СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

К вопросу об Арсении Мацеевиче.

Чтение Т. И. Филиппова

(Произнесено в годичном собрании Общества любителей древней письменности в 1893 году.)

Ваше Высокопреосвященство
и досточтимое собрание!

Гр. С. Д. сделал мне честь, предложив мне, в день праздника дорогого всем нам общества, принять словесное участие в его сегодняшнем собрании. Это любезное предложение застигло меня внезапно, в самый разгар законодательной деятельности Г. С., среди угнетающих меня трудов, которые поглощают все мои часы. В короткий срок, который оставался до нынешнего дня, приготовить что-нибудь свое, достойное вашего внимания, не было уже времени; отказаться от предложенной чести было бы для меня чувствительным нравственным лишением. Что же было мне делать и как выйти из такого затруднения?

Вспомнил я, что лет 20 тому назад мой гимназический учитель, достойный вечной признательной памяти, Гр. Ив. Забелин дал мне на просмотр случайно доставшийся ему от кого-то рукописный сборник самых разнородных по содержаний статей (с надписью «любопытные“), между коими я нашел две (?), относящаяся к событиям из жизни митрополита ростовского Арсения Мацеевича. [217]

Исполненный благоговения к высокому подвигу этого бестрепетного свидетеля истины, я поспешил списать эти статьи и с тех пор хранил их у себя, постоянно намереваясь сделать из них какое-нибудь приличное употребление. Но до сих пор намерения своего в исполнение не привел, как бы предвидев, что мне дано будет поделиться своею находкою с таким собранием, которое — я в том сомневаться не могу — разделяет мои чувства к страдальцу...

Вот содержание этих статей.

I.

Святейшему Правительствующему Синоду

от синодального члена преосвященного
Арсения, митрополита ростовского и
рославского,

Донесение.

По имянному Ее Императорского Величества всемилостивейшему, Высочайшему, за подписанием собственные Ее Императорского Величества руки, августа 12 дня прошлого 1762 года, указу, для благопристойного духовного чина содержания, все синодальные, архиерейских домов и монастырей, и белого священства недвижимые имения отданы им, в том числе и дому моему, во управление, с таковым Высочайшим Ее Императорского Величества повелением: как до учреждения определенной комиссии и положения впредь порядочнейшего на крестьян оклада, так и на оной 1762 год собирать положенный рублевый оклад, отдал однако и сие на благоизобретение архиереев и властей, чтобы они собирали с них или по рублю с души, или по пристойности мест и надобностей употребляли их к нужным работам, без отягощения. Все же те при архиерейских домах и монастырях, как денежные, так и хлебные доходы, до настоящего о тех учреждения, употреблять как архиереям, так и [218] монастырям, на самые нужные расходы, по духовному регламенту, без излишества; тако ж на содержание имеющихся при монастырях и впредь присылаемых инвалидов; а затем остатки, где таковые будут, хранить, имея на то приходные и расходные шнуровые книги, архиереи и ставропиегиальные лавры и монастыри от Синода, а прочие монастыри от архиереев, из которых можно было бы Ее Императорскому Величеству впредь усмотреть прямых старателей о пользе Церкви и отечества и пренебрегающих оную. И в силу оного Ее Императорского Величества имянного указа, для записки бываемых в доме моем архиерейских приходов и расходов, за шнуром и за печатью, книги из Святейшего Синода к моему смирению, октября 19 дня того же 1762 года, присланы при указе, которое одолжение присланных ко мне книг кажется сану архиерейскому не без уничижения: понеже книги таковые в той силе имеются, якобы архиереи о пользе Церкви вси нестаратели и подозрительны в нестарательстве и пренебрежении, что не по большей ли части изыщется на светских, нежели на духовных, как то от созидания Александра Невского монастыря можно видеть, который не духовные, но светские строят, и не на монастырскую, но на казну государеву, да и до сих пор в окончание привести не могут, да почти о том и не думают, а истязания им в том не видеть. Дивно убо кажется архиереям, яко у них книги домашние приходные и расходные имеются, без которых в домах архиерейских и монастырях никогда же водится; присланный же от Святейшего Синода книги к архиереям и монастырским настоятелям, акибы к прикащикам, тяжесть не только архиереям, начальным пастырям, но и всему духовному чину несносная и никогда же слыханная, еще же и с словом Божиим и с законом не очень сходная. А о законе в манифесте, состоявшемся 6 числа июля месяца прошлого 1762 года, и о всех обстоятельствах, при восшествии Ее Императорского Величества на Всероссийский Императорский Престол происшедших, Ее Величество точно благоволила всенародно объявить, что де просить Бога не оставим денно и ночно, да поможет нам поднять скипетр в соблюдение нашего православного закона. В духовном же [219] регламенте от самого начала також написано: управления основания есть закон Божий, в священном писании предложенный, тако ж законы, или правила Соборные Святых Отец, и уставы гражданские, слову Божию согласные. Следовательно и регламенту, который подчиняется в своих определениях Слову Божию и закону, надлежать ой силе принимать, поколику он согласен слову Божию и закону, понеже всегда надлежит тому больше внимать, что власть Божие глаголет и повелевает, которая царями обладает и над всяким дыханием и душею владычествует, нежели власть человеческая. Справившися же с Церковию Божиею, которой мы сами и закона содержим, видим, что как стала Церковь наша — от времен апостольских — имения церковные не были никому другому подчинены, токмо единым Апостолам, а после Апостолов архиереям и на едину волю и рассмотрение архиереев были оставлены, яко Богу данные и священные, что довольно явствует ово от писанного в деяниях апостольских в главе 4-ой ст. 34: „елицы бо Господие селом или домовом бяху, продающе приношаху цены продаемых, и полагаху при ногах Апостол“, ово от Павла Апостола в 1-м Послами к Коринфянам в главе 9-й ст. 1-й глаголющего: „аще мы духовная сеяхом вам, велико ли, аще мы ваша телесная пожнем», который слова пространно приводя книга Камень веры, в части 2-ой, во главе 9-й, во исправлении на претыкание 9-е, и також ветхозаветным священникам и Левитам доходы исчисляя, речь свою против противников церкви нашей тако оканчивает: «узрите, противницы, доходы ветхозаветных священников, и наших не осуждайте, им же никогда же сицевые доходы бывают; и они убо, служаще сени, доход истинный имеху, сии же, служаще истине, доход имут сеновный». Вси же таковые сеновных священников доходы были свободны и никому другому, токмо единым архиереям, тогдашним сеновным, подчинены; как cиe видно от книг Левитских во главе 27-й ст. 32, идеже пишется: «всяка десятина волов и овец, и всяко, еже аще приидет в число под жезл десятое, будет свято Господу». Под жезл, в подлинном прибавлено, пастыря, под жезл пастырский или apxиeрейский, сиречь под власть пастырскую или архиерейскую. [220] Правило Апостольское 38-е гласит: да управляет епископ властительски церковное имение; и ничто же от него сродником своим да не даст, аще токмо не суть убози; правило 41-е повелевает епископам обладати церковным имением; аще бо честные человеческие души поручены суть им, кольми паче имения поручити им подобает; яко да они по своей власти всем управляют, убогим требование подают, руками честных пресвитер и диакон, со страхом Божиим и благоговением. Подобает и тому самому, аще требует, взимати себе на нужную потребу, еже хощет, и приходящую странную братию гостити и кормити и ничто же потребного лишити их: ибо закон Божии повелевает служащим алтареви от алтаря кормитися (Втор. 18, 1 Кор. 9,13), понеже ни воинник не может о своем имении оружия нанести на противного, сиречь своим имением, но жалованье получает. Седьмого вселенского собора правиле 13-м сказано: «общие домы, сотворивше епископию или монастырь, аще не возвратят епископом и игуменом вещей, бывших в епископии, или в монастыре, не твердо есть-то; и священницы убо сущии да извергутся; миростии же человецы и мниси да отлучатся». От сего является, яко нетокмо епископы в своих епархиях, но и игумены в своих монастырях властелины церковного имения свободные, токмо под властию архиерейскою состояние, и под страхом отлучения от церкви никто же должен имения от них отбирать и на свое употреблять, отобранное же непременно должен возвратить. А ныне не токмо не думают возвращать, но и до последнего взять, как уже и сделалось в бывшее перед сим правление. Из чего по писанному в манифесте Ее Величества, состоявшемся июня 28 дня 1762 г., закон наш православный греческий первее всего восчувствовал свое потрясете и истребление своих преданий, так что церковь наша греческая крайне уже подвержена оставалась последней своей опасности переменою древнего в России православия и принятием иноверного закона. Со историями же церковными справившися, обретаем первого отымателя церковных имений царя Иулиана отступника, о котором пишется апреля 9-го в страдании Святого Мученика Евфимия, яко от всех церквей цезарских имения отъят, а [221] клириков в воинский чин написовати и в полки нуждою повести повеле. От истории же нашей российской имеем известие: яко наша Россия, от самих времен Святого и Равноапостольского Великого князя Владимира приемши веру от греков блогочестивую, не токмо во время царствования благочестивых и великих князей, но и во время татарские державы имела свободные имения церковный, в первоначальной власти архиерейской содержащаяся, как то видеть можно в слове от жития Алексия Святого, Митрополита Московского, в прологу февраля 12-го написанном, в котором свидетельствуется, яко от великого князя Димитрия Алексий Снятый молением принужден, ни мало стужив, иде в Орду и многую там трудность от безбожных татар претерпе; обаче гнев царев укроти и благополучно на престол свой возвратися, мир земли российской нося; к сему даде ему царь ярлык свой, рекше грамоту свободительную, якоже и прежде сущим митрополитам Михаилу Второму, Иоанну, Петру и Феогносту прежние ординские царие ярлыки даяху, и от всяких даней и поборов свободны творяще церкви и монастыри и земли их, и воды и пруды, и вся движимая и недвижимая, данная церквам и монастырям, да свободно от всех налогов и попечений клирицы и монаси живут и безмолвно и немятежно Бога молят. Пишется же октября 29-го в житии преподобного Аврамия архимандрита, Ростовского чудотворца, жившего во время Святого и великого князя Владимира, яко созда церковь велию и украси ю всяким благолепием. Возлюбивше же Ростовстии князи сего великого преподобного Авраамия и братию его и начата имения многа и села давати на устроение обители и на потребу братии; книг же им расходных и приходных не присылали и не давали. В житии блаженного Петра царевича, Ростовского ж чудотворца, июня 29-го пишется: «по довольных днех епископ Кирилл отпущен бысть от царя татарского с многими обдарении: еще же и повеление свое царь даде к князем Ростовским и Ярославским, да царские оброки годовые дают в дом пречистая Богоматери Ростовские епископии“; а все то делалось тако ж без истязания от архиерея расходов и приходов.

После державы татарской чрез все время благочестивые [222] державы Российской, даже до времен Мусин-Пушкиновых, всегда были имения церковный неотъемлемы и употребляемы по воле настоятельской, а наипаче архиерейской, на дом Божий, на совершение жертвы бескровные и на пропитание священнослужителей, також нищих и сирот и иных приключающихся нуждных и необходимых дому архиерейскому и монастырям случаев, которых невозможно и узнать. Мусину же Пушкину, когда блаженные и вечнодостойные памяти Петр Великий, по тогдашнему случаю военному Шведом, приказал заопределить вотчины монастырские и архиерейские, впрочем со удовольствием, безобидно монастырям и архиереям, — то оный Мусин-Пушкин, по своей воле, не только противу Турка заопределил, но еще и превосходнее его. Турок бо олтарных наших денег не знал и не касался, а Мусин-Пушкин и сущие наши олтарные архиерейские деньги отобрал, сиречь венечные и данные церковные; едино как то cие точию оставил, ежели кто что даст на поминовение и литургию архиерею; что в епархиях редко случается, а по большей части и не бывает; больше же доходу архиерею не заопределил в доме нашем Ростовском, кроме ста рублей им заопределенных, да на весь дом двух тысяч четырнадцати рублей; а затем обложено и платится от единого дому архиерейского экономии в Государственную казну до седьми тысяч рублей повсягодно. И таковое Мусин-Пушкиново заопределение стало быть с превосходством не токмо против Турка, но и против нечестивых Царей Римских идолослужительных, в которых временах, по писанному в четьи минеи августа 31-го, Киприян Святый, епископ Карфагенский, страдал и, будучи приведен на место посечения, повеле домашним своим, да спекулаторови дадут два десять и пять златниц, творя и при смерти благодеяния.

Ежели б тогда Мусин-Пушкиново заопределение было, то бы такого благодеяния отнюдь не из чего сделать. Еще же и по приличеству сана архиерейского во удовольстве не из чего себя содержати, так что стыдно не токмо иностранным, но и своим убожество такое изъявлять. Потому еще наипаче архиерейству нашему горе, яко не токмо иностранные, но и свои мнят быть дом архиерейский, как бы дом царский, сиречь во удовольствии [223] надлежащем, как издревле бывало, а у нас ничего такого нет. Одно токмо на деле, что книга Камень Веры пишет: „служащии, рече, сени, сиречь архиереи и священницы ветхозаконные, доходы истинные имеяху; наши же новозаветные, служаще истине, доход имут сеновный». Еще же подлежит Мусин-Пушкиново заопределение парещи поганский обычай превосходящее. Однако Церковь и мы, бедные архиереи, за нужду необходимую терпеть как-нибудь уже было приобыкли, понеже что-нибудь нам было оставлено на содержание Божие дома, архиерейства и служения Божественного, и при том неистязывано от нас давать ответа, куда оное девается, как и турок, говорят, не истязывает, надлежащая взявши; еще же определено было давать и на починку домов архиерейских и монастырей, когда востребует нужда; а ныне, когда и о том, что дано на содержание, стало быть истязание, делом производимое, — то уже архиерейство бедное с тем стало верстатся, что узник и последний богодельний лучший и счастливейший, понеже что кто ему даст, свободен в том имеется. Горе убо нам, бедным архиереям, яко не от поган, но от своих, мнящихся быти овец правоверных, толико мучительство претерпеваем; от тех, которым надлежит веровати, яко мы, аще и недостойные, аще и узники, на месте однако обретаемся Апостолов, к ним же слово Христово Евангельское: «елика аще свяжете на земли, будут связана на небеси; и елика аще разрешите на земли, будут разрешена на небеси “ (Мат. 18, 18) и паки: „слушаяй вас, Мене слушает, и отметаяйся вас, Мене отметается». Лук. 10, 16; и якоже Апостол гласит: «тако нас да непщует человек, яко слуг Христовых и строителей Таин Божиих» 1 Кор. 4, 1, сиречь воплощением Христовым сделанных, и паки: «повинуйтеся, рече, наставником вашим и покаряйтеся, тии бо бдят о душах ваших, яко слово воздати хотяще, да с радостию cиe творят, а не воздыхающе: несть бо полезно вам cиe“. Евр. 13, 17. А также не воздыхати и при самой бескровной жертве от такого ига мучительного, паче турков лютейшего, которое иго, Бога не бояся и человек не срамляяся, Ее Величеству представили и на нас возложили. Да еще такую обязанность на нас возлагают, дабы мы архиереи всякие науки [224] содержали и снабдевали, сиречь: филосовские, богословские, математические и астрономические. А нам, во славу Божию, та обязанность, какая и Апостолом от Христа предана, сиречь: „шедше научите вся языки, крестяще их во имя Отца и Сына и Святого Духа, учаще их блюсти вся, елика заповедах вам“. Мат. 28, 19. Також по глаголу апостольскому: „и Той дал есть овы убо апостолы, овы же пророки, овы же благовестники, овы же пастыри и устели к совершению святых, в дело служения, в созидание Тела Христова» Ефс. 4, 12, которое едино дело не малого и попечения и содержания требует. Едино бо, например, служение простого священника, кольми паче архиерея, сколько требует, дабы порядочно было производимо, всяк блогочестивый может признать и разуметь. На апостольские показанные слова смотря, в толкованиях Григория Богослова о нищелюбии на стих 39-й в соборнике пишется: конечнее, рече, самого себе Христос вдаде за избавление, да имать мир живот духовный и истинный; к сим же даде, по Божественного Павла гласу, Апостолы и Евангелисты, пастыри и учители на совершение и исцеление наше и Духа Святого разделения. Самое же таинство нового спасения, еже есть Божественное Тело Его и Кровь и крещение, таковую обязанность Христом возложенную, как Апостолы, так и после Апостолов — архиереи и пресвитеры, аще и в гонениях, всегда исполняли. А чтоб академии заводили, того нигде не обретаем. Аще бы и cиe не было противно: но чем и каким иждивением академии заводить, когда последнее пропитание и содержание от архиереев и от монастырей отъемлется? Да и приходские священники по большей части в крайней бедности обретаются, податьми Государевыми не меньше мужиков обложенные, возделывая землю к своему пропитанию. Ежели будет и богослов, или астроном, то больше ничего не получит. Нужны во истину и школы и академии, но надлежащим порядком учрежденные, как издревле бывало в Греции и теперь на западе, сиречь по местам знатным, в царствующих городах, на коште Государственном. В таких академиях и Василий Великий, Григорий Богослов, Иоанн Златоуст училися: знаем бо вси, яко учете свет есть, а неучение тьма; однако и свет, от начала [225] создания семо и овамо шатающийся, вохотел Господь Бог, да будет порядок устроен, сиречь из такого шатания собран в солнце едином, а не во многом. Подобно и академиям богословских, филосовских и прочих наук не надлежит быть по грязям и по болотам, но по знатным городам царствующим, как то и Духовный Регламента, ежели его внятно и в топкости прочесть, повелевает: академии и семинарии быть при Синоде на Государственном коште, и тамо изучавшихся присылать ко архиереям, дабы их проводили на власти духовные, до каких они будут способны; а когда не будет властительных мест праздных, то куда их девать, о том не показано. А при архиереях быть школам нужно для священнических детей к произведению их в священники, дабы могли исправно читать и разуметь, что читают. И таковые школы при архиереях, не иные нужны, токмо русские; понеже в церквах у нас не по латыни, ниже другими иностранными языками читается и поется, но по-русски, каковые школы, аще и с крайнею скудостию, однако у нас обретаются. А приходящие в священство довольно обучаются и осведываются в чтении, и дабы силу знали чтения и звания своего, вместо книжецы, в Духовном Регламенте показанной, которая не бывала и быть не нужно, толкуется им книжица православного веры исповедания, от Святейших патриархов испробованная и иностранным известная, у них на их языке печатающаяся, в которой книжице три Богословскии добродетели, вера, надежда и любовь изъясняются; в ней о Бозе, о воплощении Христове, о тайнах церковных, о грехах и добродетелях, и о заповедях Божиих довольно есть учение не только священнику, но и всякому христианину нужное, к страху Божию приводящее. Начало же премудрости страх Господень, без страха же Господня всякая мудрость есть тщетна и прибавление болезни, по речению Екклезиастеву, суету описующего и в главе 1-й глаголющего: «во множестве мудрости множество разума, и приложивый разум приложить болезнь». Следовательно показанная книжица ко уразумению священником гораздо более нужнейшая есть, нежели философия и другие академические книги, а наипаче по деревням, идеже [226] непременно на хлеб работать надлежит, и не работая без пропитания быть.

Ко умножению же слова Божие проповедников надлежит в основание положить слова Христовы Евангельские: «жатва убо многа, делателей же мало, молитеся убо Господину жатвы, да изведет делатели на жатву свою“ — Мат. 9, 37; — не надлежит же паки оставляти и словес Быкова Апостола: „не мнози учители бывайте, братие мои, ведяще, яко большее осуждение приимем» — Иак. 3, 1, сиречь, аще сами не будем участие имети в том, чему учим других: «блажен иже сотворит и научит, сей велий наречется в Царствии Небеснем». Мат. 5, 19. Еще же видим от древних времен, яко учити и проповедати слово Божие есть особенное дарование Божие, кому дастся; аще бо много учительных архиереев было после Апостолов чрез все веки во вселенском соборе, однако Златоустов не много обретаем. Також по писанному октября 8-го в житии преподобные Пелагеи, егда святейший патриарх Антиохийский созва к себе от окрестных городов осмь епископов, — то между ими един токмо изобретеся, от него же учительное слово слышати вси восхотеша. Свидетельствует Никифор Каллист, церковный достоверный летописец, в книге 12-й, в главе 34-й, яко во Александрии по причине, от Ария взятой, иже бысть пресвитер и проповедник, кроме архиереов никому не велено учете наизусть проповедывать. Подобная же и у нас не была ли причина, когда архимандрит Владимир Каллиграф перекрест, еще тогда учитель и проповедник, в церкви Владимирские Богородицы в Москве говорил на поучении плевелы, нетокмо лютеранские и кальвинские, но и жидовские; о чем и представлено было Святейшему Синоду. Следовательно, ежели и ныне, сохрани Бог, таковые проповедники умножатся, то лучше быть Церкви нашей без таких проповедей и хранить древнее свое обыкновение, сиречь: к созиданию правоверия и страха Божие читать слова и поучения готовые, от разных книг Святых Отец, на нашем языке имеющиеся и печати преданные; только такие книги потребно умножать и прилежание иметь, дабы в церквах было чтение и славословие Божие благочинно и неленостно, и при церквах бы кабаки не были, и [227] в церковь бы ходили как на молитву, так и на слушание слова Божие, а церковь бы не делали вертепами разбойников; да смотреть також, коим надлежит, попечение да имеют, дабы церкви не умалялися, но умножалися, яко же Златоуст Святый в нравоучении 18 на деяния Апостольские поучает, между прочим глаголя: «и торжица убо и бани творят мнози; церквей же ни: и вся паче, нежели cиe тем же молю, и прошу, и благодати истязую, паче же и закон полагаю, да никто же явится, пусто церкви село имея. Аще что имаши на нищих иждити, иждиви; напитай учителя, напитай и священнический чин. Молитвы в церкви всегдашние за тя и просфора на куюждо неделю. Помысли, яко даже до второго пришествия Христова ты мзду имети будеши, поставивый жертвенник Божий. Рцы бо ми: аще бо тебе Царь повелел создати дом, да тамо обитает, — не сотворил ли бы. еси вся? Ныне же Царствие есть Христово, Церкви созидание. Да не убо на иждивение взираеши, но плод помышляй». Дозде Златоуст. У нас же нынешнего века таковой плод почти и в душу не приходить, егда мнози изволяют лучше кормить собак, нежели священников, церковников и монахов, и едино усмотряют, дабы за церквами и монастырями и домами архиерейскими имения лишнего отнюдь не было, а под видом излишества и последнее отъемлют и под свою власть привлекают, и церкви и монастыри многие пусты обретаются, оставшиеся же в крайней суть бедности, однако и те еще не свободны от зависти. И ежели созидание церквей и монастырей и домов архиерейских, по вере во Христа, признавать делом Христу Богу угодным и благочестивым, то раззорение их и имения отъятия чего будет достойно? Анания и Сапфира, по разумению Златоустого, свое обещавши имение дати церкви, а после часть утаивши, что заслужили, всем известно: кольми паче страшно тое отымати от церкви, что другие дали, по вере и доброхотству своему ко Христу. Аще же говорят, будто бы не отнимать, но штат делать, да бы излишество отсещи; то и в том не иной образец, токмо той, о нем же пишется в евангелии о Иуде Симонове Искариотском иже, егда хотяше Христа продати, видя по теплоте веры и любве от жены многоценным миром Христа помазуема, глагола: «чесо ради миро cиe не продано [228] бысть на трех стех пенязь, и дано нищим? Какова же тому штатнику похвала, там же во евангелии может всяк знать и дочитаться. Како бо можно штат делать и излишество каково усматривать в том пункте прошения Молитвы Господней: „да святится имя Твое?“ Понеже яко же оная жена с тем намерием многоценным миром Христа помазывала, доброхотствуя ко Христу, дабы имя Его святилося: тако церкви Божии и монастыри и домы архиерейские не с иным намерением от Боголюбцев и благочестивых монархов созданы и воздвижены, токмо дабы в них всегдашнее было славословие Божие, воплощением Христовым сделанное, и прославлялося бы и святилося имя Божие пресвятое, противу прежних кумирниц бесовских, бесовское имя прославляющих, Божиего же имени и славы Его Пресвятые ненавидящих. В таковом заблуждении и ныне в нашем государстве многие народы пребывающе, ко идолам своим бесовским по своему суеверию доброхотствуют и, сколько могут, столько их обогащают привесами и деньгами всякими, еще же и зверьми тамошними Сибирскими: куницами, соболями, лисицами и прочими, а штату ко умножению и обогащению их не делают.

Нашему же православному народу, через Христа и Церковь Его Пресвятую от таковых заблуждений свободившемуся, какое будет сходство и приличество делать штаты церквам Христовым и усматривать излишество в благолепии церквей и монастырей, их же дело едино, якоже речеся, да святится в них имя Христово, имя Бога, в Троице единого, и купно с ангелами да прославляется, бесовская же прелесть да истребляется, — усматривать, глаголю, тамо излишества, идеже святится имя Божие, а излишество на свою пользу употребляти? Следовательно, какова-то наша будет перед Богом молитва: Отче наш, иже еси на небесех, да святится имя Твое? И каковы-то мы будем желатели, дабы имя Божие святилося в нас и в государстве нашем, когда не от нас, но от других данное на посвящение и прославление имени Божие будем штатовать, яко излишнее? У пророка Аггея в главе 1-й ст. 9, 10, 11, за опустение храма ветхозаветного и за нерачение о созидании его превеликими казньми Господь Бог претит, глаголя; „зане храм мой есть пуст, вы же течете [229] кийждо в дом свой, сего ради удержится небо от росы и земля оскудит изношения своя, и наведу меч на землю, и на горы, и на пшеницу, и на вино, и на елей, и на вся, елика износить земля, и на человеки, и на скоты, и на вся труды рук их“. Аще же запустение не меньшее, как во время Батые, многих новозаветных храмов Божиих и монастырей и мест святых, чудесами и чудотворцами от Бога прославленных, не мнится быти делом богопротивным, то придется, как можно видеть, и до того, что и вси в конец монастыре и дома архиерейские опустеют, когда уже не токмо настоятели, но и сами архиереи, не яко пастыри, но яко пленники, и пуще пленников имеются, понеже от них до последнего куса требуют ответа, а власти их апостольской и дел, душевному спасению нужных, силу в себе воплощения Христова имущих, и в полушку не ставят. На что имея рассмотрение благочестивый царь Василий греческий, возлюбленного сына своего царя Льва увещевая, глаголет: „почти убо Церковь, да почтен будеши от нее, и священников стыдися, яко отцев духовных и ходатаев нам к Богу, честь бо священническая на Бога восходить; якоже и твои слуги почитают тя праведно, и яже от них тебе честь, па Бога приходить», — то како же сходно, или хотя мало согласно с таковым увещанием на священство рассмотрение, когда и сами архиереи в подозрении остаются, и веры и честной совести не имущии быти вменяются? Теперь уже определены и те, которые над архиереями будут смотреть, а из них иной обрящется, что едва в Бога верует, ко исповеди же и причастию святых тайн на силу в год, и то не всегда, да не по доброхотству, но больше по указу, приготовляется. Архиереи же, всегда Престолу Божию предстоя и молитвы о себе и о людских невежествиях принося, якобы всех суть хуже и ничтоже. Но надлежит здесь внимать писанию Божию, глаголющему: аще свет тьма, то тьма кольми? аще соль обуяет, то чим солити? Мат. 5, 18. Напоследок надлежит в рассуждение принять, что Бароний написал, описуя год восемьсот четыредесять пятый после Рождества Христова, егда в Греции царствовала благочестивая царица Феодора. По семь, рече, злом времени во Франции, сиречь после раззорения Франции, от домов [230] собрашася епископы на собор Мельдский, вопрошающе между собою прилежно и хотяще уведати, коими грехами Господь Бог прогневался, яко сице Грецию, а наипаче Парижскую страну наказа? И обретоша ее первый грех, яко Господня имения похищаху и слугам своим раздаваху тая, и глаголаху епископи: егда Поплин и Кароль великий, сын его, нынешних господ начальницы, церкви и доходы их от усердия ко Господу Богу и слугам его данные защищаху, — имяху силу на неприятелей и великую славу во всем мире получаху. Егда же сребролюбием своим на вещи Божии устремишася, Господь Бог раззоряет государства их. Неслыханная вещь и мерзкая и печальная и во всем христианстве необычайная, яко людие мирстии между духовными и монахами сидят левитами и, аки аввы, правят ими, и судят их, и повелевают им, и без епископов ведения чины церковные раздают им. Cиe же горше, яко епископы на cиe, яко псы немые, нелающе, смотрят. Да не будет сие, и да церковною и королевскою властию возбранят сему, онии отцы восседше на соборе глаголют, и прилагают увещание к королям своим и государям, просяще, дабы благочестивых предков своих милость, юже от Бога имеяху, помнили, а домы Божии и церковная имения защищали, а слугам своим похищати оные не попущали; помнили бы и cиe, ежеб во Египте во время Иосифа, яко в великом гладе, священническая имения изъемля, свободу имеяху и продавати оные, аще и у паган, не лет бе. У нас же хотя и хранится сие, дабы не продавать земель и имения церковная, однакож даром было совсем отобрали; и ныне от церквей земли отбирают, а управы на них не изыскать. К тому же по всем обстоятельствам клонят, дабы тоже и монастырским и архиерейским землям сделать. Архиереям же и монастырям, ежели не закон, то хотя вместо закона, нашего блаженные и вечно достойные памяти монарха Петра Великого указы надлежит в рассуждение принять, которые именно гласят, дабы в монастырях усматривать нужду исправления Божественного священнослужения, дабы сиречь бескровная жертва не остановилася, для которой и монастыри устроены, ово от боголюбцев, ово от монархов, примером Александра Невского монастырь; а по той [231] нужде постригать желающих монашества вдовых попов, и диаконов, и отставных солдат; а теперь таковых желателей насилу отыскать, а после негде будет и взять. Еще же и другая причина в другом указе изображена, дабы то есть монашество не переводилось: понеже без монашества неоткуда быть архиереям, а без архиереев каково наше благочестие и какова наша церковь, да и самое христианство, — всякому верующему внятно и чувствительно. Сохрани Бог того случая, дабы нашему государству быть без архиереев, то уже не иное что воспоследует, токмо от древние нашея церкви апостольские отступство; понеже возымеется нужда быть прежде поповщине, а после беспоповщине, и так нашему государству приходить будет не токмо со всеми академиями, но и сектами, пременитися или на раскольническое, или лютеранское, или кальвинское, или атеическое государство; и в таком, сохрани Бог, случае познается, как то истинствует слово апостольское: «прелагаему священству, по нужди и закону пременеме бывает». Евр. 7. 12.

О снабдении же инвалидов надобно бы, кажется, по самой истине и правосудию, не токмо на вас духовных, но и на светских обязанность налагать; понеже оные инвалиды за общество служили, а не за одни монастыри. А то инвалидов толикое число без всякого рассмотрения в монастыри поприсылали, да еще на монашеские порции, что уже монахам и монастырям ничим содержаться. Возмем себе в пример един начальнейший монастырь в Ростовской епархии — Спасо-Ярославский, за которым исчисляется крестьян до четырех тысяч душ, а в экономическую канцелярию по ныне платилось слишком по три тысящи, на содержание же монахов и монастырей оставлено только девять сот рублей, и на тех имеющихся в том монастыре инвалидов, которых на лицо штаб, обер-офицеров и рядовых семьдесят один человек, в жалованье происходить денег 786 р., хлеба 245 четвертей; между таковыми же инвалидами больше обретается таковых, которым бы по присяжной должности надлежало еще службу продолжать, а иных в делам определять, к которым многие ради быть определены и просилися, да не получили. По таковым убо всем обстоятельствам надлежит [232] удивляться, как то еще монастыри не все до сих пор пусты обретаются. Ежели бы их верстать во учреждении, то надлежит во первых знать, яко монашество есть добровольное, а не из принуждения; иной по своей воле избираете себе монашество жесточайшего жития в пустынных монастырях, от мира совсем удаленных и скудных, а иной избирает жити и монашествовати в монастырях знатнейших и удовольнейших, и по силе своей, как может, так подвизается и Богу работает. К сему же якоже Церковь торжествующая на небеси имеет свои чиноположения, например: Ангелов, Архангелов, и обители Святых много разнствуют во славе небесной: звезда бо, рече, от звезды разнствует во славе, — тако и Церковь воюющая на земли, а наипаче монастыри, иные быти имеются архимандрии, иные игуменства, иные строительства. Ежели все верстать под тем видом, дабы было к лучшему, — то будет к лучшему верстать и поставлять и все города и села наравне, или також все чины гражданские, воеводства, губернии и прочая.

Сия вся писать и от слова Божие и закона предлагать не иная меня наипаче причина привела, токмо ревность по Бозе и законе Божием Ее Императорского Величества, нашей нынешней Благочестивейшей Государыни, довольно в манифестах и указах Ее Монарших изображенная; аще же возымеет в том моя быти погрешность, прошу о прощении и навсегда пребываю Святейшего Правительствующего Синода послушник смиренный Арсений, Митрополит Ростовский и Ярославский своеручно.

II.

Список о бывшем Ростовском митрополите Арсении.

С найденного нечаянно листа.

Арсений Мацеевич, бывший митрополит Ростовский, родился в Польше, где из фамилии его и до ныне многие существуют. В монашество поступил, вероятно, в Киеве, откуда по открытии академии наук в С.-Петербурге вытребован был в гимназию оной для преподавания воспитанникам Закона Божие. В [233] 1734 г. (Заимствовано из Архангельских записок св. Синода), по случаю бытности его в городе Архангельске у тамошнего преосвященного архиепископа Германа, для собственных своих дел, по указу Святейшего Синода в июне месяце определен в Камчатскую экспедицию по реке Оби, отправленную на 2-х судах для открытия морского северного пути из России в Камчатку и находился в 2 компаниях до 1736 г., а в сем 1736 г. января 24 дня приведен из Пустозерского острога под арестом в адмиралтейскую коллегию по некоторому секретному делу в свидетельство. А поелику он ни в чем не оказался виновен, то велено ему было опять возвратиться на те же суда. Но за приключившеюся ему вскоре после сего болезнию, по прошению его, в 1737 г. января 25 дня от флотской службы уволен, и того же года октября 7-го указом Св. Синода предписано ему иметь пребывание, впредь до указа, при синодальном члене Амвросие, епископе Вологодском. В 1738 г. сентября 13-го указом Святейшего Синода определен он для обучения ставленников при синодальных членах, 1741 г. марта 10 дня пожалован и мая 26 хиротонисан в митрополита Тобольского. В 1742 г. февраля 10, по указу, отбыл из Тобольска в Москву и 31 мая того же года переведен в Ростов, а 2 июня того же года указом Св. Синода велено ему присутствовать в Св. Синоде членом, в 1752 году при нем открыты мощи св. Димитрия Ростовского. В 1763 г. марта 14 дня по имянному указу потребован в С.-Петербург к синодальному суду за противоречие о монастырских вотчинных делах по коллегии экономии и привезен из Ростова гвардии офицером Николаем Дмитриевичем Дурново; апреля 14 того же года, по Высочайшей конфирмации, в присутствии Синода мантия, панагие и белый клобук с него сняты, посох отобран, и по лишении митрополитства и священства отправлен он в Николаевский Корельский Архангельской епархии монастырь, под присмотром гвардии офицера Маврина, которому было приказано от Императрицы, по доставлении в монастырь, при его, Маврине, свидетельстве по три дни неотменно употреблять Арсения в самое тяжкое [234] монастырское послушание. И он три дни рубил и носил дрова и воду при Маврине, который рассказывал все cиe с удивлением и как о святом (Смотри примечание на стр. 236.). Но поелику он, находясь в сем монастыре, говаривал иногда в церкви поучения и келейные рассуждения с ропотом на правительство, о чем и донес на него бывший там отставной солдата, как сказывал о сем преосвященный Архангельский Парфений, то в 1767 году взят был в Архангельскую губернскую канцелярию, в которой и содержался, а дело с прежним 1763 года, по вытребовании оного из Синода, рассматриваемо было в Москве, где тогда находилось Высочайшее присутствие Государыни, по случаю Ее путешествия в Казань. По оному делу решено было Арсения, лишив монашества и одев в крестьянское платье, отвезти в Сибирь в Верхнеудинский острог, под именем Андрея враля. Для исполнения сего послан был в Архангельск сенатских рот майор Таузинов с предложением от генерал-прокурора. Когда же Таузинов уехал из Москвы, то отправлен был гвардии офицер Нолькен в Вологду с тем, чтобы когда неизвестного арестанта Таузинов туда привезет, взять его и отвезти в Ревел к обер-коменданту. Что все производимо было под величайшим секретом так, что и приставы не знали; а отъехав из места размены последней, Нолькен сведал, куда едет. От сего, конечно, прошла молва, будто Арсений на дороге в Сибирь, не доехав до назначенного места, скончался. Были и ходили даже по рукам рукописные листочки об обстоятельствах его смерти, яко бы видели его в церкви стоящего на коленах в архиерейском облачении, как зрителям казалось. Таковые листочки видел и сам Иван Владимирович Лопухин, и что будто и тело его погребено в Верхнеудинском остроге. Государыня старалась скрывать его от народа, зная оного к нему приверженность. Доказательством к сему может служить собственноручное письмо Ее к Ревельскому обер-коменданту, генерал-лейтенанту Koxиycy, от которого все касавшиеся до сего арестанта бумаги, по смерти его, возвращены, писанное незадолго уже перед смертию Арсения, такого [235] содержания: «у вас в крепкой клетки есть важная птичка, береги, чтоб не улетела. Надеюсь, не подведешь себя под большой ответ“ и проч. В конце, уже без аллегории, пишет: „народ его очень почитает; исстари привык считать его святым, а он больше ничего, как превеликий плут и лицемер». Она содержала его так секретно, что последнее об нем следствие в 1767 году сама производила и только с генерал-прокурором Шишковским; а кроме их едва ли кто и знал, что есть такое дело, разве покойные графы Никита Иванович Панин и Григорий Григорьевич Орлов. Иван Владимирович достоверно слышал (а при деле документов не видал), что по взятии его из Архангельской губернской канцелярии, проводя в Ревел, завозили и в Москву также очень секретно, и будто он рано по утру в саду Головинского дворца, при двух графах помянутых, представлен был Императрице; заговорил, и она ушла зажавши уши. При сем случае родилось и третие следственное дело, которого однако в архиве нет и едва ли не тогда же, как доказываешь Иван Владимирович, созжено. Поводом к оному были следующие обстоятельства: 1) Когда Арсений на дороге, сделавшись смертельно болен, просил исповедываться и причаститься Св. Таин, то якобы сельскому священнику с запасными дарами пришедшему, хотя больной и лежал в своей крестьянской одежде, показывался он в полном архиерейском облачении; почему священник, упав пред ним на колена, просил от него благословение, но Арсений, уверяя его, что ему мечтается, убеждал только исполнить свое дело. 2) Когда его весьма тайно провозили чрез Ростов ночью, то якобы зазвонили колокола в Яковлевском монастыре на колокольне, а кто и как звонил, не нашлось, и в то же время будто в церкви загорелись свечи, и сторожа будто видели его в полном облачении осеняющего. Слух о первом анекдоте доходил и до Ивана Владимировича и до знатных тогдашнего времени придворных; и о втором также слух прошол, говорить он, не без какой-нибудь причины. А что следственное дело о том производимо было, он Иван Владимирович не знает достоверно, а сказывал де ему об оном покойный [236] Чередин, бывший в Москве при тайной экспедиции, который это дело и следствие об оных анекдотах помнил, служа в тайной экспедиции, под протекциею Шишковского, родственника своего, что Арсений тогда содержался в Преображенском, где была тайная канцелярия, до Рязанского подворья, и Государыня де очень сама занималась, а Шишковский до того записался и в распросах разным людям, по анекдотам оным, не спал ночи и столько заговаривался, что когда уже и дело кончилось, то ему беспрестанно хотелось говорить и писать от разгоряченности воображения, так что генерал-прокурор князь Вяземский принужден был велеть отворить ему кровь и приставить надежных сенатских курьеров, чтобы не давать ему ни пера, ни бумаги, ни слова с ним не говорить, пока он выспался и опамятовался. Иван Владимирович слышал еще от Николая Дмитриевича Дурново, в подтверждение анекдота сего (Анекдот сей так же, как и все последующее об Арсении, сообщил сенатор действительный тайный советник и кавалер Иван Владимирович Лопухин в 1813 г. калужскому преосвященному и кавалеру Евгению октября от 14 и ноября от 21 числа. Ивану Владимировичу рассказывал о сем офицер, сослуживец Маврина, а сам Иван Владимирович имел случай видеть все дело об Арсении и читать в тайной канцелярии.

Из сочинений Арсения напечатаны следующая слова:

1) На день чудесного восшествия на престол Императрицы Елисаветы Петровны. Москва 1744 — в 4.

2) На день тезоименитства великого князя Петра Феодоровича и его обручения с Екатериной Алексеевною, Москва 1744 — в 4.

3) Говоренное 1-го августа 1749 года. Москва — в 4.

4) Говоренное 1-го декабря 1749 года. Москва — в 4.

5) На день тезоименитства Елисаветы Петровны 1749 — в 4.

6) В день освящения церкви Николая Чудотворца, что в Басманной, построенной князем Куракиным.

7) В день святых апостолов Петра и Павла. Москва — в 4.

Несколько томов поучений его находится в ярославской семинарской библиотеке в рукописях в 4-т листа.

В указе Св. Синода 1742 года июня от 2-го сказано, чтобы Арсению присутствовать в Синоде членом.

При Арсении открыты мощи св. Димитрия в Ростове, 1752 года сентября 21-го дня, им же сочинено жизнеописание св. Димитрия и служба ему, как cиe поручено было ему при открытии мощей), что в то же время, т.-е. лет через пять после первого суда над Арсением, Государыня, будучи в Москве, призвав его Дурново к себе в спальню, [237] на едине расспрашивала: когда он в 1763 году брал архиерея из Ростова, то был ли на нем такой-то и такой-то крест с мощами и не мог ли он его с собою увезти? Дурново отвечал, что не бывало. Зачем же был сей Императрицин вопрос, — Дурново не знал, а догадывался де, что поводом к сему были новые сии слухи, и Государыня де очень настоятельно и прилежно его, Дурново, распрашивала о том. По привозе Арсения в Ревельскую крепость, заключили его (и с караульными) в каземат в 10½ футов длины и 7 ширины, сперва на гривенную, потом на 15 копеечную порцию. Притом на окошке положен был кляп, чтобы кляпить ему рот, ежели что выговорить дерзкое.

Находясь там, вырезал он на окошке казематном слова: блого мне, яко смирил мя еси. Из Ревеля везли его в Динабургскую крепость запереть в погреб, как видно из записки при деле. Арсений скончался в 1772 году, по уверению Ивана Владимировича, который видел подлинный рапорта обер-коменданта, с приложением подписки, взятой под опасением смертного наказания, от того священника, который его при смерти исповедывал и причащал Св. Таин, чтобы никогда никому о том не сказывать. Тута же приложен и реестр оставшимся после Арсения платью и нескольким книгам. В числе платья была овчинная, китайкой покрытая, шуба, а в числе последних находился Арнд на латинском языке. Оным рапортом донесено было, что арестанта, как неизвестный, схоронен мирским погребением при церкви Алексея митрополита.

Народ долго почитал Арсения невинным страдальцем. Сам Шишковский, чувствуя, может быть, жестокость своих розысков над ним, со всяким, кто только был ему, Шишковскому, покороче знаком и ехал в Ревель, отсылал по самую смерть свою серебренные рубли на панихиду по Андрее, как уверяет Иван Владимирович. [238]

III.

О приключениях в жизни и о кончине митрополита ростовского и ярославского Арсения.

Сей некогда пришед в келлию и уединившись писал в Ее Императорскому Величеству Елисавете Петровне прошение острого и высокого рассуждения, приводя изречения из Св. писания весьма жалостно и плачевно. Оно отправлено было с схимником Иеромонахом Лукою в С.-Петербург и вручено Ее Величеству в собрании генералитета и прочтено с остановкою обер-секретарем. Государыня была в великом негодовании, а оный схимник от страха лишился ума и послан был в Невский монастырь, где шесть недель находился под караулом и возвращен с указом, чтобы быть безвыходно в келлии за присмотром настоятеля. Тогда по прошению никакого решетя не учинено. По восшествии на престол Императрицы Екатерины Алексеевны, его преосвященство послал второе прошение, по которому прислан был за ним гвардии поручик Дурново. Что же с ним случилось, то видно из дела, в котором ясно описано, как оный митрополит привезен и в присутствии Ее Величества сняты с него сан архиерейства, мания, панагие, и клобук, при чем он был весьма неустрашим и отдавал мантию и пр. с словами весьма им досадными, и всякому пророчески предрекал смерть, говоря, что тогда увидят, когда умрете; он послан был в Архангелогородский Николаевский монастырь, оставлен при одном монашестве, в котором монастыре велено быть ему под присмотром настоятеля, бумагу и чернилы давать запрещено, и быть в монастыре неисходно, кроме церкви. А в прошлом 1767 году подали прошение оного Николаевского монастыря три пияницы — Иеродиакон, да два чернеца — на архимандрита, что он архимандрит содержит монаха Арсения не по указу, да он де Арсений называл себя первым членом в Святейшем Синоде, и якобы предвидел и сказал, что к нему известие есть о смерти Сеченова Димитрия; 2, читает де он поучения с некоторым толкованием оскорбительным; 3, архимандрит де у него целует [239] руку; 4, проповеди в его келлии списывают, а чернил и бумаги указом иметь не велено. По прошению сему прислан указ в Архангелогородскую губернскую коллегию к губернатору с товарищами, чтоб его взять и допросить; наскоро за ним был послан нарочный, и он приведен в присутствие, где против доношения был допрашиван, однако по слабости стоять о себе не мог, но поддерживан был двумя под руки. А в допросе он Арсений, дивяся оному лжесоставленному доношению и в свидетеля Бога неложно на душу призывая, показал на 1, что я сам отказывался от Ростовской митрополии; а хотя бы и подлинно призывала меня на место Сеченова, но никогда, пока память в уме и душа в теле держится, не соглашусь; а за чем, о том известно Ее Величеству самой и довольно о том знает Синод. На 2, что читаю поучения потому, что я по милости Государыни монашества не лишен, а монах тоже, что дьячок церковный, а дьячки по шестой песни поучения читали. А якобы я несогласно с священным писанием и толкованием Святых Отец читаю поучения, также якобы поучения мои сомнительны, в том я не признаюсь. На 3, что отец архимандрита руку у меня целует, то правда, однако и я целую у него руку. Хотя он и лобызает меня от истинного сердца, но и я его также по любви братской целую, да и у мирян, взаимное дружество имеющих, сей обряд есть, но в вину им не поставляется, и апостол учит мирному согласию. Допрос послан был в С.-Петербург и в ответ прислан был еще указ, которым велено доносителей наградить, а его Арсения призвав, снять с него монашеский клобук, ряску и подрясник, надеть на него крестьянский кафтан и шубу, бороду и голову обрить и взять подписку, чтобы ему называть себя Андреем и отвезти его в камчадалы. По указу сему Арсений вторично был приведен в губернскую коллегию, и когда был прочтен указ, то губернатор весьма сожалел и все не знали, что делать, но прокурор, что надлежало делать по указу, исполнял. И так, подошед к нему, приказал подать ножницы и несколько брады и власов остричь, потом снята ряска. Арсений просил, чтобы оставили на нем кафтан или подрясник, на которое его прошение губернатор и товарищи были согласны, но [240] прокурор объявил: воля ваша, а по указу надлежит исполнить. Тогда подан был кафтан крестьянский и шуба весьма короткие, которые он изволил взять, но кафтан был ему весьма узок и короток, также и шуба крестьянская весьма узкая и короткая, и так одет был. После дивился, что и имя его у него отнято, говоря: «всего де для меня удивительнее, что я Александр, а не Андрей, так уже и прежнее мое природное имя отнято». И так посажен был в сани закрытая отвсюду и повезен с великим поспешением. А что в пути последовало, то видно из партикулярного письма, состоящего в такой силе.

Милостивый государь мой, родитель!

Осмеливаюсь донести вам о последовавших ужасных обстоятельствах, которым с превеликою ужасностию был я самоличный свидетель; каковые новости, редко слыханные, сим на рассуждение ваше предлагаю. Я отправлен был с монахом Арсением, который не более, как чрез одну неделю, подозвав меня к себе, просил, чтобы его допустить, где ему случится, в церковь, но как то место было степное, то я отрекся; на что он объявил мне и за три дни назначил село и час, в который в то село вступи, и священника именем нарек; и как пришло то время, которое им назначено, мы в то село прибыли в самый тот час, который им был назначен. Там опять меня просил, чтобы ему позволено было в церковь идти, где и священник уже находится; я в том ему отказать не мог, а в церкви действительно священник тогда находился и пели: „слава в вышних Богу“. По отпетии утрени, просил он священника, чтобы начинать Божественную литургию; я в том ему хотя много противоречил, однако по убеждении его склонился. Когда был большой выход, тогда показалось мне, что на нем было архиерейское одеяние, а стоял он в олтаре против северных дверей, я же стоял у правого клироса, а команда моя была расставлена у всех окон. Видя такое необычайное явление, был я в великом удивлении. Как время пришло Святого Причастия, тогда священник, отдав ему земный поклон, просил по обыкновению прощение и причастился, а после него и сам он [241] причастился так, как архиерею надлежит. По прочтении заамвонной молитвы, вышед мало из олтаря, просил меня, чтобы я шел к священнику на обед; я делал все по прошению его, как по неволе, а противоречить не мог, видя такое необычайное явление. Священник, по окончании литургии, просил меня в дом его на обед; я с великою поспешностию пошел к нему, а Арсений остался в святом олтаре; церковь заперли и караул у церкви был поставлен; я, весьма наскоро пообедав, возвратился для взятия его. Взошедши в церковь, увидели царские двери растворенными, и он стоял среди царских врат на коленах мертвым. Осматривая его, нашли хартию, в коей написано, чтобы погребсти его в той церкви, и просил в оной у всех прощения и поминовения, а на конце оной всем православным христианам, царям, архиереям, Иереям и всему православному собранию преподал Божие благословение; при том прописал в ней и нечто страшное, аки предвидя пророчески о России. Россия, рек, гнев Божий не коснит и погибель не дремлет, аще непокаешися. Вси вы, коими святые богоугодные места, даже самые мощи святых, презрены и церковное достояние вами отнято, вси вы месть приимите. Ибо вкладчики благоверные и христолюбивые, отдав свое недвижимое имение и посвятив оное Богу и церкви святей, вопиют об отмщении. Видите, как благодать Божие всюду умаляется. И если правосудный Бог не умилостивится воздыханиями убогих, то вы, друг друга угнетая, вси погибнете. Царь и пророк Давид, когда положил обещание создать храм Иерусалимский, вопиял ко Господу, обещася Богу Иаковлю: „аще вниду в селение дома моего или взыду на одр постели моея, аще дам сон очима моима, дондеже обрящу место Господеви, селение Богу Иаковлю“. Какое в то время было усердие к церкви святей! О Триипостасный Боже! Вложи в наше наипаче время в сердца людей раскаяние о раззорении церквей и обителей, посвященных Имени Твоему Святому, отврати же и праведный гнев твой, яко Благословен еси во веки веков. Аминь.

Предание гласит: когда императрица Екатерина Вторая призвала во дворец членов Синода и, предложив им о намерении ее отобрать от архиерейских домов и монастырей вотчины, [242] спрашивала каждого порознь о мнении его, то некоторые из них отдавали cиe на волю и благоусмотрение Ее Величества, другие находили сие даже нужным и законным, особенно Димитрий Сеченов; когда же подошла к Арсению, митрополиту Ростовскому, с вопросом: как вы думаете, то сей, снявши с головы камилавку, с поднятыми дыбом волосами и блистающими огнем глазами начал говорить со всяким дерзновением, в сильных выражениях, о незаконности сего намерения, так что все присутствовавшие пришли в страх и изумление, и государыня, отступивши от него, махала платком, чтобы он прекратил речь свою.

В книге: чтения в Императорском Обществе Истории и древностей Российских, повременное издание 1859, книга третия, в смеси, на странице 65, в записке о Сибири напечатано, что рассказы о Нарышкине имеют связь с преданиями о несчастном митрополите Арсении Ростовском, погребенном в Верхнеудинске.

Может быть в прочитанных мною статьях немного нового, доселе неизвестного; но всякая малейшая подробность о жизни такого лица, как митрополит Арсений, всякое о нем сказание, даже всякий имеющий к нему отношение вымысел, есть великое приобретете для нашей исторической науки, которая еще... не успела смыть... всех темных пятен, наложенных на него властною клеветою и холопством некоторых исследователей, и не произнесла еще правдивого приговора над виновниками его злостраданий. Между тем нелицеприятный суд истории есть насущная нравственная потребность человеческих обществ...

Правда, в настоящее время на дело Арсения и императрицы Екатерины Второй взгляд исследователей значительно изменился в пользу истины, — упомяну для примера труды о. М. Я. Морошкина и Н. И. Барсова; но на этом пути много еще предстоит сделать...

Т. Филиппов.