ЛЮДЕРС Ф.
ИЗВЕСТИЕ ИСПАНСКОГО ДИПЛОМАТА О ВОСШЕСТВИИ НА ПРЕСТОЛ ЕКАТЕРИНЫ II.
В течение первой половины 1762 года представителем России при Сент-Джемском дворе был поверенный в делах Федор Людерс (О нем есть несколько упоминаний, впрочем, совершенно незначительных, в переписке канцлера графа М. Л. Воронцова со своим племянником графом А. Р. Воронцовым, которого Петр III, незадолго до своей кончины, назначил русским послом в Лондон; см. Архив князя Воронцова, V, стр. 97 и 138.). Некоторые бумаги его доныне сохранились в Лондоне и находятся в руках г. Уиллиса Бонда (J. W. Willis Bund). Нынешний владелец этих документов нашел в числе их составленное очевидцем описание событий, сопровождавших восшествие на престол императрицы Екатерины II, и сообщил это описание в лондонский журнал The Academy для напечатания. Оно и помещено в этом издании в одном из апрельских номеров 1875 года.
Повествование, о котором идет речь, имеет форму дипломатической реляции; оно изложено в рукописи на испанском языке и озаглавлено: «Relacion de la Revolucion de Rusia sucedida en el dia 9 (28) de Julio (Junio) de 1762 у Siguientes en que fue destronado el Emperador Pedro terzero por su esposa la Emperatriz que subio al trono con el nombre de Cathalina Segunda»; поэтому можно с уверенностью думать, что оно написано кем-либо из состава тогдашнего испанского посольства в Петербурге (переписка испанских дипломатов с их правительством всегда велась на родном языке); по важности содержащихся в нем известий описание это, вероятно, было сообщено и испанской миссии в Лондоне, и здесь Людерс, естественно интересовавшийся тем, что происходило в Петербурге, нашел случай добыть себе с него копию. Как бы то ни было, рассказ этот, писанный очевидцем, представляет несомненный исторический интерес; рядом с фактами общеизвестными из разных других источников, он сообщает и данные, мало или вовсе неизвестные: таковы, например, подробности о великом князе Павле Петровиче в самое утро переворота. Любопытны и некоторые слухи, занесенные в эту реляцию, слухи, большею частью неверные, как например, о прибытии Петра III в Петербург в ночь на 30-е июня, но замечательные потому, что они записаны с живой молвы. По всем этим причинам рассказ испанского дипломата заслуживает быть воспроизведенным на русском языке; он предлагается здесь в точной передаче с английского перевода, помещенного в The Academy. В примечаниях наших мы поместили только те подробности, которые необходимы для уразумения реляции, но сочли излишним опровергать некоторые неточности, вкравшиеся в это повествование.
9-го июля (28-го июня), около восьми часов утра, императрица прибыла сюда в коляске в две лошади, в сопровождении двух обер-офицеров и женской прислуги, из Петергофа, где, как говорят, она с ночи на 7-е число была заключена в своем дворце, из которого вышла чрез окно (В Петергофе Екатерина жила тогда в Монплезире.). Она остановилась у казарм Измайловского гвардейского полка, в котором полковником гетман (Граф Кирилл Григорьевич Разумовский.); оттуда она проехала в Преображенские казармы, затем в полк конной гвардии, которым командует принц Жорж (Принц Голштинский Георг, дядя императора Петра III, генерал-фельдмаршал русской службы при Петре III.), затем в артиллерийский корпус, и так далее в другие войска. Она созвала синод (Не сенат ли? — так как о духовных лицах говорится далее. т. I. 77.) и духовных лиц, а также других знатных особ; в Казанском соборе, как главном, все было приготовлено для принесения обычной присяги ее величеству.
Этот храм находится в той улице, на которой я живу; столь внезапные и важные события и их неожиданность произвели тревогу, которую трудно описать. Около девяти или десяти часов я услышал необыкновенный шум и крики; наблюдая за ходом дел, я увидел, что полк конной гвардии без приказу скачет к Летнему дворцу, который находится насупротив моего дома, и в котором помещается великий князь Павел Петрович (Летний дворец находился на месте нынешнего Михайловского замка (см. Заметки о петербургских дворцах, М. Н. Лонгинова, в Русском Архиве 1873 г., ч. I, стр. ХLVII). Так как дом, в котором жил автор рассказа, находился в одной улице с Казанским собором и насупротив Летнего дворца, то стало быть, он выходил на ту улицу, которая составляет теперь набережную Екатерининского канала, и стоял где-либо около нынешних домов придворно-конюшенного ведомства; находящийся против них сад Михайловского дворца составлял в старину, вместе с садом Михайловского замка, второй летний сад, примыкавший к Летнему дворцу.). Конногвардейцы окружили отряд, [226] собранный здесь для смены караула; это было произведено так скоро, что они сбивали с ног одни других; множество людей и лошадей попадали на землю и были раздавлены. Многие из солдат были не причесаны, другие полуодеты, и многие без шапок. С такою же поспешностью устремились они во дворец; не находя доступа в ворота, они разломали деревянный забор, и войдя во двор, окружили здание.
В то же время и с такою же поспешностью пешие гвардейцы проходили мимо моего дома и по соседним улицам, сопровождаемые повозками с амуницией; все люди были не причесанные, многие без шапок, волоса в беспорядке, без обуви, и многие без мундиров; но все были с мушкетами, штыками, саблями и патронами; многие заряжали свои ружья на ходу; другие, чтобы выиграть время, завладевали телегами и повозками крестьян, которые встречались им на улицах, и садились в них; все, казалось, были очень воодушевлены и стремились к Каменному дворцу (То есть, к нынешнему Зимнему, который начат постройкою в 1754 г., а занят был Петром III в апреле 1762 г.). Множество рабочих, ремесленников и крестьян, с топорами, собралось около Казанского собора и дворца.
Между тем как все это происходило, около половины 11-го часа из ворот сада Летнего дворца (То есть, второго Летнего сада.) выехал старый берлин, заложенный в четыре лошади в плохой упряжи, при кучере, форейторе и слуге в ливреях свинцового цвета, по-видимому, принадлежавший какому-нибудь офицеру и окруженный пятьюстами конногвардейцев под начальством подполковника Мелиссино, командира артиллерийской бомбардирской роты (Петр Иванович, впоследствии главный начальник всей артиллерии и полный генерал.). В берлине сидел великий князь в ночном колпаке и не одетый, в сопровождении своего воспитателя генерала Панина (Никита Иванович.) и камергера Теплова (Григорий Николаевич.), которые и отвезли его в Казанский собор, где ожидала его императрица; по принятии присяги, они отправились в старой карете, запряженной двумя плохими белыми конями. Ея величество и его высочество поехали в сопровождении графа Разумовского, малороссийского гетмана, генерал-фельдцейг-мейстера Вильбоа (Александр Никитич.) и многих других лиц.
Таким образом, императрица и ее сын прибыли к новому Каменному дворцу. На большой площади стояли во фронте пешая и конная гвардия. Согласно обычаю и установленному церемониалу, императрица была провозглашена Всероссийскою государыней, а сын ее — наследником престола.
Оставив дворец, они вышли к войскам, были встречены их радостными криками и приняли их присягу по установленной форме, а затем раздались многократные крики ура со стороны народа. В это время, около полудня, кирасирский полк, в полном убранстве и вооружении, но без торочных ремней, проскакал мимо моего дома по проспекту, направляясь из своих казарм к Дворцовой площади, для принесения присяги, и в половине первого взвод этого самого полка прибыл за своими знаменами, которые находились в Летнем дворце, чтобы перевезти их в новый Каменный дворец; то же самое было сделано и другими полками. Затем в дворцовой церкви отслужено было молебствие, и богатая карета отвезла императрицу и ее сына в Зимний дворец, где они пробыли большую часть дня на виду публики, сидя у окна, выходящего на одну из главных улиц (Здесь разумеется старый Зимний дворец, деревянный, находившийся на Невском проспекте, между Мойкой и Большою Морскою, где ныне дом Елисеева. Он был выстроен по распоряжению императрицы Елизаветы для временного ее пребывания, пока не отстроится Зимний дворец каменный. (Заметки Лонгинова, ст. XVII).).
Так как никаких несчастий не произошло, то и войско, и народ проявляли крайнюю радость, и даже на лицах беднейшего простонародья выражалось удовольствие. Императрица обращалась с речью к войскам, к дворянству и народу, обещая им мирное царствование, подобное царствованию императрицы Елизаветы (Автор называет Елизавету Петровну императрицей Изабеллой.). Принц Жорж Голштинский был арестован офицером своего же полка; защищаясь, он нанес себе рану; его посадили в коляску, окружили солдатами и поместили в одной из комнат дворца, откуда потом перевели в его собственный дом под крепким караулом, который здесь и остался.
Той же участи подвергся и принц Голштейн-Бекский, генерал-губернатор с.-петербургский (Карл Лудвиг, генерал-фельдмаршал русской службы при Петре III.), и как говорят, некоторые другие лица. Генерал-полицеймейстер барон Корф (Николай Андреевич.), после того как был взят под стражу, немедленно перешел на сторону новой партии, и императрица своими руками возвратила ему шпагу.
Приняты были меры, необходимые в подобных случаях; дворец был окружен войсками и артиллерией, а равно и улицы, к нему ведущие; на площади, невдалеке от Летнего дворца, против моего дома, выставлена была батарея из 12 пушек, чтобы командовать улицами, которые ведут с Московской дороги. Но потом она была снята и отправлена в Ораниенбаум, куда низвергнутый император удалился вместе с голштинцами и некоторыми другими войсками, к нему присоединившимися.
В ночь с 9-го на 10-е число императрица, [227] верхом на лошади, в мужской одежде, с Андреевской лентой через плечо, выступила по дороге к Ораниенбауму во главе своих войск.
Обнародован был манифест, в коем говорилось, что императрица вступила на престол по желанию народному и свергла императора за пренебрежение к религии, за опасные нововведения, которые он желал провести, за позорный мир, который он заключил с горчайшим врагом России — Пруссией, пренебрегая и жертвуя славой русского оружия, и за полное извращение порядка вещей в стране, несогласное с ее учреждениями, добрыми нравами, обычаями и благосостоянием.
В ту же ночь иностранные министры были извещены о вступлении на престол императрицы. Некоторые утверждают, что в эту самую ночь, между 9 и 10 часами, предполагалось перевести императрицу из Петергофа, где она была заключена, в монастырь, что ее сына, великого князя Павла Петровича, который пребывал в Летнем дворце в Петербурге, ожидала та же участь, и что наутро император намерен был расторгнуть свой брак с Екатериной, обвенчаться с камер-фрейлиной графиней Елизаветой Воронцовой (Графиня Елизавета Романовна, впоследствии замужем за Полянским.) и возвести ее на престол. Важнейшими деятелями в перевороте были малороссийский гетман граф Разумовский, начальник артиллерии генерал Вильбоа (По свидетельству Рюльера, Вильбоа не был одним из вождей переворота, но стал на сторону Екатерины после резкого разговора с нею (см. Histoire de la revolution de Russie en 1762, par Rulhieres в сборнике: Petites chefs d'oeuvre historiques, P., 1846, стр. 232-233; ср. Осьмнадцатый Век П. И. Бартенева, кн. III, стр. 350).), князь Волконский, заключивший 16-го марта нынешнего года перемирие с королем Прусским (Князь Михаил Никитич.), камергер Иван Иванович Шувалов, воспитатель великого князя генерал Панин, семейство Орловых и княгиня Дашкова (Княгиня Екатерина Романовна.), сестра вышеупомянутой камер-фрейлины графини Воронцовой. Главное лицо в заговоре, Дашкова, совсем не тех свойств, что эта особа. Не имея еще двадцати лет от роду, она обладает удивительною ловкостью. Она ехала на лошади подле императрицы во время шествия в Ораниенбаум.
Заговор обнаружился чрев измену одного солдата, и по его доносу партии императора, сделано было распоряжение допросить одно из главных доверенных лиц императрицы, гвардейского офицера Пассикова (Петр Богданович Пассек, впоследствии генерал-аншеф.). Это обстоятельство и благоприятность минуты вследствие доброго расположения войск (первым батальонам было предписано присоединиться в армии, и оно было им крайне неприятно) причинили взрыв подкопа и ускорили исполнение предприятия, что и совершилось изложенным выше образом.
10-го июля (29-го июня). Сегодня вечером стало известно, что императрица остановилась у Красного Кабака около четырех часов утра и отсюда проехала на Стрелину мызу, откуда отправила отряд для арестования свергнутого императора; большая часть Русских покинули его по прибытии отряда и присоединились к последнему. Видя себя в беспомощном состоянии, он принял мнение главных оставшихся при нем лиц его партии, в числе коих был и фельдмаршал граф Миних (Христофор-Бургхард.), и было решено, что ему не остается ничего, как только предоставить свою судьбу на милость противника, который, в таком случае, будет менее строг. Он согласился с этим мнением и потребовал себе лишь жизни, пенсии и свободы удалиться в Голштинию с графиней Елизаветой. Он признал императрицу своею государыней и прислал ей свою шпагу. К этому прибавляют еще некоторые подробности, которые теперь нелегко передать.
Генерал граф Дивиер (Петр Антонович, генерал-аншеф при Петре III.) был арестован в Кронштадте, куда он явился от лица императора, для привлечения флота на его сторону; но адмирал Талызин (Иван Лукьянович.) прибыл туда в то же время с повелениями императрицы, которым и повиновались. Кронштадт — остров насупротив Ораниенбаума на полчаса плавания от него.
Мы слышали пушечные выстрелы со стороны Петергофа. Говорят, что это салют по случаю сегодняшнего торжества. Императрица снова здесь.
Первыми ее действиями было — объявить себя полковником конной гвардии, назначив князя Волконского подполковником там же, и вызвать графа Бестужева-Рюмина, бывшего канцлера (Алексея Петровича.), из ссылки.
Иностранные министры и весь двор были приглашены в Петергоф на вчерашний день, с тем, чтоб остаться и на 11-е число для празднования дня святых Петра и Павла, и для этой же цели император, не зная о происшедшем в то время в Петербурге, прибыл из Ораниенбаума в Петергоф между 11 и 12 часами, с большею частью своего двора: не найдя здесь императрицы, он стал принимать предосторожности, хотя и не знал, чего следует ожидать; он отправил повеления в С.-Петербург, но когда посланные прибыли в столицу, то они или присоединились к новой партии, или же были посажены в крепость, или подвергнуты аресту в ином месте; видя себя в беспомощном состоянии, император возвратился в Ораниенбаум, собрал немногие оставшиеся при нем войска, поступил, как сказано выше, и укрепился здесь.
Для уразумения этих движений должно иметь [228] в виду, что расстояния от Петербурга до выше поименованных мест следующие: до Петергофа — 30 верст, до Ораниенбаума — 10 с небольшим (Это последнее измерение неверно: вместо цифры 10 не стоит ли в подлинной рукописи 40?), до Красного Кабака, который есть ничто иное, как трактир, — 9 верст; Стрелина мыза — казенный дворец в 7 верстах от Петергофа по направлению к Петербургу. 4 или 5 верст составляют одну нашу лигу.
11-го июля (30-го июня). Сегодня утром императрица возвратилась с торжеством в столицу; она вступила сюда верхом на лошади, предшествуемая конницей и имея позади себя пехоту; около полудня она прибыла к своему Летнему дворцу, который, как сказано выше, находится насупротив моего дома. На лестнице ожидал ее весь двор, и последовало общее целование руки. В дворцовой церкви отслужено было молебствие, и ее величество удалилась в свои комнаты. Многие подробности стали теперь известны. Свергнутый император сел на галеру и явился пред Кронштадтом, но безуспешно; видя себя покинутым, он признал необходимость отказаться от своих прав и сдаться. В 11 часов ночи 11-го числа он был отвезен в С.-Петербургскую крепость.
Не известно в точности, была ли императрица арестована в Петергофе 7-го числа; но это должно было последовать 9-го.
Завтра утром, когда будет менее суматохи, я уведомлю вас о мерах, которые желал принять несчастный император, о письмах, писанных им к императрице, а равно о первых деяниях этой храброй государыни и о различных других обстоятельствах.
Кроме приведенного рассказа, г. Уиллис Бонд нашел в бумагах Людерса письмо к нему графа Александра Романовича Воронцова с приложением копии с письма императрицы Екатерины к А. Р. Воронцову от 13-го августа 1762 года, и также напечатал это последнее письмо в ?hе Асadеmу. Оно же издано по другой копии в V-м томе «Архива князя Воронцова», стр. 145.
Д. Дмитриев.
(пер. Д. Дмитриева)