ФЕЛЬДМАРШАЛ ГРАФ БУРХАРД ХРИСТОФ МИНИХ

в заботах о воспитании своих внуков

Относительно частной жизни фельдмаршала графа Бурхарда Христофа Миниха (1683-1767 гг.), известного завоевателя Данцига (1734 г.) и счастливого победителя турок (1736 — 1739 гг.), бывшего также и строителем Ладожского канала, мы, к сожалению, не обладаем столь подробными сведениями, как бы было желательно для верного суждения о многих особенностях его характера.

Поэтому следует с интересом относиться к новооткрытым известиям и письменным свидетельствам о нем, которые нам сообщают характеристичный черты о его личности.

Собственно говоря, мы еще не имеем биографии, которая бы заключала в себе весь наличный накопившийся материал, разработанный критически, хорошо и довольно подробно изложенный.

Из более старых сочинений о Минихе можно упомянуть о немецкой книге Гемпеля (Leben, Thaten und betrubler Fall des weltberufenen Russischen Grafens Burchard Christophs von Munuich etc. von Phleme (Pseudonym-Hempel), 1742 u 1743, Bremen und Leipzig.), которая, однако, очень неудобна вследствие тяжелого слога прошлого столетия и отчасти вследствие ее многословности, не говоря уже о том, что она доходит только до ссылки Миниха и, как кажется, составлена более при помощи ножниц, чем пера (на целых страницах автор совершенно дословно передает свои источники). Труд Бюшинга (Busching, Magazin fuv die neue Historie und Geographie. T. III, 1769, стр. 389-536.) уже несравненно выше, богат содержанием и даже отчасти важен как [226] источник, между тем как сочинение Галема (v. Halem, Lebensdeschreibung des Russisch-Kaiserlichen General-Feldmarschalls, В. C. Grafen von Munnich, Oldenburg, 1803.) отличается, кроме довольно основательного исследования, еще хорошим, ясным и удобочитаемым изложением.

Монография Хмырова (См. Записки иностранцев о России в 18-м столетии, II, 217 — 387 (1874 г.): Фельдцейхмейстерство графа Миниха. Критику проф. Брикнера см. “Сборник государственных знаний”, II, 13 — 18 (1874, Спб.).) написана с односторонне враждебной точки зрения и старается вывести на свет исключительно темные черты Миниха не против же, Костомаров (“Вестник Европы” 1884 (XIX т.), кн. 8 (август), стр. 510 — 560, и кн. 9 (сентябрь), стр. 5 — 57. Критику см. в журнале: Russische Revue, т. XXV (1886), стр. 220 — 232.) в новейшем своем труде о Минихе, очевидно, пытается быть справедливым по отношению к заслугам знаменитого полководца и по удачному изображению, а равно как и по объективности в общем взгляде — за исключением некоторых ошибок в подробностях и, очевидно, не совсем достаточной критики источников — его сочинение можно считать самым лучшим из того, что до сих пор появилось в печати о Минихе.

На основании новонайденных источников и манускриптов, удалось, наконец, автору этого предисловия составить еще исторический очерк и более подробную характеристику Миниха (См. St.-Petersburger Zeitung, 1886 (160 Jahrgang), № 128, 129, 130, 132 (8 — 12 Mai), Feuilleton: Der General-Feldmarschall В. C. Graf Munnich.), в которой содержится многое, чего нет в известных биографиях.

Найдено следующее письмо Миниха, между многими другими по содержанию неважными, к нему адресованными, в поместье “Луния” (Лифляндской губернии, около города Дерпта, имение барона Нолькена, потомка Миниха.), где он похоронен.

Относительно находящегося там же фрагмента его записок в более тесном смысле и относительно его известного сочинения “Ebauche pour donner une idee de la forme du gouvernement de l'empire de Russie”, которые смешивать не следует, издатель этого письма незадолго перед тем напечатал исследование (См. Russische Revue, 1886, III, 318 — 343: Die Memoiren des Feldmarsсhalls Munnich und sein Ebauche.), в котором ему удалось разрешить некоторые, до сих пор спорные, вопросы.

Письмо Миниха написано на четырех четвертушках, очень тонким, каллиграфическим почерком, и, как кажется, рукою секретаря Фриша, которому Миних диктовал свои письма и записки. Немецкий слог его [227] неуклюж и наполнен иностранными словами, особенно французскими, как это водилось еще в прошлом столетии.

Адресовано это письмо к воспитателю (Hofmeister) внуков Миниха, Рунцэ, который в то время путешествовал за границей с обоими молодыми графами, сыновьями т. с. г р. Эрнста Mиниха, известного автора Записок (Записки графа Миниха, сына Фельдмаршала, Спб., 1817.). О личности первого мы не можем дать подробных указаний, да и для истории это не имеет важности.

Бюшинг, знаменитый тогдашний ученый, сообщает нам (См. Buschings eigene Lebensgeschichte (Halle, 1789), 489 и 342.), что Рунцэ около 1754 г. был уже гувернером старшего сына у гр. Эрнста Миниха, жившего в то время в Вологде в ссылке, и был в Геттингене вместе с своим воспитанником, сотрапезником Бюшинга, рекомендовавшего известного впоследствии историка Шмидта-Физельдэка гувернером младших сыновей Миниха в Вологду.

Рунцэ, по всей вероятности, человек образованный и в зрелом возрасте, должен был позднее сделаться секретарем гр. Эрнста Миниха, когда Петр III намеревался отправить последнего послом в Стокгольм.

Из нижеследующего письма мы видим, как старый фельдмаршал и словом и делом заботится о воспитании своих внуков. Правда, для нас кажется немного странным, что воспитанием молодых графов, бывших в 1767 г. почти совершенно взрослыми, занимается именно дед, а не сам отец. Но если возможно сделать какие-нибудь предположения, то, быть может, авторитет родителей над избалованными сыновьями оказался недостаточным и они сочли за благо разделить заботы по воспитанию детей с старым и очень энергичным дедом-фельдмаршалом.

Миних мог быть человеком обворожительно любезным, но подчас также и более неприятным и вспыльчивым, чем в этом письме, которое исполнено большого порицания по отношению к несчастному господину Рунцэ; мы, к сожалению, не знаем, насколько последний дал повод к неудовольствию. Миних упрекает его в неповиновении данным предписаниям и в недостаточно сильном влиянии на обоих питомцев, проживших уже около двух десятилетий и сделавших ему жизнь вероятно довольно горькою. Да и оба молодые графа были довольно легкомысленны, исполнены чванства, тщеславия, еще большие дети, своевольны, непослушны и довольно испорчены, как видно из самого письма.

Старый фельдмаршал, прошедший жизненный опыт и умевший отличить пустой блеск от действительности, делает также и им внушение, не одобряет их расточительность и наклонность к жизни на широкую ногу, [228] в особенности в виду того, что он снабдил их деньгами на путешествие и был другом бережливости.

Но способ, каким он нападает в своем письме на беззащитного Рунцэ, не особенно красив, даже в том случае, если бы последний и заслужил то порицание, котором он здесь награждается. По всей же вероятности он не был в состоянии успешно противодействовать легкомыслию своих неумеренных питомцев, которые всяческим образом могли бы ему делать неприятности в случае, если бы он им не уступал.

Существует столько возможных способов высказать одно и тоже, и именно отношение к подчиненным есть пробный камень благородного характера человека. Миних, о котором в этом отношении нам сообщают некоторые очень хорошие черты, в то время был уже 84-летним стариком, по все еще по темпераменту раздражительным, что и показалось по отношению к его ученому другу, пастору Бюшингу, которому он в 1765 году, пред лицом церковного собрания, нанес такую неожиданную и сильную обиду, что этот дельный и честный человек покинул Петербург и свое звание.

Оскорбительный, беспощадный и исполненный горькой иронии тон, которому Миних дает свободное течение в своем письме к Рунцэ — также показывает, что он неоднократно, даже в таком почтенном возрасте, давал волю своей страстной и вспыльчивой натуре. Однако, мы не знаем ближайших обстоятельств, вызвавших это письмо. Быть может, повод к тому был в действительности очень важен, и таким образом такой суровый поступок нашел бы себе оправдание.

Наконец, следует еще заметить, что рукопись этого чисто написанного письма лишена подписи Mиниха. Можно предположить, что перед нами находилась копия с оригинала, но, быть может, и это говорило бы в пользу старого фельдмаршала, что Миних, прочтя по окончании свое письмо, устыдился своего увлечения и нашел несоответствующим своему достоинству отослать такое письмо г. Рунцэ.

Как бы то ни было, письмо это представляет любопытный и, во всяком случае, весьма характерный документ из истории домашней педагогики прошлого столетия.

А. Юргенсон

ПИСЬМО ФЕЛЬДМАРШАЛА МИНИХА К РУНЦЭ

Monsieur! В то время, как я хотел отметить мое здесь присоединенное письмо, в последний день почты 9-го (20-го) сего, как ответ на ваше (вместо часто употребляемого в немецких письмах прошлого столетия к подчиненным местоимения третьего лица единственного числа (Er) позволяем себе, при переводе, заменять его вторым множественного (Вы).), отправленное ко мне от 10-го декабря а. р. и от 15-го янв. а. с, я получил совершенно неожиданно ваше письмо еще из Рима, помеченное от 15-го февраля, очень многословное и наполненное многими нелепостями, вместе с письмами от обоих молодых графов.

Из него я могу заключить:

1) О вашем путешествии, предпринятом вместе с обоими моими внуками в Неаполь, и об их возвращении в Рим.

2) Что молодые графы, получив в сентябре месяце 1765 года в Турине, в Страсбурге и Женеве новое платье и будучи в нем же представлены Сардинскому королю и королевскому семейству, в Милане все-таки снова были снабжены новым изящным (парадным ?) (galla) нлатьем, и теперь, как видно из письма господина Рунцэ, не желая ни считать, ни беречь, чтобы то ни было, опять требуют новое изящное платье, которое господин Рунцэ им, наверное, в Париже и закажет.

3) Поэтому мой г-н Рунцэ требует и ждет от меня категорического ответа на вопросы:

a) Сколько денег отныне следует употреблять на одежду и белье для обоих молодых графов, и какого качества она должна быть.

b) Сколько нужно ежемесячно ассигновать графам денег на игры (Spiel-Geld), так как трех секин или дукатов, которые они доселе [230] ежемесячно получали, даже 4 секин, которые им предложил г-н Рунцэ, но их собственным словам, не хватает, в виду их утверждения, что невозможно в обществе отказаться от какой бы то ни было игры.

NB. Следовательно, они также будут играть и в азартные игры, которые рушат состояние столь многих людей и запрещены многими властными лицами под страхом тяжкого наказания. В одном Турине мог бы представиться случай, в один вечер проиграть 10 или 20 тысяч пистолей.

4) Старший граф Бурхард (Бурхард Христоф, рожденный 1747 г. в Вологде (ср. Busching, Magazin, III, 536), тогда (1767) был уже молодой человек на двадцатом году жизни. – прим. Ю.) не хочет ездить на двухколесных экипажах и извозчиках, которыми пользуется всякий в Италии, каково бы ни было его общественное положение, между тем как почта обходится очень дорого; он хочет иметь собственную карету и путешествовать на почтовых лошадях.

5) Он не хочет садиться ни за какой table d'hote, за которым все-таки обедают кавалеры, офицеры высших чинов и путешественники, но он всегда хочет, чтобы ему подавали в его собственной комнате, за что нужно платить вдвое.

NB. Значит, у него, вероятно, будет открытый стол, и он не пожелает обедать один.

6) На обоих молодых графов советы и увещания г-на Рунцэ не имеют никакого влияния, и, как кажется, они требуют полной независимости.

На все вышеупомянутые пункты г-н Рунцэ ожидает моего решения и обдуманных приказаний.

Г-н Рунцэ, между прочим, доводит до сведения, что в течении тех шести месяцев, которые они провели в Италии, издержки простираются до 900 секин, что в месяц составляет 150 секин или spec. дукатов, и следовательно 300 рейнталеров, sp. вместо 200, которые ассигнованы им ежемесячно, и в этой сумме не зачислено никакое параднее платье. Что же прежде всего касается поездки в Неаполь, то г-ну Рунцэ не безызвестно, что я никогда на это не давал своего разрешения, но с отвращением отнесся к тому, что он повез молодых графов в Страсбург, каковой город, после пребывания в нем сильных французских гарнизонов, есть один из величайших публичных домов в Европе. [231]

За это пребывание в Страсбурге, молодой граф Людвиг (Людвиг Антон, рожд. 1748 г., впоследствии обрученный с некоей Чоглоковой (ср. Busching, l. с.). – прим. Ю.), наконец, заплатил г-ну гувернеру своим дурным поведением, и вы знаете лучше всего, сколько труда стоило отстранить графа от страсбургских публичных женщин.

Точно также поездка в Рим, как в поповское гнездо (Pfaffennest), была совершенно вопреки моей воле; все-таки г-н Рунцэ взял себе на помощь моего сына, тайного советника, так что я, наконец, позволил себя убедить, хотя и очень неохотно, согласиться на это, но с приказанием не пребывать там так долго, как на самом деле это случилось.

Что касается до самого путешествия в Неаполь, то г-н Рунцэ признается в своем письме, что я, на сделанное им предложение повезти молодых людей в Неаполь, высказал ему свое негодование и особенно запретил подобное предприятие. Как же мог г-н Рунцэ быть настолько смелым, чтобы поступать как раз вопреки моим приказаниям? Подобный образ действия не может быть оправдан и несправедлив. Прочтите сочинения Лютера, который говорит: несправедливость — грех. Что же заслуживает тот, который грешит с намерением? Самые лучшие извинения в совершенных грехах бесплодны. Молодой король Неаполя и принц Мекленбургский не составят счастья молодых графов, и грешить против родителей и благодетелей из-за веселия, представляемого карнавалом, без сомнения, есть один из величайших пороков, которые только можно допустить.

Оба молодых графа в своем письме ни одним словом не упоминают об этом путешествии.

Ad secundum. Очень смело с вашей стороны, что вы, открыто ослушавшись меня и не повиновавшись моим приказаниям, еще предлагаете мне пункты, на которые я должен дать категорический ответ и предписать вам новый образ действия. Каких результатов могу я ожидать от моих инструкций? Так как вы меня не уважаете, то, без сомнения, все мои старания и корреспонденции напрасны. Вследствие путешествия в Неаполь г-н Рунцэ дал молодым графам повод к проступку, не находящему себе оправдания, так что, когда им только представляется возможность следовать своим наклонностям, ни приказания, ни советы их родителей или благодетелей не имеют в их глазах никакой цены. Это [232] обстоятельство настолько огорчило меня, что я, только что поправляясь после тяжкой болезни, получив пакет г-на Рунцэ, от 15-го февраля, вовсе не мог заснуть.

Достойно ли это, с намерением, таким образом огорчать восьмидесяти-четырехлетнего человека и причинять вред его здоровью?

Предложение французского посланника marquis d'Aubeterre таким образом рекомендовать графа Людвига, чтобы он получил бреве как colonel a la suite, я оставляю на усмотрение моего сына, тайного советника.

По-видимому, это обещает молодому графу блистательную карьеру и до того льстит ему, что он сердечно просит меня помочь ему в этом.

Но французская служба мне известна; сами полковники все молодые и очень богатые люди, которые, не смотря на получаемое ими незначительное жалованье, делают большие издержки и должны в течении нескольких лет прибавлять из собственных средств. Если они тогда оказывают успехи, то они получают повышение, в противном же случае их оставляют без внимания et ils restent a la besace (они разорятся в конец).

Какая будет его судьба, если он будет colonel a la suite? Откуда возьмет граф Людвиг 10,000 ливров, которые он должен употребить тотчас же при его назначении. И откуда он впоследствии найдет ежегодно 10,000 ливров, чтобы существовать и быть представителем полка, если полковник в отсутствии? Это был бы настоящий путь, которым граф Людвиг мог бы рушить состояние своего отца и деда. Подполковники во французских полках старые и опытные офицеры, которые собственно и командуют полками и соблюдают в них порядок, и обыкновенно они бригадиры армии.

Я до настоящего времени имел хорошее мнение о графе Бурхарде, как о человеке спокойном, разумном и скромном; как же он не хочет, подобно другим порядочным людям, ездить в двухколесных экипажах и обедать в обыкновенных гостиницах? Разве он не помнит, чем он был в Вологде? Он и в настоящую минуту еще остался тем же, нисколько не выше, не богаче, не знатнее. В Вологде у него не было никаких собственных экипажей и он должен был довольствоваться простым столом.

Такая перемена в его образе мыслей есть единственное следствие роскошного платья. Как де молодой граф, который щеголяет богатым, парадным платьем, может ездить не в собственной карете и есть в обыкновенных гостиницах! [233]

Я в своей молодости, уже в чине капитана, также имел богатое, обшитое галуном и вышитое платье, которое я возил с собою и в путешествиях, и в походах; я носил его четыре, пять и больше лет. Неужели же молодые графы, подчиненные моему г-ну Рунцэ, должны иметь каждое полугодие новое изящное платье? Откуда взять деньги на эти издержки? Что касается до непослушания этих молодых господ моему г-ну Рунцэ, и независимости, к которой они стремились, то в случае, если бы такое обвинение оказалось справедливым, я бы с сегодняшней почтой вытребовал их назад, не позволяя им путешествовать, согласно их дурному намерению, через Францию, Англию, Голландию и Германию, и приказал бы им направиться туда, куда г-н их отец, г-н тайный советник, указал бы. Между тем, эти молодые графы имеют достойного отца, в лице г-на действительного тайного советника гр. Эрнста ф.-Миниха, от которого они находятся в прямой зависимости. Поэтому я отсылаю сим моего г-на Рунцэ к г-ну тайному советнику:

1) Относительно продолжения путешествия молодых графов.

2) Относительно их одежды и белья. 3) Относительно их денег на игры.

4) Относительно способа путешествия в двухколесных экипажах или в каретах, на извозчиках или почтовых лошадях.

5) Относительно их стола, или в гостиницах, или в их собственной комнате.

6) Относительно непослушания их гувернеру (Hofmeister) и независимости, которой они домогаются.

Всем, что мой милый сын, г-н тайный советник, родной отец молодых графов, в этом отношении установит и прикажет, я буду довольствоваться, не смотря на то, что я до сих пор на это даю деньги.

Итак, я прислал г-ну тайному советнику часто упоминаемое мною письмо г-на Рунцэ, от 15-го февраля, равно как и письма молодых графов, и на будущее время ни в коем случае не буду вмешиваться в то, что касается образа поведения и издержек этих молодых графов, а также не ожидаю от моего г-на Рунцэ никаких дальнейших предложений, ни донесений в этом отношении, но только извещение, что он получил настоящее письмо. Если же он и после этого будет писать ко мне, то я, не распечатывая, буду бросать письма в огонь, потому что мой характер, мой возраст и моя слабость, а также и другие мои занятия не позволяют [234] мне продолжать корреспонденцию, которая причиняет вред моему здоровью и сокращает мою жизнь. Остаюсь, Monsieur.

С.-Петербург, 13-го (24-го марта) 1767 г.

P. S. Г-н Рунцэ теперь имеет честь гордиться тем, что я, восьмидесяти-четырехлетний седовласый старик, поддался его обману. Его характер получит удовлетворение, если он постарается в скором времени быть принятым в обществе иезуитов, у которых, между прочим, следующее правило:

Удавшееся преступление (Sunde) не есть преступление.

Felix crimen non est crimen.

Следовательно, счастливо удавшееся путешествие в Неаполь и обратно, вопреки моей воле и настоятельному приказанию, не есть преступление для г-на Рунцэ.

Знайте же, мой г-н Рунцэ, что я смертельный враг обществу иезуитов и всем, которые придерживаются их образа мыслей.

Примеч. Подписи фельдмаршала Миниха на документе не имеется.

А. Юргенсон

Текст воспроизведен по изданию: Фельдмаршал граф Бурхард Христоф Миних. Письмо  фельдмаршала Миниха к Рунцэ // Русская старина, № 1. 1887