-

Известия о Гижигинской крепости.

(За отсутствием Охотского Начальника, Статского Советника М. И. Миницкого, управляв Охотским портом около года, я имел случай извлечь сии известия из подлинных дел, хранящихся в Охотском Архиве. К. Ш.)

Гижигинская крепость есть одно из значительных приморских заселений в северовосточной Сибири. Главное в Камчатке место, Петропавловская гавань, при всех пособиях Правительства, по сие время не сравнилось с нею, ни важностию торговли, ни числом домов, ни многолюдством ¹. — Посему не недостойны внимания читателей сообщаемые здесь известия о сей крепости.

Из описания Камчатки Профессора Крашенинникова видно, что до половины прошедшего столетия Руских поселений нигде по берегам Гижигинской губы не было ² (Опис. земли Камчатки, Часть I. стр. 81, 83.). — Там обитали только оседлые ³ Коряки, лишившиеся от несчастных случаев своих оленей и потому принужденные при берегах моря искать [284] пропитания от рыбной ловли. Не прежде 1753-го года положил основание крепости Сержант Абрам Игнатьев, пришедший сухим путем из Ямска с отрядом Козаков.

Две были причины, по коим признано необходимым построение по морскому берегу, как Гижигинской, так и других небольших крепостей: во первых, дабы обезопасить сухопутное сообщение России с Камчаткою, и во вторых, чтобы постановить преграду возмущениям Коряков, которые случались тогда столь часто, что название Немирных, сделалось для сих инородцев ⁴ обыкновенным.

Первые беспокойства, принадлежащие к описываемому здесь времени, открылись между ними еще в 1744-м году; а чрез два года после того произошло общее возмущение кочующих и оседлых Коряков, которые осенью в 1746-м году соединенными силами напали на Акланский острог, возобновленный только за четыре года пред тем ⁵, и умертвили бывшего в Акланске начальником Сержанта Ивана Енисейского ⁶ с находившимися там Козаками, коих было, как кажется, не менее 20-ти человек; и потом многие другие жестокости и убийства производили. Таким образом убиты были ими несколько [285] Тунгусов, посыланных для склонения бунтовщиков к повиновению, какой то проезжий Архимандрит или священник с одним причетником, и другие, так что сообщение по сухому пути между Охотском, Камчаткою и Анадырском, в продолжение десяти лет, почиталось невозможным, по неминуемой от Коряков опасности ⁷.

После многократных увещании к послушанию, Правительство принуждено было наконец, для усмирения непокорных, употребить силу; и в следствие сего в 1747-м и в следующих годах Сержанты Игнатьев, Белобородов и Брюхов, под начальством которых находилось в последствии более 180-ти Козаков (кроме Тунгусов, также в сем походе участвовавших), имели с Коряками несколько сшибок. Отразив их от Ямской крепостцы, они пошли далее, и на пути к реке Гижиге, по Указу Правительствующего Сената, основали в 1751-м году крепостцу на реке Тумане, в расстоянии 400 верст от реки Гижиги; потом, продолжая военные действия, в 1752-м году на реках Вилиге и Таватаме также сделали укрепления; наконец, пришед на реку Гижигу, и там построили крепость. Но крепостцы Туманская, Вилигинская и Таватамская, по [286] некотором времени были уничтожены, а Гижигинская, по способности водяного с Охотском сообщения, приходила мало по малу в лучшее состояние. Акланский же острог, сею крепостию замененный, после 1746-го года возобновляем более не был; и теперь даже неприметно место, где он был построен. Но только с того времени Тигильская крепость, в Камчатке находящаяся, присвоила себе его имя, так что в делах тогдашних, она чаще Акланском, нежели Тигилем называется.

Многие из сих происшествий уже изгладились из памяти Коряков, теперь около Гижиги живущих; но воспоминание о Сержанте Абраме Игнатьеве и но сие время между ними сохраняется, может быть потому, что Игнатьев, по своей строгости, был всем им весьма страшен. Они дали Игнатьеву название огня или огненного, рассказывают о делах его много чудесного и выдуманного, приписывают ему волшебство и всеведение; нет сомнения только в том, что ему более других должна принадлежать честь совершенного присоединения Коряков к Российской Державе. — Усмирение сего неспокойного племени последовало за основанием Гижигинской крепости вскоре, не взирая и на то, что не за долго перед [287] тем временем, Чукчи одержали некоторую поверхность над нашими войсками, разбив отряд храброго Маиора Дмитрия Павлуцкого, потерявшего жизнь вместе с сражением ⁸.

Лет чрез десять после основания Гижиги, посланный в Аладырск Подполковник Плениснер представлял на вид Начальству, что по Анадырскому уезду с 1760-го по 1763-й год было собрано с Ясашных в казну мягкой рухляди, по оценке на 181 рубль 76 копеек, а на то же трехгодичное время, для содержания там войск, употреблено 87.879 рублей и копейка, и сверх того доказывал, что чрез содержание в Анадырске большого числа войск, Якуты, доставлявшие для сих войск провиант, приходили в бедность и истощение, и потому полагал, чтобы во избежание великих и бесполезных на содержание Анадырска расходов, половину войск оттуда вывесть. По сему предположению, подкрепленному представлением Тайного Советника Соймонова последовало в 1764-м году Высочайшее повеление о совершенном уничтожении сего города. Тогда Анадырская команда, состоявшая из 588-ми человек, разделена была в Гижигу в Нижне-Колымск, в Тигиль и прочие крепости, а Присутственные места и [288] чиновники переведены в Гижигинскую крепость ⁹. Сие переселение продолжалось до 1770-го года; и с сего-то времени Гижигинская крепость приметно увеличилась и называлась потом несколько времени городом, имея свои уезд и все городовое управление.

Цветущее состояние Гижиги было в промежутке времени от 1775-го до 1800-го года. Тогда прибыточный вымень звериных кож у инородцев, привлек туда из России многих торговых людей. Стоявшие около крепости в близком расстоянии Коряки с бесчисленными табунами оленей, доставляли оной изобилие во вкусном оленьем мясе и в мехах. Деятельная торговля щедрою рукой рассыпала богатства на сие новое поселение. Довольство вещей и самого золота везде было приметно. Но с 1800-го года произошел там весьма приметный упадок в торговле, по причине откочевки Коряков от Гижигинской крепости, из которых иные удалились в северные места к реке Анадыру, другие перешли в Камчатку, к Тигильской крепости.

Нередко самые благодетельные действия для общего блага, могут иметь некоторые невыгодности для частного. Таким образом, вредное для Гижиги удаление Коряков произошло от заключенного в [289] 1781-м году между Рускими и Чукчами примирения. До того времени Чукчи, сколько по склонности к хищничеству, столькож и по врожденной неприязни к Корякам, часто нападали на них, отбивали у них многочисленные стада оленей, брали жен в плен, а самих их лишали жизни ¹⁰. Для Коряков оставалось одно прибежище: защита Руских; а дабы пользоваться всегда оною, необходимо нужно было кочевать в самом близком расстоянии от крепости. Но с заключением Чукотского мира кончились их опасения. При договоре постановлено было Чукчам в обязанность, не нападать на Коряков, как Российских верноподданных; и Чукчи с 1781-го года доныне свято сохранили сие условие. С того времени Коряки, не страшась по прежнему опасных для них врагов, стали отдаляться от крепости, сначала за реку Пенжину, потом еще далее, а с 1784-го года начались и первые их переселения в Камчатку. Главная же часть находящихся ныне там Коряков откочевала около 1800-го года.

О числе войск, бывших в Гижиге до 1812-го года, в делах Охотских обстоятельных сведений не отыскано. Известно только, что во время пребывания в Камчатке так называемого Камчатского [290] баталиона, одна рота оного постоянно находилась в Гижиге. Солдат и Козаков было тогда в сей крепости более 200 человек. Когда же в 1812-м году, для уменьшения казенных издержек, употребляемых на Камчатку, последовало Высочайшее соизволение, вывесть Камчатский баталион из Гижиги, Камчатки и Охотска распределив часть оного по разным тамошним командам, тогда утвержден был штат, доныне существующий, чтоб иметь в Гижиге не свыше 100 Козаков при 5-ти урядниках.

Любопытно заметить, что не взирая на уменьшение войск, от 588-ми до 100 человек, издержки на содержание оных и по сие время не покрываются теми доходами, которые из сего края извлекаются. Сколь ни разнообразны счеты сего содержания, однакож, по справке с делами, весьма близко к истине полагать можно, что существование Гижигинской крепости, с войсками, чиновниками и с мореходным судном, ежегодно туда посылаемым, обходится ныне казне до 80.000 рублей; доходов же с Гижигинской округи, причисляя к тому и часть питейного сбора, на Коряков падающую, получается не свыше 15.000 рублей.

В 1816-м году находились в Гижигинской крепости следующие деревянные строения: [291] церковь 1, часовня 1, казенных домов и магазинов 8, частных домов, не включая лавок, 68. — В сей крепости ни рва, ни валу не находится, и укрепления оной состоят единственно из обнесенного кругом строений палисада и трех или четырех пушек. Но сии укрепления, при сотне хорошо вооруженных Козаков, достаточны содержать в тишине 10.000 Чукчей (Мужеского и женского пода. К. Ш.) и 3.000 других инородцев, населяющих Гижигинскую округу и Чукотский нос. — Жителей, мужеского и женского пола всех состояний, в 1816-м году находилось в сен крепости 650 человек, и зимовавшей морской команды с женами и детьми 46, всего 696 человек. А в прежнее время состояло в оной домов 98, жителей м. и ж. пола 791 человек.

Выше упомянуто, что назад тому лет 20, торговля в Гижиге упала против прежнего; однакож, судя по малому населению того края, ее и теперь можно почитать довольно важною.

Ввоз товаров из Охотска в сию крепость, по ценам Охотским, был:

В 1817-м году на 42.000 рублей.

В 1818-м году на 43.000 -— [292]

Вывоз из Гижиги в Охотск по тем же ценам:

В 1817-м году на 51.000 рублей.

В 1818-м году на 49.000

Ввозимые товары суть: табак, необходимый для вымена мягкой рухляди, чай, сахар, съестные припасы, котлы и железные вещи, также для торговли с инородцами, свечи, мыло и проч. — Сверх того к ввозу должно причислить кроме означенных товаров и доставляемую на казенный счет ржаную муку, ежегодно от 4-х до 5.000 пудов, соль, порох, свинец и откупное хлебное вино; всего сих казенных припасов почти на 50.000 рублей ежегодно. — Вывозимые товары из Гижиги: соболи, лисицы, белки, моржовая кость, оленьи кожи, песцы, куньи (из куниц) парки и проч.

Теперешние торговые прибыли, по согласному свидетельству Гижигинского купечества, уменьшились против прежних по крайней мере на половину; но не взирая на сие, по собранным мною сведениям оказалось, что в Гижиге, единственно от торговли, снискивали себе в 1819-м году пропитание 67 душ м. и ж. пола, и что, судя по цене ржаной муки, которой пуд там стоит в вольной продаже от 10-ти до 12-ти рублей, [293] сим людям для содержания потребно было по крайней мере до 13.400 рублей.

Прежде сего в Гижигинской крепости золотая и серебряная монета были весьма обыкновенны. Притом, от изобилия во всем, большая часть жителей носили шелковые фанзовые рубашки; женщины одевались в парчовые епанечки с богатым меховым воротником, на голову повязывали шелковые плашки, золотом и серебром шитые, и не только перчатки, но даже комнатные оленьи сапоги украшали искусным золотым и серебряным шитьем; Козаки имели на куклянках стоячие собольи воротники, а на подоле оных бобровую опушку; наконец все без изъятия привыкли к употреблению чая. Теперь осталась одна тень прежнего изобилия. Удаление Коряков от крепости и постигший Гижигинскую округу четырехлетний (в 1815-1818 годах) голод, от невхода морской рыбы в реки, произвели в сей крепости множество бедных. Хотя торговый перевес, по вышеозначенному вывозу и ввозу товаров, и кажется простирающимся до 7 1/2 тысяч в пользу Гижиги; но поелику за продаваемую от казны муку, порох, соль, и за откупное вино ежегодно переходит из Гижиги в Охотск более 10.000 рублей, то звонкая монета [294] и даже ассигнации уменьшились в Гижиге до крайности.

Так как существование Гижигинской крепости главнейше обеспечивается мореходным сообщением с Охотском, то в истории оной не излишним кажется сообщить насколько известий и о тамошнем мореплавании. Первый посетитель губы Гижигинской морским путем, еще до построении крепости, был Мичман Василий Хметевской, дослужившийся в последствии до Капитан-Лейтенантского чина, который, как из дел Охотских видно, в исходе Июня 1743-го года, отправился из Охотского порта на доппель-шлюбке Березовке к востоку, и 17-го Августа находился с судном своим в Ямской губе; потом заходил в Пенжинскую губу, а оттуда перешел в Камчатку ¹¹. Во время сего похода, по наставлению флота Капитана Шпанберга, производил он опись северных берегов Охотского моря, и на следующий год возвратясь в Охотск, как карту, так и журнал свой Капитану Шпанбергу представил. После сего похода Хметевской служил на Охотском море еще около 30-ти лет; со всем тем; я тщетно рылся в Охотском Архиве, чтоб отыскать его опись: там не только карты, но даже и списка с его [295] Журнала не находится; и уже но возвращении в С. Петербург я видел подлинный Журнал и карту за его подписанием в Государственном Адмиралтейском Департаменте.

Впрочем произведенная Хметевским опись, основана будучи единственно на геодезических средствах к измерению, была весьма несовершенна; ибо по всем печатным картам, Гижигинская крепость с его описи назначалась в широте 63° 17'; но по моим астрономическим наблюдениям, произведенным в сей крепости в 1816, 1817 и 1819 годах, вообще с бывшими под моим начальством Г. Штурманом 8-го класса Неродовым и Подштурманом Олесовым, широта оной оказалась только 62° 2' 30'' (Долгота Гижиги от Гринвича около 160°. К. Ш.), и следовательно 130-ю верстами южнее прежнего ее на картах места ¹².

Второй, после Хметевского, плаватель в Гижигинскую губу был Штурман Григорий Иванов посыланный от Охотской Канцелярии в 1749-м году к реке Наяхане, также для описи; но сей Штурман доходил только до Ямска, и, по возвращении, донес начальству, что он описи не производил по причине туманов. В последующее время уже почти каждогодно [296] посыпались суда, как в Ямск, так и в Гижигу, сколько для получения сведений об отряде Абрама Игнатьева, столько же и для доставления сему отряду и начатой построением крепости необходимых потребностей.

Ныне из четырех или пяти мореходных судов, принадлежащих ведомству Охотского порта, одно, поднимающее до 7.000 пудов, ежегодно отплывает из Охотска в Гижигу в Августе месяце, с грузом, состоящим из муки, купеческих товаров и прочего. Зимует обыкновенно в устье реки Гижиги, и, со вскрытием вод, отвозит получаемую в ясак мягкую рухлядь и купеческие товары в Охотск.

Кн. Александр Шаховской.

Прибавления.

(При чтении предыдущей статьи нет надобности останавливаться при каждом знаке и смотреть на соответствующее прибавление. Такой труд был бы весьма утомителен и бесполезен. Прибавления же сии здесь прилагаются с тем намерением, чтобы для будущих Историков Сибири сохранить материалы, относящиеся к такому промежутку времени, который никем еще не был описан. Повествования Миллера и Крашенинникова не достигают далее 1744 года; а Сибирская История Фишера прекращается гораздо ранее. К. Ш.)

1. В Гижигинской крепости жителей м. и ж. пола 700 человек; в [297] Петропавловской гавани не свыше 500. — Из Гижиги вывозится товаров ежегодно на 50.000 рублей; из Петропавловской гавани на 25.000 рублей. Но не смотря на то, Петропавловск всегда будет важнее Гижиги по пребыванию в нем главного Камчатского Начальства, по превосходной гавани и удобности своего положения.

2. Из разных Охотских дел, производившихся с 1742-го по 1745-й год, видно, что на реке Гижиге к сие время Руских поселений не было; Акланское же ведомство часто упоминается, например сими словами: «призывал он Олель Акланского платежа, живущего на реке Ижиге ясашного Коряку» и проч. — По уничтожении Акланска, часть Акланского ведомства поступила в зависимость Тигильской крепости.

3. Названия: Ясашные и Иноверцы, под которыми разумелись вообще разноплеменные народы, Сибирь населяющие, по изменившимся в сборе ясака обстоятельствам, и по причине принятия целыми племенами Христианской веры, не могут [298] теперь того же выражать, что знаменовали прежде. Посему желательно, чтобы вошло в общее употребление слово: Инородцы, которое означает Сибирские племена гораздо точное, и которое уже употребляется Сибирским Начальством в деловых сношениях. Подобно тому и слово Оседлые, принято в замену прежних названии: Сидячие, Пешие.

4. О возобновлении Акланска упоминается в делах следующее: «Прошлого 1741-го года Маия 13-го дня, в бытность Командиром в Охотске Г. Дивиера по Указу Ее Императорского Величества и по определению Канцелярии Охотского порта, велено Акланский острог возобновить, в который с потребным числом людей послан служилой Иван Енисейский, яко в тамошних странах довольно бывалой и Коряцкой Язык знающий...» Построение сего острога было нужно «для предосторожности от немирных Коряк, и островам Анадырскому и Олюторскому на оборону». (NB. Следственно тогда существовал еще Олюторской острог, о построении которого, в 1714-м году, упоминает Крашенинников, Т. II. стр. 217). — «Дано ему Енисейскому из служилых 14 человек, да из при сильных 6, и того 20.

Енсейской рапортом от 31-го Июля [299] 1742-го года донес, «что Акланский острог зачали строить на Аклане реке; на то строение лесу будет довольно; а исправлять острог по крепостному рвом, за малолюдством невозможно... Еще бы туда нужно человек 30 молодых и легких людей, чтобы было с кем с немирными управляться и себя охранять; а рыбы, как в реках, так и в озерах довольно. — Да сего Генваря (1743) рапортует: «Теперь строится часовня, а построены дом Командирской с сеньми, к нему анбар, и еще анбар для склажи, ясашная изба с Аманатскою и с Амункою и с сеньми. Против часовни казарма, а около оного строения для скорости забрано в столбы заплотом на 4 угла по 15-ти сажень сторона, вокруг 60 сажень, в вышину 2 сажени... зачат острог Июля 20-го, а окончан (вероятно палисад только) Сентября 20-го дня 1742-го года, и того будет 8 недель и 4 дни».

У Енисейского 2 человека кореньями объелись, 3 потонуло в реке, а 4 отбыли в Анадырск, убыло 9; сколько же осталось, не упоминается.

«В 1746-м году осенью Оленные Коряки, сообщись с Сидячими Коряками Жирового, Косухинского и Ягачинского острогов (т. е. селений) на Акланский [300] острог напали и людей всех побили» (NB. так означено в делах; но старики сказывают, что некоторые из Тунгусов спаслись из Акланска бегством.)

Осенью в 1746-м году в Акланске с проезжими была кажется более 20-ти человек; упоминается, что иные убиты при устье реки Пенжины.

Начальник Охотский, Премиер-Маиор Зыбин, в представлении в Иркутскую Провинциальную Канцелярию (1743), писал следующее: «Надлежало бы иметь для всегдашнего защищения в Тауйском, Ямском, Удском и Акланском острогах, в каждом человек по тридцати... а ныне находится в Ямском 6 в Тауйском 8, в Акланском 9, в Удском 5 человек».

5. Не должно смешивать сего Енисейского с дворянином Иваном же Енисейским, убитым Коряками также в Акланском остроге в 1714-м году; о чем упоминает Крашенинников (в Опис. Камч. Том II. на стр. 215-218). — Везенная тем дворянином Енисейским, при конвое 50-ти Козаков, из Камчатки в Анадырск, ясашная казна, которой было: соболей 5.641, лисиц 761, бобров морских 137, золота 22 золотника и проч., и которая стоила бы по нынешним ценам по крайней мере 370.000 рублей, вся была разграблена. [301]

6) «Князец, отправленный (1747). с вершин Чендона (NB. прежнее название реки Гижиги от Капрала Белобородова, в пяти человеках в Ямский острог, пропал без вести, и конечно побит на дороге Наяханскими изменниками... да и в прошедшем Сентябре пеший Коряцкий Князец Олыг, посланный для уговаривания Наяханских изменников по прежнему в подданство, поныне не бывал... Коряк Митька, посланный от Белобородова на Наяхану реку, объявил, что они письма, следующие Маиору Павлуцкому и в Акланский острог, взяв у него, изорвали».

«...Взяты в плен четыре юноши менее 15-ти лет и одна баба, дочь бунтовщика Алыка, которая, укрывая отца своего, показывала, что он с другими к побитию Руских людей в согласии не был, и Енисейскому будто бы на встречу высылал с вестию, чтоб он остерегся, которого посланного не допустил Тайгоноский Коряцкой Князец Тайкон, а после де убития оного Енисейского денежную казну и прочей багаж взял оный Тайкон себе».

На сии известия Охотская Канцелярия послала Козаков и указ, чтобы, собрав вооруженных людей и из Тунгусов [302] желающих, итти вооруженною рукою на Коряков, к реке Наяхане и далее. — Над сего экспедициею первоначально определен был начальником Сержант Белобородов.

7. Я о сем достоверное получил известие из дел Охотского Архива; а посему Миллер (Ежем. Соч. 1758-го года, в Маие, на стр. 409; несправедливо говорит, что сей Павлуцкий умер, будучи в Якутске Воеводою и Подполковником. Это может быть был его родственник, или только однофамилец. Впрочем, и без выправки из дел Архивных, весьма многие из Охотских и Гижигинских жителей знают, что сей Павлуцкий точно убит на сражении, происходившем между реками Анадыром и Пенжиною, при хребте гор, называемом Руским.

8. В докладах Ее Императорскому Величеству от Сенатской Конторы и от Сената упоминаются следующие достойные примечания подробности: «От научала заведения Анадырского острога по 1727-й год, ровно чрез 78 лет, никаких хлебных припасов отправляемо туда не было, а питались тамошние переселенные Козаки рыбою и звериным мясом; а с того 1727-го года, когда начались отправления воинских регулярных команд, по [303] нынешний 1763-й год, издержано денежной казны, как то по точным справкам оказалось, на жалованье: 260 тысяч рублей, да за перевозку припасов больше 500 тысяч рублей. А хотя по видимому той воинской команды отправление состояло в том: 1, чтобы непокорных Чукчей привесть в подданство; 2, был и тот вид, чтобы теми командами защитить от того Чукоцкого непокорливого народа верноподданных ясашных Коряков, Юкагиров, Ламутов и прочих; однако, как по самым делам видно, и Правительствующего Сената Конторе уже известно, что Чукотский народ ни мало в подданство не приведен, а напротив того вышеписанные верноподданные три народа, вместо того, чтоб от Российских регулярных войск защищаемы были, но от тех же команд, во первых, в крайнее разорение приведены, а притом от них так озлоблены, что и в дальние места откочевали... До приезда (Плениснера) в Анадырск чрез три года, то есть с 1760-го по нынешний 1763-й год, было собрано в казну Вашего Императорского Величества с ясашных Юкагиров — коих и всего по справке у него с делами оказалось не более 10 человек имеется — мягкой рухляди и прочего у Чукчей на табак [304] вымененной» (NB. в делах Охотских я отыскал, что для сего в Охотске, Ямске и проч. находился казенный табак; а Коряками в подарок приносимой, всего по оценке на 181 рубль 75 копеек; а на тоже трехгодичное время, для содержания там регулярных и нерегулярных команд, потребно быть, против вышеписанной оказавшейся годовой суммы, в отправлении туда денежной казны 87.879 рублей и копейка. Следовательно по всему тому уже ясно предвидится, что в содержании там регулярного войска, кроме великих казенных убытков, никакого приращения не бывало, да и впредь быть не может. И для того не соизволит ли Правительствующего Сената Контора (пишет Плениснер), во избежание во первых Высочайшего Вашего Императорского Величества интереса убытка, а притом верноподданному Якутскому народу в перевозке провианта крайнего разорения... учинить... распоряжение и проч... — Сенат, по прописанным обстоятельствам, надобности отнюдь не находит, дабы в том Анадырском остроге команду содержать. Да и число тех определенных людей для защищения (Коряков, Юкагиров, Тунгусов) весьма мало» и проч... [305]

(NB. Однакож из сих же докладов видно, что регулярных войск или солдат находилось в Анадырске 303 человека; нерегулярных или Козаков 285; и того 588. С женами же, детьми и частными людьми вероятно, было в Анадырске не менее тысячи человек.)

Указ об уничтожении Анадырска получен в Охотске 15-го Марта 1764-го года посему Высочайшее соизволение последовало или в начале 1764-го, или в конце 1763-го.

«В Анадырске воинские служители... по отдаленности... претерпевали в пропитании совершенную нужду и голод, так что некогда те служители в пищу употребляли перевязи и портупеи солдатские». (Это подлинные слова из рукописных записок Капитана Шмалева; но в докладах ничего о нужде и голоде не упоминается.)

9. Вот описание одного нападения, учиненного Чукчами на Коряков, взятое мною сокращенно из записок, веденных в Гижиге Капитаном Тимофеем Шмалевым и представленных от него Начальству 1-го Июня 1778-го (Доставлением мне сей рукописи я обязан почтенному В. Н. Берху).

Шмалев во первых мимоходом упоминает о сражении между Рускими и Чукчами, бывшем 9-го Марта 775-го года для [306] защиты Коряков от Чукчей и в наказание за несогласие их датm другого аманата. Чукчи в сем сражении были побеждены, и у них взято в плен 28 мущин и женщин. «В отмщение за сие поражение, в Ноябре 775-го года, они (говорит Шмалев) поимели твердое намерение той зимы, над верноподданными Ее Императорского Величества Коряками, множественным числом учинить воинской поиск, да и самую Гижигинскую крепость разорить и воинскую Российскую команду прибить... что хотя не с такою силою, однако действие имело; ибо:

В Марте 1776-го главный Чукотской Тоен Амулят со 180 Чукчами приходил для поиска над Коряками к рекам Апуке и Пахаче, и сначала у Коряка Нутехлы 28 оленей отогнали, а захваченного тут мальчика отдали 19-го Марта на выкуп; потом, пришед к Апушскому острожку, обошлись с Апушскими Коряками дружелюбно и произвели торг, при котором однакож Коряки убили из ружья одного Чукчу. За сим отправились к Пахачинскому острожку, где кроме разговоров ничего не происходило. А когда пошли вверх по реке Пахаче, то нашед юрту (NB в одной земляной юрте живут семейства по три) пеших Коряков, экипаж разграбили и с [307] собою увели двух девок. — 25-го Марта Оленного Коряка Алалыка в осьми человеках убили, четырех женщин в плен взяли, в добычу получили оленей Алалыковых табун, тож другого Коряка Тынанпия табун, всего два табуна, и возвратились в свою землю».

Далее, в той же рукописи, находятся следующие слова: «Чукчи с верноподданными Ее Императорского Величества Коряками с давних лет имели несогласия: друг на друга ходили походами и чинили смертные убийства, плен и грабежи, чем и Российским воинским людям, обязанным защищать Коряков, наводили беспокойство».

10. Мичман Василий Хметевский прибыл в Ямск 17-го Августа 1743-го года а судно его стояло тогда в Ямской губе. — При делах имеется росписка Хметевского в приеме двух указов, которые поручено ему было отвезти в Акланский острог.

11. О сем, чрез посредство Г. Статского Советника Миницкого представлено было в Государственный Адмиралтейские Департамент, который, приняв в уважение столь великую неверность карт, в заседании 1818-го года Февраля 15-го дня, положил, опись берегам Охотского моря произвести вновь, под смотрением [308] Начальника Охотского порта (См. Записки, изд. Госуд. Адм. Денарт., Часть IV. стр. XXIV, XXV.). — Теперь Адмиралтейский Департамент трудится над составлением нового атласа морей, прилежащих нашим владениям в северовосточной Сибири и Америке. Атлас сей будет несравненно вернее нынешних карт, потому что при сочинении оного взяты в соображение новейшие наблюдения и описи знаменитых наших мореходцев, кругом света плававших.

В заключение сих прибавлении помещаю еще несколько сокращенных выписок из дел сего времени:

1741-го года от Охотского Командира Дивиера, собранный при Охотском порте по край моря на берегу, дошлый и недошлый жемчуг, (28 золотников), представлен в ящике в Иркутскую Провинциальную Канцелярию, от которой препровожден в Правительствующий Сенат. На что в ответ от Сената прислан в Сибирский Приказ 27-го Апреля 1742-го года «Указ, чтобы впредь такового негодного жемчугу в Правительствующий Сенат не присылать».

19-го Октября 1742-го года, бывшие с Профессором Академии Наук, Иоанном Эбергардом Фишером, Якутские служилые [309] люди Николай Кураев и Василий Коркин на Юдомском Кресте (NB: станция на дороге от Якутска к Охотску) кричали важность; почему они Профессором отосланы под караул к Юдомскому Капралу Пинигину, от которого препровождены в Охотск. Там при допросе показали: Василий Коркин, что он у Юдомского Креста важное слово и дело на Г. Профессора кричал и доказать может. Николай Кураев показал, что он кричал не важность, а подозрение о противных Указам Ее Императорского Величества поступках, которые состояли: 1-е в том, что Г. Профессор, встретив двух служилых, гнавших в Охотск покупной скот для Камчатской Экспедиции, взял у них под себя 4 лошади: а на другой день, проехав на них несколько верст, отослал обратно; 2-й и 3-й пункты состояли в показаниях о подобных же поступках; 4-е, что он у Якушев взял соболя, красную лисицу и 3 рогдуги и дал тем Якутам один рубль; 5-е, что Профессор за два санаяха, за которые встретившиеся Якуты просили 10 рублей, дал только 4 руб. 50 коп. и взял санаяхи. — При других показаниях, Коркин и Кураев обвиняли еще Г. Фишера в курении вина для домашнего обихода.

После сих допросов, Охотский [310] Начальник, Премиер-Маиор Зыбин, приказал Профессора Фишера, находившегося еще на Юдонском Кресте, арестовать, и как самого его, так и всех бывших с ним людей, отправить вместе с двумя донощиками под караулом в Якутск. — Книги, инструменты и некоторые вещи из собственности Фишера доставлены были, за его печатью, в Охотск.

В 1741-м году летом, на устье реки Амура судно Руских людей (NB. из последующего усмотрено будет, что это было не Руское судно) разбило, и выкинуло по сю сторону Амура пол судна с двумя мачтами и с парусами белыми, а пол судна по ту сторону реки Амура. Гиляки сказывали, что сие судно пришло с моря и стояло на якорях. Люди с него съехавшие (NB. которые в сем повествовании называются Рускими) торговали с Сысанцами и банкетовали, и на банкете прежде Руские убили из тех Сысанцов, а после справясь Сысанцы побили Руских. После того осенью, на то место на устье Амура, другое судно с моря прибегало, и дня с два простояв, неведомо куда, ушло. — Но токмо от здешнего Охотского порта (пишет Охотский Начальник в донесении к Начальству) как экономичных, так и других судов отшедших не имеется; а ходил в [311] прошедших 1741-ть 1742-м годах от Экспедиции флота Мичман Алексей Шхелтенг, на одном морском судне, доппель-шлюбе Надежде, имел вояж и к Амурскому устью; но в минувшем Сентябре (1742) прибыл в Охотск благополучно. А что после разбития судна осенью, к А курскому устью прибегало судно и стояло дни с два, то думать должно, что они видели упомянутое судно Надежду которое в той стороне в штиль два дни стояло в море и проч.

В 1743-м году находилось: в Большерецке служилых 19, Козачьих детей 22; в Верхнем остроге (Верхнекамчатске) служилых 13, Козачьих детей 16; в Нижнем остроге (Нижнекамчатске) служилых 17, Козачьих детей 47 — Всего служилых 49, Козачьих детей 85.

6-го Июля 1748-го года подан в Канцелярию Охотского порта от Сержанта Емельяна Басова следующий рапорт:

«По вступлении моем с Козаками в морской вояж в прошлом 1747-м году в Июне 25-го числа, для прииска неведомых островов... на судне Петре Шитике, на своем собственном коште... прибыли на прежде обысканной второй малой остров (NB. что ныне называется остров Медный) в Августе месяце, и стали при оном на якорь и проч... На лайдах собрано [312] меди 1 пуд 1— фунтов, самородной. На том же острову в полунощной стороне незнаемую вещь нашли: руда ли она или ина какая не знаемая вещь, которой взято и привезено фунта с два. — Да найдено по берегу служителями 205 камешков больших и малых белых, в том числе... 2 желтых, 1 малиновой. — Да еще найдена новокуриозная морская рыбка... Вывезено нами в Нижний Камчатский острог: бобров кошлоков, и маток бобровых 970, песцов голубых 1520, хвостов бобровых тож число; и оные звери разделили обще всем по паям, кто со мною в вояже был» и проч.

Текст воспроизведен по изданию: Известия о Гижигинской крепости // Северный архив, Часть 4. № 22. 1822