-

ПТЕНЦЫ ПЕТРА ВЕЛИКОГО.

1701-1725.

Помещаем несколько документов, относящихся до «птенцов», сподвижников Петра Великого. Это письма, донесения и проч. документы, относящиеся до их дипломатической, государственной или общественной деятельности. Предпосылаем им две-три заметки г. В. Андреева:

«Письмо к Шафирову нашего посланника в Варшаве, кн. Гр. Долгорукого, деда любимца Петра II, Ивана Долгорукого, и обрученной невесты Петра II Екатерины Алексеевны Долгорукой. Внук и внучка, игравшие впоследствии такую роль в России в эпоху господства Долгоруких при Петре II, воспитывались у деда в Варшаве. Письмо, приводимое здесь, по чистоте слога хоть отчасти уступает приводимому далее письму посланника в Голландии, после бывшего в том же звании в Париже, кн. Куракина. Старание кн. Долгорукого придать как можно более значения одержанной «виктории» доказывает, что Петр I и его вице-канцлер, бар. Шафиров, оставались я в конце шведской войны верными своей политике, немедленно оповещать как западную Европу, так и Польшу, об успехах, одержанных русскими войсками.

Помещаемое ниже письмо бар. Шафирова из Турции в 1712 г. к фельдмаршалу Шереметеву, извлеченное из черновых бумаг фельдмаршала, представляет собою документ несомненной исторической важности. Оно служит новым доказательством, что прутский мир с Турциею был очень ненадежен, несмотря на все уступки, сделанные Россиею. Турция искала предлога к разрыву, и если бы не безумные выходки Карла XII и не его поступки в отношении султана, опасавшегося этого гостя как неприятеля почти с самого водворения шведского короля в турецких пределах, то предлог может быть и был бы найден и новая борьба с Турциею явилась бы помехою планам Петра на севере. Враждебные отношения Карла XII к принявшим его туркам предотвратили это, но султан вообще держал себя высокомерно и считал себя вправе не допускать даже малейшего движения русских в польскую территорию. У Шафирова, заложника в Константинополе в верности исполнения договора, были, по его словам, глаза и уши, всюду в столице султана, но при всем том только старания голландского посланника помогли русским уполномоченным выхлопотать, чтобы русские войска, выступавшие из Польши в Померанию и которым не было другого пути обратно в Россию, как чрез Польшу, могли пройти домой узкою полосою польской территории вдоль Балтийского моря. О стараниях голландского посланника в этом деле в пользу русских мы знаем тоже из другого [904] источника. Д-р Тейльс, состоявший в это время при голландском посланнике в Константинополе и принимавший деятельное участие в самых переговорах, напечатал после брошюру об этом предмете. Это тот самый Тейльс, о котором упоминает Екатерина II в своем письме к Храповицкому («Русск. Архив», 1866, стр. 71). Потомство его при Екатерине II жило в России.

Из писем разных лиц к кн. Меншикову четыре письма Брюса (10, 13, 14, 15), бросают свет на историю Петербурга в первые годы по построении его. Шведская сила грозит возникающему Кронштадту и строящемуся Петербургу, а между тем уже являются товары из-за границы в новые города, и Брюс шлет подарки, никогда нечуждавшемуся их, Меншикову, от английского торгового гостя, прибывшего в Петербург. Но гостю надобно везти свои товары в Новгород, в Петербурге (в 1704 г.), очевидно, еще нет покупателя, и как мало все приспособлено в новом городе к приему иностранных судов видно из того, что английский торговец теряет время в ожидании подвоза нужной ему смолы с олонецкой верфи, хотя за каждую неделю перестоя он платит капитану корабля по 100 рублей.

«Письма Курбатова (9) и Сафонова (26) сообщают некоторые подробности о военном хозяйстве того времени. Письмо Матвеева (18) обращает на себя внимание умеренностью слога, замечательного даже но тогдашнему времени. Письмо Ершова (24) характеристический образчик тона и побуждений крючкотворцев — ханжей начала XVIII века».

Помещаемые ниже документы печатаются с копий, снятых с подлинников, хранящихся в архиве Академии Наук. Сообщены они нам покойным библиотекарем Академии П. П. Ламбиным. Почитая покойного, достойного и скромного труженика В области русско-исторической библиографии, приводим о жизни его, хотя краткое известие.

Петр Петрович Ламбин род. 4 августа 1812 г. и по окончании курса наук в 3-й с.-петербургской гимназии в 1833 году определен учителем в с.-петербургское Благовещенское училище, откуда в последующие года перемещен последовательно в два другие уездные же училища, преподавал историю в бывшем Дворянском полку, переведен в Ларинскую гимназию, а затем учителем во 2-й кадетский корпус.

В 1843 г. П. П. Ламбин определен библиотекарем по русскому отделению библиотеки Академии Наук и оставался на этом месте до самой кончины своей, 5 июня 1871 г. Все, кому только случалось заниматься в обширной библиотеке Академии Наук, конечно помнят ту предупредительность, какую оказывал Петр Петрович — в сообщении библиографических справок, в отыскании и выдаче книг. Память и библиографические сведения этого достойного человека были весьма обширны, а трудолюбие и того более. Академик А. А. Куник, предпринявший под своим наблюдением и на средства Академии издание с 1860 года обширного труда «Русская Историческая Библиография», поручил его составление гг. Ламбиным.

Петр Петрович и его брат Борис Петрович Ламбины с рвением н любовью принялись за этот сложный и кропотливый труд. В изданные до сих пор восемь томов вошли указания на книги, брошюры, акты, грамоты, статьи и заметки, вышедшие отдельными изданиями и разбросанные в массе русских газет и журналов по части: русской истории, вспомогательным наукам для русской истории, всеобщей истории и перечни повременных и [905] периодических изданий — за время с 1855 по 1862 года включительно. За этим трудом смерть постигл П. П. Ламбина. Скромный работник — он умер, оставя по себе память человека честного, заботливо выполнявшего свои обязанности.... «Русская Старина» обязана П. П. Ламбину сообщением на своих страницах нескольких интересных документов. — Ред.

Текст воспроизведен по изданию: Птенцы гнезда Петрова. 1701-1725 // Русская старина, № 6. 1872