ДЛЯ БИОГРАФИИ ГЕРЦОГА БИРОНА.

I.

УКАЗ ИМПЕРАТРИЦЫ ЕКАТЕРИНЫ I-й ТАЙНОМУ СОВЕТНИКУ БЕСТУЖЕВУ О БИРОНЕ

Немедленно отправь в Бреславль обер-камер-юнкера Бирона или другова, который бы знал силу в лошадях и охотник к тому был и доброй человек, для смотрения и покупки лошадей, которых для нас сыскал князь Василий Долгорукой в Бреславле.

II.

ПИСЬМО ОБЕР-КАММЕРГЕРА БИРОНА К КАММЕРГЕРУ КНЯЗЮ АЛЕКСАНДРУ ЧЕРКАССКОМУ.

Сиятельный князь и благородный господин камер-гер. Ея императорское величество указала, чтоб вы во все деревни послали указы, дабы

половина надлежащего от них сена была к отдаче во всякой готовности: понеже ея величество уповает, что из Немецких краев несколько лошадей приведено будет в Митаву в скором времени, которым надобно тамо некоторое время для отдыху пробыть и ваше Жительство того ради по оному ея величества указу извольте помянутую сена надлежащую со всех деревень половину всю сполна отобрать и беречь его в удобных местах; а как будете известны, что те лошади будут не в дальной от Митавы дистанции, о том сюда немедленно извольте репортовать. Впрочем остаюсь вашего сиятельства доброжелательный.

Р. S. А помянутыя лошади будут Гишпанския, а не те, которыя под лейб-гвардию конной полк куплены.

В Москве, Авг. 26 дна 1731 году. [471]

(Подлинник за собственноручным подписом Бирона хранится в Моск. Главн. Архиве М. И. Д. между Курляндских дел).

III.

ПИСЬМО БИРОНА К ГР. А. П. БЕСТУЖЕВУ-РЮМИНУ

из Ярославля от 16 Июня 1743 года.

Во всем моем несчастии с самого отъезду из Шлюссельбурга я от тяжких болезней освобожден был, но тому 18 дней, как тяжкая болезнь у меня оказалась, которой уже я в 38 году болен был; однакож как меня тогдашний архиатер Фишер и доктор Лестенио нисколько недель полечили, то я от оной освобожден был; а здесь кроме Бога никакого врача употребить не могу, хотя болезнь, кую я чувствую, ежедневно умножается, печаль же в моем продолжающемся несчастии мне толь наименьше облегчения подать может. И так я ваше сиятельство прошу, по природному своему праводушию, меня не оставить, но паче к стопам ея величества подвергнуть и ее для правосудия и для самого пострадавшего Христа о моем освобождении попросить. Я готов во всем, с самого того перваго часа, как я в Россию приехал, не токмо в важных делах, но и что каждой портикулярной на меня доносить имеет. ответ дать. Ваше Жительство тогда в чужестранных землях были, и тако вам неизвестны те услуги, который я многим показывал, что такие люди [472] были и, может быть, теперь есть, которые мне злое за благое воздавали. Оное я горе довольно чувствовал и то признание, которое они мне показали, имеет каждый от таких людей ожидать, котораго они о своей дружбе так весьма обнадеживают. Да может быть тате люди еще и ныне есть, о сохранении которых, ежелибы я не постарался, они уже пред несколькими годами принуждены были бы из России выехать: письма бывшаго фельдмаршала Миниха после Очаковскаго штурма о том свидетельство подать могут. А ныне, как я в несчастии, всяк меня может письменно и словесно злословить, понеже я с Давыдом сказать принужден: есмь человек не имеяй помощи, ни прекословия в устех моих. При многих вашего сиятельства трудах я не смею вас более утруждать; я ваше сиятельство, а вы меня знаете, и как мало я и домашние мои любовь вашу во всю жизнь позабыть можем, так мало и вы меня в моем невинном страдании оставите.

IV.

ЭПИГРАММА.

(на герцога Бирона?)

Для чего природа в свете умных посылает? —
Тем рождением она землю украшает.
Ими чтоб владел их ум, пропадали страсти,
А они-б держать могли дураков во власти.
Для чегож и дураков в свете та являет? —
Для того, на сей вопрос разум отвечает:
Когда б в свете не была оная притчина,
О четырех бы ногах вся была скотина. [473]
А скотину для чего счастье возвышает? —
Ими, золота рога, оное играет!;
Но как золотом своим скот тот возгордятся,
То с рогами и краса с головы свалится.
Часто видя бык свои золотые роги,
Поднимает к небесам безрассудно ноги,
И не зная на небо никакой дороги,
Хочет счастья, чтоб его поверстали в боги.
Пробу видим мы теперь над регентом строгим,
Видим онаго быком, но уже безрогим.
Вывши златорогий преж, тот стал ныне голой,
А бодливой наш регент ныне бык камолой.