-

ИЗ ОЛЬДЕНБУРГСКОГО ВЕЛИКОГЕРЦОГСКОГО АРХИВА ¹.

I. Известия о царице Екатерине Алексеевне ².

Заметка на подлиннике, карандашом, рукою покойного тайного архивного советника доктора Леверка (Leverkus): “Автограф Христиана Августа”.

После того, как Его Императорское Величество действительно короновал, в истекшем Мае месяце, в Москве, свою супругу и тем явил всему миру почти неслыханный образец необычайного возвышения, я считаю себя обязанным вкратце изложить письменно истинную жизнь этой принцессы и все ее приключения, начиная с ее рождения до вторичного ее замужества, которые собрал я в России, для того, чтобы опровергнуть те вымышленные рассказы ³, которые уже и в настоящее время ходять о ней и которых можно еще ожидать впереди.

Известно, что население Лифляндии и Эстляндии находится в крепостном состоянии и что, как только ребенку минет 5 или 6 лет, местный помещик распоряжается им по своему желанию и берет к себе в услужение. Холостое потомство крестьян мужского пола, называется родонаследственными парнями (Erbjungen), а женского — родонаследственными девицами (Erbinadgen). Вот такою-то родонаследственноио девицею, в деревне Рунгене (Rungen) Дерптского округа и была родная мать нынешней Царицы, находившаяся под властью некоего дворянина (Edelmann), по имени Розен (Rosen), который около 20 лет служил в Шведской военной службе, под конец же, вышел в отставку в чине подполковника (Obrist-Lieutenant). Он не был женат и умер таким же, холостым. А так как вышеназванная родонаследственная девица принадлежала ему и была беременна [370] нынешнею Царицею, не имея мужа; дворянин же, из жалости, быть может, оказал ей некоторую помощь для пропитания ее ребенка: то на него и пало подозрение, что ребенок не совсем чужд ему, хотя ничего достоверного об этом никогда нельзя было узнать, тем более, что в то время об этой горемычной крестьянке нисколько не заботились, а предстоящего ей счастья и подавно никто себе не воображал.

Гюбнер говорит в своих “Родословных Таблицах”, что она ⁴урожденная фон Альбендилен (von Albendielen), и эта басня, вероятно, основана на том, что некий дворянин этого имени имел в той местности имения и часто навещал вышеназванного подполковника, чем и дал повод к молве, что помянутая родонаследственная девица (мать Царицы) забеременела от него.

Как в большинстве незаконных рождений происхождение ребенка остается сомнительным, а в то время, как уже сказано выше, никто не потрудился добиться истины: то и неизвестность отца нынешней Царицы так велика, что ее незаконное происхождение неоспоримо: местный же священник окрестил ее и внес в церковную книгу между незаконнорожденными детьми. Она имела несчастие лишиться на третьем году жизни своей матери, а с нею и всякого попечения о себе, а так как дворянин Розе ⁵ умер еще раньше, то ребенок очутился в крайней нужде и заброшенности, пока, наконец, местный дьячек, за неимением другого бывший ее крестным отцем, взял его и держал у себя несколько лет.

Необычайно счастливая звезда ее избрала для ее будущего возвышения человека, которого, как бы в предзнаменование сего, звали Глюком ⁶. Он был начальником (Praepositus) или, говоря здешним языком, супер-интендентом в Лифляндском городе Мариенбурге и приехал в Дерпт навестить своего доброго приятеля; при этом он посетил Рунгенский приход и увидал Екатерину у дьячка. Так как она была благообразна видом, а дьячек ему дал понять, что ему, при его плохих средствах и большом и без того семействе, трудно воспитывать это “греховное порождение” (Sundlung), как он ее называл, то супер-интендант, движимый состраданием, взял эту Екатерину с собою в Мариенбург, где ей пришлось одевать и водить в церковь детей ее приемного отца, содержать в опрятности [371] комнаты в доме, вообще же находиться в положении несколько низшем, чем дети, и несколько лучшем, нежели прислуга.

В таком положении она оставалась у супер-интендента до 18 лет, а так как тамошний Шведский гарнизон бывал на богослужениях в той церкви, где проповедывал супер-интендент, то нашелся среди него ⁷ рядовой солдат, драгун, приблизительно 22-х лет от роду, который часто видал Екатерину в церкви, с честными намерениями полюбил ее и высказался в этом смысле одному родственнику супер-интендента, прося его помочь ему в этом деле. Этот родственник сказал супер-интенденту о предложении и получил ответ: если молодой жених хорошего поведения и комендант разрешит ему жениться, то он ⁸ не будет противиться браку: Катерина-де достигла уже зрелого возраста, а у него — большая семья и плохия средства. Времена были, вообще, печальные; надвигались Русские, так что отцам семейств почти что приходилось желать не иметь детей совсем; впрочем он же поставил условие: никоим образом не принуждать Екатерину. Дело было представлено маиору, который не только дал разрешение на брак, но даже обещал повысить жениха, за хорошее поведение, в капралы. После сего призвали в комнату Екатерину и спросили ее, нравится ли ей молодчина (junge Kerl), а так как она его уже до сего полюбила за его длинные, белокурые, вьющиеся волосы, то, недолго думая, она дала свое согласие, и помолвка состоялась в тот же вечер. Жених торопил свадьбою, ибо Русские, под начальством Фельдмаршала Шереметева, находились лишь в 15 милях от Мариенбурга, а во время осады, которую-де следует ожидать, нельзя будет и думать о свадьбе. Назначили ее на третий день после помолвки, причем супер-интендентом Глюком были приглашены к ужину маиор и три других офицера с их женами (которые наряжали невесту); перед этим же ⁹ было совершено венчание, и брак действительно состоялся.

Защитники Царицы утверждают, что жениху пришлось среди ужина, еще до брачного возлежания (eheliche Beiwohung), покинуть общество, вследствие тревоги, поданной Русскими, отправиться в Ригу, а следовательно-де он никогда не обладал своею невестою, как женою. Но это говорят без малейшего основания: ибо они целых 8 дней пробыли в супружеских отношениях вместе, а по прошествии сего времени молодой супруг, вместе с 10 другими драгунами, был послан [372] куда-то на разведки, день же спустя город был осажден Русскими, требовавшими его сдачи. Шереметев грозил в случае сопротивления обратить город в кучу камней и никого из жителей не пощадить. Комендант имел гарнизон всего на всего из 2 рот пехоты и 2 рот драгун; стало быть, он ясно предвидел, что ему нельзя будет устоять против столь сильного врага. Не намереваясь сдаваться живым, он решился на отчаянную меру: взорвать себя с крепостью и всем гарнизоном на воздух. За день до этого, суп.-интендент Глюк со всем своим семейством, а следовательно и с Екатериною, так же как и прочия главнейшие семьи сего беззащитного городка, удалился к коменданту в крепость, и когда этот, все еще доброжелательно относясь к своему духовнику, шепнул ему на ухо о своем решении, советуя ему вместе с прочими жителями заблаговременно сдаться добровольно Русским, то Глюк не стал долго медлить и принялся убеждать своих духовных детей последовать за ним и спасти свою жизнь. Взяв затем под мышки (unterm Arm) Библию на Славянском языке (которым он превосходно владел), он велел своему семейству, Екатерине, учителю (praeceptor), по имени Готфриду Вурму, и остальным горожанам шествовать следом за ним, отворить ворота, и предстал в таком порядке пред палаткою Шереметева, прося о помиловании. Вручив ему Библию на Славянском языке, он стал уверять его, что он, приобретши уже раньше известность своими переводами с этого языка, и впред может оказать его царскому величеству важные услуги. Шереметеву эта выходка понравилась, он обещал ему сохранение жизни и содержание, и пропустил всю эту толпу, как на смотру, мимо себя. Благообразная Екатерина не могла не броситься ему в глаза и не дать ему повода спросить, кто она такая? Супер-интендент отвечал, что он ее воспитал, как найденыша (Findling) и несколько дней тому назад выдал замуж за драгуна. “Все равно — возразил Шереметев — она моя и останется у меня; вы же все прочие отправитесь в Москву, где о вас позаботятся”.

Немедленно Екатерине пришлось сесть за стол, гобоисты заиграли, а несколько офицерских жен должны были ей доставить приличное ее новому ¹⁰, лучшему, положению, платье. В разгаре пира взлетела на воздух крепость: комендант, приняв изрядное количество водки, сам подложил боченок с порохом и зажегь его, ничем не дав заметить об этом гарнизону.

Все это произошло в 1702 году, а 4 или 5 месяцев спустя, приехал к князю Шереметеву пользовавшийся тогда в высшей [373] степени доверием ¹¹ князь Меньшиков, увидел Екатерину и грубо приказал отнять ее у Шереметева и привести в его собственный сераль. Шереметев счел себя сильно оскорбленным и не смог удержаться от кое-каких бранных слов князю. Это обстоятельство послужило началом раздора и вражды между обоими важными князьями, и она до того разгорелась, что князь Меньшиков поклялся извести Шереметева, в чем и успел, благодаря своему тогдашнему могуществу, настолько, что Шереметев был сделан настоящим придворным шутом и наряжен таковым. Мне рассказывал тайный советник Остерман, что он с прискорбием видел этого престарелого и храброго Фельдмаршала в шутовском колпаке, как он, взявшись за руки с другими придворными шутами, скатывался с высокой горы. Со временем, однако, он снова возвысился, когда доверие к Меньшикову начало уменьшаться, и скончался по всех своих прежних званиях.

У князя Меньшикова Екатерина также пробыла недолго; ибо случилось как -то, что ей пришлось пройти с столовою посудою через зал, в котором находились Царь и князь Меньшиков. Тут счастье ей так благоприятствовало, что она понравилась его Царскому Величеству, и князь, по его приказанию, удалился в другую комнату. Через полчаса Царь велел доставить ее к себе во дворец и называть Государыней, дал ей денег, приличное платье и полную свободу брать себе в слуги кого она пожелает. Она скоро свыклась с своим положением, крестилась по Русскому обряду в 1703 г. и, так как она не доверяля Русским женщинам, то взяла к себе все благообразных девушек из завоеванных в Ингерманландии местностей, умеющих говорить по русски и выучилась у них говорить на этом языке так хорошо, что почти забыла из за него Немецкий и Лифляндский. Письму она никогда не училась, даже не умеет читать. Письма свои она всегда велит подписывать своим именем “Екатерина” одной из своих горничных. Но за то она этот недостаток вполне искупила другими хорошими качествами и неустанным вниманием, прекрасно изучила нрав Царя и попала к нему, чрез свое безупречное поведение и, в особенности, чрез свои неусыпные заботы о его здоровьи и ежегодную свою плодовитость, в такую милость, что он в 1711 году об явил ее своею супругою и сочетался с нею церковным браком. Об этом времени и о последовавших за сим, [374] касающихся ее, как настоящей Царицы, событиях, равно как и о поводах к ее возвеличению, я сейчас сообщу некоторые известия.

Сюда относится и судьба супер-интендента Глюка, который, находясь в плену в Москве, основал там прекрасное училище для детей тамошних иностранных купцев, где он был ректором и которое давало ему средства для существования. Но от сильного горя он умер, и Царица после его смерти вызвала в Петербург его вдову с 3 дочерями и одним сыном, из коих последнего она сделала камер-юнкером и ассессором, младшую дочь пожаловала в Фрейлины, двух остальных выдала замуж за офицеров, а матери, умершей лишь 4 года тому назад, назначила пенсию. Вышеупомянутый студент Вурм, который служил учителем у супер-интендента вместе с тогдашнею Екатериною, убежал также в 1714 г. из плена из Москвы в Петербург, где он учил меня и других Русскому языку. По нашему совету он осмелился кинуться Царице в ноги. Она его тотчас же узнала и сказала: “Ты еще жив, добрый Вурм; я дам тебе средства к существованию”, и велела платить ему ежемесячно по 16 рублей из собственной шкатулки. Этот Вурм уверял меня, что Царица за все время своей службы у супер-интендента вела себя пристойно и честно и никогда не огорчала, хотя бы малейше, своих приемных родителей. 0 первом своем муже она по временам осведомлялась; когда же находилась у князя Меньшикова, то посылала ему, от времени до времени, рублей 20 или 30, а от больших подарков воздерживалась, из опасения, что он начнет жить несоответственно своему званию и слишком хвастаться пред всеми своим супружеством; но это опасение, впрочем, было не продолжительно, ибо в 1705 г. этот добряк-драгун был застрелен на охоте.

Вообще, доброжелательство, которое эта принцесса обнаруживает по отношению к старым знакомым, спокойствие ее в затруднительных обстоятельствах, а равно и ее вышеупомянутая заботливость о здоровье ее супруга и ее постоянные советы прибегать к более кротким и умеренным средствам, все это такие прекрасные качества, которые, кажется, совершенно смывают пятна, лежащие на ее происхождении и совершенно вытесняют другие, испытанные ею, роковые случайности (Fatalitaten). [375]

II. Письмо о царствовании Екатерины Первой.

Из Петербурга, 19 (30) Декабря 1726 г. ¹².

Вот перевод документа, об открытии которого я говорил в моем предпоследнем письме ¹³.

1. Ныне царствующая Царица будет царствовать и править Российской Империей единовластно и самодержавно - безусловно, до конца своей жизни, разве, по собственному побуждению, она пожелает отказаться от сего и передать управление государством своему наследнику.

2. Лицем, которое будет править после Царицы и которое наследует ей после ее кончины или добровольного отказа, будет молодой Великий Князь Петр Алексеевич, а ему наследует его законное потомство.

3. Так как совершенно невероятно, чтобы Русские согласились на дробление их государства и так как герцог Голштинский отлично знает их взгляды насчет сего: то, как бы справедливы ни были притязания детей покойного Царя, по крайней мере, на области, им завоеванные, вышеупомянутые дети вышеназванного Царя предоставят своему племяннику, молодому Великому Князю, бесспорно владеть всем Российским государством и удовольствуются пользованием линь императорских волостей в округе Эзеля, Эстляндии и Ливонии вместе с доходами, доставляемыми Рижскою таможнею.

4. Как только Великий Князь достигнет зрелого возраста, ему выберут супругу из рода Любекского епископа.

5. В случае, если Богу будет угодно отозвать Великого Князя из сего мира, и он не оставит по себе законных детсй, в таком случае Российское государство отойдет к принцессе Анне, супруге герцога Голштинского и к ее детям, с тем ограничением однако, что тот из детей сей принцессы, который будет Шведским королем, отнюдь не может быть царем, ибо герцогу Голштинскому также известны мнения Русских относительно сего.

6. Если принцесса Анна умрет, не оставив после себя детей, которые могли бы ей наследовать, то Российское государство станет достоянием принцессы Елисаветы, второй дочери ныне царствующей Царицы, а после нее, потомства ее.

7. Так как ничто не связано так тесно с истинными выгодами Прусского короля, как изгнание Ганноверцев из Бременской [376] области и так какь это изгнание стало делом, от которого вполне зависит спокойствие Европы, а в частности тишина в Империи, и дабы побудить короля Прусского споспешествовать сему столь желанному изгнаниио, а также усердно постараться уговорить короля Датского, как на разрыв с королем Великобританским, так и на удовлетворение, которое Датский король должень дать герцогу Голштинскому: то помянутый герцог расположит Царицу не только согла-ситься на то, чтобы в Курляндии был герцог из дома Бранденбургского, но он склонит ее к тому, чтоб она оружием поддержала водворение сего последнего и помогла ему удержаться там против кого бы то ни было.

8. Этому принцу из Бранденбургского дома и герцогу Курляндскому будет дана в супруги принцесса Наталья, дочь покойного Царевича.

9. Герцог Голштинский, принимая во внимание великие выгоды, могущие произойти, если бы удалось расположить Прусского короля к тому, чтобы он посодействовал подчинению Датского короля, в случае если бы того никак нельзя было уговорить мирными путями, и к изгнанию Ганноверцев из Бременской области, придумал еще иное средство, чтобы расположить к себе Прусского короля, если это окажется возможным, чем ее Императорское Величество будет довольна, так как Его Высочество имеет важные причины к тому, чтобы прибегнуть именно к этому, а не другому какому (средству).

10. Но если обнаружится измена со стороны Прусского короля, или если он не захочет силою действовать, ни против Английского короля, ни против Датского: в таком случае принцесса Наталья и Курляндия достанутся не принцу из Бранденбургского дома, а принц Адольф д'Антенский получит и то и другое.

11. Так как князю Меньшикову, быть может, не понравится исполнение всех, заключающихся в предшествующих статьях, положений, то ради его успокоения и отвлечения мыслей от некоторых опасений, могущих появиться у него вследствие возведения Великого Князя на Российский престол, герцог Голштинский согласен, ради общественного благополучия, на брак сына Меньшикова с одной из его племянниц, сестрою Любекского епископа. Став, таким образом, зятем будущего Императора Российского, он, благодаря этому родству и важным должностям, которые он непременно чрез это получит, всегда будет играть большую роль в России. Это выставят ему в таком привлекательном свете, что Меньшиков, по всем вероятиям, останется доволен. [377]

12. Ручаясь, что Царица исполнит все, что заключается в предшествующих статьях, герцог Голштинский, в заботе о выгодах детей докойного Царевича, так что Император ¹⁴ может ему быть только признательным за это, полагает, что имеет посему право надеяться, что Император также примет близко к сердцу не только его личную, герцога, выгоду, но и его дома, по смыслу статей нижеследующих, тем более, что Император вполне определенно обязался исполнить первое и пообещал второе, если не вполне согласно содержанию следующих статей, то, по крайней мере, большей части из них.

13. Есть однако основание сомневаться в том, что король Датский согласится удовлетворить герцога Голштинского, разве что он будет к тому принужден силою оружия, тогда как истинное намерение Е. К. В. заключается в том, чтобы доставить Императору и Царице как можно меньше затруднений; Голштинский же герцогь также считает Датского короля за государя, дружба которого может ему быть весьма полезною для других его целей, как по отношению к Швеции, так и по отношению к изгнанию Ганноверцев из Бременской области.

14. По этим и еще другим причинам герцог Голштинский согласен, в ущерб самому себе и своему праву, уступить Датскому королю свое Шлезвигское герцогство и заключить с королем мир на следующих условиях: Голштинский герцог уступит Датскому королю на всегда принадлежащую герцогу часть Шлезвигского герцогства, за исключением лишь принадлежащих к нему островов, каковые острова все будут возвращены герцогу, и король Датский обяжется уплатить долги, лежащие на сем герцогстве. Удовлетворение, которое получит герцог в замен утраты сего своего наследия и власти (souveraine te), чему в действительности цены нет, будет заключаться: 1-е, в уступке названных островов; 2-е, в уступке графств Ольденбургского и Дельменгорстского, очищенных и совершенно свободных от долгов; 3-е, в согласии короля на уничтожение Голштинского вероисповедания; 4-е, в том, чтобы епископство Любекское перешло навсегда к герцогскому дому, и 5-е, в том, чтобы право короля на наследование Плёном также перешло бы к герцогскому дому. Все это вместе не стоит и двух третей доходов с герцогства Шлезвигского, не говоря уже о власти, с ним соединенной.

13. Если Датский король пожелает заставить себя искренно споспешествовать Голштинскому герцогу в его намерениях, по отношении к Швеции, как для него лично, так и для всего герцогского дома, так как Е. К. Высочество имеет намерение упрочить наследование [378] Швецией, за неимением собственного потомства, за епископом Любекским: то герцог Голштинский с своей стороны обязуется, как только увидит себя упроченным на Шведском престоле, уступить своему двоюродному брату, Любекскому епископу, всю унаследованную им землю, так что ни единой пяди (pouce) Голштинской земли не будет соединено со Швецией.

16. Так как изгнание Ганноверцев из Бременской области есть дело, от которого вполне зависит спокойствие Империи и Севера, то необходимо, следовательно, чтобы оно непременно совершилось. И так: если Датский король согласится помочь или, по крайней мере, не препятствовать сему, а также не противиться тому, чтобы Бремен, присоединенный к графствам Ольденбургскому и Дельменгорстскому, милостью Императора был возведен в курфюршество, в пользу герцогского дома, и, буде случится, что епископ Любекский и его потомство по прямой линии унаследуют это курфиршество и Шведскую корону, то герцогская часть самого Голштинского герцогства станет собственностью Датского королевского дома.

17. Если Датского короля нельзя будет склонить к разрыву союза с королем Великобританским и войти в соглашение с Голштинским герцогом на условиях, представляющих собою окончательно то, на что согласится герцог Голштинскiй, дабы помириться с Датским королем: то он не удовольствуется вышеизложенными предложениями, но, оставаясь при всех своих требованиях, будет настаивать на полном удовлетворении и вознаграждении.

18. В случае, если герцог Голштинский умрет, не оставив потомства, и Шведы тогда получат короля в лице Любекского епископа и утвердят за его потомством престолонаследие, то в таком случае (а не иначе) курфюршество Бремен, вместе с графствами Ольденбургским и Дельменгорстским, будет присоединено к короне Шведской.

19. Голштинский герцог осмеливается, при сем случае, поручить особому вниманию виды (recommander les interets) председателя своего совета, графа Бассевича, на графство Бармштедское.

III. Тайные известия о Русском дворе 1727 и 1728 г. ¹⁵.

Старое обозначение на корешке № XXVII.

В 1727 году, в Августе месяце, когда мы прибыли в Санкт-Петербург, не было явных (declarirte) партий, кроме того, что все государство было против князя Меньшикова, а он против всего государства [379[; как он при этом остался в накладе (den Kurtzeren gezogen), известно.

После его падения, Долгорукие сильно стремились возвыситься и желали воспользоваться милостыо, в которой находился нынешний обер-каммергер, князь Иван Долгорукий, бывший тогда лишь еще каммер-юнкером; но так как, в то время, барон Остерман еще более не отлучался от молодого Монарха и не одобрял поведения любимца ¹⁶ во многих отношениях, а также и делал нужные возражения чрез ее Высочество Великую Княжну, когда таковые не были непосредственно принимаемы во внимание, и тогда обыкновенно доходили по назначению: то нужно было помешать и тому и другому. Императору поэтому внушили, что граф Лёвенвольде, который был несколько месяцев у Княжны гофмейстером, позволяет себе у нее вольности, позорящие его и которые Вел. Княжна не должна была бы, из скромности, терпеть. Этою клеветою предполагалось лишить сразу, по крайней мере, трех лиц, доверия Императора, что отчасти и удалось. Великая Княжна, до крайности раздраженная, защищала с большою твердостью своего гофмейстера, которого хотели удалить со службы. Барон Остерман, на которого, как на покровителя графа Левенвольде и доставившего ему это место, это обвинение также падало, вступился в это дело весьма усердно пока, наконец, вышеназванный граф Левенвольде сам не оправдался перед Императором, чем эта борьба повидимому и кончилась. Но ненависть между бароном Остерманом и Долгорукими (так как это было предпринято с целью подорвать доверие к первому) все-таки втайне продолжалась, пока не было снова возстановлено доброе согласие (gute Harmonie) чрез дочь графа Миниха. Князь Иван Григорьевич ¹⁷Долгорукий, вышеназванный любимец Императора, был в нее влюблен и усердно искал ее руки; она же, по совету отца, находившегося совершенно на стороне барона Остермана, притворилась разборчивою (difficile), а тот ¹⁸ несогласным на этот брак, почему барон Остерман вступился в это дело и устранил все затруднения. Любимец Императора, восхищенный этим, примирился с бароном Остерманом и подчинился ему, пока длилась его любовь. Родители же и прочие члены этого семейства, хотя и неблагосклонно смотрели на этот брак, однако должны были подчиниться воле Его Величества, который поддерживал своего любимца против них, и дело зашло так далеко, что его (любимца) отец сам отправился к генералу Миниху и просил его отдать [380] дочь за сына, это-де будет всей семьею сочтено за величайшую честь, хотя, впоследствии, эта любовь остыла, и из этого брака ничего не вышло. Цесаревна же Елисавета, между тем, извлекала из всего этого величайшую для себя пользу, так как она все это время по милости своей придворной дамы должна была быть постоянно при Императоре, при чем она несколько подделывалась под Императора и милостивою снисходительностью расположила к себе любимца.

В таком положении находились дела, когда весь двор переехал в Москву. Перед городом Его Величество и Великая Княжна заболели; оба скоро оправились, но ее Высочество Княжна все еще оставалась слабою и слабость так усилилась в Кремле, что она не могла сопровождать своего брата в его прогулках в санях. Между тем Цесаревна Елисавета принимала участие во всех увеселительных поездках и с умела воспользоваться этим временем для того, чтобы привязать к себе молодого Государя, который, незаметным образом, привык к отсутствию сестры, а, может быть, и слишком верил словам иных, что ее нездоровье лишь притворно. Хотя и оказалось на деле обратное, так как она и по сие время еще не совсем здорова, но она не смогла снова привлечь к себе брата, чтобы он относился к ней совершенно так, как прежде. Долгорукие боятся сего ¹⁹, не выпускают Императора из рук и держат его, под предлогом юности, в отдалении от всех тех, кто не одного лагеря с ними.

Старые Русские вельможи, правда, этим недовольны, однако ничего не предпринимают такого, что помешало бы этому. Раз только, кажется, Голицыны чрез каммергера Цесаревны Елисаветы, Бутурлина, попытались что-то сделать, но, вероятно, это было обнаружено: ибо Бутурлин, начавший было делаться молодому Государю необходимым, уже раза два не участвовал в поездках на охоту. Цесаревна Елисавета в последний раз также не должна была участвовать, хотя траур не приходился в эти дни. В какой это находится связи между собою, мы со временем узнаем. Насколько мне известно, других партий в настоящее время нет и, в особенности, какой либо особой против барона Остермана, который уже несколько раз просил об увольнении его от должности обер-гофмейстера, и Император, удовлетворив его желанию, легко может таким образом освободиться от его надзора ²⁰, при чем тогда ответственность, в случае какого либо [381] несчастья с Государем, пала бы на гофмейстера, обер-камергера и других. Меры, к которым он ²¹ прибегает, дабы удержаться, заключаются в том, что он идет прямым путем, не придерживается чьей либо стороны между Русскою знатью, не старается обогатить себя недозволенными средствами. Поэтому, конечно, следует думать, что он удержится, тем более, что, кроме него, так сказать, во всем государстве нет никого, знающего так основательно иностранные дела, чем одним он уже незаменим для своего Императора.

Великий канцлер Головкин, председатель Верховного Совета, заведывает Финансами, высшими судами и иностранными делами. Покойный Царь хотел первоначально поручить эту должность Шафирову, но тот отклонился от сего и поставил Царю на вид, что весь народ будет крайне обижен, если первая в государстве должность будет предоставлена иноземцу; но чтобы не выпустить этого дела из своих рук, он предложил Головкина, как лицо ему покорное, что доказывает его ²² неспособность; вообще же он считается человеком честным и неподкупным, хотя и весьма скупым. Он сумел во всякое время удержаться тем, что не вмешивался ни в какие интриги, кроме как против князя Меньшикова, где нечего было опасаться, так как при этом он об являл себя сторонником Императора и всего государства; вообще, его считают трусоватым. Народ его уважает и любит.

Федор Матвеевич Апраксин, обер-адмирал, занимающий второе место в Верховном Совете, человек пожилой, образованный и честный, постоянно с честью исполняющiй свои обязанности по службе. Он ни моряк, ни воин, ни дипломат, но очень любим народом за свои патриотические чувства.

Третий, князь Дмитрий Голицын, ведает внутренния Русские дела (Cantzeley-Sachen) ²³ понимает и интересуется научными вопросами. Он довольно смел. Значение его несколько упало, так как он дружил, в последнее время, с князем Меньшиковым. Сомнительно, чтобы он понимал что либо в иностранных делах, хотя он немного путешествовал. Вообще Голицыны не слишком любимы, вследствие их высокомерия.

Барон Остерман, вице-канцлер, 4-й в Совете, ведает вместе с великим канцлером иностранные дела. Немецкие завоеванные области [382], торговля и почтовое дело зависят также от него. Нрав его известен: он ловкий и честный человек, весьма умело управляющий подведомственными ему делами и во всем соблюдающий славу и выгоду своего Государя; тем не менее зависть и то, что он иностранец, готовят ему ежедневно много врагов.

Князь Василий Долгорукий, бывший послом во Франции, Польше, Дании и Швеции, 5-й в Совете, не имеет особого ведомства (departement), пожалуй, один только и смыслит кое-что в иностранных делах, но, говорят, он очень поверхностен. Вообще он человек здравого ума, легко понимает в чем дело, или, по крайней мере, прикидывается таковым, лишь ради того, чтобы противоречить и который, пожалуй был бы годен на что нибудь, если бы не был так ленив и робок.

Князь Алексей Григорьевич Долгорукий ²⁴, в Верховном Совете. Относительно его ума, как уже было сказано выше, еще ничего не решено, в какой степени он обладает таковым, но, впрочем о нем говорят, что он хорошо понимает внутреннюю пользу государства. Будет ли он и далее годен на что либо, об этом мне никто не мог сказать чего либо положительного, так как никто не обращал на него особенного внимания до того, как он сделался гофмейстером, а сын его любимцем Императора.

Петр Алексеевич II, как называется ныне царствующий Император в России, родился 15 Октября 1715 г., высокого роста и строен, со всеми задатками дальнейшего крепкого развития; волоса у него черные, глаза того-же цвета, велики и красивы, как и прочия черты его лица; он бледен, но здоров и крепкого телосложения, обладает большим и проницательным умом, которого, однако, не развивают. Чувствования его снисходительны и великодушны, но явных проявлений сих последних особенно много не видно, хотя, говорят, что он ни в чем не отказывает и охотно выслушивает всякого, лишь бы ему не мешали в его удовольствиях: это единственное, что может легко рассердить его. Наружно, насколько именно об этом могут судить чужие, он серьезного поведения, но при этом и неспокойного, ибо не любит стесняться. В частной же жизни, говорят, он очень весел и не любит тогда видеть вокруг себя печальных, которых он тотчас же распрашивает о причине. Важными делами он интересуется мало, или даже вовсе не интересуется, что страшно огорчает благомыслящих людей, а в особенности его наставника, которые [383] бессильны против советов любимцев. В еде и питье он умерен, но не таков во всем, что касается верховой езды, охоты и женщин. Будет ли он склонен к военным действиям, узнать нельзя. Пока он еще иногда упражняет свою гвардию, но кажется он это делает более по некоторым соображениям, нежели чисто по наклонности, о чем невозможно составить себе мнения, так как, в эти года, когда еще ничто не сложилось окончательно, мелочи всегда предпочитаются делам важным; но можно предполагать, что у этого молодого Государя чувстненность возьмет верх над честолюбием, к чему настоящий образ жизни его и окружающие его лица располагают более, нежели природный нрав. Он теперь почти постоянно в деревне, ездит из одного имения в другое, а с ним 1) князь Григорий ²⁵ Долгорукий, гофмейстер, об уме коего еще ничего не известно и который держится своим сыном, 2) князь Долгорукий, обер-камергер, сын пред идущего, попавший в милость чрез свое неутомимое ухаживанье и держащийся своим слепым подчинением желаниям своего Государя, а также и притворною страстью к охоте. Вообще же, что касается нравственных достоинств, то он, говорят, достойный сын своего батюшки. Кроме этих двух с ним ²⁶ постоянно еще несколько очередных (дежурных) камергеров для услуг, из коих никто, кроме единственно графа Левенвольде, который, благодаря своей службе у Великой Княжны, не может быть постоянно с Императором, не способен обратить молодого Государя пристойным образом на что либо другое. Барон Остерман сокрушается ²⁷ обо всем этом, но не в его власти изменить это. Молодой Государь очень хорошо знает, что он — Император и может распоряжаться самовластно, но пока не злоупотребляет этим, кроме только случаев, касающихся его развлечений (plaisirs). — Наталья Алексеевна, Великая Княжна и сестра нынешнего Русского Императора, родилась 12 Июля 1714 г., невысока ростом, но стройна, лицем не красавица, но и не безобразна, одно из тех лиц, которые, не обладая правильными чертами и хорошим цветом лица ²⁸, все таки привлекательны и на котором видна некая сосредоточенность, свидетельствующая о большом уме. ее душевные качества не оставляют желать ничего лучшего ²⁹: она великодушна, милостива, тверда (ferme) и щедра и притом настолько честолюбива, насколько подобает такой принцессе, которая старается учением и [384] личными достоинствами возвыситься над другими, почему и все ее честолюбие устремлено на то, что может усовершенствовать женщину. Она владеет Немецким, Французским и немного Латинским языками, знает музыку, историю, географiю и т. п. Барон Остерман и граф Левенвольде, ее гофмейстер, единственные, к которым она обращается за советом и которых она во всем слушается; этим она совершенно исправила недостатки первоначального своего воспитания, так что ее обращение (conduite) теперь может служить образцом для многих. Преобладающих к чему либо наклонностей у нее не заметно никаких; она равнодушна ко всем развлечениям. ее счастье и устройство судьбы в будущем занимают ее главным образом, вследствие чего все ее мысли устремлены на Германию и, особенно, на Вену. Правда, она считает себя очень счастливою, ибо она сестра столь великого Государя; но для того, чтобы жить в полное свое удовольствие, ей, по ее мнению, все-таки следует удалиться из этой страны. В этом убеждении укрепляет ее то обстоятельство, что Император, с некоторых пор, не питает кь ней такой доверчивой дружбы, как прежде: злые люди из за своих выгод расстроили ее, а как именно это произошло, о том будет всеподданнейше сообщено ниже, при рассказе о бывших до сего партиях (Factionen).

Елисавета Петровна, Русская Цесаревна, родилась в 1710 г. ³⁰, роста среднего, для ее лет немного полна, белокура, красива лицем и во всех отношениях весьма пленительна и мила. Она обладает большим, живым, вкрадчивым и льстивым умом, владеет многими языками, как то Русским, Шведским, Немецким и Французским, и это тем удивительнее, что она в детстве была окружена дурными людьми, которые ее почти ничему не учили. Она имеет весьма изящные манеры, живой характер, особливо, по отношении к чужестранцам. Она питает склонность ко всему, что можеть развлекать ее, так как она постоянно весела и в хорошем настроении духа. В поведении ее осуждают лишь то, что она ветрена и не соблюдает внешних приличий; ибо она нередко проводит целые недели, без гофмейстерины и фрейлин, с Императором в деревне, ежедневно выезжая верхом и на охоту, что, вероятно, зависит от недостаточности ее первоначального воспитания, когда правила скромности не очень-то строго соблюдались. Может быть, впрочем, к этому ее побуждал ее нрав без всяких дальнейших расчетов, кроме разве того, чтобы привязать таковою любезностью посильнее к себе молодого Императора, в чем она, до известной степени, и успела. [З85]

Вероятно, некоторые лица даже посоветовали ей это, дабы отвлечь Императора от Великой Княжны ³¹. Но что эти же советчики, добившись своей цели, постараются расстроить и эту дружбу, уже и теперь почти можно заметить. Жаль, что эта молодая и прекрасная принцесса повинуется исключительно своему собственному образу мыслей и советам злонамеренных лиц, которые сделают ее несчастною, ибо она по своим хорошим качествам достойна лучшей судьбы.

Дешифровано. Москва, 1 Февраля 1728 г.

Так как вследствие разлада между здешним императорским двором и Шведским (почему окончательно было отказано в принятии доверительных грамот от проживающего здесь Шведского министра) были сделаны дальнейшие предложения и запросы для прекращения его, но о которых здесь не захотели и слышать, а решительно настаивали без всяких предварительных переговоров (Tractaten) на императорском титуле: то из Швеции отправлены курьеры к ее союзникам, именно, к королям Великобританскому и Французскому, дабы запросить их..... ³² относительно сего и посоветоваться с ними об этих выходках (demarchen), что подало здешнему императорскому двору повод к подозрению, или, скорее, желанию заподозрить, и поэтому приняты разные меры безопасности и защиты в Финляндии, будто бы из опасения разрыва со стороны Шведского короля. Между тем здешний королевский Шведский министр, напротив, постоянно уверяет, что король Шведский ничего так сильно не желает как жить в добром согласии со здешним императорским двором и готов удовлетворить всем его разумным требованиям. Названный министр крайне при сем возмущен некиим известием из Вены, именно, что находящийся ныне в Стокгольме Турецкий ага, по заключении мира между Портою и Персиею, предлагает, яко бы, союз с целию отобрать у здешнего императорского двора все завоевания в Персии, равно в Лифляндии и Ингерманландии, и часть Лифляндии, взамен чего Порта предлагает прощение того долга в пять миллионов, который был сделан покойным Карлом XII, королем Шведским, в бытность его в Турции. К сему прибавляют, что в скорости будет отправлен в Константинополь под предлогом ответного приветствия один из министров Шведского короля, с полномочием переговорить [386] о сем. Хотя, кажется, подобным “авантюрам” ³³, как их зовут Шведы, здешний императорский двор верит не более того, чего оне стоят, все-таки многим приходит на ум, что впредь уже не намерены так строго исполнять обязательства относительно Венского двора, как то делалось раньше, и выводит из представляющегося по названным признакам плана предлог для самозащиты, дабы не держать постоянно ноготове 30.000 солдат к услугам Римского императора.

Другие же, напротив, полагают, что здешний императорский двор поступает правильно, и что, так как блогоразумие предписывает не относиться с пренебрежением к врагу, то принятые против Шведов меры не должно считать излишними. Они видят во всем этом политику Англии, двор которой побудил Шведского короля к настоящим выходкам и распространил известие о предложенном со стороны Турции союзе, для захвата обратно Русских завоеваний, дабы встревожить здешний императорский двор и показать Римскому императору, что на помощь отсюда не следует слишком рассчитывать ³⁴.

Москва, 13 (21) Июня 1728.

Светлейший герцог.

Не имея возможности доставить определенных и достоверных известий о союзах (Alliantzen), недавно заключенных между здешним государством, Римским императорским двором, королем Испанским и Пруским двором, а также и о выгодах (emoluments), имеющих произойдти от сего Голштинскому Готторнскому дому, я вынужден, вместо того, представить вашей светлости здешния рассуждения о них, из которых, быть может, можно сделать несколько верных заключений. Никому из чужестранцев неизвестно, на каких именно статьях основаны вышепомянутые союзы и сколько их числом; предполагают лишь, что они характера наступательного и оборонительного (off-und defensive), заключают в себе обоюдную гарантию, а для герцога Голштинского вознаграждение за потерянное им герцогство Шлезвигское. В том, что Прусский король разрешит проход здешних войск чрез свои владения, не сомневаются, частью потому, что он не может препятствовать этому, частью же потому, что он состоит со здешним двором в слишком тесных отношениях, чтобы отказать в этом. Точно также не сомневаются и в том, что [387] Римский император позволит здешним войскам войдти в Империю, так как иначе весь союз ему ничего не принесет, тем более, что Пруссия вошла в такие же соглашения, к которым, иначе, здешния войска либо принудили бы ее, либо помешали исполнению противоположныхь.

Деньгами отсюда помочь нельзя, а флотом, т. е. галерами, ничего нельзя сделать, кроме как относительно Швеции, каковое боковое нападение оказалось бы, быть может, для императора и Испании недостаточно сильным; но двинулись ли бы действительно, в случае разрыва, обещанные отсюда войска к услугам их союзников, в этом, пожалуй сильно сомневаются. Союзный договор между здешним и Римским императорским двором был заключен при жизни покойной императрицы, а ее склонили к тому князь Меньшиков и Голштинский герцог чрез графа Бассевича. Первый был сделан за это имперским князем и получил в подарок княжество Гроссен в Силезии, а второй — графом и получил 20.000 рублеп. Правда, говорили, что это было с согласия всех остальных Русских министров; но легко можно догадаться по тому влиянию, которым пользовались тогда князь и герцог Голштинский, что те не осмеливались противоречить. После смерти императрицы, действительно, 30.000 войска стояло на границе Курляндии, якобы готовые к услугам герцога; но это были опять таки затеи исключительно одного князя Меньшикова, который, получив согласие Венского двора на брак своей дочери с юным Императором, стал у сего совсем своим человеком. Когда он пал, то ему это тоже поставили в вину. Тогда, правда, это было скрашено тем, что он устроил это передвижение ради того, чтобы ускорить свое несообразное домогательство герцогства Курляндского и, стало - быть, отважился втянуть все государство в безполезные смуты (Troublen) с Польшею; тем не менее, однако, считают делом решенным, что при настоящем несовершеннолетии Императора, заключенные обязательства едва-ли, пожалуй, будут выполнены, так как нет никого, кто бы мог или пожелал непосредственно этим заняться; а те, которым Государь доверяет, вместе со всеми Русскими вообще, были бы рады избавиться от иноземных связей. Ибо, кроме того, что Русские от природы нечестолюбивы, никто ничего не выигрывает в военное время, а так как расчет является у них первою побудительною причиною всех их действий, то легко можно видеть, насколько можно надеяться на таких людей, если над ними нет Государя, который бы самовластно их на что либо направлял. И здесь также, в государстве, находят невыгодным впутываться в чужие [388] раздоры, тем более, что при настоящих порядках много можно потерять и ничего не выиграть. Шведы в этом твердо уверены и так мало опасаются здешнего могущества, что не скрывают того, что они были бы рады войне, только что они не желали бы быть нападающими; из этого последнего можно вывести заключение, что они могут положиться на своих союзников. В виду всех этих предположений, Голштинскому герцогу также не следует много уповать на помощь отсюда: образчиком ее может служить то, что ему с великим трудом удается получить следуемые ему деньги. Вот, милостивый государь, мысли тех, которые, по их мнению, более всего понимают в здешних делах и что я счел долгом донести вашей высококняжеской светлости, впред до получения более верных известий.

Извлечение из письма г-на Ассебурга, помеченного “Москва 13 Июля 1728”.

... Исполнив эту обязанность, имею честь вас уведомить, что с 26 Апреля по новому стилю я не получал новых наказов (instructions) кроме пытливых вопросов (questions curieuses), на которые я отвечал насколько мог, до 24 Июня, каковой день я поместил в моем донесении (relation), что, по всем вероятиям, Голштинскому герцогу не следует рассчитывать на действительную помощь. Я это же самое подтверждаю и сегодня, не как следствие смерти герцогини Голштинской, но как следствие охлаждения к сему герцогу после смерти императрицы. Знает ли Венский двор о помощи, которую следовало оказать Голштинскому герцогу, войдет ли он в подробности о сем и насколько? Вот о чем я не могу сказать чего либо достоверного; впрочем полагают, что он удовольствуется пенсией в 10000 флоринов и многими легковесными обещаниями.

Решения этого самого двора относительно герцога Мекленбургского, по истине, удивили многих лиц, но вот и все. Необходимо в. пр-ву твердо помнить, что все члены Верховного Совета и иные причастные к делам, кроме одного бар. Остермана, склонны со всем народом не мешаться в иностранные дела, во избежание более продолжительных затруднений. Отсюда вы легко можете заключить, чего могут ожидать те, кои заключили договор с этим двором, в настоящее время, когда нет главы (chef), могущего соблюдать оный.

От 19 Июля 1728 г.

В продолжение того, что я говорил в моем предшествующем письме относитсльно герцога Голштинского, я добавлю, что в последнее время уверяли его министра, что смерть герцогини Голштинской ничего [389] не изменит из благосклонных намерений здешнего двора относительно его (двора), что, наоборот, всегда будут ревностно соблюдать выгоды его государя. Однако, под предлогом ознакомления наперед с сложением молодого принца ³⁵, ему отказывают в тех 200000 руб., которые должны быть уплачены в счет завещанного миллиона, следуемого покойной герцогине в силу завещания покойной императрицы, а те затруднения при требовании других вещей, меньше стоящих, не слишком-то убеждают его в действительности сих обещаний; мне напротив кажется, что он гораздо более надеется на примирение Англии с здешним двором, что, по другой причине, заставляет опасаться Датского двора, который преисполнен беспокойства о сем по этой причине. Если я, господин граф, осмелюсь присовокупить мое мнение к вашим просвещенным взглядам, то, если бы подобное предприятие было начато и мне поручено, то я бы стал умолять в. пр-во тайно уведомить меня о том несколько заблаговременно, так как для сего мне нужно будет подействовать издалека на некоторых лиц, кои не на столько уже явные сторонннки Венского двора и которых я в настоящее время избегаю, дабы не оправдать подозрений уже на мне лежащих и которые повредили бы выгодам государя, в случае, если он не имеет в мыслях предложить свои услуги к этому предполагаемому примирению. Самая последняя новость здесь, это то, что бывший вице-канцлер Шафиров, который так долго находился в немилости, получил позволение вернуться ко двору; это его зять Сергей Григорьевич Долгорукий, дядя любимца, выхлопотал ему. Говорят, что его, может быть, пошлют в Польшу; но я весьма опасаюсь того, что им воспользуются для огорчения честных людей.

За перевод на Русский язык этих бумаг “Русский Архив” обязан признательностию Алексею Ивановичу Станкевичу. П. Б.

Комментарии

1. Нижеследующие бумаги встречены нами, в Июле 1903 года, в Ольденбурге, в Великогерцогском архиве, и списаны при любезнои содействии г-на Георга Зелло, директора этого архива, и его помощнихов, г.г. Карстенса и Тезенфица, П. Б.

2. Переведено с Немецкого.

3. В подлиннике собственно: “романы”.

4. Т. е. Царица Екатерина Алексеевна.

5. Выше он назван Розеном.

6. Glueck по немецки значит “счастье”.

7. Т.-е. гарнизона.

8. Глюк.

9. Т.-е. ужином.

10. В подлиннике собственно “нынешнему” (jetzigen).

11. Im hoechsten Credit stehende.

12. Переведено с Французского. П. Б.

13. Этого письма мы не имеем. П. Б.

14. Т. е. император Австрийский, тогда обще-Германский. П. Б.

15. Переведено с Немецкого. П. Б.

16. Т. е. кн. Ив. Долгорукого.

17. Не Григорьевич, а Алексеевич. П. Б.

18. Т. е. отец.

19. Т. е. возобновления прежней дружбы.

20. В рукописной копии стоит “Ausflucht”, при котором архивариусом поставлено sic, ибо это слово не дает здесь никакого смысла. Я полагаю, что надо читать “Aufsicht” т. е. надзор, присмотр.

21. Остерман.

22. Головкина.

23. Кн. Голицын был президентом Каммер -коллегии.

24. Пропущено вероятно “der 6-te”, т.-е. “шестой”.

25. Алексей, а не Григорий. П. Б.

26. Петром II.

27. Собственно: “вздыхает” (seufzet).

28. Собственно: “прекрасною кожею” (schoene Haut).

29. Буквально: “не могут быть улучшены” (sind nicht zu verbessern).

30. Не верно: 18 Декабря 1709 года.

31. Натальи Алексеевны.

32. Здесь стоит слово “melirent”, при котором копиист поставил “sic”. Действительно, это, кажется, ошибка, и такого слова мы не знаем. Не было ли в подлиннике написано “meilleuremert” т. е. “получше”?

33. В подлиннике: “Abentheuer, wie es die Schweden heiszen”.

34. Приписка внизу подлинника: “Переведено с дешифровки г. тайн. каммер -советника фон -Реца, 18 Марта 1728 г.”.

35. Т. е. будущего Петра III-го, которого императрица Анна Иоанновна звала чортушка в Голштинии. П. Б.

(пер. А. И. Станкевича)
Текст воспроизведен по изданию: Из ольденбургского великогерцогского архива // Русский архив, № 3. 1904