ИЗ ЛИТЕРАТУРНОЙ ПОЛЕМИКИ 1753 ГОДА

Выход в 1751 году «Собрания разных сочинений в стихах и прозе» Ломоносова и появление трагедий Сумарокова «Синав и Трувор» (1750) и особенно «Семиры» (1751), с огромным успехом поставленной при дворе кадетами, вызвали небывалое дотоле оживление в литературной жизни столицы. У обоих поэтов появились ученики и сторонники. Русский классицизм из дела одиночек превращался в литературное направление, внутри которого началась интенсивная разработка общих принципов эстетики и частных проблем стиля и языка. Именно в связи о. назревшей общественной потребностью в более конкретном решении насущных литературных вопросов развернулась в 1752-1753 годы острая полемика, в которой приняли участие почти все наличные силы тогдашней литературы.

Полемика эта была по преимуществу стихотворной и распространялась только в рукописях, так как никакого литературного журнала тогда в России еще не было. До самого конца XVIII столетия полемические стихи начала 1750-х годов переписывались любителями литературы; они встречаются даже в рукописных сборниках 1 1790-х годов, хотя уже в сильно испорченном виде. Только в середине XIX века А. Н. Афанасьев по материалам рукописного сборника «Разный стиходействии», хранящегося в библиотеке Казанского университета, впервые опубликовал 2 эту стихотворную полемику 1752-1753 и позднейших лет. Наиболее полное исследование материалов литературной борьбы этих лет проделано П. Н. Берковым, 3 он же перепечатал большую часть этих материалов. Некоторые уточнения в изложение хода полемики внес JI. Б. Модзалевский. 4 Но ввиду того, что названные исследователи располагали только сравнительно поздними списками (сборник «Разный стиходействии» датируется не ранее середины 1770-х годов), многие тексты исказились до полной бессмыслицы, а кое-что очень интересное было совсем утрачено. [100]

Недавно обнаруженный рукописный сборник 5 отличается от всех известных собраний литературной полемики 1752-1753 годов большей полнотой — он содержит ряд полемических произведений, нигде более не встречающихся; самый текст в нем гораздо исправнее, почти не имеет ошибок и дает возможность внести существенные исправления в уже опубликованные произведения.

Большая, чем обычно, полнота и лучшая сохранность текстов нового сборника объясняются, очевидно, его сравнительной близостью ко времени появления всех этих произведений. По водяным знакам на бумаге он может быть отнесен к началу 1760-х годов и, следовательно, может восходить к каким-то сборникам, близким эпохе самой борьбы.

Неизвестный нам составитель расположил весе материал, прозаический и стихотворный, в той последовательности, которая, по-видимому, больше всего совпадала с действительным ходом литературных событий 1753 года. Вот оглавление сборника:

1. «Государь мой, имею честь вам сообщить Епистолу г. Елагина к г. Сумарокову, которой содержание ему панегирик и сатира о петиметрах, и некоторые стихи в ее опровержение. . .» л. 1 – 1 об.
2. Епистола г. Елагина к г. Сумарокову…. лл.2-4 об.
3. «Милостивый государь, по желанию вашему все, что в моей силе состоит, готов исполнить...» лл. 5-6 об.
4. Защищение петиметра («Похвал, о Елагин, достоин ты неложно...») лл. 7-9.
5. Defence des Coquettes et des Petitmaitre («O vous dont Г art vainqeur foit captives nos sens...») лл.9-9 об.
6. Стихи на стихи похвальныя Епистолы («Какой ужасный крик и вопль мой слух пронзает...») л. 10-10 об.
7. «Государь мой, Иван Перфильевич! Не подумайте, чтоб завидлив к вашей славе...» лл. 11-17 об.
8. Епистола к творцу сатиры на петиметров лл. 18-22 об.
9. Стихи на Епистолу («Какой ужасной крик и вопль мой слух пронзает. . .») 6 л. 23-23 об.

Сборник открывается анонимным (как и все в нем помещенное) прозаическим письмом, обращенным, как видно из его содержания, к Ломоносову.

Неизвестный автор этого письма посылает появившуюся в половине 1753 года «Сатиру на петиметра и кокеток», написанную учеником и последователем Сумарокова Иваном Перфильевичем Елагиным, и просит Ломоносова высказать о ней суждение. Письмо это еще никогда не публиковалосе, поэтому даю его полностью:


«Государь мой,

имею честь вам сообщить Епистолу г. Елагина к г. Сумарокову, которой содержание ему панегирик и сатира о петиметрах, и некоторые стихи в ее опровержение; я думаю, если б автор предвидел оной следствие, вообразил бы сколько надобно или есть разных дарований к сочинению стихов} то бы он, конешно, от того воздержался; недовольно знать хорошо язык и по рядок грамматических правил и скорое изыскание рифм; все оное, хотя бы имевши, не делает стихотворцем. Надобно иметь особливой рожденной с собою дар правыя мысли, пространное знание, свободное изъяснение, чтоб в изображении вещей не принужден был творец перемешивать термины к получению меры желаемого своего стиха и делаться невольником слога или рифмы и оставить за невозможностию предприятую мысль. Не поминаю о разных родов стихов, из которых каждой сочинителю дает строгия законы. Будучи подвержен толь многим затруднениям, многия имеет на себя в погрешностях критики и, будучи несовершен, не может согласиться со вкусом каждого. Один, смотря на материю стихов, входит в собственное авторово состояние, хвалит его без пристрастия и достоинства или судит его слабость, злость и другия разные пороки. Другой, любя и зная совершенно язык, не прощает кто его без всякой нужды для пустых рифм портить отваживается, пуская в публику: иной слушает приятного согласия, наблюдая порядочной меры, ненавидит частых некстати местоимениев и наречиев и в дополнению стиха служащих; повреждается его слух скрипом от встречающихся часто гласных и грубых слов; и другия многия па разные пороки строгия хулители. Почти все ненавидят сатирической род стихов, хотя некоторые в прошедшие времена в том себя и прославили, но имели особливую к тому склонность, великое просвещение и остроту разума, но и тех было во все время три [101] или четыре, которые справедливую хвалу от того заслужили. Но не имевши дара писать и знания довольно к сочинению стихов и начинать да еще и сатирою, не удивительно поднять на себя многие осуждения. Поручаю приложенное <в> беспристрастное и разумное ваше рассуждение. С моим истинным почтением, остаюсь

Ваш, государь мой, и пр.» (л. 1-1 об.)


Данное письмо интересно не только потому, что в нем отражен самый начальный момент полемики (автор знает только «Сатиру» («Епистолу») Елагина и «стихи в ее опровержение», а всего, что последовало затем, он, по-видимому, еще не мог читать), но и потому, что существование этого документа объясняет нам появление великолепного письма-памфлета Ломоносова, которое по традиции, идущей еще из XVIII века, считается адресованным к И. И. Шувалову.

По сравнению с последней публикацией писема Ломоносова в академическом собрании сочинений, текст его в нашем сборнике более исправен и полон.

Прежде всего это относится к иноязычным словам: позднейшие переписчики, как правило, опускали совсем французские слова. По этой причине оказалось пропущено следующее интересное упоминание в тексте письма Ломоносова:

Академическое издание.

«В присланном Елагина письме к Сумарокову он употребленную рифму: Россия – Индия на смех в пример поставил. Я подлино знаю, что сия рифма так же нехороша, как известная вам у Расина , и для того Елагин лжет, чтоб он ею любовался 7.

Сборник.

«В присланном Елагина письме к Сумарокову, где он употребленный Лом<оносовым> рифм: Россия – Индия на смех в пример поставил, я подлинно знаю, что сей рифм так же нехорош, как Mitridate et Ardate у Расина, и для того Елагин лжет, чтоб он им любовался» (л. 5).

Как видно из этого сопоставления, в письме Ломоносова была точно указана рифма, трижды повторяющаяся в трагедии Расина «Митридат» и, очевидно, считавшаяся примером неудачной рифмовки собственных имен.

В основном тексте писема также обнаруживаются ошибки и пропуски:

«….и «Паном песенным» назвать себя не допустит… Кто бы Расина назвал Буаловым наперсником, то есть его любимым прислужником, то бы он едва вытерпел: дивно, что А[лександр] П[етрович] сносит. Кажется, сверстать его с А[лександром] П[етровичем] истинная обида» 8.

«…. И попом песенным называть себя не допустит.

….Кто бы Расина называл Боаловым наперсником? То есть его любимым прислужником, то б он едва вытерпел, диво, что А.П. сносит. Сверх того Боало, как и Минерва, ни трагедий, ни песенок не делал затем, что не умел, а особливо по-русски! Как же его сверстать с Александром Петровичем? Истинно обида» (л. 5)

Та готовность, с которой Ломоносов ответил на писемо неизвестного, говорит о том, что с автором этого писема он должен был считаться и в литературных вопросах. Поскольку одним чисто литературным писемом Ломоносова к И. И. Шувалову мы располагаем, есть основания предположить, что автором писема, которое открывает данный сборник, является И. И. Шувалов. Да и стилистически писемо анонима очень сходно с опубликованными письмами сиятельного мецената 9

Вторым номером вслед за этим письмом в сборнике идет «Епистола» Елагина с нумерацией строк, сделанной на полях для того, чтобы авторы возражений могли ссылаться на номера строк. Текст этой «Епистоли» (сатиры) во всех доселе известных сборниках сильно испорчен, наш сборник впервые дает возможность правильно прочесть некоторые места в «Епистоле», искаженные переписчиками до совершенной непонятности. Так, две строки, обычно читающиеся следующим образом:

Сбирает речи все с романов, что читал,
Которые деньжат для бедности списал, —

на самом деле имеют очень точный смысл:

Сбирает речи все в романах, что читал,
Которые Даржанс 10 для бедности писал. [102]

Из остальных полемических произведений особого внимания заслуживают № 7 — подробный критический разбор «Епистолы» Елагина в прозе, в котором каждое замечание отнесено к соответствующему стиху, и № 8 — «Епистола к творцу сатиры на петиметра» — стихотворное полемическое произведение с пространными прозаическими примечаниями. Произведение с таким названием указано у Сопикова, но ни в одном книгохранилище СССР оно пока не было обнаружено. 11 Анонимная, как и все в данном сборнике, «Епистола к творцу сатиры на петиметра» своим стилем, нарочито усложненным, педантизмом примечаний и стихотворным размером (семистопный хорей с цезурою после четвертого слога) очень напоминает критические и стихотворные произведения В. К. Тредиаковского. Высказываю это только как предположение, нуждающееся еще в доказательствах.

Во всяком случае «Еиистола к творцу сатиры на петиметра» принадлежит к числу наиболее интересных литературно-полемических произведений начала 1750-х годов. Именно эти названные выше произведения (№№ 7 и 8) позволяют детальнее и конкретнее представить себе не только общий смысл литературных споров 1753 года, но и характер расхождений в оценке состояния русской жизни и русской литературы.

Особенно неприемлемым не только для Ломоносова и его сторонников, но и для лиц, занимавших более или менее нейтральную позицию в борьбе Ломоносова с Сумароковым, оказался общий пафос «Епистолы» Елагина — превознесение Сумарокова как главы современной русской литературы, учителя и наставника молодых писателей.

Основной материал для спора дали первые шесть строк «Епистолы» Елагина, обращенные к Сумарокову:

Открытель таинства любовныя нам лиры, Творец преславныя и пышныя Семиры, Из мозгу рождшейся богини мудрой сын, Наперсник Боалов, российский наш Расин, Защитник истины, гонитель злых пороков, Благий учитель мой, скажи, о Сумароков!

Для литературно образованного читателя 1752 года «Епистола» Елагина имела значение не только по своему содержанию и конкретным полемическим намекам, в ней отчетливо ощущалась соотнесенность с общеевропейской традицией литературы классицизма. Елагин не скрывал, а как бы подчеркивал, что он пишет свою «Епистолу» как сознательное подражание, или, вернее, создает свой, русский вариант знаменитой второй сатиры Буало «К Мольеру». На подражательность в этом смысле «Епистолы» Елагина указывается в самых серьезных и обстоятельных критических произведениях в рукописном сборнике «Русской старины». Об этом говорит автор ее разбора («Государь мой, Иван Перфильевич! Не подумайте, чтобы завидлив. . .»): «Вы началом вашего писема подражали Боалу в его второй сатире о трудности стихотворства, также начатой похвалой Мольеру» (л. 11 об.). Об этом же, но еще подробнее, говорится в «Епистоле к творцу сатиры на петиметров», в ее тексте и особенно в примечаниях:

Открытель таинства несогласных речей,
Издатель, коль слыть хочешь, не тронь мысли чужей 12.

Елагин нескрываемой близостью своей сатиры второй сатире Буало как бы поднимал значение своею стихотворного обращения к Сумарокову. Оно получало смысл общественно-литературного признания заслуг русского драматурга. И самое замечательное в материалах сборника «Русской старины», что никто из представленных в нем авторов не оспаривает по существу той оценки, которую получил в елагинской сатире Сумароков: признания ею роли русскою Расина (создателя русской трагедии) и русскою Буало, автора «Эпистолы о стихотворстве» — русского «Поэтическою искусства». Автор «Разбора» согласен с Елагиным, что Сумароков «за свои трагедии достоин похвалы», он имеет «справедливую славу» и только возражает против преувеличенных похвал. Автор «Епистолы к творцу сатиры на петиметров» одобряет то определение заслуг Сумарокова, которое предлагает Елагин:

Назвав его Расином, достойно применил
……………………………………………..
И собственно то славно, что славы в нем достойно, [103]
Достоинствы в нем есть, не льстя — он вправду славен,
Ласкательством ему ты век не будешь нравен;
Разумен, тем уж он никак не ослепится,
Парнас что покорен и муза что страшится.

Ломоносов в этой полемике занял наиболее непримиримую позицию. В своем письме-ответе на обращенное к нему письмо (скорей всего И. И. Шувалова) с просьбой откликнуться на «Сатиру» Елагина Ломоносов язвительно высмеял все пышные титулы, какими наградил Елагин Сумарокова, а титул «Российского Расина» — приравнял к обвинению в подражательности: «“Российским Расином" А[лександр] Петрович) по справедливости назван, затем что он его не токмо половину перевел в своих трагедиях по-русски, но и сам себя Расином называть не гнушается». 13

Сатира-эпистола Елагина, как видно из новых материалов, имела для современников не только собственно литературный интерес. Автор подробного ее прозаического разбора (№ 7) уделяет очень много внимания вопросам импорта предметов роскоши, о которых Елагин говорит в следующих строках «Сатиры на петиметра»:

Тут истощает он все благоуханы воды,
Которыми дол жат нас праздные народы,
И, зная к новостям весьма наш склонной нрав,
Смеются, ни за что с нас втрое деньги взяв...

Критик очень обстоятельно оправдывает ввоз предметов роскоши, дорого обходившийся России в середине XVIII века: «Хотя то и правда, что мы иногда даем излишное за многие вещи, да оное для того, что наш климат не позволяет оным вещам быть у нас произведенным, как многие из цветов высиженные воды, которые цветы в теплейших воздухах сами родятся, а у нас должно их в оранжереях содержать, и как нам в них, хотя несовершенные, однако есть нужда, то мы у них оные покупаем. Равным образом: вещи, которые у нас есть, а у иностранных народов нет, они у нас покупают, но почему бы сие было смешно, никто с вами не согласится, ибо для того торговля уставлена, чтоб мы за недостатком своих имений чрев прибыльной промен чужим пользоваться могли. Может быть, вы мне в ответ скажете, что наши праотцы скифы и сарматы торговли не имели, и не имели нужды в помочи, <и в> вещах, которые не рождались под их климатом, но еще мы в том и не завидуем. По времени мы имеем нравы премененны; они в шелашах живали, а мы в великолепных домах живем, так и в прочем есть явная к лучшему отмена; итак, мы не можем хвалить то, что у них от суровости и незнания происходило» (лл. 13—14).

Из этого спора по вопросу, действительно как будто не имеющему отношения к литературе, видно, что «Сатира» Елашна была воспринята современниками как боевое общественное выступление, как политическая сатира в конце концов. Политический характер, по-видимому, имели даже личные намеки, сейчас трудно поддающиеся объяснению. В «Сатире» Елагина говорится о том, с каким восторгом встречают кокетки петиметра:

Другая, истинно — подобаю как взбесясь,
Французским языком издетска (?) заразясь,
Кричит devant Dieu как. ангел ты хорош,
И на прекрасного ты M…. похож!

П. Н. Берков, имея в своем распоряжении текст сборника «Разный стиходействии», где последняя строка читается: «И на прекрасного М. . . похож!», предположил, что инициалом начинается условная фамилия Маркизов, которая должна была скрывать истинную фамилию адресата сатиры — И. И. Шувалова.

Как следует из текста «Сатиры», нами приведенного выше, чтение «Маркизов» здесь невозможно, так как оно не укладывается в строку шестистопного ямба, которым написана «Сатира» Елагина.

Автор «Епистолы к творцу сатиры на петиметров» откликнулся на эти строки Елагина. Он писал:

Хотя и не назначен М... тобой,
И Л... и М... краснеть будут собой.
Не назван всякой видит представленна себя,
Исправишь тем ты многих, ничем не согрубя.

Из стихотворного размера елагинской строки следует, что М. . . замещает трехсложное слово, эту длину оно должно иметь и в соответствующей строке «Епистолы к творцу сатиры на петиметров», но во второй строке приведенного четверостишия, поскольку здесь имеются в виду уже другие лица, а не М. . названный Елагиным, и Л. . . и М. . . обозначают двусложные фамилии. [104]

Предположительно можно указать на одну личность, которая наделала немало шуму в русском обществе в 1753 году. Это был французский литератор, человек с биографией авантюриста, — Фужере де Монброн, у которого произошла во время его пребывания в России ссора с Сумароковым; вскоре он был вообще выслан из России 14. Вот с этим-то залетным парижским гостем и мог сравнить Елагин своего петиметра. Если наше предположение будет принято, то елагинскую строку надо будет читать следующим образом:

И на прекрасного ты Монброна похож.

Новый сборник полемических материалов, как видно из немногих примеров, нами указанных, при дальнейшем изучении может помочь исследователям лучше и конкретнее представить себе смысл литературной борьбы 1753 года


Комментарии

1. Таков, например, сборник 1792 года (Рукописный отдел Института русской литературы (Пушкинский дом) АН СССР, ф. 265, оп. 3, № 9).

2. «Библиографические записки», 1859, №№ 15, 17.

3. П. Н. Берков. Ломоносов и литературная полемика его времени. 1750-1765. Изд. АН СССР, М.-Л., 1936, стр. 101-146.

4. Л. Б. Модзалевский. Ломоносов и его ученик Поповский. В кн.: XVIII век, сб. 3. Изд. АН СССР, М.-Л., 1958, стр. 130-136.

5. Рукописный отдел ИРЛИ, ф. 265, оп. 2, № 977. Архив журнала «Русская старина» (из бумаг Ив. Ос. Селифонтова). В дальнейшем при цитации этого сборника в тексте указываются только номера листов.

6. Из помещенных здесь полемических произведений опубликованы №№ 2, 3, 9. Прозаическое письмо-памфлет № 3 печатается обычно в собраниях сочинений Ломоносова как его писемо к И. И. Шувалову. Остальные, за исключением № 8, в других рукописных сборниках или отдельно не встречаются.

7. М. В. Ломоносов, Полное собрание сочинений, т. X, Изд. АН СССР, М.-Л., 1957, стр. 493.

8. Там же, стр. 493-494.

9. «Русский архив», 1870, № 8-9, стлб. 1395-1417.

10. Даржанс Жан-Батист де Буайе, маркиз (1704-1771) — французский литератор, одно время сочинявший авантюрные романы только для денег. Он напечатал в Голландии во второй половине 1730-х — начале 1740-х годов около десятка таких романов. Некоторые из них были переведены в России и расходились в списках.

11. В. С. Сопиков. Опыт российской библиографии. СПб., 1904, ч. III, № 3746.

12. В примечании к этому стиху автор «Епистолы» пишет: «Сатиры писатель в похвалу господина Сумарокова точную ту мысль и речь употребил, которая и в равном уже употреблении находится в сатире Боаловой “К Мольеру" (Боаловых трудов том 1, лист 30, стих 6)».

13. М. В. Ломоносов, Полное собрание сочинений, т. X, стр. 494.

14. См.: Р. N. Berkov. Fougeret de Monbron et A. P. Sumarokov. «Revue des Etudes Slaves», 1960, t. XXXVII, fasc. 1-4, pp. 29-38.

Текст воспроизведен по изданию: Из литературной полемики 1753 г. // Русская литература, № 1. 1964

© текст - Серман И. 1964
© сетевая версия - Thietmar. 2013
© OCR - Парунин А. 2013
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Русская литература. 1964