БАКУНИН В.

ОПИСАНИЕ ИСТОРИИ КАЛМЫЦКОГО НАРОДА

(Продолжение) ¹

1732 года апреля 14 дня по определению коллегии иностранных дел, а по присланному из сената 22 марта указу, в грамате калмыцкому хану Черен Дондуку писано, что по указу 1705 года велено российским подданным степным народам солью торговать промеж собою, а в великороссийские города и уезды никому, кроме казны, не продавать, и для того б и он хан в калмыцком народе объявил, чтоб они по тому прежнему указу солью торговали промеж собою, а в великороссийские городы и уезды никому, кроме казны, не продавали, о чем в калмыцких улусех и публиковано.

Того ж 1732 года июня 30 дня, по имянному ее императорского величества словесному указу, в коллегии иностранных дел записанному, и отправленною с того к князю Борятинскому граматою, дана ему полная мочь, Дондук Омбу, с другими при нем владельцами, добрым ли способом с Кубани призывать или принуждать его к возвращению оттуда и поисками, а при том велено ему взятой донскими и волскими казаками, также калмыками, при поиске над противниками, скот весь отдать в награждение им за бытность их при нем князе Борятинском в походе, а людей не отдавать и, взяв у них, возвратить в улусы калмыцкие, что им князем Борятинским и ученено.

Того ж 1732 августа в 4 и в 5 день были в собрании в кабинете ее императорского величества канцлер граф Гаврила Иванович Головкин, бывшей генерал фельдмаршал фон Минних, действительной тайной советник князь Дмитрей Михайлович Голицын, бывшей вице-канцлер Остерман, действительные тайные советники князь Алексей Михайлович Черкаской и барон фон Минних и слушали.

1-е. Лист, к ее императорскому величеству от владельца Дондук Омбы присланной к генералу порутчику графу Дугласу, бывшему тогда на Сулаке в крепости Святого Креста с посыланным пред тем к нему Дондук Омбе для увещевания его от генерала майора Еропкина полковником князь Эль Мурзою Черкаским.

2-е. Писем его ж Дондук Омбы и Дербетева владельца Четеря к князю Борятинскому, от них писанных.

3-е. Письмо Бакта-гиреевых братьев крымского Нурадын солтана и кубанского Сераскер солтана к хану Черен Дондуку, присланное чрез посланцов их.

4-е. Записку дворянина Казанцова, посыланного от князя Борятинского к Дондук Омбе, со увещательным письмом о возвращении его к Волге.

5-е. Доношение князя Борятинского от 8 июля.

6-е. Ответной лист Каплан-Гирея хана Крымского к генералу Вейзбаху, а от него сюда присланной при доношении его от 8 июня, которого содержание написано выше сего. [197]

А в протчих писано: Дондук Омбо в листе своем к ее императорскому величеству во всем себя оправдал, а винил хана Черен Дондука и протчих, в его партии бывших, а при том жаловался на князя Борятинского, что он ссору их не судом, по прежнему обыкновению, разбирал, но военного силою разогнал их врознь, отчего и он Дондук Омбо ушел на Кубань, и то учинил он не для того, чтоб не быть в подданстве у ее императорского величества, но для того, что бояря, не допуская доношения его к ее императорскому величеству, сами с братьями его нападали на него войною, а ежели ее императорское величество изволит их примирить, то б Черен Дондук Петру Тайшину, и протчим владельцам все взятые войною улусы возвратил, напротив чего и он Дондук Омбо людей его ему Черен Дондуку возвратит и что в прежние их калмыцкие ссоры на обе стороны было отбирано, то и при сем случае отбирано да будет, а что тогда было не заплачено, то так же да останется, заключая тем, чтоб ее императорское величество, для уверения его Дондук Омбы, повелела Петра Тайшина из-под караула свободить и улус его ему отдать и потом бы к нему Дондук Омбе приехал Черен Дондук или Дарма Бала или Галдан Данжин и прислан бы был к нему Дондук Омбе ее императорского величества имянной указ за рукою, желая напоследок, чтобы вскоре ему ответ на то учинен был, а ежели продолжится, то б ему Дондук Омбе чужим не учиниться.

В письме к князю Борятинскому писал он Дондук Омбо грубо и со многим нареканием, что он князь Борятинской не так в деле их поступил, как напредь сего бывало, а при том он Дондук Омбо похвалялся, что сколько б князь Борятинской ни хотел его доставать, только крымцы его Дондук Омбу не выдадут.

Дербетев владелец Четерь к нему ж князю Борятинскому писал, что он Четерь всегда их императорским величествам служил верно и желает по прежнему кочевать на Волге, токмо опасается того, что зять его Петр Тайшин им князем Борятинским пойман и улус его разграблен.

Солтаны Бакта-гиреевы братья писали к хану Черен Дондуку, что Дондук Омбо сам пришел к ним в гости, а они его не подговаривали и не призывали и советовали ему Черен Дондуку, чтоб он с ним Дондук Омбою примирился.

Дворянин Семен Казанцов – Дондук Омбу 8 июня нашел за вершиною реки Кубани на речке Инжике, где Дондук Омбо, по получении письма от князя Борятинского, говорил ему Казанцову то ж, что он сюда ко двору и к князю Борятинскому писал, обвиняя еще в произшедшей между ими ссоре ханшу Дарму Балу и Шакур Ламу, проговаривая при том, что и Доржи Назаров с ним Дондук Омбою был в согласии против хана Черен Дондука, а при драке к нему на помочь не бывал, а отошел за Яик для того, чтоб ему собравшимися к нему из рассеяния ханскими и другими улусами завладеть вовсе.

А потом он Дондук Омбо брал его Казанцова с собою к Нурадын Солтану, которой ему Казанцову при Дондук Омбе говорил, что князь Борятинской Дондук Омбе грозит, что где б он Дондук Омбо ни был, везде сыскан будет, а как он пришел к ним в гости, то ежели сам похочет назад итти, они его держать не будут, а ежели российские войски пойдут на него войною в их землю, то они станут его охранять, и что в таком случае война будет не с одним Дондук Омбою, но с турками и с ними крымцами и кубанцами.

В тое ж ево Казанцова у Нурадын Солтана бытность, увидя он, Казанцов, что кубанские татара калмык, за Дондук Омбою бывших, ненавидят, и из кошей своих выгоняли и били палками, спросил их, для чего б они то делали, на что кубанцы ему сказали, что на одном [198] острову волк с овцою ужиться не могут; в тамошнюю ж его Казанцова бытность Дондук Омбо из захваченных им калмыцких улусов збирал мальчиков и девок для подарения оного солтана. А как Нурадын Солтан приезжал к нему Дондук Омбе, то он встречал его за две версты от своих улусов, а чрез столько же растояние и назад его провожал. В бытность же у него того солтана, приезжавших за ним татар Дондук Омбины калмыки подчивали мясом и молоком, но из них многие ничего не ели и не пили, а выливали на землю, называя калмык гяурами. Он же Казанцов посылал в кубанские коши бывших при нем с Волги в канвое калмык для разведывания, которым Бактагиреев брат Арслан Гирей солтан говорил, что он прежней дружбы с Черен Дондуком забыть не может, а Дондук Омбе они очень не ради.

Князь Борятинской представлял, что ежели по желанию Дондук Омбы, Петра Тайшина свободить и ему, брату ево Бату и племяннику их Чидану, так же и Хошоутову владельцу Дондуку яко в противности бывшим улусы их отдать, то без сумнения, как он Дондук Омбо, так и протчие станут думать, что то учинено, якобы, боясь ево Дондук Омбы и потом, видя оное, не только помянутые противники Петр Тайшин с товарищи, но и другие владельцы и зайсанги, которые и так хана мало почитают и не слушают, могут более ево Дондук Омбы держаться и слушать, а определенного от ее императорского величества хана своего Черен Дондука весьма оставят и всячески опровергать его хана тщиться и пакости ему чинить будут, из чего может последовать немалая противность ее императорского величества интересам. Ибо и Шакур Лама, в бытность у него князя Борятинского, в разговорах дал знать, что ежели Дондук Омбу, по его требованию, удовольствовать, то калмыки могут мыслить, что то россиане учинили, боясь его Дондук Омбы, почему он и ханом зделаться может без воли ее императорского величества. Заключая, он князь Борятинский то свое доношение тем, что он уже поистине не знает, что ему с таким ветреным и неспокойным калмыцким народом делать, ибо ради легкомыслия их к доброму согласию никакими мерами привести не можно, и все его полезные им представлении и посредства служить не могут.

И по выслушании всех тех дел, собравшияся в кабинет рассудили учинить следующее.

1-е. О всем том, а особливо о обращениях калмыцкого владельца Дондук Омбы, которой уже вступил за Кубань в границы турецкие, и что хан крымской и тамошние кубанские солтаны и управители объявляют, что они его отослать не могут и за него стоять и его охранять будут, дать знать резиденту Неплюеву, дабы он Порте учинил о том надлежащие представлении, показуя, что то чинитца весьма противно вечного мира учиненного между обоими империи, по которому таким противникам протекции дать не надлежит, наипаче же недавно учиненному от них ему резиденту обнадеживанию, что они их калмык отнюдь в свои границы не примут, и что о том и указы солтанские к хану крымскому отправили, но что ныне, насупротив того, видно, что не токмо по тем указам салтанским их в границы не принимать, но и явственно объявляют, что их и оборонять и защищать хотят, и для того б он резидент Порте о всем том явственно представил, сколь то противно вечному миру, которой с Российской стороны весьма не нарушимо содержитца. И для того и генерал с отправленным, ради усмирения тех калмык, войском за ними калмыками далее не шел, но остановился не для какой иной притчины, только чтоб недоброжелательные к ненарушимому содержанию вечного мира и дружбы между обоими империями не имели случай то в противность толковать, ибо и без того [199] Блистательной Порте известно, что без нарушения и повреждения дружбы неприятеля своего искать везде позволено, и ежели Порта сии поступки не апробует, то б немедленно, как к хану крымскому, так и к тем кубанским управителям такие имянные указы отправила и в протчем такие сильные учреждении учинила, дабы тем противникам нигде в турецком владении протекции не дано, но высланы были; и ежели то Порта исполнит, то явной знак покажет своей дружбы и содержания трактата, а ежели б она Порта, паче чаяния, объявила, что по закону своему выслать тех противников калмык не может, то объявить, чтоб она тогда за противно не приняла, ежели сами тех противников калмык искать станем, и чтоб наипаче и к протчим управителям надлежащие крепкие указы послали, чтоб они за них тогда никак не вступались и оных в таком случае не защищали, а войскам российским тогда повелено и накрепко заказано будет их подданным никакой обиды и раззорения не чинить.

Ему ж резиденту дать знать, что бывшей у Дондук Омбы дворянин Казанцов объявил в доезде своем, что ни солтаны, ни кубанцы не довольны приходом ево Дондук Омбиным, тако ж и калмык весьма не любят и называют их гаурами, и они сами калмыки тамошним житьем скучают, и тако чаять можно, что Порта естли прямо хочет мир содержать, их калмык сама похощет с рук своих здать и к тому довольные способы найдет; и что тамо у него произойдет, и о том бы без умедления сюды доносил, дабы с ним Дондук Омбою и протчими противными калмыки потому поступлено быть могло. Тако ж и то ему резиденту дать знать, что между тем его Дондук Омбу к возвращению к Волге обещанием монаршеской милости склонять оставлено не будет, а ежели он не возвратица, а от Порты позволение дастся его самим сыскивать, то потребные к тому войска предуготовлены будут.

2-е. Владельца Дондук Омбу сколько возможно к добровольному возвращению склонять ласкою, хотя и грамоту к нему отправить со обнадеживанием ее императорского величества милости и в противностях ево прощения, ежели он со всеми своими улусы по прежнему к Волге на кочевье возвратитца и в надлежащем послушании спокойно жить станет. И в той грамоте написать и то, что по возвращении его ее императорское величество в произшедших между ими с ханом Черен Дондуком ссорах повелит учинить справедливой суд и их всех примирить, ибо ее императорское величество, милосердуя об них, яко о подданных своих, не хощет того видеть, чтоб кому от кого какая обида учинена была, но токмо жили б под охранением и защитою ее императорского величества в покое и между собою в согласии. И ту ее императорского величества грамоту к нему Дондук Омбе послать к генералу порутчику Дугласу и к нему писать, что та грамота посылается за государственною печатью, а не подписана рукою, понеже ее императорское величество никогда не токмо к ним, но и к азиатским государям, ни к солтану, ни к персидскому шаху не подписывает. И с полученного листа Дондук Омбы, к ее императорскому величеству писанного, и с грамоты ее императорского величества, отправленной к Дондук Омбе сообщить к нему копии, дабы он, по получении тоя грамоты, послал оную к нему Дондук Омбе с нарочно посланным, при котором бы не худо, ради лутчего их склонения, ехал и Бекович полковник и наказать им, дабы они, прибыв к нему Дондук Омбе, и по подании той граматы, изустно обнадежили его Дондук Омбу по содержанию той ее императорского величества грамоты милостию и прощением. У Петра Тайшина и у других задержанных владельцев разсуждено: старатца взять к нему Дондук Омбе письма, в которых бы они [200] писали о своей продерзости, и что, несмотря на то, ее императорского величества милость и милосердие им объявлены и что только совершенная их свобода зависит от его Дондук Омбы возвращения, понеже он сам рассудить может, что пока он не возвратитца, то и им, яко ево единомысленным, свободу дать неприлично. И понеже ее императорское величество указала, по своему милосердию, ссоры их розыскать по сущей справедливости и обещает их содержать в неотменной своей высочайшей протекции и милости, того б ради и он возвратился, надеясь на всещедрую ее императорского величества милость и прощение. И те письма велеть у них генералу порутчику князю Борятинскому взяв, отослать к Дугласу, чтоб он отправил с вышеозначенными кого пошлет к нему Дондук Омбе. Но ежели он Дондук Омбо тех увещаней того нарочно посланного и Бековича не примет и весьма возвратитца не намеритца, то тому посланному в таком случае велеть другим при нем владельцам и его зайсангам и подлым калмыкам искусно и тайно внушать, что они сами видеть могут, какое им тамо обитание и неудобство и что лишаются так жизненного и удовольствительного места от Волги, а что далее зайдут, то еще и пуще им хуже будет, и они б рассудили, где им быть лутче; и для того б, оставя его Дондук Омбу, возвращались на прежнее свое жилище к Волге, где приняты и вины им отпущены будут и ничего над ними чинено быть не имеет, понеже они ушли не собою, но завели их владельцы по неволе, в чем бы были благонадежны на милость ее императорского величества и возвращались.

3-е. Ежели Дондук Омбо добрым способом к возвращению к Волге не склонитца, то взять потребные меры, чтоб и силою оного взять, обождав от резидента Неплюева из Царьграда известия, какую резолюцию Порта в том по его представлению восприимет, а между тем предуготовитца, что ежели Порта позволит с ними самим управлятца, чтоб итти на них и от Дону и от крепости Святого Креста.

4-е. Тако ж потребно предосторожность иметь ради оставшихся калмык при хане Черен Дондуке и других владельцах, чтоб они еще ныне, а особливо зимою, с теми противниками соединитца не могли, или б те противники на них незапного нападения не учинили, и для того разсуждается, дабы генерал порутчик, князь Борятинской, постарался хана и протчих при нем владельцов склонить, чтоб они ради безопасности еще ныне же перешли кочевать на луговую сторону и как нынешнее все лето, так бы и будущую зиму тамо кочевали, а есть ли из мелких владельцов тому кто будет противитца, тех бы и понудил, что и протчее все предать на его князя Борятинского разсуждение, чтоб чинил смотря по тамошнему состоянию, и их обращениям, понеже, не видя тамошних их обращеней, заочно окуратно о всем к нему писать и наставить его невозможно. И для того сообщить ему с сего определения копию.

То министерское разсуждение ее величество блаженные памяти государыня императрица Анна Иоанновна слушать и апробовать соизволила 7 того ж августа.

И потому отправлены указы в Константинополь к резиденту Неплюеву, к генералам порутчикам – князю Борятинскому и графу Дугласу и грамота к Дондук Омбе и из оных последние две пиесы посланы на руки к князю ж Борятинскому, которому велено взять к Дондук Омбе письма от Петра Тайшина, от Лоузанг Шуны и от жены его, а Дондук Омбиной дочери Черен Балзаны, и оные с грамотою к Дондук Омбе, а притом и указ к графу Дугласу отправить в крепость [201] Святого Креста и от себя писать, чтоб он Дуглас все то послал и к Дондук Омбе с нарочными.

По отъезде дворянина Семена Казанцова с Кубани, Дондук Омбо с улусами кочевал между той реки Кубани и города Азова на шести речках, в Азовское море впадающих, в разстоянии от Азова два дни езды и в степи по рекам трем Загерликам и Калаусу, в реку Маныч впадающим, так же по Манычю и по вершине реки Кумы и по урочищам Домбой-Тюп и Джилан-Кецо, переходя с места на место, причем улусные калмыки претерпевали в содержании своем крайнюю нужду, ибо по тесноте тамошних мест и за недовольными водами скота их много померло, а и остальной отощал, и для того они довольного молока не имели, а рыбы там и совсем не было, и так убогие принуждены были с голоду детей своих кубанским татарам продавать, а у них покупать просо, и тем питаться, а иные вырывали разные травеные коренья, и высуша, оные в пищу употребляли. А сверх того кубанские татара часто у них крали лошадей и скот, а иногда и насильно отнимали, да и из гор черкесы, подъезжая под улусы их, так же отгоняли лошадей и людей увозили, и тем причиняли им великое безлокойство.

И для того Дондук Омбо домогался у хана крымского и у азовского паши о перепуске его чрез Дон на Крымскую сторону, но паша в том ему отказал, а хан крымской присылал к нему Дондук Омбе с требованием, чтоб он имеющихся в улусах его, татар, называемых Томуг, отдал в Крым и дал бы ему хану крымскому калмыцких сто мальчиков и сто девок; и на то он Дондук Омбо ответствовал, что ему оных татар отдать не сходственно и весьма обидно, ибо те татара у него в улусе издавна живут, а колмыцких мальчиков и девок, буде он хан требует во образ дани или в аманаты, он Дондук Омбо потому ж не даст, а ежели по дружбе, то примет в разсуждение. А после того чрез месяц хан крымской писал к нему Дондук Омбе, чтоб он за Дон на Крымскую сторону не переходил и перепущен не будет.

На калмыцком и на татарском языке слово единственно, тума, а множественное томут, на российском языке надобно разуметь рожденных из двух разных народов людей, как и вышеписанных томуцких татар предки зашли издавна из киргис-касак и башкирцов в калмыцкие улусы, и поженились на калмычках, отчего оные татары и произошли и названы томутами, и хотя они так, как калмыки, шапки носили с красными кистями, но закон содержали иные магометанской, а иные идолопоклоннической, но оба несовершенно, а говорили по-калмыцки и по-татарски и были во владении у Среднего хана Аюки сына Гунжепа, а по смерти его достались большему его сыну Дондук Омбе и с ним бегали на Кубань. У тех томутов старшина был, имянуемой Кусеп, которого Дондук Омбо, по женидьбе своей на кабардинке Джане, употреблял при себе для умерщвления калмыцких нойонов и заисангов, да и протчих томутов содержал при своем доме для охранения своего здоровья, и давал им случай обогащаться, почему оные у всех калмык были в ненависти. Дербетева улуса, тогда при Кубане с Дондук Омбою бывшего, зайсанги и улусные калмыки желали, как бы от него Дондук Омбы отстать и возвратиться к Волге, но понеже владелец их Четерь был уже стар и болен, и тот свой улус поручил сыну своему Гунге Дорже, которой Дондук Омбе был зять, и весьма был ему предан, то хотя оной улус его, изобрав удобное время, и покочевал было к Дону, но Четерев сын Гунга, уведав о том, с Дондук Омбиными калмыками и с кубанскими татарами догнав их, паки возвратил к Кубани.

Того ж года Дондук Омбиными партиями взято в полон из донских казаков посыланных в партии к их улусам – 6, из-под города Черного [202] Яру – 5, с почтовых трех станов – 8 и из донских городов – 35, итого 54 человека, до смерти побито 5 человек, кроме безвестно на Волге пропавших, и сверх того из-под разных мест отогнато лошадей немалое число.

В том же 1732 году крестилось из калмык Дербетева улуса, бывших при городе Дмитриевску, по их желаниям, мужеска и женска пола 197 человек, которые, по определению князя Борятинского, оставлены были жить по прежнему при Дмитриевску.

Вскоре после того владелица Дасангова жена вдова Солом и владелец Дондук Даши чрез посланцов своих, между другим, писали сюда ко двору об отдаче им крещеных калмык возвратно, и чтоб впредь крестить запретить. И на то, по определению коллегии, 21 марта к владелице Соломе канцелярским письмом, а к Дондук Даше грамотою ответствовано, что сего учинить невозможно и по шертовальным записям: Аюка хан и калмыцкие владельцы обязались отнюдь сего не требовать и не бить челом.

Между тем бывшей при Турецком дворе резидент г. Неплюев о высылке Дондук Омбы с его улусами из земель хана крымского у Порты домогался, на что ему 1 ноября 1732 года от реиз-эфендия в конфедерации дано было обнадеживание, что о том к хану крымскому будет писано в такой силе, чтоб он их калмык высылал. Но он Неплюев сюда представлял, что не надеется он, дабы хан крымской силою и руками их калмык отдал, ежели сами к возвращению не склонятся, ибо он хан и Порте ушедших от нее руками не отдает, разве в важных делах случающихся у себя под другими протекстами умерщляет. И что при всем том министерство ² такого состояния, что не то говорят, что внутрь мыслят, или к подчиненным своим пишут.

А потом он же Неплюев, будучи уведомлен из крепости Святого Креста от генерала порутчика графа Дугласа о приближении оного Дондук Омбы со всеми обретающимися при нем калмыками при Нурадым солтане к Кабарде, и еще Порте Отоманской 17 ноября представлял с требованием посылки вторичных к хану крымскому о Дондук Омбе указов. И реиз-эфендии ему объявил, что хан крымской к Порте писал, что он Дондук Омбу вышлет, обнадеживая при том он реиз-ефендии, имянем везирским, и еще о скорой посылке к нему хану указа, чтоб он подлинно того Дондук Омбу со всеми калмыками как наискоряе из своих владеней выслал.

Граф Дуглас, по получении от князя Борятинского вышеписанной граматы, по держанному совету с прибывшим тогда из персицких провинцей генералом г. Левашовым и генерал-майором Еропкиным, не отправляя той грамоты, послал наперед к Дондук Омбе нарочных: узденя майора Росланбека Шейдякова, двоих окоченских татар и присланного от князя Борятинского Черен Дондукова калмыка Манжи Джалчина с письмом своим, чтоб он Дондук Омбо для принятия той грамоты прислал кого от себя из знатных своих людей.

И оные посланные нашли Дондук Омбу на речке Калаусе, и Дондук Омбо держал их при себе 51 день под караулом, дабы они ни с кем сообщения не имели, признавая их за шпионов, и призывая их к себе, распрашивал их о том порознь, с угрозами пытать и жечь огнем. А между тем разсылал в разные стороны партии для взятья языков, чтоб чрез оных уведомиться, нет ли где вблизости в собрании российских войск, – которые, возвратясь, привезли от Сулаку пойманных в степи драгун 7 человек, в том числе одного раненого, которых Дондук [203] Омбо также порознь распрашивал и, как чрез оных уверился, что российское войско на него не собирается, то напоследок тех из крепости Святого Креста посыланных отпустил, а при них отправил в крепость Святого Креста и своих калмык 6 человек, из которых один, хотя и назван от него знатным, но, по признанию выше помянутого калмыка Манжи Джалчина, был из рядовых. А при том он Дондук Омбо тем из крепости Святого Креста присыланным приказывал российскому командиру донести, чтоб посланных его Дондук Омбиных немедленно возвратили, говоря, что до возвращения их он и означенных пойманных драгун не свободит; и те посланные возвратились в крепость Святого Креста по отбытии уже оттуда графа Дугласа 19 февраля 1733 года.

В исходе 1732 года хан Черен Дондук, пересылаяся с Дондук Омбою, посылал к крымскому хану своих посланцов, прося его о примирении их; напротиву того весною 1733 года были у хана Черен Дондука посланцы от Дондук Омбы, и от хана крымского, которых комиссия, как Черен Дондук князю Борятинскому знать дал, состояла в том, каким бы образом его Черен Дондука с Дондук Омбою примирить было можно. И хотя князь Борятинский от хана Черен Дондука и требовал о присылке тех посланцов к себе, дабы из разговоров с ними лутче о комиссии их наведаться, но Черен Дондук, хотя тогда в крайнем безсилии был и к возстановлению себя, кроме России, иной никакой надежды не имел, – за разными отговорками оных посланцов к князю Борятинскому не прислал; а потом от калмык открылось, что те посланцы от хана крымского и от Дондук Омбы у хана Черен Дондука были с таким представлением, чтоб он Черен Дондук с Дондук Омбою примирились не чрез россиан, но сами собою, что будет им в похвалу, а ежели будут они мириться чрез россиан, то будет им в безславие, будто они к тому приведены от россиан неволею, и что Дондук Омбо того года, как река Волга покроется льдом, прикочует к Волге, куда б и Черен Дондук прикочевал, где они и примириться могут, только б русских отнюдь никого при том не было.

Того ж 1733 года марта от 22 дня князь Борятинской в коллегию представлял, что когда Дондук Омбо за какими-либо своими затруднениями по грамоте к Волге не возвратится и будет кочевье свое продолжать около Кубани и Азова, то, по его князя Борятинского рассуждению, к возвращению ево Дондук Омбы к Волге изобретается такой способ: чтоб дать волю донским казакам, и с ханской стороны калмыкам ездить под улусы оного Дондука Омбы и других ево согласников сильными партиями и брать людей и отгонять скот себе в пожиток за труды и тем показать им казакам и калмыкам поманку к прилежной охоте их противников непрестанно утруждать и в раззорение приводить и от того может быть они противники придут в бессилие и скудость и скорее склонятся итти к Волге, чего он Борятинской без указу и за отправленною к Дондук Омбе грамотою чинить не смеет. Что же бы на него Дондук Омбу посылать регулярное войско, то за дальными безводными и в протчем во всем неудобными местами весьма многотрудно и убыточно как в лошадях, так и в людях быть может.

В марте месяце г. генерал Левашов присыланных в крепость Святого Креста Дондук Омбиных калмык отпустил и вышеписанную грамоту отправил к нему Дондук Омбе с полковником князь Эль-Мурзою Черкаским, да капитаном Коковцевым, которому та грамота собственно и поручена была. Причем он г. Левашов и от себя к Дондук Омбе писал, внушая ему, между другим, чтоб он Дондук Омбо принял тое грамоту со всяким почтением.

А в инструкции князю Эль-Мурзе Черкаскому и капитану [204] Коковцеву предписал накрепко наблюдать, чтоб он Дондук Омбо не захотел той грамоты принять горделивым образом, но принял бы сам встав с места своего, в чем бы они князь Черкаской и Коковцев поступили со всякою предосторожностию, а на словах им приказывал чтоб они в таком случае, ежели б Дондук Омбо инаково принять оную похотел оной бы ему и не отдавали.

Вследствие того полковник князь Черкаской и капитан Коковцев по прибытии на реку Куму, и не доезжая до него Дондук Омбы которой находился тогда при речке Загерлике, посылали к нему наперед нарочных со объявлением, что они едут к нему с грамотою и чтоб он для почтения той грамоты выслал к ним от себя встречу. Но Дондук Омбо в том им отказал, говоря, чтоб они ехали к нему прямо, ибо находящейся при них его Дондук Омбин посланец дорогу знает, что они и учинили. И Дондук Омбо присылал потом к ним зайсанга своего с назначением времяни, когда он Дондук Омбо допустить их к себе намерен. А как оному зайсангу князь Черкаской и Коковцев дали между другим, знать, коим образом имеют они приказ, дабы тое грамоту Дондук Омбо принял у них с почтением, стоя, а инаково оной и отдавать им не велено, то сей зайсанг, возвратясь от Дондук Омбы такой от него ответ им привез, что с начала приходу их к Волге дед и отец ево Дондук Омбин, и сам он Дондук Омбо такие грамоты принимал всегда сидя, а такова обычая, чтоб принимать стоя, не было, разве ему Дондук Омбе оную грамоту стоя принять для того, что он на Кубане, а не у Волги, но он Дондук Омбо прежнего обычая не переменит и грамоты стоя принимать не будет, а ежели той грамоты, сидящему, ему не отдадут, то б ехали возвратно на Сулак, говоря и то, что бумага делана и писана человеческими руками, а впротчем ему никакой в ней нужды нет.

И хотя в бытность их у него Дондук Омбы пока вышеписанного спору о грамоте не было, присылал он им на пищу баранов, но как оной произошел, то не токмо корму им не давал, но и в улусех его накрепко запретил, дабы им ничего и ни по какой цене не продавали, да и приезжающих к нему в улусы с съестными припасами татар за то, что оные им продавали, бить приказал. И так им князю Черкаскому и Коковцеву более при нем Дондук Омбе продолжаться и к команде на Сулак о той грамоте описываться и калмыкам повеленного внушать было невозможно, почему и принуждены возвратиться и не видевшись с Дондук Омбою, ибо он их без грамоты и к себе не допустил, да и вышеписанных драгун 7 человек, при Сулаке калмыками его пойманных не свободил...

В феврале месяце ушел с Волги к Дондук Омбе в двухстах кибитках владелец Аюкин внук Чакдоржанов сын, а умершего напоследи в Пруссии владельца Леванта отец Данжин Доржи, а большую половину улуса его оторвал и на луговую сторону возвратил зайсанг его Ман Хаджи, в том его противном намерении последовать ему не пожелавшей.

И хотя содержаны были, по определению князя Борятинского, из драгун и салдат немалые команды на Енатаевском острову и в Ахтубинском и выше Астрахани селитреных городках, а в Черном Яру и по целому полку а в летнее время 1732 и 1733 гг. учреждены были разъезды в лотках, чтоб Дондук Омбо на ханские улусы нападении чинить и от хана к нему улусы калмыцкие бегать не могли, но оного владельца Данжин Доржи, на великом между себя разстоянии, устеречь не могли.

Приходом оного владельца Данжин Доржи, как полковник князь [205] Эль-Мурза Черкасской приметил, Дондук Омбо вящше возмерился, уведомясь от того владельца, что хан с протчими, кочуя в тогдашнюю зиму на луговой стороне Волги, пришли в крайнее изнеможение, что и в самом деле было, ибо от великих морозов и глубоких снегов скот почти весь у них попадал, а и вставшей весьма отощал, чем пользуясь Дондук Омбо разные свои партии на Волгу под ханские улусы отважнея посылал, и возъимел пересылку и с Доржею Назаровым, склоняя его, дабы им со обоих сторон пришед воевать улусы ханские и между собою соединяться.

Он же Дондук Омбо о здешних намерениях и движениях войск известии получал от кабардинских владельцев его шурьев, а при том, как выше написано, чрез взятье языков из российских воинских и других людей.

Дондук Омбо, по отъезде от него полковника князь Эль-Мурзы Черкаского, прислал на Дон в крепость Святые Анны к генералу майору г. Шувалову лист на имя ее императорского величества, с одним из взятых в полон донским казаком, прося его г. Шувалова об отправлении того листа ко двору ее императорского величества.

Оным листом Дондук Омбо, оправдал себя во всем, повторял прежние свои требования, а о посыланной к нему с князь Эль-Мурзою Черкаским грамоте писал, что оную не принял затем, что те посланные, показав ему тое грамоту, приказывали, в противность прежнего обыкновения, дабы он тое грамоту, встретя их, и стоя принял. Но он Дондук Омбо сказал им на то, что к деду ево хану Аюке многажды грамоты приходили, а такого обыкновения не бывало, итак, ежели они ту грамоту отдадут ему по прежнему обыкновению, он принять готов, но те посланные, не отдавая ее, возвратно от него уехали, и что будто напредь сего россиане в посредство между ими калмыками не вступали, а мирились калмыки между себя сами собою и, хотя ныне он Дондук Омбо и в турецком владении находится, но ежели соизволено будет на его требования поступить, то он к Волге возвратится и захваченных калмыками его россиан отдаст.

Понеже отпущенные в 1729 году калмыцкие посланцы Намки Гелень с товарищи отправленного с ними от сибирского губернатора дворянина и толмача, как уже выше упомянуто, с китайской границы с собою не взяли и от себя возвратили в Сибирь, а сами чрез Пекин поехали к Далай ламе, и из свиты своей Цой Гецюля с тремя товарищи оной Намки Гелень, по представлению их, в Пекине богдохану отпустил с китайскими послами, отправленными для возбуждения Черен Дондука со всеми калмыками к войне на зенгорцев, но те китайские послы, по посланному отсюда указу, в калмыцкие улусы не пропущены; а калмыки Цой Гецюль с товарищи, по многим у китайских послов домогательствам и им калмыкам чиненным увещаниям, едва в российскую границу вступили, а по прибытии в Тобольск оные калмыки по вопросу сказали, будто писем и словесному приказу от их калмыцкого хана к китайскому богдохану и к тамошнему правительству не имели и при отпуске их из Пекина от двора китайского к их калмыцкому хану с ними письменного и словесного приказу никакого не имеют, токмо посланы были от богдохана с ними к их калмыцкому хану и к другим калмыцким владельцам послы китайские те, кои возвращены с границы, а их калмык при оных китайских послах из Пекина Намки Гелень отправил к хану Черен Дондуку, будто для известия потому, что при отпуске их из улусов приказывал им Черен Дондук, которою дорогою они от здешней границы поедут и с какою от кого [206] честию приняты будут, чтоб наперед прислать из них кого с известием, и потому принято здесь о них подозрение.

И для того, по определению коллегии, 9 февраля 1733 года указом, отправленным к генералу порутчику князю Борятинскому, велено у тех калмыцких посланцов Цой Гецюля с товарищи четырех человек в Царицыне имеющиеся у них письма отобрать и перевесть, нет ли в них чего противного здешним интересам и тех посланцов в надлежащем допросить и, ежели что противное окажется, держать их под караулом а естьли чего противного не явится, отпустить их в калмыцкие улусы.

И потому у оных посланцов по привозе их в Царицын в июне месяце князем Борятинским письма отобраны и некоторые переведены и сами они допрашиваны. И по разсмотрении всего того явилось, что к владельцу Дорже Назарову посланец его Шарап Данжин писал, объявляя полученную от богдохана резолюцию о приуготовлении степного пути и что тамо ж ханши Дармы Балы посланец Намки Гелень, уничтожая Черен Дондука, представлял на ханство достойным брата его Галдан Данжина. А в допросе товарищ оного Доржина посланца Шарап Данжина Цой Телей, с которым оное к Дорже письмо отправлено, показал, что о приготовлении пути писано, якобы в ту силу, чтоб при наступлении войною на зенгорцев китайской армии, и они калмыки с своей стороны всеми своими силами чинили на них нападении, дабы их совсем разорить, и чрез то им калмыкам учинить себе свободной путь к далай ламе прямо степью. А о Черен Дондуке он Цой Телей показал, что посланец Намки Гелень в Пекине в разговорах с китайским заргучеем ево Черен Дондука достоинством ханским не почитал и предлагал, что у них ханы бывают по определению далай ламы, а Черен Дондук не хан, и никто его в ханы не ставил, напротив чего Доржин посланец Шарап Данжин вызывался, что кроме Черен Дондука другому у них в ханах быть некому, ибо он Черен Дондук Аюки хана большой сын и ханскую должность правит он, а не иной кто. Они же все четверо показали что, по бывшей им у богдохана китайской аудиенции, дано всем им калмыцким посланцам от богдохана жалованья по сту ланов серебра и по 20 косяков камок каждому, да сверх того, особливо главным из них двум Намки Гелену и Батур Омбе дано по 13 косяков камок же.

И оные калмыцкие посланцы до указу отправлены были князем Борятинским в город Борисоглебск и велено их тамо содержать под караулом.

Того ж 1733 года в июне месяце Дондук Омбины партии нападали между Черным Яром и Царицыном на обоз генерала Левашова и на следующих из низового корпуса офицеров, причем убили одного прапорщика, драгун двух, казаков донских двух, татар астраханских двух и одного служителя офицерского, да ранили одного прапорщика, драгун и казаков 7 человек и взяли несколько лошадей с седлами, да еще взяли ниже линии и недалеко от города Царицына двух человек донских казаков и десять лошадей, да двух же человек ранили.

Того ж 1733 года владелец Доржи Назаров чрез посланца своего сюда донося о примирении его с ханом Черен Дондуком и с другими его партии владельцами, просил об отпуске к нему пороху и свинцу.

И по определению коллегии июля 26 дня отправленными к нему Дорже и сыну его Лубже грамотами такое их примирение похвалено и послано к ним ее императорского величества жалованья товарами Дорже на 200, а сыну ево на 100 рублев, а о порохе и свинце сослано на указ к астраханскому губернатору посланной, а в том указе писано, чтоб он губернатор при случае о том их прошения вовсе им не отказывал, а объявлял какие пристойные отговорки и на то время [207] невозможности, подавая впредь в том надежду; когда же он губернатор прямо усмотрит в том какую потребность и что то необходимо дать им надобно, а имянно: ежели будет на них сильное наступление от киргис-касак, или от противника Дондук Омбы, и для подобных тому случаев дать ему Дорже из Астрахани пороху и свинцу по небольшему числу по его астраханского губернатора рассуждению и по усмотрению тогдашних дел, о чем и после того в разные времяна, по прошениям других владельцев, таковые ж указы посланы..

Того ж 1733 года князю Борятинскому от Доржи Назарова и от сына ево Лубжи принесены жалобы, что по возвращении их из-за Яика причинены им от стороны ханской и других его партии владельцов, а особливо от Лекбея, следующие обиды: из улусов Доржи Назарова и братей его отогнато лошадей – 26 250, верблюдов – 3 260, коров – 800, овец – 8 000, раззорено 17 аймаков, взято 250 кибиток, побито до смерти мужеска и женска пола 76 человек, померло и пропало – 200, взято панцырей – 12, да ружей – 20, а протчих пожитков и исчислить невозможно.

При чем при всем он Доржи Назаров писал к князю Борятинскому, что сколько принадлежит в сем случае до ханских и Шакур Ламиных калмык, оные, может быть, такое воровство чинят во отмщение того, что и ево Доржины калмыки обиды им чинили, в чем он Доржа надеется с ханом и с Шакур Ламою развестись добродетельно, но Лекбей без всякой причины ево Доржу тем обидел и разорил.

Сын его Доржин Лубжа тогда же приносил жалобу, что в бытность его Лубжи с улусом по близости хана, калмыки его ханские, так же Галдан Данжины, Шакур Ламины, Дондук Дашины и Чидановы нечаянно его Лубжу разбили, а потом и посланцов его, к князю Борятинскому посланных, ограбили.

В бытность посыльного от князя Борятинского дворянина Якова Татаринова у владельца Лекбея, уведомился он Татаринов, что зайсанги, один ханской и двое Лекбеевых, пригнали из улусов Доржиных, верблюдов – 1 500, лошадей – 300, овец – 9 000, о чем он Татаринов и владельцу Лекбею представлял и на то он сказал, что у него все взятое у Доржи переписано и ничего не утратится, ежели Доржи захваченное у него Лекбея возвратит, объявляя при том, что калмыки Доржи Назарова, пришед на улус ево Лекбеев в 300 человеках ночью разорили 43 кибитки и кололи дротиками мужеской и женской пол, а из посланных в погоню за ними его Лекбеевых калмык захватили и увезли в свой улус 7 человек и из них некоторых били плетьми и пили их кровь, отчего оные и померли, а у иных у живых, распоров груди и брюха, вынимали их желчь для лечения тем своих верблюдов шелудивых, и при том он Лекбей дворянину Татаринову показывал трех своих калмык, у которых пяты и пальцы все обрезаны, говоря, что то с ними учинили Доржины калмыки.

Он же Доржи, взяв силою ево Лекбея невестку, а племянника его Мангута мачиху с 3 ее дочерьми и с 300 кибитками улусных калмык, выдал ее замуж за рядового калмыка, чего он Лекбей не стерпя, отогнал у него Доржи скот, а людей не брал, напротив чего Доржи отгонял у него Лекбей табуны три раза. А хотя племянник ево Лекбеев Мангут на Доржины кибитки и нападал, токмо никого не убили и не ранили, а ездил он только для взятья своей мачихи, но оной взять не могли, а взяли токмо из бывших у Доржи ево Лекбеевых 13 кибиток.

Хан Черен Дондук, Шакур Лама и владелец Лекбей приносили жалобу князю Борятинскому на Доржу Назарова.

Хан, что по переходе его Доржи Назарова из-за Яика к Волге [208] калмыками его у калмык же стороны его ханской захвачено лошадей 5 000, людей 100 кибиток и людей же много побито до смерти.

Он же хан и Шакур Лама писали, что Доржа и Лубжа, сын его, у Шакур Ламиных шабинеров побрали бурханы, книги, скарб, скот и служителей их, да собственно еще Шакур Лама на Доржу жаловался, что он ограбил у него Шакур Ламы несколько червонных денег, скота и протчего и улус ево разорил.

А Лекбей приносил жалобу в написанном выше сего, производя при том свою претензию и о старых обидах еще с 1701 года.

И хотя от князя Борятинского в означенных вновь происходящих между ими взаимных ссорах к добродетельной между ими разделке многие предложения были, но они согласиться не могли, а особливо в забранных с ханской и Шакур ламиной стороны Доржиными калмыками, принадлежащего далай ламе и к улусным калмыкам так же книг и бурханов и от того и по старой злобе от ханской стороны на Доржу и Лубжу, паки между ими ссоры и несогласии возобновились.

1733 года июня 17 отправлена по имянному указу к князю Борятинскому грамота, по которой велено ему калмыцкие дела и все, что ко оным принадлежит, отдать генералу майору Тараканову, над Царицынским корпусом бывшему, а самому ему Борятинскому ехать в Санкт-Петербург, и быть командиром над корпусом при Риге, о чем и к генералу майору Тараканову указ послан и хану Черен Дондуку знать дано. Вследствие чего князь Борятинский, отдав дела Тараканову, из Царицына отправился 14 июля того ж 1733 года.

В том же 1733 году с турецкой стороны отправлен был под командою Фети-гирей солтана знатной корпус крымских и кубанских войск в Персию с тем, чтоб оному итти чрез здешние границы мимо крепости Святого Креста. Но, по получении о сем на Сулаке известия, принята была для непропуска того турецкого войска предосторожность, и хотя, оное в тесном месте между Гребенских казачьих городков и Малой Кабарды останавливано было российскими войсками, которыми командовал генерал порутчик принц Гессен Гомбургской и генерал-майор Еропкин, токмо из крымцов и кубанцов несколько тысяч человек, по предводительству горских жителей, обошед российское войско горами и тесными, россианам неведомыми, проходами, напали в одно время как спереди, так и с тылу на российскую команду, которая в таком случае за малолюдством ретировалась к реке Терку, а крымцы и кубанцы с потерянием до 2.000 человек татар прошли в Персию.

Между тем в разсуждении сего ж татарского войска, в Персию назначенного, отправлен был в низовой корпус с Дону походной атаман Иван Фролов с казацкою командою. А потом, по ордерам бывшего на Сулаке генералитета, велено было ему Фролову итти к Кабарде для перенятия и недопущения на Кубань отшедших от крепости Святого Креста здешних подданных, аульных татар. И он, Фролов, не дошед до реки Кумы на урочище Карамыке, получа от города своего известие, что в степи есть люди, малою партиею разъезжающие, взяв с собою полковника казачьего Емельяна Борисова и 200 человек казаков, за оными гонялся, которые навели его на вышепомянутое крымское и кубанское войско, а при оном находились и кабардинские здешней стороне противные владельцы Кашкатовской партии, так же и владелец Дондук Омбо с калмыками тысячах в десяти и с пушками своими. И по учиненном на него Фролова от того войска нападения полковник казачей Борисов и со 100 человек казаков, побиты, [209] а атаман Фролов ранен и с 50 человеки казаков взят был в полон и содержался у кабардинского владельца Батоки Бековича, откуда высвобожден по нескольком уже потом времени. Протчие же затем бывшие с ним Фроловым казаки ушли к своему корпусу, а на другой день сего произшествия и бывшую всю с ним Фроловым команду оным войском при Куме атаковали и держали в осаде двои сутки, о чем уведомясь Большой Кабарды владельцы Коргокины дети Магомет и Нитча, также и Касай, пришед с войском своим в 2500 человеках, оную команду выручили и препроводили до Кабарды.

Того ж года летом Дондук Омбины и бывших при нем владельцов калмыки отогнали из-под Астрахани, за Волгою татарских и обывательских 350 лошадей и 100 верблюдов. Они ж зимою пожгли на Дону хуторы и несколько казаков увезли. Да Четеревы калмыки взяли с хутора казака с женою и с сыном и продали на Кубань Некрасовским казакам, которые того казака отпустили, чтоб он мог привесть им за жену и за сына окуп. Брат же Дондук Омбин Бокшурга, хотя из своих калмык партии под казачьи городки и посылал, но то чинил по приказу Дондук Омбы и боясь оного, а в самом деле того не хотел и калмыкам своим накрепко запрещал, дабы они тем россиан не огорчали, говоря, что лутче б ему на Волге есть мелкую рыбу таранину, нежели на Кубане баранину, ибо при Волге их место природное и покойное; где они от россиан и от Волги пропитание имели довольное не так, как на Кубане.

Хан же Черен Дондук, Шакур лама и Дондук Даши и по отбытии князя Борятинского из Царицына на Доржу Назарова приносили свои жалобы генерал-майору Тараканову в непрестанной подсылке под улусы их воровских партей, из которых они несколько переловили и содержат у себя.

А 17 числа августа хан Черен Дондук, брат его Галдан Данжин, Шакур лама и с знатными их зайсангами, приезжали к Царицыну и на луговой стороне виделись с генерал-майором Таракановым.

И в разговорах представляли ему, что Доржа и Лубжа присылали к ним посланцов своих с тем, чтоб им захваченного на обе стороны скота не возвращать, ибо в том разбираться им невозможно, а разменяться б токмо пограбленным ружьем, панцырями и протчим и надеются они в том с Доржею и Лубжею согласиться, буде Лубжа для того к ним приедет, а ежели не приедет, то может произойти между ими война, ибо Лубжа имеет согласие с Дондук Омбою и для того требует крепкого о безопасности в приезде его к ним обязательства, говоря при том Шакур Лама, что напредь сего они калмыки в таких случаях без всего друг другу верили и не токмо присяги, но и слова твердо содержали, а ныне стали они не люди, но собаки и между собою едятся и хотя и видят, что погибают, да за несогласием и непостоянством исправиться не могут. Они ж при том говорили, что присылаемые к хану Черен Дондуку от Дондук Омбы и от крымского хана требуют, чтоб они с Дондук Омбою примирились без посредства российского, но они без указа императорского в то вступать не будут. Они ж хан Черен Дондук и Шакур Лама объявили намерение свое будущею зимою кочевать на нагорной стороне около Кумы реки в мочагах, но генерал-майор Тараканов в том им отказал, склоняя их, чтоб они для безопасности от Дондук Омбы по прежнему зимовали на луговой стороне, на что они и принуждены согласиться, представляя при том, что ежели российские войски стоять будут при Волге, то хан и ханша и ханской брат Галдан Данжин и Шакур Лама имеют зимовать при оных войсках на Енатаевском острову, одни без улусов, а [210] улусы их будут на луговой стороне за Астраханью подле моря к Гурьеву городку и в Рынь-песках.

Генерал Василий Яковлевич Левашов, возвращался из низового корпуса и в бытность в Черном Яру, виделся с ханом Черен Дондуком, по требованию оного, на луговой стороне 22 сентября. И хан по разговорам с ним Левашовым секретно отзывался, что он с Дондук Омбою мириться и блиско его к себе припустить опасается, дабы он его не убил. И генерал Левашов давал ему Черен Дондуку совет, чтоб он с противниками своими по примерам отца своего Аюки хана поступал, чтоб не он, но противники бы ево прежде помирали, причем и Дондук Омбо, когда примирятся, блиско прикочует, чтоб и оного он хан прежде себя успешил на другой свет отпустить, чему хан безмерно был рад, но на себя крепко надеется в том не мог.

Генерал-майор Тараканов от 27 сентября в коллегию доносил, что хан Черен Дондук, Шакур Лама и протчие на Доржу Назарова, а паче на сына ево Лубжу имеют злобу. И он генерал-майор получил от калмык известие, что хан на Лубжу намерен итти войною и ево разорить.

На то, по определению коллегии, 26 октября отправлен к нему Тараканову указ, чтоб он их до того не допускал, а хану Черен Дондуку нарочно посланною грамотою то чинить накрепко запрещено.

Генерал порутчик принц Гессен Гомбургской и генерал-майор Бибиков из крепости Святого Креста от 24 и 31 чисел августа в коллегию доносили, что Дондук Омбо чрез присланного своего требовал от принца Гессен Гомбургского себе обнадеживания, что ему никакого вреда учинено не будет, и присылки грамоты ее императорского величества, обещая из-за того и по свидании с кабардинскими владельцами Магометом и Касаем возвратиться к Волге, о чем и те кабардинские владельцы к принцу Гессен Гомбургскому писали, обещая употребить в том свое посредство, о чем он Дондук Омбо и после того в разные времяна адресовался к генерал-майорам Тараканову и Измайлову, так же и к полковнику Беклемишеву и при всяком случае во всем себя оправд[ыв]ал, и для уверения своего требовал: 1) чтоб Петра Тайшина освободить и содержать в прежнем достоинстве; 2) отдать бы крещеных калмык по прежнему в улусы или б поручить их для содержания Петру Тайшину; 3) возвратить бы им и тех калмык, которые россианам за малую цену проданы; 4) владельцам Бату и Дондуку отдать их улусы; 5) свободить зайсангов Эркетеневых; 6) его Дондук Омбу содержать с протчими его братьями в равенстве; 7) прислать бы к нему за собственною императорскою рукою и печатью указ, – и заключал тем, чтоб посланца его пропустить ко двору императорскому.

И хотя, как выше значит, хан Черен Дондук и обещал генерал-майору Тараканову зимовать с его партиею на луговой стороне, но потом за безкормицею скоту в исходе 1733 года перешли они на нагорную сторону и кочевали выше Астрахани при Волге и в мочагах около моря, а Доржи Назаров зимовал на луговой стороне между устей Волги и Яика рек в морских косах.

И генерал-майор и астраханской губернатор Измайлов от 9 декабря 1733 года в коллегию доносил о неудобности содержать на нагорной стороне для охранения хана с его улусы здешних войск, объявляя, что 1) степь безводная и никак войско покоя иметь не будет и может претерпеть превеликую нужду и гибель; 2) провианта на людей и фуража на лошадей завесть невозможно; 3) калмыки на одном месте кочевать обычая не имеют, а кочуют врознь и улус от улуса не в [211] близости, и тако всех их обнять и защитить малолюдством невозможно, однако же по Волге в пристойных местах содержутся фарпосты.

1734 года генваря 30 дня по имянному указу, из кабинета отправленному, велено генерал-майору Тараканову ехать на Украину и быть в команде генерала графа Вейзбаха, а дела калмыцкие, по определению коллегии 7 февраля, велено отдать полковнику Беклемишеву, которой и со оными поручен в команду генерал-майора и астраханского губернатора Измайлова, о чем и калмыцкому хану Черен Дондуку грамотою знать дано.

Между тем были здесь в приезде посланцы калмыцкие от хана Черен Дондука, матери его Дармы Балы, брата его ханского Галдан Данжина и от Шакур Ламы.

Хан Черен Дондук и брат его Галдан Данжин в листах своих к ее императорскому величеству писали с благодарением, что генерал порутчик князь Борятинской, присыланной с войски, от противных калмыцких владельцов их оборонил и улусы их, отобрав, по прежнему им возвратил, и в протчем дела их калмыцкие весьма поправились, и привел в доброе состояние. Да при том же он хан представлял о калмыках, которые для крещения в городы уходят и принимаются, и просил, дабы впредь то чинить запретить, принося еще жалобу, что россиане калмык в Волге рыбу ловить не допускают и их калмыцких ребят и девок явно и тайно увозят и при всем том еще просил о даче ему пороху и свинцу.

Ханша Дарма Бала писала о даче ей при тогдашних ее недостатках жалованья, а Шакур Лама представлял о службах своих.

И на то, по определению коллегии 19 февраля, посланы к ним грамоты и хану Черен Дондуку на представления его о калмыках, к крещению приходящих, дана резолюция против того, как пред тем владельцу Дондук Даше и владелице Соломе писано, а в протчем сосланось на указ, к губернатору астраханскому генерал-майору Измайлову посланной. А в оном к нему губернатору писано о недопущении калмык ловить в Волге рыбу и о увозе их калмыцких робят чтоб он губернатор, снесшись с полковником Беклемишевым и справясь о рыбной ловле, учинил определение по своему рассмотрению, как напредь сего бывало и в том калмыкам показал бы удовольствие, понеже, когда они допущены жить и кочевать при Волге, то уже надобно им от нее и довольствие иметь и где прежде сего они кочевали и рыбою довольствовались, в том и ныне им препятствия чинить не велеть. А за увоз робят, кто в том изобличится, поступать по указом. По прошению ж его хана о порохе и свинце велено ему губернатору поступать так же, как ему по прошению о том Доржи Назарова предписано.

При том случае послано ко всем к ним жалованья товарами, а имянно: к хану на 500 рублев, к матере его ханше Дарме Бале на 500 же рублев, к ханскому брату Галдан Данжину на 200, к Шакур Ламе на 300 рублев.

Тогда ж и Дербетев владелец Лабан Дондук присылал сюда посланца своего, донося, как напредь сего его величество государь император Петр Великий деда ево Менко Темиря тайшу и отца ево Четеря тайшу жаловал и что он Лабан Дондук в калмыцкие междоусобии не вступал, обещая при том и впредь служить верно. А генерал-майор Тараканов в коллегию доносил, что тот владелец Лабан Дондук человек смирной и доброй и кочует спокойно.

По определению коллегии 30 апреля, послано к оному владельцу Лабан Дондуку жалованья товарами на 200 рублев. По прошению же [212] посланца его позволено ему купить в Москве и с собою в улусы калмыцкие взять пороху и свинцу на 5 рублев, и о том послан в Москву в кантору указ.

При доношении генерал-майора Тараканова февраля от 11 числа, до отбытия еще оного на Украину, получены здесь письма от Петра Тайшина, которыми он всенижайше просил в вине его всемилостивейшего ее императорского величества прощения и возвращения ему улусов ево, обещаясь впредь служить верно.

И по определению коллегии 29 марта, велено астраханскому губернатору генералу-майору Измайлову, снесшись с полковником Беклемишевым, объявить Петру Тайшину, что ее императорское величество ево Петра Тайшина в вине ево всемилостивейше простить соизволяет, и он бы Тайшин для получения той ее милости и возвращения ему улусов, ехал сюда ко двору и, ежели пожелает взять с собою жену свою для восприятия ей святого крещения, то б и ее с собою взял.

Того ж 1734 года в феврале месяце владелец Дондук Омбо с 8000 калмык приходил в мочаги и был от Астрахани только в 90 верстах с намерением, чтоб ему разорить Дондук Дашу и соединиться с согласником его Лубжею, где нападал на кочевавшей в мочагах Дондук Дашин улус, имянуемой Багацатан, состоящей в 2000 кибитках и оной разбил и забрал с собою, но не нашед владельца Лубжи, возвратился к Кубани.

При том Дондук Омбином к Волге приходе ханской улус Эркетенев с 3.000 кибиток из-под Черного Яру ушел к нему Дондук Омбе.

Генерал Левашов, по возвращении своем от Танбова паки в крепость Святого Креста, по полученному им известию, за Дондук Омбою с калмыцкими войски, которые забрали улус Багацатанов, для возвращения того улуса и поиску над оными противники, посылал стоящего при Гребенских городках донского походного атамана Ивана Краснощокова и полковника князь Эль-Мурзу Черкаского с добровольными донскими, яицкими и гребенскими казаками, и с прочими служилыми татары драгунского владельца Мурдар Бека с братом его и с узденями, но они тех противников и взятых улусов не догнали.

Марта 3, числа дети Доржи Назарова Лубжа и Бай в 7.000 человек, пришед к Волге, нападали на Митюшкином острову на российской форпост и учинили бой и при том ими один драгун убит, а другой взят в полон, и перешед силою реку Волгу разорили и ограбили улусы ханского брата Галдан Данжина, и Шакур Ламы и скот их отогнали и взяли из них мальчиков и девок выбором, а учиня сие, паки возвратились на луговую сторону, понеже в то время Дондук Омбу на нагорной стороне уже не застали.

От того их нападения ханша Дарма Бала уходила в тот российской форпост, а сын ее Галдан Данжин бегал в степь. Владелец же Лубжа отправил владельцев Бату Чакдоржапова к Дондук Омбе, призывая оного впредь к общему на улусы ханские нападению, а при том с ним Бату послал и дочь Дондук Омбину, бывшую в замужестве за Хонтайшиным сыном Шуною и взятую при ханшином доме.

Губернатор Измайлов писал к Дорже и Лубже, что они при нападении своем на ханские улусы нападали и на драгун и одного убили до смерти, а другого увезли с собою, увещевая их, дабы они того драгуна отпустили, а ханские и других владельцев взятые улусы не грабили. А что грабежом взято оное б возвратили, а ежели они от своевольства своего не удержатся, то от ее императорского величества на себя подвигнут гнев и поступлено будет с ними, яко с неприятели и нигде себя от войск ее императорского величества скрыть не могут. [213]

Доржа и Лубжа, на то губернатору ответствуя, писали, что они драгун не воевали, но драгуны сами с ними воевались и, может быть, при том случае один и умер, а он губернатор судит неправедно, ибо когда они Доржа и дети его отходили за Яик, и тогда он губернатор представлял им императорским указом, что хан Черен Дондук им ничего не учинит, на что они понадеясь, и возвратились к хану, где у них скот весь отогнат, в чем он губернатор никакова суда не учинил и ничего им не отдал, и многие вины хана Черен Дондука покрывает, а что они для предосторожности своей прежде на хана сами пошли и вместо своего скота взяли их скот, а улусы оставили: и те их винности он губернатор видит, а что он губернатор к ним пишет, что уйти им некуда и они Волгу и Яик – своей отчизны, хотя б он губернатор и отсылал, не бросят, а с ханом Черен Дондуком они между себя сочлись.

Ханша Дарма Бала по разбитии ее Лубжею с Митюшкина острова уехала к Астрахани, куда собрались к ней сын ее Галдан Данжин, Дондук Дашин брат Дапчин, Дасангов сын Чидан с мачихою Соломою и с улусы, которых было более 5.000 кибиток. Хан Черен Дондук и владелец Дондук Даши, с оставшими при них улусами, получа о разбитии ханши Дармы Балы известие, прикочевали нагорною стороною к Царицынской линии, но и тамо имели опасность от Дондук Омбы.

И полковник Беклемишев от 21 числа марта представлял в коллегию о выпущении хана с улусами в Царицынскую линию; и по тому его доношению учинено сношение с военною коллегиею и представлено было правительствующему сенату. А по получении резолюции по определению коллегии 9 майя, послан к нему Беклемишеву указ, чтоб он их в потребном случае впустил в линию, да и из военной коллегии послан был о том указ к командующему Царицынскою линиею полковнику Гроту, которой хана с улусами внутрь линии и перепустил.

Между тем Астраханской губернатор Измайлов, получа известие, что бывшие недалеко от Астрахани владельцы Галдан Данжин и Чидан имели с Дондук Омбою пересылку, с намерением к нему отойти с улусами и ханшу Дарму Балу увесть с собою, посылал подполковника Мечова и с ним драгун и салдат 300, да донских казаков и астраханских татар 200 человек с приказанием ханшу со всеми при ней улусами весть кочевьем немедленно по нагорной стороне к Царицыну.

А полковник Беклемишев в окончании апреля месяца переехал из Царицына водою в Черной Яр с командированною с линии при майоре Иване Феофилатьеве командою, состоящею из 300 человек салдат, и 100 человек драгун и нашел при Черном Яре Дондук Дашина брата владельца Допчина в 1000 кибитках, наперед ханши Дармы Балы, по нагорной стороне к Царицыну кочующего.

И майя 10 дня нападали на оной улус в бытность его выше Черного Яра в 25 верстах Дондук Омбины калмыки, отчего тот владелец Допчин с улусом ретировался возвратно к Черному Яру, и на другой день полковник Беклемишев с майором Феофилатьевым из Черного Яру выступил, взяв с собою войска регулярного 300, да нерегулярного 200 человек, а в городе для охранения оного оставил одного офицера и 100 человек регулярных; и прибыли к владельцу Допчину на сикурс, которой тогда был в лугах выше Черного Яру в 5 верстах. И того дня Дондук Омбин сын Галдан Норбо и владелец Бату Чакдоржапов в 9.000 калмык, имея при себе и кубанских татар 100 [214] человек, нападали всеми силами и многократно на владельца Допчина, но оной российскою командою и пушками охранен и до раззорения не допущен, причем ранен один казак донской, да Допчиновых калмык два человека убиты.

На третий день, то-есть 12 майя по утру, оные ж владельцы Галдан Норбо и Бату с калмыцким и кубанским войском российскую купецкую ватагу, которая была от города в двух верстах разграбили и сожгли, а после того еще нападали на Допчинов улус до самой ночи, причем еще ими убито Допчиновых два калмыка, а с их стороны в те два дни из пушек и из мелкого ружья калмык и лошадей побито немало.

13 майя противники имели между собою совет, чтоб обступя со всех сторон, как возможно, Допчинов улус доставать; однако ж некоторые из них разсуждали, что ежели им безотступно бои продолжать, то хотя оной улус и достанут, но между тем от российского войска и от калмык может и в их войске последовать немалой урон, к тому ж будучи их в сей поход их улусов отлучено великое число, опасно, дабы в небытность их на оные их улусы с российской стороны от Терку донской атаман Краснощоков нападения не учинил, и для того они противники помянутого ж 13 майя со всеми их войски отошли обратно в степь.

Полковник Беклемишев помянутого владельца Допчина и с улусом ево переправил чрез реку Волгу на луговую сторону и отправил к Царицыну в соединение к хану Черен Дондуку.

Ханша Дарма Бала, получа известие о нападении Дондук Омбиных калмык на владельца Допчина, не доходя до Черного Яру в Енатаевском урочище и с сыном своим Галдан Данжином и с улусы подполковником Мечовым переправлена с горной на луговую сторону.

В то время, как ханша переправлялась с горной на луговую сторону, бывшей при ней владелец Чидан с своим улусом, с мачихою своею Соломою и из Шакур Ламина улуса некоторые аймаки, позади ханши кочевавшие, брося ночью свои кибитки и скот у переправы, побежали налехке на Кубань, за которыми подполковник Мечов посылал драгун, казаков и татар, причем был и ханской брат Галдан Данжин; и нагнав верстах в 40 аймаки Шакур Ламины и протчих зайсангов и некоторую небольшую часть улусов Соломина, возвратили и перегнали с горной на луговую сторону и сообщили с ханшею, а владелицу Солому с пасынком ее и большую часть калмыцких улусов догнать не могли.

Майя 21 генерал Левашов, получа известие о приходе к Черному Яру Дондук Омбиных войск, посылал для поиску оных донского атамана Краснощокова в 1000 человек исправных и доброконных донских и яицких казаков, которые, едучи к Астрахани, переняли калмык, бегущих на Кубань человек с 50, при них верблюдов 20, лошадей 15, коров 10, которых атаман Краснощоков отослал и со скотом к генералу Левашову. А затем он же Краснощоков и отпущенная пред тем к Сулаку донская команда соединясь, переняли калмыцкой улус хана Черен Дондука и владельца Чидана, идущей от Волги к Дондук Омбе, в котором было калмык мужеска и женска пола с малолетными 841 человек и при них верблюдов 99, рогатого скота 542, овец 100. И из оных калмык атаман Краснощоков привел в Астрахань 755 человек, а о достальных людех объявил, что от безводья в пути и по приводе к Астрахани померли, а из скота лошадей и верблюдов несколько за усталью брошено, так же на пищу казакам и калмыкам и под пеших казаков роздано и затем ничего из того не осталось. [215]

А калмыки, приведенные к Астрахани, отданы губернатором Измайловым ханскому зайсангу Куже, а дабы оные с голоду не померли, велел он губернатор выдать им на пишу казенной муки 10 четвертей.

Ханша же Дарма Бала луговою стороною пришла к Волге выше Царицына в 10 верстах к устью реки Ахтубы, где переправлена с домом ее и с обретающимися при ней зайсангами и служителями на нагорную сторону внутрь Царицынской линии. А после ее переправляемы были бывшие при ней ханские и других владельцев улусы, а для охранения их хан Черен Дондук, брат его Галдан Данжин и Шакур Лама оставались при устье Ахтубы с своими калмыцкими войски, а сверх того полковник Беклемишев определил к ним на то время двух капитанов и при них драгун и салдат 200, да казаков 400 человек с пушками.

Доржи Назаров, по учинении сыном его Лубжею на ханские улусы нападения, взяв опасность от ханской стороны, переходил за реку Яик, и в последних числах майя посылал к киргис-касакам для соглашения о мире посланцов своих 8 человек, которых кирсис-касаки задержали, токмо один из них ушел бегом, почему он Доржа паки возвратился чрез реку Яик на здешнюю сторону в Рынь-цески.

По получении же им известия о кочевании ханских улусов на луговой стороне, сын его Доржи Лубжа с братом своим Баем и дядею Убашою, собрав войск своих 7.500 человек, вторично ходили для разорения ханских улусов, с намерением, чтоб им по разбитии их, летовать на луговой стороне, а осенью, когда Волга льдом покроется, соединиться с Дондук Омбою. И пришед с войски к реке Ахтубе, расстоянием от устья Ахтубы в 20 верстах в урочище Харахуджире, расположились и 24 июня нападали на хана и на российскую при нем обретающуюся команду, которою, также и пушками, учинен им отпор и тем их удержали и хана и улусы ево охранили, причем ранено салдат 5 и казаков 9 человек, из которых один и умер. А на другой день, то-есть 25 числа, в подкрепление той российской команды и полковник Беклемишев с 400 человек салдат приезжал, и противник Лубжа, пришед на российскую команду в пушечную стрельбу, намерен был войско свое спеша, доставать хана, но хан закрыт был российским войском. И как началась по них пушечная пальба, в то время с стороны ханской ушел к ним перебещик и о прибытии на сикурс полковника Беклемишева с другою российскою командою уведомил, и потому Лубжа принужден отойти прочь.

Астраханской губернатор генерал-майор Измайлов, донося в коллегию о вышеописанном, представлял свое мнение, чтоб над противниками калмыцкими владельцы чинить поиск, а имянно над Дондук Омбою с Дону и от крепости Святого Креста, а на Доржу Назарова и на сына ево – яицкими казаками и башкирцами, чтоб всеконечно их уже искоренить и владельцов уменьшить.

По каковым обстоятельствам секретарь, что ныне статской советник, Василей Бакунин сочинил выписку о тогдашнем калмыцкого народа состоянии и из доношеней генерал-майора и астраханского губернатора Измайлова и полковника Беклемишева, так же и из листа, от Дондук Омбы к принцу Гессен Гамбургскому присланного, присовокупя к тому и свое разсуждение на рассмотрение тогдашних министров, в котором написал, что хотя губернатор астраханской пред тем во мнении своем и представлял, чтоб противника Дондук Омбу силою оружия смирить и к покорению привесть и протчих владельцов калмыцких умалить, и сие его представление основательно, но как в тамошней стороне к произведению сего дела ныне довольного числа [216] войск нет, то разсуждается еще отведать добрыми способы и прощением в противности его Дондук Омбы к покорению и к согласию приводить и с таким увещанием отправить к нему Дондук Омбе прямо от двора императорского тогда в Петербурге случившегося, донского старшину Данила Ефремова, которой ему Дондук Омбе знаем, и может ему веру подать. А сверх того велеть ему Ефремову заехать к кабардинским владельцам, из которых есть Дондук Омбе шурья, и из них кого взять с собою, а прибыв к Дондук Омбе, удобвозможным образом склонять его и других владельцев, дабы они без всякого опасения к Волге возвращались, причем к Дондук Омбе послать и грамоту ее императорского величества в кратких терминах, также и письмо от тогдашнего вице-канцлера с пространным на все его представлении ответом.

Равным образом для увещевания послать кого нарочного и к Дорже Назарову и сыну его Лубже, чтоб они с ханом и другими ссоры свои прекратили.

В протчем же, когда [у] хана Черен Дондука к управлению калмыцким народом смыслу недостает, то велеть губернатору астраханскому Измайлову и полковнику Беклемишеву о выборе другого кого в ханы, усмотря к тому достойного, прислать свое мнение.

И оная выписка и разсуждение в кабинете ее императорского величества при присудствии вице-канцлера Остермана, действительного тайного советника князь Алексея Михайловича Черкаского, генерала Андрея Ивановича Ушакова и действительного советника барона Петра Павловича Шафирова слушана и апробована 27 июля 1734 года.

О чем потом 3 августа докладывано и ее императорскому величеству блаженные памяти государыне императрице Анне Иоанновне и от ее величества оное апробовано ж и приказано тот отпуск делать.

И потому и по определению, 12 августа от кабинетных министров подписанному, донской старшина Ефремов к Дондук Омбе отправлен, с которым к нему Дондук Омбе послана грамота ее императорского величества, в которой писано между другим, что когда он Дондук Омбо – как здесь по доношениям генерала-порутчика принца Гессен Гомбургского, генерал-майора Тараканова, генерал же майора и астраханского губернатора Измайлова и полковника Беклемишева известно, – пришел в чувство, и желает по-прежнему быть в верности ее императорскому величеству и с ханом Черен Дондуком и со всем калмыцким народом жить в тишине и в покое на прежнем своем месте при Волге, то сие его доброе намерение всемилостивейше похваляется и повелевается, чтоб он с протчими при нем владельцы и со всеми улусами без всякого сумнения и опасения к Волге шел, а пришед туда, в присудствии астраханского губернатора Измайлова или полковника Беклемишева, в верности учинил присягу и с ханом Черен Дондуком и другими владельцы в зашедших между ими ссорах по сущей справедливости согласился и помирился, и кто у кого неправедно что забрал и завладел, оное бы возвратили и жили в прежней тишине и покое и, ежели он Дондук Омбо все сие исполнит, то ему все его вины и противные поступки уничтожатся и совершенно прощен он будет, а затем сосланось на изустное объявление Данила Ефремова.

А в письме к нему ж Дондук Омбе от тогдашнего вице-канцлера Остермана на разные его неосновательные представления писано с надлежащим опровержением и, между другим, изъясняемо было ему, что ему Дондук Омбе, по учиненной его в 1724 году при генерале-майоре Волынском присяге, надлежало Черен Дондуку отдавать послушание [217] и почтение, понеже оной сперва учрежден наместником, а потом и ханом по прошению отца его Аюки хана ради доброго порядка в калмыцком народе; а когда б он хан в должности своей был неисправен, и ему бы Дондук Омбе за то воевать его не надлежало, а надлежало было о том доносить ее императорскому величеству. Но он Дондук Омбо, противно тому поступя, Черен Дондука воевал, причем и Эркетеневы зайсанги, будучи с ханской стороны, наровя ему Дондук Омбе, в ханских войсках чинили замешание и тем привели их в конфузию, и ему Дондук Омбе подали случай хана разбить и, как Петр Тайшин признал, что то учинилось между ими не за одну об улусных людях ссору, но не хотя его Черен Дондука, от ее императорского величества пожалованного и учрежденного, за хана признавать и как командиру послушание отдавать. А что он Дондук Омбо в листах своих писал, якобы россиане напредь сего в их калмыцкие междоусобные ссоры не вступались, и то неправда, ибо когда в 1701 году произошла ссора между Аюки хана и сына его Чакдоржапа, и тогда оная без российского вступления так углубилась, что калмыцкой народ пришел было в самую крайность, ибо Санжип с 15.000 кибиток к Хонтайше, а Чакдоржап со многими улусы за Яик ушел, а отец ево Дондук Омбин Гунжеп вышел в город Саратов, а Менко Темирь Тайши со всеми дербети отходил на Дон, а хан Аюка с малыми людьми остался при российском яицком казачьем городке, – что видя, блаженные и вечно достойные памяти его императорское величество Петр Великий, отечески о калмыцком народе соболезнуя, для успокоения оного нарочно от двора своего отправил боярина князь Бориса Голицына, которой посредством своим, призвав к себе Чакдоржапа, и оного к отцу его Аюке хану привел в покорение и тем во всем калмыцком народе покой восставил, и хана Аюку по прежнему усилил, и тако та их калмыцкая ссора не собою, но императорским обыкновенным милосердием и указом прекратилась; также и потом междоусобия их калмыцкие, как он Дондук Омбо и сам признавает, прекращены были губернатором Волынским и генералом фельдмаршалом князем Голицыным, понеже они калмыки сами между собою согласиться не могли.

В протчем, буде он Дондук Омбо для вящшего уверения пожелает сюда ко двору императорскому отправить кого от себя, то б отправил уже знатного и верного своего зайсанга, которой бы по возвращении своем о высочайшей ее императорского величества милости мог его Дондук Омбу совершенно уверить.

При том же с Ефремовым послана грамота и к кабардинским владельцам Магомету Коргокину с братьями, дабы и они с ним Ефремовым к Дондук Омбе ехали и его к возвращению на Волгу склоняли.

В инструкции, Ефремову данной, предписано, чтоб он тех кабардинских владельцев склонял к тому обещанием знатного награждения, а о грамоте, к Дондук Омбе с ним посылаемой, дано ему и такое наставление, что понеже прежь сего посыланной к нему Дондук Омбе грамоты не отдано затем, что он не хотел принять стоя, того ради посылаемую с ним Ефремовым грамоту отдать ему, как бы он ни принял. А ежели Дондук Омбо будет ему Ефремову говорить, что во отпущении вины его он неимоверен, что по ево прошению присланная к нему грамота рукою ее императорского величества не подписана, – и на то ему предлагать, что издревле обыкновенно не токмо к ним, но и к китайскому богдохану, к турецкому солтану и к персицкому шаху посылающиеся императорские грамоты их монаршескою рукою не подписываются, токмо единою печатью утверждаются, и, как он и сам Дондук Омбо знает, и к деду ево бывшему Аюке хану грамоты [218] присылались без подписи ж императорской руки, только за единою государственною печатью и везде им верят и по них исполнение чинят, и для того и ему Дондук Омбе в том сумневатца не в чем и надлежит весьма той грамоте верить.

А что он Дондук Омбо к губернатору астраханскому писал, и чрез посланца своего Тогуса словесно просил о свободе Петра Тайшина и Эркетеневых зайсангов, так же об отдаче крещеных калмык по прежнему в улусы или б отдать их для содержания Петру Тайшину, а притом бы возвратить к ним и тех калмык, которые с голоду за малую цену проданы, и буде он Дондук Омбо и ему Ефремову будет о том упоминать, и ему ответствовать: о Петре Тайшине, что по прошению его Петра Тайшина вина ему отпущена, из-под ареста он свобожден, и, по собственному его желанию, позволено ему быть в Санкт-Петербург; а о Эркетеневых зайсангах сказать, что как скоро он Дондук Омбо к Волге придет и будет ее императорское величество о том просить, то и сие ево прошение совершенно исполнится. О крещеных же калмыках представлять ему Ефремову своим разсуждением, что их возвратно к ним отдать никак невозможно, понеже и в прошлых давных годех Аюка с братом и с дети своими в шертовальной своей записи написали: буде которые калмыки по своим желательствам похотят в православную христианскую веру креститься, и тех им владельцам и улусным их людям не просить и не бить челом, а что же касается до отдачи тех крещеных калмык крещеному владельцу Петру Тайшину, тако ж де и до проданных калмык, и на то сказать, что можно о сем просить впредь.

Буде же он Дондук Омбо по увещаниям его Ефремова, похотя увериться, пожелает отправить сюда к двору посланца своего, то со оным и ему Ефремову сюда, ежели Дондук Омбо пожелает, ехать, обещая с тем посланцом назад к нему возвратитца, а буде Дондук Омбо станет требовать, чтоб до возвращения того ево посланца оставить у него Дондук Омбы кого, и ему Ефремову оставить у него сына своего и других.

К Дорже Назарову, по вышеописанному ж кабинетных министров определению, грамотою дано знать о получении здесь известия, что дети его Лубжа и Бай нападали под Астраханью на ханшу Дарму Балу, а под Царицыным – на хана Черен Дондука и улусы их разбивали и грабили и чинили бои с российскими командами. И при том он Доржи увещеваем был, чтоб он и дети его от противностей отстали и с ханом Черен Дондуком и с протчими владельцами в произшедшем между ими примирились по древним их калмыцким обыкновениям. Ту грамоту велено губернатору астраханскому отослать к нему Дорже с нарочным офицером. Со всей сей экспедиции губернатору астраханскому генерал-майору Измайлову и полковнику Беклемишеву сообщены копии. К ним же губернатору Измайлову и к Беклемишеву в особливых указех предписано, что когда хана Черен Дондука, чтоб править народом калмыцким, не достает, и смыслу столько у него нет, – то б им Измайлову и Беклемишеву тамо наведаться секретно и самим усмотреть, кого б из тамошних владельцов в ханы употребить было возможно, которой бы мог тем народом управлять и владельцев в покое и в согласии содержать, так как и при хане Аюке содержано было, и чтоб они о том свое мнение сюда прислали.

Между тем в бытность Доржи Назарова с улусами между Царицына и Астрахани в лугах в последних чисел июля паки от них подбегала сильная партия на улус Шакур Ламин, которой в то время был за рекою Волгою на луговой стороне в 500 кибитках, и оной, разграбя, [219] забрали к себе. При чем один ханского брата Галдан Данжина зайсанг Бурузай, с аймаком своим бывшей на луговой же стороне, добровольно к Дорже ушел, да и обретающиеся при хане владельцы Хошоутов Лекбей и Дербетев Лабан Дондук с улусами своими имели намерение зимою, оставя скот, бежать к Дондук Омбе.

Того ж 1734-го года в июле и в августе месяцах присланы в Петербург от хана Черен Дондука, также от матери его ханши Дармы Балы и от владельца Дондук Даши нарочные посланцы и листами своими; хан и мать его приносили жалобы свои на Дондук Омбу и на Доржу Назарова с сыном его Лубжею и просили, чтоб отправить к ним в улусы калмыцкие генерала-порутчика князя Борятинского, или генерал-майора Волынского или иного кого знатного с войски российскими.

Крещеной владелец Петр Тайшин привезен в Петербург и 29 числа августа представлен был пред ее императорское величество блаженные памяти государыню императрицу Анну Иоанновну, и, стоя на коленях, просил в вине своей прощения, причем от лица ее императорского величества тогдашним вице-канцлером Остерманом объявлено ему, что вина его отпущается и дозволяется ему приезд ко двору.

Потом 17 ноября жена его Черен Янжи также пред ее императорское величество и была представлена и просила о сподоблении ее святого крещения, почему она и крещена и наречено ей имя Анна, восприемницею у нее изволила быть ее величество государыня императрица Анна Иоанновна, а восприемником был Остерман.

И по вышеписанной же жалобе хана Черен Дондука и протчих секретарь, что ныне статской советник, Бакунин вторично на разсуждение тогдашних министров представлял, что хотя для лутчего в калмыцком народе покоя и надлежало было над противником Доржею Назаровым с детьми еще до зимы учинить поиск, по способности от Царицынской линии – российскими войсками и ханскими калмыками, и от Яика – яицкими казаками, однако же за посылкою к нему из Астрахани офицера и к Дондук Омбе донского старшины Данила Ефремова с увещевательными грамотами, пока оные не возвратятся, учинить того нельзя.

Когда же и те посланные возвратятся да ни с чем и противники Дондук Омбо и Доржи и сын его Лубжа пребудет в прежних своих противностях и наступит зимнее время, то уже над ними противники до будущей весны поиску учинить будет невозможно, а между тем нужда требует, чтоб в зимнее время от их нападений охранить ханские и протчих при нем обретающихся владельцов улусы, которые ныне в Царицынской линии.

Но понеже оным в той линии за морозами со скоты далее октября пробыть никак невозможно, а буде их выпустить из линии для зимования на прежние их места по нагорной стороне между Черного Яру и Астрахани и тамо хотя для охранения хана и с улусы определить несколько и войск российских, но ис того пользы не видится.

И того ради за потребно разсуждается учинить следующее.

1-е. Хану с его партиею для зимования определить место на луговой стороне, где пристойно, или перепустить их за Дон, и то отдать на тамошнее общее рассмотрение астраханского губернатора Измайлова и полковника Беклемишева, где они за безопаснее признают.

2-е. В таком случае ежели они для зимования перепущены будут за Дон, полковнику Беклемишеву с ево командою в зимнее время надлежит быть ниже Царицынской линии в донских казачьих городках и между оными в пристойных местах учредить форпосты и иметь [220] разъезды и ханские и других владельцев улусы от нападения Дондук Омбы командою его Беклемишева и донскими казаками оборонять и до разорения не допускать и с ханской стороны никого из владельцев и из калмык к Дондук Омбе не пропускать и тако, когда с такою осторожностию хан будет за Доном зимовать, то Дондук Омбо малые партии на него посылать будет опасен, а большим собранием от улусов своих в такую дальность и чрез Дон послать не может, а паче опасение будет иметь от приходу на себя от крепости Святого Креста тамо пребывающих войск.

3-е. К хану Черен Дондуку, к матере его Дарме Бале, и владельцу Дондук Даши на их листы послать грамоты, которыми объявить о посылке к противникам Дондук Омбе донского старшины Данила Ефремова, а к Дорже Назарову нарочного офицера с милостиво увещательными императорскими грамотами, и что за теми посылками и за обещанием отпущения их противностей ныне на них войск российских посылать неприлично; а буде оные противники Дондук Омбо и Доржа и Лубжа по тем милостивым грамотам к соединению и к согласию с ним ханом и с протчими не склонятся, то к приведению их к тому впредь приняты будут другие меры, чего для тогда пришлется и знатная особа, и чтоб они хан и протчие обретающиеся при нем владельцы в будущую зиму кочевали тут, где для лутчей их безопасности губернатор Измайлов и полковник Беклемишев им покажут и что тамо до будущей весны повелено их и российскими войски охранять.

И то его Бакунина представление кабинетными министрами, бывшим вице-канцлером Остерманом и действительным тайным советником князь Алексеем Михайловичем Черкаским 18 сентября апробовано, а потом, по определению коллегии, 21 сентября сходно с тем отправлены грамоты к хану Черен Дондуку, к матере его ханше Дарме Бале и к владельцу Дондук Даше и указы к губернатору астраханскому Измайлову и к полковнику Беклемишеву.

А между тем в бытность их еще в Царицынской линии присылан к ним от Дондук Омбы нарочной посланец, почему в октябре месяце Хошоутов владелец Лекбей ханше Дарме Бале, хану Черен Дондуку и владельцу Дондук Даше подавал совет, чтоб им со всеми улусами отойти к Дондук Омбе, для того, что россияне уходящих к ним для крещения калмык возвратно к ним не отдают. И хан, мать его ханша и Дондук Даши то Лекбеево представление приняли в разсуждение и положили было итти к Дондук Омбе и с тем отправили к нему с посланцом его и от себя знатного зайсанга Санжу Даргу.

Полковник Беклемишев, будучи тогда за болезнию в Царицыне, досылал к хану и к протчим дворянина Спиридона Везелева и переводчика Якова Самсонова для увещания их, чтоб они то свое намерение оставили. А по получении вышеписанных указов, немедленно снесся с губернатором Измайловым, и перевел хана и протчих с улусами для зимования за реку Дон, а сам он Беклемишев с командою своею переехал тогда ж в донские казачьи городки и учредил по Дону форпосты и розъезды.

(Окончание не было напечатано, публикация осталась незаконченной. Thietmar. 2013)

Комментарии

1. См. журн. «Красный Архив» № 3, 1939 г.

2. Речь идет о турецком управлении.

Текст воспроизведен по изданию: Описание истории калмыцкого народа // Красный архив, № 5 (96). 1939

© текст - Разумовская В. 1939
© сетевая версия - Тhietmar. 2008
© OCR - Мурдасов А. 2008
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Красный архив. 1939