-

КОНФЕССИОНАЛЬНОЕ ВЛИЯНИЕ ФРАНЦУЗСКОЙ ЭМИГРАЦИИ НА РУССКОЕ ДВОРЯНСТВО

в конце XVIII — начале XIX века (по мемуарам В. Н. Головиной)

При рассмотрении вопроса о влиянии французской знати и эмигрантского духовенства на духовный облик русской аристократии, записки гр. В. Н. Головиной (1766-1821) ¹ имеют первостепенное значение. Во-первых, в воспоминаниях графини содержится масса фактической информации о связях петербургского и московского высшего общества с эмигрантскими кругами, позволяющая оценить вклад некоторых знатных французских персон (в частности, принцессы Луизы де Латремойль де Тарант) в дело католического прозелитизма. Во-вторых, записки Головиной являются выдающимся памятником отечественной мемуарной литературы начала XIX столетия, демонстрирующим некоторые особенности восприятия католичества частью русской аристократии. Записки помогают понять истоки и определить формы римско-католического влияния на русское дворянство в конце XVIII — начале XIX в.

Мемуары В. Н. Головиной были известны уже младшим ее современникам — в течение XIX столетия они распространялись на французском языке (языке оригинала) в многочисленных рукописных копиях. Головина была одной из образованнейших женщин России конца XVIII в., занимала до воцарения Павла I высокое положение при дворе и в своих записках многое рассказала о российской придворной жизни Екатерининского, Павловского и Александровского царствований. Впервые воспоминания Головиной были переведены на русский язык и опубликованы в журнале «Исторический вестник» в конце XIX в. ² Подготовку к изданию осуществил Е. С. Шумигорский, одновременно выступивший и первым исследователем биографии Головиной ³. Вслед за этим отдельное и более полное издание мемуаров было осуществлено К. Валишевским, присовокупившим к воспоминаниям собственное предисловие с биографическими сведениями о семье Голицыных-Головиных ⁴. До недавнего времени воспоминания графини использовались лишь относительно узким кругом специалистов по истории культуры и общественной жизни России рубежа XVIII-XIX столетия ⁵. Сейчас интерес к мемуарному наследию Головиной возрождается в связи с предпринятыми переизданиями ее автобиографического повествования ⁶. Вместе с тем подробный анализ воспоминаний Головиной как исторического источника по проблеме конфессионального влияния французской эмиграции на представителей русской аристократии, отражающего некоторые модели восприятия западного христианства общественным сознанием в России рубежа XVIII-XIX вв., в данной статье предпринимается впервые.

Варвара Николаевна Головина, урожденная Голицына, стала одной из многочисленных католических прозелиток, принявших римский католицизм под влиянием эмиграционной волны из революционной Франции. Установлено, что в XVIII в. в силу европеизации социокультурного пространства России произошла переориентация дворянского сознания на благожелательное и уважительное отношение к католицизму ⁷. Это, бесспорно, стало главным фактором конфессионального влияния эмиграции на [82] представителей высшего сословия в России. Однако исследование случаев латинского конвертизма среди русского дворянства конца XVIII — начала XIX вв. показывает, что обращению в католичество во многом способствовали личные неудачи и трудности, трагические семейные обстоятельства потенциальных прозелитов ⁸. Например, кн. А. П. Голицына, урожденная Протасова, жена шталмейстера и сенатора кн. А. А. Голицына, в 1800 г. лишилась своего мужа и в том же году нашла утешение в католицизме, отступив от православия ⁹. Ее обращение произошло под влиянием французского эмигрантского священника аббата Сюррюга, а также при посредничестве шевалье Доминика д’Огарда, статского советника и вице-директора Императорских библиотек в России, главного помощника гр. Мари-Габриеля Шуазель-Гуфье в делах их управления ¹⁰. Сестра А. П. Голицыной, гр. Е. П. Ростопчина, урожденная Протасова, жена известного московского генерал-губернатора Ф. В. Ростопчина, приняла католицизм около 1802 г. под влиянием французских проповедников в России, а также под воздействием своей сестры ¹¹. К этой же группе русских прозелиток, наряду с другими католичками (младшими сестрами Ростопчиной кн. В. П. Васильчиковой и гр. В. П. Протасовой, а также гр. А. И. Толстой, С. П. Свечиной и др.), принадлежала и В. Н. Головина ¹².

Головина, входившая в круг лиц, близких Екатерине II, имевшая дружеские связи с вел. кн. Елизаветой Алексеевной, женой вел. кн. Александра Павловича, находилась в центре придворной жизни конца Екатерининского царствования. Однако в правление Павла I придворные интриги привели к удалению семейства Головиных от двора, а также к разрыву в отношениях между вел. кн. Елизаветой Алексеевной и Варварой Головиной, по поводу чего автор воспоминаний искренне скорбела всю свою жизнь. В семье Голицыных начались раздоры из-за наследства умершего в 1798 г. И. И. Шувалова, вызвавшие судебные разбирательства (Варвара Николаевна родилась в семье генерал-поручика Н. Ф. Голицына и П. И. Шуваловой, родной сестры знаменитого елизаветинского фаворита) ¹³. Неудачи и сложные жизненные обстоятельства, семейные трагедии, одиночество и непонимание со стороны супруга Н. Н. Головина способствовали духовным поискам В. Н. Головиной, приведшим ее к отходу от православия. По натуре женщина очень чувствительная и ранимая, Головина «окружила себя тогда французскими эмигрантами и иезуитами и в их обществе искала утешения в постигших ее невзгодах» ¹⁴. Не случайно Е. С. Шумигорский характеризовал В. Н. Головину как очень умного и образованного, но нервного и восприимчивого человека, полагая, что графиня принадлежала к типу «прекраснодушных» русских женщин второй половины XVIII в., «создававших себе религию сердца и жаждавших правды и чистой нежной любви» ¹⁵. Шумигорский красноречиво сумел передать обстановку обращений в католичество в рассматриваемый период, рассуждая о двух «дисциплинах», сильнейшим образом повлиявших на состояние умов русских прозелиток: «Дисциплинами этими явились роялизм и католицизм, представители которых, эмигранты и иезуиты, в нашем офранцуженном обществе были своими людьми, находя себе в нем вторую Францию. Воспитание, вся светская обстановка русских прозелиток была воспроизведением жизни французского общества времен Людовика XVI — это был век пудры, век декламации, век роскошных, изящных подделок под природу, возбуждавших в сентиментальных душах возвышенные чувства, утонченные ощущения.... С этой эстетической точки зрения, усвоение идеи роялизма и католицизма также облегчалось для наших аристократических прозелиток: они заслушивались элегантных эмигрантов, красиво излагавших повесть о своих страданиях за верность королю, претерпленных ими от революционных кровопийц и извергов; они преклонялись пред патером-иезуитом, который, будучи по образованию и воспитанию своим человеком в аристократическом кружке, вел с ними религиозные беседы на французском языке, со всею присущею католицизму театральностью: русский «поп», мало чем отличавшийся тогда от простого мужика, был, конечно, чересчур яркой противоположностью отцу-иезуиту. Красот русского духа, прикрытых внешним русским убожеством, не знали и не понимали; зато казалось вполне понятным воплощение монархической идеи в речах эмигрантов, и единение с Богом — в сладких, иногда торжественных проповедях иезуитов. [83] Оттого более восприимчивые, более нервные и, быть может, более даровитые натуры из русских женщин высшего общества и сделались жертвами иезуитской пропаганды» ¹⁶. Мнение историка полностью совпадает с мнением современников, которые отмечали, что Головина была женщиной «умной, чуткой, восторженной, очень талантливой и любившей искусства» ¹⁷.

Связи В. Н. Головиной с французскими эмигрантами установились еще в доме ее дяди И. И. Шувалова, основавшего салон, в котором бежавшие из Франции роялисты находили себе пристанище ¹⁸. Головина фактически играла роль хозяйки этого салона. И. Ф. Тимковский, товарищ генерал-прокурора кн. А. Б. Куракина, живший в доме И. И. Шувалова в последний год его жизни, отмечал, что частым посетителем Шуваловых и Головиных был «Шевалье Гогар (д’Огард. — А. А.), из наплывшего множества французских эмигрантов» ¹⁹, один из активных распространителей католицизма в России, «под личиной веселого светского болтуна умевший выведывать почву и заручиться расположением влиятельных лиц» ²⁰. Здесь же, в доме И. И. Шувалова, Головина близко познакомилась с Луизой де Латремойль де Шатильон, принцессой де Тарант, дочерью последнего герцога де Шатильон, бывшей статс-дамой французской королевы Марии-Антуанетты. Под непосредственным влиянием принцессы де Тарант Головина и дамы из ее окружения прониклись симпатией к католицизму, о чем красноречиво говорит тон и характер записок Головиной.

Дружеские взаимоотношения Тарантской принцессы с русскими аристократическими домами, способствовавшие разнообразному влиянию принцессы на их жизнь, установились задолго до ее приезда в Петербург. Имея в виду активную позицию де Тарант в религиозных вопросах, ее «фанатизм роялистский и католический» ²¹, можно предположить, что принцесса не могла равнодушно взирать на «духовную гибель» своих русских друзей вследствие их вероисповедных «заблуждений». Скрытый прозелитизм принцессы де Тарант, ее связи с русской аристократией и эмигрантским духовенством в России косвенным образом подтверждаются письмом кн. Н. П. Голицыной знаменитой «La princesse Moustache». Н. П. Голицына в дружеском письме, написанном 1 июля 1796 г. в Петербурге и адресованном неизвестной даме, упоминала о заинтересованности этой дамы в делах одной уважаемой русской семьи, а также о попытках некоего аббата Лавуазье в России «замять об этой семье толки» ²². Сложно сказать, о какой именно семье шла речь, однако посредничество аббата Лавуазье свидетельствует о крепнущих духовных и политических связях русского дворянства с французскими католическими кругами. По-видимому, той неизвестной дамой, которой было адресовано письмо Н. П. Голицыной, и была принцесса де Тарант. Об этом свидетельствуют следующие факты. Во-первых, Голицына именует свою корреспондентку «мадам герцогиней», что соответствует одному из титулов принцессы де Тарант. Во-вторых, Голицына упоминает о добрых поступках по отношению к ней матери и бабушки «мадам герцогини» ²³, а обе герцогини де Лавальер, мать и бабушка принцессы де Тарант, своими приемами во многом определяли придворную жизнь Франции эпохи Людовика XVI. Кн. Н. П. Голицына, будучи дочерью известного дипломата П. Г. Чернышева, русского посла во Франции в 1760-1762 гг., с 1784 г. (по другим данным — с 1786 г.) проживавшая вместе с семьей в Париже, не могла избежать знакомства с обеими герцогинями де Лавальер ²⁴. В-третьих, Н. П. Голицына упоминает о переговорах с русской императрицей о судьбе «несчастной герцогини», о посредничестве в этом гр. Валентина Эстергази, служившего в 1796 г. чрезвычайным и полномочным послом королевского правительства Людовика XVIII в России: «Я вижу часто аббата Лавуазье, сударыня, с которым наши переговоры все более обращаются против ваших несчастий. Он рассказал мне о проекте, который вы изволили представить императрице. ... Господин аббат Лавуазье ко всему прочему сказал, что он вам уже сообщил о беседе, которую он имел с господином Эстергази» ²⁵. Известно, что именно в это время по настоянию кн. Павла Петровича и его супруги Марии, хорошо знакомых со старшей герцогиней де Лавальер, правительство пригласило принцессу де Тарант на жительство в Россию. Де Тарант к тому времени (с 1793 г.) находилась в изгнании в Лондоне и уже стала известной [84] в светских салонах, благодаря своей способности стоически переносить несчастья и скорби, обрушившиеся на нее вместе с гибелью французской венценосной четы ²⁶. С развитием революционных событий Н. П. Голицына также выехала из Парижа и находилась в Лондоне с июня 1789 г. по февраль 1790 г., после чего возвратилась в Россию ²⁷. Этот факт не исключает общих английских знакомых Голицыной и де Тарант, о которых упоминается в письме.

Вскоре по прибытии в Россию, 20 июля 1797 г., Луиза де Тарант была пожалована в статс-дамы, что позволило ей упрочить свое положение при русском дворе ²⁸. Практически сразу де Тарант в качестве почетной гостьи сумела прочно обосноваться в семействе И. И. Шувалова и Головиных, чему способствовало давнее знакомство Шувалова с семьей де Тарант (Головина писала, что ее дядя был очень хорошо знаком с бабушкой де Тарант и часто говорил со своими домашними о семействе де Лавальер и де Тарант с особым чувством) ²⁹. И. И. Шувалов поддерживал отношения со многими французскими дворянами, давая им прибежище, однако именно Тарантская принцесса вскоре стала духовным лидером в его доме, играя большую роль в «деле распространения католицизма среди русских барынь» ³⁰. После смерти Шувалова влияние де Тарант на В. Н. Головину стало абсолютным. Интересен в данном отношении отзыв И. Ф. Тимковского об обстановке в доме Шуваловых-Голицыных сразу после смерти бывшего елизаветинского фаворита: «В той большой гостиной и столовой уже дамское общество взяло свой перевес. Из гостей, кроме родства, там бывали эмигрантки. В них особенно была отлична графиня de Tarente, дама умная, сведущая, интересная, которой несчастие изгнанницы придавало достоинство» ³¹.

Вскоре между де Тарант и Головиной установилась крепкая дружба, не исключавшая глубокого почтения со стороны Головиной, подчинившейся нравственному руководству решительной и твердой принцессы, фанатичной католички, которую современники характеризовали как «пожилую женщину, несколько отталкивающей наружности, закаленную революцией» ³². Де Тарант поселилась у Головиной, превратив дом последней в центр католической пропаганды ³³. Вместе с Головиной и ее подругой А. И. Толстой де Тарант проживала летом 1798 г. в деревне на Петергофской дороге, где уже готовилось отступление двух подруг от православия, произошедшее через два года ³⁴.

В своих воспоминаниях В. Н. Головина не указывает время и обстоятельства своего обращения в римскую веру, как и обстоятельства обращений других католических прозелитов из русского общества, избегая даже упоминания о факте переходов в католицизм. Это было связано с тем, что отказ от православия в рассматриваемый период расценивался как серьезное государственное преступление, часто влекущее за собой ссылку и тюремное заключение даже для представителей знатных родов ³⁵. Тайные русские католики и католички были вынуждены внешне оставаться православными. Гр. Л. А. Ростопчина, например, описывая семейную хронику конца XVIII и начала XIX в., особый акцент делала на тайном характере обращений в католичество своих знатных предков, указывая, что внешне они продолжали соблюдать православную обрядность ³⁶. Вместе с тем текст записок Головиной не оставляет сомнений относительно ее конфессиональной принадлежности.

Воспоминания Головиной во многом позволяют осмыслить истоки ее устремлений к католическому вероисповеданию. Головина предстает со страниц своих записок человеком крайне эмоциональным с ярко выраженным, обостренным религиозным чувством. Так, православная заупокойная служба по императрице Екатерине II имела сильное воздействие на автора записок. «Когда началась служба, — писала Головина, — она подняла мое мужество, смягчая сердце. Божественные слова Евангелия проникали мне в душу. Все казалось мне ничтожным вокруг меня. Бог был в моей душе и смерть перед глазами» ³⁷. В то же время придворные православные богослужения в представлении католички Головиной, занятой рефлексией своего религиозного опыта, теряли собственно православную специфику. В ее сознании происходило фантастическое смешение католического и православного культа в своего рода единую «истинную» христианскую религию, наблюдался синтез двух вероисповедных традиций. Об этом, [85] в частности, говорит отсутствие у автора, к моменту написания своих воспоминаний уже принявшей латинское крещение, сомнений в истинности и богоугодности православных обрядов и молитв ³⁸. Об этом же свидетельствует и использование Головиной латинских церковных терминов при описании различных обрядов в богослужебной практике Русской православной церкви: катафалк с гробом императрицы в траурных церемониях называется Castrum doloris («последнее скорбное пристанище»), православный благодарственный молебен воспринимается как аналог римско-католического Те Deum ³⁹. Из записок Головиной можно подумать, что коронация Павла I, произошедшая 5 апреля 1797 г. в Успенском соборе Кремля, была совершена не в православном храме, а в римско-католическом костеле: «После обедни, причастия, коронования и Те Deum император приказал прочесть громким голосом у подножия возвышения, где стоял его трон, Акт о престолонаследии» ⁴⁰.

Влияние принцессы де Тарант на религиозное мировоззрение Головиной прослеживается практически в каждой главе мемуарного источника. Автор воспоминаний не акцентирует внимание собственно на религиозном характере влияния, повествуя о доверительных отношениях с принцессой, о крепкой дружбе, доходящей до самопожертвования. Однако именно новое понимание дружбы, установившееся в русском обществе в последней трети XVIII в., подразумевавшее духовную близость ⁴¹, способствовало религиозному влиянию французской герцогини на Головину. В дни семейных горестей или нездоровья, а также во время ожесточенных придворных интриг против Головиной, принцесса де Тарант неизменно оказывала подруге поддержку и заботу, находя путь к ее уму и сердцу ⁴². Вместе с тем поведение и слова принцессы де Тарант, пример ее личного благочестия и молитв имели сильное воздействие на Головину и ее домочадцев. Не случайно Головина, описывая последние минуты жизни де Тарант, называла ложе принцессы «святилищем религии и страданий», обращала внимание на «святую покорность» принцессы, ее «несравнимое благочестие», выражала горячую благодарность своей подруге за ее «умственные» молитвы ⁴³. Принцесса де Тарант также способствовала укоренению католических традиций в семье Головиной — после смерти принцессы младшая дочь Варвары Николаевны Елизавета какое-то время пользовалась молитвенником г-жи де Тарант, находя в нем утешительные молитвы для своей матери ⁴⁴. Обе дочери Головиной — Прасковья и Елизавета — стали католичками и в дальнейшем вышли замуж за поляков латинского вероисповедания (старшая — за гр. Я. М. Фредро, младшая — за гр. Л. С. Потоцкого) ⁴⁵. Современники свидетельствовали: «Влияние де Тарант в доме Головиной сделалось так велико, что, по отзыву самих иезуитов, дочери Головиной относились к ней так же, как и к матери. Мужья, в большинстве случаев зараженные ”вольтерьянством”, обыкновенно смотрели на религиозную горячку своих жен с насмешливым равнодушием, не замечая, что их дети также становились чужды своему отечеству» ⁴⁶.

В круг общения Головиной и г-жи де Тарант входили их общие подруги — А. И. Толстая, дочь кн. И. С. Барятинского и кн. Е. П. Голштейн-Бек, а также С. П. Свечина (1782-1857), урожденная Соймонова, жена генерала Н. С. Свечина. Вероятно, Толстая и Свечина приняли католическую веру (или были подготовлены к ее принятию) под нравственным руководством французской принцессы, поскольку они проводили много времени с де Тарант, путешествуя с ней, совершая совместные прогулки, занимаясь чтением книг ⁴⁷. Не случайно Толстая и Головина стремились к тому, чтобы их дружба была «основана только на религии», чтобы сам «Бог благословил ее» ⁴⁸. Показательно, что дети гр. Толстой, наряду с князьями Вяземскими и Севериными, обучались в петербургском иезуитском коллегиуме, устроенном в 1803 г. при католической церкви св. Екатерины Александрийской ⁴⁹. А. И. Толстая материально поддерживала коллегиум, участвовала в жизни его воспитанников. Мемуары Головиной доказывают, что коллегиум имел в начале XIX в. большую популярность при дворе, поскольку даже российская императрица навещала это учебное заведение: «На Рождество Толстая устроила угощение для детей пансиона иезуитов, где воспитывались оба ее сына. Императрица пожелала там присутствовать, так же как и герцогиня Виртембергская» ⁵⁰. [86]

Обращение Головиной, Толстой и Свечиной в католицизм совершилось не только в результате тесного общения с де Тарант, но и под влиянием прозелитической деятельности французского эмигранта и тайного иезуита шевалье Доминика д’Огарда ⁵¹. Шевалье являлся одним из самых способных учеников знаменитого французского проповедника-иезуита Борегарда и активно использовал иезуитские методы в деле распространения католицизма в салонах русских вельмож — Голицыных, Нарышкиных и Гагариных ⁵². Д’Огард был вызван в Россию в 1791 г. по рекомендации французских принцев и снабжен Екатериной II деньгами на проезд. С. П. Свечина в письме к иезуиту И. С. Гагарину так писала о деятельности шевалье в России: «Честь введения католицизма между русскими принадлежит кавалеру д’Огарду, старому кавалеру св. Людовика. Все дело зависело от начала. Когда не только осуществление предприятия, но даже мысль о нем и желание осуществить его казались нелепыми и невозможными, тогда ум, исполненный веры, не только думал о нем, но и осуществлял его. Граф де Местр был великим деятелем в распространении латинства в России, но не первый» ⁵³. В исторической литературе давно уже было высказано предположение, что обращение в католичество кн. А. П. Голицыной, повлекшее за собой целую волну латинского конвертизма, состоялось при посредничестве шевалье д’Огарда ⁵⁴. Мемуары Головиной дают представление о характере шевалье и о его деятельности в русских салонах, показывают его веселым, полным искрометного юмора светским человеком: «Несмотря на печаль, как казалось, вполне завладевшую моим существом, — писала Головина, — бывали минуты, когда я не могла удержаться, чтобы не разделять добродушной, милой веселости, возбуждаемой Шевалье д’Огардом» ⁵⁵. Головина охарактеризовала д'Огарда как «почтенного старика, друга Елизаветы, сестры Людовика XVI, члена христианского общества, боровшегося с новой философией» ⁵⁶.

Латинский духовник В. Н. Головиной и А. И. Толстой, несомненно, должен был быть хорошо знаком принцессе де Тарант и связан с французской эмигрантской средой. В воспоминаниях Головиной есть лишь одно указание на обращение гр. Толстой к своему духовному отцу (и ни одного указания на обращение к духовнику самой Головиной), однако имя этого священника не упоминается ⁵⁷. В дальнейшем семью Головиных навещал и духовно поддерживал иезуит Жан Розавен — он исповедовал умиравшую в 1814 г. в доме Головиной принцессу де Тарант, он же служил панихиду по принцессе ⁵⁸. Из частично опубликованной польской исследовательницей Р. Ханковска «Ведомости о коллегиях, резиденциях и миссиях ордена иезуитов», поданной в духовную консисторию Римско-католической Могилевской митрополии 22 октября 1811 г., можно узнать послужной список о. Розавена. Ксендз Жан (Ян) Розавен был священником петербургской церкви св. Екатерины; одновременно являлся профессором философии в коллегиуме при церкви, в 1811 г. ему было 39 лет, из которых 15 лет он был священнослужителем и 8 лет занимал пост профессора философии ⁵⁹. Долгое пребывание Розавена в России, а также доверие, оказанное принцессой де Тарант этому ксендзу, позволяет предположить, что о. Розавен вполне мог быть священником, осуществлявшим таинство крещения над русскими аристократками, а также мог выступать их духовным руководителем.

О крепких связях русской аристократии с французским католическим духовенством свидетельствует организация домашнего воспитания детей гр. Головиной. В России ее дети обучались эмигрантом аббатом Шанкло, по всей видимости, прилагавшим большие усилия к укоренению католического духа в семье графини. В поездке, предпринятой в 1802 г. В. Н. Головиной во Францию, заболела дочь графини (Головина выехала вслед за г-жой де Тарант, вынужденной на какое-то время возвратиться в Париж). Обостренное религиозное чувство заставило тогда Головину обратиться к душеспасительным книгам, о чем она сама повествовала так: «Мой взгляд упал на «День Христианина», книгу, которую учитель моих детей, аббат Шанкло, подарил мне на память при отъезде. Я открыла ее и увидала следующие строки: ”Боже, я хочу того, что Вы хотите, потому что Вы этого хотите и так же, как Вы этого хотите”. Эти слова были для меня Божественным светом и приказанием покорности. Я повторяла эту молитву [87] несколько раз со все возрастающей горячностью и достигла такой силы в принесении Богу этой внутренней жертвы, что упала на колени» ⁶⁰.

Эти же связи с французским духовенством не только не исключали, но прямо подразумевали материальную поддержку французских иезуитов и эмигрантских деятелей прозелитизма со стороны Головиной. Установлено, что многие русские аристократы и дворяне помогали денежными средствами французским эмигрантам — об этом свидетельствует, в частности, неопубликованная переписка кн. Н. П. Голицыной с эмигрантами (с мадемуазель Бине, служившей княгине поставщицей модных туалетов, с мадам де Баши, аббатом Бриссаром, г-ном Делормом, заимодавцами Туртоном и Равелем) ⁶¹. Головины, имевшие 100 тыс. руб. годового дохода, кроме содержания в своем доме принцессы де Тарант, жившей и умершей на попечении гр. Варвары Николаевны, осуществляли многочисленные пожертвования на религиозные и благотворительные цели французскому духовенству ⁶².

Большинство исследователей склоняются к мысли, что Варвара Головина стала католичкой в 1800 г., т. е. еще в России ⁶³. Однако записки графини доказывают, что подлинное знакомство Головиной с католической культурой, латинскими храмами и богослужением произошло в ходе ее путешествия во Францию в 1802-1804 гг. Для вероисповедной характеристики Головиной большое значение имеет описание католической церкви в Риге, которую она посетила проездом в июне 1802 г. Головина писала: «Я выстояла обедню для матери (православную, что опять же доказывает внешнее соблюдение Головиной православной обрядности. — А. А.), потом срисовала великолепный вид с моста, и, увидев на обратном пути в гостиницу католическую церковь, я спросила у моей спутницы (г-жи Больвилье), можно ли туда войти сейчас. — Всегда, — ответила она, — ее никогда не запирают. — Я была поражена бедной простотой этой церкви. Священник стоял на коленях, погруженный в умственную молитву. Невольно я тоже опустилась на колени, устремив взор на большой крест, стоявший на алтаре. Тишина и спокойствие, окружавшие меня, наполнили мою душу небесным чувством. С сожалением я встала, чтобы уходить. Священник также встал. Я спросила у него, нельзя ли получить маленьких образков. Он принес мне их. Я предложила ему деньги, от которых он отказался, и я опустила их в церковную кружку. Я возвратилась домой с внутренним спокойствием, которого я давно не испытывала. Я никогда не забуду этой церкви» ⁶⁴.

За границей графиня неоднократно присутствовала на мессах (в Париже, Праге и других городах), причем всегда подчеркивала «утешающий» характер католической религии ⁶⁵, восхищалась церемониями поклонения Кресту и процессией Тела Господня ⁶⁶, посещала католические монастыри (кармелиток и кармелитов в Праге) ⁶⁷, участвовала в религиозных беседах с латинским духовенством. Головина близко познакомилась со священником г-ном Шарлем и аббатом Левисом, которые пользовались большим авторитетом и уважением в кружке г-жи де Тарант, аббатом де Булонь, поразившим графиню своим красноречием, о. Гиацинтом и аббатом Эджвортсом ⁶⁸. В свою очередь, это свидетельствует о том, что укрепление католических симпатий в семействе Головиной было связано не только с религиозным влиянием французской эмиграции, но и с пребыванием Головиных за границей.

Тем не менее, конфессиональное влияние на гр. Головину французской эмиграции и роялистского общества в Париже не сумело привести ее к окончательному разрыву с православием — Русская православная церковь не воспринималась Головиной как однозначно схизматическая. С большим интересом и религиозным чувством Головина рассказывала о поездках в Свято-Троицкий и Воскресенский монастыри ⁶⁹. Принятие католичества не поколебало и горячей любви Головиной к своей родине. Современники сообщают нам о привязанности графини к родным местам в Подмосковье и в Поволжье: «Дочь княгини (П. И. Голицыной), графиня Головина, — писал И. Ф. Тимковский, — любила говорить о сельской жизни, и в описаниях своих владений великолепно изобразила мне Воротинец на Волге» ⁷⁰. Покидая в 1802 г. вместе с матерью и младшей дочерью Россию, Головина отмечала: «Как ни чувствуешь себя несчастным в своей [88] стране, нельзя равнодушно покинуть ее. Оттуда вырываешь себя, а не уезжаешь, и всегда чего-то не хватает счастью, которым наслаждаешься вне ее: родных могил, родины и отечества, так близкого сердцу» ⁷¹. В дальнейшем, описывая свои чувства при посещении могилы своей матери в Калужской губ., Головина изобразила сцену коленопреклонения перед памятником и апсидой православного храма: «Бог был в моей душе, и мои чувства все были проникнуты мыслью о матери» ⁷². Не случайно православные песнопения Головина неизменно признает «священными» ⁷³.

В определенной степени записки Головиной обнаруживают размеры конфессионального влияния французской эмиграции, демонстрируя укоренение католических традиций в русских семействах. На значительные масштабы латинского прозелитизма в русском обществе Головина недвусмысленно намекает, касаясь темы изгнания иезуитов из России в 1815 г. Причина данной меры была автору ясна: «Этот суровый акт был вызван опасением совращения православных в католическую веру». Однако сама Головина косвенно свидетельствует о том, что данные опасения не были напрасными: «Это событие привело к тягостным последствиям для многих семейств, и той же причине я должна приписать очень заметную холодность, проявленную императором по отношению ко мне» ⁷⁴.

Таким образом, воспоминания гр. В. Н. Головиной представляют собой весьма информативный источник, позволяющий воссоздать реальную картину взаимодействия русской знати и французской эмиграции в области религиозной жизни, а также оценить степень воздействия католицизма на самого автора записок. Истоки католического влияния на русских прозелиток (и в первую очередь, на Головину) следует искать в их религиозно-мистическом складе, в усвоении ими норм западной культуры, в связях русского общества с французским высшим светом, установившихся задолго до французской эмиграции в Москву и Петербург. Усилению конвертизма сопутствовал целый ряд причин (религиозная политика Павла I, нацеленная на привлечение к российской политической жизни иезуитов, учреждение Мальтийских приорств ⁷⁵), однако мемуары Головиной доказывают, что французская эмиграция стала не только обстоятельством, способствовавшим установлению в русском дворянстве терпимого отношения к католичеству, но и стимулом для перехода дворян в латинскую веру. Немаловажным фактором возникновения католических симпатий также стала актуализация в российском общественном сознании второй половины XVIII в. сложных идейно-нравственных проблем и исканий, свойственных эпохе Просвещения. Анализируемый мемуарный источник показывает, как нравственные и социально-этические категории в сознании русских православных подданных (такие, как «дружба», «взаимопонимание») обретали религиозный колорит и становились фактором воздействия католицизма на россиян. Распространенной формой католического влияния в России на рубеже XVIII-XIX вв. стало принятие латинского крещения в результате пропаганды эмигрантов, духовных и светских лиц католического вероисповедания, в салонах вельмож. Другой формой конфессионального влияния стало усвоение русскими православными детьми норм католической религиозной культуры в процессе их обучения аббатами и иезуитами. Мемуары Головиной не содержат прямой информации о прозелитизме, однако, с привлечением данных из других источников, воспоминания графини добавляют существенные штрихи в картину проповеднической деятельности французских религиозных деятелей. Мемуары демонстрируют весьма крепкие личные связи Головиной, ее семьи и окружения с «ревнителями католического благочестия» из эмиграционной среды, рисуют социально-политический и психологический фон, на котором происходило религиозное взаимодействие русской православной аристократии с эмиграцией. Воспоминания графини позволяют судить об особенностях восприятия католицизма автором и позиционировать данные особенности как одну из моделей восприятия католицизма общественным сознанием в России (в силу схожих обстоятельств обращений в католичество Головиной и других русских прозелитов). Воздействие католицизма на Головину не простиралось дальше осознания собственной духовной и эмоциональной близости к вероучению Римско-католической церкви и не подразумевало фанатизм в [89] исповедании новой веры. Головиной импонировал сам дух католической церкви, атмосфера ее культа, однако догматические отличия православия и католичества не становились предметом размышлений автора. Православие осознавалось Головиной как религия, могущая привести к спасению (хотя и предоставляющая несравненно меньше возможностей для этого), а потому полный отказ Головиной от православной культуры и православных ценностей так и не произошел. Патриотические чувства, испытываемые Головиной, не помешали ей стать неофитом латинской церкви, однако и католицизм не сумел перебороть в авторе мемуаров чувство гордости за свою национальную культуру. Записки Головиной свидетельствуют о том, что католический конвертизм стал возможен благодаря европеизации русского общества и установлению разнообразных связей с иноверцами (в том числе французскими эмигрантскими кругами), однако отсутствие фанатизма в исповедании католичества русскими подданными было напрямую связано с осознанием величия и самобытности российской национальной культуры.

Комментарии

1. Дореволюционные исследователи по-разному определяли годы жизни В. Н. Головиной. Одни считали годом ее рождения 1756 г. (Н. Н. Голицын), другие (их большинство) — 1766 г. (Е. С. Шумигорский, К. Валишевский). В датировке смерти графини также наблюдаются разночтения: называются 1819 г. и 1820 г. (Е. С. Шумигорский). В современной литературе принята датировка, предложенная К. Валишевским, который определил годы жизни Головиной как 1766-1821 гг. См.: Мемуары графини Головиной. Записки князя Голицына. М., 2000. С. 42; Род князей Голицыных. Материалы родословные. СПб., 1892. С. 345; Большая энциклопедия. В 62 т. Т. 12. М., 2006. С. 495.

2. Записки гр. В. Н. Головиной // Исторический вестник. СПб., 1899. № 1-12; Тартаковский А. Г. Русская мемуаристика XVIII — первой половины XIX в. М., 1991. С. 156-157.

3. См.: Шумигорский Е. Предисловие к «Запискам графини В. Н. Головиной» // Исторический вестник. СПб., 1899. Т. LXXV. № 1. С. 39-55; В 1900 г. на основе журнальных публикаций Е. С. Шумигорский издал мемуары Головиной отдельной книгой: Головина В. Н. Записки графини В. Н. Головиной (1766-1819). Пер. с франц. СПб, 1900.

4. Мемуары графини Головиной, урожденной графини Голицыной (1766-1821). М., 1911.

5. См., напр.: Александрова Н. В. Любовь и дружба в русской дворянской культуре рубежа XVIII-XIX веков (по источникам мемуарного характера) // Вестник Челябинского университета. Сер. 1. История. Челябинск, 1999. № 2. С. 34.

6. Напр.: Мемуары графини Головиной. Записки князя Голицына. М., 2000. С. 45-347; Головина В. Н. Мемуары. М., 2005.

7. Андреев А. Н. Католицизм и общество в России XVIII в.: Дисс. ... канд. ист. наук. Челябинск, 2004. С. 198.

8. Там же. С. 109, 116-117.

9. Морошкин М. Я. Иезуиты в России с царствования Екатерины II и до нашего времени. Часть первая, обнимающая историю иезуитов в царствование Екатерины Великой и Павла I. СПб., 1867. С. 493-494.

10. Ростопчина Л. А. Семейная хроника. М., 1912. С. 98; Морошкин М. Я. Указ. соч. С. 494.

11. См.: Андреев А. Н. Указ. соч. С. 116-117; Ростопчина Л. А. Указ. соч. С. 97-98.

12. О том, как ширилось католическое движение (инициированное во многом французской эмиграционной волной) среди русской аристократии в первой половине XIX в. см.: Gagarin J. Tendances catholiques dans la societe Russe par le prince J. Gagarin, S. J. P., 1860. P. 32-37.

13. Род князей Голицыных. Материалы родословные. СПб., 1892. С. 345.

14. Шумигорский Е. Указ. соч. С. 39.

15. Там же. С. 40.

16. Там же. С. 41.

17. Чарторижский А. Мемуары. М., 1998. С. 40.

18. Записки Ильи Федоровича Тимковского // Русский архив. М., 1874. Кн. 1. Стб. 1439-1465.

19. Там же. Стб. 1451.

20. Шумигорский Е. Указ. соч. С. 47.

21. Там же. С. 47.

22. ОР РГБ, ф. 64 (Вяземы), к. 84, ед. хр. 31, л. 1 об.

23. Там же, л. 1.

24. Старосельская-Никитина О. А. Из архива Голицыных // Записки отдела рукописей Государственной библиотеки СССР им. В. И. Ленина. Вып. VII. Французская буржуазная революция 1789-1794 гг. М., 1941. С. 35; Мильчина В. А. Записки «пиковой дамы» // Временник Пушкинской комиссии. Сб. науч. трудов. Вып. 22. Л., 1988. С. 137.

25. ОР РГБ, ф. 64 (Вяземы), к. 84, ед. хр. 31, л. 1-1 об.

26. Головина В. Н. Мемуары. С. 179; ср.: Предисловие К. Валишевского // Мемуары графини Головиной. Записки князя Голицына. С. 33.

27. Мильчина В. А. Указ. соч. С. 139.

28. Карабанов П. Ф. Списки замечательных лиц русских. М., 2000. С. 56; Список придворных чинов XVIII в. // Сухарева О. В. Кто был кто в России от Петра I до Павла I. М., 2005. С. 685.

29. Головина В. Н. Мемуары. С. 180.

30. Канторович И. В. Салон И. И. Шувалова // Вестник Московского университета. Сер. 8. История. 1996. № 4. С. 63.

31. Записки Ильи Федоровича Тимковского. Стб. 1462.

32. Шумигорский Е. Указ. соч. С. 47-48.

33. Головина В. Н. Мемуары. С. 231.

34. Там же. С. 192.

35. См.: Андреев А. Н. Указ. соч. С. 95-143.

36. Ростопчина Л. А. Указ. соч. С. 7, 97-98.

37. Головина В. Н. Мемуары. С. 146, 149.

38. Там же. С. 146-149.

39. Там же. С. 148-149, 165. В издании записок В. Н. Головиной 2000 г. латинские термины переведены на русский язык. См.: Мемуары графини Головиной. Записки князя Голицына. С. 144-145, 156.

40. Головина В. Н. Мемуары. С. 165.

41. Александрова Н. В. Указ. соч. С. 39-41.

42. Головина В. Н. Мемуары. С. 215.

43. Там же. С. 396-397.

44. Там же. С. 401.

45. Предисловие К. Валишевского // Мемуары графини Головиной. Записки князя Голицына. С. 38; Чарторижский А. Мемуары. С. 40.

46. Шумигорский Е. Указ. соч. С. 48.

47. Головина В. Н. Мемуары. С. 205, 229, 234, 374.

48. Там же. С. 262.

49. Подробно о деятельности иезуитского коллегиума см.: Ханковска Р. Храм святой Екатерины в Санкт-Петербурге. СПб., 2001. С. 58-61; Любопытно, что воспитанником иезуитского коллегиума являлся П. А. Вяземский, представивший в своих стихотворных произведениях ректора коллегиума ксендза Анджея Чижа («Патера Чижа») заботливым педагогом. См., напр.: Вяземский П. А. Послание к Дмитрию Петровичу Северину // Вяземский П. А. Стихотворения. Воспоминания. Записные книжки. М., 1988. С. 104.

50. Головина В. Н. Мемуары. С. 385.

51. Головина указывает, что в ее обществе находился «превосходный кавалер д’Огард», наряду с гр. Толстой и ее родственниками. См.: Головина В. Н. Мемуары. С. 223.

52. Pingaud L. Les Francais en Russie et les Russes en France. L’ancien regime. L’emigration. Les invasions. P., 1886. P. 311; Морошкин М. Я. Указ. соч. С. 263.

53. Морошкин М. Я. Указ. соч. С. 264.

54. Там же. С. 494.

55. Головина В. Н. Мемуары. С. 215.

56. Там же. С. 215.

57. Там же. С. 261-262.

58. Там же. С. 398-400.

59. «Ведомость» хранится: РГИА, ф. 821, оп. 144, д. 119, л. 313. Цит. по: Ханковска Р. Указ. соч. С. 60.

60. Головина В. Н. Мемуары. С. 270.

61. См.: Записки отдела рукописей Государственной библиотеки СССР им. В. И. Ленина. Вып VII. Французская буржуазная революция 1789-1794 гг. С. 35; Речь идет об оплате векселей и выдаче заемных писем в несколько десятков тысяч ливров: ОР РГБ, ф. 64 (Вяземы), к. 84, ед. хр. 13, л. 2-4; ед. хр. 14, л. 2-2об.; ед. хр. 15, л. 3; ед. хр. 16, л. 2; ед. хр. 17, л. 6.

62. Шумигорский Е. Указ. соч. С. 48; Головина В. Н. Мемуары. С. 231.

63. Никитин С. А. Предисловие редактора // Мемуары графини Головиной. Записки князя Голицына. С. 12; Шумигорский Е. Указ. соч. С. 48.

64. Головина В. Н. Мемуары. С. 267-268.

65. Головина посетила мессы в церкви Сен-Сюльпис в Париже, в церкви на кладбище Пикпус, в кафедральном соборе в Праге, побывала в католических капеллах и мавзолеях католических святых в Марбурге и Меце. См.: Головина В. Н. Мемуары. С. 284, 289, 290, 354-356, 364.

66. Там же. С. 304, 308-309.

67. Там же. С. 364-365.

68. Там же. С. 314, 316, 329-330, 333-334, 368.

69. Там же. С. 169.

70. Записки Ильи Федоровича Тимковского. Стб. 1463.

71. Головина В. Н. Мемуары. С. 268-269.

72. Там же. С. 372.

73. Там же. С. 265.

74. Мемуары графини Головиной. Записки князя Голицына. С. 342; Головина В. Н. Мемуары. С. 410-411.

75. Григорьев С. Л. Религиозные взгляды и религиозная политика Павла I. Дисс. ... канд. ист. наук. Екатеринбург, 2003. С. 82, 137.

Текст воспроизведен по изданию: Конфессиональное влияние французской эмиграции на русское дворянство в конце XVIII - начале XIX века (по мемуарам В. Н. Головиной) / // Российская история, № 2. 2010