М. В. Ломоносов прожил в литературе сравнительно недолгую жизнь: летом 1741 года впервые появились в печати его стихи, в конце 1764 года — последние. Почти четверть века неустанных исканий, гениальных открытий и снова — исканий. Многое он начинал, но не успел завершить. Некоторые страницы начатых им трудов остались лежать в бумагах Академической канцелярии. В частности, предлагаемый здесь перевод из знаменитого романа французского писателя Фенелона «Похождения Телемака» («Les avantures de Telemaque») сохранился в общем переплете рукописи, по которой этот роман был напечатан типографией Академии наук в 1747 году.

Рукопись состоит из 186 нумерованных листов, выполненных разными почерками. Двенадцать страниц ее (лл. 169-174) представлены в собственноручном переводе Ломоносова ¹. Эти страницы ни в каких описаниях его рукописей до сих пор не были упомянуты.

Участие Ломоносова в переводе данного романа Фенелона для академического издания оставалось неизвестным, однако оно не было случайным. Этот роман привлек внимание Ломоносова еще в студенческие годы. В Марбургском университете Ломоносов начал изучать французский язык, и одной из первых французских книг, к чтению которой он приступил, была книга Фенелона «Les avantures de Telemaque». В октябре 1738 года Ломоносов прислал из Марбурга в Академию наук отчет о своих занятиях, к которому приложил свой перевод с французского оды Фенелона «Горы, толь что дерзновенно взносите верьхи к звездам». Эта ода во французском издании была напечатана в конце книги о Телемаке. ² Одновременно к этому отчету он приложил список купленных им книг, в котором был указан роман «Похождения Телемака». ³

Но еще до поездки в Марбургский университет Ломоносов был уже знаком с творчеством Фенелона. Роман «Похождения Телемака» впервые был издан в Париже в 1699 году по одному из списков, без ведома автора. Высокие художественные качества этого произведения, его герой, известный уже по классической поэме Гомера, чрезвычайно занимательная фабула, прогрессивная философия — все это вместе взятое создало огромный успех ему во всех странах Европы.

Впрочем, в отечестве Фенелона роман был оценен реакционной критикой как политическое выступление против монархии Людовика XIV. Самовластный король якобы узнал себя в образе тирана Пигмалиона. Сторонники короля напечатали против Фенелона несколько литературных памфлетов. ⁴

В XVIII веке этот роман с огромной быстротой распространился по всем странам Европы. Он неоднократно переиздавался за пределами Франции на языке оригинала, а затем в переводах. В 1704 году он был издан в Лейдене на итальянском языке. Затем последовали издания его на английском и немецком языках. В начале 1740-х годов неизвестный писатель перевел этот роман стихами на латинский язык. Этот перевод был напечатан в Берлине в 1743 году иждивением некоего издателя И. А. Рудигери. Переводчик написал к своему труду следующее короткое предисловие: «У меня нет ничего такого, что я считал бы необходимым предпослать этому труду, разве лишь то, что я просил бы извинения за дерзкую попытку воссоздать неравными средствами известнейшее всему миру сочинение великого мужа». ⁶

К этому времени слава Фенелона утвердилась окончательно. В печати появился целый ряд благожелательных отзывов о нем.

Имя Фенелона было известно Ломоносову по книге Тредиаковского «Новый и краткий способ к сложению российских стихов». Тредиаковский поместил в ней отрывки двух од Фенелона: «В славу правды» и «Человеческая мудрость». Эта книга вышла в свет в 1735 году. Ломоносов купил ее вскоре по своем приезде из Московской славяно-греко-латинской академии в Петербург. Приобретенный им экземпляр этой книги хранится ныне в Архиве Академии наук СССР. На экземпляре имеется ломоносовская надпись: «М. Lomonosoff, 1736. Jan. 29. Petropoli». Книга испещрена многочисленными пометками Ломоносова. В частности, на стр. 65, где помещена ода Фенелона «В славу правды» в переводе Тредиаковского, Ломоносов сделал на полях книги несколько замечаний. К стихам «Правда торжествует известно, Торжество стало вестно» Ломоносов рекомендовал сделать новые окончания: «Ходит — приходит».

В этих поправках проявилась любовь русского студента к прославленному французскому писателю, стремление представить его стихи русскому читателю по возможности в лучшем переводе. И не удивительно, что, купив в Марбурге книгу произведений Фенелона, он берется за перевод его стихов.

Роман Фенелона «Похождения Телемака» был переведен в России еще при Петре I. ⁷ Однако впервые он был издан Академией наук лишь в 1747 году. До сих пор не было известно, кто готовил текст романа для этого издания.

Далее Тредиаковский делает небольшую оговорку, которая несколько смягчает его суровый приговор. Он сообщает о том, что в Академии наук имелись «знающие люди», которые пытались исправить недостаточный перевод, но ввиду скорости печатания не успели провести свою работу до конца. «Правда, — пишет он, — видели тогда знающие люди все недостатки в том списке, с коего так называемый набор в типографии той производим был, и могли оный все ж прежде чистого тиснения исправить; но крайнее понуждение к скорости напечатания не допустило до того: так что каков был Тилемах в оном списке, таков подлинно и в свет издан». ⁸

Туманный отзыв Тредиаковского, не пожелавшего по каким-то причинам назвать фамилии лиц, готовивших перевод к печати, создал почву для зыбких догадок. Было высказано предположение, что первым переводчиком «Телемака» в России являлся А. Ф. Хрущев, участник политического заговора против временщика Бирона, казненный вместе с кабинет-министром Артемием Волынским в Петербурге в июне 1740 года. ⁹

Мною была сделана попытка раскрыть обстоятельства, при которых осуществлялось это первое издание романа в России.

Прежде всего я обратился к протоколам Конференции Академии наук, в которых, как правило, записывались тогда постановления об издании любой книги, печатавшейся в академической типографии. Однако протоколы Конференции сохранились лишь с января по 13 августа 1747 года (другая их часть за 1747 год погибла во время большого пожара в Академии наук); в них нет никаких упоминаний об издании романа.

Тогда я подверг систематическому просмотру бумаги Канцелярии Академии наук за более широкий период. В результате мне удалось обнаружить в одном из томов за октябрь 1747 года целое дело об издании романа о Телемаке. На первом его листе написано: «Дело по ордеру Академии наук президента графа Кириллы Григорьевича Разумовскова, которому объявлен от ея императорского величества имянной указ о напечатании книги Телемака сына Улисова». ¹⁰

Вот копия ордера от 8 октября 1747 года, на основании которого это издание было начато печатанием:

«Ордер в Канцелярию.

Сего числа ея императорское величество именным своим изустным указом указать изволила книгу, называемую Les avantures <de> Telemaque, перевести и напечатать в самой скорости, остановя другое дело, буде какое тому препятствовать может; того ради сделать господам членам канцелярии такое учреждение, чтоб помянутая книга в неукоснительном времени начата была печатать лучшим самым каким можно изданием, смотря по приложенному при сем французскому оригиналу, а в какую меру оную печатать, то отдаю на рассмотрение Канцелярии. Перевод оныя книги поручается господину асессору Теплову, так как и корректура печатных листов.

У подлинного подписано: Президент г. К. Разумовский. Октября 8 дня 1747 году.

Санкт Питербург» (л. 349).

Приведу еще один документ, в котором раскрываются некоторые подробности начатого мероприятия и указываются его исполнители.

«1747 году октября 10 дня» в журнале Канцелярии Академии наук записано:

«Во исполнение оного ея императорского величества высочайшего изустного приказания в Канцелярии Академии наук определено:

2) Как переведется печатать по французскому оригиналу в кварту с литерами, называемыми парагон антиква, на коментарной, на голандской, александрийской <бумаге>... экземпляров, а понеже оных литер только находится на два листа, то велеть в словолитной сделать немедленно еще на два ж листа.

3) Фигуры во оную книгу с виниетами вырезать в Грыдорованной палате немедленно, а доски на оные взять от медника Цынка весом, и сколько оных взято будет и на сколько по цене Канцелярии, по окончании репортовать.

4) Для скорости в<ы>резованных фигур вспоможение взять бывшего при Академии мастера Вортмана, и сколько оных вырежет и что денег ему в выдаче подлежит, мастеру Соколову репортовать, по которому репорту о выдаче ему, Вортману, денег в книжную лавку тогда послать указ.

5) Оная французская книга вся <может> быть расплетена для фигур и для перевода, то больше <будет> негодна, того ради выписать такого же аудера другую и по выписывании отдать асессору господину Теплову, о чем к мастерам Соколову, Битнеру, а наборщику Ильину о записке в расход издержанной бумаги дать ордеры.

Подлинной за подписанием Канцелярии господ присутствующих» (л. 350).

Григорий Николаевич Теплов, которому был поручен перевод романа о Телемаке, являлся тогда молодым сотрудником Академии наук. По происхождению он был сыном истопника, родился 20 ноября 1717 года. Первоначальное образование получил в петербургской школе, учрежденной Феофаном Прокоповичем. Прокоповичем же был послан доучиваться в Германию. По возвращении из Германии в 1736 году он поступил студентом в академический университет, а год спустя был назначен переводчиком Академии наук. В 1741 году был пожалован в адъюнкты Академии. В 1743 году всесильный елизаветинский вельможа граф А. Г. Разумовский поручил Теплову воспитание своего младшего брата, Кирилла Разумовского. С Кириллом Разумовским Теплов совершил путешествие в Германию и во Францию, был с ним в Париже. Именным указом Елизаветы Петровны ему было повелено «для дальнейшего и совершенного обучения» усматривать в чужестранных академиях наилучшие порядки.

По возвращении в Россию Кирилл Разумовский 11 июня 1746 года был назначен президентом Академии наук, а Теплов — асессором Академии. В течение целого ряда лет Теплов являлся ближайшим помощником Разумовского по делам Академии и в первые годы своей административной власти оказывал Ломоносову необходимую поддержку, о чем последний сам вспоминал в своих письмах.

Когда Теплов получил поручение сделать перевод романа о Телемаке, Ломоносов в свою очередь оказал ему помощь в этом деле. Ломоносову по должности было вменено в обязанность проверять переводы сочинений, которые поступали в Академию наук для издания. Эту дополнительную нагрузку он выполнял сверх своих трудов по химии и физике. Сохранился целый ряд его отзывов на различные переводы. В 1744 году была дана ему для «освидетельствования» арифметика, переведенная с немецкого В. И. Лебедевым. В 1747 году он весьма внимательно просматривал латинский перевод «Лексикона», выполненный К. А. Кондратовичем.

В феврале следующего года Ломоносов сообщал об освидетельствовании им двух переводов переводчика Василия Лебедева. «Генваря 30 сего 1748 года, — писал он в академическую Канцелярию, — велено мне освидетельствовать две книги переводу переводчика Василья Лебедева, а именно Лешерову физику и Корнелия Непота, и оныя книги прочитав, усмотрел, что перевод книги Корнелия Непота исправен и весьма достоин, чтобы оную книгу напечатать; что же до Лешеровой физики касается, то в рассуждении перевода во многих местах, а особливо в терминах, до химии и истории натуральной надлежащих, очень неисправна; также и оригинал сам собою, которой мне прежде читать случилось, никуда не годен...» ¹¹

В том же 1748 году Ломоносову было предложено перевести для надписи к иллюминации немецкие стихи Якова Штелина. Иногда Ломоносов тяготился такими поручениями. В частности, в ответ на предложение перевести стихи Штелина он писал тому же Теплову: «Хотя должность моя и требует, чтобы по присланному ко мне ордеру сделать стихи с немецкого, однако я того исполнить теперь не могу, для того что в немецких виршах нет ни складу ни ладу; и так таким переводом мне себя пристыдить весьма не хочется и весьма досадно, чтобы такую глупость перевесть на Российской язык и к такому празднеству». ¹²

Таковы были обстоятельства, в силу которых Ломоносов стал соучастником перевода романа Фенелона для академического издания 1747 года.

На листах 356-359 названного дела имеется копия записи в журнале академической Канцелярии, в которой точно указано, когда рукопись поступила в набор и когда книга была отпечатана. Вот две коротких выписки из этой записи:

«Сего генваря 20 дня в Канцелярию академическую из типографии от корректора Барсова, из фигурной палаты от мастера Соколова... общим репортом объявлено, что помянутой книги Телемаковой напечатано было на ординарной бумаге тысяча двести, на александрийской двадцать пять экземпляров».

«Корректор же Барсов репортом представил, что оную Телемакову книгу начали набирать октября 20 числа, а окончена декабря 23 числа прошлого 1747 году; и тако набирали два месяца и четыре дня, и сверх положенного-де числа, то есть двенадцати листов в месяц, набрано излишних одиннадцать листов, а набирали ту книгу наборщики Тимофей Петров, Семен Поленинов, ученики Василей Позняков, Яков Трусов».

Таким образом, весь процесс издания книги от начала поступления ордера президента до отпечатания ее занял 73 дня; из них только двенадцать дней (с 8 по 20 октября) было отведено на перевод и переписывание оригинала. Книгу объемом почти в 30 авторских листов невозможно было перевести заново в такой короткий срок. Но и задерживать издание тоже было нельзя. Приказ императрицы надлежало выполнить без всякого замедления.

В условиях такой спешки нужно было искать какой-то выход. И выход был найден. Вспомнили о русском переводе этого романа, осуществленном еще при Петре I. Решили обновить его, отредактировать и в исправленном виде послать в типографию.

Рукопись, посланная в типографию, писана на разной бумаге, имеющей водяные знаки, по которым можно более или менее точно определить время ее подготовки. На многих листах первой половины рукописи есть знаки «Комерц колегии». С. А. Клепиков указывает, что такая бумага производилась в России в 1738- 1746 годах. ¹³

На листах второй половины рукописи имеются знаки 1743 и 1747 годов; на листах рукописи Ломоносова — водяной знак 1747 года. Рукопись Ломоносова писана на кремовой бумаге, отличающейся по цвету от других листов бумаги. На рукописи видны обильные следы типографской краски и отпечатки пальцев наборщиков, свидетельствующие о том, что она служила оригиналом для типографских наборщиков.

На основании приведенных данных можно точно указать, что работа Ломоносова над переводом романа осуществлялась в период между получением от императрицы Елизаветы Петровны ордера на издание романа и днем отправки рукописи в типографию, т.е. с 8 по 20 октября 1747 года. Сделать больше двенадцати страниц за такой короткий срок при огромной занятости другими академическими делами Ломоносов не мог. Возвращаясь к вышеприведенным словам Тредиаковского о том, что имелись «знающие люди», которые пытались исправить «недостаточный» перевод, но ввиду скорости печатания не успели провести свою работу до конца, следует сказать, что они полностью относятся к Ломоносову.

Но и то, что Ломоносов успел сделать, имело существенное значение. Сохранившиеся списки перевода петровского времени позволяют проследить, что нового Ломоносов внес в перевод. Вот характерные примеры.

В ранних списках о «высокородных людях» было сказано: «повысь честию и чином по мере рода их». Ломоносов исправил: «повысь честию и чином по мере службы их». Смысл текста в связи с этим изменился: повышать чином нужно не по знатному роду, а по заслугам перед государством.

В ряде случаев замена одних слов другими сделала текст более выразительным. Например, на обороте 174 листа в раннем списке было написано: «Или правда и суды не святы и недействительны царям?» Ломоносов исправил «суды» на «суд». В результате его правки фраза приобрела более обобщенный смысл: вместо конкретных судов царя Идоменея оказался суд как наивысшая этическая категория, как принцип государственной справедливости.

В отдельных случаях Ломоносов произвел значительные сокращения в тексте Фенелона. Так, в самом начале 23-й книги он сократил целый эпизод, в котором говорится об отношении царя Идоменея к спорам между жрецами Диофаном и Гелиодором о целесообразности гаданий по полету птиц и по внутренностям жертвенных животных.

Этот эпизод имеется во всех известных нам ранних списках русского перевода. Имеется он также и во французском оригинале романа. Тредиаковский позднее перевел его полностью и включил в свою «Тилемахиду».

Фенелон выступал против вмешательства светской власти в дела церкви. «Помни, что царь должен покоритися вере и никогда не должен пременяти уставы, — говорит в романе Ментор царю Идоменею. — Ежели цари будут мешатися в веру и не защищати, будет вера порабощена».

Ломоносов, всегда выступавший против церковников и суеверия, разошелся в данном случае во мнениях с Фенелоном и выкинул не понравившийся ему эпизод.

В своем переводе Ломоносов сделал акцент на социальных и нравственных вопросах. В романе Фенелона, кроме яркого изображения самовластных царей и их развратных министров, много места уделено вопросам социального прогнозирования, утопии. Самовластию царей противопоставлены картины идеального государственного и общественного строя (Салент). Это обстоятельство дало некоторым историкам основание называть Фенелона писателем-утопистом.

Ломоносов, мировоззрению которого также были свойственны элементы утопизма, избрал для перевода 22-ю и 23-ю книги романа, где наиболее ярко нарисованы картины жизни идеального государства Салент.

Салент, государство царя Идоменея, устроенное по мудрому совету Ментора (т. е. богини Минервы, воплотившейся в образ Ментора), давно уже стал в литературе нарицательным именем. В эпоху Великой Французской революции Робеспьер говорил: «Мы устроим Салент». В Саленте процветает земледелие, ликвидирована роскошь богачей, все трудятся, царь соблюдает законы.

Телемак дважды посетил эту страну. Во время первого посещения (оно описано в IX книге романа) он видел Салент богачей, для которых порабощенный народ строил роскошные дворцы на живописном берегу моря. «Во всю страну, — говорится в романе, — рождался вопль работников и удары молотов», «начальники принуждали народ ходить на работу».

При вторичном посещении Телемак не узнает Салента. По внушению Ментора царь Идоменей запретил строительство дворцов и направил труд народа на обработку полей и разведение садов.

В Саленте прекрасно искусство, прекрасны и люди. Здесь Телемак нашел себе по сердцу невесту, девушку идеальной красоты и ума, дочь царя Идоменея Антиопу. Телемак признается Ментору, что любит Антиопу. «Се не страсть слепая... — говорит он, — Се не любовь пристрастна, се благоразумие, почтение и склонность... То всего мне приятнее, что она молчалива, целомудренна, трудолюбива, любит уединение, умеет ткати волну и шитп златом и сребром. После смерти матери своей управляет домом отца своего...»

Как видим, утопические воззрения Фенелона были созвучны мыслям Ломоносова. Переведенная им в 1738 году ода «Горы, толь что дерзновенно взносите верьхи к звездам» также является составной частью социальной утопии Фенелона. Жизнь человека изображена в ней в тесном общении с природой. В идеальной стране, изображенной в этой оде, нет бурных ветров, там

... всегда погода ясна,
С осенью весна прекрасна
Не пускают зиму жить.

Там на полях «желты класы» зреют, там текут изобильные потоки вина, пастухи услаждают свое сердце пляской и песнями.

Ломоносов так перевел картины этой сельской жизни:

Фенелон в своем романе персонифицировал идеал правителя государства в образе Телемака. В качестве воспитателя юного Телемака в романе выступает богиня Минерва.

Под влиянием романа Фенелона Ломоносов решил создать образ своего, российского Телемака. В начале февраля 1742 года он написал оду на прибытие из Голштинии в Петербург тринадцатилетнего вел. князя Петра Федоровича, В этой оде имеются следующие стихи:

В образе светозарной Девы Ломоносов рисует богиню мудрости Минерву, которая привела за руку в Россию отрока, чтобы избавить ее народы от социального зла. Здесь почти каждый стих соотносится с изображением Минервы. В стихе «Рукою отрока держащу» имеются в виду слова из речи Минервы к Телемаку: «Я вас вела за руку сквозь кораблекрушения, неведомые земли, кровавые битвы и всякие бедствия, которые могут причинить страдания сердцу человека». В ряде пздаппе романа Фенелона, например 1732-го, 1734-го и других годов, этот образ Мпнервы, ведущей за руку Телемака, воспроизведен даже в рисунках.

Ломоносов явился одним из активных пропагандистов романа Фенелона в России. Он ставил его значительно выше всех тех любовно-авантюрных повестей и романов, которые распространялись в первой половине XVIII века в России и странах Западной Европы. Борясь за высокую идейность художественной литературы, он писал: «Французских сказок, которые у них романами называются, в числе сих вымыслов положить не должно, ибо они никакого нравоучения в себе не заключают и от российских сказок, какова о Бове составлена, иногда только украшением штиля разнятся, а в самой вещи такая же пустошь, вымышленная от людей, время свое тщетно препровождающих, и служат только к развращению нравов человеческих и к вящему закоснению в роскоши и плотских страстях. Смешанные вымыслы состоят отчасти из правдивых, отчасти из вымышленных действий, содержащих в себе похвалу славных мужей или какие знатные, в свете бывающие приключения, с которыми соединено бывает нравоучение. Таковы суть: Гомерова Илиада и Одиссея, Виргилиева Енеида, Овидиевы Превращения и из новых — Странствование Телемаково, Фенелоном сочиненное». ¹⁷

«Краткое руководство к красноречию», в котором содержится приведенный отзыв, относится к ранним трудам Ломоносова; оно было написано между мартом 1744 и январем 1747 года. Но подобный отзыв, лишь в несколько измененном виде, он повторил в 1759 году в своих сочинениях, изданных Московским университетом.

Ломоносов высоко ценил общественно-политическое, воспитательное значение романа Фенелона, особенно для молодежи. Он отстаивал этот роман от нападок реакционной критики.

Борьба вокруг романа Фенелона началась в России еще до выхода его в свет. Об этом свидетельствует предисловие к русскому переводу романа, имеющееся в нескольких вышеназванных списках. Это предисловие содержится и в начале той рукописи, по которой типография Академии наук производила в 1747 году набор книги. В печатный текст оно не вошло по каким-то причинам, но Ломоносову, как участнику его издания, оно должно было быть хорошо известно.

«Некоторые авторы осуждают, — говорится в этом предисловии, — что писал стилем поэзическим. Правда, стиль господина де Камбре (т. е. Фенелона, — Д. Б.) поэзический, но еще наилутчей, какой после Гомера не видали, но тем его осуждати не возможно, но надобно похвалити, понеже он продолжил Телемаковы случаи, о которых Гомер в четвертой книге своей Одисеи писал...

Иные не хвалят, что поэзическим стилем писал просто, а не рифмами, понеже не видят, что господин де Камбре писал ради князя молодого, которого надобно учити стилем приятным и вразумительным и жестокое учение покрыти сладостию. Ибо всякое учение догматическое юным людям кажется свирепо и вскоре огоршается. Ради того сыскал средство сим безгрешным обманом учити.

После выхода в свет «Приключений Телемака» на него обрушился с резкой критикой проповедник придворной церкви Гедеон Криновский. Церковник справедливо почувствовал в романе опасного противника. Гедеон Криновский жаловался, что молодежь стала невнимательно слушать его проповеди. В одной из своих проповедей, порицая «ленивого» слушателя, он говорит: «Охотнее ему читать Аргениду пли Телемака, нежели Христово Евангелие». ¹⁹

Ломоносов ответил этому проповеднику резкой эпиграммой «К Пахомию», в которой имеются следующие строки:

Нравоучением преславной Телемак
Стократ полезнее твоих нескладных врак. ²⁰

Роман Фенелона «Похождения Телемака» постоянно находился в поле зрения Ломоносова. Ломоносов заботился о том, чтобы этот роман читало русское юношество. В своих проектах «Регламента московских гимназий» (1755) и «Регламента Академической гимназии» (1758) он рекомендовал учащимся при изучении французского языка «читать и толковать в прозе Телемака».

В XVIII веке, с 1747 по 1800 год, роман о Телемаке был издан в России девять раз в пяти переводах; один из них — перевод Тредиаковского — был выполнен в 1766 году в стихах. В столь широкой популярности романа в России немалая заслуга принадлежит и Ломоносову.

Ниже мы приводим полностью перевод 22-й и 23-й книги, выделив в примечаниях текст, написанный рукой Ломоносова.

____________

ПОХОЖДЕНИЕ ТЕЛЕМАКОВО СЫНА УЛИССОВА

Книга двадесятъ вторая

Млад сын Улиссов зело желает видети Мантора в Саланте и уехати с ним во Итаку, там надеется отцу своему быти. Когда приближился к Саланту, зело удивляется, видя окрестные поля яко сады украшенны и прилежными земледельцев наполнены, которыя прежде оставил непаханы и пусты, познает дело премудрости Манторовои. Потом, вшедше в град, видит мало художников ради человеческих роскошей и еще меньше видимого богатства, прискорбен стал, ибо естественно любил все великолепное; но иная мысль в сердце его вселилася. Видит издалека Идоменея и Мантора к себе идущих, тогда сердце его от радости и любви смятеся. Хотя великие дела на войне против Адраста показал, но боится, будет ли Мантор им доволен. И, приближался, смотрит на очи Манторовы, не имеет ли за что на него гневатися.

Идоменей облобызал Телемака как своего сына. Потом пал Телемак на шею Манторову и обмочил его своими слезами. Мантор ему говорит: Доволен я тобою, погрешил ты немало, но тем научился себя знати и на себя не надеятися. Больше в своих погрешениях плодов обретаем, нежели в добрых делах. Великие дела напыщают сердца и бедственным тщеславием наполняют; погрешением же человек сам себя познает и обретает премудрость свою, [злыми] делами погубленную. Ныне только тебе остается благодарити богов и похвалы человеческие не искати. Великие дела сделал, но познай истину, что не ты их делал. Не видел ли ты их своею дерзостию и неразумением? Не Минерва ли преобразила тебя во иного человека, свыше тебя самого, чтоб сделать собою? Вся твоя погрешения утишила, яко Нептун в великой бури морские волны укрощает.

Идоменей любопытно вопрошает критян, с войны пришедших. Телемак же слушает тогда мудрых советов Манторовых, потом со удивлением смотрит везде и говорит Мантору: Се великая премена, а не знаю, как то сделано. Не было ли какого смятения в Саланте во время моего отлучения? Чего ради такого богатства нет, как было прежде сего? Повсюду не вижу ни злата, ни сребра, ни камения другоценного? Одеяние простое, художествы исчезают, город стал пустыня.

Знай о Телемаче! Что в правлении народном обретаются две вещи зело зловредны, которые не всегда возможно исцелити. Первая: власть царская неправедная и зело сильная. Вторая: роскоши, которые губят добрые нравы. Когда цари повыкнут не почитати законы и по своей единовластной воле поступати и страстей своих не воздержат. Тогда все могут делати, но силою власти своей разорят державы своей основание. Уставов истинных нет, ни законов правления. Всяк им льстит, людей не имеют, но невольников, которых число на всяк день умаляется. Кто скажет им истину? Кто течению сему положит предел? Все уклоняются, разумные бегут, скрываются и воздыхают. Едина только премена <в>незапная и сильная возможет сию власть бессмертную в свое природное состояние привести. Еще часто бывает, что когда возможно бы было исправити, тогда весьма разоряется. Чрез меру сильная власть всегда бывает пред великим падением, подобна луку крепко натянуту, которой вскоре переломится, ежели ²¹ не будет ослаблен, но кто смеет ослабити? Идоменей весь сею лестною властию упоен был, лишился [бы] престола своего, но исцелился. Боги послали нас избавити его от ослепленной и чрезмерной власти, которая человекам неприлична, и еще чудотворением очи его отворилися.

Другое зло неисцельное роскоши. Как великою властию цари упиваются, так весь народ роскошами. Говорят, что роскоши питают убогих убытками богатых, якобы убогие не могли лутчее пропитание имети земледелием, не оскудя богатых людей. В роскошах весь народ обыкновенный почитает в житейскую нужду самые излишние вещи. На всяк день новые нужды находят и не могут без таких вещей жити, которых прежде не знали. Сии роскоши называются. Доброе знание совершенно. Сие зло, которое приносит еще множество других, похваляется яко добродетель, испускает яд свой от царя даже до последнего человека. Ближние сродники царские хотят царю следовати, вельможи яко царские сродники; посредине от народа хотят равнятися вельможам, понеже кто себе почтения не желает. Малые ищут по средним равнятися, всяк делает невозможное. Един роскошами хощет показатися богатым, иной от стыда скрыва<ет> свою бедность. И воздержные люди сей великой непорядок осуждают и не смеют первее показати собою противного образа. Весь народ себя разоряет, все чины различные не имеют желания богатства ради излишних роскошей, непорочные люди соблазняются. Всяк хощет богатитися. Убожество бесщастием называется. Буди учен, премудр и добродетелен, учи людей побеждати на войне, обороняй отечество, отдай все свое имение; но когда роскошами своих талантов не покажет, никто тебя почитати не будет. Убогие кажут себя богатыми и делают великие роскоши, берут в займ, обманывают и промышляют всяким непристойным способом. Никто сие зло унять не может, надобна уставити новые законы. Кто может то делати, кроме царя-философа, который бы своим воздержанием показал образ и посрамил всех живущих в великих роскошах и воздержных в честном воздержании утвердил.

Телемак, слышав разговор сей, стал яко человек, от сна крепкого возбудившийся. Видит слов его истину и в сердце свое вкореняет, как резчик врезывает в мрамор, и дает делу своему живот и движение. Телемак ничего не отвещает, все слышанное умом своим рассуждает и смотрит в городе на всю премену. Потом говорит Мантору:

Мантор показует на лице своем великую радость, видя Телемака победами не тщеславна в таком возрасте, когда природно своею славою возгордиться можно.

Потом Мантор говорит: Правда, все, что ты здесь видишь, добро и приятно; но знай, что еще можно лутче того сделать. Идоменей страсти своя умаляет и начинает людьми своими владети правдою; но еще погрешает, следуя прежним своим погрешениям. Когда человек оставляет зло, тогда зло еще за ним гонится. Злое обыкновение не скоро оставляет, природа слаба, погрешение престарело и тщеславие неисцельно. Блажен, иже никогда не заблуждал, может больше добра сделати. Боги, о Телемаче, более от тебя взыщут, нежели от Идоменея, понеже ты в юности своей познал истину и великих благополучиев еще причастен не был.

Идоменей премудр и разумен, но к добрым делам много прилежен и о всех делах немного рассуждает, дабы всем положити намерение. Сан царя, которой над людьми поставлен, не в том состоит, чтоб все самому делать. Се грубое тщеславие, чтоб окончать дела или показатися людям, что может все сделати. Царю надобно владети, выбрав помощников себе, и повелевати ими. Не должен все делати собою. Сия работа и должность подчиненных его; а он должен на них взыскивать и добре знати, чтоб взыскивати с рассуждением. Лутчее владение, чтоб выбрав людей и вручить им дела по их талантам; а вышнее и совершенное владение есть, чтоб своими помощниками владети. Должен их усматривать, воздерживали, исправляти, поощряти, возвышати, низити, переменяти места и всегда держали их в руках. А чтоб все свидетельствовать самому, то уже стало неверность и недостойность. Се предати себя в ненависть, малого ради дела теряти время и теснити умы свободные, к великим делам годные. Ради великих дел надобно иметь ум свободен и покоен; надобно помыслити в покое, оставя другие дела. Ум, малыми долами утружденный, подобен винным дрождям, которые не имеют ни силы, ни уксусу. И кто делает всякие малые дела, смотрит только на настоящее, а будущего не видит, прилежит к делу сегодняшнему и в том едином деле упражняется, и непрестанно о нем мыслит, то ум их помрачается. Ибо дело рассуждается здраво, когда все дела собраны и когда порядочно уставлены, чтоб друг за другом следовали и имели между собою размер. Кто сему правилу не следует, подобен музыканту, который нашел согласные голоса и не соединяет их и не слагает ими песни сладкие и приятные. Также подобен и архитектору, который чает, что уже все сделано, только бы поставил столпы великие и камение тесаное собрал, несмотря на порядок, ни на размер красоты своего здания. Когда строит великую палату, не видит, что нет единой лестницы приличной, а когда строит все здание, тогда не мыслит ни о дворе, ни о вратах. Все дело его смешано. ²² Работа сия не приносит ему чести, но вечной стыд ему показует; ибо ясно кажет, что пространно о нем не мыслил и единого намерения всему делу не положил. Сей смысл ума недалекого и не высокого. Кто с таким смыслом рожден к делам мелким, может делать под властию иного. Не сумневайся, о драгий мой Телемаче, государственное правление требует некоего согласия, яко музыка, и правого размеру, яко архитектура.

Ежели хощешь, чтоб я еще сим художествам уподобил, покажу тебе: которые дела делают в розницу, те люди ума посреднего. Кто в концерте хотя нечто подает и поет изрядно и совершенно, тот певчей; а кто весь концерт правит и все части в нем уставляет, тот мастер музыки. Такожде кто высекает столпы и кто кладет стену, тот каменьщик, а кто строит все здания и весь размер в своей голове имеет, тот архитектор. Также и кто работает, отправляет и все дела делает, невелику силу имеет, но работник подчиненной. Истиной разум, кто государством управляет, ничего сам ни делает, ни повелевает метить, изобретает, предусматривает, размеривает, готовит заблаговременно, благополучию не покоряется, но противится, как плавающий в быстроте водной. День и нощь смотрит и на удачу ничего не делает.

Телемак ему отвещает: Все твои слова разумею. Но когда все будет так делатися, часто будет царь оболган, не знающе всего подробно. Се ты сам себя облыгаешь, говорит Мантор. Знание о всем правлении не попустит. Кто не знает основания дел и кто не знает разности умов, всегда ходят как слепые. Удачею ²³ не погрешают. Сами подлинно не знают, чего ищут, и не ведают, к чему делают. Только не верят людям добрым, кто им прекословит, так же как обманщикам, кто льстит им. А кто знает основание и знает промысл человеческой, то знает, как что делати и как окончати. Довольно знает, годны ли люди к делам его и разумеют ли его мнение, чтоб благополучно окончати. Еще в розницу никаких дел не делает, ради того имеет разум свободной и видит все дела вместе и знает, к своему ли концу идут. Хотя и погрешит, но не в больших делах. К тому ж зависти не имеет нимало, как скудоумные и малодушные имеют; разумеет, что в великих делах невозможно быть без погрешения. Потом, что надобно к тому употребити людей, которые бывают некогда обманщики. Больше теряют неверством, что никому не верят, нежели обманом. Блажен, кто только в посредних делах оболган. Великие люди погрешают, и того всяк человек боятися должен. Обманство надобно жестоко наказать, когда сыщется; иных обманщиков надобно остерегатися, кто не хощет больше обманут быти. Художник в своей лавке все, что видит своими очми, ²⁴ делает своими руками. А царь в государстве великом всего делати не может, должен делати такие дела, чего никто без него сделати не может; должен смотрети и видеть великим делам решение.

По сем Мантор говорит Телемаку: Боги тебя любят и готовят тебе царствование мудрое. Все, что здесь видишь, не в славу Идоменееву сделано, но тебе в научение. Все сии премудрые уставы, которым здесь в Саланте удивляешися, суть тень тому, что ты сделаешь в Итаке, ежели твои добродетели соединены будут твоим высоким участкам. Время нам отсюда отъехать. Идоменей ради нашего отъезду корабль приготовит.

Тогда Телемак открыл сердце своему другу, но с трудом, что не хочет оставити Саланта. Может быть, что станешь меня бранити, что я скоро привыкаю к местам, где немного поживу; но совесть моя будет мучити непрестанно, ежели тебе не открою, что я люблю Антиопу, дщерь Идоменееву. Нет, драгий мой Манторе. Се не страсть слепая; не такая, от какой ты меня исцелил во острове Калипсином. Добре знаю глубокую язву, которою уязвил меня амур к Эхарисе. Еще не могу забыть ²⁵ ея имени. Время и отлучение не могли загладити. Сие искусство бедственное научило меня самого себя боятися. Но Антиопу не такою любовию люблю. Се не любовь пристрастна, се благоразумие, почтение и склонность. Блажен бы был, когда бы с нею живот мой скончал, когда дадут мне боги отца моего видети и повелит мне женитися! То всего мне приятнее, что она молчалива, целомудренна, трудолюбива, любит уединение, умеет ткати волну и шити златом и сребром. После смерти матери своей управляет домом отца своего. Лишнего украшения не любит, красоту свою забывает и не помнит. Когда Идоменей велит ей танцевать под флейтою критские танцы, тогда танцует, как веселая и приятная Венус. Когда берет ее с собою на ловитву в леса, тогда кажется величественна и умеет из лука своего стрелять, как Диана пред всеми нимфами. Она едина того не видет, но весь свет ей удивляется. Когда ж приходит в храм божественной и несет на главе своей освещенные вещи на блюде, тогда яко богиня, живущая в храме. С каким страхом и с каким почтением приносит жертву, гнев божий отвращает, отпущения грехов просит и бедственное пророчество отводит. Когда же сидит с иными женами и шьет златою иглою, тогда видится яко сама Минерва, которая во образе человеческом на землю пришла и учит людей добрым художествам. Возбуждает к трудам, труды их услаждает и пением своим всю скуку прогоняет, когда поет чудную историю о всех богах. Превосходит всех живописцев своим шитием чудным. Блажен человек, кто с нею сочетается браком, только будет боятися, чтоб прежде ее не умереть.

Представляю тебе, драгий Манторе, всех богов во свидетели, что готов отъехати отсюду, а Антиопу буду любити по мою смерть, но ради ея отъездом моим во Итаку не замедлю. Буде же кто иной на ней женится, буду остаток дней моих жити в печали и горести; но оставляю ея, хотя знаю, что отлучением забуду ея. Не буду о любви моей ни ей говорити, ни отцу ея, тебе единому должен сказати, дондеже Улисс вшедше на престол свой даст мне на то позволение. Посему можешь разумети, драгий мой Манторе, как сия любовь от страсти отдалена, которою к Эхарисе ослеплен был.

Помнишь ли, Телемаче, когда отец ее к себе призвал, ни на кого не заглядывается, накрыта покровом великим; и говорила только, чтоб унять гнев Идоменеев, когда хотел единого невольника своего жестоко наказывать. Сперва говорила с отцовой стороны, потом утишила его и приложила оправдание с стороны бедного невольника. И царь, забывши гнев свой, рассудил праведно и пощадил. Тетиса, когда ласкает старого Нерея, с такою тихостью волн морских не укрощает. Так Антиопа, не имея власти и не гордяся своею приятностию, будет некогда владети сердцем мужа своего, как ныне владеет рылями, когда их приводит в согласие. Любовь твоя к ней, Телемаче, праведна. Боги ее тебе готовят; любишь ея любовию разумною, но пожди, когда ея Улисс тебе отдаст. Похваляю, что ты ей с любовию разумною своего мнения не открыл; и знай, когда бы ты какими словами свое намерение объявил, она бы то не прияла и тебя почитати престала. Никому обещаться не будет, но кому ея отец отдаст. Изберет себе мужа богобоязливого. Просмотрел ли ты, что не так часто к нам выходит и не так много на нас смотрит, как ты с войны возвратился? Все благополучие твое знает, ведает твою природу, твои случаи и все тебе от богов данное; сего ради молчаливее и тише показуется. Пойдем, Телемаче, во Итаку, только мне осталось привести тебя ко отцу твоему и учинить тебя достойна пояти жену златого века. Хотя будет студеной Алфиды пастушка вместо дщери царя Салантийского, но ты блажен будешь, ежели такую жену поймешь.

Конец 22 книги

ПОХОЖДЕНИЕ ТЕЛЕМАКОВО СЫНА УЛИССОВА

Книга 23

Потом Идоменей скучает, что много челобития от многих людей, и принуждают его дела своя решити. Суди дела, отвещает Мантор, новые, от которых могут новые уставы произойти и какие могут яснее утвердитися, а народными враждами не обременяйся; зело много будут к тебе приходити. Ты будешь всего народа един судия, а протчие судии по тебе не потребны будут. Отягчен будешь зело, и малые дела не допустят до великих, и невозможно будет исправити малых дел. Того ради бегай сего смятения, повели народные вражды судити судиям, на то определенным, а сам делай, чего без тебя никто сделати не может.

Еще принуждают меня, говорит Идоменей, ²⁶ высокородные люди, которые на всех войнах мне служили и много своих пожитков, служа мне, прожили, желают себе некоего награждения, чтоб им женитися на девицах богатых, только мне едино слово сказать, и богаты будут.

Правда, отвещает Мантор, только тебе едино слово сказать; но слово то недешево тебе будет. Хочешь отнять волю отцам и матерям и утешение их, чтоб не выбирать зятей и наследников. Весь народ хощешь сделати невольниками. За все беды домашние людей твоих будешь ты ответствовать. Без того довольно в браках терния, не прибавляй им горести сей. Когда хощешь верных слуг своих наградити дай им пустые земли, повысь честию и чином по мере службы ²⁷ их, дай им деньги из своих доходов, тебе определенных; а девиц богатых за свой долг не давай без воли родителей их.

Идоменей еще вопрошает: Сибариты жалуются, что мы собственную их землю отняли и отдали чужестранным людям, к нам пришедшим. Уступить ли народу сему? Буде уступлю, всем можно будет на мне взыскивать.

Мантор начал рассуждати тако: Понеже ты стоишь так крепко, чаешь ты, что прав. Сибариты такожде не отступят, надеются, что они правы. В такой причине надобен посредник. Кто б вас рассудил, или оружием развестися; иной середины нет. Когда бы ты пришел в некую республику, где б не было никакой власти, ни суда, но всякой дом имеет право своим соседям силою противитися? То б плакал о бедности народа того и нестроению сему дивился, что всякой дом друг на друга вооружается. Или ты чаешь, что боги без печали видят всю вселенную, которая есть всенародная республика? Когда всякой народ, как всякой дом, будет с своими соседями оружием судитися. Всяк человек, кто имеет едино поле от родителей своих наследственное, владеет им властию закона и судом начальников своих. Будет наказан жестоко, ежели будет владети силою. ²⁸ Или ты чаешь, что цари скоро могут сплою своею требования искати, а не мерою человеколюбия? Или правда и суд ²⁹ не свят и недействителен царям? Ради всей земли, а всякому дому ради единые нивы насеянные необытчески. Кто имеет некую ниву земли, будет ли прав и непобедительны? Кто возмет целую землю, когда себе л<ь>стил, и ослепляется в малых делах подлых людей, не надлежит ли боятися лести и ослепления в великих делах государственных? Себе ли верить в таком деле, где всяк себе л<ь>стит? Не возможно ли в таких случаях погрешити, где единого человека погрешения многую беду учинят? Погрешение едино царя, которой в желании своем себе л<ь>стит, чинит раззорение, глад, убивство, мор, злонравие, и сие зло доходит до отдаленных веков. Царь, которой собирает себе ласкателей, не будет ли в таком случае лестию наполнен? ³⁰ Когда ж желает посредника, дабы вражду прекратити, показует свою правду, свою добрую веру, свое целомудрие и объявляет крепкие доводы, на которых дело основано. Посредник рассудитель приятной, а не судия жестокой; решению его не слепо повинуются, но почитают его. Не решит вышним судиею, но предлагает и советом мир утверждает. И когда начнется война, хотя и старался иметь мир, тогда свидетельствуется совестию. Соседи почитают и боги праведно защищают. Идоменей, рассуждения сего послушав, восхоте силонтянам между им и сибариты посредниками быти.

Тогда царь познает, что не может сих чужестранцов у себя удержати, сыскал иную притчину сильную, дабы их не отпустити. Узнал, что Телемак любит Антиопу, и сею страстию хощет его уловити; сего ради на многих пирах велит ей воспевати. Она же слушает отца своего и воспевает так кротко и печально, что можно печальное ея послушание видеть. Идоменей восхотел, чтоб она пела победу на Дониан и на Адраста, но она не могла Телемака похвалити, с почтением просила, чтоб не пети, и царь того не возбранил. Глас ея тихой и умильной пронзе сердце тогда сына Улиссова, стал вне себя. Идоменей смотрит на Телемака и радуется, что видит его смущенна. А Телемак, якобы намерения царского не видит, чувствует в себе великую любовь, но разум его над страстьми господствует. Се не прежней Телемак, которой тиранскою страстию в Калипсине острове связан был. Антиопа воспевает, тогда Телемак молчит; когда же перестанет, тогда о другом говорити начнет.

Царь сим путем намерения своего исполнити не мог, повелел собратися на ловитву великую и хощет дочь свою забавити. Антиопа плачет и идти не хочет, но повеления отца послушала. Садится на лошадь резвую, подобную лошадям, на которых Кастор бивался, и владеет ею без труда. Множество девиц младых следуют, она ж между ими яко Диана в лесе. Царь ея видит и непрестанно на нея смотрит. Видя ее, все свои прежние беды забывает. Телемак также ее видит и больше возлюбил Антиопу ради ея кротости, нежели ради красоты и смысла.

В то время отрезал Телемак голову страшную, которой вси ловцы боятся. Отдает Антиопе. Она же стыдится, на отца своего смотрит, которой в страхе был великом. Зело рад, видя ее от беды свободну; и дает ей знак, чтоб сей подарок приняла. Приемше, говорит Телемаку: С радостью от тебя приемлю еще другой подарок, понеже ты мне живот дал.

Едва то молвила, боится, что много говорила, и потупила свои очи. Телемак, видя ее так смущенну, не смел ей больше сего говорить: Блажен сын Улиссов, что сохранил живот сей драгоценной, но еще блажен бы был, когда бы скончал живот свой при тебе. Антиопа, не дав ему ответа, отступила скоро к девицам и села на свою лошадь.

В тот час Идоменей дочь свою Телемаку отдал бы, но хочет больше желание ево возбудити и оставил без окончания. Также чаял возвратити его в Салант, чтоб женился. Но боги человеческою премудростию смеются, чем хотели удержати Телемака, от того принужден был отъехать, понеже начал любовь в себе чувствовати и начал себя боятися. Мантор его понуждает и желание его ехати во Итаку умножает; Идоменея также принуждает, чтоб отпустил его.

Корабль уже готов. Мантор, имея о жизни его попечение, дабы его великою славою возвысити, удерживает его во всяком месте; только надобно, чтоб в добродетелях его искусить, чтоб его научить.

Мантор старался и приготовил корабль еще к приезду Телемакову. Но Идоменей с великим нехотением видит, зело стал печален и зело прискорбен, что два его гостя, от которых имел великую помощь, оставляют его. Скрывается в сокровенные места своего дому. Там воздыханием и слезами сердце свое утешает, пищи не приемлет, сон печали его не отъемлет, сохнет и печалию тает. Подобен великому древу, которое большими своими ветвями покрывает землю, когда начинает червь съездати его места, где сок течет к его питанию. Сего древа ветры колебати не могли, земля от персей своих питает, и древоделец срубити не похотел. Невидимою причиною иссыхает, исчезают и листвия, которыми славился, лишается; и остается пень, покрыт кожею раздранною и ветвием иссохшим. Таков в своей печали Идоменей.

Телемак в жалости не смеет ему говорить. Отъезду своего боится; ищет причины, чтоб не замедлити. И в сем намерении своем долго бы пребыл, ежели б Мантор не говорил ему: Радуюся, что ты так пременился, от природы своей ты жестокосерден, только искал себе пользы и прибытков, но потом стал человек; и, видев над собою нещастие, о других людях соболезнуешь. Без сего нет ни доброты, ни добродетели, ни разума людьми владети; но ненадобно весьма вдаватися, ни в слабую дружбу ввыкати. Я бы с радостью говорил Идоменею, чтоб нас отпустил, но не хощу, чтоб злой стыд и несмельство в сердце твое вкоренил<и>ся. Хощу, чтоб ты имел великодушие, крепость и дружбу любительную и сердечную. Без нужды опечалить человека бойся, но соболезнуй ему. Когда опечалил, уже не возможно облехчи болезни ево, и как возможно избави, хотя немного, от сей почали. Ради сего облегчения, отвещает Телемак, ты сказал Идоменею об отъезде нашем, а не я.

Мантор ему говорит: Прельщаешися, драгий мой Телемаче. Рожден ты царским сыном, воспитан в порфире. Они хотят, чтоб все по их воле было и чтоб вся натура им покорилася, а в лицо не могут никому противитися. Не ради того, чтоб о людях попечение имели или бы не хотели, их любя, опечалить, но ради своего покоя не хотят при себе видеть печальных и недовольных. О бедах и о бедности человеческой не печалятся, разве что сами увидят. А когда о том слышат, тогда гневаются и негодуют. Чтоб им угодить, надобно сказывати, что все добро. Когда веселятся, тогда не хотят печального слышати, чтоб не мешало им веселитися. Наказать словом, исправить, на истинной путь наставить, противитися страстям и неправедному желанию человека своевольного не хотят, но велят иным людям. А сами в таких случаях не говорят. Неправедную мысль кажут и великие дела портят, не знаючи, какое решение учинить. Своею слабостию хотят всегда правы быти. Бедные люди принуждают их, трудят, просят неотступно и, наскучив им, желание свое получают. Сперва льстят им и приводят на милость. Когда ж будут милостивы и дадут при себе некую власть и чин, тогда накладают на себя бремя, воздыхают и хотят свободитися, но по смерть свою несут. Не хотят показатися невольниками, и всегда в неволе; и не можно того лишитися, подобны слабой лозе виноградной, ³¹ которая сама собою стояти не может, но всегда круг иного древа вьется.

Телемак не смеет ни Мантору противитися, ни ко Идоменею идти. Несмелостию своею стыдится и не может себя победити. Идет и шедше возвращается к Мантору и новые причины предлагает, чтоб помешкать. Но от единого Манторова взору говорить не смеет и забывает свои умыслы. Се, говорит Мантор смеяся, Донианской победитель, великой Гесперии оборонитель, премудрого Улисса сын, которой по нем в Греции будет как пророк, не смеет Идоменею говорить, что не может более мешкати и хощет во отечество свое возвратитися, дабы отца своего видети. О, людие Итакские. Горе вам, когда будет царь ваш стыдлив и великие дела ради своей слабости оставлять будет. Смотри, Телемаче, разность между мужества в войнах и великодушия в бедах. Ты не боялся Адрастова оружия, <а> печали Идоменеевой боишися. Се бесчестит царей славных. На войнах победители, а в простых делах последние люди, где другие смело поступают.

Телемак видит слов его правду и, посмеянием недоволен, пойде скоро и себя не слушает. Но едва приходит на место, где Идоменей сидит главу повеся, слаб и от печали дряхл, и друг друга убоялися, не смеют друг на друга смотрети; и молча друг на друга смотрели и молча друг друга разумеют. И оба боятся, чтоб кто не зачал говорити и начали оба плакати. Потом Идоменей от великой печали возопил: Почто искать добродетели, когда они зло воздают любящим их? Показав мне мою слабость, меня оставляют. Опять буду в прежних бедах. Никто о добром правлении не говори, не могу того делати, люди меня струдили. Куда идешь, Телемаче? Отца твоего нет. Напрасно его ищешь. Итаку неприятели твои раззорили и тебя там погубят. Един от них на матери твоей женился. Буди здесь. Будешь зять мой и наследник. При мне имей власть самодержавную, надеятися буду на тебя весьма. Ежели сии прибытки ни во что почитаешь, то остави мне Мантора. Он моя надежда. Говори. Отвещай мне. Не ожесточи сердца своего. Умилися над бедным человеком. Что так ничего не говоришь? Знаю, что боги ко мне немилостивы; еще ныне жесточае, нежели в Крите, когда я сына своего заколол.

Посем отвещает Телемак гласом печальным и несмелым: Я не имею воли Участь моя зовет меня во отечество. Мантор, которой имеет божественную премудрость, велит мне имянем божиим ехати. Что мне делать? Как мне отрещися моего отца, моей матери и моего отечества, еще их дрожайшего? Рожден в цари. Невозможно мне жити в тишине и покое, ни делать по моему хотению. Царство твое сильнее, нежели отца моего; но я должен более почитати, что мне от богов уготовано, нежели что ты мне по своей мысли обещаешь. Блажен бы был, когда б Антиопа была жена моя, без царства твоего. Но чтоб я был достоин, должен следовать моему званию, и чтоб отец мой от тебя ее потребовал. Не обещался ли ты отпустить меня во Итаку? Не ради того обещания бился за тебя со всеми союзники против Адраста? Время мне домашния моя нужды исправити. Боги дали мне Мантора, и Мантору дали сына Улиссова, чтоб по его званию исполнил. Хощеши, чтоб я потерял Мантора. Потерявше, все<го> не имею, ни имения, ни прибежища, ни отца, ни матери, ни отечества; только имею единого человека доброго и премудрого, дарование Юпитерово бесценное. Рассуди добре: Как мне его лишитися? И как его отпустити? Никак. Умру прежде. Возьми от меня живот мой; жизнь моя ничто; но остави мне Мантора.

Более Телемак говорит, более глас его укрепляется и несмельство от него отходит. Идоменей не знает, что отвещати и не может с сыном Улиссовым согласитися. И хотя не может говорити, но очми и лицем просит. В той час прииде Мантор и говорит ему мужественно:

Не печалься. Мы тебя оставляем. Но премудрость, советам божиим председательница, тебя не оставит; токмо веруй, что ты блажен, что Юпитер послал нас твое царство избавити и тебя от заблуждения обратити. Филоклес послужит тебе верно. Страх божий, любовь к добродетелям, милость к народу, милосердие к бедным всегда в сердце его пребудет. Слушай его. Надейся на него во всем и не завидуй ему. Лутчую службу вели ему себе показати, чтоб все погрешение твое сказывал тебе смело. В сем состоит доброго царя великодушие, чтоб имети истинных другов, чтоб в погрешениях обличати. Имей только сие великодушие, отлучение наше не будет тебе прискорбно и поживешь благополучно. Когда ж ласкание, как змия, дойдет до твоего сердца и не будеши верить советам нелестным, погибнеши. Не печалься малодушно, но мужайся и следуй добродетелям. Я Филоклесу все сказал, как надобно помогати и быти во всем верну. Я за него поручаюся. Боги тебе еего дали, как меня Телемаку. Всяк в своем звании мужественно да пребывает. Нет пользы печалитися. Когда помощь моя будет тебе потребна, отдавше Телемака отцу и отечеству его, прииду к тебе видети тебя. Что мне делати? Не ищу ни богатства, ни власти земныя. Помогаю, кто любит правду и добродетели. Как мне забыть твою любовь и дружбу мне показанную?

Потом Идоменей пременился, сердце его успокоилося, яко Нептун острогою утишает волны морские и бури. Имеет печаль тихую и покойную, жалость и мнение мягкосердечное, не болезнь жестокую. Великодушие, надежда, добродетели и вера помощь божию в нем возобновляют.

Мантор в сей час отходит, лобызает Филоклеса, который слезами его омочает и не может говорити. Телемак хотел взяти Мантора за руку, чтоб от Идоменея от итти. Но Идоменей пойде ко вратам и стал между Мантора и Телемака. Смотря на них воздыхает, хощет говорити, а не может ни единого слова окончати.

Тогда учинился в пристани великий вопль от матросов, канаты тянут, ветр биагополучный восстает, Телемак и Мантор плачут и с царем прощаются, который много их лобзает и смотрит на них, сколько возможно.

Конец двадесять третьей книге.

Комментарии

1. Архив АН СССР (Ленинградское отделение), разряд II, он. 1, № 91.

2. Ломоносовский перевод этой оды впервые опубликовал А. А. Куник в 1854 году в качестве отдельного издания в одном экземпляре, который был поднесен Академией наук Московскому университету в день столетнего его юбилея. Одновременно Куник напечатал статью об этом переводе (см.: «Ученые записки имп. Академии наук по первому и третьему отделению», т. III, 1855, стр. 256-264). Через десять лет Куник перепечатал перевод этой оды для более широкого круга читателей (см.: Сборник материалов для истории имп. Академии наук в XVIII веке, ч. II. СПб., 1865, стр. 409-418). После Куника академик М. И. Сухомлинов снабдил указанный перевод Ломоносова историко-литературным комментарием (см.: М. В. Ломоносов, Сочинения, т. I, СПб., 1891, стр. 3-28 вторичной пагинации). Некоторые дополнительные ценные наблюдения об этом переводе были сделаны Г. П. Блоком в его комментарии к новому академическому изданию полного собрания сочинений М. В. Ломоносова (т. VIII, 1959, стр. 866-870).

3. См.: Г. М. Коровин. Библиотека Ломоносова. Изд. АН СССР, М.-Л., 1961, стр. 408.

4. А. Д. Михайлов. Роман Фенелона «Приключения Телемака». В кн.: XVII век в мировом литературном развитии. Изд. «Наука», М., 1969, стр. 281-282.

5. Д’Аламберт. Похвала Фенелону. В кн.: Фенелоновы избранные творения. Перевод Николая Аммосова, ч. I. СПб., 1820, стр. XX-XXI.

6. Fenelon. Fata Telemachi filii Ulyssis regis Ithacae latino carmine reddita, vol. 1-2. Berolini, sumt, J. A. Rudigeri, 1743.

7. До нашего времени дошло несколько списков, сделанных с перевода петровского времени. Один из таких списков хранится ныне в рукописном отделе Библиотеки АН СССР в Ленинграде (шифр 31.4.27). Он писан на бумаге, имеющей филиграни 1742, 1743, 1744 годов. Более ранний список (на бумаге с филигранью 1735 года) хранится в Государственной публичной библиотеке им. М. Е. Салтыкова-Щедрина в Ленинграде в собрании П. Фролова под шифром F.XV.13. Там же в собрании Колобова под № 396 имеется список, датированный переписчиком 1749 годом. Сверх названных списков А. Н. Пыпин указал еще две рукописи этого перевода. Одна из них принадлежала в XIX веке библиотеке Московского общества истории и древностей; вторая — Московскому Румянцевскому музею. Список, хранящийся в собрании Петра Фролова, имеет на титульном листе следующее заглавие: «Похождение Телемака сына Улиссова. Сложение чрез господина Фронсоа де Солнпяк де ля Мотт Фенелон, учителем государей детей францужских потом архиепископ дюк де Камбре и князь святыя империи. Новыя печати с подлинного манускрипта Авторова. Часть перва а ныне внове переведеся на росиiскои язык в Санкт Питер бурхе 1724-м году». По содержанию названные списки более или менее одинаковы, если не считать описок и ошибок, допущенных некоторыми переписчиками. Приведенный текст титульного листа с указанием на 1724 год повторяется во всех списках, кроме рукописи, хранящейся в Архиве АН СССР, где указан год 1734-й.

8. Тредьяковский, Сочинения, т. II, изд. Александра Смирдина, СПб., 1849, стр. LVII-LVIII (курсив мой, — Д. Б.).

9. Семен Порошин. Записки, служащие к истории его имп. выс... в. кн. Павла Петровича. СПб., 1844, стр. 256-257.

10. Архив АН СССР (Ленинградское отделение), ф. 3, оп. 1, № 110, л. 348 (далее ссылки на данную единицу хранения приводятся в тексте).

11. Билярский. Материалы для биографии Ломоносова. СПб., 1865, стр. 96.

12. М. В. Ломоносов, Сочинения, т. VIII, Изд. АН СССР, М.-Л., 1948, стр. 70-71 (курсив мой, — Д. Б.).

13. С. А. Клепиков. Филиграни и штемпели на бумаге русского и иностранного производства XVII-XX века. Изд. Всесоюзной книжной палаты, М., 1959, стр. 51.

14. А. Д. Михайлов. Роман Фенелона «Приключения Телемака», стр. 291.

15. М. В. Ломоносов, Полное собрание сочинений, т. VIII, Изд. АН СССР, М.-Л., 1959, стр. 9-12.

16. Там же, стр. 66.

17. Там же, т. VII, стр. 223.

18. Архив АН СССР, разряд II, оп. 1, № 91, лл. 2-3.

19. Гедеон [Криновский]. Собрание разных поучительных слов, при высочайшем дворе ея священнейшего величества императрицы и самодержицы всероссийския сказыванных, т. IV. СПб., 1759, стр. 79.

20. Подробнее об этом см. комментарии П. Н Беркова и Г. П. Блока к восьмому тому названного выше академического издания полного собрания сочинений Ломоносова (стр. 1095-1096).

21. Со слова «ежели» и далее до слов «Когда ж желает посредника» текст писан рукой Ломоносова.

22. После «смешано» было написано и зачеркнуто «и щастие богатым и меж собою непременным».

23. «удачею» было зачеркнуто, потом вновь восстановлено.

24. после «очми» было написано и зачеркнуто «и все».

25. Вместо «забыть» было написано и зачеркнуто «вспомнить».

26. После этих слов было написано и зачеркнуто «новые браки».

27. Перед этим было написано и зачеркнуто «родом».

28. После «силою» было написано и зачеркнуто «бунтовщик».

29. Первоначально было написано, потом зачеркнуто «суды».

30. Фраза «в таком случае лестию наполнен» на этом листе зачеркнута и повторена на следующем 175 листе переписчиком. Дальнейший текст книги 23-й (лл. 175-178) переписан канцеляристами.