№ 67
РЕЛЯЦИЯ П.А. РУМЯНЦЕВА ЕКАТЕРИНЕ II О СРАЖЕНИИ ПРИ РЯБОЙ МОГИЛЕ
20 июня [1 июля] 1770 г.
лагерь ниже Рябой Могилы
Государыня всемилостивейшая!
Вашему императорскому величеству сим всеподданнейше донести я честь имею, коим образом войски, моему предводительству вверенные, вновь храбрым наступлением на неприятеля, ушедшего 10-го числа сего месяца на высоты, ведущие к Бендерам, и паки его обратили в бегство из самого крепчайшего лагеря, которой, рекогносцировав 14-го числа сего месяца, нашел я весьма выгодным для неприятеля и отъемлющим удобность к приступу, естьли прямо всходить к оному, поелику неприятель утвердился на чрезмерно крутой горе, окружившися обширным ретраншаментом с сорокью четырьмя пушками, имев пред собою топкой грязной ручей.
На завтра препоручил я генералу-квартермистру Боуру под прикрытием пехоты и конницы осмотреть еще поближе положение того места, где расположились турки и татаре.
Он обозрел потому возможность токмо с правой стороны атаковать сей неприятельской лагерь, но, возвращаясь по [162] уведомлении о том меня в тот же день из армии к своему корпусу, отстоявшему в 6-ти верстах, нашел, что неприятель, сошедши с гор, вокруг нападает на оной [Корпус Боура] и на стоявший вместе с ним корпус князя Репнина. Учиненной сильной отпор из артиллерии и отделенными пехотными деташаментами хотя тотчас принудил неприятеля в одной только коннице бывшего к ретираде, однакож генерал-квартермистр Боур подвержен был опасности, покудова доскакал к своему корпусу и отстреливался сам от татар и одного арапа наездника, которые на него близко уже напускали.
При отбитии неприятеля урон его от удачных картечных выстрелов весьма был приметен, а наших убитых и раненых число не превосходило 20-ти человек.
В следующий день, то-есть 16-го июня, перешел с армиею вперед 9 верст и стал лагерем в виду неприятеля, постановив на завтра атаковать оного, для чего и велел пред армиею маршировать с своим корпусом генералу-порутчику князю Репнину и занять пред высотами одно место, которое закрывало его от глаз неприятельских, а генералу-квартермистру Боуру стоять неподвижно тот день в своем лагере.
Неприятель, увидев движение армии и лагерь, спустился кучами с своего лагеря на низшую гору и во весь день примечания свои на нас обращал издали.
По учиненному расположению к атаке в наступившую ночь, пошел я с армиею в правую сторону занять высоты и подал сигнал на рассвете тремя ракетами генералу-квартермистру Боуру, что я уже обнял оные, почему он с своим корпусом, который сверх прежнего числа на настоящий случай подкрепил я еще двумя баталионами пехоты, долженствовал итти вперед и занять дефилеи, на которых неприятельские пикеты поставлены были, и всходить потом прямо к турецкому ретраншаменту. А в сие время генералу-порутчику князю Репнину своим корпусом атаковать неприятеля в левое его крыло, а генералу-майору и кавалеру Потемкину, накануне того приготовившему себя к переправе чрез Прут, перешед сию реку, своим деташаментом ударить неприятелю в тыл. По усмотрению сигнала тотчас пошел генерал-квартермистр Боур на вышину с своим корпусом и лишь только приказал сделать батарею впереди из пушек и единорогов для [163] прикрытия войск, туда всходивших, то неприятель и стал отступать и мешаться в своем лагере, делая виды движения то на армию, подвигающуюся вперед в помощь действиям атакующих корпусов, то на корпус князя Репнина, заходящий ему в тыл. Напоследок, ужаснувшись со всех сторон веденных на него движений, сорвал свой лагерь и обратился в бег, и хотя генерал-квартермистр Боур с великою поспешностию взошел на гору к ретраншаменту с двумя гранодерскими ротами графа Воронцова, но ничего не в состоянии был предприять с таким числом, хотя задние неприятельского корпуса еще переходили дефилею, однакож с прикрытием великим, принуждая часто к ретираде на них тогда посланные наши легкие войски; а всему корпусу его, взойтить на весьма утесистую гору требовалось времени при всей охоте и усердии, с коими напрягали войски к тому все свои силы.
Я, увидев наглую ретираду неприятеля, обратил на него тотчас от армии всю тяжелую кавалерию под предводительством генерала-порутчика и кавалера графа Салтыкова; а между тем генерал-порутчик князь Репнин, познавая, что ни положение места весьма гористого, ни легкость неприятеля, ретирующегося, не дозволяли ему охватить его своею пехотою, приказал генералам-майорам графу и кавалеру Подгоричани и Текелли его атаковать и преследовать, кои с полками гусарскими: Сербским, Ахтырским и Харьковским не замедлившись то и учинили. При первой атаке помянутый генерал-порутчик сам был свидетелем, коль храбро опрокинули неприятеля наши гусаре и за ним шли вдогонку, а в подкрепление туда же скакал со всею кавалериею генерал-порутчик граф Салтыков. Неприятеля скорую ретираду увидев из-за Прута, генерал-майор и кавалер Потемкин поспешил переправить своих егерей и легкие войска, с которыми он шел к оному на поиск. Его узрев в небольшом числе и близко себя, неприятель отделил своей конницы до 2 000 и атаковал с великим устремлением сей деташамент, однакож подполковник и ордена святого Георгия кавалер Фабрициан, установя при егерях батарею, производимою из пушек стрельбою не только обратил назад неприятеля, но и подкрепил тем гусар корпуса князя Репнина. Причем отбито у неприятеля войсками помянутого генерала-майора Потемкина одно знамя. [163]
Вся наша кавалерия при сем случае весьма хорошо свое дело исполняла и преследовала верст до 20-ти неприятеля, чрезмерно напрягаясь достигнуть его; но он по легкости своей от времени далее ускакивал. Гнаться за ним более усталость лошадей не позволила, как происходило сие в день чрезмерно жаркой. А притом неприятель, убравшись на гору, из устроенных тамо батарей стал по нашим стрелять, ибо завременно он из лагеря свою артиллерию и обозы отправил, которые с пехотою и успели взойтить на высоты под закрытием многочисленной конницы. С пехотою генерал-порутчик князь Репнин преследовал неприятеля верст 6. А генерал-квартермистр Боур более 10-ти в наилучшем порядке.
Неприятельский урон, по засвидетельствовании генерала-майора и кавалера графа Подгоричани, сочтен до 400 человек в убитых, между коими равную участь имел ханской сын Дели Солтан Керим, который в глубоком яру со сту человеками выборных турков и татар охвачен будучи, не сдался в плен на предложение ему, деланное от графа Подгоричани, но принудил как себя, так и всю его отчаянную партию перестрелять. С нашей стороны о убитых и раненых подношу ведомость. В полон взяты Агмет ага Селим агаси, то-есть чиновник из ближайших наперстников Абазы паши, да ханской секретарь, один турок и один татарин.
Сей неприятельской корпус, по показанию пленных, состоял в 22 000 турков и до 50 000 татар, под командою Абазы паши и хана крымского, о чем, так как и о протчих обстоятельствах, присоединяю допрос взятой от первого из пленных.
Овладев неприятельским лагерем, получили мы одну медную пушку.
Не могу я промолчать пред вашим императорским величеством засвидетельствованной хвалы от частных командиров генералам-майорам графу Подгоричани, Потемкину и Текелли, полковникам гусарским Чорбе, Сатыну, подполковникам Елчанинову, Пищевичу, Фабрициану, майорам Вуичу, Мисюреву и Зоричу, капитанам Ган-геблову, Чалиновичу, Бантишу, Требинскому и Пулеви-чу, порутчикам Шутовичу, Вукотичу, получившему рану, Косавчичу и Кольбеку, что они, имев случай пред другими ближайший, храбро поступали против неприятеля. В [165] преследовании неприятеля при кавалерии всегда находился волонтер лейб-гвардии конного полку ротмистр князь Мещерской, а при гусарах Измайловского порутчик Потемкин.
Долг же мой и собственное испытание обязывает меня, всемилостивейшая государыня, донести справедливость, что, начав от дивизионных командиров, даже до солдат, все были преисполнены мужества и казали знаки своей нетерпеливости разить неприятеля. Порядок, в коем с разных сторон шли войски атаковать неприятеля, близки будучи друг другу в подкрепление, нанес бы ужас и больше щет разумеющему, нежели наш неприятель, ибо пространность, нами объемлемая, увеличивала в глазах неприятеля число наших сил до ста пятидесяти тысячей. Генерал-квартермистр Боур подаваемыми советами и неусыпными трудами во всякой возлагаемой на него от меня должности столько отличает себя в усердии и ревности к службе вашего императорского величества, что самая истина внушает мне смелость всеподданнейше рекомендовать его в высочайшую милость вашего императорского величества, как искусного, храброго и предприимчивого генерала.
Все чужестранные и наши волонтеры, находящиеся при армии вашего императорского величества, при описываемом действии отвечали своему званию весьма усердно.
Я умедлил до сего дня донесением моим всеподданнейшим о сем происшествии покудова мог отобрать подлежащие репорты и изготовить подносимые при сем планы к высочайшему усмотрению вашего императорского величества неприятельского лагеря и наших против оного движений. А притом я спешил устроить прежде меры по первым репортам к достижению неприятеля, который первого дня остановился было за 30 верст пред армиею на высотах, не разбив своего лагеря, но последующие репорты от посланных партий до сего дня удостоверяют, что по обеим сторонам Прута не могут его открыть далее уже сорока верст, а следы только видят удаления его к Дунаю, рассыпавшегося врознь на части.
Секретарь ханской и другие пленные разноречат в своих показаниях с сим турком, коего допрос я подношу 1, в [166] рассуждении защиты крепости Бендер. Они уверяют, что там весьма мало турецких войск и одни только жители остаются и якобы совсем не приготовляются к сильному отпору против наших войск; а при убеждении их к согласному показанию каждый говорит, что признается в том поистине, что он будучи в своем месте слышал. В том однакож согласны, что там есть зараза. Я об одном и другом показании уведомил генерала графа Панина, предводителя второй вашего императорского величества армии.
Вашего императорского величества
всеподданнейший раб граф Петр Румянцов.
ЦГВИА, ф. ВУА, д. 1868, л. 223—227. Подлинник.