№ 40
Иоганн Альбрехт Корф
Понеже канцелярскою цидулою из Москвы от 21 марта 1754 года из высокой государственной Коллегии Иностранных дел по всевысочайшему Ея Императорского Величества указу в Геролдмейстерской Правительствующаго Сената канторе от всех в генеральском, штабском и обер-офицерских карактерах состоящих персон известие требовано, сколь долго каждой служил и в каких службах он находился и произведен? Какой чин он ныне имеет? Когда и по какому указу оной получил? Сколко каждой жалованья получают, каждого отечества и лета? Имеет ли мужеска полу детей и сколко оных лета и где они явлены? Где они в службе или в учении находятся? Сколко за кем мужеска полу душ и в котором уезде деревни состоят?
Мне ж, ниже подписавшемуся, по тому велено прислать в государственную Коллегию Иностранных дел скаску, как обо мне самом, так и обретающихся при мне в карактерах каждого за своеручным подписанием. Того ради, преминуть не могу всенижайше донесть, что я — курляндской шляхтич, и там в 1697 году родился. Имею от роду 56 лет и всевысочайшую честь с 1730 года, следователно, 25-й год, во всевысочайше[й] российской императорской службе состоять.
В 1730-м году, когда императрица Анна, достославныя памяти, всевысочайше придворной свой штат учредить изволила, получил и я милость, будучи пожалован камер-юнкером с обыкновенным тогда жалованьем. [107]
В 1731-м году пожалован я в действителные камергеры с жалованьем, как о том всевысочайше собственноручно подписанное императорское пожалование, которое в 1737-м году все камергеры получили, засвидетелствует.
В 1734 году соизволила Ея всевысочайше помянутое Императорское Величество мне собственноручно подписанным указом от 18 сентября повелеть вступить в президенство при Санкт-Петербургской Академии Наук, до далнего повеления, с президенским жалованием 3000 рублей.
В 1740-м году определен я чрезвычайным посланником при королевско-дацком дворе и в Нижнем-Саксонском округе с обыкновенным жалованьем по 6000 рублев. В 1741-м году Ея Императорское Величество при возшествии на всевысочайше наследно-родителской престол рескриптом от 26 декабря всемилостивейше соизволила меня посланником в Копенгагене продолжително оставить. В 1742-м году был я по силе рескрипта от 16-го декабря 1 в камергерском чину подтвержден, и получил камергерской ключ.
В 1743-м соизволил Его Императорское Высочество, государь Великий князь пожаловать мне высочайше свой орден Святыя Анны. В 1744 году получил я честь по силе рескрипта от 26 июля и пожалован орденом Святого Александра.
В 1746-м году всевысочайше определен я рескриптом от 22 генваря чрезвычайным посланником при королевско-шведском дворе. В том же году дан мне рескриптом от 16-го сентября характер чрезвычайного посла с жалованием по 12000 рублей. В 1747 году в июле месяце сложил я по всевысочайшему указу посолской характер, и был акредитован вновь чрезвычайным посланником и полномочным министром при реченном дворе с обыкновенным жалованьем.
В 1748 году получил я рескриптом от 31-го генваря мой отзыв. Пожалован при том всевысочайше в тайные советники 2 и повелено мне было чрезвычайным посланником и полномочным министром к королевско-дацкому двору с обыкновенным жалованьем 6000 рублев паки отправится.
Я не женат, також и деревень не имею.
[Jogann Albreht Korff]
Копенгаген, маия 3-го дня 1754. 3
***
Приложение 4:
Яко Вашего Императорскаго Величества щедротою, милостию и милосердием начатое высочайше благополучное правителство удивлением всех народов стало, тако оныя и тем во утешение и ободрение, которые о высочайшем Вашего Императорскаго Величества сожалении всенижайше просят. И понеже я за моими крайнейше-бедными обстоятелствами в число на после реченных надлежу, того ради Ваше Императорское Величество всемилостивейше да позволите, что я кратким представлением оных себя к стопам Вашего Императорскаго Величества во всенижайшей надежде всещедрого услышания и вспоможения во глубочайшем благоговении подвергаю. Ваше Императорское Величество за противно принять не извольте, что я мое представление самым первым времянем [108] начинаю, в котором я сподобился службы Ея Императорскаго Величества высочайше блаженныя и достославнейшия памяти достигнуть.
Высочайше упомянутое Ея Императорское Величество, яко тогдашная императорское Высочество, вдовствующая герцогиня курляндская возтребовала в 1728-м году одного кавалера для своих тогдашних дел послать в Москву. И тако я из моей маетности в Митаву указом позван, где мне сие предложение учинено, которое я с глубочайшим послушанием приняв, поехал в карактере камер-юнкера и с жалованьем 500 ефимков в Москву, где до 1730-го году в таком состоянии пребывая основание долгам своим положил. В 1730-м году высочайше упомянутое Ея Императорское Величество на престол вступила, когда я высочайшей милости и чести удостоен — в тогдашний гоф-штат камер-юнкером при обыкновенном жалованье принят быть. Воспоследованная же славная коронация требовала иждивения, чем мои долги вельми умножилися.
По совершении сей высочайшей церемонии мне от тогдашнего обер-камергера Бирона дано знать, не имею ли я охоты в Курляндию ехать для приведения тамо моих дел в порядок, которое, может быть, за отсутствием моим не в лутчем состоянии находится. И хотя я охоты не имел сею поездкою новых напрасных иждивеней чинить, однакож, не смел в том прекословить, доволно признавая, что в том особливыя склоняющия причины знатно скрыты. И следствие показало, что я не ошибся. Чего ради о позволении к тому просил, которое получил при комисии, чтоб к сеймику повод подать, на котором бы биронской фамилии право природного шляхетства дано было. И понеже я все сие от себя производить имел, дабы виду быть не могло, якобы от помянутого обер-камергера оное ищется, того ради и к сей моей поездке и к другим потребным при том иждивениям мне ни одного рубля не дано. Так что я принужден был от помянутого обер-камергера две тысячи гулденов албертовых по облигации занять. Я о затруднениях упоминать не хощу, которые я в сем деле изобрел, пока оное к состоянию приведено. Но токмо столко предъявляю, что я курляндских депутатов в Москву ехать склонил, которые Ея Императорское Величество возшествием на императорский престол имянем земских чинов поздравляли и ему обер-камергеру право природного шляхетства представили.
Сия, туда и сюда, поездка и переезды в Курляндских и Семигалских погостах для приуготовления персон к будущему сеймику с другими при том росходами стала мне с лишком двух тысяч ефимков. От которых трудов я иной выгоды не имел, окроме, что по моем возвращении от помянутого обер-камергера зело холодно и с великою немилостию я принят, чему прямого основания я по сей час сведать не мог. И еже более году продолжалось. В то время я двор в вящей магнифиценции изобрел, нежели оной при отъезде моем оставил. И такая магнифиценция еще умножалась. В 1731-м году получил я от Ея Императорского Величества милость и пожалован действителным камергером с жалованьем.
В 1732-м году по прибытии двора зимою в Санкт-Петербург получил я в месяце июне указ в Курляндию ехать и тамо до далнейшаго указу жить. Моя комисия состояла в том, чтоб тамошних персон к будущему избранию герцога приуготовить и препятствовать, чтоб тамо ничего предпри[н]ято не было, что сему намерению противно. Но прежде назначения меня к тому Ея Императорское [109] Величество пожаловала мне две тысячи рублев, которые я ко удоволствию на росплату с моими свояками употребил. А понеже оных не достало, то бывшей обер-камергер мне еще тысячу ефимков по облигации в займы дал, которые с прежнею суммою еще не заплачены. Для пребывания моего в Курляндии получил я тысячу рублев придачи к моему камергерскому жалованью. Но понеже я в Митаве всегда жить и потребное на домашней обиход и стол запасать принужден был, ибо (между тем времянем моя маетность со всеми принадлещащими домашними вещми выгорела) сия негоциация требовала, чтоб я частыми трактаментами некоторое знакомство и обхождение с здешним шляхетством иметь старался, дабы оное мало по малу к намеренному пути преклонить. Того ради, пока мое пребывание тамо продолжалось, а имянно до февраля месяца 1734-го году, я четыре тысячи ефимков своих приложил, которые я в разных местах занять и мою малую маетность во оных заложить принужден был.
По возвращении моем в Санкт-Петербург Ея Императорское Величество показала ко мне высочайшую милость, пожаловала в том году 18-го сентября мне дирекцию в Академии с президентским жалованьем. Сие приращение щастия моего меня в доброе состояние привесть могло б, когда бы мои долги в прежних годех вельми не умножились, так, что я при обыкновенных необходимых росходах мало из моих долгов уплатить мог.
В 1736-м году злощастием пришел я у Ея Императорского Величества в немилость. Я признаваю с прискорбным чувствием, что я оную заслужил. Но я при том и уверен, что оная по несравненному, щедрому усердию монархини высочайше блаженныя памяти так долго не продолжилось бы, когда б тогдашней обер-камергер оную продолжить не старался. Ибо, хотя он высочайшее императорское имя, сим моим печалным обстоятелством часто вменяя, употреблял, то, однакож, я подлинно уверен, что я нещастие свое никому иному, окроме оного, причесть не имею, несмотря на то, что мне трудно б было прямую причину тому разведать. Все, что я о том признать мог, было, что он начал ко мне иметь подозрение. Еже по избрании герцогском и, как он столко новостей в противность курляндским фундаменталным уставам предпри[н]ял, вельми умножилось, хотя я и ни во что не мешался. Да и от всякой корреспонденции удерживался. Так что и о своих домашних делах писать не хотел. Сие мое утесненное состояние до отъезду моего сюда меня изнуряло. И Богу сведущу, сколко я при том претерпел.
Незадолго пред объявлением о высочайшем супружестве Ея Императорского Высочества, моей всемилостивейшей правителницы и государыни велел он мне в одно время быть к себе в кабинет, в которой я с великим страхом пришол. Но паче всякого чаяния засвидетелствовал он, что сожалеет, не имея доволной силы мне милость Ея Императорского Величества паки исходатайствовать, и вопросил меня при том: “Не угодно ли мне какая посылка?”. И хотя мне все сие непонятно и чуждо показалось, то, однакож, я ему униженным образом за оное возблагодарил, предав мое щастие и долгами отягощенное состояние попечению оного. На что он ничего мне не ответствовал. А я гораздо печалнее от него пошел, нежели к нему пришел. [110]
И тако лето прошло, а о том более уже не упоминалось. В наставшую потом зиму звал меня одиножды тайной советник Сум на обед. При чем он случай принял меня нечаянно вопросить, как я намерен к себе самому поступить, и [говорил], что он никакой надежды не видит, чтоб мои обстоятелства при дворе лутче быть могли, а я не стараюсь из оных себя вывесть, что он по сие время мое терпение за некакое действие рефлекции поставлял, а ныне имеет он оное оплошности приписывать, и дабы я ему или кому другому у тогдашнего герцога в милости бывшему открылся и таким посредствием министерского чина при чужестранном дворе доступить старался. Я тот час дознался, что он не сам собою мне о сем предлагал. Того ради ответствовал я ему, что я за такого вменен быть не хощу, якобы я самого себя доволно искусным к такому чину поставлял, и сие — причиною, что я оного искать не буду, и что Ея Императорское Величество меня обойти не изволит, когда надеется, что я какую службу в том чину показать в состоянии, а в протчем ему за доброжелателство его благодарствую, но токмо прошу ни слова о мне не терять или же я принужден был бы в том отрещися. Я по всему тому увидел, что меня от двора удалить хотят, яко же я в апреле месяце, как наимнейшее о том помышлял, в Копенгаген ехать определен, да еще чтоб в восемь дней совсем отъехал.
Сколь великою радостию я случай возимел высочайшей Ея Императорскаго Величества указ исполнить, толь великое прискорбие возчювствовал, когда я о моих домашних делах думал, которые мне в толь краткое время в порядок привесть надлежало. И тако я к моему бывшему началнику приходил, представляя ему мои великие долги и прося его о позволении, чтоб я в том высочайшей милости у Ея Императорскаго Величества просить мог. На что он мне ответствовал, что Ея Императорское Величество о том и слышать не хощет, и тако уже надобно мне подумать каким-нибудь образом с моими кредиторами разделатся. А при том он меня увещавал, чтоб я впредь гораздо бережнее поступал.
И потому мне ничего более не осталось, как толко самые нужнейшия долги моими на проезд полученными денгами заплатить. А дабы сие паки некоторым образом поправить и по меншей мере путь мой исправить, то я принужден был намерение взять и оному мою наследную маетность представить. Но он мне ответствовал, что он ныне за дорагим строением в Курляндии и за другими росходами в состоянии не находится за то заплатить. А ежели я оную его брату генералу-адъютанту перепустить хочю, то, может быть, он тому купец будет. В чем таким образом соглашенось, и я получил 2000 рублев от помянутого его брата, дав от меня писменное обнадеживание, что я реченную маетность ему продажею перепустить хочю. На что я несколко дней спустя, как я о том более ничего не упоминал, такое обнадеживание получил, что по отъезде моем уже старание приложится о моих петербургских долгах более к моему удоволствию изходатайствовать, нежели, как ныне того учинить мочно.
Но как я толко в Копенгаген приехал, то я ведомость получил, что о покупке весма иной проэкт зделался, о чем предъявлять зело пространно б было. А между тем я с сими 2000-ми рублев и, оставя с лишком 10000 рублев долгу, отъехал и дорогою во время такого года, когда известным образом в Германии для жестокой зимы во всем несказанной недостаток был, почти третьею частью [111] болше иждивеней издержал. В Копенгаген я, денгами изтратився, приехал, яко же я тот час для моего учреждения экипажа, содержания 2000 ефимков с великими процентами занять принужден был. А понеже здешнее место само собою в Европе велми дорогое находится, то я тою волностию, которою чюжестранные министры первы[й] год здесь имеют, ползоватся хотел, и разные провизии из чюжих краев выписал, ибо я думал здесь несколко лет пропроводить.
А ныне я оные провизии с немалым убытком паки с рук збываю. Тот дом, в котором я живу, я не инако, как на 3 года нанять сыскал, за что я ежегодно по 560-ти ефимков плачю, не считая всяких малых починок, кои я на себя перенять принужден был. И хотя я за все 3 года платить не буду, однакож, я принужден за целой год заплатить, не взирая на то, что я толко с Михайлова дня и тако полгода во оном жил. К чему еще многие другие здешние зело дорогие обстоятелства присовокупляются. И тако я более 3000 ефимков сверх определенного посланничего жалованья чрезвычайных росходов имел.
Крайнейшая нужда принуждает меня Вашему Императорскому Величеству мои последния, но мне зело прискорбныя обстоятелства и притчины моих долгов, так пространно представлять. Ко освященным Вашего Императорскаго Величества стопам я припадаю и превысочайшаго Вашего милосердия милости прошу, понеже я без того от моего смятного состояния свободится не могу.
Всевышши[й] Бог Вашего Императорскаго Величества правителство долговремянною жизнию и многою славою да благословит. Я же со всеподданнейшею верностию и ревностию до моей кончины со всеглубочайшим респектом пребуду.
Вашего Императорскаго Величества всеподданнейше покорнейши[й]
Иоган Албрехт Корф.
РГАДА, ф. 248, оп. 1/102, д. 8122, ч. 2, лл. 727-731 об.
Комментарии
1. Дата приведена из подлинника скаски на немецком языке. Переводчик по ошибке написал 26 декабря.
2. Указом от 25 января 1748 г. (ф. 286, оп. 1, д. 439, л. 99).
3. Перевод с немецкого. Переводил переводчик КИД Яков Сенявич.
4. Челобитная И. А. Корфа от 17/28 марта 1741 г. на имя императора Иоанна VI Антоновича, посланная в Россию из Копенгагена. (АВПРИ, ф. 53, оп. 53/1, 1741, д. 5, лл. 177-181, 183-194 об.).