-

Присоединение Пруссии к России.

(проэкт).

«Быть по сему».
30 апреля 1760 г.
Елисавет.

Кампании 1757, 1758 и 1759 годов коалиции трех держав: России (императрица Елисавета Петровна), Австрии (Мария-Терезия) и Франции (Людовик XV) против Пруссии, или, лучше сказать, против ее короля-полководца Фридриха II, стоили много крови и жертв для обеих воюющих сторон. Но особенно тяжки были для Пруссии победы, одержанные русскою армиею. Вследствие этих побед, в начале 1760 года, мы твердо стояли в Восточной Пруссии; древняя столица ее, Кенигсберг, обращена была в русский губернский город, — русское общество беззаботно в нем вселилось, и русские генерал-губернаторы мирно правили всеми завоеванными областями. В Кенигсберге явилась русская духовная миссия с архимандритом во главе; чеканилась русская монета и, наконец, все жители покоренной страны приведены были к присяге на подданство российской императрице ¹.

При таком положении дела весьма естественно, что петербургский кабинет пришел к мысля о совершенном присоединении к России той части Пруссии, которая досталась нам по праву завоевания. И вот, 30-го апреля 1760 года, государыня Елисавета Петровна собственноручно утвердила проэкт присоединения к России Королевства Прусского. Этот проэкт был составлен по указаниям тогдашнего канцлера гр. М. Л. Воронцова; написанный едва-ли не Дм. Вас. Волковым, замечательным государственным дельцом того времени, в виде промемории, вручен послам гр. [706] Эстергази — представителю римской империи (Австрии) и маркизу л’Опиталю — послу Франции. Переговори между союзными державами затянулись, — продолжалась и упорная кровавая борьба на полях битв. Все это кончилось, со смертию Елисаветы Петровны, в 1761 г., необыкновенною, небывалою переменою в политике русского двора: из смертельного врага Россия (император Петр III) сделалась самым великодушным, самоотверженным другом Фридриха II ².

Таким образом Россия повергла Пруссию на край гибели — Россия же и спасла Пруссию.

С небольшим только столетие протекло с тех пор, как мы властною рукою хозяйничали в Королевстве Прусском и весьма серьезно готовились обратить его в русскую губернию, — и вот это же королевство, трудом и наукой, под сенью свободно-законных учреждений и при широкой свободе мысли и слова, пришло к победам, поставившим его в челе могущественной единой Германской Империи.

Но если этот, ныне могучий, друг и союзник России когда-нибудь подымет свои полчища против нас, будем надеяться, что он встретит не только прежнего стойкого, бесстрашного русского солдата, который, слишком сто лет тому назад, сокрушил гений короля-полководца, — но и воина образованного, защитника отечества, далеко двинувшегося по пути прогресса и цивилизации. Ред.

Промемория, врученная послам графу Эстергази и маркизу л’Опиталю.

Учиненное ее императорскому величеству формальное сообщение заключенного между ее величеством императрицею королевою (Мариею-Терезиею) и его величеством королем французским (Людовиком XV) в Версале, 30-го декабря 1759 г., нового союзного трактата, было тем приятнее ее величеству, что из оного усматривать изволит полезное и похвальное обоих высоких содоговорителей намерение — счастливо восстановленную между ними дружбу и добросогласие навсегда утвердить и непоколебимыми сделать, все то заблаговременно отвращая, что бы впредь к неприятным спорам и самой бедственной войне повод подать могло, избранием римского короля, в персоне его светлости архи-герцога Иосифа, предохранить римскую (австрийскую) империю от опасаемых в междуцарствии беспокойств и замешательств; вредные короля прусского, как зачинщика нынешней войны, силы совратить и в такие пределы привесть, которые не допускали-б его более возмущать, как всеобщее, так и соседей своих спокойствие; обиженным сторонам, а особливо его величеству королю польскому, как курфирсту саксонскому, доставить праведное награждение, на иждивении возмутителя общего покоя, охранять права и вольности [707] республики польской, — и буде, при будущем избрании короля польского, оное вольным республики изволением падет на одного из светлейших принцев курфирстского саксонского дома, то сей выбор, по возможности, подкреплять и приглашать, чтоб ее императорское величество к сему трактату формально приступить изволила.

Важность сего трактата требовала уже строгого рассмотрения, по причине заключающихся в оном весьма многих и великих намерений. Но, как и заключенный в Копенгагене, 4-го мая 1759 г., трактат сообщен почти в одно время, и ее величество императрица-королева и его величество король французский столько же усердно желают, чтоб ее императорское величество к оному приступить изволила; то ее императорское величество, желая союзникам своим подать новой удостоверительной дружбы своей опыт и, приступлением своим к обоим вышеупомянутым трактатам, содействовать в лучшему исполнению оных, за весьма нужное, однако-ж, находит объяснить сперва свои мнения с такою откровенностию, с каковою ее величество, во всех случаях, с верными своими союзниками поступать обыкла.

Ее императорское величество отдает полную справедливость мудрости и предусмотрению, с каковыми заключены оба помянутые трактаты. Достижением принятых в оных намерений, конечно, надеяться можно прочной тишины в Европе, и потому всемерно надобно прилагать к тому все силы, толь больше, что сверх сего неоцененного добра, имеют почти все, в нынешней войне участвующие, державы ожидать собственно себе воздаяния.

Императрица-королева имеет получить Шлезию и графство Глац.

Бурбонский дом, полюбовными соглашениями, конечно, приобретает в Италии и, может быть, со стороны Нидерландов и Люксембурга.

Король польский, как курфирст саксонский, конечно, заслуживает справедливое, за претерпение его земель, получить награждение.

Датскому двору, за единое почти его неутральство, обещано, по меньшей мере, ревностное старание доставить ему такое приобретение, которое для него крайне драгоценно; не забыты, конечно, интересы и шведской короны, в заключенной с нею конвенции, о которой ожидается здесь сообщения.

Императрица Всероссийская сильным своим содействованием положа довольное, к достижению сих великих намерений, основание, конечно, за особливое себе удовольствие и славу почла-б, продолжая так далее и не требуя взаимно себе никакого воздаяния, [708] быть орудием во исполнении толиких желаний; бескорыстные ее величества мнения самым делом довольно свету доказаны.

Но когда, согласуясь приступить к вышеупомянутым трактатам и распространить чрез то вновь принятые обязательства, само-собою приходит во уважение:

1) что оба помянутые трактаты и самые полезнейшие принятая оными намерения, а потому и приступаете к оным ее величества, будут тщетны, ежели не удастся привести короля прусского в желаемое сил ослабление;

2) что, вместо справедливо ожидаемой от того пользы, могут произойти ужасные нестроения, и буде не новые войны родятся, то, однако-ж, недоверенностию между союзниками впредь оных опасаться должно будет, ежели-б король прусский в нынешнем сильном состоянии остался;

3) что потому ныне больше, нежели когда-либо, надлежит с крайним усилением и единодушием против него действовать;

4) что когда нынешняя, знаменитыми победами толь славная, кампания и не совершенно соответствовала желаемым успехам, но от благословения и помощи Божией для переда лучшего ожидать надлежит, однако-ж, на долговременную еще и кровопролитную войну готовиться надобно;

5) что пускай, с окончанием будущей кампании, вся война кончится и высокие союзники достигнут каждый своего намерения и желанного повоя, ее величество найдется еще и тогда в великих затруднениях, коим образом возвращать заведенную толь далеко армию и сохранить с бесчисленным иждивением учрежденные в Пруссии магазины и завезенную туда артиллерию;

6) что понеже, желаемым исполнением помянутых обоих трактатов, нечувствительно составится такая система, которая надежно гарантирует союзникам ее величества тишину и безопасность их областей, а ее императорское величество нетокмо никаким образом в то не включена, но паче, политически рассуждая, надлежало бы опасаться, что здешняя империя, быв полезным сему великому зданию орудием, по совершении оного, столь нужною не будет, и только сама, по делам германских, его императорского высочества (великого князя Петра Федоровича), владений, в некоторой зависимости найдется, ежели-б не была ее величество лучше удостоверена о праводушии и признательности союзников, — то весьма легко случиться может, что при заключении желаемого мира, пока все союзные державы в новые приобретения вступят, и постановлением покоя свои убытки награждать стали-б, и пока [709] армия ее императорского величества еще в свои границы не возвратилась бы, а наименьше потребное отдохновение и поправление получила, да и того меньше, чтоб вся империя понесенные ужасные тягости, и потерянных людей и иждивения наградила-б, — найдется оная в новой, но столь труднейшей войне с турками, что новые тогда рекрутские поборы и новые, нынешним подобные, иждивения были бы совсем несносны; что Франция, в заключенном с нею союзном трактате, и к тому обязаться не хотела, чтоб, в случае нападения на здешнюю империю от турок, подавать помощь хотя деньгами, хотя ее величество охотно обязывалась подавать его христианнейшему величеству помощь против Англии; что хотя Оттоманской Порте, к нарушению вечного мира, отнюдь никакого повода не дано и подано не будет, и хотя равно не подает и оная причины к жалобам, но ее внутреннее состояние причинствует иногда войну против желания самого правительства, а в сем, весьма возможном случае, конечно, скорее война начата была б против здешней империи, войною против короля прусского истощенной, нежели против австрийского дома, приобретением Силезии и новыми союзами весьма подкрепленного;

7) что когда подробно исчислить, во что нынешняя война собственно казне ее величества и генерально всей империи уже стоит, хотя-б не делать никакого исчисления, чего стоят толико тысяч земледельцев, то число превзойдет почти вероподобность.

Краткое всех сих справедливых и основательных уважений предъявление, чинится, однако ж, не для того, чтоб, воображая себе оные, иметь меньше об общей пользе ревности, или затруднить приступление ее величества в вышепомянутым трактатам. Выше уже довольно сказано, что ее величество в тому склонна быть изволит; но предъявление всего того нужно было к следующим вопросам:

1) Не справедливо-ли, что соглашенная часто помянутыми двумя трактатами система для союзников ее величества весьма полезна и славна, когда оная совершенно утвердится, и не надобно-ли, напротив того, опасаться, как выше сказано, ужасных нестроений и, может быть, новой войны, ежели, вместо ожидаемой пользы, произойдут из того одни несогласия и зависти?

2) Не доказательно-ли равным образом, что все сие только от того зависит, будут-ли силы короля прусского сокращены или нет?

3) Буде, как неспоримо кажется, все дело в том состоит, то [710] колико надобно в тому сильное содействование ее императорского величества?

4) Ежели оное к тому совсем необходимо, и буде доныне полезно было, то не требует-ли собственный высоких союзников интерес, основанная ими для переда система, и потому собственных их областей благосостояние, о том всеми силами стараться, чтоб здешняя империя за понесенные убытки справедливое награждение получила, тем паче ее величество в состояние приведена была войну с равною ревностию и силою продолжать и самого ее окончания не опасаться столько-ж, сколько продолжение ее тягостно?

По предъявлении всего сего, конечно, не оставалось бы более, как ожидать, что высокие союзники сами по справедливости, но востребованию собственных своих интересов и по своему признанию к награждению здешних убытков, за довольно найдут толь паче, что когда наибольшая нужда состояла подать скорую помощь, ее императорское величество не оставила тогда оную, чтоб выговорить сперва себе потребные выводы и надежности, — и теперь препоручает свои интересы попечению высоких ее союзников, когда они наперед уже о своих согласились, и сообщая ее величеству, не только требуют ее в тому приступления, но, конечно, и усматривают сами, что к достижению собственных их намерений нужно сильное ее величества содействование.

Но как ее величество не хочет весьма в тягость быть своим союзникам, ниже требовать невозможного, а напротив того, в версальском трактате, 30-го декабря 1759 г., за основание и намерение всем учиненным соглашениям принято:

«Как бы зачинщика войны, т. е. короля прусского, принудить к учинению обиженным сторонам справедливого за прошедшее удовлетворения, чтобы доставить от него достаточную для переду безопасность, сохранить германскую систему в настоящей ее силе и восставить на прочном основании общий покой, особливо же в римской империи, приведением короля прусского в такие пределы, которые не допускали-б его возмущать более, как всеобщее, так и соседей своих спокойствие, по прихотям собственного его и Англии властолюбия».

Да согласно тому и здесь, в заключенной с императрицею-королевою (Мариею-Терезией), 22-го генваря 1757 г., конвенции, VІ-м артикулом именно постановлено:

«Понеже европейский покой никогда твердо установлен быть не может, ежели у короля прусского не отнимутся способы к смущению оного, то их императорские величества все силы и старания к тому употребят, чтоб сделать сию услугу человеческому роду, и будут для того соглашаться со всеми теми державами, коих они в равномерных склонностях найдут; и [711] его христианнейшее величество (Людовик XV) хотя не приступил к сей конвенция, однако-ж, декларациею своею от 24 октября 1756 г., за подписанием кардинала Берниса, объявляет, что он не приступает к помянутой конвенции; однако-ж, он не апробуя постановление оной, с такою же искренностию готов учинить, согласно с обеими государынями императрицами, все то, что может споспешествовать намерению о восстановлении мира на справедливых кондициях о учинении оного сколько возможно прочным, приведением в бессилие явного нарушителя народной тишины, о доставлении союзникам удовольствия и возвращения убытков за претерпенные ими разорения и об утверждении впредь авантажей их и спокойствия. Чего ради его величество, согласуясь на все меры, кои могут быть для него с обеими государынями императрицами общие, чрез добрый успех в толь полезных видах, объявляет еще, что он не отступит от принятых в сей войне намерений в продолжать будет наибольшие старания, для принуждения общего неприятеля к поступлению на справедливые кондиции, и что он, при всех случаях, со всякою доверенностию соглашаться будет с обеими государынями императрицами, и с общими союзниками, как о принятии мер, так и об авантажах, которые, по состоянию дел, им доставлены, и при заключения мира гарантированы быть могут, напротив чего и его величество уверен, что они такую-ж готовность и в рассуждении его оказать не оставят».

То видится великому сомнению, ни затруднению не подлежит, чтоб императрица-королева и король французский, не так в награждение понесенных убытков, как паче в признание за толь сильное ее императорского величества содействование к восстановлению прочного мира и тишины в Европе и за укрощение возмутителя оных, на его ж иждивении, обещали ее величеству употребит во время войны, при конференции о мире, всевозможные старания свои и домогательства, дабы Королевство Прусское, оружием ее императорского величества действительно завоеванное, и которого жители добровольно учинили ее императорскому величеству присягу верности, ее величеству уступлено было, и король прусский (Фридрих II) от нее и совершенно отрекся, и тогда дать на оное свою гарантию. Что сие, именем одним королевства громкое, а само по себе гораздо маловажное приобретение, не подлежит никакому затруднению, то к доказательству довольно, что оное к римской империи не принадлежит, что не всегда бранденбургский дом оным владел, что для завоевания оного не новую войну начинать, — оно уже завоевано. И что когда не только намерение, но и самые обязательства приемлются получить и доставить другие еще покоренные области, и где ни нарушение трактатов, ни разорение не служат правом, то, видится, можно еще удобнее получить и доставить провинцию, оружием завоеванную, столь большим правом, что король прусский, еще до вступления армии ее императорского величества в Пруссию, издал такую декларацию, которая не может почесться инако, как [712] прямым войны объявлением, — а во время продолжения войны, да и прежде оной, столько оскорблений делали ее императорскому величеству, от войны независимой, но тогда в персоне ее министров, а потом в нарушении всенародных прав, что и для славы ее величества неинако, как достойно и праведно получить знаменитое удовлетворение.

Что союзникам ее величества, а особливо императрице-королеве (Марии-Терезии) и королю французскому (Людовику XV), сие новое сей империи приращение не может, как полезно быть, и имеющуюся к намерении систему утверждать и соблюдать, то доказывать больше пространно, нежели трудно.

Все союзы, на каких бы взаимных желаниях и склонностях ни утверждались, не могут почитаться прямо полезными, а потому и прочными, ежели пресечены все способы, чтоб одна держава другой могла взаимную подавать помощь; что здешняя армия подавала союзникам сильную помощь, преодолевая толикие препятствия и делая толикие походы, тому примеры редко видим. А буде полагать, что король прусский, по отнятии у него Шлезии, не будет только силен и опасен, то хотя сие и правда, однако-ж, и того оспорить не можно, что он начал войну для получения Силезии, не имев оной и во время, когда австрийский дом другою войною отягощен еще не был, и когда король прусский не имел на своей стороне ни Англии, ни протестантских в империи принцев.

Таким образом, всемерно нужно, кажется, не о том помышлять, сколько король прусский один собою, без Силезии, силен и слаб будет, но сколько он еще с помощию Англии, Гановера и других его союзников опасен быть может, ибо то неоспоримо, что чем теснейшее будет между австрийским и бурбонским домами согласие, тем больше Англия короля прусского подкреплять и о том стараться будет, чтоб протестанские в империи дворы в его союзе неразделимо содержать, — и самая Силезия не будет-ли источником новых только в империи неспокойств, несогласий, недоверки и зависти, с тою только разностию, что, тогда король прусский случая искать будет, и оным воспользуется получить обратно сию любезную ему провинцию. Напротив того, король прусский — Пруссии лишенный, не лишается подлинно великих доходов, потому что оная немного приносит, однако-же, силы его тем много убавятся, что он оттуда армию свою молодыми наполнять не станет; пресекутся, по большей части, ему способы опустошать жителями и польские провинции, и быть нигде так, как в оной опасным, а особливо при нынешних, в сем королевстве и без того [713] великих, несогласиях; а ее императорское величество, хотя великих сил всегда там в готовности содержать и не может, но имея там в готовности магазины и пристани, легко для пользы своим союзникам может доставить туда, знатную армию.

Впрочем, ежели-б, паче ожидания, оказалось о том какое сомнение, что, таким образом, королевство польское областьми ее величества больше окружено было-б, то сверх неоспоримой истины, что польская республика и тем весьма много приобретала-б, когда-б, избавясь несколько сего, ей опасного, соседа, избавилась и того опасения, что и опять театр войны внутри ее земель восстановиться может, и, сверх того, что здешняя империя больше всех интересована пещися о сохранении сей республики при ее правах и вольностях, — ее величество себе предоставляет, получа однажды во свое владение Пруссию, удобного средства искать: невозможно-ли будет с республикою польскою, полюбовным соглашением и ко взаимному обоих сторон удовольствию, сделать о сем королевстве другое определение.

Сие есть главное и существительнейшее, о чем ее императорское величество министерству своему повелела сообщить их превосходительствам, господам послам, дабы, в случае, чтоб они от дворов своих в тому достаточно инструированы и уполномочены были, поступить тотчас на подписание акта приступления, а в случае, чтоб им новых наставительных указов требовать надлежало они поскорее о том дворам своим представить могли. Ибо прочие (предметы) уповательно не будут подлежать никакому затруднению, как то господа послы сами усмотрят из проэкта, которым ее императорское величество к частопомянутому версальскому трактату приступить готова быть изволит.

Собственною рукою императрицы Елисаветы Петровна написано: «Быть посему».

С.-Петербург, 30-го апреля 1760 г.

Комментарии

1. В I и во ІІ-м томах, изданных нами записок А. Т. Болотова (изд. 1870 и 1871 гг.), заключаются в высшей степени интересные подробности о Семилетней войне и пребывании русских в Пруссии (1757—1762 гг.).

В нумизматическом собрании кн. А. Б. Лобанова-Ростовского есть интересная и весьма полная коллекция русских монет, чеканенных в Пруссии, во время завоевания ее Россией (1758—1761 гг.). Ред.

2. См. чрезвычайно важную для история того времени подлинную переписку Фридриха II и Петра III, впервые напечатанную в «Русской Старине» 1871 г., т. III, стр. 283-309.

Текст воспроизведен по изданию: Присоединение Пруссии к России. (проэкт) // Русская старина, № 5. 1873