КНИГИ ТАРСКОГО БУНТА 1722 г.

В русской истории позднего феодализма не часто обнаруживается столь прямая, как в Сибири 1720-х гг., связь между памятниками народной письменности, бытующими в народе печатными книгами и проявлениями политических настроений, взглядов, теорий в практике острой классовой борьбы. Следственные и законодательные источники, созданные властями в связи с актами этой борьбы, обращают особое внимание на рукописные и печатные книги, «тетрати» и письма с изложением теорий о «духовном» и «чувственном» антихристе, о «Петре I — Антихристе», о немолении за царя, о бегстве из-под его власти, о «трех отпадениях» мира под власть антихриста, делающих душепагубными уплату податей, рекрутчину. Власти быстро поняли, какой опасный для абсолютистского государства комплекс взглядов, направленных против главных устоев феодального общества — ренты, армии, церкви, царского престола, вычитали из многочисленных книг и «тетратей», восприняли от старообрядческих старцев — «лжеучителей». участники Тарского бунта 1722 г. и широкого движения крестьян Западной Сибири в 1722-1725 гг. Обнаружение этих взглядов и этой литературы скоро станет поэтому одной из главных задач обширного и жестокого тарского розыска, а осмыслением обнаруженного займется сам царь, и реакция его будет весьма крутой.

Наиболее богатая книжная добыча ждала карателей в одном из главных идеологических центров всего движения — ските старца Сергия, происходившего из семьи устюжского стрельца и обосновавшегося после дерзкого побега из Тобольской архиерейской тюрьмы сравнительно недалеко от Тары, на Ишиме, близ Ояшевских вершин. Во время подготовки восстания Сергий несколько раз приезжал в Тару, а тарские жители часто бывали в его скиту. Позднее там был обнаружен наиболее полный, с теоретическим обоснованием, почерпнутым из библиотеки скита, список главного документа протеста — «противного письма», поданного тарскими казаками властям в объяснение отказа от присяги. Многие участники протеста, его руководители были духовными детьми Сергия (казачий полковник И. Немчинов, а также казаки В. Исетский, П. Байгачев, главные «идеологи» движения, всенародно читавшие и толковавшие [156] книги во время восстания, казаки И. Падуша, Д. Вихорев, М. Енбаков, И. Шевелясов и др.) 1.

9 ноября 1722 г. сибирский вице-губернатор А. К. Петрово-Соловово 2, отправившийся по определению Сената во главе военного отряда из Тобольска в Тару, чтобы возглавить новый этап страшного следствия, по дороге захватил и разгромил скит Сергия. В написанной известным выговским идеологом С. Денисовым «Повести о сибирских страдальцех» подробно рассказывается, как предательство одного из учеников Сергия помогло осуществить внезапный захват скита: «Во ону пустыню посла неколико воинов, заповедав им, да уловят жива ему онаго инока. Но посланнии ведуще обычай гонимых, яко аще нападут внезапу, огнем скончаются. Тем же обретше способника себе — онаго инока бывшаго ученика, живша с ним мало и ведуща того жительства входы и обычай, и обещавшася оного инока, тайно ухватив, привести. Иже и взем неколико воинов, вечеру глубоку, до келии помянутаго старца Сергия прииде и яко обычен молитвовав в келию вниде, воины же вне оставль. И яко отцелюбив творяся, припаде к ногама инока, приветствуя льстивно. Иноку тогда в молитвах пребывающу на правиле, во единой свитце, и вмале преставшу от молитвы, внезапному ученика приходу почюдися. И в таковых тема упражняющемася, внезапу воини нападите и емше старца, руце и нозе связаша. Той же льстивый ученик шед к преимущим над конскою службою и отчим словом донегде со оным ехати, коня приуготовивше к келии приведе. Воини же изведите инока ис келии и на возило посаждьше, к военачалнику представиша (прочим же сожительствующим старцу, ничто же ведущим). Военачалник же в той час обрете время на прочия сожительствовавшыя со старцем, нападе всеми воины и овыя ят связа, овыя же разбегошася, друзии же сами себе различно смертей предаша; имение же и скоты похити, храм молебныи и келии огню предаде и с таковым триумфом к Соловому связанна инока с прочими представи. Их же он, лютый мучитель Соловой, на испытание предъставль — инока с прочими и, горце различными муками: бичи, жезлием, огнем, железом смертно изнурив» 3. Счастливая находка А. И. Мальцева, обнаружившего Повесть С. Денисова, дает редкую возможность сопоставить рассказ сочинения, написанного по всем правилам древнерусской риторики, с официальным донесением А. К. Петрово-Соловово [157] в Сенат о том же событии, помещенным перед петербургским комплексом документов о книгах Тарского бунта, в ведении Сената Синоду от 18 июня 1723 г.: «Ионой вице-губернатор писал в Сенат: Едучи де на Тару пустынника Сергия, да с ним мужеска и женска полу раскольщиков сто семдесят человек в пустыне он поймал и многие раскольнические книги и писма у них взяты. А в роспросе де Сергий пустынник сказал: «От роду ему семдесят два года, уроженец Устюга Великого, стрелецкой сын, живал при домех архиерейских, а потом в монастырех черным попом. И как де присягали царевичю Петру Петровичю, тогда он Василью Исецкому говорил, что не надлежит креста целовать. А о нынешней де присяги как тарским жителям, так и пустынником толковал, и что присягать не надлежит словесно и писменно запрещал и к тому возмутил их он, Сергий» 4.

Сочетание обоих процитированных выше текстов дает достаточно живую картину обстоятельств захвата большой библиотеки скита Сергия, а также некоторые интересные подробности биографии ее хозяина.

Документы тарского следственного дела (обнаружены материалы лишь первого этапа следствия, до начала ноября 1722 г. 5) свидетельствуют о все возраставшем интересе следователей к бумагам и книгам бунтовщиков. Уже в первой инструкции, данной 6 июня 1722 г. тобольскими властями полковнику И. Батасову, начальнику карательного отряда, отправленного в Тару, приказывалось все письма бунтовщиков, запечатав, отослать в Тобольск. Когда же в Тобольске получили дополнительные сведения о происшедшем, 19 июня 1722 г. программа следствия дополняется важнейшим пунктом — узнавать, кто именно и какие книги читал, у кого в доме «и какое толкование у них было» 6. Вскоре начинается настоящая охота за книгами; выдвинутые склочным карьеристом Л. Верещагиным обвинения в недостаточном рвении тарских карателей в выискивании и конфискации книг — старой и новой печати, рукописных — считаются настолько серьезным делом, что рассматриваются даже Преображенским приказом. Но последний найдет эти обвинения ложными; и правда, усердие людей И. Батасова и А. Петрово-Соловово в этих своеобразных книжных поисках будет так велико, что вскоре в распоряжении созданной в ноябре 1722 г. для ведения этого следствия Тайной канцелярии тарских розыскных дел окажется значительное книжное собрание.

Основу этого собрания составят книги, захваченные в скиту Сергия и отобранные в Таре у других руководителей и участников движения — полковника И. Немчинова, казаков В. Исецкого, П. Багайчева, И. Падуши, М. Енбакова и др. По мере распространения кровавого розыска на все новые территории Западной Сибири, нападений карательных отрядов на все новые лесные убежища [158] беглецов и самосожжений в них в руки следствия к началу 1725 г. попадают книги многих старообрядческих пустынь — Трефильевской, Тавинских, Якимовской, Ировской, Абатской, Теврийской, Тавалганской, Баровской, Еровской, «Ировской, что на Борках», Чюгунновой, Аремзянской. «Реэстр» конфискованных книгсвоеобразный срез крестьянской письменности, сделанный в острейший момент классовой борьбы и отражающий этот момент.

Реестр этот дошел до нас в трех списках, один из которых находится в составе дела 1723-1725 гг. о тарских книгах из фонда Синода, а два других — в деле 1725 г. о них же из фонда Тобольской духовной консистории 7. Консисторские списки почти дословно повторяют друг друга и значительно расходятся по объему с синодальным списком. Тобольские списки не были ранее опубликованы, синодальный список был частью процитирован, частью конспективно изложен (в обеих частях много неточностей и ошибок) в известном обзоре синодального фонда вместе с кратким пересказом соответствующего синодального дела 8. При этом сказалась трудность в интерпретации делового языка документов петровского времени, что привело издателей к некоторым неточностям. Обратимся к истории создания этих списков.

На первый взгляд в петербургских документах все ясно, но именно эта ясность и оказалась коварной. Синодальное дело открывается ведением Сената Синоду от 18 июня 1723 г. В нем кратко излагаются события Тарского бунта, усмирение его экспедицией полковника И. Батасова, первые показания руководителей движения. Далее говорится о сенатском решении отправить в Тару А. К. Петрово-Соловово и о присланном им в Сенат доношении с описанием разгрома скита Сергия и посмертном четвертовании И. Немчинова, после чего следует фраза: «А раскольнические книги и письма, взятые из Сергиевой пустыни, присланы в Сенат». Затем сообщается, что 3 июня 1723 г. Петр I, «будучи в Ыностранной колегии», сделал ряд распоряжений в связи с тарским розыском; он, в частности, приказал «присланные в Сенат яс Тобольска раскольнические книги и писма, взятые из Сергиевой пустыни... для рассмотрения отослать в святейший Синод; а которые такие ж раскольнические рукописменные книги ныне есть в Сибири, те все вел[еть] зжечь; а буде между ими явятца книги печатные или писма возмутительные, те прислать в Синод». Ведение заканчивается сообщением, что по этому именному императорскому указу «оные раскольнические книги и писма ис правительствующаго Сената в святейший правительствующий Синод при сем сообщаются, а в Сибирскую губернию указ из Сената послан. А что писменных книг и писем и [159] протчего у старца Сергия взято, и что он, старец, о оных книгах и писмах показал, тому при сем ведении реэстр» 9.

После «реэстра» в деле помещена заверенная выписка из протокола заседания Синода от 11 сентября 1724 г.: «По вышеобъявленному правительствующаго Сената ведению разсматривали присланные при том, которые взяты в Сибири ис Тарской пустыни у старца Сергия противные благочестию раскольническия книги и писма, в которых по разсмотрению явились многие плутовские бредни и между тем богохулные и касающаяся к чести его императорскаго величества непотребные слова». Синодальные члены, «доволно рассуждая согласно приговорили», оставив две книги в Синоде для изучения противника на случай будущих споров и обличений, «протчие писма для публичнаго сожжения возвратить паки в Сенат»; Во все губернии и провинции был отправлен синодальный указ о розыске и присылке в Синод «таких о расколе сумнительных и подозрителных книг и тетрадей» 10.

Казалось бы, документы рисуют четкую картину движения всех захваченных книг и бумаг Сергия: из Тайной канцелярии тарских розыскных дел они были сразу же отправлены в Сенат; 18 июня 1723 г. решено было передать их в Синод для экспертизы, откуда они в сентябре 1724 г. (за исключением двух неназванных книг) вернулись в Сенат для уничтожения. Но это не так. Присланный из Сената в Синод список книг и бумаг Сергия, хотя и озаглавлен «Реэстр писменным книгам и писмам, которые взяты ноября 9 дня 722 году...», перечисляет отнюдь не одни только рукописные книги и письма, но вообще все захваченное имущество скита Сергия, включая печатные книги, иконы, кресты, другую церковную утварь, а также большой табун лошадей и стадо рогатого скота, крестьянский инвентарь, одежды, кожи, продовольствие, оружие и т. д. Понятно (и об этом упоминает документ), что не все, перечисленное в списке, было отправлено в Петербург. Для нас важно, что книги и бумаги Сергия разбиты в «реэстре» на три раздела — «писма» («архивную часть»), «старопечатные книги», «книги письменные». При этом разделение проведено не вполне последовательно: в первый раздел включены не только многие рукописные книги, не имевшие, по-видимому, переплета «тетрати»), но и три рукописные книги в переплетах. Поэтому в колонтитулах листов этого раздела он назван то «писма», то «писма и книги». В раздел «старопечатных книг» включены и книги, бывшие для того времени явно «новопечатными» (1705 г. издания).

Дело в том, что с «реэстром», перечислявшим все захваченные книги, была прислана из Сибири в Сенат лишь небольшая их часть — только те, которые были включены в первый раздел «реэстра». Все «письма и книги», названные в первом разделе, А. К. Петрово-Соловово прислал в Сенат, обозначив в «реэстре» напротив каждого документа и книги этого раздела объяснения, данные [160] о них на допросах Сергием. После перечисления (уже без объяснений) книг двух других разделов, а также церковной утвари в «реэстре» указывается: «И вышеозначенные иконы и старопечатные и письменные книги до указу его императорского величества оставлелены в Таре в канцелярии розыскных дел» 11. Таким образом, общие формулировки Сената и Синода «письма и книги» скита Сергия обозначают лишь то, что вошло в первый раздел «реэстра». Предположение, что остальные книги прибыли в Сенат позднее, но до ведения Синоду от 18 июня 1723 г., и, таким образом, также подразумевались этими общими формулировками (т. е. были отправлены в Синод), опровергается тобольским консисторским делом. (К тому же во втором разделе «реэстра» перечислено несколько церковнослужебных книг, изданных после Никона и сожжению отнюдь не подлежащих, между тем экспертиза Синода не выделила их.)

Таким образом, Сенат в июне 1723 г. отправил в Синод из числа захваченного в ските Сергия только «писма», непереплетенные «тетрати» и три рукописные книги в переплетах. Отправленный одновременно в Синод «реэстр» был, по всей видимости, точной копией документа, полученного Сенатом от А. К. Петрово-Соловово, главы Тайной канцелярии тарских розыскных дел: полученный Синодом список написан той же писарской рукой, что и ведение Сената от 18 июня 1723 г., скреплен теми же лицами, причем скрепа «Секретарь Матвей Козмин» переходит по листам с одного документа на другой; оба документа скреплены также подписью «Актуариус Федор Неронов».

В конце синодального дела помещены документы, связанные с посылкой ведения в Сенат и указов по епархиям с изложением упомянутого решения Синода о раскольнических книгах, принятого 11 сентября 1724 г. В свою очередь, Сенат по этому синодальному ведению издал указ от 19 октября 1724 г. (напечатан при Сенате 3 ноября 1724 г.), подтверждавший синодальный указ.

Тобольское консисторское дело, включающее два списка книг, связано с выполнением этих указов Сената и Синода. 18 февраля 1725 г. Тобольский архиерейский приказ направил промеморию в канцелярию розыскных дел, прося прислать в соответствии с сенатским указом от 3 ноября 1724 г. в архиерейский приказ раскольнические книги, конфискованные во время розыска, для отправки их в Синод. Ведомство А. К. Петрово-Соловово отреагировало на эту просьбу быстро и положительно. Уже 24 февраля оно отправило в архиерейский приказ ответную промеморию вместе с затребованными книгами и «реэстром» их. При этом, правда, канцелярия оказалась в затруднении, не зная, что именно следует отправлять митрополиту Антонию. По сенатскому указу от 3 ноября 1724 г. — раскольнические «книги и тетрати» (вторая формулировка того же указа — «рукописанные книги»). Но по именному указу Петра I от 10 июня 1723 г. (в соответствии с распоряжением царя 3 июня 1723 г. «в Ыностранной колегии»), как мы говорили, следовало немедленно сжечь [161] имеющиеся в Сибири «такие ж раскольнические рукописменные книги». Так как царь имел в виду книги, подобные присланным из Тары в Сенат, А. К. Петрово-Соловово своеобразно разрешил это противоречие между указами. «Старопечатные и рукописменные книги церковные» вместе с церковной утварью он передал в Тобольский архиерейский приказ, а о «писменных тетратех и писмах раскольнических», конфискованных в разных скитах Сибири (кроме скита Сергия, конечно), сообщил, что они оставлены в канцелярии розыскных дел, где с ними «учинено будет» по именному указу от 10 июня 1723 г. 12 Эта формулировка, видимо, означала сожжение. (Такое решение находилось, однако, в прямом противоречии с повелением указа сжигать на месте только «рукописменные книги», а «книги печатные или писма возмутительные» отправлять в Сенат.)

«Реэстр старопечатным и рукописменным книгам», помещенный в консисторском деле на л. 45 об. — 52, не совпадает поэтому по объему с находящимися в синодальном деле. Консисторский список не включает первого раздела синодального списка — перечисленные в нем письма и книги были давно уже отправлены в Петербург. Второй и третий разделы синодального списка повторены в консисторском, так как эти старопечатные и рукописные книги скита Сергия лишь теперь были отправлены из канцелярии розыскных дел (в Тобольский архиерейский приказ). Но оба этих раздела заняли лишь около четвертой части консисторского списка, включившего, кроме книг Сергиевской пустыни, печатные и рукописные книги, захваченные во многих других местах Сибири во время широкого розыска. Конфискованные вместе с этими книгами по всей Сибири письма (и, возможно, многие «тетрати») в консисторский список, естественно, не вошли — этот источник по истории движения следует считать утраченным.

Отправляя книги митрополиту Антонию Стаховскому, А. К. Петрово-Соловово предлагал ему освидетельствовать их и если какие-либо из печатных книг «явятца церкви божии не противны» (т. е. годны к употреблению в православных храмах), то использовать их, переслав деньги, соответствующие их цене, в канцелярию розыскных дел — считалось вполне пристойным делом реализовать таким образом захваченную у противника добычу. Однако Антоний, сообщив 28 февраля в канцелярию о приеме всех присланных книг, отвечал промеморией из архиерейского приказа, что не имеет сейчас времени освидетельствовать эти книги «за скорым ис Тоболска Сибирского вице-губернатора господина Петрова Соловова отъездом» в столицу с докладом о розыске.

Дело заканчивается двумя черновиками доношения митрополита Антония в Синод 13 о приеме присланных книг, «реэстр» которых прилагается. Антоний сообщал также о своем намерении провести позднее освидетельствование этих книг, прибавив, впрочем, что большинство из них слишком ветхи. Правда, идея воспользоваться [162] для церковных нужд несколькими «никонианскими» книгами, конфискованными у старообрядцев, все же прельщала Антония — в черновике доношения текст о ветхости книг зачеркнут и заменен текстом о нехватке книг в епархии. Однако канцелярская запись в конце дела извещает, что доношение это так и не было отправлено в столицу. Возможно, смерть императора и последовавшая затем амнистия по тарскому делу (не остановившая, впрочем, розыска) способствовали тому, что митрополит не вернулся вскоре к этому вопросу; когда и как была решена судьба книг, спрятанных в «казенной келии» архиерейского дома, нам неизвестно. Скорее всего, они в основном были позднее уничтожены; в хорошо сохранившемся архиве Синода сведений об их присылке нет.

«Реэстр», составленный в консистории в качестве приложения к неотправленному доношению в Синод, сохранился в конце консисторского дела 14. Его сравнение с документом из тайной розыскной канцелярии показывает, что в архиерейском доме не проводили нового сопоставления списка с книгами и ограничились дословным копированием первого списка.

Таким образом, все три имеющихся у нас перечня книг восходят к деятельности канцелярии А. К. Петрово-Соловово. Несомненно, что отправив в Сенат список книг и иного имущества, захваченного в скиту Сергия, вице-губернатор оставил в своей канцелярии другой экземпляр этого документа. Он явно учитывался, когда позднее в этой канцелярии составляли общий список всех найденных книг для отсылки Антонию Стаховскому. Сопоставление синодального и консисторских списков показывает, что в совпадающих частях (старопечатные и рукописные книги скита Сергия) сохраняется, за тремя исключениями, один и тот же порядок перечисления книг. Одинаково, по сути дела, описываются сами книги, хотя наряду с преобладающим дословным совпадением здесь есть и варианты, не имеющие смыслового значения (типа «Псалтырь» или «Книга Псалтырь»), Есть и несколько смысловых вариантов. В синодальном списке нет одной печатной и одной рукописной книг, указанных в консисторских списках, но названы две рукописи, не упомянутые там. Наконец, в описании рукописей в семи случаях синодальный список вводит абзацы, отсутствующие в консисторских списках, что соответственно увеличивает количество отдельных переплетов. Но полностью совпадающих текстов; гораздо больше, и, что особенно важно, во всех трех списках обычно совпадают даже ошибки (вроде «Иермосы»), Во всех трех списках и часовники и часословы одинаково называются «часословами», хотя легко доказывается, что в большинстве случаев речь идет именно о часовниках.

В целом историю создания списков книг Тарского бунта можно представить следующим образом. В конце 1722 — начале 1723 г. бумаги, рукописные и старопечатные книги,' захваченные в скиту Сергия, были описаны в Таре, в Тайной канцелярии тарских розыскных дел, причем составлено по крайней мере два не дошедших [163] до нас и, по-видимому, одинаковых списка всего имущества скита. Один из этих списков был отправлен в Сенат вместе с бумагами, тетрадями и тремя рукописными книгами Сергия. В канцелярии Сената с этого списка сняли копию и 18 июня 1723 г. отправили вместе со всеми присланными из Тары материалами Сергия в Синод. Эта копия дошла до нас в составе синодального дела № 360 (л. 3-11, при публикации обозначается как список В). Между 18-24 февраля 1725 г. в Тайной канцелярии тарских розыскных дел (но уже в Тобольске) было сделано новое описание, включившее как все не отправленные в Петербург старопечатные и рукописные книги Сергия, так и книги, конфискованные во время розыска в других местах. При составлении этого списка за основу брался (для книг Сергия) список конца 1722 — начала 1723 г., но и он был опять соотнесен с реальными книгами и несколько исправлен. Затем его вместе с книгами отправили в Тобольский архиерейский приказ, где с него сняли точную копию для отправки в Синод, оставшуюся, однако, неотправленной; список и копия дошли до нас в составе дела № 1 Тобольской консистории за 1725 г. (соответственно л. 45 об. — 52 и 57-64, при публикации обозначаются как списки А и Б).

Список А заверен по листам А. К. Петрово-Соловово и справщиком А. Онучиным (он скреплял также тарское следственное дело); по листам списка идет запись о приеме книг архиерейским казначеем Зиновием, на л. 51 об. подпись (инициалы) Антония, митрополита Тобольского.

Настоящее издание делается по списку А с привлечением для восстановления утрат и неясных мест списка Б; в совпадающих частях учитываются также (в сносках) смысловые разночтения списка В. В приложении публикуется раздел I списка В, отсутствующий в А и Б.

* * *

Интересно, что в публикуемом списке печатных книг сравнительно большое число украинских изданий. Половину их составляют учебные книги: Букварь (Киев, 1680);. Полуустав — Псалтырь и Часослов (Киев, 1703); Псалтырь учебная (Киев, б. г.) — 2 экз.; Псалтырь учебная (Могилев, 7213) — видимо, 3 экз.; Часослов (Киев, 7124) — (Киев, 7124) — первенец киевского книгопечатания; Часослов (Киев, 7139); Псалтырь учебная (Киев, 1705).

Из украинской проповеднической литературы отметим первое и третье издания Евангелия учительного — собрания проповедей талантливого украинского писателя Кирилла Транквиллиона-Ставровецкого (Рохманово, 1619; Могилев, тип. М. Вощанки, 1697). Отношение старообрядческого мира к творчеству этого писателя было достаточно сложным, особенно если учитывать непростую судьбу его сочинений в России: запрещенные и подвергнутые публичному сожжению в Москве в 1627 г., они привлекали к себе внимание многих русских деятелей, в том числе и враждебных украинскому влиянию; их высоко ценили как Никон, так и Аввакум. Сибирских старообрядцев петровского времени могли привлекать в сочинениях [164] Кирилла Транквиллиона и осуждение протестантизма, и подробные эсхатологические и хилиастические картины, и критика пороков духовенства 15.

Среди других книг украинской печати — по два экземпляра Зерцала и Диоптры (один из последних издан в Кутейно в 1654 г., другой — неизвестно, где и когда). Формулировка «Псалтырь, в нем Апостол и Евангелие» (без указания места и даты выхода), видимо, относится либо к Новому завету с Псалтырью острожского издания Ивана Федорова в 1580 г., либо к одному из украинско-белорусских повторений этого издания. Книга эта предназначалась преимущественно для домашнего чтения. Обращает на себя внимание очень небольшое число чисто церковных служебных книг — кроме употребительного как в домашнем, так и в церковном обиходе Месяцеслова (Святцы, Киев, б. г.), это, быть может, Евангелие (Киев, б. г.), но указанный в списке необычный для этой книги размер — 4°, не отмеченный в библиографии киевских изданий, не позволяет определить ее как напрестольное Евангелие.

Последняя книга украинской печати, отмеченная в нашем списке, это киевское издание 1720 г. известной антистарообрядческой фальшивки «Соборного деяния на арменина еретика Мартына». Разоблачение этого церковного подлога петровских времен, сделанное почти одновременно с тарским выступлением руководителем Выга А. Денисовым в «Поморских ответах», считается важным этапом в развитии русского научного источниковедения 16. «Соборное деяние» в нашем списке указано среди книг, взятых у Аники Переплетчикова, причем документ не прибавляет к его имени характеристики «противник», как это делается в других случаях (Аника не отказывался от присяги). Аника в 1720 г. жил в пустыни Сергия, но во время розыска 1722 г. очень активно помогал следователям, в том числе и в поисках книг, написал несколько детальных доносов. Трудно сказать, были ли взятые у него книги его собственными или они также являлись его посильным вкладом в следствие, будучи отобранными у кого-то. Известно, однако, что незадолго до этого пущенное церковью в оборот против старообрядцев «Соборное деяние» знали уже на Таре, В январе 1722 г. один из скитских руководителей движения поморянин Иван Смирнов направил митрополиту Антонию свое опровержение этой фальшивки, не дошедшее до нас 17.

Конфискация у старообрядцев во время тарского розыска ряда книг украинской печати (как и изданных в Москве украинских сочинений 18) свидетельствует не только о широте распространения [165] этих книг, но и об определенной мировоззренческой широте самого сибирского старообрядчества того времени. Этот факт вполне сопоставим с другими известными фактами заимствования старообрядчеством петровского времени (особенно Выгом) элементов украинской культуры, казалось бы в корне противоположной конфессиональной узости старообрядцев.

Другим ярким примером этой же широты является наличие в старообрядческих библиотеках ряда «никонианских», московских изданий 19 вещь, традиционно считающаяся (по понятиям более позднего времени) немыслимой. Таких книг в списке 13, одиннадцати изданий (быть может, «никоновским» является еще один экземпляр). Среди них 5 экз. Псалтырей учебных (1654, 7203, 7213, 1717 гг.), Псалтырь с восследованием (7165 г.), Святцы (1700 и 7224 гг.), Канонник (7178 г.), Библия (1663 г.), Иоанн Златоуст. О священстве (1664 г., 2 экз.). Для двух последних изданий у старообрядцев не было выбора — до Никона эти книги в Москве не издавались. Но интересно, что в списке упоминаются и один или два «никоновских» экземпляра очень важной в системе старообрядческой эсхатологии книги — Поучений Ефрема Сирина и Аввы Дорофея (11 ноября 1652 г.), хотя в Москве эта книга издавалась до Никона.

* * *

Тобольский список старопечатных книг позволяет во многих случаях, хотя далеко не всегда, атрибутировать перечисленные в нем книги по современным каталогам изданий кирилловской печати. В ходе этой работы (ее результаты отражены в Приложении 2) пришлось учитывать следующие особенности источника. Место издания в нем приводилось лишь в том случае, если это не Москва. Бесспорных исключений из этого правила мы на всем значительном массиве источника почти не встретили, поэтому когда в реестре есть год издания, но не указано его место, можно с большой долей уверенности предполагать, что речь идет о московском издании (при отсутствии как места, так и года издания атрибуция практически невозможна). Поскольку в книгах московской печати обычно указывались две даты — начала и окончания работы над изданием, причем если последняя дата в экземпляре утрачена, в реестре могла быть только первая дата. Однако, так как нельзя исключить и возможности двух изданий два года подряд (особенно для Псалтырей, Часовников и т. д.), такие атрибуции сопровождаются знаком вопроса и в них приводятся обе даты. Для московских изданий типография указывается лишь тогда, когда это не Печатный двор. Если записи в реестре можно отождествить альтернативно с одним из [166] двух или трех изданий, то приводятся все они. Следует учитывать также, что реестр всегда называет часовники часословами.

В двух случаях ошибки составителей реестра легко выявляются. Строка реестра «Треодь цветная, печтано 7105 году» говорит не о новом московском издании 1596-1597 гг., а о хорошо известном произведении печатного станка Андроника Тимофеева Невежи (1591 г.); ошибка произошла из-за того, что составители списка приняли за цифру 5 (Е) падежное окончание, стоящее в выходе издания после цифры года («В лето ЗР-е»). Подобным образом вместо несомненно не существовавшего московского издания Маргарита 7108 г. следует учитывать известное издание 7150 г.: были спутаны близкие цифры «И» и «Н».

В книговедческой литературе последних лет подчеркивается важность старообрядческих источников для выявления неизвестных в науке изданий кирилловской печати XVI-XVIII вв. 20. Публикуемый источник может рассматриваться и в этом плане. При всех возможных ошибках составителей реестра представляет интерес наличие в нем ряда изданий, которых нет в соответствующих каталогах. Это московские издания: Псалтырь- 7124, 7203, 7213, 1705, 1717 гг.; Псалтырь с восследованием- 7108 г. 17, 7165 г.; Канонник, 7178 г.; Святцы — 7224 г.; киевские издания: Евангелие, б. г., в 4°; Псалтырь, 1705 г.; Часослов, 7124., 7139 гг. 21; Букварь, 1680 г.; Полуустав, 1703 г.; Соборное деяние на Мартина еретика, 1720 г. 22 Кроме того, непонятны два издания: Зерцало, Киев, б. г. и Зерцало, б. м., 7124 г. (единственный случай явно не московского издания без указания места).

* * *

Списки отобранных в Сибири в 1722-1725 гг. книг, тетрадей и писем обнаруживают теснейшую связь со всеми основными сторонами идеологии движения. Она разрабатывалось в обстановке напряженных эсхатологических ожиданий — и среди добычи Тайной канцелярии тарских розыскных дел, во всех трех разделах «реэстра», отправленного в Сенат, немало эсхатологических сочинений. Даже на основе кратких сведений «реэстра» можно судить, что здесь были представлены в сложном взаимопереплетении обоснования главных и наиболее радикальных эсхатологических теорий — теории «трех отступлений», теорий «духовного», «чувственного» и «расчлененного» антихриста, «Петра I — неистинного царя» и «Петра I — Антихриста», догмата немоления за государя, идеи о [167] «восхищении власти царской и святительской» Петром I,. введении им подушной подати, рекрутчины, иноземного платья и брадобрития как указанных в святоотеческой литературе признаках наступления «последних времен» царства антихриста. Наряду с этими наиболее радикальными концепциями о природе русской государственности того времени следствие обнаружило значительное воздействие на движение как в Таре, так и по всей Западной Сибири раннехристианских идей пустынножительства, наполненных остросоциальным содержанием — протестом против утяжеления феодальной ренты, рекрутчины, принципиальным неприятием любой эксплуатации, в соответствии с лозунгом Апостола «Кто не работает, тот не ест» 24.

Материалы следствия неоднократно выявляют непосредственное воздействие старообрядческих книг на выработку всего комплекса идей и на составление главного документа протеста — «противного письма». Приведем наиболее яркие показания.

«Книги читал Василей Исецкой и толковал, что к присяге итить не надлежит, и ныне де последнее время и толко де четыре года жить, и сидит де ныне Антихрист, и то он называл персону императорского величества, что сидит де Антихрист. А оные речи толковали и говорили с ним, Исецким, Петр Байгачов и Василей Руднев. И оной Исецкой толковал оные слова и бросил книгу на стол». «Говорил оной де Василей Исецкой подлинно такие речи говорил, что толко де жить нам четыре года, и ныне де царствует Антихрист, и можно де ныне в податях и во всем отказать» 25.

Показания Ивана Падуши, дольше всех других не без отчаянной изобретательности оборонявшегося от войск полковника Батасова: «Чтоб к присяге не итить, о том им Василей Исецкой и Петр Байгачов читали книги Кирила Иеросалимского и Правой веры, и по чтении книг удумали написать ответное письмо и в доме у него, полковника (Немчинова. — Н. П.) написали». «К присяге не пошел для того, что толковали книги Василей Исецкой, Петр Байгачев — Кирила Иеросалимского, Правую веру, Апокалепсис и Евангелие. А толковали они в Кириловой книге: в последнее время будет Антихрист, которой не от царя, ни от царского колена восхитит царскую и святительскую власть. И прожили де от сотворения мира 7230 год, то де ныне и последнее время и тот же он, безымянной (наследник престола по указу 5 февраля 1722 г. — Н. П.) может быть и Антихрист, за ково без имяни присягать велят, тот будет Антихрист. И про его де императорское величество говорили, что он неблагочестие держит, бороды бреет, он де сам Антихрист» 26.

Доносчик Аника Переплетчиков сообщил следствию, что у казака Василия Исецкого, одного из главных деятелей движения и авторов «противного письма», есть «книга полудестевая, с учебную [168] Псалтырь, переплетена и в кожу оболочена, в которой писана Соловецкая челобитная и другая многая возмутителные и противности святой церкви и его императорскому величеству». Следствие серьезно отнеслось к этому сообщению, долго и безуспешно разыскивало знаменитый документ Соловецкого восстания, подробно допрашивая В. Исецкого о его книгах. Он, в частности, показал: «Книга де у него полудестевыя писмянные есть, а имянно Апокалепсис и в нем выписано из Бесед апостольских да и других, подлинно сказать не упомнит, да Соборник, в котором выписано ж внизу ис книг же Кирила Иеросалимского, ис Правой веры и ис Пролога жития святых» 27. На другом допросе В. Исецкий имел смелость, вися на дыбе, подробно растолковать руководителям Сибирской губернии, какое отношение тексты Кирилловой книги имеют к политическим реалиям петровского времени, как они обосновывают недавнее начало на Руси, с введением церковной реформы и подушной подати, царства антихриста, которое по предсказанию должно продлиться лишь 3,5 года. Он связал обличительные тексты книги с такими признаками правления царя-антихриста, как «восхищение» им царской и святительской власти, творимые им «чудеса Антихриста» (в Таре и в соседнем скиту Ивана Смирнова учили, что именно так следует понимать брадобритие и новое платье), с теорией «духовного» антихриста, с присягой, с необходимостью борьбы с антихристом или бегства от его власти 28.

Удивляет при этом высокая точность цитирования и четкость толкования пытаемым руководителем восстания своей любимой книги. Говоря штампами нашего времени, перед нами поразительный пример живой связи литературы и жизни, когда книжные тексты расценивались как прямые лозунги для борьбы.

Слова Кирилловой книги о «восхищении» царем-антихристом царской власти связывались при этом с легендами о Петре I — «неистинном царе», с присягой безымянному наследнику; «восхищение святительской власти» — с церковной реформой Петра I, формулой духовного регламента об императоре как «крайнем судне» в церкви; реформа летосчисления связывалась с предсказаниями книг священного писания и предания о «премене лет» антихристом. А эта «премена» в переписке тарских скитов с властями накануне бунта объявлялась важным аргументом отказа от уплаты податей 29.

Особенно усердно допытывались тарские следователи о причинах и аргументах отказа многих участников движения во главе с Сергием и И. Смирновым от обязательных молитв за государя. Догмат немоления за государя, расцененный следователями и Сенатом наряду с теорией Петра I — Антихриста как наиболее зловредная часть всей идеологии тарского движения, связан с традицией Соловецкого [169] восстания, ранней старообрядческой литературой. В старообрядчестве XVIII в. он вызвал оживленную полемику, породившую многие сочинения 30. Тарский розыск вскрыл бытование в Сибири разных формул немоления, как самых радикальных, так и более умеренных. Сергий, например, придерживался здесь самой твердой, бескомпромиссной позиции «немоления», а П. Байгачов допускал молитву с заменой в соответствующих ектеньях определений царя как «благочестивый», «православный» и т. д. прилагательным «благородный» 31. Власти, однако, сочли и этот последний вариант достаточно оскорбительным. Сведения розыска о немолении за императора участников движения серьезно повлияли на общие оценки политической опасности старообрядчества Сенатом, Синодом и самим государем.

Несомненно, что обсуждение этого животрепещущего вопроса должно было отразиться во многих сочинениях, конфискованных следователями. Хотя описание писем и бумаг скита Сергия было сделано тарскими следователями столь обобщенно, что лишь в небольшой мере позволяет судить об их содержании, можно с уверенностью сказать, что № 10 первого раздела синодального «реэстра» имеет прямое отношение к дискуссии о немолении за государя: «Тетрать в четверть листа, в которой писано во эктениях молитва о православных от древлевожделенных князей российских». Сергий признал, что «оные эктеньи писал он, Сергий, своею рукою». Материалы следствия не оставляют сомнения, что Сергий в ектеньях не молил бога за правящего государя. Тому же острому вопросу были посвящены еще две «тетратки» реестра, № 11 и 12.

В этом списке отражена и часть переписки скита Сергия с властями по другому важнейшему вопросу — об отказе платить подати царю-антихристу. Усиление податного гнета было одной из главных причин всего движения, особенно сильно сказавшейся в деревне. Посылка в 1721 г. военной команды во главе с полковником А. Парфентьевым в тарские скиты, чтобы положить в двойной подушный оклад многие сотни укрывавшихся там беглецов (в скиту Сергия их было 260 человек), сразу накалила обстановку во всей округе. Во время широкого движения 1721-1725 гг. в сибирских деревнях протест против податей встает вполне отчетливо. Пытаясь противостоять опасной пропаганде руководителей движения, гражданские и церковные власти напоминали об авторитетном евангельском тексте о динарии кесаря, где необходимость платить государственные налоги подтверждается самим Христом. Этот аргумент содержится в письмах и «разговорных тетратках», направленных из Тобольска в скиты. Одно из таких писем, составленное в Тобольском архиерейском деле и переданное Сергию полковником Парфентьевым, было найдено следователем в бумагах последнего (№ 46). О других [170] упоминает Иван Смирнов в своих ответах полковнику и архиерею 32. В донесении последнего в Синод сообщалось, что руководители обоих скитов категорически отказались от переписи и уплаты податей, угрожая самосожжением; власти тогда (т. е. в конце 1721 — начале 1722 г.) отступили. В обоснование своего отказа Сергий и И. Смирнов приводили тексты из Библии, Апокалипсиса, Кирилловой книги и Книги о вере о том, что в «последние времена» душепагубно помогать антихристу; вероятно, использовались и библейские аргументы против переписи. Сергий при этом просил отсрочки проведения переписи и обложения податью, предлагал митрополиту Антонию открытый диспут с ним перед губернатором о «последних временах» 33.

Просьба Сергия об отсрочке упоминается в реестре его бумаг (№ 44). Ко всей этой полемике о переписи и податях, как мы уже говорили, самое прямое отношение имеют более общие вопросы старообрядческой эсхатологии: о наступлении «последних времен» воцарившегося антихриста, приметах этого времени, о хронологических расчетах, подтверждающих дату близкого конца света. В «реэстре» бумаг Сергия упоминается один из таких расчетов — «Толкование лет от создания мира и о Антихристе» '(№ 16); выше мы приводили слова И. Падуши о том, что, согласно толкованию авторитетных книг, искомая дата приходится на 1722 г. (7230). Несколько документов реестра были, несомненно, посвящены признакам близости конца света — № 4 («превращение веры»), 7 («о Антихристе ж и о кресте и о вере»), 14 («о вере»), 21 («о Антихристе и о вере»), 26 («о вере и о Антихристе»), 35 («о седми соборех, о вере и брадобретии и о Антихристе»), 36 («о вере и о последнем времени»). К хронологии «последнего времени» имеет прямое отношение украинская теория «трех отступлений», почерпнутая из Кирилловой книги (№ 24, 34 реестра). Наконец, общие проблемы наступления «последних времен» и разные теории антихриста разрабатывались в большинстве «тетратей» и писем, конфискованных в скиту Сергия; это, несомненно, документы, занесенные в «реэстр» под № 1, 2, 4,. 6-9, 13-17, 19, 21, 23-32, 34-36, 42, 43, 47 (возможно, и некоторые другие).

Остается сожалеть, что вся эта богатая библиотека эсхатологических сочинений не сохранилась. Обилие «толкований о Антихристе» в книгах и бумагах Тарского бунта свидетельствует, что до нас дошла лишь часть из огромного числа народных эсхатологических сочинений петровского времени. Издаваемые книжные списки, таким образом, являются важным источником, говорящим о немалой творческой активности народных книжников и тесной связи их идей с практикой классовой борьбы.

Немалое число эсхатологических сочинений было и среди рукописных книг, упомянутых в тобольском списке. Это в первую очередь подборки соответствующих выписок из книг священного писания [171] и предания, толкований византийских отцов церкви. Наш источник называет здесь Евангелие, Апокалипсис, толкования Иоанна Златоуста на Апостол, широко используемую старообрядцами в борьбе с господствующей церковью Кормчую (выписки из нее были и среди книг, переписанных Сергием). В числе рукописных книг — авторитетнейшие в системе христианской эсхатологии сочинения Эфрема Сирина (IV в.) и очень популярное и сегодня у старообрядцев Житие Василия Нового (IX в.) с включенным в него ярким видением Григория о Страшном суде. Наконец, Сергий хранил у себя рукописную книгу с выписками эсхатологических текстов писателя IX в. Нила Синаита (переведенных на Украине в XVII в.) и украинского проповедника XVII в. Кирилла Транквиллиона.

Традиционный для раннего старообрядчества интерес к юродству как явлению общественного протеста 34 отразился в том, что Сергий имел книгу об устюжских юродивых Прокопии и Иоанне.

Отмеченные выше направления читательского интереса прослеживаются и в списке печатных книг, конфискованных в Таре и по всей Западной Сибири у руководителей и рядовых участников движения — казаков, крестьян, преимущественно беглых. Понятной Особенностью этого списка является большое число книг для общественной и частной службы, московских дониконовских изданий. Служба по этим книгам, обличавшая принадлежность к расколу, сурово каралась. Конфискация таких книг в ходе тарского розыска полностью соответствовала и законодательным нормам, и лишь окрепшему во время следствия убеждению высокого начальства, что религиозная оппозиция тесно связана с политической, что старообрядцы, по чеканной формуле Феофана Прокоповича, «лютые неприятели, и государству и государю, непрестанно зло мыслящие» 35.

Тарских следователей, в частности, серьезно беспокоило употребление старых служебных книг священником Знаменского погоста Афанасием Ивановым, духовным Отцом нескольких тарских бунтовщиков. Розыск, проведенный по требованию сибирского губернатора князя А. Черкасского, установил, что Афанасий вел службу по старому Требнику, крестился двуперстно и вместе с другими участниками движения отказался присягать безымянному наследнику 36.

Печатные книги Тарского бунта, рассмотренные вместе с рукописями и бумагами, конфискованными в годы следствия, показывают, что на выработку идеологии движения оказали большое влияние три крупных историко-культурных пласта книжности. Это раннехристианская византийская святоотеческая литература, сочинения украинско-белорусских полемистов конца XVI — начала [172] XVII в., новое общественно-литературное явление — писания русских старообрядцев.

К первой группе книг относятся новозаветные тексты священного писания, особенно Апокалипсис. Немало аргументов Сергий, Иван Смирнов и их единомышленники почерпнули также из Евангелия и Апостола, из толкований этих текстов, связанных с именами Иоанна Златоуста, Исака Сирина, аввы Дорофея, Филиппа Пустынника (Диоптра). В этих книгах их интересовали как эсхатологические, так и пустынножительные теории. Не случайно также наличие среди отобранных печатных книг 8 экз. сочинений Ефрема Сирина, крупнейшего авторитета в обеих этих сферах. Многие печатные книги этой группы связаны именно с пустынножительной традицией (как и ряд рукописей и бумаг). Это служебные и нормативные тексты, регулировавшие жизнь и богослужение в многочисленных тайных пустынях, подвергшихся разгрому во время подавления всего движения и упомянутых в «реэстре». Нам уже приходилось рассматривать эту пустынножительную сторону идеологии событий 1721-1725 гг. 37 Она тесно связана с радикальной эсхатологией и практикой крестьянского антифеодального побега: бегство из мира антихриста в тайное лесное убежище, подальше от податей и рекрутчины, освящается в рамках старообрядческих и пустынножительных теорий идеалами религиозного подвижничества и раннехристианского социализма.

Среди сочинений украинских и белорусских полемистов две книги московских переизданий их трудов сыграли совершенно исключительную роль в формировании эсхатологических теорий старообрядчества (на них, в частности, постоянно ссылались и И. Смирнов, и Сергий, и В. Исецкий).

Это Кириллова книга (М., 1644) и Книга о вере (М., 1648). Первая является русским изданием рукописного сборника, существовавшего, по сведениям Т. А. Опариной, уже в начале 1620-х гг. и составленного из переводов известных сочинений преимущественно конца XVI в.: Казанья Кирилла, патриарха Иерусалимского, Стефана Зизания (Вильно, 1596), Книжицы в шести отделах Василия Суражского (Острог, 1598), Книжицы в десяти отделах (Острог, 1598) и др. Книга о вере, приписываемая игумену Киевского Михайловского монастыря Нафанаилу, также во многом основана на сочинениях украинско-белорусских полемистов. Теория «трех отпадений», изложенная в Казанье Кирилла Иерусалимского, легла в основу эсхатологических взглядов тарских «противников».

Наряду с этими двумя книгами в Сибири, как уже говорилось, читали и перечитывали сочинения Кирилла Транквиллиона, и в первую очередь его рассуждения о конце света и антихристе.

В издаваемых списках трижды упоминаются печатные экземпляры Кирилловой книги и четырежды — рукописи с выписками из нее (это только то, что можно бесспорно идентифицировать, на деле [173] таких выписок было конфисковано куда больше). Были изъяты также два печатных экземпляра и одна рукопись с Книгой о вере, два печатных экземпляра и один рукописный Евангелия учительного Кирилла Транквиллиона.

О третьем пласте книжности — старообрядческом — мы с трудом можем судить на основании тарских реестров рукописей и бумаг: характер описания конфискованного не дает оснований для атрибуций. Вместе с тем, как уже упоминалось, поражает обилие этих сочинений, свидетельствующее и об интенсивности духовной жизни, и о прочной преемственности в рамках нового историко-культурного явления. О последнем говорят и настойчивые, но безуспешные поиски следователями главного идеологического документа Соловецкого восстания — «пятой» Соловецкой челобитной, сыгравшего немалую роль в подготовке тарского движения, как и многих других актов антифеодального протеста под старообрядческими лозунгами.


Комментарии

1. Покровский Н. Н. Антифеодальный протест урало-сибирских крестьян-старообрядцев в XVIII в. — Новосибирск, 1974, с. 34-66; Он же. Тарское «противное письмо» 30 мая 1722 г. — В кн.: Культурное наследие Древней Руси. М., 1976, с. 412-417; Он же. Следственное дело и выговская повесть о тарских событиях 1722 г. — В кн.: Рукописная традиция XVI-XIX вв. на востоке России. Новосибирск, 1983, с. 46-70.

2. По характеристике П. А. Словцова, почерпнутой им в каком-то неизвестном старообрядческом сборнике, вице-губернатор — «человек с злою душою, корыстолюбец и сластолюбец» (т. е. любитель приношений). — Словцов П. А. Историческое обозрение Сибири, кн. 1. — Спб., 1886, с. 277.

3. Мальцев А. И. Неизвестное сочинение С. Денисова о Тарском «бунте» 1722 г. — В кн.: Источники по культуре и классовой борьбе феодального периода. Новосибирск, 1982, с. 232.

4. ЦГИА, ф. 796, оп. 4, № 360, л.2.

5. Покровский Н. Н. Следственное дело..., с. 46-61.

6. ЦГАДА, ф. 415, оп. 2, № 299, л. 6, 35.

7. ЦГИА, ф. 796, оп. 4, № 360, л. 3-11; ТФ ГАТО, ф. 156, оп. 1, 1723 г., № 1, л. 45 об. — 52, 57-64. До недавней реставрации дело имело другой шифр (1725 г., № 1), но при реставрации было ошибочно вплетено в конце дела 1723 г.

8. Описание документов и дел, хранящихся в архиве святейшего правительствующего Синода, т. 3. — Спб. 1878, стлб. 356-365.

9. ЦГИА, ф. 796, оп. 4, № 360, л. 2-2 об.

10. Там же, л. 12 об. — 13 об.

11. ЦГИА, ф. 796, оп. 4, № 360, л. 11.

12. ТФ ГАТО, ф. 156, оп. 1, 1723 г., № 1, л. 44-45.

13. Там же, л. 55-55 об., 56-56 об.

14. ТФ ГАТО, ф. 156, оп. 1, 1723 г., № 1, л. 57-64.

15. Маслов С. И. Кирилл Транквиллион-Ставровецкий и его литературная деятельность. — Киев, 1984.

16. Дружинин В. Г. Поморские палеографы начала XVIII столетия. — Пг., 1923.

17. Покровский Н. Н. Новый документ по идеологии Тарского протеста. — В кн.: Источниковедение и археография Сибири. Новосибирск, 1977, с. 228-229.

18. Особенно интересно, что среди последних, наряду с такими весьма популярными у старообрядцев сочинениями, как Кириллова книга и Книга о вере, встречаются и 2 экз. сочинения Петра Могилы Собрание краткие науки о артикулах веры (М., 1649) — несмотря на явную неприемлемость для старообрядцев догматической позиции автора.

19. К тому же 9 экз. упомянутых выше украинских изданий относятся ко второй половине XVII — первой четверти XVIII в.

20. Горфункель А. X. Находки археографов и дополнения к Сводному каталогу русской книги XVII в. — В кн.: Вопросы собирания, учета, хранения и использования документальных источников истории и культуры, ч. 2. М., 1982, с. 109-111.

21. Возможно, тоже ошибка, и следует читать «7150 г.». — Зерн. 160.

22. Известен киевский Часослов, датированный приблизительно (по Пасхалии) временем около 1633 г. — Кам., Гус. 63.

23. Известно черниговское издание этого года — Петров, № 474.

24. Покровский Н. Н. Следственное дело..., с. 47-61.

25. Показания Б. Седельникова до и после пытки. — ЦГАДА, ф. 415, оп. 2, № 299, л. 255-256 об.

26. Там же, л. 269, 280.

27. Этих названий в публикуемом «реэстре» среди книг В. Исецкого не числится — следствию удалось обнаружить далеко не все книги бунтавщиков.

28. ЦГАДА, ф. 415, оп. 2, 299, л. 223 об., 306, 119 об. — 120 об.; Покровский Н. Н. Следственное дело..., с. 50-51.

29. Покровский Н. Н. Новый документ..., с. 227.

30. Гурьянова Н. С. Старообрядческие сочинения XVIII — начала XIX в. о догмате немоления за государя. — В кн.: Рукописная традиция XVI-XIX вв. на востоке России. Новосибирск, 1983, с. 71-81.

31. ЦГАДА, ф. 415, оп. 2, № 299, л. 247, 261.

32. Покровский Н. Н. Новый документ..., с. 226-227, 232-234.

33. Описание документов и дел..., т. 1. — Спб., 1868, стлб. 773-774.

34. Панченко А. М. Юродство как общественный протест. — В кн.: Лихачев Д. С., Панченко А. М., Понырко Н. В. Смех в Древней Руси. Л., 1984, с. 116-153.

35. ПСЗ, т. 6, № 3718, с. 342 («Духовный регламент», § 6).

36. ЦГАДА, ф... 415, оп. 2, № 299, л. 239, 244.

37. Покровский Н. Н. Следственное дело.., с. 57-58.

Текст воспроизведен по изданию: Книги Тарского бунта 1722 г. // Источники по истории русского общественного сознания периода феодализма. Новосибирск. Наука. 1986

© текст - Покровский Н. Н. 1986
© сетевая версия - Thietmar. 2017
© OCR - Николаева Е. В. 2017
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Наука. 1986