2 сентября 1758 г.

Нашему вернолюбезному, ныне в походе находящемуся, регулярному и нерегулярному войску. [342]

Одержанная армеею нашею над королем прусским в 14 августа сего года недалеко от Кистрина при местечке Фирштенфелде победа, есть дело рук всемогущего, и мы с должным благодарением признаваем его на нас и нашу армею щедро излиянную благодать. Оказанная на оной баталии войском нашим храбрость и неустрашимое мужество есть существительного и от самого провидения непременно узаконенною его должностию, и знаком, колико творец в благости своей одарил наш народ похвальными качествами. Со всем тем, с матерним благоутробием взирая на оказуемые добрыми и верными рабами, хотя и по долгу к нам и любезному отечеству, заслуги и получа от нашего любезноверного генерала-аншефа Фермора и от других, под командою его находящихся генералов и равномерно от нашего любезноверного генерала Броуна свидетельство о похвальном усердии и ревности, с каковою храброе наше войско на помянутой баталии неприятелю супротивлялось и кровь свою за нас и отечество проливало, мы оставить не хотели, объявить оному чрез сие наше монаршее и матернее за то благоволение, милость и похвалу в твердом надеянии, что все и каждой крайне стараться станут дальнейшей и непременной вашей милости учинить себя достойными.

Но как при том же к крайнему сожалению и гневу нашему слышим мы, что в то самое время, когда победа совсем на нашей стороне была и неприятель пораженной в великом смятении бежал, некоторыми своевольными и не наказания токмо, но мучительнейшей смерти достойными солдатами не токмо голос к оставлению победы и к отступлению назад подан, но число сих своевольников нечувствительно так умножилось, что они отступая, неминуемо и многих других, в твердости еще пребывших, в бег с собою привлекли, определенным от нас по дарованной нам от самого бога власти командирам ослушны явились и в то время за мерзкое пьянство принялись, когда их долг, присяга и любовь к отечеству кровь свою проливать обязывала.

Велик и праведен наш гнев, когда мы только об одном ослушании рассуждаем, но оной еще гораздо большим становится, когда представляются притом все пагубные следствии оного. Но мы об них распространяться не хотим. Каждой солдат теперь конечно сам чувствует и обличается совестию, что ежели бы всяк должность свою исполнил и места своего не покинул, неприятель, и без того побежденной, был бы совсем истреблен и теперь не новых нападеней от него ожидать или не к новым супротивлениям готовиться, но во всяком спокойствии и безопасности приятные токмо плоды славной победы собирать осталось бы. С трепетом и ужасом долженствует каждой помышлять, что наиболшей в армее нашей урон причинен не от неприятеля, но только от помянутого ослушания, ибо бегущие стреляли без разбору, следовательно или по бегущим же во след их или по тем, кои оставшись на месте в непоколебимой твердости бесчестной и поносной их побег прикрывали и победу одержали, и кои славным навеки примером верности к своему государю и отечеству в незабвенной памяти пребыть, а не мишенью [344] своевольной и наказания достойной стрельбе служить имели.

Соболезнуем мы матерне о сих храбрых и достойных сынах отечества, конечно, увенчанных уже свыше в царствии небесном за их ненарушимую верность. Но те, кои хотя и неумышленно виновны их кончине, долженствуют болеть и тужить о потерянии своих собратьев и о праведном и неизбежном наказании господнем, готовящемся им вместо венцов, ежели новыми делами отличного к государю своему и отечеству усердия и непоколебимой твердости прошедшего не загладят. Долженствуют вечно стыдиться и внутренно страдать, что умноженной в армее нашей их собственными побеждать обыкшими руками урон неприятель с гордостию приписывает, к своей славе, ежели при первом случае не докажут ему самым делом, что буде погрешение их и ослушание могло несколько самим себе быть вредно, то однако ж храбрость их повелениями начальников предводительствуемая неприятелю несравненно вредительнее и опаснее.

О благословении и помощи божией толь меньше сумневаться надлежит, что безмерное его благоутробие ожидает токмо раскаяния, а помогающая всесильная его десница, ревностно и мужественно сражающихся, дабы явить дела его величия.

Мы не упоминаем здесь точно имена тех, кои сей гнев наш заслужили, но сие для того, что мы их теперь на сей раз всемилостивейше прощаем и не хотим имена их сделать поносными и бесчестными, в твердом ожидании, что каждой согрешение свое признал, искренне об нем раскаивается и твердо предприял или кровию своею его омыть, или мужеством и примерною верностию и безмолвным послушанием превышаясь над пороками удостоиться равной от нас милости, благоволения и похвалы.

По имянному ее императорского величества указу

Князь Н. Трубецкой. А. Бутурлин. Граф Михайла Воронцов. Граф Александр Шувалов.

ЦГВИА, ф. 39, д. 1, лл. 104-105 об. Подлинник.