Вступив в правление новой Епархии, нашел многое, что требовало всего его подвига. Пред тем в Москве была жестокая моровая язва, и наибольшая часть в Москве духовенства померла; на их места определены по большей части из разных Епархий бродяги, которые, в своих местах не возмогши ужиться, бросились в Москву. Их мало-помалу новый Архиепископ переводил, и на их места лучших и ученых производил, так что наконец чрез 15 лет, едва не всю Москву снабдил учеными и добропорядочными Священниками. За что общее от всей публики заслужил признание и похвалу. Перевел бесчестный крестец, который состоял в том, что у Спасских ворот всегда собиралось попов по 10, по 20, и по 30. Бродяги из разных Епархий, отрешенные от мест, а иные и запрещенные, и под следствиями находящиеся, и нанималися, стоя на крестце, служить обедни при разных церквах, за малейшую цену, копеек по 10 и по 5. Делало сие нетерпимый соблазн. Бог помог Архиепископу всё сие перевести, так что сего и следа не осталось, хотя оно продолжалось, может быть, чрез несколько сот лет, и хотя прежние [32] Архиереи о том же старались, но не успели. А каким образом сие зло переведено, о том всё объяснять многого требует труда и времени. Также уменьшил число домовых церквей, и бывших при некоторых приходских церквах викарных попов. Ибо от сего кроме того, что оно ни с законами, ни с правилами несходственно, происходили великие бесчиния, и команде многие затруднения, а по уменьшении сего уменьшились и соблазны, облегчилася команда, Священники приходские стали в большем уважении, и содержанием довольнее.

Между тем ревностно прилежал к отправлению дел епаршеских судебных, коих было великое множество, и не щадил он ни труда, ни здравия. Ибо непременно, каждый день, кроме воскресных и праздничных, с [33] 7 часов утра по 1-й, а иногда по 2-й час по полудни, упражнялся в разбирании прошений, в давании на них решений, или письменных или словесных, в рассматривании дел от Консистории, духовных правлений и благочинных (коих везде вновь учредил, и дал им печатные инструкции) и в решении. Доступ к нему был всем не возбранен; и все дела и принимал, и рассматривал, и писал сам собою, без всякого помощника; а подьячий только записывал, и куда надлежит отсылал. Особливо же ревновал, чтоб сохранить правосудие; и как сам ни от кого ничего не брал, то и над подчиненными, сколько мог, строго наблюдал, чтоб мздоимства не было и злонамеренной проволочки. Стоило ему сие не малого сил истощания; но утешало и одобряло то, что видел на все его труды благословение Божие, с немалым к лучшему порядку успехом.

Но надлежит сказать и о хозяйстве Московского Архиерейского дома. Не только нельзя было в нём жить, но и ничего почти в нём не было; и он принужден был жить на подворье Троицком, что у Сухаревой башни. Ибо во время мятежа, бывшего в 1771 году, и убиения Архиерея, Архиерейские покои были внутри разорены и разграблены; также и конюшня и экипаж весь. А между тем, по небытию до 1775 года хозяина, не без того, что и от других, или запущено, или недостаток и умножен. Заботило сие Платона. Пожаловала Императрица, без просьбы, сама собою, на построение нового дома 40.000 руб. И он построил новый дом в том виде, в коем он ныне всеми зрится. Также и в церквах Чудовских всё поправил и украсил; и ризницу весьма всякою утварию умножил, которая до того времени весьма была недостаточна, как то сие всяк видеть может, кто возлюбопытствует узнать, что до Платона в Чудовских церквах и в ризнице было, и что при нём прибыло. Притом, в последствии времени, устроил новый деревянный дом на подворье Заборовском, с службами и оградою кругом каменными. Также и на другом подворье в Хамовниках, [34] деревянный дом с службами и оградою каменными. Но не оставил и загородного Черкизовского дома, который был крайне запущен, и к падению склонен. Он его возобновил во всём, пристроил, новые построил службы, сад в порядок привел, и кругом обнес оградою каменною. Возобновил прорвавшийся пруд, поставил мельницу и прочее, что всё исчислять трудно. И всё сие производил коштом монастырским. Ибо при заведении верного и доброго хозяйства, доходы весьма противу прежнего умножились, и на всё устроение с излишком доставало.

При окончании года, не находя Архиепископ удовольствия жить в С.-Петербурге, в разлуке с паствою, о пользе коей он весьма ревновал, и скучая присутствием, по течении дел с его мыслями и началами несходному, и не видя в сотрудниках своих в том содействия, которые поступали по своим видам, ища, может [35] быть, более своих выгод, нежели общих, решился просить Императрицу об отпуске в Епархию, и о уволении навсегда от Синода; почему и был отпущен, но токмо на год.

По прибытии в свою паству, упражнялся в тех же самых делах, и с тою же заботою, как выше сказано; и утешался, видя всего прихождение к лучшему и уменьшение трудов. А притом занимался хозяйством по Чудову Монастырю, приводя в окончание и совершенство Архиерейский дом; также строя и на Перерве и на подворьях, а еще более в Троицкой Лавре. Ибо получив на оную до 30.000 руб., построил, вместо ветхой старой, новую ризничную палату, сделал новый иконостас, обложил весь серебром, в Троицком Соборе, и росписал по стенам на золоте, тоже и в трапезной церкви, и у Никона, и у Михея, и в Сошественской церкви, везде новые иконостасы, и вновь росписав стенным писанием, и в больничной церкви новый иконостас, и у Смоленской вновь росписав по стенам, и крыльцо новое у Успенского Собора, и две палатки новые, Серапионовскую и Максимовскую; и оградив оградою каменною Корбугу и сад, что при Лавре, и другие многие сделав пристройки и поправки; что всё исчислить подробно, не без трудности; да [36] и в печатном Лавры описании то усмотреть Можно. Препроводив таким образом 1777 год в Москве и в Лавре, отправился по истечении срока в С.-Петербург, куда и прибыл в начале 1778 года. По прибытии, упражнялся ездя в Синод, не редко бывая у их Императорских Высочеств, также получая на каждой почте из Епархии и из Лавры премногие дела и прошения, и, немедленно реша, отправлял их в свои места. При окончании года, опять скучая тамошним пребыванием, по тем же самым причинам, о коих прежде сказано, просил Императрицу об отпуске в Епархию и о уволеньи навсегда от Синода, и получил, но только паки на год.

По окончании 1780 года и срока, покусился паки послать в начале 1781 года прошение к Императриц о том же. Но получив в ответ чрез Князя Потемкина, что Императрица отдает на его волю – или ехать, коли нужных дел нет, или не ехать, и рассудив, что лучше по таковому отзыву ехать, отправился паки в С.-Петербург в конце 1781 года. Туда прибыв, не нашел там первого своего утешения, Их Императорских Высочеств; ибо они были в вояже по Европе. Препровождая время, Архиепископ, в езде в Синод и в епаршеских и других вышепомянутых делах, вдруг получил повеление Императрицы, чтоб отправиться в Москву, для открытия [37] учрежденного тогда вновь Московского Наместничества. Сему объявлению обрадовался Платон, и как не назначено сроку к возвращению, то сим случаем и рассудил он воспользоваться, чтоб остаться в Москве, и более не отправляться в С.-Петербург.

По известности Архиепископу окружностей Лавры, всегда ему сие место, где ныне Вифания, яко на красивом положении и при изобилии вод, но впусте оставленное, особливо нравилось. Хозяйственные строения и в Чудове и в Лавре и на Перерве и в других местах, почти все к окончанию пришли, или приходили. А он особливую имел охоту к строениям. Притом, начал скучать правлением епаршеских дел, не для того, аки бы его или дела отягощали, или паствою был не доволен. Нет! и к трудам был он неутомим и паствою доволен. Ибо хотя и были некоторые недовольные, как то без сего и пробыть нельзя, но большею гораздо частью честных и благонамеренных людей, таковых недовольных или роптания, или отзывы были заглушаемы, и Платону не причиняли многого смущения, или в трудах ослабления. Но некоторые в главной его команде или завистью подстрекаемы, или в его охуждении находя свои выгоды и повышения, или не видя в нём к своему честолюбию угождения и уважения, а особливо приметя, что и Императрица, по некоторым также внушениям, хотя не совсем, однако не мало уменьшила своей благосклонности; по всем сим причинам, начали по команде причинять Архиепископу многие затруднения, досады, приказные привязки, и добрых его намерений и дел в худую сторону толкования, Всё сие [38] примечая и видя, Платон начал скучать правлением Епархии, имея ко всему ревность, но руки связываемые. Всеми сими обстоятельствами быв побужден, а притом всегдашний уединения любитель, рассудил устроить вышепомянутое ему милое место, с тем, чтоб еще несколько продолжив правление Епархии, и приближаясь к старости, отказаться от оной, и уединиться в ту пустыню, и там окончить последние свои годы в тишине. А чтоб устроение сие не протолковано было от зложелателей в худую сторону, и не остановлено, положил там устроить кладбище для Лаврских монашествующих, кои в Лавре погребались, а указами в знаменитых местах погребать было воспрещено. И так 1783 года и действительно приступил к строению во-1-х церкви, а потом своих покоев, а далее мало-помалу и других строений, так как ныне всё то видимо есть; и по причине погребаемых братий в надежду воскресения, по примеру Лазаря воскресшего, наименовал оную Вифаниею, и устроил нижний храм во имя четверодневного Лазаря. – И всё строение Архиепископ производил своим собственным коштом. Таково было начало Вифании; а что об ней последовало, о том ниже сказано будет. Между тем изредка в Лавре бывая, в год раза по два и по три, не более недели, пребывал всегда в Москве, при своей обыкновенной должности, и никуда почти не выезжая, как только на служения, да на Перерву, а летом в Черкизовский загородный дом, а иногда в Саввин Монастырь дни на два, или на три.

Но в 1787 году, возымев путешествие чрез Смоленск и Киев в Крым, на возвратном пути посетила и Москву, где приняла Архиепископа благосклоннейшим и ласковейшим образом, в конце Июня месяца, где пробыв до 10 дней, неоднократно удостоив его стола своего, разговаривала с ним и обходилась милостивейшим образом. [39] И вот что случилось! Прежде до того года за два, пожалованы ею Митрополитами Архиепископы Новогородский Гавриил и Киевский Самуил, бывый Архиепископ Ростовский, который всегда был Архиепископа Московского ниже.

Положено было тогда и его пожаловать в Митрополита, и клобук белый был приготовлен, как сам Князь Потемкин Платону сказывал: но помешали злые люди.... Однако, се что Судьбы Божии устроили. Когда Платон о том не воображал (ибо ниже каким-либо слухом до него доходило), и приготовился служить в день Первоверховных Апостолов Петра и Павла, в Успенском Соборе, куда и Императрица с двумя своими внуками прибыла – Александром Павловичем н Константином Павловичем, и совершил литургию; тот самый духовник, служа с ним, который ему не желал Митрополитом быть, вдруг, по Достойне, по обряду поминая его, наименовал Митрополитом: помяни Господи Митрополита нашего имрек, и проч. Платон, сие услышав, почел, что он в насмеяние ему сие говорит, воспрещал, чтоб он при совершении Святейших Таин сего не делал; но он только ответствовал, что так надлежит, и паки тоже повторил. Потом тотчас придворный Проповедник, сказав Архиепископу, что так от Императрицы повелено, и провозгласил велегласно, во всю церковь, по обряду: Митрополита Московского и проч. Тогда узнав Митрополит волю Императрицы, обратившись, поклонился Императрице из царских дверей, а паче возблагодарив Господа чудодеющего, продолжал служение. Таковым же образом Императрица хотела было поступить с ним и в Твери, чтоб нечаянно провозгласить Московским Архиепископом; но отменила, сказав, что она боится, дабы от внезапности таковой чего ему не приключилось, как сказывал ему Князь Потемкин. Удивился, и всегда потом продолжал Платон свое удивление таковому судеб Божиих непостижимых устроению. – Когда ни мало о том он не помышлял, среди служения, внезапу по пропетии Достойно есть, в присутствии Императрицы [40] и всего Синклита и всего духовенства, в первенствующей России церкви, в самый тот день, когда он родился, и совершилось 50 лет, провозглашен Митрополитом; да еще чрез самого того, который о том и слышать не хотел.

Обрадован был Платон; но не обрадовались те, кои ему не доброжелательствовали, а власть по команде духовной имели в своих руках. Почитали его для себя тягостным, и не надеялись себя возвысить и усилить, разве унижением и ослаблением его. Все изобретали способы его беспокоить. Некоторые явились просители в Синоде, чего никогда не бывало. Ибо узнали, что есть такие, кои тому рады и им помогать будут. И хотя сии просители по делу не могли ничего получить, ибо оказались виновными; но между тем разными опросами, справками и нарочным продолжением был Митрополит обеспокоиван. А сверх того и частыми от колик болезнями до опасности жизни доводим был; имея же в виду устроенное в Вифании спокойное уединение, напоследок по многом размышлении, призвал Бога в помощь и совершив литургию, и сказав слово, в каких случаях можно от должности отпуску просить, послал прошение [41] к Императрице, 1792 года Февраля 2 дня, об уволении от Епархии и оставлении его в Лавре.