Из старых бумаг 1.

II.

Маскарадная афишка 1770 года. — Фальсификация виноградных вин в старину. — Рецепт старинного меду. — Оригинальный рецепт исцеления от чахотки. — Из тайн старинного помещичьего хозяйства. — Мера оброчного обложения крепостного тягла. — Штат помещичьей дворовой челяди. — Письма барыни к своему старосте.

Одним из любимейших столичных общественных удовольствий в прошлом столетии были маскарады. Большим до них охотником был, как известно, Петр Великий, лично принимавший, вместе с Екатериной, деятельное участие в этой потехе. При нем маскарады носили официальный и даже, можно сказать, государственный характер. Рядиться и участвовать в маскарадах обязаны были все без изъятия сановные и чиновные лица обоего пола. Уклонение от этой повинности штрафовалось, на лучший еще конец, знаменитым «орлом», то есть, виновные обязаны были выпить эту огромную чару, наполненную водкой, и от этой кары не освобождались даже дамы.

Охотницей была рядиться и участвовать в маскарадах также императрица Елисавета Петровна, но при ней, кроме придворных, официальных маскарадов, стали устраиваться и партикулярные по почину частных [1139] антрепренеров. Особенно славились в елисаветинское время маскарады известного Локателли, содержателя балетного театра. На них собиралась вся столичная знать, бывала изредка и сама императрица.

В царствование Екатерины II, особенно под конец его, придворные маскарады становятся все реже; за то публичные частные, «вольные», как их тогда называли, умножаются, благодаря предприимчивости разных увеселителей, вызванной, конечно, падкостью тогдашней публики к этого рода развлечению.

В моих старых бумагах имеется на четвертушке отпечатанная по-русски и по-немецки типичная афишка следующего содержания:

«1770 году октября 31 дня, то есть в Воскресение, будет вольной Маскерад на Невской Першпектив(е)ой в Кафейном доме Господина Генерал-Порутчика Овцына. За вход платить будут с каждой персоны по одному рублю, а ежели кто пожелает ужинать, то платить с каждой персоны еще по 75 копеек, в том числе полбутылки вина ординарного красного или белого, и полпива.

«И во время Маскераду кто пожелает кофей, чай, шиколату и вины всякие и конфекты разныя, то достать можно за умеренную цену.

«Начало будет пополудни в 6 часов неотменно.

«Содержатели оного(?), господа Ронхи и Грот, стараться будут всевозможным образом о увеселении и удовольствии Публики».

Разумеется, у генерал-порутчика Овцына не было кофейного дома; очевидно, в его доме только помещалась кофейня, содержатели которой, Ронхи и Грот, поддерживали свою коммерцию устройством «вольных» маскарадов. Эпитет «вольный» весьма характеристичен в историческом отношении. В екатерининские дни он неизменно афиширует все почти частные публичные учреждения. Были «вольные» театры,«вольные» типографии,«вольные дома»,то есть, гостиницы, и т. д., включительно до «вольных» маскарадов и балов. «Вольный», в отличие от казенного, официального, был термин юридический, возникший законодательным порядком, и его возникновение обусловливалось, сравнительно, значительным уже развитием общественности. В то время, как при Петре Великом и позже все такого рода учреждения были почти исключительно созданием государственной инициативы, и публика привлекалась к ним принудительно, в виде как бы особой повинности 2, — в царствование Екатерины II общество настолько уже созрело и вошло во вкус этих европейских форм общежития, что открылась возможность существования подобных учреждений «вольных», без правительственного почина и вмешательства.

Нельзя не обратить внимания на дешевизну угощения, предполагавшегося обязательными антрепренерами «вольного» маскарада, о котором идет речь. За 75 копеек ужин с полубутылкою французского, хотя бы и «ординарного» вина — вещь немыслимая в настоящее время в самом даже плохеньком петербургском ресторане! [1140]

Впрочем, что касается дешевого виноградного вина, фабрикацией которого славятся в наши дни кашинские и иные виноделы, то тайна его фальсификации была хорошо известна и в то доброе старое время.

В имеющейся у меня старинной тетради разных хозяйственных рецептов, писанной в 80-х годах прошлого столетия, приведены, между прочим, «статьи» о делании различных иностранных виноградных вин общедоступным домашним способом. Привожу наиболее курьезные из них.

В статье, под заглавием: «О наливных винах» (то есть, о поддельных), записаны следующие, бесподобные по своей наивности и доброй вере рецепты «делания» венгерского и шампанского вин:

«Возьми изюму белого цареградского, например, пуд, истолки оный в иготи. потом положи в бочку анталову, налей белым французским молодым вином, положи в бочку дрожжей венгерского вина, поставь оное вино в погребе на год или лутче зарыть в земле так глубоко, чтоб мороз не достал, розлей в бутылки — будет венгерское вино».

«Возьми молодого французского вина, например, бутылку такова, которое было бы бело; положи в оную бутылку чайную ложку порошку, называешь кримор-тартари, и лот сахару белого, ке(а)нарского, закупори крепко и завяжи, а потом засмоли и дай стоять год в обыкновенном винном погребе — будет шампанское; когда ж желаешь, чтоб скорей было ко употреблению готово, положи жженных квасцов столовую ложку».

Эти рецепты выписаны из «Экономического наставления дворянам, крестьянам-поварам и поварихам», сочиненного в 1773 году Сергеем Друковцовым. Но вот «нижеписанные статьи, записанные со слов» автором тетради.

О ДЕЛАНИИ ШАМПАНСКОГО ВИНА

подороже.

«Взять виноградного белого вина самого крепкого один штоф, березового соку один же штоф; положи туда горсть изюму, горсть сахару леденцу толченого, поташу две лошки столовых; смешая всио вместе, влить в крепкой дубовой боченок, на котором бы были обручики железные, зарыть его в земле, и чем больше стоять будет, тем лутче, а можно, по нужде, употреблять и через месяц.

О ДЕЛАНИИ ШАМПАНСКОГО ВИНА

подешевле.

«Нагнать березового соку и оного соку положить две части, а третью часть простого, то есть горячего вина; и в тот, смешанной с вином, сок положить горсть изюму и две столовые лошки поташу, налить в крепкой дубовой боченок такой же, как и выше показано, и зарыть в землю по тому ж показанию».

Как бы в оправдание классического афоризма: «Руси веселие есть пити, не может без того быти», обозреваемая тетрадь особенно изобилует рецептами «делания» разных крепких напитков как поддельных, так и настоящих, национально-русских, включительно до медов и квасов, которыми славилась наша хлебосольная старина, и секрет которых в настоящее время почти утерян. [1141]

Говорят, покойный историк Н. И. Костомаров как-то, в порыве археологического вдохновения, вздумал восстановить этот секрет и сам занялся изготовлением старых русских медов, которыми и потчевал потом приятелей на своих вечерах. Пример его остался, кажется, без подражания. Приводим здесь на охотников из нашей тетради рецепт приготовления знаменитого меда-липца.

«Возьми кадку белого меду, положи в котел; тою же кадкою налей воды, и будет сколько меду, столько воды; дай кипеть час, влей в кадку из котла, простудя, положи дрожжей и, как закиснет, влей водки французской или русской четверть той кадки, в чем мед был; потом возьми хмелю — мерою в ту ж кадку и вари в воде той же меры до того времени, пока хмель весь потонет; влей в тот квашеной мед совсем воду с хмелем и дай еще киснуть суток трои, и как мед потеряет всю свою сласть, тогда возьми еще свежева меду толикое жь число и воды столько жь, и вари, пока вода вся выкипит, а останется меду столько, сколько положил, простудя и подсласти свой мед и как зделается великой шум, станет снова киснуть, тогда сливай в бочку, на которой должны быть хорошие железные обручи с двойным дном, и поставить в лед, — будет через год называемой липец».

После «статей» о напитках наибольшее место в тетради занимают рецепты от разных болезней. Всего оригинальнее и курьезнее «новой способ (лечения) от сухотных грудных болезней» (то есть, от чахотки), сообщенный ландграфиней гессен-дармштадтской «некоторой госпоже фон-Реден» ко всеобщему сведению. Открытие сделал какой-то больной офицер, который «после сильного насморка харкал кровию и чувствовал сильные грудные припадки». Это, однако, не мешало ему питать нежную слабость к вину, которая его и спасла. Однажды он приказал слуге перелить вино из бочонка в бутылки, которые, с отеческой заботой, собственноручно закупоривал и засмаливал смолой, растопленной на угольях с желтым воском в разных пропорциях. «По закупорении своих бутылок почувствовал он в груди облегчение и свободно харкать начал. Тогда ему на мысль пришло, что может быть чад (от смолы с воском) причинил ему поправление». Догадливый офицер решился сделать опыт en grand. Он заперся наглухо в комнате и, разведя жаровню с означенными «припасами», ходил в дыму туда и сюда. «Сие продолжал он дни четыре и наконец совсем выздоровел». Чудесное открытие было сообщено полковому врачу, который, после некоторого колебания, подверг этому же лечению умиравшего в госпитале солдата со сгнившими легкими. «Больной сперва не больше как несколько минуть сносить мог сей чад, потом начал мало-помалу оправляться и через шесть недель совсем выздоровел». «Сие средство, — заключает автор, — в разных местах испытано было с весьма удачным успехом. Как оно, само по себе, просто и с опытом никакая не сопряжена опасность (?), то конечно заслуживает, чтоб его повсюду учинить известным»...

По всему нужно заключить, что тетрадь составлялась деревенским жителем, помещиком, а, по ее заношенности, видно, что она была в частом употреблении. Это, своем роде, энциклопедия сельскохозяйственного и [1142] домашнего обихода средней помещичьей руки, включительно до способов выводить тараканов. В этом отношении рукопись очень характеристична и любопытна. Наибольший интерес представляет в ней проспект или программа доброго помещичьего хозяйства, с практическими наставлениями с цифровыми расчетами.

«Всякому помещику, — так начинается эта статья, — должно иметь на пашне деревни в одном месте, чтоб всю экономию мог видеть, а прочие (деревни) иметь на оброке по рассмотрению своих дач и всяких угодьев. Ежели же помещик по случаю не может сам своей экономии видеть за отлучкою, то, отдав всю землю и всякие угодия крестьянам, пользу себе получить сим положением полезнее, нежели заочно содержать прикащика или старосту».

Вслед за этим наставлением идет подробная и очень любопытная смета — сколько «с каждого тягла, то есть с мужа с женою, получать должно», вероятно, при вышеозначенном оброчном положении.

Получение разбито на два срока — «по первому зимнему пути» и «последнему зимнему пути», именно: 1) сена лугового зеленого — 50 пудов; ржи или муки чистой — 2 четверти; овса или ячменю — 4 четверти; круп, конопель, картофелю по 1-му четверику; масла пахтанного соленого, коровьего 20 фунтов; масла коноплянного 1 штоф; сукна серого 5 аршин; холста 1 льняного 5 аршин, холста посконного 5 аршин; свиного мяса 1/2 пуда: уток живых 1 пару. 2) По последнему зимнему пути с каждого тягла требовалось: индейских кур живых 1 пару; русских кур 3 пары, яиц 20, творогу 10 фунтов, сметаны 5 фунтов.

Этим еще далеко не кончалось обложение крепостного тягла. Весною с него требовалась доставка помещику полсажени дров водою «где можно», да летом, к 1-му июля: кладеного барана 1, яиц 30, гусей 1 пару и цыплят русских 5. Затем, следовал весьма существенный и самый, без сомнения, тяжелый денежный оброк. «Ежели, — читаем далее, — довольно земли, лугов и лесов — так, чтоб не менее было на каждое тягле в поле 3-х десятин мужу с женою, то за все вышеписанное (то есть, взамен) в состоянии заплатить будет каждое тягло без тягости (?) в год помещику 10 рублев; а где земли менее, то по сему разчислению с тягла брать оброк (натурой?). Летом и осенью, — говорится в заключение, — крестьян от работы отлучать не надлежит не токмо с подводами, ниже пеших, что худые экономы (помещики) часто делают... Конец желаниям нашим ненасытным в свете и главной пункт — деньги; но не тот богат, кто их имеет много и еще желает, и не тот убог, кто их имеет мало, не скорбит о том и не жалеет, а богат, славен и честен тот, кто может по пропорции своего состояния без долгу век жить, и честь свою тем хранить, и быть собою довольным, роскоши презирать, скупость в доме не пускать»...

К вящшему утверждению этой немудрящей помещичьей этики в тетради и предложена любопытная «препорция содержания дому от 3.000 рублев доходу в год: сколько иметь дворовых людей и каких чинов?»

Штат, оказывается, порядочный: «В доме первой человек камердинер — 1, помощник его — 1, повар — 1, ученик его — 1, кучер — 1, [1143] форейтер — 1, лакеев — 2, истопник и работник — 1; женщин иметь в верху — 1, белую прачку — 1, работную — 1. Карет — 2, лошадей — 4. Итого в доме мущин 9, женщин 3».

Для помещичьего домашнего обихода прошлого столетия, когда дворня уже у людей среднего достатка считалась десятками и сотнями душ, вышепредложенная «препорция» крепостных слуг могла казаться весьма умеренной, хотя, например, в наши дни по двенадцати слуг в доме содержат разве только очень уж богатые люди.

При таком, как мы видели, нескупом и многостороннем обложении крепостного тягла, помещики, променявшие скучную и хлопотливую деревенскую жизнь на беззаботное и веселое препровождение времени в городе, в столице, могли бы жить припеваючи; но, к сожалению, их хозяйственные расчеты и сметы взимания не всегда оправдывались на деле — и это обстоятельство составляло едва ли не самую ядовитую горечь в их беспечальном существовании. Барин, например, ждет из деревни упитанных тельцов, жирных баранов, кур и прочую живность, а коварные рабы привозят ему одни кожи да кости. Или барин обложил своих подданных «без тягости» по десяти рублей с тягла, на этом основании составил свой годовой бюджет, и вдруг «из деревни нехорошо пишут»: случился неурожай, крестьяне обеднели и оказываются в неоплатной недоимке... Легко представить себе горечь, гнев и негодование чувствительного барина!

Всего, конечно, непринужденнее и ярче выражались эти скорбные чувства в переписке огорченных помещиков с доверенными управляющими их имений — старостами, бурмистрами и приказчиками. В наших бумагах имеется два таких письма, весьма характеристичных по содержанию, по тону и языку. Писаны они по почте в двадцатых годах нынешнего уже столетия из Петербурга помещицей Прасковьей Обресковой по следующему адресу: «Нижегородской губернии в город Арзамас, Милостивому государю Ивану Алексеевичу Ступину, почетному гражданину, а вас прошу передать старосте Роману Михайлову в деревню Починьки». Приводим эти документы целиком без комментарий, в которых они не нуждаются.

Первое письмо помечено 6-м ноября, без обозначения года.

«Стараста Роман Михайлов!

«Мой последний приказ и другова не Повторю: отдать без Детнаго и при том не платильщикоброку — которой уже не годиться быть в барщине и дурнова поведения, а те которые исправны отнюдь их не отдавать; за оное ты мне отвечаешь и никто более, то немедля донести кто имянно поступил в Прием; прошу держаться моего решительнаго приказа, а не в очередь отдавать, есть ли хорошаго Поведения — чтож но прислал мне Ведомость октябрскую.

«Госпожа твоя

«Пр. Обрескова.

«К 1-му или ко 2-му числу Декабря, чтоб был здесь запас — сукна черн. холстины и Протчие всё непременно. Не забудь в Совет Деньги и обыкновенно запас в Москву без отговорок. [1144]

«Липового цвету найти и прислать с отправкою.

«Яицы там продать и прислать Деньги; из пылинки извлекать Деньги; из пылинки извлекать Деньги; без доходов я не могу жить в случаи отдачи, попросить от меня господина Вишнекова Есть ли не совсем в меру».

На это внушительное господское послание не замедлил последовать ответ старосты, но, как видно, далеко не удовлетворивши взыскательную барыню. От 3-го декабря того же года она ему пишет:

«Староста Роман Михайлов!

«1) Получила твое письмо, странно для меня, что ты так пишешь — что будто все мае мужики нишии — безспорно что может быть некоторыя — и очень нуждаются, так стало быть и Орлов в том числе — ты меня удивил этим — верно только у нас у одних то случилось — а от Других помещиков я слышу, что хотя не завидной урожай — а Бога прогневлять совсем нельзя; знаишь ль ты что ты меня этими словами очень Дерзско и не учтиво безспокоиш — Ты подумай, можно ли так делать, —

«2) Тебе уже несколько раз было предписано чтоб ты Доставил к Первым числам Декабря провизию — ну чтож делать что не угодно было Твоей милости выполнить мое приказание но однако ж Я теое снова Приказываю — чтоб немедленно или тотчас выслать по получении Сего Приказа.

«А имянно без отговорочно.

«1) Масла рузскаго что есть —

«2) Крупы грешневой 3 четверти.

«3) Крупы ячменной 1 четверть.

«4) Муки 50 пуд — а здесь муки нет Приступу.

«5) Овса 30 четвертей — а здесь чрезмерно Дорог.

«6) Сукна — что есть.

«7) Валиньки как уже предписано.

«8) Дубленыя овчины.

«9) Холста что уже давно должно быть заготовлено.

«10) Ниток.

«11) Масла ІИоснаго.

«12) Шерсти для чулок.

«13) Гороху 1 четверть.

«14) Яицы там продать и Деньги мне Прислать.

«15) Кур — что ни есть все привести но не одне кости как обыкновенно привозити.

«16) Баранины то есть 3 туши, свинины, говядины.

«17) Малины сухой — цвету сухова липоваго и что можно еще придумать для экономии — потому что здесь все покупается и все в 7 раз Дорога.

«Можно в Ведомости Показать что завставлевания стокол стеколщику дано 5 р. Даразве вы в таких дворцах живете что столько стокол Перебито: его от несмотрения, что барское то и надо не беречь это стыдно, а ета в окт. Ведомости выставлено; незамедлить Доставить ноябрскую Вед. и все приказы в точности исполнить.

«Госпожа твоя

«Прасковья Обрескова.

«Все ли возвратились крестьяне, которыя ходили по пачтортам отнюдь не отпускать никогда в Сибирь».

Вл. Михневич.


Комментарии

1. См. «Исторический Вестник». т. LXVII, стр. 750.

2. Еще при Елисавете Петровне практиковалось принуждение. Сохранилось именное повеление императрицы — штрафовать 50-ю рублями тех, имеющих приезд ко двору, лиц, которые уклонялись от посещения придворных спектаклей.

Текст воспроизведен по изданию: Из старых бумаг // Исторический вестник, № 2. 1897

© текст - Михневич В. 1897
© сетевая версия - Тhietmar. 2016

© OCR - Андреев-Попович И. 2016
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Исторический вестник. 1897