СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

ИСТОРИК-ПИСАТЕЛЬ ИЛИ ИЗДАТЕЛЬ ИСТОЧНИКОВ?

(К ВЫХОДУ В СВЕТ АКАДЕМИЧЕСКОГО ИЗДАНИЯ «ИСТОРИИ РОССИЙСКОЙ» В. Н. ТАТИЩЕВА)

(В. Н. Татищев. История Российская в семи томах, тт. I-VII, Изд. «Наука», М.-Л., 1962-1968.)

Вышел из печати последний, седьмой том «Истории Российской» Василия Никитича Татищева, изданный Институтом истории Академии наук. Завершение научного издания этого выдающегося памятника — важное событие и для историков и для филологов. Какой науке принадлежит труд Татищева — историографии или истории литературы и общественной мысли XVIII века? Сам Татищев в «Предъизвесчении» к своему труду не разграничивал понятий «историк» и «писатель», говоря: «Что же историа в себе заключает, то кратко сказать не можно, ибо обстоятельства и намерения писателей разнствуют...» (I, 79). В этом отношении он не был оригинален, разделяя общепринятое в XVIII веке представление об истории и литературе как двух равноправных сферах словесных наук.

До сих пор филологи и историки не имели в своем распоряжении сколько-нибудь полного текста татищевского труда. Издание 1768-1784 годов, осуществленное Г. Ф. Миллером и А. В. Олсуфьевым в четырех книгах, включало три части «Истории Российской» и было доведено до середины XV века; издание это передавало (далеко не удовлетворительно даже с точки зрения научных требований того времени) последнюю версию труда В. Н. Татищева. В 1847-1848 годах в «Чтениях» Общества истории и древностей российских была опубликована по единственной, не имеющей имени автора, рукописи четвертая часть (пятая книга) «Истории», доведенная до конца XVI века.

Новое издание «Истории Российской», как справедливо отметил один из его редакторов С. Н. Валк (VII, 5), смогло появиться в свет прежде всего благодаря тому, что в государственных хранилищах после революции впервые оказались основные списки «Истории»; к началу издания 1962 года ученые располагали более чем 20 рукописями татищевского сочинения; это обстоятельство дало возможность издать «Историю Российскую» по-настоящему научно.

Том I нового издания содержит первую часть татищевского труда, посвященную древнейшей истории Руси (до 860 года). В этой части («Предъизвесчении») В. Н. Татищев дает определение предмета и задач исторической науки, характеризует использованные им источники, излагает историю славян. Первая часть имеет большое значение для изучения мировоззрения и научных взглядов первого русского историка. Тома II-III заключают в себе вторую часть труда Татищева (1-18-я и 19-37-я главы) до «нашествия Батыева» — в его второй, изданной в XVIII веке редакции (опубликованной теперь по 7 спискам). Том IV содержит первую, до сих пор не публиковавшуюся редакцию «Истории» и в основном соответствует предшествующим томам II-III (до «пришествия Батыева»); в начале его помещено «Предъизвесчение» в более ранней (и краткой) редакции, чем та, которая читается в томе I. Помещение текста этой редакции в том IV нового издания представляется шам не совсем удобным (уместнее было бы поместить ее перед томами II-III, поскольку она хронологически предшествовала 2-й редакции, изданной в этих томах); однако вопрос этот, конечно, не имеет принципиального значения. Тома V и VI включают соответственно третью и четвертую части «Истории» В. Н. Татищева (т. V -38-56-я главы о княжении Ярослава Всеволодовича до Василия III; т. VI — остальные главы до избрания на престол Михаила Федоровича Романова). В седьмом томе опубликованы различные материалы В. Н. Татищева, относящиеся к его «Истории Российской»: переводы с немецкого [220] языка ранней редакции «Предъизвесчения» и примечаний ко второй части «Истории», материалы к «Истории Российской» («Дела, до гистории политической Росискаго государства касающиеся», «Царство царя Михаила Федоровича», правка В. Н. Татищевым Степенной книги и второй части Львовской летописи и др.), «Собрание законов древних русских», замечания историка на книгу Страленберга и на другие работы. Большая часть этих материалов публикуется впервые и несомненно имеет большое значение для изучения творческой лаборатории В. Н. Татищева.

Издание «Истории Российской» — плод большого и самоотверженного труда его участников — ответственных редакторов А. И. Андреева, М. Н. Тихомирова и особенно С. Н. Валка (руководителя всей текстологической работы по изданию «Истории»), а также И. В. Валкиной, М. П. Ирошникова, Т. М. Новожиловой и З. Н. Савельевой, готовивших текст к печати. Заключая свою вводную статью к последнему тому «Истории», С. Н. Валк пишет: «Надо думать, что настоящее издание послужит новым толчком к должному усилению уже явно определившегося в наши дни роста интереса к деятельности В. Н. Татищева и поможет выяснить все значение его основополагающего для нашей научной историографии великого труда» (VII, 29). Какие же возможности для исследователей открывает новое издание «Истории Российской»?

До сих пор «проблема Татищева» занимала главным образом историков, подходивших к труду просветителя XVIII века с конкретно-практической точки зрения: как к источнику сведений по истории древней Руси. С этим и была связана проблема достоверности так называемых «татищевских известий», т.е. тех сведений «Истории Российской», которые встречаются только в татищевском труде и не известны по другим памятникам. При таком подходе «История Российская» воспринимается исследователями, в сущности, не как историческое произведение XVIII века, а скорее как издание (или, в худшем случае, пересказ) исчезнувших древних источников.

В какой мере фрагменты из источников, переданные Татищевым, заслуживают доверия и могут быть использованы? Достоверность «татищевских известии» не раз вызывала споры в историографии. Весьма скептически относился к ним Н. М. Карамзин — он не ставил вопроса об источниках этих известий, считая их просто «изобретениями» и «выдумками». ¹ Такое отношение Карамзина к «Истории Российской» было связано с характерным для историографа недоверием к поздней традиции вообще и с его стремлением опираться на наиболее древние (по возможности «харатейные», пергаменные) памятники. Другой виднейший историк XIX века, С. М. Соловьев, в противовес Карамзину широко привлекал В. Н. Татищева, настаивая на том, что сведения из его труда, не противореча летописным данным, удовлетворительно объясняют некоторые факты. ² Как и у Карамзина, отношение С. М. Соловьева к известиям Татищева было связано с общими источниковедческими воззрениями: главным принципом «высшей критики» источника историк считал сопоставление его показаний с общим ходом «народной жизни» и «духом народным». Соответствие с этим духом позволяет считать достоверным даже такое известие, «о котором знает только источник мутный и ничего не знает источник первостепенный». ³

На новую почву вопрос о «татищевских известиях» был поставлен А. А. Шахматовым. А. А. Шахматов сопоставил вторую (печатную) редакцию «Истории» с ее первой, тогда еще не изданной редакцией и обнаружил ряд характерных добавлений, сделанных В. Н. Татищевым при обработке текста. «Сравнение второй редакции с первой подтверждает обвинение в том, что многое в этой второй (печатной) редакции “изобретено“ Татищевым...» — заключил А. А. Шахматов. Упомянув мнение Н. М. Карамзина о склонности Татищева «изобретать древние предания и рукописи», А. А. Шахматов писал, что от этого подозрения В. Н. Татищева «не могут спасти основывающиеся на вероятностях исследователи» (в примечании А. А. Шахматов называл С. М. Соловьева и К. Н. Бестужева-Рюмина). [221] Предполагая однако, что все «изобретения» — Татищева свойственны только второй редакции его труда и что «ничего изобретенного самим Татищевым не найдется в первой его редакции», А. А. Шахматов видел главную и первоочередную задачу исторической науки в «критическом издании» труда Татищева — таком, которое отразило бы и первую и вторую редакцию. ⁴

Теперь эта задача, поставленная А. А. Шахматовым, решена — критическое издание «Истории» Татищева вышло в свет. В какой же мере это издание помогает решить филологические и историографические проблемы, связанные с использованием известий Татищева?

Прежде всего новое издание делает широко доступной для читателей первую редакцию труда Татищева. Если раньше для определения того, на какой стадии построения татищевского труда появилось то или иное известие, историк должен был обращаться к архивам, то теперь задача эта облегчается — первая редакция основной части «Истории» (до «нашествия Батыева») опубликована в ее четвертом томе (хуже обстоит дело с дальнейшим текстом — он дошел только в одной, окончательной редакции). В связи с этим мы уже сейчас, по выходе нового издания, имеем возможность установить происхождение многих ярких и оригинальных мест труда В. Н. Татищева.

Проверка эта дает довольно любопытные результаты — «татищевские известия», наиболее охотно используемые историками, чаще всего оказываются именно известиями второй редакции его труда. Так, например, широко привлекавшееся в нашей историографии (А. Л. Монгайт, А. Г. Кузьмин и др.) известие о торговом договоре Владимира с волжскими болгарами в 1006 году ⁵ совершенно отсутствовало в первой редакции «Истории» (IV, 141-142). С рассказом о договоре 1006 года тесно связан другой, используемый теми же авторами рассказ — о жалобах «болгар торгуюсчих» русским князьям на разбойников в 1088 году. ⁶ А между тем и этот рассказ отсутствует в первой редакции (IV, 160 — здесь говорится только о нападении болгар на Муром без всякой мотивировки) и появляется во второй (II, 95-96). Нет в первой редакции и известия о том, будто рязанские князья, призванные Юрием Долгоруким на помощь против Изяслава Киевского, «по свойству немедленно о том Изяславу Давидовичу дали известие» (III, 40; ср. IV, 240), ⁷ ничего не говорится о вмешательстве рязанского князя Ярослава в церковные дела в 1198 году (III, 166; ср. IV, 326) ⁸ и т. д.

Ко второй редакции труда В. Н. Татищева восходят не только отдельные новые факты, но и большие разделы, очень важные для характеристики литературного стиля «Истории Российской». Именно здесь, например, появилась интереснейшая «портретная галерея» князей XII века. Б. А. Рыбаков, посвятивший этой «галерее» особый раздел своей книги «Древняя Русь», отвергал принадлежность ее творчеству Татищева, видя в ней фрагменты древнерусского памятника — сочинения «боярина-летописца» XII века Петра Бориславича, использованного историком XVIII века. ⁹ Следует заметить однако, что наиболее выразительные портреты этой «галереи» появляются лишь во второй редакции труда Татищева. Например, в первой редакции «Истории Российской» о Юрии Долгоруком сказано только: «Бысть муж воин и не миролюбив, во владение его меж до всеми князи велие смятение и кровопролитие христианом бысть» (IV, 250). Вместо этого во второй редакции дается подробный портрет: «Сей великий князь был роста немалого, толстый, лицем белый, глаза не вельми великии, нос долгий и накривленный, брада малая, великий любитель жен, сладких писч и пития...» (III, 60). В первой редакции еще не было никакого портрета или характеристики Ростислава Мстиславича (III, 83; ср. IV, 271); отсутствовали появившиеся во второй редакции упреки князю Изяславу Мстиславичу за следование советам «молодых и неискусных в воинстве людей» (II, 192-193; ср. IV, 220). Любопытные дополнения были внесены и в характеристику Всеволода Ольговича: из-за несклонности этого князя к государственным «расправам» после его смерти, согласно второй редакции, «едва кто по нем, кроме баб любимых, заплакал, а более были ради» (II, 162; ср. IV, 201). «Портреты» второй редакции «Истории» не только существенно дополняют текст первой редакции — иногда они прямо противоречат характеристикам первой редакции, превращая положительных персонажей в отрицательных. ¹⁰ [222]

Теперь исследователи имеют текст второй редакции по всем известным в настоящее время спискам, что очень часто дает возможность даже по изданию, не обращаясь к архивам, проследить сам процесс появления в труде Татищева тех или иных известий при написании второй редакции «Истории Российской». Как уже говорилось, в первой редакции «Истории» нет «договора» Владимира с волжскими болгарами 1006 года. В. Н. Татищев, как показал С. Л. Пештич, ввел сначала первый вариант рассказа о переговорах болгар с Владимиром, давшим им грамоты (это слово было потом переправлено историком на «печати») о торговле в русских городах (II, 282, прим. 229-229), потом этот вариант был значительно расширен (печатный текст — II, 69) и, наконец, в публицистическом сочинении Татищева «Представление о купечестве и ремеслах» появилась окончательная и более широкая версия рассказа о договоре Владимира с болгарами. ¹¹ Точно так же видна работа В. Н. Татищева над созданием рассказа 2-й редакции о жалобах болгар на разбойников в 1088 году (историк сначала записал просто перевод этого места по 1-й редакции и даже перешел к следующему сообщению о походе Всеволода к Перемышлю, но потом зачеркнул это, а на вклейке уже записал тот текст, который мы читаем в печатном издании — II, 285, прим. 16-16; ср. II, 95-96). Постепенно расширялся (по сравнению с 1-й редакцией) и рассказ о Святополке Изяславиче. Сперва В. Н. Татищев начал переписывать соответствующий текст 1-й редакции, но на середине остановился, зачеркнул начатую фразу об отношениях князя с женой и сделал значительную вставку, впервые вносящую отрицательные черты в характеристику Святополка. Потом он все это перечеркнул, а на вклейке написал самый подробный вариант, в котором жена князя названа его бывшей «наложницей» и прибавлено, что Святополк, «много ее слушая», терпел от князей «поношение» (II, 287, прим. 171-171; ср. II, 128). Сходные изменения делались и в портрете Всеволода Ольговича (первый вариант соответствовал тексту 1-й редакции — очи «малые», вместо которого после зачеркивания появились «немалые» — II, 289, прим. 129; ср. II, 162) и т. д.

Сопоставление разных редакций «Истории» позволяет установить характер и направленность творческой работы В. II. Татищева, эволюцию его писательской манеры. Результаты этого анализа не могут быть сведены только к проблеме достоверности или недостоверности конкретных «татищевских известий». Упомянутое выше мнение А. А. Шахматова о дополнениях 2-й редакции как о «татищевских изобретениях» и его догадка об отсутствии таких «изобретений» в 1-й редакции не бесспорны; в историографии последующих лет не раз высказывались иные мнения об обеих редакциях. С одной стороны, С. Л. Пештич — исследователь, особенно много сделавший для текстологического и источниковедческого изучения творчества В. Н. Татищева, пришел к выводу, что уже первая редакция «Истории» (которая, по его мнению, тоже не была самым первоначальным этапом татищевското труда) включала переделки и дополнения летописного текста, сделанные В. Н. Татищевым. ¹² С другой стороны, историки, использующие данные второй редакции татищевского труда, предполагают, что Татищев в процессе составления второй редакции вновь обращался к летописным текстам и дополнял по ним свой текст. ¹³

Основная задача, встающая перед историком, обращающимся к Татищеву как к источнику, и перед литературоведом, которого интересует творческое лицо самого Татищева и его место в истории общественной мысли и литературы XVIII века, — это задача текстологического исследования труда В. Н. Татищева. Рассмотрение текста любого памятника в целом, комплексность его изучения, обязательная [223] при исследовании древнерусских памятников, ¹⁴ столь же необходимы и при изучении такого своеобразного произведения историографии и литературы XVIII века, как «История Российская».

Какие же конкретные пути текстологического исследования труда В. Н. Татищева могут быть намечены в связи с новым изданием? Нам представляется, что они могут быть кратко сформулированы следующим образом.

1) Необходимо сопоставить все редакции и варианты «Истории» и прежде всего 1-ю редакцию с источниками. Круг этих источников может быть в настоящее время установлен со значительной полнотой; определены, в частности (особенно благодаря работам С. Л. Пештича), почти все летописи, которыми пользовался историк. ¹⁵ Известия, отсутствующие в этих источниках, должны быть расклассифицированы по их содержанию (известия о войнах, торговле, просвещении, характеристики и «речи» действующих лиц, большие рассказы, отдельные имена и другие сведения и т. д.) и формальным признакам (стилистический, лингвистический и структурный анализ «татищевских известий», их соотношение с окружающим летописным контекстом и т. д.).

2) Необходимо определить черты «творческой лаборатории» и методики В. Н. Татищева и на основе известий, отсутствующих в других источниках, и на основании тех мест, которые заимствованы из доступных нам летописей, — важно установить, какие из параллельных текстов разных летописей Татищев избирал для своего изложения (и по каким признакам) и как соединялись им сведения разных источников и т. п.

3) Необходимо полное, а не частичное, сопоставление различных версий «Истории». Важно выяснить, какие именно места первоначального текста вновь привлекали внимание историка и распространялись в последующих версиях, изменился ли их фактический смысл и в каком направлении. Те линии анализа, которые намечались выше, должны быть проведены и при таком сравнительном изучении.

4) После того как вся эта работа будет проведена (и станет более или менее осуществимым определение характера и формы не дошедших до нас татищевских источников), можно будет приступить к непосредственному решению вопроса о происхождении конкретных «татищевских известий». Для этого нужно будет систематически проверить соответствие каждого из этих известий (по их содержанию, идеологии, стилю и языку) летописным рассказам. Кроме того, необходимо будет сравнить те идеи и мысли, которые проводятся в известиях «Истории Российской», со взглядами самого В. Н. Татищева: соответствуют ли они друг другу или нет и т. п. Только тогда мы смажем определить источник (или источники), откуда В. Н. Татищев черпал свои уникальные сведения.

Проблема «татищевских известий» важна для литературоведа не менее, чем для источниковеда-историка. Исследование творческой лаборатории В. Н. Татищева дает материал не только для определения уровня исторической науки в первой половине XVIII века, но и для выяснения того, насколько в представлениях той эпохи разграничивались писание истории и литературное творчество. Тем более неправомерным представляется нам всякое «потребительское» решение этой проблемы (привлечение отдельных «татищевских известий» со ссылкой на их «вероятность») и перенесение ее, так сказать, в этическую плоскость. Вопрос о том, был ли автор «Истории Российской» издателем и интерпретатором источников или историком-писателем (или, в определенной степени, и тем и другим), иногда подменяется вопросом о субъективной «добросовестности» Татищева; ¹⁶ предположение о принадлежности тех или иных «татищевских известий» автору «Истории» отождествляется с обвинением его в «нечестности»; вместо анализа «Истории Российской» нам предлагают посмертную апологию первого русского историка.

Надо ли доказывать, что В. Н. Татищев вовсе не нуждается в такой «обороне чести»? Принципы научного изложения и этика историка меняются с веками. А. С. Пушкин ясно различал «мечты поэта» и требования «строгого историка», хотя и предпочитал «возвышающий обман» «тьмам низких истин». Но как решалась эта коллизия в первой половине XVIII века? Отвергая «баснословия», отнюдь не предназначая свое изложение «для увеселения читателей», В. Н. Татищев считал необходимым «изъяснять» для них «нуждные обстоятельства» (I, 86). Как именно он это делал, если в труде его (в отличие от «Истории» Карамзина) нет [224] прямых авторских рассуждений? Как разграничивал факт и гипотезу, сообщение источников и свою реконструкцию событий? Даже если мы придем к выводу, что те или иные известия не заимствованы Татищевым из древних памятников, а принадлежат ему самому, это вовсе не будет равносильно обвинению историка в «недобросовестности» или «нечестности» и уж тем более никак не поставит под сомнение ценность «Истории Российской». Это обстоятельство справедливо отмечал С. Л. Пештич, исследователь, специально занимающийся вопросом о «татищевских известиях» и посвятивший этой теме несколько специальных работ. «Развенчивая “Историю Российскую“ как источник, — писал он, — мы тем самым не преуменьшаем, а возвеличиваем заслуги Татищева как историка. Противоречивость формы и содержания его труда, написанного в виде летописного свода, но являющегося уже не летописью, а историческим произведением, только составленным в виде летописи, свидетельствует о самостоятельном истолковании источников Татищевым в духе его общественно-политических взглядов и в соответствии с общим уровнем развития исторической мысли в России». ¹⁷

С узко источниковедческой точки зрения отнесение тех или иных «татищевских известий» не к древним памятникам, а к творчеству самого историка может казаться некой потерей, обеднением наших исторических знаний. Однако с точки зрения историка литературы такой вывод имел бы иное, едва ли не противоположное значение — потеряв фрагменты не дошедших древних памятников, мы открыли бы зато новые черты писателя-историка XVIII века (в этом случае можно было бы говорить, например, о стилизаторских приемах Татищева). Но как бы ни завершился этот спор, его никак нельзя предрешать a priori. Окончательное слово — за широким текстологическим, источниковедческим и литературоведческим исследованием. Неоценимую помощь в этом исследовании окажет новое, выполненное на самом высоком научном уровне издание «Истории Российской».

Комментарии

1. Н. М. Карамзин. История государства Российского, т. I. Изд. 2-е, СПб., 1818, стр. XXVII — XXIX, прим. 347, 385, 420, 455, 463, 486; т. II, прим. 9, 17, 65, 115, 121, 128, 131, 133, 145, 148, 156, 167, 170, 176, 179, 186, 189, 190, 208, 214, 222, 225, 229, 239, 247, 255, 256, 263, 264, 266, 269, 270, 278, 279, 296, 307, 308, 319, 331, 366, 373, 375, 399, 415, 424 и мн. др.

2. С. М. Соловьев. История России с древнейших времен, кн. I (тт. 1-2). Госполитиздат, М., 1959, стр. 175, 318; кн. II (тт. 3-4), 1960, стр. 116. Ср.: С. Соловьев. Писатели русской истории XVIII века. «Архив историко-юридических сведений, относящихся до России, изд. Н. Калачевым», кн. II, половина первая, 1855, стр. 20-21, 25.

3. С. М. Соловьев. История России с древнейших времен, кн. V (тт. 9-10), 1961, стр. 361-362 (конкретно С. М. Соловьев имел в виду в этом случае поздние источники по истории Украины XVII века). Ср.: С. М. Соловьев. Начала русской земли. В кн.: Сборник государственных знаний под ред. В. П. Безобразова, т. VII. СПб., 1879, стр. 7.

4. А. А. Шахматов. К вопросу о критическом издании Истории Российской В. Н. Татищева. «Дела и дни», 1920, кн. 1, стр. 94-95.

5. А. Л. Монгайт. Рязанская земля. Изд. АН СССР, М., 1961, стр. 327; А. Г. Кузьмин. Рязанское летописание. Изд. «Наука», М., 1965, стр. 65.

6. А. Л. Монгайт. Рязанская земля, стр. 339; А. Г. Кузьмин. Рязанское летописание, стр. 64-65.

7. А. Г. Кузьмин. Рязанское летописание, стр. 95.

8. Там же, стр. 127-129.

9. Б. А. Рыбаков. Древняя Русь. Сказания, былины, летописи. Изд. АН СССР, [М, 1963], стр. 341-345.

10. Ср., например, положительную характеристику Святополка Изяславича в 1-й редакции (IV, 179) и совсем иную, в основном отрицательную, — во 2-й (II, 128) Заметим кстати, что это различие в оценках князей, даваемых 1-й и 2-й редакцией, в значительной степени лишает силы аргумент, приведенный Б. А. Рыбаковым в доказательство древнего и летописного происхождения «портретной галереи»: Б. А. Рыбаков подчеркивал, что оценки князей в описаниях Татищева и в тексте Ипатьевской летописи (восходящей, по мнению исследователя, к тому же «летописцу Петру Бориславичу») совпадают (Б. А. Рыбаков. Древняя Русь, стр. 343). Но с Ипатьевской летописью может, естественно, совпадать лишь одна из двух противоположных оценок, данных Татищевым.

11. С. Л. Пештич. 1) О «договоре» Владимира с волжскими болгарами 1006 года. «Исторические записки», т. 18, 1946, стр. 329 и сл.; 2) Русская историография XVIII века, ч. II. Изд. ЛГУ, 1965, стр. 159-1161.

12. С. Л. Пештич. Русская историография XVIII века, ч. I. Изд. ЛГУ, 1961, стр. 236-243

13. И. И. Смирнов. Очерки социально-экономических отношений Руси XII- XIII веков. Изд. АН СССР, М.-Л., 1963, стр. 258. И. И. Смирнов отстаивал в данном случае достоверность рассказа о восстании 1113 года, дополненного во 2-й редакции (II, 129) множеством подробностей, отсутствовавших в 1-й редакции (IV, 180). О широте «круга источников» «Истории Российской», «как в первой редакции, так и во второй», писал и А. Г. Кузьмин (Об источниковедческой основе «Истории Российской» В. Н. Татищева. «Вопросы истории», 1963, № 9, стр. 218).

14. Ср.: Д. С. Лихачев. Текстология. На материале русской литературы X — XVII вв. Изд. АН СССР, М.-Л., 1962, стр. 360-365.

15. С. Л. Пештич. Русская историография XVIII века, ч. I, стр. 251-261; ср.: М. Н. Тихомиров. О русских источниках «Истории Российской» (I, 39-53). Исследователи, использующие «татищевские известия», придают особое значение не определенной до сих пор Раскольничьей летописи (там же, стр. 47-49), но эта летопись была использована уже в 1-й редакции (IV, 47-48) и могла быть источником дополнений 2-й редакции только в случае вторичного обращения к ней.

16. Ср., например: А. Г. Кузьмин. Об источниковедческой основе «Истории Российской» В. Н. Татищева, стр. 214-218.

17. С. Л. Пештич. Русская историография XVIII века, ч. I, стр. 261.