-

В. Н. ТАТИЩЕВ В МОСКВЕ

(К истории денежного обращения в России в 20-30-х годах XVIII в.)

Годы жизни в Москве (1727-1733) — время интенсивной административной, политической и научной деятельности В. Н. Татищева. В течение шести лет он фактически был одним из руководителей московских монетных дворов, являясь вначале членом, а затем (с 1730 г.) главой Монетной конторы, непосредственно ведавшей монетным делом в стране. Татищев принимал активное участие в событиях 1730 г., когда дворянство выступило против попыток верховников (членов Верховного тайного совета) ограничить самодержавную власть при вступлении Анны Иоанновны на престол. Тогда же он составил записку «Произвольное и согласное рассуждение и мнение собравшегося шляхетства русского о правлении государственном», отразившую события 1730 г., которая представляет собой ценный памятник русской общественно-политической мысли первой половины XVIII в.

В Москве Татищев энергично продолжал собирать и изучать материалы для «Истории Российской», вел работу над подготовкой публицистического и философского труда — «Разговор о пользе наук и училищ» и ряда статей, посвященных истории государственного герба, монетной системы в России второй половины XVII — первой трети XVIII в. ¹, установил регулярную связь с Академией наук, которую поддерживал вплоть до конца своей жизни ². Здесь же он подготовил к печати последний (третий) вариант своего труда о мамонте ³.

Даже из этого краткого перечня видно, что годы пребывания в Москве составляют важный этап в биографии Татищева, в его государственной и научной деятельности. Степень изученности этого периода жизни Татищева неодинакова. Более всего освещены события 1730 г., хотя по вопросу об участии в них Татищева имеются разноречивые мнения. Менее всего исследована его административная деятельность в эти годы.О ней имеются лишь общие упоминания в монографии Н. А. Попова о Татищеве ⁴.

Автор настоящей статьи поставил перед собой задачу охарактеризовать практическую деятельность Татищева, его взгляды на состояние монетного дела и политику правительства в этом [272] вопросе, а также его предложения, направленные на улучшение русской монеты. Совершенно очевидно, что деятельность Татищева может быть правильно понята и оценена лишь в органической связи с историей денежного обращения в России (Истории денежного обращения в России посвящен ряд работ ⁵. Среди них прежде всего следует отметить монографию И. И. Кауфмана, содержащую сводку опубликованных данных о чеканке монет в России, характеристику денежной реформы Петра и политики его преемников. Из работ последнего времени укажем на монографию С. М. Троицкого ⁶ и статью А. В. Черноухова ⁷ ,в которой приводятся сведения о чеканке медных монет в XVIII в. в России. В книге С. М. Троицкого рассматривается более широкая проблема — финансовая политика абсолютизма в 20 — 60-х годах XVIII в., но автор касается также вопросов, связанных с эксплуатацией феодальным государством монетной регалии, размерами доходов казны от выпуска монет. Общая характеристика русской монетной системы, цепные сведения о чеканке монет, работе монетных дворов в Москве и Петербурге, технологии производства, рабочей силе и т. д. даны в трудах И. Г. Спасского, известного своими исследованиями в области нумизматики. ⁸ К сожалению, приходится отметить, что нумизматы крайне мало занимаются изучением русских монет XVIII в.). Именно поэтому в очерке много внимания уделено чеканке медной, серебряной и золотой монеты, производственной базе и монетному сырью, деятельности Монетной конторы и Комиссии о монетном деле (1730-1731 гг.), созданной правительством для обсуждения насущных задач денежного обращения, доходам казны от выпуска монет, короче говоря, — состоянию денежного хозяйства России и финансовой политике абсолютистского государства.

Основными источниками для данной работы послужили архивные материалы, извлеченные из фондов Кабинета Петра I, Сената, Верховного тайного совета, Госархива (разряды «Финансы» и «Внутреннее управление») и Комиссии о злоупотреблениях компанейщиков при вымене мелкой серебряной монеты, хранящиеся в Центральном государственном архиве древних актов в Москве. Фонды Монетной конторы и Комиссии о монетном деле не сохранились. Но в делах Сената, Верховного тайного совета и в коллекции Госархива имеются донесения, «экстракты», ведомости (сводные данные) о чеканке монет и доходах казны за 1664-1727 гг., ответы Конторы на запросы вышестоящих учреждений и т. д.

Все эти материалы характеризуют состояние денежного хозяйства, основные направления политики правительства, деятельность учреждений, ведавших монетным делом. Особенно интересны данные, показывающие борьбу мнений в Комиссии о монетном деле при обсуждении состояния денежного обращения в России и мер, направленных на его улучшение. Удалось обнаружить также письма и записки Татищева, причем некоторые из них ранее были неизвестны. Речь идет о его письмах тайному кабинет-секретарю А. В. Макарову, обер-секретарю Верховного [273] тайного совета А. С. Маслову, генерал-поручику А. Я. Волкову, которому в 1727 г. дважды поручалось монетное дело, А. Д. Мен-шикову. Еще большее значение имеют записки Татищева, дающие возможность достаточно полно представить его взгляды на многие вопросы денежного обращения в России.

Широко использованы также опубликованные источники: именные и сенатские указы, ⁹ журналы, протоколы и указы Верховного тайного совета и Кабинета министров ¹⁰. Ценные документы по истории монетного дела в России XVIII-XIX вв. содержатся в многотомном издании. ¹¹ Каждый том состоит из двух отделов: в первом помещены документы, во втором — научные описания монет и таблицы.

Именным указом Екатерины I от 14 февраля 1727 г. Татищев был послан на московские монетные дворы. Его направили туда потому, что он являлся специалистом горнозаводского дела (В 1720-1722 гг. Татищев руководил металлургической промышленностью на Урале, а с середины 1722 г. и до конца 1723 г. работал там же под началом В. И. Геннина (Юхт А. И. Деятельность В. Н. Татищева на Урале в 1720-1722 гг. — «Исторические записки», т. 97)), а во время поездки в Швецию (1724-1726 гг.) изучал опыт работы шведских монетных дворов. К тому же он был советником Берг-коллегии, в ведении которой находились денежные дворы. В указе не было сказано, на какой срок посылается Татищев. Инструкция, данная ему из Кабинета императрицы, была составлена наспех и ставила перед ним задачи контрольного характера ¹². Татищеву поручалось проверить исправность весов на монетных дворах, освидетельствовать все начеканенные монеты и в случае их неравного веса заставить переделать за счет виновных и впредь не допускать, чтобы монеты одного достоинства были разновесными (Юстировка (или выверка веса каждой отдельной монеты) еще долго не удавалась монетным дворам в XVIII в. Но средний вес небольшой группы монет (10-15 штук) в целом отвечал требованиям монетной стопы, т. е. количеству денег, которые чеканились из фунта лигатурного серебра или золота. (Кауфман И. И. Указ. соч., с. 126).

Лигатурное серебро — серебро с примесью меди или олова. Лигатурный, т. е. валовый, общий вес монеты.).

О положении дел и своих соображениях по монетному делу Татищев должен был сообщать только в Кабинет императрицы. Из Верг-коллегии Татищеву были даны верные гири (чугунная пудовая и фунтовая). С целью проверки гирь на монетных дворах Татищев взял с собой пробирного мастера коллежской лаборатории Андреяна Шамшева, которого хорошо знал ¹³. Шамшев был одним из учеников, посланных в Швецию для обучения горнозаводскому делу во время пребывания там Татищева ¹⁴. [274]

Назначение Татищева совпало с крупными мероприятиями правительства в области внутренней, в частности финансовой, политики. После окончания Северной войны, потребовавшей громадного напряжения всех ресурсов, финансы страны находились в крайне расстроенном состоянии. Платежеспособность податного населения (крестьян и посадских людей) была подорвана. Введение подушной подати, неурожай 1723-1726 гг., охвативший значительную территорию России, еще более ухудшили положение народных масс. Недоимки по сбору подушной подати в 1724-1725 гг. составляли 1/3 от всей суммы налога ¹⁵.

В этих условиях представители высшей администрации страны, хорошо осведомленные о тяжелом положении крестьянства, опасаясь обострения классовой борьбы и взрыва народных волнений, составили ряд записок, в которых выступили с обширной программой реформ. В одной из таких записок, подготовленной А. Д. Меншиковым, А. И. Остерманом, А. В. Макаровым и А. Я. Волковым в ноябре 1726 г., авторы, в частности отмечая «генеральную скудость в деньгах» и резкое сокращение капитала на монетных дворах, предлагали уменьшить в 1727 г. подушную подать на 1/3, а дефицит, который образуется в бюджете, покрыть за счет усиленной чеканки медной монеты ¹⁶.

Указ 26 января 1727 г. являлся реализацией этого предложения. Екатерина I вынуждена была признать, что народ разорен и не в состоянии нести бремя налогов. «Подданные наши, а наипаче крестьяне, от великой подати и разных непорядков в великой нужде обретаются», — говорилось в указе (В более сильных выражениях положение крестьян характеризуется в именном указе 9 февраля 1727 г.: «Понеже известно нам учинилось, что нашей империи крестьяне, на которых содержание войска положено, в великой скудости находятца, п от великих податей и непрестанных экзекуций и других непорядков в крайнее и всеконечное разорение приходят...» (ПСЗ, т. VII, № 5010)). Правительство заявило, что сократить государственные расходы, и прежде всего на армию и флот, не удается, поэтому «для облегчения крестьян в податях и других нужд» оно решило выпустить 2 млн. медных пятикопеечников. Опасаясь, чтобы чеканка в таком большом количестве легковесных медных денег (пятаки чеканились по 40 руб. из пуда меди при рыночной цене 8-10 руб. за пуд) не произвела за границей неблагоприятного впечатления, т. е. чтобы она не была воспринята как свидетельство финансовых затруднений казны, правительство рекомендовало провести эту операцию «тайным образом» под предлогом вымена медных копеек, выпущенных при Петре I. Было решено новые пятаки делать тем же штемпелем, как и ранее ¹⁷.

Характерно стремление абсолютистского правительства показать свою заботу об облегчении участи народа. На самом же [275] деле чеканка легковесной медной монеты вела к обесценению денег, вздорожанию товаров и в конечном счете тяжелее всего отражалась на положении народных масс.

В этом указе были определены в общих чертах задачи в области улучшения денежного обращения в стране. Казна была намерена создать на монетных дворах запасы серебра путем покупки его, особенно на медные деньги, причем даже «с прибавкою цены», умножить продажу на серебряные талеры иностранным купцам казенных товаров (поташ, смольчуг, икра и рыбий клей, железо и др.) для вывоза за границу, увеличить производство меди, из которой делать плоты (Плоты — медные деньги в виде квадратных пластин. Чеканились в Екатеринбурге по 10 руб. из пуда меди в 1726 — начале 1727 г. Затем от пользования этими тяжелыми и неудобными в обращении денежными знаками отказались.).

В другом указе, опубликованном месяц спустя (24 февраля), правительство, отмечая, что денежные дворы находятся «весьма в худом состоянии», решило собрать сведения о положении монетного дела в России за последние 35 лет. Эти материалы должны были послужить основой «для разсуждения, каким образом монетные дворы исправить, и серебро, и капитал денежный умножить». Сенат потребовал от Берг-коллегии следующие данные: 1) сколько в каждом году, начиная с 1692 г., чеканилось серебряной и золотой монеты и какой пробы; 2) сколько было собрано при портах пошлин ефимками (талерами) и золотыми монетами; 3) какое количество серебра и золота было приобретено казной подрядным способом и свободной покупкой; 4) каков был капитал на денежных дворах; 5) почему «ныне как в переделе, так и в капитале серебра умалилось?» ¹⁸.

Берг-коллегия из-за отсутствия материалов не могла полностью ответить на поставленные вопросы. Но и собранные ею сведения ¹⁹, которые частично давно вошли в научный оборот ²⁰, а также ее мнение о способах увеличения серебра и капитала на денежных дворах, представляют большой интерес. Подробный анализ этих материалов, естественно, не входит в нашу задачу, но в последующем изложении некоторые из них будут рассмотрены нами.

Итак, правительство решило начеканить на сумму 2 млн. руб. (с учетом ранее выпущенных), а если потребуется, то и больше медных пятаков, хотя в принципе оно не было сторонником увеличения находящихся в обращении легковесных медных монет и отдавало себе отчет в том, что такая мера отрицательно скажется на общем экономическом положении страны. Однако другого выхода из финансового кризиса оно не видело. Чеканка серебряной монеты не давала такого дохода, как медной, потому что [276] цены на серебро в России были высокие, а казна не располагала значительными оборотными средствами, чтобы получать большую прибыль от новых чеканок серебряных монет. К тому же серебра на монетных дворах не было, а на поступление его в короткие сроки из-за рубежа надеяться не приходилось. Собственная же добыча серебра в России была ничтожной. В то же время меди, как отечественного производства (на Урале на казенных заводах можно было получить до 10 тыс. пуд. меди в год), так и привозной было достаточно.

И верховники в своих проектах, и правительство заявляли, что медные пятикопеечники будут выменены как только укрепится финансовое положение, и монетные дворы будут располагать серебром. Однако, как показал опыт (и, разумеется, не только в данном случае) начеканить легковесную монету оказалось куда проще и легче, чем выменять ее.

Медные пятаки по 40 руб. из пуда начали чеканить еще при Петре I. В 1723 г., испытывая острую нужду в средствах, царь приказал сделать пятаков на 500 тыс. руб. Но помимо чисто фискальных интересов эта операция преследовала и изъятие из обращения мелкой медной монеты одинакового достоинства, но разного веса. Медные деньги стали чеканиться в 1700 г. в качестве разменной монеты, ибо мелкой серебряной монеты явно не хватало, и крестьяне и горожане рассекали серебряные копейки на части и употребляли их вместо денежек и полушек ²¹. Включение медных денег в монетную систему было неизбежно, так как при существующей монетной стопе, когда серебряная копейка весила 1/15 зол., невозможно было физически чеканить серебряные денежки и полушки. Но мелкая медная монета могла нормально функционировать, если обмонеченный металл в ней был не намного выше торговой цены на медь, и при соблюдении определенной пропорции с находящейся в обращении серебряной монетой.

В 1700-1704 гг. было выпущено медных денежек и полушек всего на 30 064 руб., т. е. на небольшую сумму, сначала (в 1700 г.) по 12 руб. 80 коп., затем (1701-1704 гг.) по 15 руб. 44 коп. из пуда меди. В крупных размерах чеканка медной монеты стала осуществляться с 1704 г. С этого времени до 1718 г. было сделано копеек, денежек и полушек на 1 702 875 руб. по 20 руб. из пуда меди (По другим данным — на 1 732 940 руб. (Сб. РИО, т. 63. СПб., 1883, с. 222). 276). Петр I вводил медную монету очень осторожно и постепенно, продолжая до 1718 г. одновременно выпускать и серебряные копейки. Память о «медном бунте» и расстройстве денежного обращения, вызванного чеканкой огромного количества медных копеек в 60-х годах XVII в., была жива среди старших представителей ближайшего окружения царя. [277] В 1718-1722 гг. чеканились только полушки по 40 руб. из пуда и их было выпущено на 523 644 руб. Всего за указанные годы (1700-1722) было начеканено мелкой медной монеты на 2 256 584 руб. (По другим данным — на 2 273 602 руб. (Сб: РИО, т. 79. СПб., 1891, с. 392-394).), на изготовление ее пошло свыше 101 тыс. пуд. меди ²². Само собой разумеется, что одной из главных причин, побудивших Петра I приступить к выпуску медной монеты, была фискальная нужда.

Для выпуска по указу 1727 г. медных пятаков на такую большую сумму, как 2 млн. руб., причем в короткий срок, требовались не менее 50 тыс. пуд. меди и мощная производственная база. Заготовка меди не составляла большой трудности для казны, хотя и потребовала принятия энергичных мер. Военная коллегия договорилась с иноземными купцами-подрядчиками о поставке в навигацию 1727 г. в Петербург 15-18 тыс. пуд. меди ²³. Руководителю горнозаводской промышленности на Урале В. И. Геннину еще 31 декабря 1726 г. был послан указ с требованием прекратить производство плотов, делать «с великим по-спешанием» из 10 тыс. пуд. меди кружки для пятикопеечных монет и отправлять их по мере готовности партиями в Москву на монетные дворы. Геннина просили ускорить разведку новых залежей медной руды и увеличить выплавку меди ²⁴. Наконец, казна располагала некоторыми запасами меди и вымененных медных копеек, которые было решено пустить в передел.

Несколько хуже обстояло дело с производственной базой. Изготовление пятаков предполагалось сосредоточить в Москве, где казне принадлежало три монетных двора: Красный в Китай-городе (возник в 1696-1697 гг.), поэтому его иногда называли Китайским; Набережный, или Монетный (построен в 1699 г.), и Кадашевский, основанный в 1701 г. в Кадашевской слободе Замоскворечья в зданиях прежнего Хамовного (ткацкого) двора. На первом чеканилась медная и серебряная монета, на втором — медная. Кадашевский — самый большой — состоял из двух самостоятельных дворов: на одном выпускались серебряные, золотые монеты, а также медали, на другом — только медные.

Все три монетных двора, особенно первые два, были в запущенном состоянии. Для приведения их в порядок и организации форсированного выпуска пятикопеечников в Москву (еще до отправки туда Татищева) был послан по указу 26 января 1727 г. генерал-майор А. Я. Волков — один из авторов коллективной записки, поданной Екатерине I осенью 1726 г. Волков был наделен большими полномочиями. По своему усмотрению он мог брать из воинских частей (полевых полков и гарнизона) требуемое количество людей, в том числе и специалистов (плотников, [278] кузнецов и др.), покупать или заказывать на заводах машины, инструменты и различные материалы. Первому члену Московской Сенатской конторы графу И. А. Мусину-Пушкину был послан указ об оказании полного содействия Волкову ²⁵.

В Москву Волков приехал 8 февраля. Хотя он был осведомлен о плохом состоянии монетных дворов, но то, что он увидел, поразило его. «Непорядок и разорение сих монетных дворов изобразить никоим образом невозможно», — писал он в Кабинет императрицы А. В. Макарову. Набережный и Красный дворы находятся в таком состоянии, «как после неприятельского или пожарного разорения», и на них «жалостно смотреть»: многие инструменты и машины стоят под открытым небом и ржавеют, деревянные здания сгнили ²⁶. Волков определил для разборки и очистки дворов от разного хлама и мусора 450 солдат и рекрутов, а для ремонта и постройки зданий — 50 плотников, для починки, изготовления инструментов и машин — целую слободу артиллерийских кузнецов ²⁷. Одновременно он заказал на подмосковных заводах Меллеров и Нарышкиных и Тульских оружейных заводах плющильных станов — 36, обрезных — 61 и печатных — 26. На эти заводы были посланы офицеры, которые должны были следить, чтобы машины изготовлялись качественно и в краткие сроки ²⁸.

20 февраля в Москву прибыл Татищев и энергично включился в работу по приведению в порядок монетных дворов. «В над-зирании и исправлении оных каждодневно с утра и до вечера, не съезжая, тружуся», — писал он Макарову ²⁹. Татищев совместно с Волковым и И. А. и П. И. Мусиными-Пушкиными принимал участие как в текущей -работе по восстановлению монетных дворов и организации на них выпуска пятикопеечников, так и в выработке общих предложений по улучшению монетного дела в стране.

Сохранились письма Татищева к А. В. Макарову за февраль — май 1727 г. и две его записки, составленные в это же время. Татищев подробно сообщал Макарову о ходе реконструкции московских монетных дворов. Вместе с тем он высказал ряд соображений о состоянии монетного дела в стране, которые получили дальнейшее развитие в упомянутых записках, направленных также в Кабинет, и отчасти вошли в предложения, представленные Екатерине I от имени Волкова, Татищева и других членов Монетной конторы.

Копия записки «Краткое изображение в чем монетное дело требует исправления» ³⁰ хранится в делах Госархива. Она не датирована, и автор ее не указан. Но записка, бесспорно, принадлежит перу Татищева, В этом нетрудно убедиться, если сопоставить ее текст с подлинником второй записки Татищева «Представление о неисправлении весов» от 20 апреля ³¹ и его письмами [279] к Макарову ³². Во всех этих источниках встречаются одинаковые мысли и имеются даже текстуальные совпадения. Во-первых, и в той и в другой записках Татищев говорит о неудобстве существующей в России системы мер веса и затруднениях в расчетах, возникающих при чеканке денег, и приводит конкретные примеры. В частности, из золотника, фунта и пуда серебра получается не ровное число денег, а со сложными дробями. Во-вторых, в обеих записках он предлагает отказаться от иностранных мер веса, употребляемых при взвешивании проб золота и серебра (марки, краты, лоты и грены), так как пересчет их на русский вес сложен. В-третьих, и в первой записке, и в письмах Макарову Татищев считает необходимым построить машины, использующие силу воды, что позволит ускорить выпуск пятикопеечников и сократить расходы.

«Краткое изображение...» составлено Татищевым вскоре после приезда в Москву, вероятнее всего в начале марта 1727 г., потому что в нем высказаны в общем виде соображения, которые впоследствии были им конкретизированы и развиты (о введении десятичной системы в России, о вымене серебряных копеек и т. д.). В этой записке наибольший интерес представляют мысли Татищева о высокой цене серебра в России по сравнению с золотом, «отчете золотых в государстве удержать невозможно»; о желательности повышения пробы в золотых и серебряных монетах с целью улучшения их качества (Аналогичные мысли Татищев высказал и в публикуемой в приложении к данной статье записке от 13 ноября 1730 г. («Разсуждение есть ли польза манету российскую удобрить, а нискувд истребить»), что служит еще одним убедительным доказательством, что автором «Краткого изображения...» является Татищев.); о тщательной подготовке операции по изъятию из обращения мелких серебряных денег; о предпочтительности серебряных денег перед медными, от которых «великий государственный вред». Последнее замечание Татищева отнюдь не означало, что он вообще был против медных денег. Он считал, что они должны иметь обращение лишь в качестве мелкой разменной монеты (копейка, деньга, полушка).

Вопросы, поставленные в записке, имели большое значение и впоследствии были предметом неоднократного обсуждения в правительстве и в созданной в 1730 г. Комиссии о монетном деле, в которую входил и Татищев.

Наконец, следует остановиться на замечаниях Татищева о медалях, интерес к которым вполне естествен для него, учитывая его долголетние занятия историей России и сбор материалов для своего труда. Татищев пишет о недостатках медалей, выпускаемых в России, из которых вытекают и меры, необходимые для улучшения этого дела. Наиболее существенные недостатки, [280] перечисленные Татищевым, таковы: неудачные изображения на медалях, то же можно сказать и о многих надписях, из которых неясно, о каких событиях они толкуют, в честь «многих знатных дел» медали не изготовлены, а из выпущенных многие не сохранились и т. д. «Об оном весьма государству полезном искустве прилежания нет», — писал он с досадой, и даже не выработаны общие правила, которыми следует руководствоваться.

В письмах к Макарову в качестве первоочередных задач Татищев предложил составить наказ управителям монетных дворов, ввести единую для всего государства десятичную систему мер веса, положив в основу такую единицу веса, как фунт, построить плющильную мельницу, чтобы «вместо людей и лошадей действовать водою» и тем самым сократить расходы и ускорить выпуск медной монеты.

Над подготовкой наказа Татищев начал работать с первых же дней пребывания в Москве. Без такого наказа, писал он, невозможно добиться, чтобы «деньги всякие добрым порядком и правильно по указу деланы были» ³³. Для составления его он просил прислать ему из Берг-коллегии инструкции минцмейстеру (Минцмейстер — управитель монетного двора.), вардеину (Вардеин – служитель монетного двора, отвечал за качество, вес и пробу выпускаемых монет.) и все добавления к ним, а также список с наказа управителю Екатеринбургского завода Федору Неклюдову. Этот наказ был написан Татищевым в октябре 1723 г. во время пребывания на Урале. В нем были определены порядок делопроизводства и обязанности управителей в административной и финансовой сферах ³⁴.

Так как дела Монетной конторы сохранились лишь частично, то наказ управителям монетных дворов обнаружить не удалось. Но исходя из опыта изучения деятельности Татищева на Урале можно сказать, что такой наказ был им, по-видимому, составлен, потому что он всегда придавал большое значение инструкциям, которыми должны руководствоваться представители администрации в своей повседневной текущей деятельности. В этом проявлялась характерная черта эпохи. Абсолютистское государство в XVIII в., особенно при Петре I (а Татищев был государственным деятелем, прошедшим петровскую школу), стремилось регламентировать работу всех звеньев государственного аппарата ³⁵.

Татищев писал Макарову о неисправности весов на монетных дворах и их несоответствии тем образцам, которые он получил в Берг-коллегии при отъезде в Москву. «Надо весы исправить и во всем государстве сделать равные» ³⁶, потому что разнобой в гирях приносит казне убытки, а частным лицам — «обиды и [281] разорения». Кроме того, отсутствие исправных весов дает повод к подозрению, что монеты единого достоинства в «весе и пробе неравны бывают». Татищев предложил поручить Берг-коллегии сделать образцы гирь — пудовой и более дробных частей — и разослать их в таможню и полицию, и по этим эталонам изготовить гири для всего государства. К этому делу надо привлечь Академию наук и потребовать от нее «мнение как оныя весы и меры в пропорции и делении учреждены быть имеют, чтоб одно другим поверяться могло» ³⁷.

Характерно стремление Татищева вопрос о создании образцов мер веса и длины поставить на научную почву, установить соотношение различных единиц измерения друг с другом с тем, чтобы обеспечить их проверку и возможность восстановления тех или иных мер в случае утраты. Этот важный принцип нашел применение в метрической системе мер, принятой во Франции в конце XVIII в. и ставшей впоследствии международной системой мер ³⁸. Следует также подчеркнуть попытку Татищева привлечь Академию наук к решению задач, связанных с практическими нуждами экономического развития страны. Подобные попытки он предпринимал и впоследствии ³⁹.

Подробно вопрос о новой системе мер веса Татищев рассмотрел в «Представлении о неисправлении весов», написанном в апреле 1727 г. (оно публикуется впервые в приложении к данной статье) ⁴⁰. Записка является ценным источником для изучения истории русской метрологии первой половины XVIII в. Подчеркивая большое значение системы мер и веса для экономики, и прежде всего торговли, Татищев указывает, что в России (впрочем, как и в других странах в то время, добавим мы) «сие дело в таком несмотрении оставлено, что равного веса или меры нигде сыскать неможно».

Деление на части существующих в России единиц мер и веса неудобно для пользования, ибо требует сложных расчетов. «К основательному учреждению весов первейшая есть нужда иметь справедливую и в дробных частях учрежденную меру долготы», — пишет Татищев. Иными словами говоря, он вновь подчеркивает связь мер длины и мер веса, предлагает единицу веса определять по мерам длины. Не имея возможности в данной записке рассмотреть вопрос о мерах длины, Татищев все внимание сосредоточил на мерах веса, поскольку они имели первостепенное значение для монетного дела.

Что же предложил Татищев? Он рекомендовал сделать образцы (эталоны) гирь, положив в основу фунт чистой (перегнанной) воды. Эта мысль Татищева была для своего времени новаторской и передовой, так как идея связи мер веса с мерами длины была впоследствии осуществлена в метрической системе. Как известно, в этой системе 1 грамм определяется как «вес 1 кубического [282] сантиметра воды при температуре 4° С на широте Парижа» ⁴¹. После того как будут сделаны эталоны фунтов и других мелких гирь, их следует в ящиках разослать по всей стране, подтвердив «накрепко, чтоб нигде в империи русской иных гирь под штрафом знатным употреблять никто не дерзал». Татищев высказался за введение десятичной системы мер, а именно: фунт следует разделить на 100 золотников, золотник для взвешивания серебра — на 10 частей, а золота, драгоценных камней и жемчуга — на 100 частей, т. е. фунт делился на 10 тыс. частей.

Старая система, при которой фунт делился на 96 зол., очень неудобна. Из фунта чистого серебра выходит 19 руб. 74% коп., а из золотника — 20 55/96 коп. Из фунта лигатурного серебра 70-й пробы получается 14 руб. 40 коп., из золотника-15 коп., причём рублевая монета весит 6 24/37 зол., а чистого серебра содержит 4 31/37 зол. (Все цифры даны по записке Татищева, но они не вполне точны. Так, лигатурный вес рубля был равен 6 2/3 зол., а чистого серебра в нем было 4 31/36 зол. и т. д.). Главное состоит в том, отмечал автор записки, чтобы из фунта чистого и лигатурного серебра получалось ровное число денег без сложных дробей.

Татищев предложил три варианта решения вопроса, причем наиболее приемлемым считал последний. Суть его такова. Русский фунт следует приравнять к кельнскому («келинскому»), который содержит 98 зол., и разделить его на 100 частей. При этом надо повысить пробу с 70-й до 75-й и изменить стопу, т. е. чеканить не 14 руб. 40 коп. из лигатурного фунта серебра, как ранее, а 15 руб. Следовательно, из фунта чистого серебра можно будет получить 20 руб. (15:75X100). Вес лигатурного рубля при новой стопе, предложенной Татищевым, остался бы почти без изменения по сравнению с прежним (100:15 = 6 2/3 зол. и 6 24/37 зол.), а содержание чистого серебра в нем несколько повысилось бы (100:20=5 зол. и 4 31/37 зол.). Незначительный убыток, который казна понесет от повышения пробы серебра в монетах (4/5 коп. от рубля или 16 коп. от фунта серебра), можно будет, считал Татищев, покрыть при покупке серебра.

В случае принятия новой системы Татищев предлагал отказаться от немецкой системы мер веса, употребляемой при пробах золота (марки, краты и грены) и серебра (марки, лоты и грены), так как пересчет этих мер на русские фунты затруднителен, вносит путаницу и используется для обмана неопытных людей.

Мысль о преимуществах десятичной системы не была новой для Татищева. Из его письма канцеляристу Кабинета Петра I И. А. Черкасову из Стокгольма от 2 января 1725 г. узнаем, что он давно обдумывал способы введения ее в России ⁴². Татищеву [283] были известны, как он пишет, попытки «многих математиков» установить десятичную систему мер длины, веса и денег в Англии и Голландии. Эти начинания «от многих ученых и благораз-судных людей с похвалением» были приняты. Однако они не были осуществлены.

Россия более, чем другие страны, подготовлена к введению такой системы, замечает Татищев, поскольку русский денежный счет издревле был основан на десятичном принципе (100 : 10 : 1). И далее он сообщает Черкасову, что еще в 1724 г. составил записку, в которой предлагал провести реформу существующей в России системы мер на основе десятичного принципа деления более крупных единиц на мелкие («дабы можно было из одной меры или веса без великого труда и правильно протчия изобрести»). Но эту записку, как пишет Татищев, он не отважился представить Петру I.

В Стокгольме Татищев встретился с асессором шведской Берг-коллегии Сведенборгом, «который в физике, математике, а особливо в механике, славится довольно». Среди других бумаг он передал Татищеву копию своей записки о десятичной системе. Посылая перевод этой записки в Кабинет, Татищев пишет Черкасову, что ее можно рассматривать в качестве «примера моего предприятия», т. е. его представления о введении десятичной системы в России. В то же время он подчеркивает, что Сведен-борг не рассматривает вопросы о разделении мер длины и веса на части и о связи единиц измерения друг с другом ⁴³. Из этого замечания, кажется, можно сделать вывод, что эти вопросы разбирались в записке Татищева, которую он так и не передал царю. Татищев просил Черкасова, если он сочтет полезным, показать записку Сведенборга Петру I как свидетельство того, что и в Швеции проблема реорганизации системы измерений на основе десятичного принципа привлекала внимание правительства. Это письмо Татищева пришло в Петербург тогда, когда Петра I уже не было в живых.

Представление Татищева о введении десятичной системы мер в России от 20 апреля 1727 г. было сообщено Комиссии о коммерции, которой предлагалось совместно с представителями Берг-и Коммерц-коллегии, Главного магистрата рассмотреть этот вопрос и при содействии «профессоров академических» сделать «верные весы» — пудовые и более мелкие, а механику А. К. Нартову изготовить пробирные весы ⁴⁴. Вероятнее всего, представление Татищева не обсуждалось этими учреждениями. Но если бы и рассматривалось, то, очевидно, не было бы принято, потому что реализация его требовала коренной перестройки всей системы мер, на что правительство вряд ли пошло бы.

Записку Татищева 1727 г., как и многие другие его работы, постигла такая же неудачная судьба. Затерянная среди [284] множества документов в архиве Кабинета Петра I, она осталась неизвестной даже нескольким комиссиям, которым правительство в XVIII в. поручало заняться вопросами упорядочения мер в России. Так, о ней нет упоминаний среди материалов Комиссии весов и мер 1736-1742 гг., работавшей еще при жизни Татищева. Она осталась неизвестной и исследователям. Можно полагать, что публикация «Представления о неисправлении весов» привлечет внимание специалистов, изучающих историю русской метрологии XVIII в.

Татищев не ограничился постановкой вопроса о введении в России десятичной системы мер. Одновременно он принял практические меры для проверки и справления всех весов и гирь на монетных дворах в соответствии с пудовой гирей, данной ему из Берг-коллегии. Всей этой работой, которая велась в течение 1727 г. под наблюдением Татищева, руководил пробирный мастер Шамшев. В декабре 1727 г. Татищев объявил в Монетной конторе, что все старые гири осмотрены и исправлены. Но поскольку гири от частого употребления стираются и уменьшаются в весе, он приказал сделать новые гири для употребления и девять комплектов гирь, которые служили бы только «для всегдашнего поверения». Эти комплекты хранились в особых ящиках и в каждом из них был набор гирь от 1 до 5 фунтов, гири в 1, 2, 6, 12, 24, 48 зол. и от одного до 1/16 доли золотника. Кроме того, были сделаны гири весом в 1, 10 и 20 пуд. При каждом комплекте имелись двое небольших весов. Пять ящиков с эталонами гирь были оставлены при монетных дворах, остальные разосланы в Камер- и Коммерц-коллегию, в Канцелярию Главной артиллерии и в Серебряный ряд с предупреждением, чтобы они использовались только «для поверения протчих употребляемых весов». Делалось это для того, чтобы при приеме на монетных дворах золота, серебра и меди, присылаемых от этих учреждений, «в весе разности не было» ⁴⁵.

Гири, сделанные при Татищеве в 1727 г. и выверенные в 1735 г., некоторое время служили эталонами. Комиссия весов и мер 1736-1742 гг. при выборе образцов мер веса, среди употреблявшихся в России, отдала предпочтение гирям Монетной конторы 1727 г. Принимая такое решение, она исходила из следующего. Во-первых, «чрез оные производится многие годы на монетные дворы серебру и золоту прием и переделано по важности тех гирь серебряной и медной монеты несколько миллионов». Во-вторых, А. К. Нартов, проверявший эти гири в 1737 г., признал их наиболее точными, поскольку мелкий развес находился в правильной пропорции к более крупным гирям. «Гиря... пудовая и в двух ящиках дроби от пуда даже до шестой на десять доли золотника сходство между собою имеют», — писал Нартов ⁴⁶. Авторитет Татищева в вопросах метрологии (как бы мы [285] сейчас сказали) был общепризнан в правительственных учреждениях. В 1729 г. Коммерц-коллегия обратилась в Сенат с предложением организовать поверку весов в стране и рекомендовала поставить во главе этого дела Татищева. «Для лутчей верности того в весах свидетельства и исправности приказать бы оное учинить статскому советнику Татищеву», которому следует привлечь к этой работе ученых Академии наук, писала Коллегия ⁴⁷.

Определенный интерес представляют и другие соображения Татищева, высказанные им в письмах к Макарову. Речь идет о чеканке разменной медной монеты (взамен вымениваемых медных копеек), так как серебряных копеек мало, а пятикопеечники для крестьян неудобны; о вымене медных полушек, которые «для бездельной их работы подают причины к воровству». После того как будет начеканена мелкая медная монета, следует немедля приняться за вымен серебряных копеек, ибо, писал Татищев, «ежели оного не учиним, то весьма вижу от того быть великому государственному вреду». Наконец, Татищев обдумывал способы, «каким образом медные деньги с течением времени, в определенные сроки перевести, а серебряные умножить» ⁴⁸, и составлял на сей счет записку, которую, к сожалению, обнаружить не удалось (вполне возможно, что она не была им завершена).

По-видимому, Татищев полагал, что управление монетными дворами в Москве будет поручено ему. В первом же донесении Макарову из Москвы от 24 февраля 1727 г. он сообщал, что хотя не имеет приказа «о принятии оных денежных дворов и сущем их во всех недостатках исправлении», но по совету Волкова включился в работу по их ремонту, «токмо письменно до получения указа ни во что не вступаю» ⁴⁹. Однако надежды Татищева не оправдались.

Волков вначале предложил создать в Москве Монетную контору, в подчинении которой находились бы денежные дворы, в составе: И. А. Мусина-Пушкина, его сына Платона Ивановича, Татищева и асессора Берг-коллегии Г. Мансурова, причем Кадашевский монетный двор поручить П. И. Мусину-Пушкину, Набережный — Татищеву, Красный — Мансурову, а И. А. Мусину-Пушкину быть первым членом конторы. Несколько позднее Волков внес изменение в свое предложение: оставить в конторе только Татищева и Мансурова, но чтобы они находились «под дирекцией» Московской конторы Сената. Объясняя причину такого предложения, он писал Макарову: «...понеже сами ведаете о Татищеве, что ему под командою быть не захочетца» ⁵⁰.

Екатерина I согласилась с первым предложением Волкова за одним исключением. Монетные дворы были изъяты из ведения Верг-коллегии и подчинены Монетной конторе, созданной по указу 7 марта 1727 г. в составе: И. А. и П. И. Мусиных-Пушкиных, В. Н. Татищева и московского губернатора [286] А. Л. Плещеева. Позднее, в июне того же года, Плещеев был утвержден первым членом Монетной конторы ⁵¹.

Татищев и Волкову говорил, и Макарову писал, что ничего не имеет против этого решения. Однако можно сомневаться в данном случае в его искренности. Ему ничего не оставалось, как делать хорошую мину при плохой игре, поскольку он в какой-то мере рассчитывал, что его сделают руководителем монетных дворов. У Татищева были основания для этого: из членов Монетной конторы он был единственным, кто хорошо знал монетное дело. С Мусиными-Пушкиными у Татищева, по-видимому, были натянутые отношения, и при обсуждении разных вопросов в Монетной конторе он нередко расходился во мнениях с ними. Старый граф к концу года отошел от монетных дел, но с его сыном Татищеву пришлось работать несколько лет. Впоследствии в «Истории Российской» Татищев нелестно отзывался об И. А. Мусине-Пушкине и писал о нем, как о человеке, исполненном «великого лицемерия и коварства» ⁵².

С Плещеевым Татищев ладил, работали они дружно и относились друг к другу с взаимной приязнью. В 30-х годах, когда Плещеев был сибирским губернатором, а Татищев руководил горнозаводской промышленностью Урала и Сибири, они тоже успешно сотрудничали.

В конце февраля — начале марта монетные дворы были расчищены и приведены в порядок. В отремонтированных и заново построенных зданиях началась установка оборудования и механизмов. Одновременно велась работа по изготовлению различных машин и инструментов. По просьбе Волкова и Татищева в Москву из Петербурга были посланы известный механик А. К. Нартов и несколько человек опытных слесарей. Волков вызвал 10 мастеров с тульских заводов. Все они приняли участие в создании по моделям А. К. Нартова гуртичных станов, печатных и ручных плющильных машин, а также штемпелей для: чеканки пятикопеечных монет ⁵³. К середине марта на трех монетных дворах имелось: плавильных печей — 9, кузнечных горнов — 42, плющильных станов-14, обрезных — 20, гуртичных — 7, печатных — 24 ⁵⁴.

По указанию Волкова в распоряжение Монетной конторы была предоставлена кузница на Конюшенном дворе, где имелось 12 горнов с наковальнями. В ней артиллерийские кузнецы готовили по моделям инструменты и оборудование для монетных дворов. Всей работой по изготовлению новых машин, оборудования и инструментов и установке их на монетных дворах ведал Татищев, потому что он, как писал Волков, «в том деле [287] немалое искусство имеет». Накануне своего отъезда из Москвы Волков рекомендовал членам Монетной конторы поддерживать «предложения и всякие ученые изобретения» Татищева, направленные на повышение производительности монетных дворов ⁵⁵. 6 марта 1727 г. на всех трех дворах началась работа по выпуску пятикопеечников. Однако Волков предупреждал Макарова, что на деньги нового передела в большом количестве надеяться скоро не приходится, потому что пятикопеечники «из дела не скоро выходят, а именно: из плавилен медь идет в ковку, оттуда в плющильни, из плющилен — в обрез кружков, а потом в печать, после того гуртят, потом полируют и обжигают» ⁵⁶. Но дело было не столько в длительности процесса изготовления пятикопеечных монет, сколько в том, что монетные дворы не были еще готовы к чеканке их в значительных размерах. Во-первых, мало было меди. Во-вторых, в Москву не поступили еще машины и инструменты с тульских и подмосковных заводов. В-третьих, необходимо было построить «водяные машины» — плющильные, молотовые и др. В связи с этим Волков просил Макарова добиться разрешения на постройку по предложению Татищева плющильной мельницы на реке Яузе.

Волков, Татищев и И. А. и П. И. Мусины-Пушкины «с общего совета» обратились в Кабинет с рядом предложений, которые, по их мнению, должны были улучшить состояние монетного дела в России. Суть этих предложений сводилась к тому, чтобы отстранить Берг-коллегию от руководства монетным делом, передать Монетную контору непосредственно в ведение Кабинета, изъять из обращения старую мелкую медную монету и серебряные копейки, переделав первую в пятикопеечники, а вторые в крупную монету (рубли и полтинники). Операция по вымену мелкой монеты необходима «как для умножения капитала, так и ради пресечения воровства», иначе говоря, преследовала две цели: увеличить доходы казны и затруднить деятельность фальшивомонетчиков.

Как было уже сказано, медные деньги при Петре I до 1718 г. чеканились по 20 руб. из пуда и, следовательно, были тяжелее новых пятикопеечников в два раза. Казне было выгодно выменять эту медную монету на новые пятикопеечники, которые делались по 40 руб. из пуда меди. Перечеканка серебряных копеек тоже сулила прибыль. В 1698-1711 гг. серебряные копейки, хотя и выпускались из серебра неустановленной пробы, но в среднем она была выше 70-й пробы, принятой в 1711 г. для крупной серебряной монеты. Как писали Волков и Татищев Макарову, на Кадашевском монетном дворе были сделаны две сплавки — от одной прибыль составила 9 руб. 10 коп., от другой — 9 руб. 49 коп. от пуда серебряных копеек. Вымен их открывал возможность, для увеличения запасов серебра и использования его для [288] выпуска более крупной монеты. Наконец, путем перечеканки старых медных и серебряных копеек рассчитывали также изъять из обращения фальшивые деньги, число которых «в народе умножилось», и тем самым ликвидировать вред, причиняемый ими и казне и населению.

Эти предложения в основном были приняты. Продолжая линию Петра, правительство Екатерины I издало ряд указов о вымене старых медных копеек. Изъятие из обращения медных денежек и полушек было решено временно отложить, пока не будет сделана новая мелкая монета ⁵⁷. В отношении серебряных копеек твердой линии не было. Указом от 16 июня 1727 г. мелкие серебряные деньги было определено переделать в гривенники. В указе отмечалось, что эти деньги, деланные с 1698 г. «ради их худобы... в народе не свободно ходят». При расчетах их принимают с большой неохотой, так как среди них много односторонних и фальшивых, которые «при приемах, а особливо при платежах в казенные подати выметываются, отчего многим, а наипаче купечеству и бедным крестьянам, великия чинятся убытки и разорения» ⁵⁸. Наконец, из-за малого размера (копейка 1698 г. весила 1/15 зол.) они легко теряются. Спустя три месяца от передела мелкой серебряной монеты в гривенники временно отказались ⁵⁹.

Волков, Татищев и Мусины-Пушкины считали, что монетные дворы должны располагать капиталом не менее чем в 1 млн. руб., и наметили некоторые организационные меры, которые должны были способствовать накоплению этой суммы. В 1721 г. Петр I по донесению Берг-коллегии установил для монетных дворов капитал в размере не менее 922 тыс. руб. В последующие годы, несмотря на финансовые затруднения, правительство не расходовало эту сумму, и в 1725 г. она превысила 1 млн. руб. Наличие оборотного капитала в таких размерах обеспечивало нормальное функционирование монетных дворов, возможность закупки для денежного передела необходимого количества серебра, меди и золота. В апреле 1726 г. по указу Сената сумма капитала на монетных дворах была сокращена почти вдвое, до 550 тыс. руб., из них 50 тыс., предназначались для казенных сибирских заводов. Попытки Берг-коллегии добиться отмены этого решения успеха не имели. К началу 1727 г. на монетных дворах в Москве и Петербурге было золота и серебра (в слитках и монетах) и меди всего на 651 тыс. руб. ⁶⁰ Особенно мало было капитала в Москве.

Волков и названные члены Монетной конторы предложили: установить строгий порядок в выдаче денег с монетных дворов; в 1727 г., пока не будет увеличен капитал до 1 млн. руб., никуда без именных указов денег не отпускать; все деньги, собираемые из доимок, передавать Монетной конторе; обязать коллегии и [289] другие учреждения отсылать на монетные дворы все оставшиеся сверх окладных расходов средства и т. д. 20 февраля Волков писал Макарову: капитал на монетных дворах — «лучшее государственное сокровище и надобно крепко за него держатца» ⁶¹. Как видим, Волков и другие, учитывая сложившиеся неблагоприятные условия, предложили для увеличения капитала на монетных дворах экстраординарные меры, осуществить которые предполагалось чисто административным путем. Они не касались в это время задачи развития внешней торговли, роста экспорта русских товаров, в том числе казенных и т. д., поскольку подробно эти задачи были определены в коллективной записке, поданной Екатерине I в ноябре 1726 г., одним из авторов которой являлся А. Я. Волков.

В этой связи представляет определенный интерес мнение Берг-коллегии от 1727 г. о способах увеличения серебра и капитала на денежных дворах. Во-первых, считала она, надо отказаться от предоставления монополии на поставку серебра и золота отдельным лицам и разрешить свободную покупку как у русских, так и у иностранных купцов. Во-вторых, повысить цену на серебро до 18,5-19 коп. за золотник и сохранять ее один — два года или более, чтобы купцы не опасались, что в течение этого срока она будет снижена. В-третьих, развивать горнозаводскую промышленность и другие отрасли, «от которых первый фундамент богатства», увеличить экспорт железа, поташа, смоль-чуга и других казенных товаров «и тем торг распространить». В-четвертых, содержать капитал в Амстердаме и Гамбурге для покупки серебра. И, наконец, следует всячески способствовать развитию внешней торговли, в результате чего увеличатся таможенные сборы. [290]

В ряде стран Западной Европы, отмечала Берг-коллегия, серебро дешевле, чем в России, монеты чеканятся по более высокой пробе, но казна не стремится получить большую прибыль от денежного передела. Так, в Англии прибыль от чеканки составляет 7 % (монеты 87-й пробы), в Австрийской империи — 9% (монеты 85-й пробы, так же, как в Пруссии и Дании), в Голландии — около 11% (монеты 82-й пробы). Чеканка монет в этих государствах служит в первую очередь целям обеспечения нормального функционирования денежного обращения и «распространению торгов», а не обогащению казны. Голландия, например, ведя оживленную торговлю с Испанией и Америкой, получает оттуда большое количество серебра, но только часть его расходуется на монетный передел, а остальная продается с прибылью в другие государства Европы, в том числе и в Россию. Если бы казна в этой стране требовала от монетных дворов «великой прибыли», то запретила бы экспорт серебра, а все запасы его пустила бы в денежный передел.

В России для серебряных монет установлена 70-я проба, однако вследствие дороговизны серебра казна не может рассчитывать на большую прибыль от денежного передела. Так, при цене 18,5 коп. за золотник чистого серебра прибыль от передела (исключая все расходы) составит на монетных дворах в Москве около 9%, а в Петербурге около 7%, а при цене в 19 коп. — соответственно ниже. Хотя повышение цены на серебро, отмечает Берг-коллегия, и понизит доходы казны, на это следует пойти, ибо в конечном счете такая мера обернется выгодой для страны. Во-первых, увеличится приток серебра, что позволит повысить удельный вес серебряных монет в денежном балансе России и будет способствовать укреплению монетной системы. Во-вторых, иностранные купцы, продав в России доставленное серебро, могут купить здесь товары для вывоза за рубеж, что приведет к росту таможенных доходов.

Итак, Берг-коллегия при обсуждении такой острой для России проблемы, как нехватка серебра, обнаружила широкий государственный подход. Основными источниками поступления серебра коллегия считала развитие промышленности, рост внешней торговли и особенно экспорта. В этих взглядах нельзя не усмотреть продолжения петровской экономической политики. Учитывая опыт развитых стран Европы, коллегия пришла к верному заключению, что основное назначение монетной регалии состоит в обеспечении стабильности денежного обращения, без чего невозможно успешное экономическое развитие страны. Увеличения государственных доходов следует добиваться путем развития промышленности и торговли, а не чрезмерной эксплуатацией монетной регалии.

После отъезда Волкова в Петербург (18 марта 1727 г.) на плечи Татищева помимо технического руководства монетными дворами легли и многие организационные заботы. Все нужнейшие дела «кроме канцелярии», где трудится П. И. Мусин-Пушкин, лежат «более на мне», — писал Татищев Макарову. Он просил прислать ему в помощь капитана артиллерии А. Томилова. «Я часто бываю болен, — продолжает Татищев, — и если оное случится, то не знаю, кто меня может заменить» ⁶², кроме Томилова (Томилов был послан на Урал и в Сибирь для осмотра артиллерии. В. И. Геннин, обнаружив в нем толкового, распорядительного и грамотно-то офицера, не отпустил его и назначил управляющим канцелярии Сибирского обер-берг-амта, где Томилов работал несколько лет. Впоследствии, в 40-50-х годах XVIII в., Томилов был президентом Берг-коллегии.). [291]

В апреле стали поступать с тульских и подмосковных заводов печатные, обрезные и другие станки, заказанные еще Волковым. Но сделаны они были не вполне удачно. Потребовались доделки и исправления. Вся эта работа велась под руководством Татищева ⁶³. В мае началось форсированное строительство на Яузе по чертежу Татищева плотины, плющильных и других «водяных» машин. «У нас ни зачем более ныне остановки нет, как за плющильнями», — сообщал Татищев Макарову ⁶⁴. Он заключил договор с плотниками, которые подрядились за 540 руб. в мае — июне построить два амбара — плющильный и молотовой длиной 15, шириной 12 и высотой 4,5 — 5 аршин каждый. Одновременно шла установка более производительных ручных машин, «которые пред прежними вполы тягостию, а вдвое кружков делают», докладывал Татищев кабинет-секретарю ⁶⁵.

За период с 18 марта по 29 апреля на московских монетных дворах было сделано медных пятаков на 191 тыс. руб. ⁶⁶ Это было мало, и Кабинет потребовал ускорить выпуск монет. После постройки на Яузе плотины, позволившей использовать силу воды, и установки различного оборудования, дело пошло значительно быстрее, хотя в это время имелись определенные трудности. Так, мало было мастеров для ковки меди. В Москве их не удалось найти и было решено набрать таких мастеров в Троице-Сергиевом и Вознесенском монастырях, а также в ближайших к Москве городах. Медь в кружках, поступившая с уральских и пермских казенных заводов, была плохо вычищена, содержала много железа и поэтому ломалась. Татищев обратился к Геннину с просьбой улучшить качество поставляемых на монетные дворы кружков. Часто портились штемпели, и Татищев просил Макарова дать указание о покупке хорошей стали для штемпелей и инструментов в Швеции и о присылке 100 пуд. стали с уральских казенных заводов ⁶⁷. Но все эти затруднения носили частный характер. Главное было сделано. К лету 1727 г. монетные дворы в Москве были полностью реконструированы, оснащены новыми машинами, инструментами, обеспечены мастеровыми и работными людьми. В результате производительность их значительно возросла. Монетные дворы располагали также необходимым количеством меди, чтобы работать на полную мощность. В феврале 1727 г. имелось меди 3768 пуд. Геннин отправил с Урала 5134 пуда кружков зимним путем и в апреле водой до Казани свыше 5 тыс. пуд. меди, которая оттуда для скорости была доставлена в Москву гужевым транспортом.

Военная коллегия в июне 1727 г. к 17 тыс. пуд. ранее подряженной меди заключила контракт с прусским купцом на поставку еще 10 тыс. пуд. венгерской красной меди. К середине декабря подрядчики привезли в Петербург около 23 тыс. пуд. меди. Вся она, по мере поступления отдельных партий, [292] направлялась на Сестрорецкий завод (под Петербургом) для «ковки и плющения». Правда, из этого количества в Москву до февраля 1728 г. отправили всего около 3200 пуд. В течение года (февраль 1727 — февраль 1728) на монетные дворы поступило старых медных копеек на 831 тыс. руб., в которых было примерно 41,5 тыс. пуд. меди. Кроме того, в Москве было куплено 326 пуд. и фальшивых копеек принято на 4,8 тыс. руб. (210 пуд.) ⁶⁸. Таким образом, за год на монетные дворы было доставлено 55,4 тыс. пуд. меди. С учетом старых запасов (3,8 тыс. пуд.) они располагали 59,2 тыс. пуд. меди, из которой можно было сделать пятикопеечников больше чем на 2 млн. руб.

К концу августа 1727 г. на трех дворах было сделано медных пятаков на 1220 600 руб., в том числе на Набережном — на 568 600, на Красном — 404 500 и на Кадашевском — 247 500 руб. Прибыль от передела составила свыше 607 тыс. руб., т. е. примерно 50%. За месяц с небольшим (с 20 августа по 24 сентября) было начеканено пятаков еще на 95 тыс. руб. До перехода монетных дворов в ведомство Монетной конторы, а именно с 1723 г. до 20 февраля 1727 г. было выпущено пятаков на 605 тыс. руб. Следовательно, к концу сентября 1727 г. всего было сделано пятаков на 1920 тыс. руб. ⁶⁹ Таким образом, намеченная январским указом 1727 г. программа начеканить пятаков на 2 млн. руб. (с учетом ранее сделанных) была в основном выполнена. Это удалось достигнуть благодаря реконструкции монетных дворов, осуществленной под руководством Волкова и Татищева, сосредоточению чеканки монеты в одном месте и под контролем одного учреждения — Монетной конторы, централизованной заготовке сырья, увеличению производства меди на уральских и нермских казенных заводах. Производительность московских монетных дворов особенно выросла после постройки мельницы на Яузе по чертежам Татищева, что позволило использовать силу воды для работы целого комплекса машин. Впоследствии Татищев, отмечая свои заслуги в монетном деле, писал, что сделанные по его настоянию «водяные машины», «кроме поспешности в деле пред прежним», доставили казне прибыль свыше 20 тыс. руб. ⁷⁰ Большая прибыль, получаемая от выпуска медных денег, потребность в мелкой разменной монете побудили правительство в сентябре 1727 г. принять решение о дополнительной чеканке старым штемпелем пятаков на 500 тыс. руб. и новым штемпелем копеек на 1 млн. и полушек на 500 тыс. руб. по-прежнему по 40 руб. из пуда меди. Правительство, конечно, учитывало и достигнутую мощность московских монетных дворов, позволявшую в короткое время сделать еще на 2 млн. руб. медных денег. При этом вновь было подтверждено требование об обмене старых медных копеек. Это было вызвано тем, что они медленно поступали на монетные дворы. Монетная контора позднее в донесении [293] Верховному тайному совету от 12 декабря 1727 г. сообщала: «Ныне в присылке медных копеек бывает самое малое число и за тем в деле пятикопеечников чинится остановка» ⁷¹.

Между тем, как было сказано выше, казна прежде всего из фискальных соображений была заинтересована в их быстрейшем изъятии из обращения. В указе объявлялось, что после обмена всех старых копеек, сделанных на монетных дворах, хождение их будет запрещено, а оставшиеся в обращении будут рассматриваться как фальшивые ⁷².

Зная об отрицательном отношении Татищева к чеканке легковесной медной монеты, особенно пятикопеечников, можно априори утверждать, что он с неодобрением встретил сентябрьский указ, предусматривавший дальнейшее увеличение медных денег в обращении. Но у нас есть прямое свидетельство именно такого негатитвного отношения. Речь идет о двух письмах Татищева от 3 и 17 октября 1727 г. ⁷³ Адресаты атих писем не указаны. Вероятнее всего, первое из них было обращено к А. С. Маслову — обер-секретарю Верховного тайного совета, второе — к А. Я. Волкову, который не только в феврале — марте, но и в июне — августе 1727 г. занимался монетными делами (Мнение С. М. Троицкого, что эти письма были адресованы А. В. Макарову (Финансовая политика русского абсолютизма в XVIII в., с. 199-200), ошибочно и опровергается их содержанием и другими данными. Так, в письме от 3 октября Татищев сообщает адресату, что не может обстоятельно донести о своих соображениях относительно упорядочения денежного обращения в связи с присягой, данной в Кабинете Екатерины I, о неразглашении сведений, касающихся монетных дел. (Текст присяги от 31 января 1727 г. см. ЦГАДА, Кабинет Петра I, отд. II, кп. 85, л. 979). Само собой разумеется, что кабинет-секретарь Макаров был вполне осведомлен о всех делах и о присяге Татищева, и последнему незачем было писать ему об этом. «И ежели оная [присяга] повелением его величества [Петра II] разрешится, то приложу труд мой о том подумать и в надлежащее или определенное место представить», — писал Татищев. После смерти Екатерины I 6 мая 1727 г. Кабинет как учреждение был ликвидирован. Имеппо поэтому Макаров в мае сообщил Татищеву, чтобы он впредь о монетных делах писал в Верховный тайный совет (ЦГАДА, ф. 198 (А. Д. Ментиков), 1727, № 957, л. 5, 5 об.). Татищев последовал этому совету.

Второе письмо от 17 октября обращено к генерал-поручику и кавалеру (т. е. к лицу, награжденному орденом), а Макаров не был ни тем, ни другим. Между тем А. Я. Волков был генерал-поручиком (это звание ему было присвоено в июне 1727 г.) и имел орденские знаки Александра Невского).

Первое письмо Татищев отправил, вероятно, еще не зная об указе 18 сентября 1727 г. В нем он пишет, что вопрос о медных деньгах был предметом оживленного обсуждения еще при Петре и уже тогда правительство отдавало себе отчет, «что от оных государству великий вред». Но дело не ограничилось только обсуждением. Были намечены меры для исправления положения, но смерть царя помешала их осуществлению. Такого рода [294] замечания о монетной политике Петра I Татищев высказывал и впоследствии ⁷⁴.

Конкретные предложения Татищева сводились к следующему: выменять серебряные копейки и переделать их в гривенники и крупную монету (рублевую и полтинную); старые медные копейки перечеканить в плоты; от подрядчиков принимать в казну только иностранное серебро; пятикопеечников больше не делать ⁷⁵. В известной мере такого рода соображения Татищев высказывал и ранее.

Второе письмо является реакцией Татищева на сентябрьский указ. Получив его, он понял, что возражать против чеканки пятикопеечников еще на 500 тыс. руб. бесполезно. Повторив свое мнение о необходимости перечеканки серебряных копеек, он дополнил его предложением сделать на 2 млн. руб. гривенников и на такую же сумму пятаков «для мелких расходов», а остальные употребить на крупную серебряную монету. При этом Татищев считал возможным изменить для мелкой серебряной монеты пробу и монетную стопу, чтобы «мелкия монеты для частого в руках употребления не обтирались и не весьма б малы были», и казна не несла бы убытков, так как изготовление гривенников обойдется почти в два раза дороже, чем рублей. В случае принятия его предложения Татищев выразил согласие сделать все необходимые расчеты.

Татищев возражал против чеканки копеек и полушек по 40 руб. из пуда меди. Прибыль от такой чеканки столь велика, что фальшивомонетчики, пренебрегая всеми угрозами, все равно станут подделывать монету, как бы хорошо ее ни делать. Надо чеканить мелкую медную монету по 20 руб. из пуда, тогда можно будет быстро и без больших расходов перечеканить старые медные копейки, которые, как уже упоминалось, до 1718 г. тоже делались по 20 руб. из пуда меди.

Из писем Татищева следует, что среди членов Монетной конторы не было единства. Предложения Татищева поддерживал Плещеев, но П. И. Мусин-Пушкин не разделял их и был против представления в Верховный тайный совет в качестве мнения Монетной конторы. Именно поэтому Татищев и вынужден был обратиться в столицу с частными письмами.

Рассматривались ли предложения Татищева в Верховном тайном совете, неизвестно. Но если бы даже и обсуждались, то все равно в это время не были бы приняты, ибо казна нуждалась в средствах. Верховники не видели кроме чеканки легковесной монеты иного пути в короткое время заполнить брешь в бюджете. Татищев, не зная истинного положения дел с финансами страны, в своем стремлении предотвратить дальнейшее расстройство денежной системы, забегал несколько вперед. В целом взгляды Татищева не были прожектами, оторванными от реальной почвы, [295] и являлись логическим продолжением петровских планов замены медной монеты серебряной. Спустя три года, когда финансовое положение несколько улучшилось, а наличие в обращении большого количества обесцененной медной монеты стало самым отрицательным образом сказываться на экономике страны, правительство Анны Иоанновны прекратило в 1731 г. чеканку легковесной медной монеты и встало на путь изъятия ее из обращения.

Осенью 1727 г. Монетная контора вновь поставила перед Верховным тайным советом вопрос о создании на монетных дворах капитала в размере 1 млн. руб., т. е. вернулась к предложению, выдвинутому еще ранее. Для накопления этой суммы она предложила: во-первых, отдавать на монетные дворы третью часть прибыли, которую получит казна от передела старых медных копеек в пятикопеечники; во-вторых, всю прибыль от чеканки серебряной и золотой монеты не употреблять ни в какие расходы до тех пор, пока капитал не достигнет желаемого размера, в-третьих, «отложить в капитал» 100 тыс. руб. из наличной монеты, сделанной из серебра, купленного у подрядчиков на деньги, взятые из казначейства ⁷⁶. Таким образом, члены Монетной конторы еще раз подчеркнули, что основным источником для создания капитала на монетных дворах является прибыль от чеканки монет. Если правительство по-прежнему будет расходовать всю прибыль, не оставляя хотя бы часть ее на пополнение капитала, то таковой в размере 1 млн. руб. не может быть создан. Именно подобного рода предложение выдвигала еще ранее Берг-коллегия, и оно, как уже отмечалось, было поддержано Петром I.

Как был решен этот вопрос Верховным тайным советом, неизвестно, но Монетная контора, как видим, настойчиво добивалась накопления оборотного капитала, без которого нельзя было обеспечить бесперебойную работу монетных дворов.

К 10 октября 1727 г. на монетных дворах было сделано пятикопеечных монет еще на 80 тыс. руб., т. е. на сумму, недостающую до 2 млн. руб. С этого времени приступили к выполнению нового задания — чеканке этих монет еще на 500 тыс. руб., с которым монетные дворы справились к февралю 1728 г. ⁷⁷ В течение года (февраль 1727 — январь 1728) было вновь сделано пятикопеечников на 1904 тыс. руб., а с учетом ранее начеканенных (на 605 тыс. руб.) в денежном обращении страны находилось медных пятаков более чем на 2,5 млн. руб. Операция по чеканке только новых пятикопеечников доставила казне огромную прибыль в размере немногим менее 1 млн., а точнее, 975 тыс. руб.

Эта прибыль и доходы от чеканки серебряной монеты позволили правительству покрыть дефицит в бюджете и выйти из крайне затруднительного финансового положения. В последующие годы чеканка медных денег по 40 руб. из пуда продолжалась, но уже в более скромных размерах. За три года [296] (1728-1730) было сделано пятикопеечников и копеек на 1,5 млн. руб., хотя и в 1728 и в 1730 гг. правительство вынуждено было вновь сократить на 1/3 оклад подушной подати.

Тяжелые последствия чеканки легковесной монеты сказались не сразу, а через несколько лет, но наиболее дальновидные представители правительства понимали, что это самым отрицательным образом скажется на экономическом состоянии страны, положении народных масс и вызовет с их стороны недовольство. Правительство не могло не учитывать и опыта предшествующего правления Петра I. Верховникам и сенаторам было хорошо известно, что царь в условиях острейшей нехватки денег во время Северной войны и финансовых затруднений, возникших вскоре после заключения мира, не решался чеканить медную монету в большом количестве. За 25 лет (1700-1725) было сделано медных денег примерно на 2,5 млн. руб., причем только с 1718 г. стали делать деньги по 40 руб. из пуда, а до этого чеканили по 20 руб. Правительство не могло совершенно игнорировать и предостережения представителей администрации вроде Волкова, Татищева, президента Берг-коллегии Зыбина и других, которые отчетливо представляли, какие пагубные последствия повлечет за собой наводнение денежного рынка легковесной медной монетой.

Во второй половине 1727 г. Верховный тайный совет осуществил ряд организационных мер в монетном деле. Летом 1727 г. было решено сосредоточить начиная с 1728 г. все монетное дело в Москве, где находилась большая часть специалистов и производство обходилось значительно дешевле. К концу 1727 г. чеканка монет на Петербургском монетном дворе была прекращена и в Москву отправлены мастеровые и работные люди, оборудование и припасы ⁷⁸.

По указу 16 декабря 1727 г. Монетная контора была подчинена непосредственно Сенату, которому поручалось о «всем денежном деле и исправлении оного иметь попечение» ⁷⁹.

С 1718 до 1727 г. изготовление медных денег на монетных дворах отдавалось в подряд частным лицам. Подрядчики делали монету из своих припасов, сами нанимали мастеровых и работных людей, отвечали за починку оборудования и инструментов, за угар меди и т. д. В 1727 г., когда надо было срочно сделать пятикопеечников на 2 млн. руб., от подрядной системы отказались. На монетные дворы были взяты кузнецы из артиллерии и других учреждений (до 200 человек), «да сверх того вольных людей нанимано многое число». В среднем передел пуда меди обходился казне в 1 руб. 31 коп. плюс большие накладные расходы (содержание комиссаров, счетчиков, приказных и прочих служителей), в то время как подрядчикам платили по 1 руб. 29 коп. за пуд. [297]

Поскольку в 1728 г. предстояло сделать значительно меньше медных денег, чем в 1727 г., Монетная контора предложила вернуться к подрядной системе как более выгодной для казны и менее хлопотной. Сенат согласился с этим предложением ⁸⁰.

В 1728 г. на московские монетные дворы поступило подрядной меди 23,3 тыс. пуд. и старых медных копеек на 506,6 тыс. руб., в которых было свыше 25 тыс. пуд. Выпуск в этом году медных денег по сравнению с предыдущим сократился в несколько раз. Чеканили главным образом копейки, их было сделано на 314 тыс. руб. Кроме того, в январе было выпущено пятикопеечников на 80 тыс. руб., т. е. на сумму, недостающую до 500 тыс. руб., предусмотренную сентябрьским указом 1727 г. Прибыль от передела меди в 1728 г. составила 174,1 тыс. руб. ⁸¹

В начале 1729 г. все запасы новых медных денег были израсходованы. Между тем нужда в них была огромная: и для вымена старых медных копеек, и главным образом на содержание армии. Именным указом от 16 мая 1729 г. в сентябрьский указ 1727 г. были внесены коррективы. Правительство решило полушек не делать, ибо в них нет нужды, копеек выпустить не на 1 млн. руб., а на 500 тыс., зато начеканить дополнительно еще на 1 млн. руб. пятикопеечников, так как их можно сделать быстрее. К тому же затрат на их выпуск потребуется меньше на 51 тыс. руб., чем на выпуск полушек ⁸².

В 1729-1730 гг. московские монетные дворы это задание выполнили. К сентябрю 1730 г. были в основном выменены все медные монеты, выпущенные при Петре I в 1700-1718 гг. по 20 руб. из пуда на сумму 1,7 млн. руб. Таким образом, осенью 1730 г. в обращении находилось (не считая фальшивых денег, о которых точных сведений нет) медных монет, сделанных по 40 руб. из пуда, на сумму 4,5 млн. руб., в том числе полушек (петровского времени) — на 524,7 тыс. руб., копеек — на 496,5 тыс. руб. и пятикопеечников — на 3,5 млн. руб., всего в них было меди 112 480 пуд. ⁸³

Текст воспроизведен по изданию: В. Н. Татищев в Москве (К истории денежного обращения в России в 20-30-х годах XVIII в.) // Исторические записки, Том 101. 1978