дороге, однакож он едет.

«Твой вернейший и нелицемерный друг, князь Потемкин-Таврический.

На обороте: «Сокровищу моему, душе моей, дочке неоцененной, Гришинке и Парашинке». [171]

_______________________

«Жизнь, дыхание маю! где ты, моя голубушка, что ты делаешь? Куда смотришь? мое-ж сердце навсегда обращено к тебе. Как я давно тебя не видел, солнышко мое, твое отсутствие наводит мне тоску, единая со мною душа, ей, ето истинна! Без тебя со мною только половина меня; лутче сказать, ты душа души моей; как ты прекрасна, моя Парашинька, как ты мила, как веселье тебе свойственно, ты украшаешь всю своим присутствием, а мне даёшь и жизнь и жизнь приятную, ты дар небесной для меня.

«Сударушка, воскресительница моя, могу-ли я изъяснить, сколько я тебя люблю, когда я не нахожу самого себя, но так соединен с тобою, что ты вся во мне. Так, мой друг несравненный, ты вся в моем сердце, где никому уж места не осталося. Дочка моя беспримерная, цалую ножки и ручки прекрасные, вечно твой друг и батюшка родной, князь Потемкин-Таврический».

«Холодно, не могу тебя на воздух пустить. Приезжай, моя радость, ко мне на маленькой бивак танцовать и качаться в зале, да поранее».

На обороте рукою кн. Г. А. Потемкина написано: «Князю Григорию Александровичу Потемкину-Таврическому» — так он называть Прасковью Андреевну.

_______________________

«Сударушка прелюбезная, друг искренний и душа общая со мною ты смирно обитала в моем сердце, а теперь, наскуча теснотою, кажется выпрыгнуть хочешь, я это знаю потому, что во всю ночь билось сердце и ежели ты в нем не качалась, как на качелях, то, конечно, хочешь улететь вон. Да нет! я за тобою и, держас крепко, не отстану, а еще к тому прикреплю тебя цепью твердой и ненарушимой моей привязанности.

«Как могло войтить в твою прекрасную головку, что я переменился? возможно-ли исчезнуть с тобою, так сказать, скованной связи, ты дитя, рожденное от моей души, и горячность моя столько превосходит сколь душа благороднее тела. Цалую ручки и ножки твои!

«Мой ангел, мне очень, очень, очень хочется тебя видеть. Твой друг нелицемерной и батюшка родной, князь Потемкин-Таврический».

Чем окончилась эта страстная любовь и сохранил-ли князь Таврический свои пламенные чувства до последней минуты — неизвестно, но Прасковья Андреевна, пережив князя Таврического двадцатью пятью годами, свято сохранила приведенные нами письма. Скончалась она не в дряхлом возрасте, но характер ее и наклонности так резко изменились, что в ней уже [172] невозможно было признать ту не суровую красавицу, которая умела заронить в сердце великолепного князя Тавриды пылкую страсти и юношескую восторженность. Последние годы жизни Прасковья Андреевна провела в сообществе ханжей и пустосвятов; весьма типичным их образчиком является знакомый уже читателям «Русской Старины» монах-предсказатель Авель. 12 Авель был наперсник графини Прасковьи Андреевны и послания этого странника по тюрьмам и монастырским затворам читались ею едва-ли ни с большим вниманием, нежели двадцать пять лет пред тем нежные грамотки князя Таврического, писанные на золотобрезных, разноцветных и раздушенных листочках.

Возвращаемся к государственной деятельности нашего героя; но в заключение настоящей главы приведем два письма князя Таврического, но уже не к Прасковье Андреевне, а к ее супругу, Павлу Сергеевичу Потемкину. Оба документа довольно характеристичны.

Братец Павел Сергеевич! Ее величество соизволила повелеть вам, вместо себя, окрестить у Николая Алексеевича Татищева сына, и объявить ему, что сие делается для того, чтоб младенца, проездом до Петергофа, необеспокоить. Причем благоволила пожаловать его в подпрапорщики. Приложенную же при сем табакерку вручите ему (далее собственноручно): «самому писать некогда — играю в карты. Вернейший брат князь Потемкин».

На обороте: «Братцу Павлу Сергеевичу Потемкину».

_______________________

По поводу следующего за этим документа считаем необходимым напомнить некоторые факты, относящиеся до истории Кавказа в эпоху Екатерины II. Во время первой войны ее с Турцией русские войска являются в 1770 году и на Кавказе. Генерал Тотлебен покоряет Кабарду, проникает в Грузию, овладевает Имеретиею и Мингрелиею и идет на Требизонд. Мир России с Турцией в 1774 г. останавливает военные действия на Кавказе. Оттоманская Порта, имевшая до того громадное влияние на народы кавказские, в 1774 г. отступается от кабардинцев; Кубань — делается границей России на Кавказе. [173] В начале 1780-х годов грабежи горцев подают повод к новым наступательным действиям. В 1783 году Павел Сергеевич Потемкин успешными действиями, по приводе крымцев к присяге на подданство России, а затем убеждениями, также увенчавшимися успехами, царя грузинского Ираклия присягнуть Екатерине II, на столько обратил на себя внимание государыни, что в 1784 г. получил весьма важный пост саратовского и кавказского генерал-губернатора. В августе 1785 г. Павел Сергеевич еще не прибыл на кавказскую линию, как вдруг, по поводу одной неудачной экспедиции в горы генерала Леонтьева, получил от главнокомандующего всех южных армий, князя Таврического следующее письмо:

«13-го августа 1785 г. — Царское село». 13

«Братец Павел Сергеевич. Ордер твой к Леонтьеву, к сожалению моему, больше плодовит, нежели нужно, для генерала, которому вы приписываете несправедливо искуство, вами в нем дознанное; он только что храбр; потому и не должны вы его обременять тем, чего он объять не в силах. Поверьте мне, что он слова ваши, чтоб отучить лже-пророка делать покушения и обуздание Кабардинцов, примет за открытие с ними войны и наделает больше еще глупостей. Я с вами согласен, что войско для сих мер достаточно, и еще более, скажу, достаточно и для завоевания половины Азии. Сравните настоящее число, с тем, что было у Тотлебена и Медема.

«Сила войск состоит столько в количестве, как и в делении оных.

«Вместо причин, вами приписываемых разбитию Пиерия, я скажу другие: прочтите мой вам ордер и осмотритесь, не выпустили-ли вы заметить Леонтьеву самой важной артикул? Я не веню Чеченцов, не противу войск российских дерзнувших. Кто приходит тайно, или, лутче сказать, воровски, тот разбойник. Объявления и требования, истекающие от трона, таким образом производимые, теряют свою важность. Довольно бы вам, по моему мнению, было написать к Леонтьеву, что вы скоро будете на линию (чем нужно и вправду поспешить), и чтобы он до тех пор ничего не начинал, а только бы отражал покушения.

«Вот, братец, я всю сказал тебе, что я думаю; другому бы я [174] написал то в ордере. Всему свету известно, что я ошибки своих подкомандующих беру иногда на себя, или всегда извиняю, а честь, всю отдаю им. Нельзя-ли меня одолжить тем, чего я требовать имею власть. Сие состоит в том, чтоб повеления мои точно и выполнять и сообщать. Впротчем, сказав всё, я не сердит; и уверен, что вы, приехавши на место, не столько оружием, как доброй верой вселите в горские народы к нам привязанность. Верный друг и брат князь Потемкин».

(Продолжение следует).


Комментарии

1. См. «Русскую Старину» изд. 1875 г., том XII, стр. 481–522; 681–700; том ХІII, стр. 20–40.

2. См. Сочинения Державина. Издание Академии Наук. Спб., 1804 г., том I, стр. 253, примечание 21-е. См. предание о том, что «Горе-богатырь» написан на в. к. Павла Петровича: «Русская Старина» 1874 г., том XI, стр. 154–157.

3. Павел Сергеевич Потемкин — впоследствии граф, генерал-аншеф генерал-губернатор кавказский, кавалер св. Александра Невского, св. Владимира 1-й ст. и св. Георгия 2-й ст. — еще в 1774 году, во рекомендации своего могучего родственника, был удостоен особого доверия со стороны императрицы Екатерины II, о чем свидетельствует ряд, весьма важных для истории пугачевщины, собственноручных писем к нему государыни. Письма эти впервые напечатаны в «Русской Старине» изд. 1875 г., т. XIII, стр. 115–125.

4. «Записки» — издание 1868 г., стр. 105.

5. Переписка началась в марте 1789 года и продолжалась до января 1790 г. Большая часть писем на цветных золотообрезных листах почтовой бумаги небольшого формата. Печатаем письма с сохранением некоторых особенностей в правописании князя Таврического дословно, почти буквально.

Прасковья Андреевна Закревская, дочь действ. стат. сов. Андрея Осиповича Закревского (родного племянника фельдмаршалов графов Разумовских), и супруги его Марьи Ивановны, рожденной княжны Одоевской. При помолвке с Павлом Сергеевичем Потемкиным, Прасковья Андреевна — получила фрейлинский знак. По одним известиям (см. «Русскую Старину» 1870 г., т. II, изд. третье, списки П. Ф. Карабанова: фрейлины русского двора, № 45): Прасковья Андреевна родилась в 1764 г., по другим («Родосл. книга — Долгорукого, т. II, стр. 170): в 1763 г. Во время переписки с кн. Г. А. Потемкиным, Прасковье Андреевне было около 25-ти лет и она имела уже сына, Григория, а князю Таврическому было около 50-ти лет. Ред.

6. Французские слова приведены буквально.

7. Ангел мой поверьте, что я люблю вас больше всего на свете, судите-же, как мне тяжело переносить отсутствие ваше.

8. Это не письмо, а заметка для сведения Прасковье Андреевне Потемкиной, по случаю устройства одного из празднеств, писана как и прочие при водимые здесь документы, рукою кн. Г. А. Потемкина, но на большом листе серой бумаги.

9. В подлиннике эти строки подчеркнуты. Ред.

10. Это слово неразобрано.

11. Подчеркнуто в подлиннике. Ред.

12. См. «Русская Старина» 1875 г., том XIII, стр. 414-435. Предсказатель монах Авель (1757–1841).

13. Все письмо — руки кн. Г. А. Потемкина.

Текст воспроизведен по изданию: Кн. Григорий Александрович Потемкин-Таврический. 1738-1791 // Русская старина, № 6. 1875

© текст - Семевский М. И. 1875
© сетевая версия - Тhietmar. 2017

© OCR - Андреев-Попович И. 2017
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Русская старина. 1875