ПОСОШКОВ И. Т.

КНИГА О СКУДОСТИ И БОГАТСТВЕ

О КУПЕЧЕСТВЕ.

И купечества в ничтожность повергать не надобно, понеже без купечества никаковое не токмо великое, но и малое царство стоять не может. Купечество и воинству товарищ: воинство воюет, а купечество помогает, и всякие потребности им уготовляет.

И того ради и о них попечение неоскудное надлежит иметь: яко бо душа без тела не может быти, тако и воинство без купечества пробыть не может; не можно бо ни воинству без купечества быть, ни купечеству без воинства жить. И царство воинством расширяется, а купечеством украшается. И того ради и от обидчиков вельмн надлежит их охранити, дабы не малые обиды им от служивых людей не чинилось. Есть многие несмысленные люди — купечество ни во что ставят, и гнушаются ими, и обидят их напрасно. Нет на свете такого чина, коему бы купецкой человек не потребен был бы.

И так купечество годсподствует блюсти, чтоб не токмо от обидчиков посторонних, но и они между собою друг бы друга не обидели, и в купечество их иночинные люди отнюдь бы не вступали, и помешательства ни малого им ни чинили, но дать торг им свободный, дабы от торгов своих сами полнились, и Его Императорского Величества интерес умножали.

Егда бо торг дань будет Русскому купечеству свободной, чтоб не токмо иночинцы, но и иноземцы к торгу Русским людем помешательства нимало-гоб не чинили, то и пошлинный сбор будет не в том сочислении. Я так мню, что при нынешнем сборе пошлины будут собираться вдвое или втрое; а ныне от розночинных промышленников пропадает ее большая половина. [98]

Буде кто коего чина нибудь аще от синклита или от офицеров, или от дворянства, или из приказных людей, или церковные причетники, или и крестьяне похотят торговать, то надлежит им прежний свой чин отставить, и записаться в купечество, и промышлять уже прямым лицом, а не пролазом, и всякие торги вести купечески с платежом пошлин, и иных каких поборов с купечества, равно со всем главным купечеством, и без согласия купеческого командира утайкою, по прежнему, воровски ничего не делать, а пошлинного платежа ни мало ни таить.

Надобно всякому чину прямо себя вести, чтобы пред Богом не грешить и пред Царем в вине не быть; и как жить, так недлежит и слыть: аще воин, то воин и да будет, и аще иного звания человек, то всяк бы свое звание и да хранил бы цело.

Сам Господь Бог рек глаголя (Матф. гл. 6, ст. 24): Един раб не может дву господинам служити. Тако и воину и иного чина человеку всякому свой чин прямо вести, а в другой предел не вступати: аще бо кому к купечеству прилинутися, то в военном деле солдат будет. Сам же Спаситель рек, глаголя: яко идеже сокровище ваше, ту и сердце ваше будет. А Святый Павел Апостол глаголет (гл. 2, ст. 41): яко никто воин обязуйся куплями угоден будет воеводе. А по простонародному речению есть глагол приличен сему, еже глаголется: одно взять — либо воевать, либо торговать.

И посему воину и всякому иночинцу отнюдь купечествовать не подобает: но буде у кого желание к купечеству припадет, то уже в тот чин и вписатися надлежит.

И сего ради аще не учинить о сем предела, еже посторонних торговцев из господ и из прочих приказных и вотчиных людей и из крестьян не унять, то весьма обогатитись купечеству не [99] возможно, и собранию пошлинной казны умножиться не от чего будет.

А аще Господь Бог у нас в Российском Царств устроит снце: еже судьи и вси правители будут кийждо управлять свое дело с прилежанием, а в купечество не вступати, не токмо их от обидников защищать, также и военным людям, ни офицерам, ни солдатам в купечество не вступати же, и ничем их не обижати, токмо пещися о своем деле военном, такожде и приказные люди пеклись бы о своих приказных делех, а в купечество отнюдь бы не вешупалиж, а и мастеровые люди питались бы своим рукодельем, а в купечество и ти не вступались бы, такожде и крестьяне знали бы свою крестьянскую работу, а в купеческое дело ни мало не прикасались бы. А буде кой крестьянин может рублев на сто торговать, тот бы чей ни быть крестьянин, Государев ли, или Царицын, или митрополии, или монастырский, или сенатский, или дворянский, или какого звания ни был, а торгу на сто рублев имеет, чтобы записался в купечество. И аще и там повелено будет им жить на стороне 1, а уже пахоть ему не пахать и крестьянином не слышь, но слыть купеческим человеком, и надлежит уже быть под ведением магистратским, и с торгу своего пошлина платить, в мелолочные сборы, или по окладу своего торгу уколом, то так тому и платить неизменно.

А дворяне ради себя паслибы своих крестьян неотложно, и прикащикам своим и старостам наказалиб накрепко, чтоб крестьяне его ни мало к торгу не прикасались бы, и никогда бы даром ни летом, ни зимою не гуляли, но всегдаб были в работе, а к купечеству ни малым торгом отнюдь не касались бы, такожде и сами дворяне никаковому торгу не касались [100] бы. А буде кой крестьянин и богат, то бы он пустоши нанимал, да хлебом насевал, и тот излишний хлеб продавал бы, а сам у иных крестьян ни малого числа для прибыту своего не покупал бы; а буде купит хотя одну осьмину, а кто свой брат-крестьянин или и тот, кто продал, пришед в таможню, известит, то у того торгаша взято будет штрафу сто осьмин, а кто о том донесет, дать десять осьмин. А буде кто купит для продажи десять четвертей, то взято будет на нем штрафу тысяча четвертей, а кто доведет, тому сто четвертей. А буде коему крестьянину припадет охота к купечеству чем бы он ни был, явился б в магистрате, и сказал, что могу я торговать на сто рублев пли на двести или и вящше, то указом Его Императорского Величества взят будешь в купечество.

Аще сие Бог устроит, уже всякого звания человек будет пещися о своем деле, то всякие дела будут споры, а купечество так обогатится, что не в пример нынешнему богатству. А пошлины будут с них собираться не то что вдвое, но, чаю, что нынешнего сбора и второе больше будет или вящше.

Потому что ныне торгуют бояра, дворяне и люди их и офицеры и солдаты и крестьяне, то все те торгуют беспошлинно, а и купецкие люди за их имены множество провозят 2 беспошлинно же. И я не чаю, чтобы ныне и половина прямо пошлин собиралася, да и собрать ее не мочно, аще не отставить во всем 3 торгу от господ и от служивых людей, потому что прикоснулись торгу лица сильные, а кои и несильны, то магистрату неподсудны.

Я о сем всесовершенно знаю, что в одном Новгородском уезде крестьян, кои торгуют, будет сто-другое, а пошлин ни по деньге не дают. И аще кой сборщик, увидя их похочет пошлину взять, то [101] дворяне за них вступятся, и чуть живых оставят, и на то смотря, никакие целовальники и прикоснуться к ним не смеют. И есть такие богачи, что сот по пяти-шти имеют у себя торгу, а Великому Государю не платят не по деньге.

И если вся устроится, то яко от сна купечество возбудится.

А сей древний купецких людей обычай вельми есть неправ, еже и между собою друг другу неправду чинят, ибо друг друга обманывают.

Товары яко иноземцы, тако и Русские, на лицо являют добрые, а внутрь положены или соделаны плохи, а иные товары и самые плохие, да закрасив добрыми, продают за добрые, и цену берут неправедную, и неискусных людей тем обманом вельми изъявят, и в весах обвешивают, и в мерах обмеривают, а в цене облыгают, и тое неправду и в грех не поставляют, и от такого неправого порядка незнающим людем великие пакости чинятся.

А кои обманывают, последи за неправду свою и сами все пропадают, и в убожество вящщее приходят; и тако вси отончевают.

А аще бы в купечестве самая христианская правда уставилася, еже добрые товары за добрые бы и продавали, а средние за средние, а плохие за плохие, и цену брали по пристоинству товару прямую настоящую, почему коему товару цена положена, а излишния б цены ни у какого товара не то что взять, но и не припрашивалиб, и ни стара, ни мала, ни несмысленнаго не обманывалиб, и во всем поступалиб самою правдою, то благодать бы Божия возсияла на купечестве, и Божие благословение почило бы на них, и торг бы их святой был.

И ради неподвижные в купечестве правды надлежит во всех рядах устроить сотских и пятидесятских и десятников, и в коей лавке сидит сотской, то над дверьми лавочными прибить дощечка окруженная, покрытая белилами, дабы всем она [102] знатна была, и на такой дщице написать сице: сотской; такожде над лавкою пятпдесятского и десятского, чтобы купующие, купи какой товар, знали где тот товар показать, прямоль отвесил или обмирал, и товар доброй или плохой и настоящуюль цену взял.

А буде взял цену не противо настоящие цены излишнюю, то за всякую излишнюю копейку взять на нем штрафу по гривне или по две, и высечь батоги или плетьми, чтоб впредь так не делал; а буде в другой раз так же учинит, то доправить штрафу сугубо, и наказание учинить сугубоеж.

А буде кто неправо отвесит или неправо отмеряет, или не такой товар даст, какого купец требовал, и вместо доброго худой продаст, то таковому жесточае чинить наказание, и штраф протнво товарные цены взять десятирично.

А буде в такой неправости помирволит продавцу сотской или пятидесятской, или десятской, то взять штраф на десятском в десять мер, а на патидесятском в 50 мер, а на сотском во 100 мер, и наказание чинить кнутом, но колику ударов уложено будет; и дать тем сотским и пятидесятникам инструкции с великим подкреплением, чтоб они за своими десятками смотрели неоплошно, дабы они никаковому десятнику понаровки ни малые не чинили, и плохо бы сего не клали, но боялись бы яко огня, дабы не дошло до великих лиц, и чтобы десятские и по лавкам посматривали, чтобы никакова товару худого добрым не закрашивали, но каков кой есть, таков бы продавали, доброй за доброй, середний за середний, а плохой бы за плохой, и весили бы и меряли самою правдою, а излишние цены ни у какого товару не прибавляли бы и не прикрашивали бы. Но что чего стоит, того бы и просили, а и заморские товары, сукна и камки и прочия парчи, меряли бы и продавали с первого конца, а не с заднего. И какой купец не [103] пришел, богат или убог, аще разумен или ничего не смышлящь, всем единаче правдою продавали, и ни у рубля, ни у десяти рублев единые копейки не ималп и не припрашивали бы.

(Спорить нельзя — одной цены уставишь вес (вер. всему товару: имя одно, да доброта не одна; ину пору да и поплоше 1) 4, и самые ради беспорочные правды не худобы всяким товарам весовым и локотным положить цена уставленная, чтоб она какова была в первой лавке, такова бы и в последней.

А что с кого надлежит за какую вину взять штрафу, и тот бы штраф собирали сотские не отлагая до инаго дня, когда кто провинится, тогда бы и платили, и приняв штрафу, записывались в закрепленную книгу, и помесячно относили бы их в контору надлежащую, а со иноземцы приезжими на ярмарках без воли главного купеческого правления коммандира, ни великого, пи малого торгу не чинили бы. А буде кто хотя на один рубль дерзнет приезжими иноземцам продать какого нибудь товару без воли вышнего своего комманднра, то взять с него штраф сторично; за всякой взятой рубль по сту рублев, и наказание учинишь кнутом, колико уложено будет ударов дать, дабы помнил и впредь так не делал.

И с воли командира своего и по согласию купечества поставя цену товару своему, отпускали бы за моря и за прочие рубежи Русские товары, как богатые, так и убогие, с воли коммандира своего но общему согласию компанства, чтобы никому обиды не было.

И егда иноземец сторгует какова товара Русского многое число или мало, то всем Русским людем, как богатым, так и убогим, комуждо из своих товаров поверстався по количеству товаров своих 5, чтоб ни богатому, ни убогому обиды не было. [104]

А буде кто не похочет товару своего для малые продажи расчинать, и то как кто похочет, в том воля мочно дать.

И тако творя, между всеми купецкими людьми будет мирно и согласно, а цены никому уронишь будет нельзя, и почему какому товару цену с общего согласия наложат, то уже иноземцы по той цене и нехотя возьмут.

А буде иноземцы похотя нашим товаром цену снизить, и товаров по наложенной цен брать не станут, то надлежит у маломочных товары все богатым за себя снять.

А буде купецкие люди за недостатком денежным не соймут, то выдать бы им деньги из ратуши и отпустить их восвояси, и впредь до указу таковых товаров не возили бы хотя годы два-три или больше, донележе со иноземцы торгу не будет, промышляли бы иным каковым промыслом. И пока иноземцы по наложенной цене товаров наших приимать не будут, до тех времени отнюдь нималого числа таких товаров на нноземческие торги не возили бы.

И буде иноземцы восхотя наших купцов принудить к своему умыслу, ежебы наших Русских товаров ценою не взвысить, а своих не снизишь, оставя торг, поедут за море без наших товаров, то и свои они товары, с коими приехали повезли б все с собою назад; а в анбары с кораблей не сторговавшись отнюдь класть им не попускать бы, хотя за амбары вдвое или втрое наемные деньги давать станут, или где в доме похотят сложить, отнюдь того им по попускать; то когда наших товаров не брать, то и своих товаров оставлять им не для чего: как привозили, так пусть и назад повезут.

А в другое лето буде приедут, то надлежит нам на свои Русские товары ко уставленной прошлогодней цене приложить на рубль по гривне или по четыре алтына, или как о том указе Великого Государя [105] состоится, како бы купечеству сличио было, и деньги бы в том товаре даром не прогуляли.

А буде два года иноземцы с торгом не будут, то на прежнюю цену наложить еще толико же, колико на первый год наложено. И так колико годов ни проволочат они упрямством своим, то на каждой год по толико и те накладки на всякой рубль налагать не уступая ни малым чем, чтоб в купечестве деньги в тех залежалых товарех не даром лежали, но проценты бы на всякой год умножалися.

А аще в тех процентах товарам нашим возвысится что коему прежняя цена была рубль, а во упорстве иноземском возвысится в два рубли, то такову цену уже впредь за упрямство их держать, не уступая ни малым чем.

И аще иноземцы упрямство свое и отложат, и станут товары свои возить к нам по прежнему, и наших товаров к себе востребуют, а уже цены на Русские товары прибавленные отнюдь не убавлять, и в предбудущие годы по такой же наложенной цене продавать, почему в упорстве их иноземской наложилась.

И буде двойные цены за наши товары не похотят нам дать, то и их товары перед ними: мы благословением Божиим можем без их товаров пробыть.

Обще же я мню: хотя они и хитры в купечестве и в иных гражданских расправах, а аще уведают нашего купечества твердое положение о возвышении цены, то не допустят до двойные цены: будут торг иметь повсягодно, видя бо наше твердое постоянство всячески упрямство свое прежнее и гордость всю и нехотя отложат: нужда пригоняет и к поганой луже. Для нас хотя они вовсе товаров своих к нам привозить не будут, мню, можем прожить без их товаров; а они без наших товаров и десяти лет прожить не могут. И того [106] ради подобает нам над ними господствовать, а им рабствовати пред нами, и во всем упадок пред нами держать, а не гордость. Сие странное дело, что к нам приехав с своими безделками, да нашим материальным товарам цену уставляют низкую, а своим цену ставят двойную, а иным товарам и выше двойные цены.

И не до сего ста, но и деньги нашего Великого Государя ценят, до чего было им нималого дела не надлежало: им надлежит деньги ценишь своих Государей, потому что они власть имут над своими владельцы. А наш Великий Император сам собою владеет, и в своем государстве аще и копейку повелит за гривну имать, то так и может правитися. Мы в своем царстве с воли Монарха своего вольны на привезенные их товары цену налагать. А буде им нелюбо, то на ту цену не отдавай, волен он и отдать и не отдать; нам сплою у него не отнять, а в том мы можем стоять, несторгованному и негодному на сухом берегу места не дать; либо назад вези, либо в корабле держи.

Время было уже им прежняя своя гордость и отложить; плохо им было над нами ломаться, тогда, когда сами наши Монархи в купеческие дела не вступали, но управляли бояре. И приехав они иноземцы засунут сильным персонам подарок рублев во сто другое, то за сто рублев сделают они иноземцы прибыли себе полмиллиону, потому что бояре не ставили купечества ни в яичную скорлупку; бывало на грош все купечество променяют!

А ныне, слава Богу, Монарх наш вся сия рассмотрил; и подлезть им уже никак, еже бы им по прежнему своему хотению уставить и на своем поставить.

И если они иноземцы, от упрямства своего годы два-три и пять-шесть торговаться с нами не будут, то купечеству нашему великая и неисчислимая прибыль будет, потому которые товары покупались [107] у нас в Руси по рублю, то будет уже в покупки по полтине или и меньше, а иноземцам меньше уставленные цены за иноземческое упрямство сбавить отнюдь не можно. Потому что такая цена уставилась за их непокорство; они на свои товары без причины наложили цену высокую и тем нас вельми изневожили, а им изневога не от нас, но от своего им упрямства. Они в причину поставили Русские наши деньги, до чего им ни малого дела нет. Деньги наши когда в их землю придут, то хотя они нашу копейку и за деньгу не возьмут, то в том они вольны; их земля, их и воля. А в нашей земле нет им ни малые власти, но волен наш Монарх, а по его Монаршеской воле и мы имеем некую часть воли. А они, пришед в нашу землю, ценя наши деньги, да всяким своим товарам цену возвысили: червонные были без гривны по сроку алтын, а ныне по два рубля, ефимки были по осьмнадцати алтын, а ныне по осьми гривен; меди пуд быль по три, а ныне по семи и по восьми рублев, олово было не с большим по три рубля, а ныне выше шести рублев; горючая сера была по полтине пуд, а ныне втрое выше продают. Бумага писчая, коя была стопа по восьми гривен, ту ныне продают по два рубля; оконечных стекол ящик покупали по три рубля, а ныне продают по десяти рублев. Колико ни есть заморских товаров, на все наложили они цену двойную, да и тройную, и тем они хощут Российское Царство пригнать к оскудению, и издеваясь над нами, вместо материальных товаров возят к нам разные питья, да похваляют их: то питье честное и весьма похвальное, дабы слыша их такую похвалу, больше у них покупали, и денег бы им больше давали, а нам бы то их питье выпить, да ..........., а иное и выблевать; да привозят к нам стеклянную посулу, что нам купив, разбить, да бросить. И нам если заводов пять-шесть построить, то мы все их государства стеклянною посудою наполнить можем. [108]

И того ради весьма надлежит нам себя осмотришь: их Немецких рассказов нам не переслушать; они какую безделицу ни привезут, то надседаясь хвалят, чтобы мы больше у них купили, и уже чего не затеют: и пиво наваря, да налив в бутылки привозят, да продают бутылку по десяти алтын; а нам мочно та бутылка наложить на алтын или на две копейки.

И аще нашим товарам высокая цена уставится или и не уставится, то в воли Монарха нашего; как он позволит, так то и будет неизменно 6.

А их заморские товары весьма надлежит принимать купечеству нашему по размотрению, и по согласию общему, и с воли командира своего, а не но прежнему, самовольно, и выбиралиб, кои товары были прочны и самые были добрые, а плохих отнюдь не принимали, и те принятые товары такожде делили между собою но количеству своих товаров с общего совета, чтобы ни кому и малые обиды не было.

А буде же иноземцы на тот отборной товар еще сверх настоящия цены наложат цену излишнюю, то и того отборнаго товара с наложением прибавочной их цены не брать бы у них ничего, но брать по настоящей цене, какова до того отбирания установилась.

А буде заупрямятся, и давать тех товаров по настоящей ныне не похотят; то отказать им: пусть весь свой товар повезут назад, а плохих и непотребных товаров и на полцены отнюдь бы не принимать ни малого числа для того, чтобы они дураками нас не называли и в товарах наших над нами не издевались бы.

А наипаче таких товаров не принимать, которые купя выпить, да .... или приняв разбить и бросить. Стеклянную посуду мочно нам к ним возить, а не им к нам; и всякие товары, кои непрочны и портятся, яко же обшивные их иноземческие пуговицы [109] принимать и на полцены не надобно; понеже пока человек кафтан носит, то обшивные пуговицы двое или трое переменить. И того ради годствует принимать пуговицы медные плотные, кои паяны не оловом, или кои и без пайки, да насажаны на деревянные болвашки, или оловянные серебром посеребряны на жестяных чашках. Такожде кои вместо стальных привозят внзмутовые пуговицы, то и таких принимать не надобнож для того, что они непрочны. А принимать самые прочные, с коими бы мочно было кафтана два-три износить; буде и стеклянные черные, да сделаны на железных самых плотных ушках, то таковые мочно брать; потому что они весьма потребны, платья не дерут, а к носке прочны, цена им не высокая; буде станут ушки делать у них гораздо плотны, то они партищ пять-шесть переносят.

А и во всяких товарех смотрит того накрепко, чтобы был прочен, и парчи всякия, кои бывают к носке прочны, те и брать, а кои на клею камчицы и атласцы и штофцы, хотя кои и цветны, таковых и на полцены принимать не надобно, и никому бы из таких парчей и платья делать надлежит призапретить; потому что в них деньгам перевод.

И не токмо шелковых, но и гарусных, кои неплотны и к носке непрочны, чулки и парчевые вещи, кои скоро пропадают, таковых никогдаж принимать не надобно; такожде и линтов, кои весьма тонки и плохи, хотя самою малою ценою не доведется ж брать; но брать те линты, кои весьма плотны, хотя и ценою выше, только б к носке были прочны; и с мишурою битью никаких линтов не принимать; потому что в них никакого проку нет, токмо денежная напрасная трата.

Такожде и платков шелковых Немецких и Персидских не надлежит же покупать нам; потому что и в них токмо одна денежная трата, а самые потребы ни полу нужные нет: дать за него рубль или [110] полтора рубля и годом платка два-три истеряешь, и на другой год толико ж надобно, и лет в десяток иной щеголь платков с пятдесят; и хотя по рублю положишь платок, то пятьдесят рублев истратит, и на всякой год, и в той безделиц из царства тысяч десятка по два-три пропадут, а на утирание носа и на утирание на лицо пота гораздо потребнее платки льняные, нежели шелковые; и шелковые токмо одни хвасты, да иноземцам обогащение.

И если заказ о шелковых платках будет, то никто их не востребует, и будут по прежнему полотняными платками утиратися.

Немцы никогда нас не поучат на то, чтобы мы бережно жили, и ничего б напрасно не теряли; только то выхваляют, от чего б пожиток какой им припал, а не нам. Они не токмо себя, но и прочих свою братию всякими вымыслы богатят, а нас больше в скудость пригоняют; и того ради надобно нам разумея разуметь о всяких их делах яко о купецких, тако и о военных и о художных делах: не тут то у них правда, что на словах ладогозят; надобно смотрить их на делах, а не на словах, и смотрит презрительным 7 оком.

А кои у нас в России обретаются вещи, якоже соль, железо, иглы, стеклянная посуда, зеркалы, очки, оконечные стеклы, шляпы, скипидар, робячьи игрушки, вохра, черлень, прозелень, пульмент, то всем тем надобно управляться нам своим, а у иноземцов отнюдь бы никаковых тех вещей ни на полцены не покупать.

А и сукон солдатских, мнится мне, у иноземцов покупать не надобно ж, потому что наши Русские сукна аще и дороже заморских станут, обаче тыи деньги из царства вон не выйдут. Того ради и сукнами нам потребно прониматися своими ж, что бы те деньги у нас в России были. [111]

И правителем не токмо одних купецких дел, по и градских, надлежит смотрить того накрепко, чтобы нетребного и непрочного ничего из-за моря и из-за рубежей в Русь не покупали, по покупали б такие вещи, кои прочны, и коих в России у нас не обретается, или без коих пробыть не мочно.

Нам надобно не парчами себя украшать, но надлежит добрым правом, и школьным учением, и Христианскою правдою, и между себя истинною любовию и непоколебимым постоянством, яко к благочестивой Христианской Вере, тако во всех делах, и за таковое украшение не токмо на земли, но и на небеси будем славны.

А и сие в купецких людях деется весьма неправильно, еже аще которой человек проча себе и детям своим построить палаты, и аще он построил их и одолжась, а соседы и клевреты его вси, вместо ежебы его за то паче первого любити и благодарити, что сделал от бочного огня преграду и царственную учинил украсу, вознегодуют на него, и налягут на него тяжелыми податьми и службами, и то стало быть диавольская ненависть: за что было надлежало ему польготить, потому, что он строя палаты изубытчился, а они вместо льготы нападут на него с разорением.

А мнится: не худо бы и Царским указом сие подтвердити, чтобы лет на пять-шесть или и больше построившим палаты, в Царских поборах давать льготы, и в те льготные лета в службы никаковы не выбирать бы; дабы он поправился, и на то смотря, стали б иные тщатися палаты строить.

Паки и сие мнится: не весьма право посадские люди многие украшают себя паче меры своей, а жен своих и детей и наипаче того со излишеством украшений, и в том украшении излишнем себя истощевают.

Паки мне мнится — не худо бы расположить, чтобы всякой чин свое бы определение имел: [112] посадские люди, все купечество собственное свое платье носили; чтобы оно ничем ни военному, ни приказному согласно не было. А ныне ни коими делы по платью не можно познать, кто какого чина есть, посадский или приказный или дворянин или холоп чей; и не томко с военными людьми, но и с царедворцы распознать не можно.

А мнится быть то самое прямое дело, чтобы не то что от царедворцов или от солдат, но и между собою надлежит им различие иметь.

Первая статья купецкого чина, кии высше тысячи рублев, даже до десяти тысяч пожитки у себя имеют, тии бо носили на верхних кафтанах от сукна кармазинного, кои купуется выше дву рублев, а камзолы луданые и стофные и прочия шелковые парчи, кои без золота, без атласа и без изпещрения разных цветов, а разноцветных парчей купечество и на малых своих детей не надевали бы; пуговицы носили бы серебреные позолоченые, а позументов бы и снуров золотых и серебряных, ни пуговиц обшивных, отнюдь бы не было и на малых их детях; а покроем надлежит, мнится, всему купечеству иметь: верхние кафтаны были б ниже подвязки, чтоб оно было служивого платья длиннее, а церковного чипа покороче, а штаны бы имели суконные и триповые, а камчатых и парчовых отнюдь бы не было у них, а на ногах имели бы сапоги, а башмаков тот чин отнюдь не носили же бы, а на головах бы носили летом шляпы, и носили бы их аще и пуховые, а пол по служивому маниру не заворачивали бы, а зимою носили бы шапки с околыши лисьими и рассомашными, а собольих бы отнюдь не носили. Собольи шапки носили бы гости, да гостинные сотни, кии выше десяти тысяч имут у себя пожитку. А средния статьи, кии имущ у себя пожитки ото ста рублев даже до тысячи, то тин бы носили сукна Английские, кии около рубля покупается аршин, а камзолы китайчатые и суконные носить, а пуговицы серебряные белые и [113] медные, паяные медью и серебром посеребреные; а на головах летом носили бы шляпы без заломов, а зимою шапки лисьи и бобровые, а покроем особым от первостатейного купечества, а на ногах — сапоги. А нижняя статья, кии от десяти рублев имеют пожитка только до ста рублев, тии бы носили сукна Русские крашеные лазоревые и иными цветами, хотя валеные, хотя неваленые, только бы были крашеные, а некрашеные носили бы работные люди и крестьяна.

И по одежном расположении аще инем повидится дело невеликое, мне же мнится — велико оно: первее, что чин от чина явен будет, и всяк свою мерность будет знать; другое, что у всякого чина денежные истраты излишние не будет; третие, что царству наполнение будет немалое.

И платенное расположение, я чаю, что иноземцы вельми будут спорить того ради, что разходу парчам их будет гораздо меньше. И о всем сем, как воля Его Импетаторского Величества произыдет, тако и будет; и расположить бы все статьи особливостно, не токмо материяльными статьями, но и покроями, и утвердить бы накрепко, чтобы впред неподвнжну быти. И того ради штрафом подтвердить и страх предложить, дабы никто не дерзал на изменение предела сего.

У кого пожитку на тысячу рублев есть, тот бы себя не ругал, но благодаря Бога, носил бы достойное платье но пристоинству своему.

А ныне много есть, что тысячи две-три имеют, а ходит в сером кафтане; а у инаго и ста рублев нет, а он носит платье против тысячника; а по прямому, у кого пожитка большего нет, тот бы не тщеславился, но всяк бы свою мерность знал.

И аще у кого пожитку выше тысячи рублев, и он платье по своему достоинству противу своего клевретства носить не будет, и кто, ведая его пожиток, донесет о нем, то все его пожитки переписать, и аще явятся тысячи на две или на три, то [114] оставить ему ста на два или на три; потому что он сам себе того возжелал, а излишнее все, аще и выше того будет, взять на Великого Государя, а доносителю из взятаго пожитку выдать десятая доля.

А буде у кого по смете явится ни с большим на тысячу рублев, тому в пеню не ставить; аще сто-другое или третие явится излишнее, и кто доносил, нет ему ничего. А буде сот пять излишняя будет, то излишняя пять сот или и больше взять на Государя, а ему оставишь тысячу рублев или сот пять-шесть.

А кто выше своей меры платье себе сделает, и по доношению тое платье снять, и дать тому, кто на него о том непристойном платье обличит его, и учинить ему наказание, чтобы впредь так он и иные не делали, и себя бы не убытчили.

И аще сие дело не великое, а царственному обогащению будет великая помога: никто излишнего тратить не будет.

И аще воля Великого нашего Монарха на сие дело произыдет, то надлежит закрепить штрафом великим и страхом немалым, дабы не токмо в городех, но и в путех ездили бы в определенном своем платье.

А буде кто оденется не своего чина одеждою, то наказание чинить ему жестокое, а по людям смотря, надлежит и разыскать, а наипаче, аще крестьяне да уберутся людьми боярскими или самыми дворянами или солдатами, то уже явно, что хощет идти на легкую работу — на разбой.

В одеждах так бы хорошо устроить, что не то, чтоб по верхнему платью или по исподнему, по и по рубашкам все бы были знатны, кто какого звания есть.

И по такому расположению все чины будут явны, и никто волгатись во иной чин не может; а мне видится, от такого порядка и азарничества поубудет; ныне бо многие поубравшись посолдатки, ходя по улицам, чинят, что хотят, а никто пристать [115] к ним не смеет: мнят быть их прямых солдатов, наипаче кии убираются подобием Преображенских или Семеновских солдат, и тако творя, наносят слово на прямых солдат недоброе. А если бы все чины были расположены, то аще бы кто и поазарничал, то положил бы порок на свои чин, а и сыскивать бы скоро мочно было, кто азарничает.

И не худо бы расположить какими знаками и полки все яко солдатские, тако и драгунские, чтобы всякой солдат и драгун знатен был, коего он полку.

И аще все чины повидится расположить трудно, то хотяб то учинить, чтобы мочно было знать, а кто идет или едет, господин ли или раб; обаче о всем сем како воля Божия и Его Императорского Величества произыдет, тако и может быть.

И сие вельми потребно, еже бы то учинить, чтобы никто выше меры своея одежд и всяких украшений не строили.

А наипаче монахом шелковые одежды носить неприлично; а сие весьма непристойно, еже носят они рясы луданые, атласные и штофные; они бо уже мира сего отреклися, и яже суть в мире, и миру подобает от них отреченну быть: они живые мертвецы, они токмо Богу живы, а миру мертвы суть; того ради ни малого убрания не подобает им не токмо во одеждах иметь, но и во всяких вещех украшати себя светскими украшеньми не надлежит, но подобает им украшати себя святым житием и всякими добродетельми, пачеже смирением и из монастыря неисхождением. Им по чину своему подобает носить самое простотное одеяние, от волны сотканное, а и покрой рясам их надлежит быть мешковатой, чтобы и в том украшения ни малого какого не было.

А исподы носилиб самые смиреные овечьи, а собольих, и куньих, ни лисьих, ни бельих, отнюдь бы не носили; ибо на худой конец, что они по всей России на всякой год тысяч десятка по два-три в том украшении истратят, и тая трата самая [116] непоптребная: ни она царству украшение, ни она миру увеселение, но токмо тщеславие и к б..цам присвоение, и инаго ничего в том украшении несть кроме греха.

И аз не вем, како у них на сие рассуждение будет, а мое мнение тако лежит, что отнюдь им не то что одежд, но и опушки шелковые не подобает им иметь. Чернец — мертвец. И от пьянственнаго питья подобает им весьма удаляться, и между мирскими людьми не шататься, и в деревнях монастырских управителями не подобает им быть, но токмо знать им монастырь, да святую церковь, и келлий своих никаковым украшением не укрошати, а не худо, чтоб и стен не тесати, и в келлиях своих не токмо хлопцев молодых при себе держати, но и родных своих детей отнюдь при себе не надлежит имети.

У инока инако всякому делу подобает быть: у инока ни отца, ни матери, ни детей, ни сродников нет, кроме единаго Бога. Им пища сладимая и приправная и маслом гораздно усмаженная не весьма подобает ясти. А егда случится торжественный день, то и тогда ради разрешения маслица положить самую малую часть, дабы не весьма уд усладило; такожде и на питие разрешить от самые ж малые части, чтоб пиянства в себе не почуяти.

Чернецу непрестанно подобает быть в молитве, да в труде и в непрестанном богомыслии. Им так надобно жить, что он весь был в Бозе, и Бог бы в нем неизходно, и нетокмо ему сладостные яствы ясти или по люторску мясу коснутися, но и рыбы кроме разрешенных дней не подобает вкушати. Вся бо та в мире суть, а не в монастыре, и егда на рыбу разрешено, то и рыбу не весьма усмаживать маслом и иными приправами, но варить ее просто, и кроме соли никакой потравы в нее класть не весьма потребно; в монастыре токмо труд и алкание, а не роскошь какая. Итого ради называется равно ангельское житие их, потому что непрестанно в церковном [117] пении и в келейном правиле и в постех и в молитве пребывают и в богомыслии.

И в монастырех каков труд и воздержание всей братии, таков и архимандриту, и пища какова все соборным и работным иноком, такова и самому архимандриту. И в таком бытии самое будет братство, такожде и одежда у всех бы была безукрасная и ничем одежда от одежды не отмененная; и тако бы они в монастыре трудились, чтоб никто посторонний человек познать не мог, кто какого чина есть.

Христос, дая нам образ будучи на земле, платья украшенного и изменного не имел, и яко Сам едину ризу имел, тако и прочим ученикам Своим повелел единоризным быши.

А и пищу Христос требовал простую без приправ (Лук. гл. 1, зач. 54); егда бо пришед в весь посетити Лазаревых сестер, и Мария села при ногу Иисусову слышаше словес Его, и нача про Христа припасать ядь со учреждением. Господь же похвалил Марию, коя о пище не пекласл, но седши слушании словес Его Господних, а Марфе рек: Марфо, Марфо, печешися о мнозе, едино же есть на потребу. Яве есть, яко повелел ей припасти то, чем мочно человеку слышу быть. Тако и инокам токмо припасать, чем мочно человеку сыту быть, и есть надобно не чрез сытость, чтобы не отяготить себя, и имения иноку никакого не подобает имении.

И в таковом житии могут они слыть Евангеликами, понеже они никаковые утехи себе, кроме Бога, не имеют; всегда пребывают в посте и в молитве, и мяса не вкушают, и никакими гладкостями не услаждают себя, и яко Христос жил, тако и они живут, и живут житие безженное, а мнози в них обретаются и девственници; итого ради весьма им надлежит слыть Евангеликами. [118]

А люторы, я невем, с коего разума называются евангеликами: они живут ... а неевангельски: мясо едят, и проч. 8

И ради всенародного охранения надлежит не одних иноков, но и купечество от лишнего пиянства и от роскошнаго жития повоздержать; наипаче надлежит запретить от заморских нитей, чтобы сами не пили и в гостинцы никому бы не носили; а чаю, не худо бы и приказным людем и служивым и прочим всякого чина людям призакрепить, чтоб и они в заморских питьях не касались, и денег бы напрасно не теряли. Буде кто похочет прохладиться, то может и Русскими питьи забавиться, а не тоб что покупаючи пить, но и приноснаго никакого заморского питья не поваживались бы пить. И буде кто учинит и пиршество, аще и про высокие персоны, а заморских нитей и духу бы не было кроме табаку (а табак не худо бы в Русиж завести сеяти и строить его позаморски, как у них водится, чтобы и на табак деньги из Руси напрасно не тратились), но чем Бог нашу страну наполнил, тем надлежит и чествовать.

И иноземцам то прилично питье свое заморское в домех своих держать, и кого не похотят поить им хотя Рейнским иль алканом, но хотя Венгерским безденежно; а на деньги буде продаст много или мало, брать штраф сторичный — за копейку по рублю, а за рубль по сту рублев, а достальное питье, колико у него не сыщется, взять на Великого Государя.

А буде кто и иноземцев позовет к себе в гости, то подчивалиб своими питьи, а на заморские питья отнюдь никакого числа денег не тратили бы, но токмо заморские питья покупали бы одни сенаторы, да из Царского Сигклита, кои самые богатые люди, обаче с [119] разсуждением же бы, чтобы деньгам не весьма истратно было.

Разве к кому случится пришествие Царского Величества, то уже тут нет предела: идеже Царское пришествие, тут и закон изменяется.

Нам от заморских питей кроме тщеты и богатству нашему Российскому препятия и здравию повреждения иного несть ничего, и дадим мы из Российского царства за него червонные, да ефимки и иные потребности, без коих им пробыть не можно, и от чего они богатство себе приобретают, а от них иноземцев примем мы то, что выпиши да......... и на землю вылить, а иное и выблевать, и здравие свое повредишь, а и веку своему пресечение учинить.

А нас Россиян благословляя, благословил Бог хлебом и медом и всяких пишей довольством: водок у нас такое довольство, что и числа им нет; пива у нас предорогие и меды у нас преславные вареные, самые чистые, что ничем не хуже Рейнского, а плохого Рейнского и гораздо лучше. Есть же у нас и красные питья, каразин и меды красные и вишневые, малиновые, смородинные, костяничные и яблочные.

И аще заморские питья оставить, а повелеть строить меды разными виды, различными и скусы, и продавать их из-австерии; то так их настроят, что больше заморских питей их будет.

А аще и табачные заводы завести в России, и ради доброго в нем управления, чтоб он был ничем не хуже заморского, добыты мастера доброго, чтобы научился строить позаморски, то так нам мочно его напасти, что и кораблями за море мочно нам его отпускать, и если в Руси его строить, то выше копейки фунт его не станет, а заморского выше десяти алтын фунт покупают, а сеять его места, у нас много. Нам так мочно его размножить, что миллионная от него прибыль будет; а на каких [120] землях он родится, таких земель у нас премножество, мочно нам или его снять во всех понизовых городех, а наипаче в Симбирску, на Самаре, на Пензе, на Инсаре, на Ламове, во Мченске, на Саратове, на Царицыне, и в Астрахане, и на Воронеже и во всей Киевской стране, и в тех городех мочно его на каждый год по тысяч тысяч пуд наплодить его.

И аще он в Руси заведется и размножится, то все деньги, кои за него за море идут, все останутся у нас в Руси. А если за море будут отпускать, то будут деньги и к нам от них возвращаться.

И аще и табак в Руси заведется, то кто сколько каких питей Русских и табаку ни выпьешь, все те деньги из царства вон не выйдут, а заморские питья покупать ничем же лучше то, что деньги в воду метать.

Обаче, по моему мнению, лучше в воду деньги метать, нежели за море за питье их отдавать; из воды колико ни есть либо кто и добудет, а из-за моря данные деньги за питье никогда к нам не возвратятся, но те деньги из царства уже погибли.

А самого ради лучшего царственного пополнения надлежит и прочие заморские товары с рассмотрением покупать; ибо те токмо надлежит товары покупать, без которых нам пробыть не мочно, а иные их Немецкие зашейки и прихоти их мочно и приоставить, дабы, напрасно из Руси богатства не тащили; на их мягкие лестные басни и на всякие их хвасти нам смотреть не для чего. Нам надлежит свой ум держать, и что нам к пополнению царственному потребно и прибыльно, то надлежит у них покупать, а кои вещи нам не к прибыли, или кои и непрочны, то тех отнюдь у них не покупалиб.

И аще мочно так учинить, еже бы в Санктпетербурге и в Риге и в Нарве и у Архангельского [121] города, приезжие иноземцы товаров своих продавали с кораблей, аще большими статьями, аще и малыми, обаче с кораблей бы продавали, а в амбары и на дворы не сторговав и пошлин не заплатя не выгружали бы, а кои товары их за непотребность или за высокость цены не проданы будут, то те товары не вынимая из кораблей назад к себе за море повезли бы, а у нас бы отнюдь не оставляли их.

И аще тако состоится, то иноземцы будут к нам ласковее, а прежнюю свою гордость всю отложат. Нам о том вельми крепко надобно стоять, чтобы прежнюю их пыху в конец сломить, и привести бы их во смирение, и чтобы они за нами гонялись.

И аще в сем мы можем устояти, ежебы товаров незапроданных в амбары наши им не складывать, то станут они гораздо охотнее те свои товары продавать, а пошлина уже будет со всего товара взята сполна, а на перевод по прежнему уже переводить не станут.

И хорошо бы в купечестве и то учинить, чтобы вси друг другу помогали, и до нищеты никого не допускали. Аще своими деньгами не могут его оправить, то из Царские бы сборные казны из ратуши давали им из процента на промысл, смотря по промыслу его, дабы никто промышленной человек во убожество великое от какого своего упадка не входил.

И аще в купечестве тако будет строиться, то никогда они не оскудеют, но год от года в промыслах своих будут расширяться, и Бог их за такое братолюбие, благословляя благословит, и во всем им подаст угобжение и душевное спасение.


Комментарии

1. У Стр. на стороне. Впрочем в обоих списках это место не ясно.

2. У Стр. производят.

3. У Стр. вовсе.

4. Слов в скобках, впрочем бессвязных, не достает у Стр.

5. Так не ясно в обоих списках.

6. Последний период кажется некстати по обоим спискам.

7. У Стр. пронзительным.

8. Опускаем несколько строк.

Текст воспроизведен по изданию: О купечестве // Москвитянин, № 5. 1842

© текст - Погодин М. П. 1842
© сетевая версия - Thietmar. 2018
© OCR - Андреев-Попович И. 2018
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Москвитянин. 1842