Ко 2-й кольбергской экспедиции.

В делах военной коллегии сохранился весьма любопытный документ, относящийся к первым годам царствования Императрицы Екатерины II-й. Это всеподданнейший доклад военной коллегии о помиловании виновных в неудаче при осаде в 1760 году русскими войсками крепости Кольберга (Кольберг — германская крепость в Прусской провинции Померания, при впадении реки Персанта в Балтийское море). Он выясняет многие обстоятельства, имевшие место в названном предприятии, и дает новый материал для характеристики Императрицы. Обстоятельства Кольбергского дела 1760 года более или менее известны из истории и представляются в следующем виде. В семилетнюю войну, еще в 1758 году, после сражения при Цорндорфе, русские решили овладеть Кольбергом, как весьма важным стратегическим пунктом. Захват этой крепости давал возможность прочно базироваться в Померании, открывал сообщение с флотом и обеспечивал продовольствие и снабжение наших войск всем необходимым. Весь гарнизон крепости состоял из 700 человек милиции и инвалидов, но имел весьма храброго начальника, майора Гейдена. Взятие Кольберга представлялось делом нетрудным, и для этой цели был послан 6 тысячный отряд генерала Пальмбаха, который 20 сентября и осадил крепость. Однако сопротивление гарнизона и вооружившихся жителей было настолько упорно, что все нападения русского генерала, получившего из главной армии подкрепление, остались безрезультатны и после 19-дневной осады, в виду угрожавшей опасности быть отрезанному от армии, он отступил в [646] Пруссию. Опыт был повторен в 1760 г. На кампанию этого года возлагались большие надежды. “Чтоб и нынешнею кампаниею короля прусского усмирить, армии нашей на его землях зимовать и пребыванием ея тамо честный мир получить и славной войне конец сделать", сказано было в высочайшем рескрипте на имя Салтыкова 2 июня 1760 г. Главные силы русской армии были направлены к Одеру и должны были соединиться с австрийской армией между Франкфуртом и Глогау. Для покорения Кольберга была снаряжена эскадра, под командою адмирала Мишукова, состоявшая из 26 кораблей, и вытребована из действующей армии легкая кавалерия и несколько находившихся на реке Висле драгунских эскадронов. 25 июня адмирал Мишуков с флотом вышел в море, а 15 августа бросил якорь около Кольберга. Положение этой крепости сравнительно с положением при первой осаде её генералом Пальмбахом почти не изменилось: гарнизон находился под начальством прежнего коменданта, полковника Гейдена, и состоял из двух батальонов земского ополчения и 800 человек крепостного полка. Запасов было достаточно; крепостные верки и укрепления оставались почти без изменения, но как и прежде в полном порядке.

Адмирал Мишуков, бросив якорь, согласно с мнением военного совета, решил бомбардировать с флота город и укрепления, защищавшие вход в гавань. 16 была открыта бомбардировка, а 17 началась высадка войск. Команда над десантом была поручена генералу Демидову, который, при поддержке артиллерийского огня с флота, атаковал прусские укрепления при устье р. Персанта и, взяв их штурмом, приступил затем к траншеным работам. В конце августа получились тревожные слухи об угрожавшей нашему десанту опасности. Вследствие этого отряд конницы полковника Серебрякова, прибывшего к Кольбергу из действующей армии и прикрывавший действия осаждающих, был отодвинут в направлении к Старгарду для наблюдения за неприятелем, которого ожидали от Штеттина. Но на самом деде опасность угрожала с другой стороны, со стороны реки Варты. В то время как внимание русских было обращено главным образом на Берлин, генерал Вернер с 3 батальонами выступил из Глогау и форсированным маршем направился на выручку Кольберга, и 7 сентября уже был под крепостью. Появление его было настолько неожиданно, что генерал Демидов до того растерялся, что, не видя еще неприятеля, приказал садиться всем на суда, произведя в войске смятение и беспорядок. Вся осадная артиллерия, в числе 22 орудий, досталась неприятелю. Вернер [647] атаковал десант во время посадки на суда, но был отбит. Простояв до 12 сентября, флот Мишукова должен был сняться с якоря и отплыть от Кольберга.

В Петербурге остались весьма недовольны исходом экспедиции, и в результате многие из участников её оказались на скамье подсудимых. Императрица Елизавета поручила обстоятельства дела расследовать военному суду. Впрочем, адмирал Мишуков от суда был освобожден; генерал Демидов лишен всех чинов и разжалован в рядовые. Кроме того, приговорен к смертной казни, через расстреляние, майор Марин “за пьянство и самовольную отлучку с поста", разжалован в рядовые лейтенант Северицин, приговорен к денежному штрафу в размере годового оклада вице-адмирал Мордвинов и некоторые другие. Суд был окончен в 1762 г., и, в силу последовавшего 22 сентября Высочайшего указа по случаю коронования Императрицы Екатерины II-й, приговор был смягчен. Но в 1763 году военная коллегия представила мотивированный доклад, прося осужденным полного помилования. Прилагаемая при сем резолюция с достаточной полнотой рисует отношение к этому докладу Императрицы. Только что утвердившаяся на престоле, и может быть под впечатлением проекта Панина (Никита Иванович Панин проектировал создать учреждение, напоминавшее верховный тайный совет, под именем постоянного совета Императрицы из 6-8 постоянных членов. Сущность этого проекта можно видеть из слов генерал-фельдцейхмейстера Вильбоа, написанных им государыне: ”я не знаю, кто составитель этого проекта, но мне кажется, как будто он, под видом защиты монархии, тонким образом склоняется к аристократическому управлению”. Императрица, мечтавшая в начале своего царствования утвердить в государстве законность и порядок, сначала сочувственно относилась к этому проекту; интересовалась им, сама делала на нем различные поправки и замечания, и 28 декабря 1762 г. был уже подписан высочайший манифест, в котором говорилось от лица государыни: ”Хотим и учреждаем Императорский совет. Оный состоит в шести до осьми персонах, которые именоваться должны Императорскими советниками, а число их никогда восьми превосходить и меньше шести умалятся не должно”. Однако этот манифест не был обнародован. Под влиянием окружавших ее советников, Императрица отказалась от проведения в жизнь этого учреждения, а Панину, как составителю и защитнику проекта, было выражено неудовольствие (ср. ст. Н. Д. Чечулина, Жур. м-ва нар. просв. 1894 г. т. 292, стр. 68)) государыня естественно увидела в представлении покушение на ограничение её самодержавной власти, и дает почувствовать военной коллегии, как она должна держать себя по отношению к её особе. На объяснение коллегии, что она имеет право [648] представлять свое мнение государям на основании закона, Императрица, подтвердив свои прерогативы, пригрозила предать суду весь составь военной коллегии. Дело однако окончилось тем, что был представлен новый доклад, с просьбою монаршего милосердия как за представление о помиловании, так и за принесенное оправдание. Это удовлетворило Императрицу Екатерину: “Бог простит"... написала она и приказала хранить переписку в коллегии, не отсылая в сенат.

Осужденные тоже получили прощение. 18 декабря того же года коллегия снова представила доклад, почти слово в слово передающий содержание первого, на котором государыня написала: ”Для Рождества Христова прощаются”.

У нас нет документов, указывающих, от кого происходила инициатива представления этого нового доклада. Но можно предположить, что теперь она принадлежала Императрице. На это наводят следующие соображения. Вновь возбудить вопрос могла или та же коллегия, или государыня. Но насколько невероятно было бы первое предположение, настолько возможно второе. С одной стороны — очень сомнительно, чтобы только что испросившая прощение коллегия могла (да и едва-ли бы нашла нужным) без соответствующего уполномочия вновь представлять по тому же вопросу, а с другой — весьма вероятно, что смягчившаяся государыня, вполне убедившись в бескорыстности и верноподданности членов коллегии, сама пожелала пересмотреть все дело и отдала словесное приказание вновь представить точно такой же доклад.

Так как всю переписку по этому вопросу Императрица повелела хранить в коллегии, не отсылая в сенат, настоящее документы до сего времени не могли быть использованы для научных исследований.

Этим объясняется, почему многие исследователи, и, в том числе, полковник Масловский, производившей специальные исследования о русской армии в семилетнюю войну, несмотря на самые тщательные поиски, не могли найти этих документов и вынуждены в своих трудах ограничиваться констатированием передачи дела суду.

Все эти документы — доклады военной коллегии с резолюциями Императрицы Екатерины II-й, мы и предлагаем вниманию публики, особенно же — просвещенному вниманию исследователей.

Н. Затворницкий. [649]


Всепресветлейшей, державнейшей великой Государыне Императрице и Самодержице Всероссийской.

От военной коллегии

всеподданнейший доклад.

Прошлого 1760 года ноября 7 числа в полученном в коллегии высочайшем рескрипте следующее изображено, что предприятие Ея Императорского Величества на Колберх желанного успеха не имело, но обратилось паче к некоторому предосуждению победоносного Ея Императорского Величества в прочем повсюду оружия, тому следующие причины виновны:

1) что адмиралтейская коллегия довольно не старалась о том, чтоб флот скорее в море вышел; но паче беспременною перепискою о неполном числе экипажа подала повод адмиралу Мишукову несколько далее, нежели надлежало, в Кронштадте промешкать;

2) что адмирал Мишуков, хотя и в добром намерении, однако, повидимому, гораздо излишне полагался, что и одним с моря бомбардированием Колберх и к сдаче принужден будет, и потому о высажении людей на берег не с такою ревностью старался, с какою надлежало; а потому целые два дня совсем напрасно пропущены, а в таких случаях не только дни, но и часы считаются;

3) что в Ея Императорского Величества армии известно было, что неприятель небольшой деташамент отправляет на помощь к Колберху, однакож старания приложено не было сию помощь воспрепятствовать и ниже знать дано в лагерь под Колберх, что сей деташамент состоит только в малом числе, дабы потому меры приняты быть могли и нечаянно приближившийся неприятель не показался весьма сильным;

4) что командующий на реке Висле генерал-поручик Мордвинов не отправил туда в довольной скорости требованной от него помощи;

5) что разные при сей экспедиции подчиненные, кроме артиллеристов, не исполняли своей должности;

6) что солдаты, пришед единожды в робость и замешание, ружья свои кидали и на суда побросались;

Что до перваго пункта принадлежит, то адмиралтейской коллегии подтверждено, чтоб впредь подобных медлительств отнюдь не было.

По второму пункту адмирал Мишуков справедливое Ея Императорского Величества неудовольствие уже довольно чувствует, [650] но как ошибка его произошла отчасти доброго намерения (sic), a отчасти от излишнего уверения, то Ея Императорское Величество из природной Ея Императорского Величества милости, не хотела его более опечалить.

По третьему пункту генерал граф Фермор, потому что он во время болезни генерал-фельдмаршала графа Салтыкова всеми делами в армии управлял, без того не оставлен, чтоб своей оплошностью и Ея Императорского Величества гнева не чувствовал.

По четвертому — ошибка генерал-поручика Мордвинова тем велика, что он не имел столько догадки, сколько всякому офицеру иметь надобно, но как на оказанный ему от Ея Императорского Величества о том гнев старался он показать свое усердие новою поспешностью и тем проступок свой заслужить искал, то для того он прощается.

Что ж по пятому пункту принадлежит до прочих чинов, кои свою должность худо наблюдали или и совсем не исполнили, то правосудие и честь оружия Ея Императорского Величества требуют, чтоб они военным судом судимы были.

Впрочем, Ея Императорское Величество не одного того ищет, кто виноват, дабы потому наказывать, но столько же хочет, чтоб те были взысканы, кои должность свою прямо исполнили, как то артиллерийская команда поступала, чего ради военный суд, подавая свою сентенцию о виновных, имеет и о тех представить, кои, как и артиллеристы, отличными себя оказали.

Наконец, солдаты достойны были б жесточайшего наказания, однакож их на сей только раз всемилостивейше прощает, повелевая военной коллегии тем, кои в ея команде состоять, в собрании объявить, что они действительно смертной казни достойны, но что из милосердия Ея Императорского Величества ныне только прощается с тем, чтобы при другом случае лучше то заслужить старались, а инако праведный гнев тем больше умножится.

И, во исполнение того высочайшего рескрипта, посланным из военной коллегии команде указом воинский суд был учрежден по окончании которого все производимое по тому дело и с заключенною сентенциею на рассмотрение военной коллегии представлено и из оного следующее оказалось:

1) воинский суд, имеет довольное рассуждение по оказавшимся в деле обстоятельствам, полагает: хотя покойный адмирал и кавалер Мишуков, что по Колбергской экспедиции совершенно успеха не получено (sic), а толь паче и от команды его в [651] войске, бывшем на берегу, произошли в должностях их беспорядки и упущение за недачею определенному от него над дессантом главным командиром обер-цейхмейстеру Демидову довольного, а особливо такого, какое он в Высочайших рескриптах сам имел, наставления, всему тому, как из точного дела видно, причиною и состоял, но он между прочими из Высочайшего Ея Императорского Величества милосердия от суда был уволен; в таком случае суд и подробности его поступок не касается, а только изыскивал, в чем и от кого, по принятии обер-цейхмейстером вверенной ему на сухом пути главной команды, какою он по важности столь немалого противу неприятеля предприятия, как то и в собственном его журнале гласить, до сего времени во всю службу никогда не имел, в должностях упущении и непорядки произошли, а и при той, первослучившейся ему обер-цейхмейстеру, оказии, не будучи снабжен наставлением, по крайней силе своей и усердию, со всевозможною ревностью, как только рассудок его достигал, труды и старание прилагал; единственно только к атаке неприятельской крепости, а к тому, что еще принадлежало до должности главнокомандующего генерала, яко же от адмирала ему все на берегу войско и осторожности от неприятеля была вверена и на его искусство и попечение возложено, собственным своим разумением, по воинским сухопутному 10 главы и морскому 1 книги I главы уставами изображенного, повеления не исполнил, то есть: 1) высаженному на берег десанту никакого прикрытия не сделал и ни о чем, что до предприятия порученной ему экспедиции следовало, воинских консилиумов не имел и чтоб в случае прибытия к ним неприятельского сикурса к отпору, где можно бы собрать свое войско было, места не назначил, и до самого того времени, как неприятель действительно уже оказался, о том никому не предлагал; 2) в какой предосторожности весь десант находится и в пристойных ли местах имеет форпосты, был несведом и сам оных, кроме что близ крепости, не признавая в свою должность, не осматривал; 3) читанного во флоте при консилиуме с наставлением Высочайшего рескрипта не понял, да и после оного не требовал и не прочитал, а отзывался о содержании того неведением, а потому и к удержанию прибывшей к городу неприятельской помощи заблаговременно повеленного учреждения не учинил, почитая якобы таковая предосторожность до него не принадлежит; 4) о следующем к городу неприятельском сикурсе известие получа, однакож и потом, уповая ускорить взятием неприятельской крепости, и не полагался, чтоб неприятель так скоро пришел, ничего ж к отпору оного не [652] учредил, а дабы ни устрашить в войске нижние чины, то неприятельское приближение скрывал, а из сего 5) когда неприятель неожидаемо ими пришел пред глаза их и пост бывший в малом числе людей при деревне Селно разбил, тогда не только команды его Демидова войско, но и сам собою пришел в замешательство, и, будучи при том в беспамятстве, что делал не помнил и по команде произвел от себя непорядочные приказания, повелевая майору Фридерздорфу с командой и другим морским служителям, якобы невооруженным, каковых и не было: не видев еще от неприятеля на апроши и лагерь покушения, безвременно садиться на суда и отъезжать во флот, а потом оных смотря (sic) возвращал и тем в людях подал причину к смятению, а после того об нем майор с командою и прочих, якобы они бежали, адмирала и кавалера (sic) рапортовал, да в своем журнале записал о том несправедливо, в то же время и подполковника князя Волконского, бывшего с малою командою при деревни Селно, обнадежа присылкою помощи, оной к нему не послал, а в рапортах и по журналу своему показал, будто бы для той помощи был командирован полковник фон-Дертен, в чем и у суда тоже доказывал; но однако и cиe явилось несправедливым, а при том и бывшие с ним, Демидовым, в то беспамятство, выше сего означенные, чины в должности свой упущения и беспорядок произошли (?) и с которых показанием своим в побеге майора Фридерздорфа с командою и прочих тоже в командировании полковника фон-Дертена, если б он заподлинно был от него послан и того не учинил, подвергал он их по воинским 27 и 94 артикулам смертной казни, но в том за неправое его на них показание, присовокупляя к тому несправедливые от него рапорты и неисправную в собственных своих журналах записку, по воинскому процессу, 2 части, I главы, 2 пункта, и соборного уложения 10 главы, 107 пункта (что он тому же бы подлежал), коснулось уже собственно до него Демидова, но что все то от него произошло не из злости, умысла или упрямства, а единственно от незнания вверенной ему на тогдашнее время главного командира должности, не имея достаточного наставления, оплошностью его, к тому же и по замешательству своего рассудка в беспамятстве не осмыслясь, a cиe тако ж беспамятство и по узаконении, как-то 196 воинского артикула, в толковании, в морском уставе 5 книги, 4 главы, 47 пункта, в разделении, изображено, для неумышленного преступления облегчается 101 воинским же артикулом во отступлении от штурмования крепости приговор на изобретение суда предан; в таком случае за все вышеозначенные того [653] обер-цейхмейстера Демидова преступления, в силе ближайших воинских 28, 35 артикулов, морского устава 1 книги, 5 главы, 10-го и 20 главы 146 пунктов, генерального регламента 50 главы, и состоявшихся 719, апреля 28, 724 годов, января 29 чисел (указов), надлежит его лишить всех чинов и написать в рядовые.

2) премьер-мaйopy Алексею Марину, что он будучи на определенном посту с командою напился пьян и с оного самовольно сошел к гавани, а когда от вице-адмирала Мордвинова велено ему было паки на тот пост возвратится, то он, упрямясь, приносил отговорки; при суде ж в том запирался и команды своей на капитанов барона Шаферова и Алексеева, якобы то самовольное отлучение с поста учинили они, показывал несправедливо  —  по воинским 27 и 41 артикулам учинить смертную казнь, расстрелять.

Сообщил Н. Затворницкий.

Текст воспроизведен по изданию: Ко 2-й кольбергской экспедиции // Русская старина, № 3. 1908

© текст - Затворницкий Н. 1908
© сетевая версия - Тhietmar. 2009
© OCR - Артамонов А., Истокова И. 2009
© Русская старина. 1908

Мы приносим свою благодарность сайту
Военная история 2-й половины 18 века за предоставление текста.