СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

ПИСЬМО ЛОМОНОСОВА ¹

Благородный Господин Профессор,
Государь мой!

Новоприсланная диссертация для получения награждения, не токмо ста, но ни единаго червонца не стоит. Знакомыя [518] дела, и то худо описано. О решении сего прошу Гг. академиков подождать, пока акт публичный будет назначен. Письмо Г. Эйлера прочитал я не без удивления. Шпангенберга и Эбергарда признает за таких людей, которые в Академию негодны, за тем что ничего не писали годнаго в комментарии. Cиe учинено против справедливости и против его самого. Он рекомендовал Академии таких людей уже прежде, которых сочинения в комментарии мало годны, и только на будущее надеялся. Так же и ныне представляют Мейера, Кестнера (зачеркнуто: Бейера), и Бермана, которые в ученом свете не чудотворцы. Профессор Шпангенберг, в Марбурге, читал уже лет восемь лекции во всей философии и математике, и столько ж как Вольф имел слушателей, а Берман тогда ходил сам к Вольфу на лекции. Я его довольно знаю; с год времени за одним столом был у Вольфа, и учился у него немецкому языку и математике. Бермана превосходит Шпангенберг несравненно. Студентом будучи, много лет читал лекции другим студентам с великою похвалою, и ныне профессором тринадцать лет в том упражняется. Правда, что в Академии надобен человек, который изобретать умеет; но еще больше надобен, кто учить мастер. Обои достоинства в профессоре Шпангенберге несомнительны. О новых изобретениях не было ему времени думать, для того что должен читать много лекций. Впрочем физические и электрические особливо опыты делает он часто в Касселе перед Ландграфом, и Кассельский Физический Департамент на руках имеет. Притом о его остроумии уверен я из его разговоров. Что ж до чтения физических и математических лекций надлежит, то подобнаго ему трудно сыскать во всей Германии. Cиe нашим студентам весьма нужно: ибо нет у нас профессора, которой бы довольную способность имел давать лекции в физике и во всей математике; сверх сего честные его нравы и все поступки Академии Наук непостыдны будут. Мне в четыре года студентом и профессором довольно знать его случалось. Мы счастливы, ежели он только поедет. Что ж до Эбергарда надлежит, то его сочинение весьма не хуже Краценштейновых. Разве только тем негодны, что он Невтоновой теории в разсуждении цветов держится. Я больше нежели Г. Эйлер в теории цветов [519] с Невтоном несогласен, однако тем не неприятель, которые инако думают. Кестнера и Мейера я только по сочинениям ведаю; признаю за людей весьма посредственных, и думаю, что они дороги. В разсуждении Котельникова, нет ли полно пристрастия? Г. Эйлер сам не такой великий был математик, когда здесь произведен в профессоры. Все со временем. И так мое мнение состоит в том, чтобы для физики эксперементальной и для курса математическаго выписать профессора Шпангенберга; для механики Эбергарда или Бермана; высшую математику Котельникову оставить. Cиe прошу сообщить Его Сиятельству Г. Президенту, а Г. Эйлера о том не уведомлять: за тем чтобы дружба моя с ним не нарушилась; правду больше всего почитаю, притом стараюсь, чтоб без ея нарушения дружба сохранилась.

О скончании Николая Наумовича сердечно болезную, за тем, что он любил ученых и меня в том числе. Впрочем желая всякаго благополучия, пребываю Вашего Благородия

покорный слуга
Михайла Ломоносов.

Из Усть-Рудиц
7 числа мая, 1754 года.

Комментарии

1. Писано не известно к кому.