-

«Две характеристики русских генералов XVIII и XIX вв.».

1737 г. и 1820 г.

В январьской книге «Русской Старины», изд. 1890 года, том LXV, помещен Н. К. Шильдером исторический материал, под заглавием: «Две характеристики русских генералов XVIII и XIX вв.», сделанные графом Минихом и генералом Киселевым.

Граф Миних, в записке, лично поданной им в 1737 г. императрице Анне Иоанновне, представляет описание характеров и свойств генералов, бригадиров и полковников командуемой им армии. В записке аттестовано 31 лицо.

Генерал Киселев, занимавший с 22-го февраля 1819 г. должность начальника штаба 2-й армии при главнокомандующем графе Витгенштейне, делает, как объяснено в примечании к его записке, в 1824 и 1825 гг., для императора Александра Павловича аттестации тридцати двух генералов 2-й армии, в том числе и свою собственную.

При сопоставлении этих двух характеристик, отделенных одна от другой почти целым столетием, читателя прежде всего поражает резкая противоположность в тоне аттестаций.

Граф Миних говорит о своих подчиненных тоном серьезным, спокойным, сохраняя при этом достоинство в выражениях, как того и требовала записка, представляемая императрице. Из числа 31 своих подчиненных граф Миних только шесть лиц находит неудобными к продолжению службы.

Напротив того, генерал Киселев, не смотря на более просвещенное время, в которое он жил, представляет императору Александру Павловичу список о заслуженных генералах 2-й армии, [728] с собственноручными отметками, изложенными в таких резких для аттестуемых лиц выражениях, которые положительно немыслимы в оффициальной бумаге, хотя бы секретной, тем более в записке, предназначаемой для государя. Двадцать два генерала, по аттестации Киселева, оказываются негодными или вредными, пагубными для службы, неспособными, ничтожными, и только 9 удостоены более или менее удовлетворительного отзыва. Если дать веру аттестациям генерала Киселева, то приходится выразить крайнее удивление, как сильно, сравнительно с временем графа Миниха, понизился в первой четверти текущего столетия уровень военных знаний и нравственных достоинств генералов нашей армии. С другой стороны, факты указывают, что многие из генералов 2-й армии, столь беспощадно порицаемых начальником своего штаба, участвовали в войнах против Наполеона и ознаменовали себя боевыми отличиями и подвигами в сражениях, прославивших русские войска.

Чем объяснить такое противоречие в приговорах Киселева с действительными фактами?

Полагаем, что разъяснению истины может послужить, в значительной степени, ознакомление с личными свойствами генерала Павла Дмитриевича Киселева.

О самом себе Киселев дает следующую аттестацию: «Без прежних заслуг и потому без права на место, им занимаемое. С умом, а более еще с самолюбием, отчего полезен быть может. Честен и собою для пользы готов жертвовать. Но при неудовольствии малейшем пожертвует всем для удовлетворения честолюбия своего» ¹.

Дополним эту оценку некоторыми сведениями о Киселеве из 1-го тома сочинения А. П. Заблоцкого-Десятовского: «Граф П. Д. Киселев и его время». (Спб. 1882 г.).

П. Д. Киселев получил домашнее воспитание при помощи гувернера француза. В 1805 году, 17 лет от роду, поступил на службу «коллегии-юнкером»; в следующем году переведен корнетом в кавалергардский полк, с которым делал фридландскую кампанию и отечественную войну до бородинского сражения, затем поступил адъютантом к Милорадовичу; в 1814 г. пожалован флигель-адъютантом; в 1818 г. произведен в генерал-маиоры, а 22-го февраля 1819 г. назначен начальником главного штаба 2-й армии.

Приближенные к императору друзья и доброжелатели Киселева, хорошо знавшие его характер: А. А. Закревский, А. Ф. Орлов [729] и князь А. С. Меншиков, как видно из их переписки с Киселевым ², настойчиво советовали ему сдерживать свой пылкий нрав.

Так, во время командировки Киселева в 1817 г. для раскрытия беспорядков во 2-й армии по интендантской части и осмотра войск, князь Меншиков писал Киселеву: «Орлов предупредил государя, что ты себе наделал много врагов, что и правда. На твой счет распускают: 1) что ты разглашал, что Розену не дают дивизии потому, что он фуражный вор; 2) что ты надменен и чванишься; 3) при осмотре Васильчикова бригады зазнался неприлично в присутствии Беннигсена (бывшего тогда главнокомандующим 2 армией).... Твоя осанка и запальчивость, вероятно, подали повод к этим слухам.... Прошу остерегаться».

В апреле 1819 г., после назначения Киселева начальником штаба 2-й армии, А. Ф. Орлов пишет ему: «.... Будь осторожен с твоим характером....»

В письме к Киселеву, от 1-го мая 1819 г., А. А. Закревский говорит: «....Умоляю тебя умерить свой нрав.....». Спустя месяц, 2-го июня, Закревский повторяет Киселеву: «.... Князь Волконский велел тебе сказать, чтобы как можно вежливее обходился с графом (Витгенштейном), чтобы все подчиненные могли брать с тебя пример. Опять надокучаю тебе: умерь свой нрав.... При осмотре войск вместе с графом ему ни в чем не манкируй и покажи пред всеми свою подчиненность, чем переменишь мнение, о тебе в армии имеющееся....».

В августе Закревский пишет: «.... Пожалуйста, в бумагах корпусным командирам будь вежливее.....».

На эти настоятельные дружеские советы Киселев отвечал Закревскому: «....По советам вашим действую сколько могу; иногда однако-ж порывы сердца увлекают осторожность.....».

В сентябре следующего 1820 года Закревский уведомляет Киселева; «До меня доходят слухи, что тебя в армии не любят..... Неужели ты не укротил порывистый нрав свой, о чем я несколько раз уже писал тебе по приезде твоем в Тульчин.....». А в ноябре того же года повторяет: «.... Манера обхождения заставила всякого негодовать на тебя.... Вспомни, сколько раз писал я тебе, дабы по приезде в армию умерил свой нрав.... Но ты, как вижу, не хотел меня послушать….». [730]

Приведенные выдержки из писем князя А. С. Меншикова, А. Ф. Орлова и А. А. Закревского доказывают, что П. Д. Киселев часто не умел владеть собою и что в армии его не любили за его заносчивость и невежливое обращение.

Все генералы 2-й армии были гораздо старше Киселева и по летам, и по службе. Еще в 1817 г., при главнокомандовавшем графе Беннигсене, они помнили его полковником, и многие из них были свидетелями его выходок. Понятно то затаенное неудовольствие, с которым старые заслуженные генералы приняли назначение его начальником штаба своей армии и которое Киселев, по своей пылкости, не только не сглаживал, но, напротив, обострял и усиливал. Если Киселев, как упрекают его друзья, не мог в служебных сношениях с чинами армии сдерживать свой пылкий нрав, то тем менее он стеснялся в выборе выражений, делая характеристику неприязненно расположенных к нему генералов, в особых отметках, которые он писал, судя по их содержанию и выражениям, едва-ли для поднесения государю, но, вероятно, собственно для себя.

Читая на стр. 119, 120, 121 и 122 январьской книги «Русской Старины» 1890 г. образчики аттестаций генералов 2-й армии, а вместе с тем и злоязычия Киселева, невольно задаешься вопросом: таким-ли языком пишутся аттестации, предназначаемые для Государя?

Необходимо заметить при этом, что объяснение о том, что отметки Киселева писаны в 1824 и 1825 годах, ошибочно. В подстрочной выноске, на стр. 121 означенной январьской книги «Русской Старины», относящейся к командиру 1-й бригады 22-й пехотной дивизии, генерал-маиору Мордвинову 3-му, говорится, что Мордвинов убит Киселевым на дуэли в 1823 г., а мы, с своей стороны, прибавим к этому, что еще за полгода прежде дуэли, в 1822 г., Мордвинов уже не командовал бригадою ³.

Но главное доказательство неверного определения времени, когда писались отметки Киселева, заключается в том, что упоминаемые в списке генералов 2-й армии пехотные дивизии: 13, 16, 18, 22 и 9, как видно из напечатанного в 1851 г. «Исторического описания одежды и вооружения российских войск» (часть 10), сохраняли эту нумерацию только до 20-го мая 1820 г., а с того времени получили другую последовательную нумерацию 16, 17, 18, 19 и 20 дивизий.

Таким образом, не подлежит сомнению, что Киселев писал свои отметки не в 1824 и 1825 гг., а гораздо ранее, никак [731] не позже 20-го мая 1820 г., т. е. вскоре по вступлении в должность начальника штаба, под живым впечатлением первых неприятных встреч своих с нерасположенными к нему генералами 2-й армии.

II.

Не ограничиваясь общим замечанием по поводу отметок П. Д. Киселева о русских генералах второй армии, нижеподписавшиеся считают себя нравственно обязанными сказать слово в защиту священной для них памяти их отца, генерал-лейтенанта Петра Яковлевича Корнилова.

В своем списке П. Д. Киселев сделал о Корнилове такую отметку:

«Генерал-лейтенант Корнилов, командир 22-й пехотной дивизии. Полковником служил хорошо. Человек усердный, но служащий ныне для столовых денег ⁴. Поместиться может в разряд Козачковских».

О последнем Киселев говорит в отметках следующее: «Командир 16-й пехотной дивизии, генерал-лейтенант Козачковский ⁵, старый слуга, старого обряда, без всякой образованности, и исполнитель хороший, но при надзоре. Во всяком другом государстве Козачковский был бы полковником и не более бригадного командира».

Действительно, П. Я. Корнилов был вполне русский человек, старого, как выразился П. Д. Киселев, обряда, цельная, верующая и любящая русская натура, до мозга костей преданный государю и родине; учился, как большинство русских дворян того [732] времени, в родительском доме, рано посвятил себя военной службе; военное образование получил в боевой школе Суворова, Кутузова, графа Николая Каменского и Барклая-де-Толли; отличался безупречною храбростию и невозмутимым хладнокровием; был любим подчиненными; умел возбуждать и одушевлять русского солдата в минуты опасности и, многократно в течении своей долговременной службы, жертвовал собою долгу чести и присяги.

В подтверждение сказанного, приведем факты, записанные в послужном списке П. Я. Корнилова и в его биографии, составленной нашим военным историком, А. В. Висковатовым и помещенной в 1-м томе «Военной галлереи Зимнего дворца», издания Межевича и Песоцкого.

В 1779 г., девяти лет от роду, Петр Корнилов был записан на службу капралом л.-гв. Измайловского полка. В 1790 г. из вахмистров конной гвардии выпущен в армию капитаном, и 25-го апреля того года, при преследовании шведов за р. Кюмень, в Финляндии, ранен пулею в берцовую кость левой ноги.

В 1792 г., в отряде генерала Кречетникова, был при занятии Варшавы, а в 1794 г., под начальством князя Цицианова, в делах под Вильной.

Во время итальянского похода генералиссимуса Суворова 1799 г., состоя в чине маиора и командуя то баталионом, то полком, в авангардных отрядах сначала Розенберга, а потом сподвижника Румянцова-Дерфельдена, Корнилов суворовскими маршами преследовал неприятеля от крепостей Мантуи, Пескиеры и Бресчии, и особенно отличился 6, 7 и 8 июня, в трех-дневном поражении Макдональда на берегах Тидона и Требии, и 4-го августа — в знаменитой битве при Нови. В первом из сих дел, Корнилов с двумя ротами, ударив на неприятеля в штыки, спас расстроенный австрийский баталион; а в сражении при Нови, успев зайти с своим баталионом в тыл отступавшей неприятельской колонны, Корнилов пресек ее отступление, и тем способствовал взятию в. плен двух генералов, 34 офицеров, 630 нижних чинов, 22 пушек и 30 аммуниционных фур, о чем с благодарностью свидетельствует австрийский генерал барон Карачай в выданном Корнилову аттестате. При этом Корнилов контужен ядром. Суворов аттестовал Корнилова так: «Отличаясь неустрашимою храбростию, был примером подчиненным». Затем, в Швейцарии Корнилов сражался с неприятелем: сентября 13-го — на Сен-Готарде, 14-го — у Чертова моста, 19-го и 20-го — под Мутенталем, при разбитии корпуса Массены. [733]

Наградою Корнилову за подвиги в Италии были Анненский крест 2-й степени и командорский орден св. Иоанна Иерусалимского, а на Альпах — алмазные знаки на орден св. Анны.

С производством в полковники, Корнилов был в январе 1807 г. назначен командиром, а в 1808 г. — шефом формировавшегося тогда в г. Мглине 28 егерского полка, и в 1809 г. поступил в молдавскую армию, предводимую сначала Багратионом, потом графом Каменским.

В 1810 г., находясь в авангарде под начальством Кульнева, Корнилов с 28 егерским полком перешел Дунай в Гирсове, участвовал в осаде и взятии Силистрии и в обложении Шумлы. Здесь, 12-го июня, полк Корнилова был выдвинут для подкрепления отряда князя Трубецкого. На пути следования к этому отряду, до 7 тысяч спагов, скрывавшихся в лощине, стремительно кинулись на Корнилова, как на верную жертву. Это происходило в виду главных наших сил. Главнокомандующий и бывшая при нем свита ожидали совершенного истребления малочисленного отряда Корнилова; но он не потерялся в минуту опасности, быстро свернул свой полк в каре и, допустив турок на ближний выстрел, сильным ружейным огнем рассеял их густые толпы и обратил в бегство ⁶. Изменив первоначальный план атаки, граф Каменский решил теснее обложить Шумлу войсками и линией полевых редутов, к сооружению коих было приступлено ночью на 26-е июня. Корнилов прикрывал работу одного из редутов, под сильным огнем неприятельским. К утру три фаса редута были готовы, но четвертого не успели кончить, по причине кремнистой почвы. Полтораста егерей 28-го полка засели в этом открытом редуте, а Корнилов с одним баталионом оставлен для их подкрепления. 26-го июня, в 3 часа пополудни, турки, под огнем всех своих батарей, жестоко напали на редут. Корнилов с горстью своих егерей устоял. На помощь к нему поспешил генерал Уваров, с четырьмя полками. Завязался упорный бой, вынудивший главнокомандующего подкрепить сражавшихся корпусом генерал-лейтенанта Маркова. Заметив приближение свежих русских колонн, турки прекратили свои яростные атаки и залегли во рвах и окопах, но и отсюда были выбиты 28-м егерским и Александрийским гусарским полками. [734]

За 12-е июня Корнилов награжден орденом св. великомученика Георгия 4-й степени, а за отличие в деле 26-го июня произведен в генерал-маиоры, с оставлением шефом 28-го егерского полка.

22-го июля, во время неудачного штурма крепости Рущука, Корнилов, находясь в колонне генерала Уварова, был ранен в правый бок пулею на вылет ⁷.

В 1812 г., пред началом отечественной войны, Корнилов, с 28-м егерским полком переведен был в собиравшуюся под начальством Тормасова армию на Волыни и, поступив в 18-ю дивизию князя Щербатова, участвовал при преследовании неприятеля от Брест-Литовска до Кобрина. В сражении при селении Городечне, 31-го июля, Корнилов, командуя 9-ю пехотною дивизиею в корпусе генерала Маркова, во время атаки неприятелем нашего центра, бросился с тремя баталионами в штыки на неприятельские колонны и опрокинул их, а 13-го августа ознаменовал себя особенною неустрашимостью при местечке Выжве, где, быв окружен корпусом войск австрийского фельдмаршала Шварценберга, он с 28-м егерским полком пробился на штыках и открыл отряду генерала Чаплица свободный путь к отступлению.

Мужество Корнилова под Городечною и Выжвою было награждено орденом св. Анны 1-й степени.

По соединении армии Тормасова с Дунайскою адмирала Чичагова, когда Чичагову предписано было идти на перерез отступавшей армии Наполеона, Чичагов, имея два авангарда под начальством графа Ламберта и Чаплица, отрядил их из Минска на Березину, с приказанием графу Ламберту занять Борисов, а Чаплицу береговое пространство от Борисова вверх по течению Березины до Зембина. Нападение Удино на авангард графа Ламберта и предположение, что Наполеон устроит переправу чрез Березину ниже Борисова, заставили Чичагова не только перевести главные войска к Шабашевичам, но поворотить туда же и авангард Чаплица. Для наблюдения прибрежья от Зембина до Стахова оставлен был, 13-го ноября, на правом берегу Березины, Корнилов с отрядом из 28-го и 32-го егерских, Павлоградского гусарского и 2-х казачьих полков, 200 волынских уланов и роты конной артиллерии.

Разведав 14-го ноября, что собравшийся на противоположном берегу неприятель, в больших силах, располагает переправиться [735] в Студянке и Веселове, против Брилей и Зембина, и что Наполеон сам распоряжается устройством мостов и других способов переправы, Корнилов немедленно донес о том Чаплицу и Чичагову. Поставленный таким образом судьбою лицом к лицу против Наполеона и главных сил его армии, Корнилов не смутился духом, и в ожидании подкрепления противопоставил неприятелю слабые силы своего малочисленного отряда. На болотистом, поросшем лесом правом прибрежье Березины нашлась одна небольшая площадка только для 4-х легких конно-артиллерийских орудий, которых снаряды не достигали левого берега и не наносили неприятелю никакого вреда.

Наполеону надлежало перейти Березину во что бы ни стало. По следам его шли Милорадович и Платов, за ними — главные силы русские, ведомые Кутузовым; путь к верховьям Березины преграждал Витгенштейн; недоумение Чичагова могло рассеяться и он мог задвинуть ему переход чрез Березину. Спасая себя и свою армию, Наполеон велел истребить находившийся на другом берегу небольшой русский отряд. На высотах левого берега поставили батарею из 40 орудий большого калибра, и огонь ее мгновенно сбил и засыпал ядрами русские пушки. Кавалерия французская бросилась вплавь, за каждым всадником находился на лошади пехотный солдат, другие пустились чрез реку на паромах. Сильные отряды переправились выше у Веселова.

Теснимый несоразмерными неприятельскими силами, беспрерывно умножавшимися, и занимая совершенно неудобную для боя болотистую местность, Корнилов принужден был отступать; но, следуя узкою береговою дорогою, отступал медленно, шаг за шагом, отбивая нападения сильного французского отряда, прикрывавшего переправу. Дойдя до первой площадки в лесу, Корнилов остановился и, выстроив своп 12 орудий, открыл неравный бой. Около 3-х часов он оставался один на избранной им позиции. Наконец, к нему прибыл из Борисова Чаплиц. Весь следующий день войска простояли в виду друг друга без дела. Чаплиц не возобновлял боя, убедившись в невозможности остановить переправу французов.

Ноября 16-го, в упорном сражении между Стаховым и Брилями, в лесу, Корнилов командовал правым флангом наших войск.

Ноября 18, началось преследование неприятеля. Командуя четырьмя полками в авангарде Чаплица, Корнилов форсированными маршами гнал французов, и ежедневно, по день занятия Вильны, 29-го ноября, имея дела с арриергардом Наполеона, отбивал орудия, обозы, тысячи пленных, и захватил большое, количество награбленного [736] неприятелем серебра, которое, по распоряжению Кутузова, поступило на возобновление украшений московского Успенского собора.

1813 г., состоя в 3-й армии Барклая-де-Толли, Корнилов участвовал в осаде Торна, и после взятия этой крепости, присоединясь к главной армии под Бауценом, был в деле при Кенигсварте и в кровопролитном бауценском сражении 8-го и 9-го мая. В первый день этого боя, командуя егерскою бригадою, он препятствовал превосходным силам неприятеля овладеть селением Мальшвиц, а во второй день прикрывал отступление 3-й западной армии.

За осаду и взятие Торна Корнилову пожалованы алмазные знаки 1-й степени ордена св. Анны, а за отличие под Бауценом орден св. Владимира 2-й степени.

После Пойшвицкого перемирия, получив командование 15-ю пехотною дивизиею в корпусе графа Ланжерона, Корнилов поступил в силезскую армию Блюхера. Находясь в авангарде, он участвовал почти во всех делах этой армии: 7-го августа под Зибенейхеном, 9-го — при отступлении к Гольдбергу, 11-го — под Гольдбергом и 14 — в Кацбахской битве, где, стоя в центре у Геннерсдорфа, весь день удерживал свою позицию, неоднократно опрокидывая штыками наступавшего на него неприятеля. У Левенберга, 17-го августа, Корнилов способствовал поражению неприятельского арриергарда; 24-го и 25-го, при отступлении графа Ланжерона от Лобау за р. Нейс, командовал арриергардом, а 29-го — участвовал в обратной переправе чрез Нейс и в движении от Лобау к Бауцену. Император Александр пожаловал Корнилову золотую шпагу с алмазами и надписью «за храбрость», а король прусский наградил его орденом Красного Орла 2-й степени.

Октября 4-го, в первый день лейпцигского сражения, находясь у селений Клейн- и Гросс-Ветериц, на крайнем правом фланге силезской армии, Корнилов вытеснил превосходившего силами неприятеля из ближнего леса и тем обезопасил наш правый фланг. На другой день он был в авангардном деле в виду Лейпцига, а 6-го октября сражался под начальством наследного принца шведского, особенно отличившись при кровопролитном овладении Шенфельдом, после занятия которого левое крыло Наполеоновой армии было обойдено. Наследный принц шведский наградил Корнилова командорским знаком ордена Меча.

При начавшемся затем преследовании неприятеля и по вступлении союзных войск во Францию, Корнилов, командуя 15-ю пехотною дивизиею в авангарде силезской армии, был до 20-го декабря при блокаде Майнца. При переправе чрез Рейн, 22-го декабря, находясь [737] в авангарде, он один с своею дивизиею, не взирая на упорное сопротивление, вступил в укрепленный город Бинген и, сражаясь в улицах, выгнал неприятеля.

1814 г. января 17-го, по сближении силезской армии к Бриенну, Корнилов с своею дивизиею, находясь в центре армии и занимая этот город, один защищал его в продолжение целого дня, пока на подкрепление к нему прибыли, уже вечером, остальные войска Сакенова отряда. В сражении под Бриенном, 20-го января, Корнилов отличился при занятии Ларотьера. Император Александр, взиравший на бриенскую битву с Траннских высот, наградил мужество Корнилова Георгиевским крестом 3-го класса.

После бриенской победы, Блюхер пошел к Шалону и, остановись у Вертю, отправил для преследования Макдональда: Иорка — на Эперне и Сакена — на Монмираль. Корнилов следовал за Сакеном в отряде Олсуфьева. Этот отряд, состоявший из 4,000 человек, был настигнут под Шампобером, 29-го января, всею армиею Наполеона. После 12-ти-часового отчаянного боя, Олсуфьев был взят в плен. Старший по Олсуфьеве генерал Корнилов, решившись не сдаваться неприятелю, собрал остатки отряда, и вместе с генералом Удомом пробился на штыках сквозь превосходные неприятельские силы. Не смотря на преследование французов, на крайнюю усталость людей, расстрелявших все патроны, и на грязь, затруднявшую каждый шаг, Корнилов, пользуясь темнотою ночи и лесистою местностию, успел достигнуть Портобинсона, сохранил 15 орудий и спас все полковые знамена, «а вместе с ними и честь», как писал он в своем донесении. Из всего отряда Олсуфьева уцелело с Корниловым 1,480 человек, с коими Корнилов и присоединился в силезской армии в Вертю. Фельдмаршал Блюхер, в письме Корнилову, выразил благодарность и чувства уважения к храбрости русских войск.

Командуя остатком войск 9-го пехотного корпуса, Корнилов участвовал во всех делах Блюхеровой армии до отступления ее к Лаону и в генеральном сражении у сего города 25-го и 26-го февраля.

С приближением союзных войск к Парижу, Корнилов 17-го марта занял Сен-Дени и взял там 10 орудий и до 2,000 французской пехоты; 18-го марта участвовал в битве под Парижем, а 19-го марта, после вступления императора Александра в столицу Франции, послан на Орлеанскую дорогу в Лонжюмо.

По возвращении в Россию, Корнилов назначен командиром 22-й пехотной дивизии, поступившей во 2-ю армию Беннигс?на, а потом [738] графа Витгенштейна; в 1818 г. за отличное состояние дивизии, произведен в генерал-лейтенанты; в 1820 г., при переформировании армии, 22-я дивизия переименована в 19-ю, а в 1827 г. Корнилов назначен командиром 17-й пехотной дивизии.

Пред началом турецкой войны 1828 и 1829 годов, между П. Д. Киселевым и П. Я. Корниловым происходила переписка, сохранившаяся в домашнем архиве семейства Корниловых. Киселев собственноручно писал Корнилову, из Тульчина, 18-го декабря 1827 г.: «Г. главнокомандующий желает знать предварительно мнение вашего пр—ства, изволите-ли полагать предпочтительным командовать 5-м корпусом, переформированным в одну сводную дивизию, или же остаться командиром 17-й дивизии». Хотя Корнилов не скрывал от окружавших своего предчувствия, что ему не вынести молдавского климата, но поспешил тогда же, 20-го декабря, ответить Киселеву, что, начав командовать дивизиями с 1813 года и состоя старшим в российской армии дивизионным начальником, всегда в рядах действующих войск, с коими в течении всей службы сделал 16 кампаний и был в 70 слишком сражениях, — он, в виду ожидаемой войны, считает обидным для себя предлагаемое ему командование сводною резервною дивизиею и предпочитает остаться, под командою графа Витгенштейна, начальником 17-й пехотной дивизии.

Не мелким денежным расчетом столовых денег руководился Корнилов, давая такой ответ П. Д. Киселеву.

С открытием в 1828 году турецкой войны, Корнилов, командуя 17-ю дивизиею, участвовал в занятии Молдавии и Валахии. После взятия Браилова и перехода главных сил за Дунай, Корнилов получил приказание блокировать Журжу, занятую сильным турецким гарнизоном. Ночью на 11-е Июня, отряд Корнилова пришел под Журжу. Десять дней прошли в легких вылазках турок. 21-го июня более 6,000 турок, с 8-ю орудиями, напали на наш лагерь. Завязался упорный 9-ти-часовой бой, кончившийся отбитием неприятеля с большим для него уроном и теснейшим обложением Журжи.

Корнилов бодрствовал, но труды и вредный для него молдавский климат подорвали его здоровье, раны его раскрылись. Спустя несколько дней после дела 21-го июня, он слег, и 10-го июля почил на веки на боевом поле, в виду Рущука, обагренного его кровию в 1810 году.

П. Я. Корнилов сам вписал свое имя в летописи славы русского оружия. Его портрет находится в военной галлерее Зимнего [739] дворца, в числе сподвижников императора Александра I, победоносно пронесших русские знамена чрез всю Европу, а его имя увековечено на мраморных стенах храма Христа Спасителя в Москве.

Ряд блестящих боевых подвигов доказывает, что Корнилов обладал не только бесстрашием и храбростию, но отличался хладнокровною распорядительностию, находчивостию и другими качествами хорошего генерала, всегда с честию выводившими его из самых отчаянных положений.

В заключение скажем, и, вероятно, беспристрастный читатель согласится с нами, что П. Д. Киселев был несправедлив, сказав в своих отметках, что Корнилов хорошо служил только полковником и во всяком другом государстве был бы не более бригадного командира.

Ф. П. и И. П. Корниловы.

30-го апреля 1890 г.

Комментарии

1. «Русская Старина», изд. 1890 г., т. LXV, январь, стр. 122.

2. «Граф П. Д. Киселев и его время». Т. I, стр. 43, 71, 74, 75, 76, 91, 113 и 128.

3. «Граф П. Д. Киселев и его время», т. I, стр. 175 и 176.

4. Ту же самую укоризну о пристрастии в столовым деньгам П. Д. Киселев делает «чистосердечно и глубоко уважаемому им» фельдмаршалу графу Витгенштейну, когда на сделанный А. А. Закревским вопрос но поводу отправления заграницу 7-го корпуса, под начальством генерала Рудзевича, и оставления графа Витгенштейна в Тульчине главнокомандующим 2-ю армиею в составе лишь одного 6-го корпуса, он ответил Закревскому, 12-го апреля 1821 г., что граф Витгенштейн принял это распоряжение, «как следует человеку под 60 лет, которому столовые деньги нужнее всего», («Граф П. Д. Киселев и его время». Т. I, подстрочная выноска на стр. 145).

5. Мы, к сожалению, не имеем никаких сведений о службе сего генерала. — К.

6. Об этом, спустя почти 40 лет после события, свидетельствовал мне в 1848 г. граф А. А. Закревский, бывший в 1810 г. адъютантом графа Каменского. — Ф. Корнилов.

7. Сопровождавшаяся нервическою горячкою, эта рана едва не свела Корнилова в могилу. Только его крепкая натура, да неусыпные заботы его супруги, поспешившей к нему на помощь, и искусство врачей сохранили его жизнь. — К.

Текст воспроизведен по изданию: «Две характеристики русских генералов XVIII и XIX вв.». 1737 г. и 1820 г. // Русская старина, № 6. 1890