-

ЗАМЕТКА О КНЯЖНЕ ТАРАКАНОВОЙ

По поводу картины г. Флавицкого.

На последней выставке в залах императорской Академии Художеств внимание посетителей привлекала картина г. Флавицкого княжна Тараканова. Мы не видали картины. По печатным и словесным сообщениям она изображает богато одетую женщину в тюремном заключении: в окно, с железною решеткою, хлещет вода, уже наполняющая комнату, и заключенная, стоя на убогой кровати своей, с отчаянием видит приближающуюся гибель. Картина заслужила много похвал в отношении художественном; но многие посетители, как видно по печатным отзывам, обвиняют художника в неверности исторической.

Должно предполагать, что обвинители основывают свои порицания на том, что г. Флавицкий избрал сюжетом своей картины событие недостоверное, а именно предание о том, будто Тараканова [90] погибла в каземате Петропавловской крепости, утонувши там во время известного страшного наводнения, бывшего 10 сентября 1777 года. Если такова причина обвинений, то должно сказать, что она совершенно справедлива.

Печатные сведения о Таракановой ограничиваются следующими материялами: 1) Подлинными письмами графа А. Г. Орлова-Чесменского и других лиц, в числе их самой императрицы Екатерины II, по делу о похищении ее из Ливорно и присылке ее в Петербург (Русская Беседа, 1859, кн. 4, Отд, I); 2) Статьей моею «Княжна Тараканова», в которой я собрал и разработал по возможности все разнородные о ней известия (Русский Вестник, 1859, Т. 24, № 24, стр. 716-736) и 3) Заметками П. И. Мельникова, заключающими в себе некоторые дополнения к указанным выше известиям (Сев. Пчела, 1860 года, №№ 39 и 53). [91]

Ни в одной из этих статей нет вполне положительного сведения о смерти Таракановой, и до сих пор публика не знает истины по этому делу, а потому и не мудрено, что г. Флавицкий введен был в заблуждение наиболее распространенным преданием о гибели Таракановой во время наводнения. Очень понятно также, что художник был увлечен предметом, представляющим столько ужасного и поэтического. Но, повторяю: событие, им представленное, есть чистая выдумка. Я сам упомянул о нем в статье моей, вместе с другими слухами, относящимися к тому же предмету, но выразил мысль, что смерть Таракановой покрыта такою же тайной, как и ее происхождение. Тайна эта разяснилась для меня вскоре самым несомненным образом.

Летом 1860 года сообщил мне достовернейшие сведения по этому делу покойный граф Дмитрий Николаевич Блудов, читавший все подлинные современные бумаги, касающиеся поимки Таракановой в Италии, пребывания ее в крепости и ее кончины и докладывавший это дело, вместе с некоторыми другими, покойному Государю в 1828 году. Таким образом я могу сообщить публике истину, которую она услышит еще в первый раз, не будучи принуждена сомневаться в чем либо: я тогда же записал рассказ графа, который и передаю теперь читателям.

Сведения о всех этих событиях сохранились по счастию в полноте и притом письменные, по следующему обстоятельству. Они относятся к 1775 году, который весь проведен был Екатериною в Москве, а не в Петербурге, где начальствовал в отсутствии императрицы фельдмаршал князь А. М. Голицын. Поэтому все донесения, приказания и т. п. делались через письменные сношения. Будь тогда Государыня в [92] Петербурге, многое кончалось бы ее словесными распоряжениями и изустными ей рапортами, и все эти подробности были бы навсегда утрачены.

Тараканова была арестована Орловым в Ливорнской гавани 12-го февраля 1775 года, привезена Грейгом в Петербург в начале мая того же года и заключена в каземате Алексеевского равелина Петропавловской крепости.

У ней уже тогда была чахотка в довольно сильной степени, а к зиме конец ее видимо приближался. Тараканова всегда следовала обрядам римско-католической церкви и была даже в Италии в связях с иезуитами, надеясь на их помощь. Но перед смертию она захотела непременно исповедаться и причаститься у православного священника. Вероятно, что такая странность происходила от непреодолимого желания убедить других в истине происхождения, которое она себе приписывала и показать, что она исполняла будто бы чуждые ей католические обряды только потому, что жила на чужбине, где не было служителей церкви православной, в лоне которой она будто бы родилась и была воспитана в детстве. Дело было затруднительное. Тараканова не знала русского языка, который тоже будто бы забыла, будучи увезена в детстве за границу. Она знала по-французски и по-немецки. После разных поисков нашли священника (имя его я забыл и не записал) церкви на Невском проспекте (на месте, где теперь Казанский собор), знавшего немецкий язык. На нем исповедал он Тараканову 30-го ноября 1775 года и донес о том, что слышал от нее, по начальству. Она каялась во многих грехах, преимущественно любовных; но твердо и постоянно стояла на том, что ее происхождение именно то, которое она себе всегда приписывала. С этим она и умерла 4-го декабря 1775 года, то [93] есть слишком за два года до наводнения, во время которого она будто бы погибла. Этим оканчивается рассказ графа Блудова о заточении и смерти Таракановой.

Впрочем мне достоверно известно, что предание о гибели Таракановой во время наводнения существовало издавна: известный авантюрист Винский, которого любопытные записки были в руках покойного А. И. Тургенева, рассказывает в них, что вскоре после наводнения 1777 года его посадили в крепость за какие-то проделки, что он увидел на стене своего каземата слова: «о, dio!...» и что сторож рассказал ему о заточении Таракановой, бывшей будто бы беременною, в этом же каземате и о гибели ее во время наводнения. Хотя рассказ этот и близок к событию, но неопровержимые документы доказывают, что или сторож ошибся или солгал, или же что сам Винский выдумал для чего либо небывалый случай.

Г. З., хорошо знакомый с местностию, говорил мне в прошлом году, что в 1826 году, на небольшой площадке, обращенной в садик, близь Алексеевского равелина, находилась насыпь, и старожилы крепости говорили ему, что это могила Таракановой.

Кажется, нет сомнения, что Тараканова, умершая в 1775 году, была авантюристка, служившая орудием князю Радзивилу и брошенная им по миновании в ней надобности. Граф Д. И. Блудов полагал самою верною догадкою ту, по которой полагают ее дочерью какого то трактирщика в Праге. Но он же говорил, что действительно существовали брат и сестра Таракановы, имевшие то происхождение, которое приписывала себе умершая в крепости искательница приключений. Фамилия им [94] была дана от слободы Таракановки, места рождения графа А. Г. Разумовского, отца их. Сестра была послушницей и потом монахиней в Вознесенском монастыре Московского Кремля, и на ее то похороны, в начале нынешнего века, собрались, как известно, все жившие в Москве члены и родственники фамилии Разумовских. Брат ее жил в каком-то монастыре, кажется, близь Переяславля-Залесского и в первых годах нашего века горько жаловался на свою участь.

Вот истина на счет смерти Таракановой. Наша новейшая история так мало нам известна, что мы вдаемся в беспрерывные ошибки. Если бы она была нам хорошо знакома, то нельзя было бы сказать, что художник имеет «право полной свободы», в случае, подобном тому, который дал мне повод к этой заметке и изображать не то, что было, а что могло быть. Тараканова лицо историческое и род смерти ее засвидетельствован, но не был известен. Чтобы сказали, если бы Француз, основываясь на каком-либо предании, написал напр. картину, изображающую смерть «Железной маски» среди каких-нибудь небывалых обстоятельств? Но повторяю: в данном случае ни в чем не виноват г. Флавицкий, который выбрал прекрасный сюжет для своей картины и не обязан был знать истины, скрытой почти от всех. Если бы она была ему достоверно известна, то, конечно, он не изобразил бы ложного события, как ни соблазнительно оно по своему предмету для художника.

Михаил Лонгинов.

31 Декабря 1864 г.
Тула.

Текст воспроизведен по изданию: Заметка о княжне Таракановой. По поводу картины г. Флавицкого // Русский архив, № 1. 1865