«ПРЕКРАСНЫХ ВЫМЫСЛОВ ПЛЕТЯ ИСКУСНО НИТЬ...»

Как при Елизавете Петровне сочиняли историю Петра Великого

Феномен петербургского сочинителя середины XVIII столетия Петра Никифоровича Крёкшина способен вызвать удивление. При жизни ему не удалось опубликовать ни одного собственного произведения. Тем не юнее многие со школьной скамьи помнят яркие «факты» из отечественной истории, прочитанные в учебниках ибо рассказанные учителями, которые, как оказалось, были выдуманы в середине «осьмнадцатого века» этим довитым писателем. В начале XXI века следы его творчества по-прежнему представлены как реальность прошлого в базовых школьных учебниках по истории России Петровской эпохи. Тем более непонятно, почему по прихоти музы Клио имя этого автора, можно сказать, скрыто плотным покровом забвения. Фактический материал из его сочинений настолько прочно освоен, что переходит из книги в книгу без упоминания первоисточника. Продолжается спор специалистов о самом написании его фамилии. Следует ли писать её с буквой «ё» и где ставить ударение? 1 А в энциклопедиях, словарях и научных статьях неизменно приводятся годы его жизни: 1684-1763 2, которые никак не связаны с реальностью.

Изучение творческого наследия этого плодовитого писателя века Просвещения способно дать в руки исследователей ключи к развенчанию немалого числа мифов Петровской эпохи. Приступим же к распутыванию тугого клубка загадок, связанных с этой незаурядной личностью...

ЧЕЛОВЕК НИОТКУДА?

На заглавных листах своих произведений он именовал себя «новогородским дворянином» (с вариантами), так как происходя из дворянства Великого Новгорода (Новгородского уезда), Род Крёкшиных известен с XVII века. Неверные же сведения о годах жизни Петра Никифоровича имеют источником приблизительное известие известного издателя и писателя Николая Ивановича Новикова. В его труде, составлявшемся «из разных печатных и рукописных книг, сообщённых известий и словесных преданий», сказано следующее: «Умер сей трудолюбивый муж около 1763 года, будучи без мала 80 лет своей жизни» 3. Эта фраза почти дословно совпадает с той, что имеется в труде историка Ивана Ивановича Голикова 4 (1735-1801). По всей видимости, последний, хорошо знавший в своё время Крёкшина, и поделился этими сведениями с просветителем, когда тот собирал сведения для своего словаря.

Из исповедной же росписи прихода церкви Введения Пресвятыя Богородицы на Санкт-Петербургском острове 1739 года следует, что тогда «Новгородскаго уезда дворянин Петр Никифоров сын Крекшин» имел возраст 46 лет 5. «Дворянин» вписано поверх полустёртого слова «комиссар». Может быть, он тогда находился уже в отставке? В исповедной росписи 1742 года назван «дом отставного камисара Петра Крекшина», то есть в том году он уже, без сомнения, пребывал в отставке. Его возраст тоже назван в росписи: 49 лет 6. Исповедные росписи 1743 / 1744 годов содержат вполне логичные записи, что он имел соответственно 50 и 51 год от роду 7. В исповедных росписях записи обычно делались перед Пасхой, возраст же указывался со слов прихожанина. Можно утверждать поэтому, что наш герой на самом деле родился в 1692 или 1693 году. Согласно данным исповедных росписей, вторым браком он сочетался с юной девушкой, которая была младше его на 26 лет. Его дочь Наталия родилась 24 сентября 1735-го 8) прожила недолго. Вторая дочь Авдотья (Евдокия) родилась в 1736-м. В исповедной росписи 1739 года возраст супруги указан 20-летний, дочери — 4-летней 9. Согласно росписи 1742-го жена названа 23-летней 10. В 1743 году, как и следовало ожидать, жена Настасья Семёновна — 24-летняя; дочь Евдокия соответственно 7-летняя 11. На склоне лет, в 1763 году, отставной комиссар Крёкшин по-прежнему жил в собственном доме вместе с супругой Настасьей Смёновной 12.

Первые годы жизни Крёкшина, самое начало его служебного пути скрыты от нас завесой таинственности. Голиков, прибывший на продолжительное время в Петербург для ведения торговых дел в 1761 году 13, общался с Петром Никифоровичем, слушал его рассказы о Петре Великом, пользовался собранными им материалами о Преобразователе. В 15-й части собственных «Дополнений к «Деяниям Петра Великого» (1795) Иван Иванович заявил: «... Почитаю за нужное дать знать читателям моим, кто был сей Крекшин» 14. Свидетельство Голикова восходило, надо думать, к словам самого Петра Никифоровича. По словам нашего, героя, он «служил у Петра Великого на собственной его шлюбке квартермистром, был при Его Величестве в разных походах, потом пожалован коммисаром ранга капитанского» 15. Другая версия изложена у митрополита Евгения (Е. А. Болховитинов). По его данным, Крёкшин чуть ли не с детских лет служил «писцом при разных канцеляриях», потом комиссаром 16.

Ни подтверждения, ни опровержения этим известиям в материалах делопроизводства доныне не найдено. Первое документальное упоминание о Крёкшине удалось обнаружить в делах Санкт-Петербургской губернской канцелярии. Это ветхая бумага об отпуске с ним 2 декабря 1712 года «на раздачу жалованья в полк гренадерской» 1500 рублей 17. В 1714-м комиссар Крёкшин также состоял у выдачи жалованья 18.

«Новогородский дворянин» многие годы вплоть до самой своей кончины постоянно проживал в новой российской столице. Согласно материалам переписи, проведённой в декабре 1713 года, двор комиссара Петра Крёкшина находился на Санкт-Петербургской стороне 19. Его дворовое строение в Первой «новопостроенной слободе» солдат и офицеров Белозёрского гарнизонного пехотного полка Петербурга включало «две светлицы» с печами, соединённые между собой сенями. Во дворе стояли также баня и ещё одна «изба с печью да с сенми» 20. Эта слобода располагалась в районе современной Введенской улицы. По смыслу документа, в 1713-м Пётр Никифорович служил комиссаром Белозёрского полка. В гарнизоне новой столицы полк состоял с 1712 года. В поданном в 1737-м в Кабинет министров донесении за подписью членов Комиссии о весах и мерах Крёкшина характеризовали как «бывшаго от Санкт-Пи-тербурхской губернии в дватцети семи полках в обер-крикс-камисарской должности с 1712 по 1720 год» 21. Можно допустить, что какое-то время он действительно исполнял более высокую должность. Однако в отставку наш герой вышел в невысоком обер-офицерском звании комиссара «капитанского ранга». В 1739 году он продолжал проживать «при Белозёрских слободах» на Санкт-Петербургской стороне 22. Согласно исповедной росписи 1763-го, пребывавший в отставке Крёкшин жил в Посадской слободе в приходе храма Св. Николая Чудотворца вместе со «служителями» из числа его крепостных 23.

Наш герой был чрезвычайно деятельной натурой. Он не только считал казённые деньги в полковой канцелярии, но и занимался предпринимательской деятельностью, ростовщичеством, скупал поместья. С весны 1719 года он стал распоряжаться [52] по полученному подряду огромными суммами казённых денег, отпускавшихся по именным указам «за подписанием Его Величества собственной руки». Тогда по воле Петра на острове Котлин развернулось сооружение грандиозного канала-дока — крупнейшего судоремонтного и кораблестроительного комплекса. Финансовая и снабженческая сторона строительства попала в руки Крёкшина. 10 июня 1720 года царь, «будучи на Котлине-острове», «изустно указал» ему очерёдность производства дальнейших работ 24.

Неудержимая активность имела оборотной стороной несдержанность, что, впрочем, вполне вписывалось в рамки эпохи. Так, в 1720 году комиссар ударил иноземца «тростью в голову... за то, что назвал ево, Крекшина, гонсватом (нем. Hundsfott, негодяй, прохвост и т. п. — П. К.) пьяной». После случившегося не кто иной, как «оной иноземец, просил у него, Крекшина, прощения, и он... в том ево простил» 25. Горячий необузданный нрав приводил Крёкшина к подобным ссорам даже в старости. 9 декабря 1753 года в Москве был напечатан указ Правительствующего сената «во всенародное известие». Его «героями» были отставной комиссар Крёкшин и мичман Н. Пушкин. В поданных в Санкт-Петербургскую губернскую канцелярию челобитных они бездоказательно «друг друга порицали». Пушкин называл Крёкшина «известным вором и проклятым от матери сыном», а комиссар характеризовал мичмана «вором и смертноубийцею». За свои словесные выпады на бумаге оба получивших скандальную «всероссийскую славу» челобитчика были помещены на месяц в тюрьму. Суть указа сводилась к следующему. Согласно Уложению 1649 года и «по указам», истцу и ответчику в государственных учреждениях следовало добиваться правосудия «вежливо и смирно, не шумно, и никаких невежливых слов не говорить, и меж себя не браниться, и как в письмах, так и на словах... безчестных и укорительных слов отнюдь не чинить...» 26.

С 1725 года кипучий комиссар увлёк «полудержавного властелина» Меншикова мыслью о реформе монетного дела. Суть её сводилась к получению казной выгод от замены в обращении полноценной серебряной монеты низкопробной. Опыты дилетанта-алхимика по превращению в серебро разного рода примесей с помощью «сильных материй» (селитра, сулема, мышьяк и др.), понятно, закончились провалом. Для того чтобы дать полный портрет Крёкшина, надо отметить, что он был и астрологом-самоучкой.

С 1737 года наш герой по рекомендации механика асессора Андрея Нартова был привлечён к работе Комиссии о весах и мерах (1735-1741), занимавшейся изучением систем мер и весов в разных странах и изготовлением эталонов. Он выступал за то, чтобы внедрять в стране наиболее простую, понятную людям и наиболее защищённую от мошенничества конструкцию весов.

В 1730-е годы кипучую натуру захватило увлечение историей. Как представляется, не следует доверять имеющимся уверениям Крёкшина о раннем начале его исторических занятий. В начале 1760-х годов он устно, сообщал Голикову, что рукопись труда о первом российском императоре «писана им до 1709 году» 27. В возрасте 17 или 18 лет, понятно, серьёзных масштабных исторических трудов поныне ещё никто не написал. Впрочем, склонный к мистификациям комиссар мог тогда преувеличить свой возраст для убедительности собственных утверждений. В 1742-м он упомянул, что материалы для книги о Петре Великом он усердно собирает «чрез двадесятолетной труд» 28 (то есть с 1722 года). В прошении на имя императрицы Елизаветы (1743) Крёкшин заявил, что пишет различные истории, в том числе деяний Петра Великого, «двадцать семь лет» 29 (то есть с 1716-го).

Как видно, эти известия противоречат одно другому. Первое из них — устное сообщение старика своему неискушённому молодому поклоннику, с доверием ловившему и записывавшему каждое его слово. Два других тоже голословны. Датированных манускриптов исторического содержания, принадлежавших перу Крёкшина и относящихся к первому и втором, десятилетиям XVIII века, поныне не обнаружено. Примерно с середины 1730-х годов и вплоть до кончины Крёкшин стремился воплотить грандиозный замысел 45-томной истории первого русского императора — «Журналов велико славных дел великого государя императора Петра Великого...». По всей вероятности, Крёкшин предполагал в каждом томе освещать один год из 44 лет правления Петра Великого (1682-1725), а в первой томе задумал изложить его жизнь от рождения до вступление на престол (1672-1682). В июне 1759 года он упомянул, что «блаженных дел» Петра «до сорока пяти книг труда моего в собрании и имеетца...» 30.

Уход Крёкшина из жизни окутан такой же пеленой таинственности, как и его появление «из ниоткуда» в Петербурге в 1712-м. Современники имели весьма туманное представление о завершении жизненного пути литератора. Имеющаяся в научной и справочной литературе дата смерти литератора (1763 крайне плохо согласуется с тем, что в одной из рукописей самого Крёкшина на листах бумаги, произведённой в 1764 году, имеется его обильная авторская правка простым карандашом 31. Значит, тогда, когда по справочным изданиям Крёкшин уже «почивал в бозе», неугомонный отставной комиссар продолжал -деятельно заниматься литературным трудом! Краткую запись о смерти, последних днях и месте погребения комиссара удалось-таки найти. Разгадку содержит метрическая книга церкви Св. Николая Чудотворца в Посадской слободе Петербурга. Одна из записей гласит, что «камисар Пётр Никифоров Крекшин скончался 31 августа 1764 года. Он прожил, следовательно, используя данные исповедных росписей, 71 или 72 года. Погребён он был, согласно источнику, «у Самсония», то есть, как тогда именовали этот сохранившийся доныне храм, у «церкви святаго Сампсона-странноприимца, что на Выборгской стороне». Там хоронили людей не слишком богатых и незнатных, так сказать «простых петербуржцев». Опять-таки любопытно, почему священник не знал подлинного возраста покойного и указал его «на глазок». Ещё непонятно, зачем первая неверная запись о возрасте покойного в книге была «уточнена» неправильной же. Сначала в графе «Лета» было указано: «91». Потом более бледными чернилами последняя цифра была переделана тем же почерком на «0» 32. Необъяснимые мистификации продолжались и на смертном одре сочинителя...

ГОСПОДИН МИФОТВОРЕЦ

Труды Крёкшина разошлись по России во множестве рукописных списков. Они находили многочисленных читателей и почитателей на протяжении всего XVIII столетия. Выдающийся историк Голиков широко использовал их в своих многотомных трудах «Деяния Петра Великого...» (Ч. I-XII. М. 1788-1789) и «Дополнения к «Деяниям Петра Великого» (Ч. I-XVIII. М. 1790-1797) В конце XVIII — первой трети XIX столетия знакомство с этими историческими сочинениями, по существу, считалось признаком принадлежности к образованной части общества. Голиков неоднократно указывал в своих постраничных примечаниях, что он использовал при описании Полтавской баталии «дневник Крекшина». Внушительная по объёму рукописная книга Петра Никифоровича о деяниях Петра в 1709 году носит пространное заглавие (с вариантами): «Журнал велико славных дел великого государя императора Петра Первого, самодержца всероссийского, содержащий в себе лето от первого дни Адама 7217, по Рождестве Иисус Христове 1709, собранный новогородским дворянином [53] Петром Никифоровым сыном Крекшиным в царствующем граде Санкт-Петербурге в лето Спасителного воплощения 1753, от зачатия царствующего града Санкт-Петербурга 50».

Именно из этого сочинения берут исток воспроизводящиеся в современных школьных учебниках красочные мифы о действиях Петра I на решающей фазе Полтавской битвы. Вот как описан один их этих вымыслов в современном школьном учебнике, написанном известными историками Андреем Сахаровым и Александром Бохановым: «Удар по центру русского войска был страшен. Судьба битвы висела на волоске. Находящиеся в центре солдаты 1-го батальона Новгородского полка попятились назад. В этот момент Пётр лично повёл в атаку 2-й батальон новгородцев. Его шляпа и седло в нескольких местах были прострелены. Шведы смешались» 33. Этот «факт» не отражён в официальных трудах о битве (печатная реляция 1709 года, «Гистория свейской войны»). Впервые он появился только в названном труде Крёкшина 1753 года и введён в «научный оборот» Голиковым. Пётр Нкифорович этот эпизод, звёздный час Петра I, излагал так: «Тогда Его Царское Величество своею персоною во время самого жестокого огня... повелел второму баталиону (Новгородского полка. — П. К.) под предводительством своим сикурсовать первой; как второй баталион с неприятелем на штыках сразился то сбитые перваго баталиона, которые остались от побиения в присутствии Его Величества вскоре с примкнутыми штыками на неприятеля наступили, поколов всех, в линию паки встали; и тако среди самаго фрунта всей линии в наижесточайшем огне Его Царское Величество изволил присудствовать...» 34

Никаких сомнений в мужестве российского венценосца в Полтавской битве быть не может. В Зимнем дворце в Петербурге хранятся вещественные доказательства: пробитая шведской пулей шляпа монарха, нагрудный щиток с отметиной от прямого попадания пули. Современники находили и след от шведской пули в деревянном остове седла царя — арчаге. 37-летний царь должен был находиться вместе с Преображенским полком в качестве его полковника, как и полагалось по уставу, сразу же за его вытянутыми к бою пятью шеренгами солдат. Крёкшин же как «новогородский дворянин», однако, не удержался изобразить своим бойким пером Петра I во главе атаки не Преображенского полка, с которым царь на самом деле пребывал в пылу побоища, но именно во главе неудержимой атаки новгородцев. В действительности два батальона преображенцев, стоявшие в первой линии, находились слишком далеко от батальона Новгородского полка — через 11 вытянутых в линию из пяти шеренг батальонов.

Итак, наш герой излагал события не как историк, но как писатель. Крёкшин вплетал в ткань своих литературных произведений придуманные им красивые «факты», вводил вымышленных лиц (изменник-урядник Семёновского полка), приводил для усиления убедительности «точные» цифры (например, гарнизона Полтавской крепости, его потерь в 1709 году). Насыщал текст выдуманными «подробностями» (их историки списывали на «недошедшие до нас источники»), датами придуманных событий, делал ссылки на несуществовавшие документальные материалы. Наконец, Крёкшин сочинил многочисленные напыщенно-благородные, величественные, часто яркие по форме и сути изречения, театрально-возвышенные «речи», диалоги, «крылатые выражения». Он «щедро» приписывал их Петру I и «птенцам гнезда Петрова», а также Карлу XII, его окружению и другим «действующим лицам». Вольтер, современник Крёкшина, в предисловии к собственной «Истории России при Петре Великом» дал оценку таким «речам» с точки зрения их исторической достоверности: «Возвышенные речи — другой вид лжи, ораторский, из тех, что историки позволяли себе прежде. Принуждают говорить своих героев то, что они лишь могли бы сказать. Эта вольность в особенности может проделываться с личностью отдалённых времён, но ныне эти вымыслы не должны быть более терпимы. Это требуется в первую очередь, ибо если вкладывать в уста какого-либо государя торжественную речь, которой тот не произносил, то нельзя называться историком, но лишь напыщенным ритором» 35. Историк литературы Е. К. Никанорова в качестве свойственных сочинениям Петра Никифоровича особенностей выделила именно «панегирический тон изложения и как следствие недостоверность сообщаемых фактов» 36.

Сочинения Крёкшина — это художественно-литературные произведения. Создавая свои величественные картины деяний первого императора, сочинитель опирался на весьма ограниченный круг известных ему источников и исторических сочинений. Остальное — это плод его художественного творчества или, говоря словами теоретика жанра литературы классицизма Никола Буало-Депрео, «благородный вымысел». В поэме «Поэтическое искусство» (1674) этот классик литературы ставил перед художниками слова задачи, слишком отличные от тех, ради решения которых работают историки:

Прекрасных вымыслов плетя искусно нить,
Эпический поэт их может оживить
И, стройность им придав, украсить своевольно...
Без этих вымыслов поэзия мертва,
Бессильно никнет стих, едва ползут слова,
Поэт становится оратором холодным,
Сухим историком, докучным и бесплодным...

г. Санкт-Петербург

Павел КРОТОВ; доктор исторических наук


Комментарии

1. См. библиографию дискуссии о «ё» и месте ударения в фамилии Крёкшин: Мезин С. А. Первый биограф Петра Великого Пётр Никифорович Крекшин // Петровское время в лицах — 2008. Спб. 2008. С. 174. Современные представители рода произносят «ё», но пишут фамилию в документах через «е». Автор статьи везде, кроме цитат, пишет «ё».

2. Энциклопедический словарь/Изд. Ф. А. Брокгауз, И. А. Ефрон. T. XVI. СПб. 1895. С. 628; Советская историческая энциклопедия. T. 8. М. 1965. С. 54; БЭС. T. 13. М. 1973. С. 372; Словарь русских писателей XVIII века. Вып. 2. Спб. 1999. С. 145; Ломоносов: Краткий энциклопедический словарь. М. 2001. С. 85; Мезин С. А. Указ. соч. С. 169.

3. Новиков Н. И. Опыт исторического словаря о российских писателях. Из разных печатных и рукописных книг, сообщённых известий и словесных преданий. СПб. 1772. С. 98.

4. Голиков И. И. Дополнение к «Деяниям Петра Великого», содержащее полное описание славныя Полтавския победы и предшествовавшия измены Мазепы. T. 15. М. 1795. С. 153.

5. ЦГИА СПб. Ф. 119. Оп. 112. Д. 22. Л. 873.

6. Там же. Д. 44. Л. 594 об.

7. Там же. Д. 48. Л. 507; Д. 54. Л. 610.

8. Там же. Оп. 111. Д. 2. Л. 59 об.

9. Там же. Оп. 112. Д. 22. Л. 873.

10. Там же. Д. 44. Л. 594 об.

11. Там же. Д. 48. Л. 507.

12. Там же. Д. 171. Л. 660.

13. Мезин С. А. Русский историк И. И. Голиков. Саратов. 1991. С. 24.

14. Голиков И. И. Указ. соч. Т. 15. С. 152.

15. Там же. С. 152-153.

16. Евгений, митрополит. Словарь русских светских писателей, соотечественников и чужестранцев, писавших в России. Т. 1. М. 1845. С. 316.

17. РГАДА. Ф. 26. Оп. 1. Ч. 2. Д. 69. Л. 58.

18. Там же. Д. 85. № 30.

19. ОР РНБ. Ф. 575. № 126. С. 17.

20. Там же. С. 19.

21. РГАДА. Ф. 248. Оп. 25. Кн. 1658. Л. 49.

22. ЦГИА СПб. Ф. 19. Оп. 112. Д. 22. Л. 867 об., 873.

23. Там же. Д. 171. Л. 656,660.

24. РГА ВМФ. Ф. 235. Оп. 1. Д. 1. Л. 1, 5 об. — 6, 439.

25. Там же. Л. 224.

26. ПСЗРИ. Сер. 1-я. Т. XIII. СПб. 1830. С. 934.

27. Голиков И. И. Анекдоты, касающиеся до государя императора Петра Великого. М. 1798. С. 2.

28. РГАДА. Ф. 17. Оп. 1. Д. 167. Л. 44.

29. Есипов Г. В. Эпизод из жизни Крекшина // Древняя и Новая Россия. 1878. N? 4. С. 341.

30. ОР РНБ. Ф. 550. Q. IV. 4. Л. 21.

31. Там же. F. IV. 312. Л. 116 об., 123,126.

32. ЦГИА СПб. Ф. 19. Оп. 111. Д. 57. Л. 117, 132.

33. Сахаров А. Н., Боханов А. Н. История России. XVII-XIX века: Учебник для 10 класса общеобразовательных учебных заведений. 3-е изд. М. 2005. С. 124. Тот же выдуманный П. Н. Крёкшиным «факт» изложен как реальный в следующих учебниках: Буганов В. И., Зырянов П. Н., Сахаров А. Н. История России. Конец XVII-XIX век. 12-е изд., перераб. и доп. М. 2006. С. 22; Пчелов Е. В. История России. XVII-XVIII века: Учебник для 7-го класса основной школы. 5-е изд. М. 2006. С. 130.

34. [Крёкшин П. Н.] Дневник военных действий Полтавской битвы // Труды Императорского русского военноисторического общества. Т. III. СПб. 1909. С. 282.

35. Voltaire. Histoire de l`Empire de Russie sous Pierre le Grand. Preface historique et critique // Voltaire. Oeuvres completes. Vol. 16. Paris. 1878. P. 388-389.

36. Никанорова E. К. Исторический анекдот в русской литературе XVIII века: Анекдоты о Петре Великом. Новосибирск. 2001. С. 119.

Текст воспроизведен по изданию: «Прекрасных вымыслов плетя искусно нить…»: как при Елизавете Петровне сочинили историю Петра Великого // Родина, № 2. 2009

© текст - Кротов П. А. 2009
© сетевая версия - Тhietmar. 2021
© OCR -
 Николаева Е. В. 2021
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Родина. 2009