-

ИЗВЕСТИЯ ФЕЛЬДМАРШАЛА ГРАФА МИНИХА О ЛАДОЖСКОМ КАНАЛЕ.

(Писанные им самим в 1765 году. Эта важная историческая статья печатается здесь без малейшей перемены против подлинной рукописи.)

Вода в Ладожском озере прибывает и убывает непонятным по сие время образом, ежели взято будет в рассуждение пространство оного, которое от запада до востока будет около 20 немецких миль, а от севера до юга около 30, и количество воды, которое потребно, чтоб поверхность оного поднялась хотя на один дюйм, тем наипаче, что вода из него протекает в [34] Неву реку беспрестанно и с великим стремлением под Шлиссельбургом двумя устьями, которые шириною будут около двух верст или тысячи Русских саженей.

Средняя вышина воды Ладожского канала, когда в нем воды бывает глубиною на 5 футов, т. е. двумя футами меньше, нежели как была в 1719 году, когда Петр Великий, по окончании соборного молебствия, марта 22 дня взявши лопатку, сам наполнил землею троекратно тележку и с того места, где назначен был какал, отвез оную туда, где плотину построить надлежало; тоже делали и все особы, которые при государе тогда находились.

Удивляясь отеческому попечению сего несравненного монарха о своих подданных, не могу удержаться от слез, когда сие описываю.

Тож самое почти учинить изволил государь в 1724 году, когда повелел подать себе лопатку, а мне другую, чтоб прокопать плотину и дать течение воде в канал, которого часть на 4 версты под моею дирекциею окончена была.

Так Петр Великий начинал дело, о котором он по основании Петербурга и Кронштата наибольшее имел попечение, для того, что как сам говаривать изволил, от сего канала будут питаться помянутые города и получать потребные материалы к строению флота и их [35] самих, и Российская комерция с Европою прийдет в цветущее состояние.

Чтоб определить среднюю высоту непостоянных Ладожского озера вод, надлежит примечать, что в 1758 и 1762 годах вода в нем так была мала, какой 50 лет назад невидано было, т. е. 7 или 8 футами ниже обыкновенной высоты Ладожского канала 1719 года. В прошлый 1764 год была самая высокая и почти 3 футами выше обыкновенной высоты в канале, что учинит разность от 10 до 11 футов в продолжение двух или четырех лет. Посему рассудить можно, сколь великое количество воды потребно, чтоб ужасная поверхность всего Ладожского озера на толикую высоту прибавляться могла.

Воды Ладожского озера, как само собою видно, определяют вышину воды в устьях Волхова и Невы реки, с тою только разностию, что устьем Волхова вода в озеро беспрестанно течет, а устьем Невы под Шлиссельбургом беспрерывно вытекает, так, что по нивелации, по указу императора Петра I в 1724 году три раза с великою точностию нами учиненной, найдено, что поверхность Волхова при входе в канал выше одним футом нежели поверхность Невы при Шлиссельбурге.

Понеже сия чрезвычайная разность в высоте поверхности Ладожского озера определяет и [36] глубину канала и высоту шлюзов, то в 1732 с самого моего на канал приезду, когда я осматривал по указу императора Петра Великого начатые уже строения, наведывался я о свойстве вод Ладожского озера; но ничего точного в известие получить не мог.

Жители Ладожские и Шлиссельбургские также и рыболовы, живущие по берегу озера Ладоги, единогласно объявляли мне, что вода в озере Ладоге постоянно прибывает через 7 лет, а после того через 7 лет убывает на 7 и на 8 футов. Но сие известие несправедливо, потому, что во время 17 летней прежней моей над каналом дирекции, самая большая разность в высоте не простиралась далее 3 футов, и самые наблюдения показали, что как в дождливое время, начиная от июня до ноября месяца, воды в Ладожском озере не прибывало, так в летние жаркие и сухие дни воды не убывало.

Между тем старики из деревень Черной Кабаны и Низьи уверяли, что они запомнят, когда поверхность воды в Ладожском озере была ниже на целую сажень или на 7 Английских футов против 1723 года.

Они мне показывали и места, где они тогда рыбную ловлю отправляли, которые далеко в озере видели они сухими.

Сие достойно примечания, что в 1758 году, когда воды в Ладожском озере были так [37] высоки, каковы только быть могут, воды в реке Волхове и в прочих реках сему не соответствовали; посему должно думать, что сия чрезвычайная прибыль и убыль воды в Ладожском озере зависит от причины по сие время неизвестной; принадлежало бы до ученых географов и физиков Академии наук исследовать оную.

Мне кажется, что я открыл сие таинство, которое за моею печатью смело положу пред стопами ее величества, нашей всемилостивейшей государыни, чтоб после увидеть можно было, лучшую ли Академия наук найдет причину.

Сии перемены вод в Ладожском озере, о которых я первый в 1723 году донес Петру Великому, подали причину между инженерами к великим прениям и к разным мнениям в рассуждении строения канала, и для того государь Петр Великий повелел учредить особливую коммисию. Члены оной были: генерал-лейтенант де Кулон, первый Российской Империи инженер, я, генерал-лейтенант, генерал-маиор Дебрини, инженер Писарев, генерал-маиор и капитан-поручик бомбардирской роты гвардии Преображенского полку, которому поручено было надзирание над строением канала, и который математическим наукам на государевом коште обучился в Берлине; капитан командир Лен, который находился при строении Кронштатского [38] канала и тамошних гаваней; он имел доверенность от государя. Шлюзный мастер г. Гаутер, родом Голланед, и г. Литцельрот, машинный мастер, родом Немец для гидравлических машин, потребных при строении канала.

Троекратно делали мы нивелацию всей поверхности от Волхова даже до Невы реки, по которой канал проводить надлежало с невероятным трудом; ибо кромя того, что на расстоянии первых десяти верст не было никакой дороги, но непроходимые болота; в тоже самое время тщательно наведывались мы о свойствах вод в тамошних местах. Но сие не имело желаемого успеха, и по многим следствиям мнения в рассуждении строения канала были весьма различны.

Генерал-маиор Писарев и шлюзные мастера, которые находились при работе первых двенадцати верст канала от Ладоги, были такого мнения, что надлежит сии двенадцать верст оставить так, как они сделаны, глубиною на 7 футов ниже поверхности воды, какова была в 1723 году, без шлюзов, и что для сбережения кошта, который должно употребить на копание остальной части канала, надлежит возвысить оный в расстоянии 92 верст на два аршина против обыкновенной воды и не копать оного глубже, как только на аршин, а на обоих [39] фондах сего расстояния делать шлюзы, чтоб воду можно было поднимать выше горизонта.

Писарев, шлюзные мастера и подрядчики, принявшие на себя сию работу, были под покровительством князя Меншикова.

Сей князь хотел присвоить себе честь наиважнейшего строения, которое императору всех других приятнее было, и которое для него было прибыльно. Для сей причины генерал-лейтенант де Кулон и генерал-маиор Дебрини, опасаясь, чтоб не придти в немилость у Меншикова, приняли сторону Писарева.

Капитан командор Лен, хотя искусный человек и знающий математику, колебался и предлагал, чтоб вместо трех аршин, как выкопаны были первые 12 верст канала, копать глубиною только на два аршина, и чтоб шлюзами воду в нем поднимать только на один аршин выше обыкновенной высоты воды.

Я, уверен будучи, что истина одержит верх над всеми ласкательствами, один только утверждал, что предложение Писарева дело невозможное, для того, что реки Назья, Лава, Кабока и проч. в летнее время не имеют довольного количества воды, чтоб могли наполнять канал длиною в 92 версты, шириною в 10 саженей, а глубиною в 7 футов, и которого шлюзы ежечасно отворяемы быть должны. Когда Писарев такой канал хочет поднять на два [40] аршина выше поверхности обыкновенной воды, то он будет безводен, и что первые двенадцать верст, не имея шлюзов, также всегда будут безводны, когда поверхность воды в Ладожском озере на 7 футов опустится; — что предложение капитан-командора Лена, хотя не имеет в себе всех тех же неудобностей, однако от прежнего разнствует. Следовательно полезнее будет, смотря на обыкновенную высоту вод Ладожского озера и других рек, не возвышая их в канале, продожат строение, и что надлежит копать весь канал, так глубоко, как первые 12 верст выкопаны и самим монархом апробованы; — что ежели канал поднят будет выше обыкновенных вод на два аршина (прожект, о котором безрассудно помышляли) то, как я выше сего сказал, в летнее время будет сух и судам по нем ходить будет неможно; что плотины канала, построенные выше горизонта и на болотном месте, будут часто прерываться, от чего канал будет также непроходим и причинять беспрестанные иждивения; что его величество, положив великое иждивение, увидит, что надежда его в рассуждении строения, толикого времени требующего, не исполнится, и следовательно, что на содержание оного ежедневно употребляемо будет, все будет тщетно.

Сии различные мнения предложены были [41] сенату, и читаны в присутствии его величества, на что князь Меншиков, защищая прожект Писарева, сказал, что генерал-лейтенант Миних может быть военный человек, но что довольно видно, что он о Ладожском канале довольного понятия не имеет.

Прочие сенаторы, генерал-адмирал граф Апраксин, канцлер Головин, князь Долгорукий и князь Голицын, тайный советник Толстой и гвардии маиоры Ушаков и Юсупов единосласно говорили, что они не в состоянии решить толь важного дела, о котором они довольного знания не имеют. На сие император сказал: «И так надобно мне самому туда ехать». Сенаторы единогласно ответствовали: «того то, того то нам и надобно».

Три дни спустя, князь Григорий Долгорукий, который меня обязал вступить в службу его величества, пришед в мою квартиру, сказал, что генерал-маиор Писарев поносит меня во всех компаниях, разглашая, что я человек незнающий и бессовестный, и за то, будто я его обвинял пред государем во лжи, он будет искать удовольствия, и что я за сие дело платить буду жизнию. На сие ответствовал я: «Князь! я бы желал, чтобы в сем случае о пользе государевой с лучшим успехом старание прилагаемо было, а по сему расположению, как ныне работу продолжают, никогда не будет [42] канала: я бы желал, чтобы государь сам изволил оный посмотреть; тогда бы увидел, что я предлагал истину и потому я ни мало не опасаюсь».

Князь Меншиков, покровитель Писарева, действительно с того времени сделался моим неприятелем и был даже до своего падения и инженеры все моими ненавистниками.

Сии были первые плоды моей ревности и искренности к службе Российской Империи. Но посмотри здесь пример неуподомляемого разума Петра Великого, которого вся жизнь не иное что была, как продолжение предприятий и чудных его дел, служащих к восстановлению монархии, которой он полагал основание с такою скоростию и успехом, что вся Европа приходила в удивление.

Сей монарх, который не имел никакого воспитания, и который при вспоможении одного своего разума все действовал сам собою, управлял весь сенат и коллегии, которые он часто посещал в 4 часа после полуночи, был отец и наставник своих министров, законодатель, наибольший политик во всей Европе и секретарь. Он наставил своих генералов и офицеров, подавая сам собою промер, предводительствуя армиями к победе, войсками к осаде. При всех сих качествах он был адмирал, повелевающий флотами, строитель военных кораблей и [43] галер, наилучший инженер, механик, артиллерист, художник и ремесленник.

Сей великий государь лишь только возвратился из Персии, где, предводительствуя войсками, как генералисимус, претерпел несносные жары того климата и получив болезнь, которая наконец лишила его жизни, нашел в Москве все дела в беспорядке. Генерал-прокурор Павел Иванович Ягужинский приносил жалобу в ослушании на сенаторов, почему всем в домах их объявлен арест. Вице-канцлер барон Шафиров выведен уже был на амвон и казнен бы был смертию, ежели бы императрица Екатерина Алексеевна предстательством своим не испросила ему жизни.

Император, по возврате немедленно осведомись о Ладожском канале, где дела находились в худом состоянии, у фельдцейхмейстера графа Брюса, спросил, кому бы он мог поручить смотрение над строением Ладожского канала. Граф Брюс, которому я сообщил многие из моих записок и чертежей, ответствовал, что он никого не знает, кроме генерал-лейтенанта Миниха, кому бы можно было поручить дело толикой важности.

Посему осударь, призвав меня в дом графа Брюса, где никого кроме Ягужинского не было, изволил говорить мне о канале следующим образом, что в приведении к окончанию сего [44] дела главная трудность в том состоит, чтобы провесть чрез канал реки: Назью, Лаву, Кабану и проч., которые изобилуют песком и илом, таким образом, чтобы песок и другой сор не оставался в канале; в противном случае канал может засориться и сделаться к плаванию неспособным. На сие я ответствовал, чтобы о сем его величество беспокоиться не изволил, что я проведу сии реки и все воды запасными шлюзами так, чтобы песок отнюдь не доходил до канала.

Посему Петр Великий отправил меня из Москвы на канал для осмотру оного, и поданный от меня рапорт был причиною коммисии, о которой я упоминал прежде сего; распри и различные мнения инженеров, и сенаторы, оставляя дело на решение императора, побудили его, из Петербурга в 1723 году осенью отправиться на канал. — Государь из Петербурга отправился в Шлиссельбург на Thornsheut. Но как в то время к Шлиссельбургу по каналу не было еще дороги, то не можно было Государю иным образом следовать, как верхом, и то с великою трудностию.

От Шлиссельбурга даже до реки Лавы начали только местами копать ямы, глубиною на один или два фута, для того, что по всему оному месту были непроходимые болота, и как я находился в сие время будучи безотступно при государе, [45] предлагал я ему невозможность построить на болотах канал глубиною от 7, 8 до 9 футов выше поверхности обыкновенной воды; на сие император ответствовал по Голландски: «Ik si het wel, gai sind en brav Mann».

От реки Лавы до Кабаны полковник артиллерии Витвер в 1722 году выкопал ров, которого берега были укреплены фашинником и для того походил на канал; но как он не довольно был глубок, то я принужден был наконец выливать воду, чтобы можно было в нем глубины прибавить, фашинник выкидать вон и берега, в воде находящиеся, укрепить деревянным строением, а выше воды диким камнем; — сей был первый опыт в сем строении.

Император с великою трудностию при наступлении ночи и весьма утрудившись прибыл в деревню Чорную, где никакой работы еще не начато было. Он не изволил войти в крестьянской дом по причине тараканов, которых он терпеть не мог, и для того приказал поставить маленькую кибитку, где представлено было блюдо (plat de ris (Сарачинского пшена.)), хлеб и понтак. Таким образом в кибитке государь препроводил ночь в нарочито холодное время.

В то самое время Писарев всеми мерами старался воспрепятствовать, чтобы император [46] далее не следовал, и не увидел худого строения около Дубны.

Государь, по причине своей болезни, имел безотлучно при себе своего лейбмедика Лаврентия Блументроста. Он, по наущению Писарева и сообщников Меншиковых, на рассвете пришедши ко мне, говорил, что опасно государя по причине его болезни побуждать к дальнейшему пути, потому, что не можно инако ему следовать, как верхом, и ежели дела не найдет он в таком состоянии, как я доносил, то от того может последовать мне несчастие.

По сему с лейбмедиком Блументростом пошел я к государю и пришед, когда он одеваться изволил, говорил, что должно благодарить Бога, что его величество изволил принять на себя труд приехать сюда, чтобы самому освидетельствовать канал; но как его величество ничего еще не видал, то необходимо нужно, чтоб изволил следовать даже до Дубны, чтоб могли дать точные повеления в рассуждении порядка и дальнейшего строения канала.

Император, желая больше возвратиться в Петербург, нежели далее следовать, спросил: «Для чего так?»

На сие надежно ответствовал я, что надлежит перестроить все, начиная от первых 12 верст даже до Белозерка, что сия перестройка будет стоить великой суммы, что сообщники [47] Писарева, когда сам государь сего не увидит, скажут, что перестройка сделана без нужды и все иждивение, на оную положенное, употреблено напрасно, и что тот, кому сие дело от его величества поручится, будет погибший человек.

На сие, сколько государь ни утружден был, приказав подвесть себе лошадь, сказал мне: «Я поеду даже до Дубны». Как скоро государь сии слова произнес, то я вскричал: «Слава Господу Богу!»

Таким образом Петр Великий, не доезжая до Дубны, видел часть строения Писарева, начиная от маленького озера Белозерко называемого, расстоянием на 15 верст. Сие строение, почитаемое по новому распоряжению Писарева, за канал, к окончанию проведенный, состояло в следующем:

1) Что вырыты были ниже обыкновенной воды на аршин квадратные сажени, оставляя между каждою квадратною саженью несколько земли для назначивания глубины. За то плачено было работникам, так, что на расстоянии 100 саженей в длину канала, а в ширину 10 или 11 саженей квадратов было даже до 1100, из которых иные глубже были других 3 и 4 вершками, от чего дно канала было весьма неровное, и все, что в квадратах вырыто было глубже надлежащего, рыто было напрасно и бесполезно. [48]

2) Неизвестен был тогда кювет, и потому при сем строении противиться надлежало ключевой и дождевой воде, и понеже не было инструментов, способных к выливанию воды из одного квадрата в другой, чтоб сделать их глубже, то употребляли для черпания воды смешным образом тележки; чем подавали средство к похищению интереса; ибо кондуктор, который осматривал работу и платил за оную, не мог распознавать квадратов, которые вырыты были того дня или прежде, потому, что они все до половины наполнены были водою. Таким образом подрядчик, подаривши кондуктору несколько рублей, получал от него билет вместо 300 вырытых квадратов для платежа на 500.

3) На берегу озера, Белозерко называемого, по которому канал провесть, поставлено было две машины и на всякой версте канала по машине, для выливания из него воды. Таким образом было великое число машин, где и ненадобно было, и никакой работы не продолжалось, а от сих машин доставалась прибыль машинному и шлюзному мастерам.

4) Берега канала были ниже воды целым аршином и неукреплены были ни землею, ни песком, ни диким камнем. Таким образом, они везде обвалились, а выше горизонта стояли на воздухе без всякой пользы фашины. Но как вырываемой земли недовольно было для делания [49] плотин, то весенняя вода весь канал в несколько недель потопила.

5) Работа начата была в одно время во многих местах, не означивши наперед линии, и так для соединения всех мест надлежало было делать углы, и близ Дубны без всякой нужды канал сделан был с излучинами, от чего работа и иждивение нарочито умножены были.

Тут государь, вышед из терпения, слез с коня и легши ничком на землю, рукою Писареву показывал:

a) Что берега под фашинником ничем не укреплены будучи, везде обваливаются.

b) Что канал не имеет одинакой глубины от неравного выкапывания квадратов.

c) Что канал проведен без всякой причины излучинами.

d) Что нет плотин, не только для отвращения весенних вод, но и для сохранения воды в канале, поднятом на два аршина выше горизонта и обыкновенной поверхности воды.

e) Что для проведения канала чрез Белозерко, надобно вылить из сего озера всю воду, и выливши, негде будет взять земли для делания в средине оного двух плотин, разве выкопать канал чрезвычайной глубины, на которое дело и на содержание оного требуется весьма великое [50] иждивение, следовательно оный прожект совсем невозможный.

Император много еще говорил Писареву с великою умеренностию и наконец сказал: «Григорий! два рода есть проступок: первая, когда кто погрешает от незнания и портит дело, не имея о нем довольно понятия: но хуже то, когда кто не употребляет своих чувств и глаз. К чему сии берега без укрепления и сии излучины?» Писарев, стараясь себя извинить, сказал: «Сие сделано по причине холмов». Государь, встав с земли, и несмотря около, говорил Писареву: «Какие здесь холмы? я ни одного не вижу». Показывая притом тростью положение около лежащих мест, потом сказал: «Ты истинно бездельник».

Все думали, что государь будет бить тростью Писарева, и что Писарев сам того желал, дабы получить прощение и избегнуть следствия. Но государь, утоливши свой гнев, приказал арестовать мастеров Гаутера и Литцельрота и учинить следствие над ними, над Писаревым и над маиором Алябьевым, который с 1719 года был при делании канала под повелениями Писарева.

Государь, оборотясь ко мне и оказывая особливую мне милость, спросил у меня, есть ли еще чего глядеть, и надобно ли ему еще далее следовать, сказывая, что все, что он ни видел, ни к чему не годится. [51]

При сем удивления достойны разум, труды и терпение монаршее, также и милость, которую он сохранил еще к Писареву.

Я ему ответствовал, что довольно и того, когда его величество уверен, что необходимо должно переменить всю сию работу и возвратиться на прежнее предложение: копать канал на семь футов ниже поверхности обыкновенной воды, не возвышая оного выше горизонта, как его величеством в 1719 году апробовано было; что по ту сторону Дубны на 12 верстах такими ж кривыми линиями и столь же худо канал построен, но излишне бы было, ежели его величество принял на себя труд далее следовать».

Посему государь доехал до Дубны, где изволил кушать и приказал генералу Румянцову ехать со много даже до Ладоги и рапортовать обо всем, что я ему буду показывать.

Государь, благодаря мне, сказал, что будет мне поручено строение канала, полагаясь на мою способность и ревность, и поехал из Дубны, радуясь, как казалось, что можно еще пособить всему, что ни видел худого при канале.

На другой день на возвратном пути кушал государь в Назы, где, по определению Писарева, начата была канальная работа прямою линиею по пригорку между реками Назьею и Лапкою. Я [52] представлял государю, что по учиненной мною с генерал-поручиком де Кулоном, генерал-маиором Дебрином и капитан-командором Леном нивелации, найдено нами, что сей пригорок 10 аршинами выше обыкновенной поверхности воды, и как сам канал глубиною должен быть в 3 аршина, то надобно будет копать землю на 13 аршин, не считая кювета, и следовательно канал в сем месте будет глубже Кронштатского над которым работа продолжалась уже несколько лет, хотя он длиною только в 225 саженей и следовательно меньше нежели сей, Писаревым предложенный. Я представлял государю профиль оного, уверяя, что ежели его величеству угодно будет провесть канал около сего пригорка, то я окончаю его меньше нежели в год; проводя канал прямо поперек пригорка, надобно будет употребить несколько лет. Г. де Кулон подтверждал последний прожект в пользу Писарева; но государь император, глядя на профиль, который держал перед собою, и ведая, коликое употреблено уже иждивение на Кронштатский канал, сказал генерал-лейтенанту де Кулону. «Вам надобно искать другую линию». На что г. де Кулон безрассудно ответствовал, что для наступающей зимы не соблаговолит ли его величество отложить сие дело до будущей весны. А сие государю нимало не понравилось, и для того [53] сказать мне изволил: «Господин генерал-лейтенант! стройте по вашему искусству».

Таким образом во первых одержал я верх над князем Меншиковым, над Писаревым и маиором Алябьевым, его товарищем и над всеми инженерами.

Государь, возвратясь в Санктпетербург, послал в сенат указ.

Текст воспроизведен по изданию: Известия фельдмаршала графа Миниха о Ладожском канале // Журнал для чтения воспитанникам военно-учебных заведений, Том 21. № 81. 1839