Главная   А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Э  Ю  Я  Документы
Реклама:

СЫСК 1698-1700 гг. НАД ИРКУТСКИМИ КАЗАКАМИ О «НЕДОВОЗНОЙ КАЗНЕ»

В 1697 г. в Сибирском приказе были поданы две челобитные иркутских казаков. С этих челобитных началось любопытное, полное загадок дело о «недовозной казне» 1. Основной сюжет его разворачивается вокруг выплаты и доставки государева жалованья казакам.

Тема государственного жалованья была очень острой весь XVII в. как в центре, так и на окраинах — и для правительств, и для служилых людей по прибору. В. И. Буганов, в частности, пишет, что во второй половине XVII в. размер жалованья для стрельцов уменьшился наполовину, а его недодача стала хронической 2. Требования, связанные с денежным жалованьем, выдвигали восстававшие в 1682 и 1698 гг. стрельцы 3. В Сибири, как отметила Е. В. Чистякова, в связи с жалованьем «повод для недовольства служилых людей появился еще в конце 20-х годов XVII в. ...поводом для волнений в 30-х годах в Томске была попытка правительства сократить или отменить выдачу жалованья служилым людям». Эта же причина их недовольства сохранилась и позже 4.

Для нас важно также, что дело о «недовозном» жалованье иркутским казакам разворачивалось синхронно с последним стрелецким восстанием и на фоне восстаний, охвативших во второй половине 1690-х гг. Восточную Сибирь. Одно из самых крупных восстаний разгорелось в забайкальских острогах, волновались казаки и в самом Иркутске 5. В 1697 г. казаки сместили воеводу А. Савелова, обвиняемого, в частности, во взятках при выдаче жалованья и в частичном его хищении. До приезда воеводы И. Ф. Николева казаки, вероятно, в значительной степени контролировали городское управление: во главе его стояли выбранные ими люди. На место воеводы казаки выдвинули чисто номинальную фигуру — младенца Н. [115] Полтева, сына умершего по дороге в Иркутск воеводы С. Полтева, ехавшего на смену А. Савелову. В товарищи к Н. Полтеву казаки определили старика И. Перфильева — сына боярского, ранее неоднократно управлявшего Иркутском по поручению Москвы 6.

В этом контексте интерес представляют проявившиеся в ходе дела о «недовозной казне» уровень компетенции и степень участия центрального правительства, воеводской администрации и казаков в таком важном вопросе управления, как материальное обеспечение служилых людей по прибору.

Первую из упомянутых челобитных подал в Сибирском приказе выборный ста восьми новоприборных казаков Федор Лодыженский (Нижегородов). Казаки, посланные из разных сибирских городов (Тобольска, Тюмени, Томска, Березова, Пелыма) на государственную службу «в Дауры» и оставленные в Иркутске «для малолюдства служилых людей», били челом «о подножном и недодаточном за полгода денежном, хлебном и соляном прибавочном жалованье» (л. 2). Казаки жаловались, что по дороге на место службы «терпели... многие всякие нужы и из Енисейска де шли зимним путем и покупали лошади, а кому купить не на что, и те де шли нартами пеши. А в Иркутцком де толко им дано... жалованья на 202 год по полуокладу, а другие половины окладов их не дано» (л. 1). Челобитчики ссылались на то, что их предшественникам в аналогичном случае было выплачено по 5 руб. подмоги на человека и полный годовой денежный, хлебный и соляной оклад. В Сибирском приказе распорядились просьбу казаков удовлетворить и выдать им товарное и денежное жалованье, но отнюдь не в том размере, как они надеялись: по 1 руб. и 2 кумача (ценой по 31 алтыну и 4 деньги каждый) на человека, т. е. всего 108 руб. и 216 кумачей.

Вторая челобитная — «градцкая иркутских конных и пеших казачьих пятидесятников и десятников и рядовых казаков, иркутцких посадских людей и пашенных крестьян» — была подана выборными Т. Евсевьевым, П. Шульгиным, П. Садовниковым и А. Ошаровским; иногда с ними упоминается Ф. Челюскин (л. 13). В ней содержалась просьба «о прибавочных людях о 300 и вновь о приверстке конной службы 200 человек», а также о выдаче ружей для казаков. Челобитная этой группы выборных тоже в какой-то степени была удовлетворена. В имеющемся комплексе документов подробных сведений об этом не сохранилось; позже на допросе в Иркутской приказной избе Т. Евсевьев показывал: «И что по нашему челобитью о тех прибавочных людях и о конной службе, о ружье состоялось, и о том в Иркуцкой прислана великого государя грамота» (л. 41). Точно известно лишь, что казаки повезли в Иркутск из Москвы выданные по распоряжению администрации Сибирского приказа 100 «пищалей длинных» (л. 74). Но кроме этого из Сибирского приказа казакам была выдана «денежная и товарная казна» для доставки в Иркутск «иркутским ружником и обротчиком и всяких чинов [116] служилым людем на ...великого государя жалованье к тамошним доходам в прибавку... на 205 год»: 500 руб. и 525 кумачей (л. 11).

Было ли жалованье выдано по челобитной иркутян или его вручили для попутной транспортировки в Иркутск, сказать трудно. Ни в отписках иркутской администрации, ни в показаниях выборных при изложении содержания челобитья не отмечалась просьба о жалованье. О существовании такого пункта в челобитной рассказывает лишь А. Ошаровский. Косвенным подтверждением его рассказа может служить и то, что выборные были посланы не только от казаков Иркутска, следовательно, должны были иметь в этом какой-то свой «интерес».

Добиться положительного решения Сибирского приказа по своим просьбам иркутским выборным было не так просто. Об их московских заботах рассказывали впоследствии Т. Евсевьев, П. Шульгин и А. Ошаровский. Им пришлось занять в столице у известного гостя Г. Никитина 7 товаров на 200 руб. (л. 13). Если верить сообщениям А. Ошаровского, занятые товары («семнатцать поставов» китайских камок) пошли на взятки бюрократии Сибирского приказа: «И как де они Титко и Петрушка Садовников, и Петрушка Шулгин, и он, Андрюшка, приехали к Москве и заручную градцкую челобитную в Сибирском приказе началным людем подали, и по той де их челобитной в приказе выписку готовить учали, и они де Титко и Андрюшка с товарыщи... на розное к началным людем на дворы и подъячим на дачю» и взяли товары «в кабалу в долг» (л. 73).

Поражает сумма, истраченная казаками на взятки, — почти половина выданного им годового денежного оклада! Но если вспомнить о взятке в 10 тыс. руб., которую в 1703 г. вручил А. Д. Меншикову глава Сибирского приказа А. А. Виниус за помощь в сохранении этого поста, то сообщение о взятке в 200 руб. не покажется, пожалуй, преувеличением 8.

Обратный путь выборных из Москвы до Иркутска нам известен тоже лишь в отношении группы казаков во главе с Т. Евсевьевым. Расписавшись за полученную «казну» и оружие, казаки встали перед нелегкой задачей транспортировки полученного в Иркутск. В Сибирском приказе им разрешили взять из «государевой денежной казны» 5 руб. «на покупку коробки и саней, и рогож и на повяску возов» (л. 11). Но этой суммы, как рассказывали позже выборные, не хватило, и пришлось потратить на транспортные расходы еще 50 руб. и 5 кумачей (л. 13, 14).

Получив казну, казаки разделились на две партии. 4 марта 1697 г. А. Ошаровский и П. Шульгин повезли из Москвы в Иркутск оружие. Т. Евсевьев и П. Садовников догнали их позже, в Кайгородке, где все четверо ждали, пока кончится ледоход на Каме. В Кайгородке же, как рассказывали в Иркутске Т. Евсевьев и П. Шульгин, им пришлось давать взятки воеводе А. Корсакову, [117] кайгородскому старосте и подьячему «с товарыщи» (л. 42). Из Кайгородка до Соли Камской казаки везли «казну» сообща на дощанике. У Соли Камской отряд опять разделился. А. Ошаровский с оружием остался там «летовать», «потому что того ружья поднять было не на чем». В Иркутск он поехал только в ноябре 1697 г., «как зимней путь уставился», и прибыл туда 14 августа 1698 г. (л. 76). Остальные трое выборных с денежной и товарной казной поехали из Соли Камской «через волок вьюками» на Верхотурье, «наняв, чево недостало у них сверх указных подвод по подорожным» (л. 76). В пути им опять пришлось платить, черпая из «государевой казны», «от Соли Камской чрез Верхотурской волок с казенных кумачей с пяти пуд... за провоз полтора рубли, пять алтын и инде по ямом мирским старостам для далного проезду, безвремянного познаго зимнего пути» (л. 42).

В пути у казаков произошла трагедия. Мы знаем об этом очень мало, опять-таки только от А. Ошаровского, а тот, очевидно, со слов своих товарищей: «...товарыщ де их Титков и Петрушки Шулгина Петрушка ж Садовников на реке Кети на Ворожейкине заимке заболел и в той болезни зарезался» (л. 77). В Иркутск с казной, таким образом, доехали только Т. Евсевьев и П. Шульгин. Попали они туда значительно раньше А. Ошаровского, весной 1698 г.: 6 апреля с них снимали допрос в Иркутской приказной избе по поводу не довезенных сумм (л. 41).

Итак, весной 1698 г. выборные челобитчики (кроме А. Ошаровского) явились в Иркутскую приказную избу для сдачи казны. Сразу выяснилось, что недостает значительной ее части. Ф. Лодыженский (он появился в Иркутске той же весной) растратил все деньги и 82 кумача. У Т. Евсевьева «с товарыщи» не хватало «против государевой грамоты», как сообщалось в отписке Н. Полтева и И. Перфильева в Сибирский приказ, 150 руб. и 5 кумачей (л. 2, 12).

Ситуация эта, скорее всего, не была исключительной и являлась, как мы видели, следствием бытовавшего способа доставки государственного жалованья на места. Традиционность происшествия ясна из грамот, посланных из Сибирского приказа на имя воевод С. Полтева и И. Николева. С. Полтев (грамота, очевидно, была послана ему вдогонку) извещался о выдаче жалованья казакам во главе с Т. Евсевьевым. В связи с этим излагалась специальная программа с целью осуществить контроль за исполнением иркутскими челобитчиками одной из функций государственного управления: транспортировки служилым людям жалованья. Грамота, процитированная в ответной отписке, гласит: «А которого числа иркутцкие служилые люди Титко Евсевьев, Андрюшка Ошаровской с товарыщи с тою твоею великого государя денежною и товарною казною в Ыркутцк приедут, и тое твою великого государя денежную и товарную казну сполна ль привезут. И буде не сполна, велено, чево они не довезут, доправить, да о том к тебе, великому государю, к Москве в Сибирской приказ писать» (л. 12). Разъяснение и уточнение понятия «доправить» содержится в другой грамоте Сибирского [118] приказа, отправленной в ответ на сообщение из Иркутска о казне, не довезенной Ф. Лодыженским: «А буде на нем взять нечево, и ему учиня наказанье, велеть доправить на тех людях, которые ево в ту посылку выбирали, порозвытно» (л. 9). Воевода же должен был организовать следствие: допросить самого выборного о недостаче, получить показания попутчиков («И против того ево роспросу с теми людьми, с которыми он до Енисейска и до Иркуцка ехал, розыскать, и о том в те городы, где те служивые люди живут, к воеводам из Ыркуцка писать» — л. 10). В случае разницы в показаниях и оговоре челобитчика в краже казны указ предписывал пытку выборного.

И Ф. Лодыженский, и Т. Евсевьев «с товарыщи» дали однотипные в своей основе объяснения растрате. У Ф. Лодыженского лишь небольшая сумма была утрачена по собственной вине: «... у него же, Федки, дорогою на волоку едучи к Соли Вычегодцкой, у немошного не посылочной казны украли ночною порою, вырезав из возу, шеснатцать кумачей красных» (л. 3). А относительно остальных денег и товаров из государственной казны выборные челобитчики в один голос утверждали, что они были истрачены в соответствии с полномочиями письменных «заручных выборов», полученных от иркутских казаков (л. 3, 13).

Текст «выборов» нам неизвестен, в нашем распоряжении лишь ряд показаний по поводу их. Ф. Лодыженский на допросе в приказной избе Иркутска только глухо упомянул о своих финансовых полномочиях. Т. Евсевьев «с товарыщи» более определенно заявили, что «по заручному казачью выбору» велено им для нужд челобитья «издержки держать» (л. 41). Самый развернутый рассказ принадлежит А. Ошаровскому. Казак уверял, что в заручном выборе наказывалось «за челобитьем ходить с радением и приказным людем от того в почесть и за работу давать, кому что доведетца» (л. 72). Таким образом, взятки, о которых шла речь выше, были, очевидно, делом традиционным, которое заранее планировалось «миром». Можно предположить, что эта статья расходов вкупе с путевыми издержками поглотила основную часть «недовозной казны» у Ф. Лодыженского. Последний утверждал, что деньги им истрачены «по выбору их (казаков. — Н. З.)... на" Москве и дорогою едучи в Иркуцк» (л. 3).

Если верить изложению содержания «выборов», то эти расходы должны были впоследствии оплатить казаки, отправившие Ф. Лодыженского и группу казаков во главе с Т. Евсевьевым в Москву. Логически рассуждая, можно предположить, что только заслушав отчет своих выборных, казаки решали, какие расходы соответствуют мирскому делу и, следовательно, подлежат раскладке на «мир», а какие не соответствуют, и, следовательно, расплачиваться должен сам выборный. Нам известно, по крайней мере о Т. Евсевьеве «с товарыщи», что «мир» заранее собирался жестко контролировать их расходы. И хотя иркутские казаки якобы уполномочили своих выборных занимать в долг у торговых людей для мирских хлопот денег «сколко понадобится», оформив кабалу на свое имя, но [119] выборные при этом обязаны были вести подробные записи расходов «для ведома и отповеди, и отчету» (л. 13, 72). Такая запись действительно имелась «за руками» А. Ошаровского и Т. Евсевьева и хранилась у последнего.

К сожалению, имеющийся комплекс документов не проливает свет на порядок этого отчета, его организацию. Известно только, что допрос Ф. Лодыженского был проведен после того, как посылавшие его казаки подали на него челобитье в съезжую избу с просьбой расспросить своего выборного, куда он израсходовал деньги из «государева жалованья» (л. 6). О такой же челобитной, поданной на Т. Евсевьева «с товарыщи» с аналогичной просьбой расспросить их о «недовозе», говорил А. Ошаровский (л. 77). Правда, при этом нужно помнить, что он прибыл в Иркутск позже Т. Евсевьева и П. Шульгина и, следовательно, знал происшедшее с чужих слов и мог как-то его исказить.

События, которых подробнее мы коснемся ниже, свидетельствуют, что иркутским властям жалоб на «недовоз» жалованья Т. Евсевьевым и П. Шульгиным как будто не поступало. Быть может, челобитная с просьбой о допросе и челобитная с жалобой на растрату — вещи принципиально разные, а первая просто входила в структуру отчета? Остается неясным, почему казаки подавали такие челобитные в съезжую избу, т. е. обращались к воеводской администрации, а не обсуждали эти вопросы на мирском сходе. Потому ли, что иркутское начальство в это время контролировалось казаками, или потому все-таки, что это диктовалось самой ситуацией: доставка жалованья — дело государственное, а не только мирское, и поэтому в процедурах отчета должна участвовать и воеводская администрация?

Сама государственная власть, безусловно, не считала подобные отчеты выборных вне своей компетенции, особенно если налицо был ущерб «государевой казне» — недовоз жалованья без перспективы его добровольного возмещения. Мы можем видеть это на примере судьбы Ф. Лодыженского. Кроме общей ссылки на издержки государева жалованья на мирские нужды никаких сведений от него на допросе в приказной избе не добились, а казаки, посылавшие его в Москву, платить за него желания не изъявили (о таком намерении обязательно сообщили бы из Иркутска в Сибирский приказ). Видимо, именно потому, что отношения Ф. Лодыженского с его выборщиками по возвращении в Иркутск сложились неблагоприятно, он и был сразу после допроса посажен «за караул... до указу» из Москвы. Указ последовал только 27 января 1699 г. на имя нового иркутского воеводы И. Ф. Николева. Пока указ не был получен в Иркутске, Ф. Лодыженский, видимо, и оставался «в тюрме» (л. 3, 80). В грамоте из Сибирского приказа воеводе вменялось в обязанность провести новый подробный допрос Ф. Лодыженского о том, на что было израсходовано государево жалованье.

Нам неизвестно, чем кончился этот конфликт: действия воеводы Николева в дошедших до нас документах не отразились. [120]

По всей вероятности, расплата за «недовоз» в принудительном порядке была возложена на казаков, чьим агентом был Ф. Лодыженский, так как, если верить показаниям А. Ошаровского, Лодыженскому «платить... той казны и впредь нечем, потому что он, Федка, человек бедной и бездомовной» (л. 80). По тогдашним представлениям, именно казаки были виноваты в том, что послали такого человека, с которого нечего взыскать, и расплачиваться в таком случае обязаны были сами. Грамота из Сибирского приказа, как мы уже отмечали в начале статьи, такую ситуацию предусматривала.

Иначе сложились дела у Т. Евсевьева «с товарищи». В показаниях 6 апреля 1698 г. они разделили недовезенную сумму на две части. О меньшей (50 руб., путевые расходы) показания наиболее подробные, хотя далеко не все слагаемые этой суммы названы. Из содержания «допросных речей» неясно, кто именно должен был заплатить эти деньги: сами выборные или пославшие их люди «порозвытно». В грамоте Сибирского приказа на имя воеводы С. Полтева предписывалось те 5 руб., которые выборным было разрешено истратить на транспортировку «казны», разложить на всех, кому посылалось жалованье, и вычесть из их окладов (л. 12). По-видимому, Сибирский приказ действовал здесь в рамках традиции. Но из имеющихся документов совсем не следует, что остальные транспортные расходы были оплачены аналогично. В частности, А. Ошаровский рассказывал, что занятые им из «государевой казны» 10 руб., истраченные на найм подвод под выданное оружие и «на прожиток», он по приезде вернул в приказную избу (л. 76). Ошаровский, вероятно, отметил бы, если бы эта сумма поступила от выборщиков. Тогда и в приказную избу платил бы, вероятно, не он, а мирской уполномоченный, собиравший деньги.

Что касается державших ответ в Иркутске в апреле 1689 г. Т. Евсевьева и П. Шульгина, то отписка Н. Полтева и И. Перфильева в Сибирский приказ сообщает, что выборные поставлены на правеж именно для взимания 50 руб., истраченных ими в пути без санкции Сибирского приказа. И именно эти деньги казаки обещали в ближайшее время заплатить (л. 14). Сами или с помощью «мира» — документы молчат.

В ответной грамоте Сибирского приказа на имя воеводы И. Ф. Николева от 23 января 1699 г. было приказано в недовезенных, истраченных в пути «денгах и кумачах их... счесть против прежних обыклостей правдою. А тем денгам и кумачам какой был росход, взять у них за руками роспись, и чтоб в той росписи писали правду и свои особые росходы или чем корыстовались, тем бы невинно иных не клепали, а сказали б, памятуя себе страх божий и смертный час, самую истинну» (выделено нами. — Н. З.) (л. 16).

В приведенной цитате привлекает внимание еще одно указание на традиционность проверки воеводой расходов мирских выборных в случае «недовоза» казны, для чего выборные должны были подать «роспись» этим расходам. Перед нами обнажается механизм отчета мирских уполномоченных в государственном деле перед [121] официальной администрацией. Как и в грамоте, касавшейся Ф. Лодыженского, центральная администрация предусматривает возможность хищения выборными государственного жалованья. Подтверждение этого должно было, как и в случае с Ф. Лодыженским, повлечь наказание, видимо независимо от того, примет ли какие-либо подобные санкции выбравший казаков «мир».

Наиболее интересные события оказались связаны со второй, большей частью «недозозной казны». Т. Евсевьев и П. Шульгин на допросе 6 апреля заявили, что, получив из Сибирского приказа денежное жалованье, взяли из него 100 руб. и вернули Г. Никитину половину долга (л. 41). И тут же выборные добавляют, что в «нынешнем 206-м (1698 г. — Н. З.) году» в приказную избу была подана челобитная от всех иркутских казаков с просьбой «той великого государя казны не править» на упомянутых выборных, «а вычитать бы из их казачьих окладов» (л. 42). Челобитная, видимо, действительно была подана, и в отписке в Сибирский приказ из Иркутска была изложена просьба казаков. Сибирский приказ остался удовлетворен, в грамоте от 23 января 1699 г. никаких новых допросов выборных или «росписей» о том, на что конкретно они израсходовали в Москве 200 (или хотя бы 100) руб., сделать не предписал (хотя Т. Евсевьев и П. Шульгин такую роспись как будто собирались подать в приказную избу — л. 41). Просьбу казаков Сибирский приказ распорядился удовлетворить и вычесть 100 руб. из их окладов, лишь проверив, существует ли действительно казачье челобитье (л. 15, 16).

Возможно, дело тем и закончилось бы, но 3 апреля 1699 г., через год после возвращения челобитчиков, на них была подана жалоба сыщику с чрезвычайными полномочиями, думному дьяку Д. Л. Полянскому, имевшему тогда резиденцию в г. Енисейске. Д. Л. Полянский вел одновременно ряд сысков, которые постепенно охватили чуть ли не всю Сибирь 9.

Иркутский казак М. Миршенин (Мершень) попал в Енисейск случайно: был послан из Иркутска в качестве конвойного «с нерчинским колодником, с пашенным иркутским крестьянином Тимошкой Пермяком» (л. 21). Видимо, Миршенин решил воспользоваться случаем и подать жалобу в чрезвычайную инстанцию, не надеясь на успех в Иркутске. Миршенин жаловался от имени иркутских казаков; на вопрос сыщика, почему же он не привез от них письменной челобитной, изветчик ответил, что она будет послана вслед ему, а пока, из-за внезапности подвернувшейся оказии, казаки уполномочили его подать устную жалобу.

М. Миршенин жаловался в Енисейске на то, что иркутские выборные Т. Евсевьев и П. Лодыженский не довезли 250 руб. и 70 кумачей из государственного жалованья 10.

Из его показаний мы узнаем об отчетности выборных и перед администрацией, и перед «миром»: [122]

«...Ивану Перфильеву и в мир служилым людем они, Титко и Петрушка сказали, что те денги... и кумачи издержали они в росход на Москве приказным людям на дачю и на покупку камок в рознос на дворы к началным людем» (л. 22). Камки, отчитывались выборные (в изложении Миршенина), пришлось брать в долг и по слишком дорогой цене из-за срочности дела. М. Миршенин утверждал, что выборные «в мир им, служилым людем, сказывали имянно», кому конкретно в Москве были розданы взятки! (л. 22).

По сообщению М. Миршенина, привезенной казны осталось настолько мало, что «дано им, служилым людем, ис приказной избы государева жалованья головным по списку пятидесятником и десятником и рядовым лутчим людем денег в оклады их по неболшому, также и кумачи не сполна же, а последних пятидесятой денег ничево не дано, а дано де толко по два кумача человеку, а ему де, Мишке, дано толко два ж кумача, а денег ничево не дано» (л. 23). Миршенин сообщает, что казачий «мир» вовсе не идиллически отнесся к «недовозу» казны: казаки якобы неоднократно подавали письменные и словесные челобитные на выборных, но администрация действенных мер не приняла. Воевода И. Ф. Николев, которому якобы тоже были поданы многочисленные челобитные, «сыскал» по ним в приказную избу Евсевьева и Лодыженского, из которых первого отпустил, а последнего посадил в тюрьму. При этом, указывает М. Миршенин, никто из выборных «на правеже не стаивал».

Очень интересен ответ казака относительно того, по каким полномочиям тратились в Москве деньги: «А по выбору ли де за руками служилых людей они, челобитчики Титко и Петрушка, те денги и кумачи на Москве в росход держали и камки на розное покупали, или по словесному приказу, или собою против прежних обыкностей... ведают де про то подлинно те челобитчики Титко да Петрушка» (л. 24). Неважно, что сформулировал вопрос, видимо, сам Д. Л. Полянский. Для нас существенна фиксация трех типов отношений челобитчиков с пославшим их «миром», причем письменное оформление полномочий, судя по всему, — позднейшая новация, а первичны — «против прежних обыкностей» — самостоятельные действия выборных. Можно сделать предположение, что «письменный заручный выбор» как тип документа стал необходим в результате ряда конфликтов государственной власти с общинами по вопросу об ответственности именно в области общей компетенции в делах управления.

В заключение своей жалобы М. Миршенин заявил, что «они де, служилые люди, от таких болших недовозов государевы казны и от недодачи по вся годы обедняли и разорились вконец» (л. 24).

Обвинение звучало достаточно серьезно: криминальные взятки 11 в Москве, повлекшие за собой, при попустительстве воеводской администрации, разорение казаков, рост их недовольства, что было [123] чревато грозными последствиями (вспомним, что лишь в 1699 г. было подавлено восстание в забайкальских острогах 12).

Д. Л. Полянский начал еще один сыск; в течение весны — лета 1699 г. он провел ряд допросов людей, связанных с иркутским делом (судя по всему, Д. Л. Полянский не имел возможности специально вызывать в Енисейск свидетелей и обвиняемых по доносу М. Миршенина и допрашивал тех, кто более или менее случайно оказывался там).

Через две недели после жалобы М. Миршешша, 18 апреля, Д. Л. Полянский допрашивал казачьего пятидесятника Селенгинского острога А. Березовского 13. Казачий пятидесятник, как сообщали в Москву в своей отписке Д. Л. Полянский и его «товарыщ» дьяк Д. Берестов, был «взят из Иркуцка в Енисейск к розыскному делу по извету Брацкого острогу жителя казачья сына Ивашка Ездокова в бунтовом пересылном согласном писме илимские приказные избы с подьячим з Бориском Корченкиным» (л. 20). Березовский подтвердил лишь, что видел Лодыженского (и здесь он опять ошибочно назван Петрушкой) в Иркутске, скованного за караулом. Со слов колодников, сидевших в подклети Иркутской приказной избы, Березовский знал, что Лодыженский сидит в тюрьме больше полугода за растрату «с товарыщем своим... с Титком Евсевьевым» государевой казны (л. 25).

Послав отписку с копиями этих показаний в Сибирский приказ, Д. Л. Полянский 27 мая допрашивает иркутского казака «Якушку Максина, которой сего мая в 22 числе прислан с отпискою столника и воеводы Ивана Федорова сына Николева о сыску грабленых серебреных Антоновых судов Савелова» (л. 68, 69). Я. Максин полностью подтвердил показания М. Миршенина; они почти слово в слово текстуально совпадают, вплоть до путаницы с именем Лодыженского. Я. Максин также заявил, что получил в счет жалованья лишь 2 кумача (л. 69-71).

Интересные детали всплыли в подробном рассказе допрошенного Д. Л. Полянским 16 июня А. Ошаровского (он был прислан в Енисейск с отпиской И. Ф. Николева также в качестве конвоира). Значительную часть его показаний мы уже приводили выше; остановимся на еще не освещавшемся материале. Сразу отметим, что в отличие от других опрошенных в Енисейске казаков А. Ошаровский не путает П. Шульгина и Ф. Лодыженского (или не излагает дело так путанно, что сбивает с толку приказного). В отличие от них Ошаровский четко разделяет действовавших в Москве одновременно иркутских выборных: группу во главе с Т. Евсевьевым и Ф. Лодыженского, которые приехали с разными челобитными. Несомненно, это зависит от лучшей осведомленности в данном вопросе А. Ошаровского как непосредственного участника делегации. [124]

Именно поэтому ошеломительно его заявление о том, что из полученного жалованья хотя и действительно были взяты 100 руб., но истрачены они были вовсе не на уплату половины долга купцу Г. Никитину! Об уплате долга в Москве А. Ошаровский вообще ничего не говорит, зато говорит о том, что 100 руб. из государственного жалованья были взяты Т. Евсевьевым, П. Садовниковым и П. Шульгиным на их личные надобности (Ошаровский клялся Д. Л. Полянскому в своей полной непричастности к этим действиям своих товарищей, во что, конечно, плохо верится). На взятые из казенного жалованья деньги, продолжает А. Ошаровский, «слышал он... что покупали... кафтаны сермяжные и сукна сермяжные же, и холсты, и крашенину» (л. 74, 75). Если верить этим показаниям, казаки, скорее всего, купили товары для своей личной торговли в Сибири: торговые промыслы сибирских служилых людей — явление широко известное. Вряд ли казаки везли товары «для мирских нужд» — очень уж резко отмежевался от них А. Ошаровский. К тому же он показывал, что 100 руб. выборные взяли «на покупку товаров своих» (выделено нами. — Н. З.) (л. 74).

Сумма в 100 руб. еще раз появляется в показаниях А. Ошаровского, когда он рассказывает о событиях после возвращения челобитчиков в Иркутск. Еще в Москве иркутские выборные, подписав «кабалу», обещали Г. Никитину довольно быстро вернуть занятое, а именно отдать деньги в Иркутске приказчикам купца или «людем ево... ково, он, Гаврила, с тою кабалою к ним... пришлет» (л. 73). Вероятно, не зря казаки обратились именно к Г. Никитину. Они, очевидно, знали его, так как купец вел торговлю с зарубежным Востоком, его торговые агенты постоянно бывали в Иркутске 14. Действительно, в том же 1698 г. племянник Г. Никитина А. Романов 15 и холоп купца И. Дементьев (Демидов) проезжали с товарами через Иркутск и потребовали от иркутян уплаты денег по «кабале». Дело дошло до челобитной Н. Полтеву и И. Перфильеву. Судя по всему (А. Ошаровский уже ведет рассказ не как очевидец, так как приехал в Иркутск позже описываемых событий), в ответ Т. Евсевьев и П. Шульгин организовали мирскую челобитную с просьбой зачесть уже не 100, а 200 руб. служилым людям «в государево жалованье в оклады их на 207-м году», «кабалу» же взять у Романова и Дементьева в приказную избу.

Вследствие этой челобитной, рассказывал А. Ошаровский, торговым людям было выдано из «государевы казны из приказные избы» 100 руб. (л. 78). Сразу отметим, что если рассказ А. Ошаровского достоверен, то налицо серьезное нарушение закона тогдашней администрацией Иркутской приказной избы: без санкции Сибирского приказа казенные деньги «в зачот жалованья» выданы быть не могли, [125] а ответ на запрос о сумме 100 руб., сделанный от имени Н. Полтева и И. Перфильева, пришел в Иркутск, как мы видели, лишь в 1699 г.

Но самое любопытное, что уплаченные агентам Г. Никитина 100 руб. и не были изъяты, оказывается, из привезенного государственного жалованья. А. Ошаровский сообщает вторую ошеломительную подробность из области финансовых операций иркутян: деньги были «взяты в приказную избу ис церковных спасских денег соборные церкви у старосты взаймы с роспискою для того, что в приказной избе в то время наличных денег в государево казне ничево не было и заплатить было нечем»! (л. 78, 79). С церковными деньгами иркутяне обошлись примерно так же, как обходились с деньгами своих приходских церквей крестьяне Русского Севера: для них казна приходских церквей служила своего рода банком, снабжавшим общину и отдельных крестьян беспроцентными ссудами 16. Существенное отличие состояло в том, что в этой операции иркутян участвовала приказная изба! Не потому ли, что у власти тогда была «псевдовоеводская» администрация, выбранная казаками? Или это было возможным и для воеводского управления?

Примерно через год, в апреле и июле 1700 г., у Д. Л. Полянского появился дополнительный материал о расчетах доверенных лиц Г. Никитина с иркутским «миром» и приказной избой, когда сыщик смог допросить проезжавших через Енисейск на обратном пути в Москву И. Дементьева и А. Романова.

И. Дементьев в своих показаниях от 2 апреля подтвердил, что в Иркутске ему и А. Романову пришлось требовать уплаты 200 руб. (тем самым подтверждаются сведения А. Ошаровского, что ранее Т. Евсевьев «с товарищи» 100 руб. в счет долга не платили, как сообщалось, согласно показаниям выборных, в отписке Н. Полтева и И. Перфильева в Сибирский приказ!). И. Дементьев красочно описывает переговоры в Иркутске с Т. Евсевьевым и П. Шульгиным, когда казаки в «платеже тех денег им, Андрею и Ивашку, переманивали со дни на день, а после того сказали, что у них мирских денег в зборе нет», заплатят же они, когда такие деньги «в зборе будут»! (л. 83).

Потеряв терпение, торговые люди подали на выборных челобитную в приказную избу. И. Дементьев подтвердил, что 100 руб. тогда им из приказной избы действительно выдали (о происхождении этих денег он отозвался незнанием). Остальную часть долга казачий мир обещал отдать Романову и Дементьеву по их возвращении из торговой поездки на восток. Но вернувшиеся в 1699 г. в Иркутск торговые люди уже не застали бывших выборных в Иркутске, так как они были разосланы в различные места по делам службы. Снова была подана челобитная в приказную избу, теперь уже новому воеводе И. Ф. Николеву. И вот воевода заявляет им, что «у тех казаков денег мирских в зборе никаких нет»! Создается довольно любопытная ситуация, [126] когда воевода выступает как бы от имени «мира», во всяком случае, в качестве посредника. Из показаний И. Дементьева следует, что Николев до отъезда холопа из Иркутска денег торговым людям не вручил, но собирался это сделать опять-таки «из приказные избы из государевы казны в зачот казачьих их окладов впредь», взяв при этом «кабалу» в приказную избу! (л. 83). Как видим, вторая сотня рублей из занятых выборными денег должна была быть выплачена, по всей видимости, на основании пришедшего на имя воеводы указа из Москвы; но мы видели, что один раз такая выплата, в расчете все на тот же указ, уже была произведена И. Перфильевым! То есть по указу о 100 руб. собирались заплатить 200 руб., и, добавим, забегая вперед, заплатили.

Что не все здесь было чисто, доказывает допрос племянника купца Г. Никитина, проведенный Д. Л. Полянским 7 июня 1700 г. А. Романов полностью подтвердил все показания И. Дементьева и изложил увлекательное продолжение своих переговоров с иркутским воеводой. По свидетельству А. Романова, воевода заявил ему, что 100 руб. «из государевых казенных денег в зачот тем казаком годового жалованья до дачи окладов их выдать не смеет» (л. 90). Затем И. Ф. Николев предложил А. Романову следующую комбинацию: чтобы не терять драгоценного для торгового человека времени, пусть А. Романов оставит «тое кабалу» у каких-нибудь своих «знакомцов». Когда же казаки соберутся для получения жалованья, И. Ф. Николев обещал вычесть 100 руб. из казачьих окладов «у той роздачи».

Характерна эта крайне осторожная позиция воеводы: он не решился просто взять требуемую сумму из предназначенного к раздаче казачьего жалованья; обязательно должен был быть соблюден принцип полной выдачи жалованья, местные вычеты допускались лишь после этого. Видимо, такой порядок был установлен администрацией Центра ввиду остроты вопроса о жалованье, многочисленных махинаций и конфликтов вокруг него. Насколько детально регламентировался весь процесс раздачи жалованья воеводой, можно видеть на примере инструкций, данных в грамоте Сибирского приказа в Иркутск и процитированных в отписке И. Перфильева: «...велено тое твою великого государя денежную и товарную казну взять и в приход записать и раздать в твое великого государя жалованье иркутцким ружником и обротчиком и полковым всяких чинов служилым людем на сей год поровну всем налицо против окладов, а заочи и подставою, и на мертвых, и выбылых того твоего великого государя жалованья отнюдь никому не давать» (л. 12).

Хлопоты, которые брал на себя воевода, оказались совсем не бескорыстными: он получал в уплату за эту операцию одну пятую всей суммы — 20 руб. (л. 90). А. Романов счел сделку выгодной и согласился. Отписку Д. Л. Полянского с копиями «допросных речей» А. Романова в Сибирском приказе получили 24 сентября 1700 г., но уже по первой его отписке с сообщением о доносе М. Миршенина из Сибирского приказа 23 ноября 1699 г. была отправлена грамота иркутскому воеводе И. Ф. Николеву, в которой было приказано, чтоб он «чинил против... грамоты 207-го году и взял у Титка Евсевьева [127] тех денег росходу имянную роспись и прислал под отпискою к Москве в Сибирской приказ», а также снял допрос с М. Миршенина: «...такое челобитье в Енисейску на съезжем дворе думному нашему дьяку Данилу Полянскому у него было ль и иркуцкие казаки о том ему бить челом велели ль... и против того и казаков лутчих людей велел допросить же... и те допросы по тому же прислал в Сибирской приказ». В Сибирский приказ должны были быть отправлены и М. Миршенин с Т. Евсевьевым «для подлинного оправдания» (л. 32).

Во исполнение распоряжений Сибирского приказа И. Ф. Николев выслал в 1700 г. в Москву обширный комплекс документов. Среди них — челобитные иркутских казаков в приказную избу, касающиеся жалованья, не довезенного Т. Евсевьевым «с товарыщи».

Первая челобитная (в подлиннике) не датирована, но косвенные данные свидетельствуют, что она написана не раньше сентября 1699 г. (челобитная заканчивается просьбой казаков произвести вычеты из жалованья «в нынешнем в 208-м году» — л. 36). Челобитная повторяет более раннюю, с просьбой зачесть 100 руб. в казачьи оклады на 207-й год, т. е. челобитную, которая была подана в приказную избу в 1698 г., после возвращения выборных во главе с Т. Евсевьевым в Иркутск. Очень интересно, что в челобитной сообщается о «порозвытной» уплате 100 руб. не только казаками г. Иркутска, но и «верхоленскими, идинскими и баргузинскими и всеми иркуцкими казаками иркутцкого присуду» (л. 37). Это значит, что частью своего жалованья поступались участники только что подавленного восстания, одним из поводов к которому была недодача жалованья.

Вторая челобитная (представленная в копии) написана, вероятно, в 7206 г. (по принятому тогда летосчислению), т. е. в сентябре 1697 — августе 1698 г., так как в челобитной излагается просьба казаков зачесть «недовоз» в их оклады «впредь на 207-й год» (сентябрь 1698 — август 1699 г.). Скорее всего, челобитная относится все к тому же 1698 г., когда вернулись Т. Евсевьев и П. Шульгин и когда в Иркутске потребовали уплаты денег по «кабале» торговые агенты гостя Г. Никитина. Возможно, она и связана с последним событием, потому что в этой челобитной содержится просьба вычитать «порозвытно» со всех казаков уже не 100, а 200 руб., т. е. всю занятую в Москве сумму! (л. 38-40). 1698-м годом датируют эту челобитную и бывшие выборные во главе с Т. Евсевьевым (л. 33).

Обе челобитные достаточно представительны. Первая (с просьбой о зачете 100 руб.) начинается перечислением 33 имен, подписали ее «по веленью» 50 казаков «и за себя» 8 человек (и еще один не за себя, а только за другого казака). Вторая челобитная (с просьбой о зачете 200 руб.) в начале содержит перечисление 87 имен казачьих пятидесятников, десятников и рядовых казаков. Подписали ее от имени 53 казаков 19 человек, в том числе 5 — «и за себя»; 14 человек из 19 подписывали только за других (формула «и за себя» отсутствует). Из перечисленных в начале обеих челобитных имен совпадают лишь 12, в подписях совпадают 15 имен. Возможно, челобитные были поданы разными группами казаков: во время восстания в острогах [128] «Иркутского присуду» и волнений в самом Иркутске отмечена острая борьба внутри казачества 17.

Разные суммы, названные в этих двух челобитных, встречаются и в других документах, высланных в Москву И. Ф. Никелевым. Просьба казаков о зачете 100 руб. зафиксирована в копии «скаски» от 6 апреля 1698 г. Т. Евсевьева и П. Шульгина (л. 41, 42), в подлиннике «сказки» (устной челобитной) от 6 сентября 1699 г. «перед столником и воеводою» И. Ф. Никелевым, подписанной 6 иркутянами от имени 29 «конных и пеших казаков пятидесятников, и десятников, и рядовых конных и пеших казаков» (в начале «сказки» перечислено 18 имен, после которых добавлено «и все иркуцкие конные и пешие казаки сказали» — л. 37). На просьбе об уплате 200 руб. настаивали в своей челобитной, поступившей в Сибирский приказ в декабре 1700 г. (см. л. 33 об.), бывшие выборные Т. Евсевьев, П. Шульгин и А. Ошаровский (последний не смутился, видимо, тем, что Д. Л. Полянскому он называл другую сумму, 100 руб.). Челобитная выборных написана в ответ на донос М. Миршенина Д. Л. Полянскому и вследствие начатых в Иркутске воеводой Никелевым допросов по программе грамоты Сибирского приказа. Правда, к этому времени выборные уже знали, что и в «скаске» воеводе от имени всех казаков, и в личных допросах 33 казаков, проведенных воеводой 4, 6, 7 и 8 августа 1700 г., была названа сумма 100 руб., а не 200 (л. 43-53 об.). Но в челобитной выборных это противоречие удивительно изящно сглажено: при чтении ее создается впечатление, что просьбу казаков еще не полностью выполнили, вычли из их окладов пока только 100 руб. (л. 33).

Допрошен был и новоприборный казак одной из «последних пятидесятен» М. Миршенин. 25 июня 1700 г. «в роспросе» он пункт за пунктом отказался от большей части своего доноса, сделанного более года назад Д. Л. Полянскому. Сейчас он заявил, что в Енисейске бил челом только о «недовозной казне» Ф. Лодыженского, «а говорили де ему о том бить челом служилые люди Михайло Бжитцкой, Козма Савельев, Иван Вяткин с товарыщи» (л. 61). Кроме того, Миршенин заявил: в Енисейске де он жаловался и на то, «что де они, иркутцкие служилые люди, платят в Ыркутцку за челобитчики за недовозную казну Титка Евсевьева с товарыщи по девяти алтын по две денги с человека, а о том де их челобитья нет, и рук х челобитной не прикладывали» (л. 60). Несоответствие двух своих рассказов М. Миршенин наивно попытался снять следующим предположением: «...и то де знатно, что подьячей на съезжем дворе описался» (л. 61). Однако и в новых «расспросных речах» в завуалированной форме сохранился протест против раскладки на «мир» истраченной выборными суммы. Очень интересна мотивация — ссылка на отсутствие подписей ряда казаков под челобитьем.

Опрос 33 казаков в августе 1700 г. (допрошены были 4 пятидесятника, 8 десятников и 21 рядовой) подтвердил, что иркутские казаки вовсе не выступали единым фронтом. Единодушно они подтверждали [129] только факт полной выдачи им жалованья за 1698, 1699 и 1700 гг. и то, что не подавали челобитных на выборных Т. Евсевьева и П. Шульгина и жаловаться в Енисейск не просили. Большинство казаков подтвердили и то, что Т. Евсевьев «с товарыщи» были посланы в Москву с челобитьем по выбору служилых людей (иногда добавляется «всех»). Двое, пятидесятники Е. Могилев и А. Штинников, прибавили, что «на Москве де им, Титу и Петру, держать велели на всякие издержки» (л. 43). Большинство казаков подтвердили подачу в 1698 г. челобитной Н. Полтеву и И. Перфильеву с просьбой вычесть в счет истраченных выборными 100 руб. деньги из их окладов и что свою долю «по розвытку», 9 алтын и 2 деньги, они уплатили после выдачи им жалованья.

И лишь казаки И. Вяткин, М. Бжитцкий, И. Поляков и П. Замятнин заявили воеводе, что Т. Евсевьева «с товарыщи» они в Москву с челобитной не посылали, рук к выбору не прикладывали; «был де у них с Титом челобитчик свой Федка Нижегород» (л. 49). Тем не менее казаки Бжитцкий, Поляков и Вяткин свои 9 алтын и 2 деньги за выборных уплатили (подавали ли они челобитную об уплате 100 руб., из текста допроса остается неясным, но под самой челобитной имеются подписи «вместо» Бжитцкого и Вяткина; Поляков не упоминается — л. 34 об., 36 об.). И наконец, К. Короваев, А. Стрекаловский и П. Замятнин не только не подтвердили свою причастность к челобитной о 100 руб., но заявили, что и по 9 алтын и 2 деньги «в казну великого государя не плачивали» (л. 50). Кроме того, обнаружилась небольшая группа казаков (4 чел.), которые челобитную о 100 руб. не подавали, так как находились в то время в отъезде, но свою долю «по розвытку» тем не менее уплатили! (л. 51-53). Среди них оказался и ...А. Ошаровский!

Таким образом, четко фиксируется рознь в казачьем «мире». Истинные ее размеры не понятны, ведь опрошены были далеко не все, да и грамота Сибирского приказа, как мы видели, этого не требовала. По традиционной ориентации феодальной администрации опрошены должны были быть только «лучшие люди» (л. 32). Кроме того, попытка опоры на «лучших людей» была характерна для политики правительства во время восстания в забайкальских острогах и волнений в Иркутске 18. Но по-видимому, под допрос попали не только они: Ф. Лодыженского (Нижегорода) посылали новоприборные казаки. Очевидно, они и входили в число самых непривилегированных «последних пятидесятен», от имени которых выступил М. Миршенин. Но важно, что перед лицом «своего» воеводы и, возможно, давления «лучших людей» Миршенин отступил. Допросы казаков наглядно показали, что существовали определенные жесткие механизмы, заставившие их платить «по розвытку» независимо от причастности к челобитьям. И здесь сыграл роль не только обязательный для исполнения «государев указ», но и общемирское решение. Ссылка группы казаков на то, что у них был «свой» челобитчик, не состоятельна, ведь Т. Евсевьев привез в Москву общегородскую челобитную, [130] которая касалась и их! Наличие людей, которые к моменту допросов не заплатили по 9 алтын 2 деньги, еще не доказывает, что они этих денег не заплатят никогда: вычеты делались не одновременно (л. 111).

Документы, посланные И. Ф. Никелевым в Москву, выявили определенную внутреннюю борьбу в среде казаков, почти не осветив многих важнейших моментов. Мы можем лишь делать предположения об обстоятельствах появления разных челобитных по вопросу об уплате всей суммы долга или только половины, о давлении, которое явно оказывал на «мир» Т. Евсевьев, видимо один из «лучших людей», если верить сведениям о его торговле. Ведь действительно, никто не подтвердил, что Т. Евсевьев и П. Шульгин стояли на правеже или сидели в тюрьме (как Ф. Лодыженский, например), хотя 50 руб. и 5 кумачей «доправил» на них только воевода И. Ф. Николев! (л. 111). Также никто из воеводской администрации или членов казачьей общины не попытался выяснить причину лжи Т. Евсевьева и П. Шульгина об уплате долга в Москве, а ложь эта обнаружилась вскоре после их приезда в Иркутск, как только торговые люди предъявили неоплаченную «кабалу» в 200 руб. И только ли за московские взятки хотели заставить иркутских казаков расплачиваться жалованьем? Вряд ли мы узнаем также, каким образом «мир» расплатился за деньги, взятые из церковной казны для уплаты А. Романову и И. Дементьеву. Раз это не касалось государственного жалованья, в мирские раскладки иркутских казаков центральная власть вмешиваться не собиралась; а вот о воеводе, в свете всего сказанного, этого утверждать нельзя.

Следствие было завершено, вероятно, в Сибирском приказе, когда в декабре 1700 г. туда прибыли Т. Евсевьев, М. Миршенин, все «допросные речи» и «сказки», посланные в Москву с воеводской «отпискою и с... великого государя ясачною казною» (кстати, отписку и допросные речи должны были подать в Сибирском приказе сами Евсевьев и Миршенин — см. л. 54-59). Итог дела остался нам неизвестен.

Публикуемые ниже документы освещают ключевые моменты сыска и дают представление о тех противоречиях и столкновении интересов различных групп казаков, воеводской администрации и Сибирского приказа, которые были характерны для того времени.


№ 1

Копия «скаски» Т. Евсевьева и П. Шульгина 6 апреля 1698 г.

/л. 41/ 206-го году апреля в 6 день Ыркуцку в приказной избе перед Николаем Семеновичем Полтевым и перед товарыщем ево иркуцким сыном боярским Иваном Максимовым сыном Перфирьевым посланной из Иркуцка иркуцких конных и пеших казачьих пятидесятников и десятников, и рядовых [131] казаков челобитчики иркуцкие казаки Титко Евсевьев, Петрушка Шулгин сказали.

В прошлом 204-м году июня в 8 день посланым к Москве из Ыркутцка з градцкою иркуцких конных и пеших казачьих пятидесятников и десятников, и рядовых казаков, иркуцких посадцких людей и пашенных крестьян з заручною их челобитною для челобитья о прибавочных людех о трех стах и вновой о приверстке конной службы о двух стах, и велено на Москве, а в Сибирском приказе нам бити челом и милости о том просить и для всяких войсковых нужд велено нам по заручному казачью выбору издержки держать, и те издержки велено нам для ведома и отповеди им казачьим пятидесятником и десятником, и рядовым казаком для отчету имянно на роспись писать. И мы, Титко Евсевьев, Петрушка Шулгин, Петрушка Садовников, Ондрюшка Ошаровской для таких нужд по тому казачью выбору займовали на Москве гостя Гаврила Никитина товаров на двести рублев, и в тое заемную кабалу из посланной с ними великого государя денежной казны платили сто рублев, а где что на Москве было издершки, и тому впредь будет подана у нас для отчету роспись. И что по нашему челобитью о тех прибавочных людех и о конной службе, о ружье состоялось, и о том в Ыркуцкой прислана великого государя грамота. /л. 42/ И в нынешнем же 206-м году, будучи в Ыркуцку, иркутцкие конные казачьи пятидесятники и десятники, и рядовые казаки в Ыркуцку в приказной избе Николаю Семеновичю Полтеву и товарыщу ево, иркуцкому сыну боярскому Ивану Максимову сыну Перфирьеву, подали за руками своими челобитную, чтоб на нас, четырех человеках, той великого государя казны не править, а вычитать бы из их казачьих окладов. Да в Кайгородке воеводе Афонасью Карсакову с подвод великого государя казны и з своих саней против проезду проезжих людей и от подвод, чтоб дал подводы и отпустил без задержки, дано ему, Афонасью, пять рублев. И что кайгородскому старосте Сенке и подьячему Мишке с товарыщи им дано, и о том у нас с нерчинскимн казаками Стефаном Чюкмасовым и Васильем Фалилеевым в Тоболску в розрядной полате столнику и воеводе Андрею Федоровичю Нарышкину с товарыщи на него, Афонасья Карсакова, и старосту Сенку с товарыщи о посылке к Москве в Сибирской приказ подана челобитная. И от Соли Камской чрез Верхотурской волок с казенных кумачей с пяти пуд дано за провоз полтора рубли, пять алтын, и инде по ямом мирским старостам для далного проезду, безвремянного познаго зимного пути за остановки и за оскудением своих денег издержали до неправы и платежу и отдачи в Ыркутцком великого государя казенных денег пятьдесят рублев, и те денги будут принесены в оддачю все сполна. В том мы Титко и Петрушка сию и скаску дали за своими руками... [132]

№ 2

Копия «словесной» челобитной М. Миршенина

/л. 21/ 207-го апреля в 3 день бил челом великому государю царю и великому князю Петру Алексеевичю всеа Великия и Малыя и Белыя Росии самодержцу словесно иркуцкой казак Мишка Миршенин, а в Енисейску на съезжем дворе думному дьяку Данилу Леонтьевичю Полянскому да дьяку Данилу Берестову в том своем словесном челобитье сказал. Как де он, Мишка, из Иркуцка из приказной избы с отписками и с колодником нерчинским, с пашенным иркуцким крестьянином с Тимошкою Пермяком послан в Енисейск, и того де дня иркуцкие казаки пятидесятники Андрюшка Щинников, Аничка Валов, Ивашко Михалев, Гараска Кручинин с товарыщи велели ему, Мишке, по приезду своему в Енисейск бити челом великому государю словесно, а на съезжем дворе ему, думному дьяку Данилу Леонтьевичю, и дьяку Данилу Берестову, объявить на иркуцких челобитчиков на казаков на Титка Евсевьева, на Петрушку Лодыженского 19, которые посыланы были к Москве в прошлом в 205-м году для челобитье о государеве годовом жалованье и о всяких градских их нуждах. И как де те их челобитчики Титко Евсевьев и Петрушка Лодыженской с Москвы в прошлом в 206-м году в Иркуцкой приехали и подали великого государя грамоту в приказной избе Ивану Перфильеву, а в той де великого государя грамоте написано, что послано с ними Титком и Петрушкою из Сибирского приказу великого государя казны на жалованье им, служилым людем, /л. 22/ денег пятсот рублев да пятьсот кумачей с лишком. И той де государевы казны они, Титко и Петрушка, против той великого государя грамоты в приказной избе объявили денег толко двести пятьдесят рублев да четыреста сорок кумачей, а пр[о] 20 недовозные денги про двести пятьдесят рублев и про семьдесят кумачей Ивану Перфильеву и в мир служилым людем они, Титко и Петрушка, сказали, что те денги двести пятдесят рублев и кумачи издержали они в росход на Москве приказным людем на дачю и на покупку камок в розное на дворы к началным людем. А купили де они, Титко и Петрушка, камок на тот розное десять поставов добрых, а дали за постав по двенатцать рублев 21, а платили де они денги за те камки такую высокую цену для того, что те камки взяли они у торговых людей в долг преже выдачи денег и кумачей ис приказу за многое время. А как де денги им выдали из приказу, и[...] 22 за те камки в то время денги [133] и заплатили, а кому де имяны те челобитчики приказным людем денги и кумачи давали и камки в розное на дворы относили, про то де они, челобитчики Титко и Петрушка, в мир им, служилым людем. сказывали имянно. Да ис тех же денег, сказывали они, Титко и Петрушка, что неболшое издержали на Москве же и в дороге, едучи по городем, /л. 23/ на покупку саней и рогож и веревок и ины[х] мелочей, толко де он, Мишка, того подлинно сказать не упомнит. И ис той де д[о]сталной наличной привозной казны дано им, служилым людем, ис приказной избы государева жалованья головным по списку пятидесятником и десятником и рядовым лутчим людем денег в оклады их по неболшому, также и кумачи не сполна же, а последних пятидесятен денег ничево не дано, а дано де толко по два кумача человеку, а ему де, Мишке, дано толко два ж кумача, а денег ничево ж не дано. И служилые де люди иркутчаня все на тех челобитчиков на Титка Евсевьева и на Петрушку Лодыженского били челом великому государю, а в приказной избе Ивану Перфильеву подавали многие челобитные и словесно они о том на них, Титка и Петрушку, били же челом. И он де Иван Перфильев указу никакова им о том не учинил, а сказал, будто он о том к великому государю к Москве в Сибирской приказ писал. А как де Иван Николев в Иркуцкой приехал, и они де ему, Ивану, о том на них, Титка и Петрушку, челобитные подавали же и словесно били же челом многожды же, и он де, Иван, велел их, Титка и Петрушку, сыскать в приказную избу и в той недовозной казне держать их, Титка и Петрушку, в приказной избе. И он де Петрушка в той недовозной казне в донгах и в кумачах посажен в тюрму и сидит болши полугода, а Титко Евсевьев ходит напрости на воле, а платежу де от них, Титка и Петрушки, в мир ничего и по се число нет. /л. 24/ А на правеже де они, Петрушка и Титко, не стаивали. А по выбору ли де за руками служилых людей они, челобитчики Титко и Петрушка, те денги и кумачи на Москве в росход держали и камки на розное покупали или по словесному приказу или собою против прежних обыкностей, того он, Мишка, не ведает, а ведают де про то подлинно те челобитчики Титко да Петрушка. А они де служилые люди от таких болших недовозов государевы казны и от недодачи по вся годы обедняли и разорились вконец. А челобитной де заручной и незаручной о том на них, Титка и Петрушку, с ним, Мишкою Мершининым, служилые люди в Енисейск ныне не послали для того, что написать челобитной не успели потому, что та посылка ему, Мишке, прилучилась вскоре, а велели де ему, Мишке, о том бити челом великому государю словесно, а заручную де челобитную о том хотели прислать впредь с нарочными посылщики... [134]

№ 3

Копия «скаски» А. Березовского

/л. 25/ 207-го апреля в 18 день в Енисейску на съезжем дворе перед думным дьяком перед Данилом Леонтьевичем Полянским да перед дьяком Данилом Берестовым Селенгинского острогу казачей пятидесятник Антошка Березовской сказал. В нынешнем де в 207-м году генваря в 21 день, как де он, Антошка, для посылки в Енисейск взят в Ыркуцкой и посажен был под приказную избу, и по привозе де ево, Антошкине, на другой день генваря в 22-м числе с утра шол мимо того приказного подклета, в котором он, Антошка, сидел, иркуцкой казак Петрушка Лодыженской скован за караулом, и он де, Антошка, спросил колодников, которые в то время сидели с ним, Антошкою, в том подклете, сколь давно и за какую вину он, Петрушка, скован и где ево держат, в приказной ли избе или в тюрме сидит. И те де колодники ему, Антошке, сказали, что он, Петрушка, сидит в тюрме болши полугоду за то, что он был на Москве в челобитчиках и государевы казны, которая дана была из Сибирского приказу на дачю ево государева жалованья иркуцким служилым людем, денег и товаров издержали с товарыщем своим с ыркуцким же казаком с Титком Евсевьевым многое число, а сколко де числом денег и товаров каких издержали, того он, Антошка, не ведает. А Титка де Евсевьева он, Антошка, знает же, и видел де ево, Титка, в Ыркуцку же того же дни, в [ко]торой день и Петрушку видел Лодыженского, а стоял де он, Титко, в то время на площа[ди] у крылца приказные избы, а на свободе де он, Титко, ходит или ево за караулом держ[ат], того он, Антошка, не ведает...

№ 4

Челобитная иркутских конных казаков Т. Евсевьева, П. Шульгина, А. Ошаровского

/л. 33/ Великому государю царю и великому князю Петру Алексеевичю всеа Великия и Малыя и Белыя Росии самодержцу бьют челом холопи твои иркутцкие конные казаки Титко Евсевьев, Петрушка Шульгин, Андрюшка Ошаровской. В прошлом, государь, в 207-м году по твоему великого государя указу и по посылке твоего великого государя столника и воеводы Ивана Федоровича Ыикалева ис полковых по Иркутцку приверсти (?) из Иркутцка в Енисейск г думному дияку Данилу Леонтьевичю Полянскому да г дияку же Данилу Берестову был посылан за колодники Мишка Мершен. И будучи, государь, в Енисейску на съежжем дворе думному дияку Данилу Леонтьевичю Полянскому да дияку Данилу Берестову на иркутцкого сына боярского Ивана Перфнрьева к нам, холопем твоим, ево, Иванову, поноровку и на нас, холопей твоих, за далным растоянием не чаял, он, Мишка, подлинному свидетелству быть, хотя нас, холопей твоих, ни за што неведомо с какими мятежники стачкой умысля, затеяв воровски для смуты вымышлеными поклепными [135] изветы челобитьем известь 23 и раззорить и к крови привесть напрасно, бутто мы, холопи твои, посланной с Москвы твоей великого государя денежной казны двусот пятидесят рублев да семидесят кумачей не объявили и бутто, государь, ис той твоей великого государя досталной казны твоего великого государя жалованья дано в оклады лутчим головным людем не по болшому и кумачами не сполна же. А последним бутто пятидесетням денег ничево и не дано, а дано бутто толко человеку по два кумача, и бутто, государь, иркутцкие же казаки все на нас, холопей твоих, Титка и Петрушку, Ивану Перфирьеву подавали челобитную и бутто в том же били челом и словесно, а он де, Иван, о том не учинил никакова указу, и бутто же в той твоей великого государя недовозной казне я, холоп твой Петрушка, в тюрме болши полугода сидел, а я, холоп твой Титко, ходя по воли, не учинил в том с миром платежу, и бутто, государь, от того недовозу и от недодачи по вся годы служилые люди обедняли и раззорились вконец. И тем, государь, Иван Перфирьев и мы, холопи твои, от него, Мишки, затейной ево смуты, коварства, явного ево лукавства и плутовства с советники ево оболганы напрасно, ведомо в Иркутцку в приказной избе всем служилым людем, потому что и на 206 и на 207 и на 208 годы и впредь на 209 год для Тункинской и Култуцкой и Белского и Баргузинского острогов годовых служеб посылок твоим великого государя денежным жалованьем служилые люди без недодач пожалованы сполна. И в прошлом же, государь, 206-м году апреля в день били челом тебе, великому государю, а в Ыркутцку в приказной избе прежнего воеводы столника Семена Тимофеева сына Полтева сыну ево Николаю Семенову сыну Полтеву и товарыщу ево иркутцкому сыну боярскому Ивану Перфирьеву иркутцких конных и пеших казаков пятидесятники Ерофей Могилев, Степан Щербаков, Леонтей Турченинов, Иван Михалев, Аника Волов, Кирило Усов, Алексей Титов, Осип Москвитинов с товарыщи и з десятники, и с рядовыми казаки против прежняго своево казачья заручного выбору и по прежним своим обыкностям, написав челобитную, подали не на нас, холопей твоих, чтоб недовозной твоей великого государя казны двусот рублев в Иркутцку на нас, холопех твоих, не править, а те б денги впредь на двести седмой год по розвытке вычесть из их казачьих окладов. А в лице, государь, той челобитной написались восмдесят семь человек, а позади той челобитной приложили руки пятьдесят один человек, а хто имяны писались, и руки приложили. И против, государь, того их челобитья к тебе, великому государю, к Москве, а в Сибирской приказ г думному дияку Андрею Андреевичю Виниюсу с товарыщи [136] Николай Семенов сын Полтев и иркутцкой сын боярской Иван Перфирьев писали, и против, государь, той их отписки прислана твоя великого государя в Ыркутцкой грамота, велено иркутцких казаков допросить. И иркутцкие же казаки вышеписанные казачьи пятидесятники и десятники и рядовые казаки и то написали же и все иркутцкие казаки вместо своево допросу подали тебе, великому государю, а в Ыркутцку в приказной избе столнику и воеводе Ивану Федоровичю Никалеву скаской и другую челобитную. И по той, государь, их казачьей челобитной и скаске у роздачи твоего великого государя жалованья во сто рублев по девяти алтын по две денги с человека вычтено и тому, государь, подлинное свидетелство то их казачье челобитье и скаска в приказной избе и по се число на улику, государь, замышленому ложному Мишки Мершеня словесному челобитью. Да и сверх, государь, того Мишкина вина явилась наружи явна и тем, что перед думным дияком Данилом Леонтьевичем Полянским и дияком Данилом Берестовым в словесном своем челобитье на нас, холопей твоих, умысля воровски, затеяв и оболгав думного дияка Данила Леонтьевича Полянского да дияка Данила Берестова, он, Мишка, бив челом, сказывал, а по присланной твоей великого государя грамоте с лица на лицо при нас, холопех твоих, прежняго своево словесного челобитья во всем отперся, бутто думному дияку Данилу Леонтьевичю Полянскому и дия[ку] Данилу Берестову на нас, холопей твоих, таких слов он, Мишка Мершен, не гов[а]ривал. Милосердый великий государь царь и великий князь Петр Алексеевич все [а] Великия и Малыя и Белыя Росии самодержец, пожалуй нас, холопей свои[х], вели, государь, против сего нашего, холопей твоих, челобитья то их казачье заручное челобитье и подлинные две челобитные и скаску и нашу сю челобитную и Мишки Мершеня допросные речи для подлинного оправдания и ведома […] 24 к тебе, великому государю, к Москве в Сибирской приказ для ево, Мишкина, явного воровского затейного плутовства и лукавства улики под отписк[ой], и о том свой великого государя милостивой указ учинить, чтоб, государь, впредь иных т[а]ких плутов замышленные их смуты, слова на иных добрых людей были верны, а нам, холопем твоим, тоже напрасной в раззор з домишками своими не быть. Великий государь, царь, смилуй[ся].

№ 5

Копия челобитной иркутских казаков

/л. 38/ Список челобитные слово в слово. Великому государю царю и великому князю Петру Алексеевичю всеа Великия и Малыя и Белыя Росии самодержцу бьют челом холопи твои Иркутцкого города конных казаков и пеших [137] пятидесятники и десятники и рядовые казаки. Пятидесятники Стенка Щербаков, Левка Турченинов, Ивашко Михалев, Андрюшка Штинников, Кирюшко Усов, Алешка Титов, Оска Москвитинов, Аничка Волов, десятники Геранка Кондратов, Тараско Шемякин, Савка Золотых, Васка Бебякин, Ивашко Полуяновской, Мишка Сысолетин, Ивашко Доля, Васка Казанец, Ивашко Ослоповской, рядовые казаки Ивашко Белобородов, Емелка Бердников, Кирюшка Короваев, Юшка Меркулов, Васка Верхотур, Федка Светогоров, Тишка Шорин, Мишка Лыскин, Ивашко Харламов, Данилко Маковской, Климка Кутухта, Софронко Катаев, Илюшка Кониев, Ивашко Родивоновых, Микифорко Казанец, Сенка Квасников, Мишка Вареников, Стенка Аристов, Ивашко Медников, Ивашко Трегубов, Федка Верхотур, Ивашко Щепетной, Алешка Маркелов, Гордюшка Есаулов, Ивашко Перешников, Ефимко Глазков, Ондрюшка Короваев, Ивашко Второй, Ивашко Заварзин, Петрушка Меркулов, Васка Луговской, Мартынко Сапожников, Митка Фомин, Стенка Бочевин, Мишка Хозов, Пименко Родивонов, Мартынко Косотуров, Ларка Еремеев, Никофорко Пушкарь, Васка Шапошник, Ганка Пирошков, Якушко Шапошник, Васка Кузнецов, Левка Норицын, Сенка Поздяков, Ивашко Салдат, Якушко Сакалов, Ондрюшка Притчин, Ивашко Нарыков, Борка Роспутин, Сенка Голобетцкой, Борка Смагин, , Федка Скоринка, Ивашко Попов, Стенка Ягодин, Ивашко Брюк, Ондрюшка Тул, Ивашко Исаков, Кондрашка Кашаев, Якушко Смагин, Микифорко Полубенцов, Кузка Переломов, Ивашко Зиновьев, Митка Иванов, Геранка Васильев, Кондрашка Колобетцкой, Данилко Смагин, Осташко Григорьев, Кондрашко Рыболовов, Оска Фалковской, Мишка Шалонин. В прошлом, государь, 205-м /л. 39/ году по твоему великого государя указу послано с Москвы в Иркутцкой ис твоей великого государя денежной казны пятьсот рублев денег с нашими челобитчики с ыркутцкими казаки с Титом Евсевьевым, с Ондреем Ошаровским, с Петром Шулгиным, с Петром Садовниковым, и по нашему, холопей твоих, заручному выбору они, челобитчики Тит Евсевьев с товарыщи, ездя на Москве для нужд наших, той твоей великого государя казны двесте рублев денег издержали. А ныне, государь, той твоей великого государя казны двух сот рублев денег на них, Тите с товарыщи, спрашивают и правят в твою великого государя казну. Милосердый великий государь царь и великий князь Петр Алексеевич всеа Великия и Малыя и Белыя Росии самодержец, пожалуй нас, холопей своих, не вели, государь, тех двусот рублев денег на них, Тите с товарыщи, править, а вели, государь, те двесте рублев впредь на 207-й год из своего великого государя денежного жалованья порозвытно из наших годовых окладов вычесть [138] и о том свой великого государя указ учинить. Великий государь, царь, смилуйся...

№ 6

Копия «скаски» иркутского казачьего десятника А. Ошаровского

/л. 71/ 207-го июня в 16 день в Енисейску на съезжем дворе думному дьяку Данилу Леонтьевичю Полянскому да дьяку Данилу Берестову иркуцкой казачей десятник Андрюшка Ошаровской, которой вчерашнего июня в 15-го числа прислан с отпискою /л. 72/ столника и воеводы Ивана Федорова сына Николева о посылке с ним, Андрюшкою, да с товарыщем ево с градовым казаком с Нифашкою Гоголевым селенгинского сына боярского Петрушка Арсеньева, и по привозу своему в Енисейск ево, Петрушку, на съезжем дворе объявили, в допросе он, Андрюшка, сказал. В прошлом де в 204-м году к великому государю, царю и великому князю Петру Алексеевичю всеа Великия и Малыя и Белыя Росии самодержцу для челобитья о ево государеве годовом жалованье на 205-й год и о даче ружья служилым людем для полковых служеб и о прибавке в Ыркуцкой служилых людей в конную и в пешую службу и о иных градцких их нуждах посланы были к Москве в Сибирской приказ из Иркуцка казаки Титко Евсевьев, Петрушка Садовников, Петрушка Шулгин да он, Андрюшка. И для той посылки иркуцкие служилые люди все дали им и Петрушке Садовникову и Петрушке Шулгину и ему, Андрюшке, выбор за руками в том, что им, челобитчиком, по заручному их градцкому челобитью великому государю бити челом и за челобитьем ходить с радением и приказным людем от того в почесть и за работу давать, кому что доведетца, а на ту роздачю на росходы денег на Москве занять или у торговых людей товарами взять в долг в кабалу до неправы сколко понадобитца. И по тому де их мирскому заручному выбору в том дать тем заимодавцем кабалу им, Титку с товарыщи, своими /л. 73/ имянами за своими же руками. И как де они, Титко и Петрушка Садовников и Петрушка Шулгин и он Андрюшка, приехали к Москве и заручную градцкую челобитную в Сибирском приказе началным людем подали, и по той де их челобитной в приказе выписку готовить учали, и они де, Титко и Андрюшка с товарыщи, по тому мирскому заручному выбору на розънос к началным людем на дворы и подьячим на дачю взяли в кабалу в долг у гостя у Гаврила Романова камок китайских поставами на двести рублев ценою по двенатцати рублев косяк, всего семнатцать косяков. А в той кабале заимщиками писались и порутчиками друг по друге они, Титко да Петрушка Садовников да Петрушка Шулгин да он Андрюшка, и руки к той кабале прикладывали они, Титко и Андрюшка, за себя и за товарыщей своих: Титко Евсевьев руку приложил за себя да за Петрушку Шулгина, а он, Андрюшка, руку приложил за себя да за Петрушку Садовникова. А платеж де [139] денгам за те взятые камки в той кабале написали они, Титко и Андрюшка и Петрушка Шулгин и Петрушка Садовников, что заплатить те денги двести рублев по той кабале ево Гавриловым прикащиком им людей ево в Ыркуцку, ково он, Гаврило, с тою кабалою к ним в Ыркуцкой пришлет. И как де по указу великого государя /л. 74/ по челобитью их, по вые пискам из Сибирского приказу государево годовое жалованьи ружье дать велено, и они де, Титко и Андрюшка и Петрушка Садовников и Петрушка Шулгин, все четверо тое казну приняли все вопьче денег пятьсот рублев да пятьсот дватцать пять кумачей, да ружья сто пищалей длинных с рускими замками, и приняв, росписалися все ж: Титко же росписался за себя и за Петрушку Садовникова и за Петрушку Шулгина, а он де, Андрюшка, росписался за одного за себя. И ис той де приемной казны издержали они на росход на покупку саней и рогож и веревок и на прогоны ямских подвод, и на наем подвод же в Кайгородке и у Соли Камской, потому что в тех дву городех подвод им по подорожной подвод им не дали. А сколко де рублев на те росходы денег издержано, того он, Андрюшка, подлинно сказать не упомнит, а ведает де про то подлинно Титко Евсевьев, потому что тому росходы за их Титковою и Андрюшкиною руками есть роспись у него, Титка Евсевьева. Да ис тех же де казенных денег на Москве взяли себе Титко Евсевьев, Петрушка Садовников, Петрушка Шулгин на покупку товаров своих денег сто рублев, а сколко хто из них тех денег взял и каких товаров хто купил, того де он, Андрюшка, не ведает, а ведает про то подлинно Титко Евсевьев. А слышал де он, Андрюшка, от Титка Евсевьева, что покупали на те денги кафтаны сермяжные и сукна сермяжные же, /л. 75/ и холсты, и крашенину. А он де, Андрюшка, на Москве ис тех казенных вышеписанных денег ис пятисот рублев себе ничево не имывал. А изо взятых де в долг вышеписанных камок ис семнатцати поставов и денег началным людей в почесть, что кому отнесено и подьячим дано, того он, Андрюшка, сказать подлинно не упомнит, а ведает де про тот росход подлинно Титко Евсевьев, потому что тем росходом роспись 25 за их, Титковою и Андрюшкиною, руками у него, Титка. А иные де денги в росход держал он, Титко, и после ево, Андрюшкина, с Москвы поезду, потому что он, Андрюшка, да Петрушка Шулгин с Москвы поехали со взятым казенным ружьем преже их, Титкова да Петрушкина Садовникова, поезду марта в 4-м числе, а он де Титко да Петрушка Садовников з денежною и с товарною казною остались на Москве. И ехали де он, Андрюшка, да товарищ ево Петрушка Шулгин с тем ружьем до Кайгородка, и в Кайгородке они их, Титка да Петрушку Садовникова, дождались, а приехали де они, Титко и [140] Петрушка Садовников, в Кайгородок по последнему зимнему пути после Благовещениева дни, и жили они все четверо в Кайгородке, покамест на Каме реке лед вскрылся и водополье миновалось. А как на Каме судовой ход быть учал, и они де

все же четверо не /л. 76/ Кайгородка поехали все вместе з денежною и с товарною, и с оружною казною судном водою в дощанике торгового человека Федора Сушковского, и ехали до Соли Камской, а от Соли Камской Титко Евсевьев да Петрушка Шулгин и Петрушка Садовников, наняв под денежную и под товарную казну, и под себя, чево недоставало у них сверх указных подвод по подорожным, поехали через волок вьюками на Верхотурье, а он де, Андрюшка, с вышеписанным ружьем после их, Титка с товарыщи, остался у Соли Камской, потому что того ружья поднять было не на чем. И за тем он, Андрюшка, у Соли Камской и летовал, а на росход себе и для найму подвод же он, Андрюшка, взял у них, Титка с товарыщи, ис казенных денег десять рублев с роспискою, а от Соли де Камской с тем ружьем он, Андрюшка, поехал в 206-м году в ноябре, как зимней путь уставился. А в Ыркуцкой де он, Андрюшка, приехал в том же в 206-м году августа в 14-м числе и заемные денги десять рублев он, Андрюшка, в государеву казну, в приказную избу отдал, и в приход де те денги записаны, а росписки де ему в тех денгах из приказные избы не дано, и у Титка росписки своей во взятье тех денег не взял для того, что он, Титко, про тое ево росписку ему, Андрюшке, сказал, что он, Титко, ту ево росписку утерял. А Титко де Евсевьев и Петрушка Шулгин в Ыркуцкой з денежною и товарною казною в котором месяце и числе и задолго ль до ево Андрюшкина /л. 77/ приезду приехали, того он, Андрюшка, не ведает, а товарыщ де их, Титков и Петрушки Шулгина, Петрушка же Садовников на реке Кети на Ворожейкине заимке заболел, и в той болезни зарезался. А как де Титко Евсевьев да Петрушка Шулгин по приезду своему в Ыркуцку в приказной избе денежную и товарную казну объявили и чево де у них против грамоты великого государя казны недостало, и в той де недовозной казне на них, Титка и Петрушку, о допросе, на какие росходы они ту казну издержали, били челом великому государю служилые люди, а в приказной избе подали челобитную, и по той де челобитной о росходе той казны они, Титко и Петрушка, допрашиваны, и на какие росходы они тое казну по их мирскому приговору и выбору в росход издержали они, Титко и Петрушка, в допросе своем сказали имянно. А после де того их допросу как гостя Гаврила Романова племянник ево Гаврилов Андрей Романов да прикащик ево же Гаврилов Ивашко Дементьев для торгового ево Гаврилова китайскаго промыслу в 206-м году в Ыркуцкой приехали и по вышеписанной де заемной их, Титкове и Андрюшкине и Петрушки Шулгина и Петрушки Садовникова, кабале в двустах рублех, [141] которую они, Титко с товарищи, будучи на Москве, дали на себя Гаврилу Романову во взятье камок по грацкому выбору на мирские росходы, били челом великому государю, а в Иркуцку в приказной избе Николаю Полтеву да Ивану Перфильеву они, Андрей Романов да Ивашко Демидов, /л. 78/ о правеже по той кабале денег двусот рублев на Титка Евсевьева да на Петрушку Шулгина подали челобитную. И по той де челобитной о той кабале они, Титко и Петрушка, про заем и на какие росходы займовали, в приказной избе до ево Андрюшкина приезду допрашиваны, а в допросех о том они, Титко и Петрушка, сказали о займе той кабалы и о росходех имянно. И по тому де Андрееву челобитью Романова и Ивашка Дементьева и по допросу Титка Евсевьева и Петрушки Шулгина иркуцкие служилые люди пятидесятники и десятники, и рядовые казаки били челом великому государю, а в приказной избе подали за руками челобитную, чтоб по той заемной кабале Андрею Романову и Ивашку Дементьеву те денги двести рублев заплатить за них служилых людей 26 из государевы казны ис приказные избы, а ту кабалу у них, Андрея и Ивашка, взять в приказную избу и зачесть им, служилым людем, в платеж той кабалы те денги двести рублев в государево жалованье в оклады их на 207-й год. И по той де их заручной челобитной в платеж той кабалы из государевы казны из приказные избы Николай Полтев да Иван Перфильев Андрею Романову да Ивашку Дементьеву дали сто рублев, и в том взяли у них, Андрея Романова и у Ивашка Дементьева, в приказную избу отпись за их руками. А те де сто рублев, которые отданы из приказные избы Андрею Романову и Ивашку Дементьеву, взяты в приказную избу ис церковных Спасских денег соборные /л. 79/ церкви у старосты взаймы с роспискою для того, что в приказной избе в то время наличных денег в государеве казне ничево не было и заплатить было нечем. А дасталные де по той кабале сто рублев служилые люди пятидесятники и десятники договорилися с ним, Андреем Романовым, и с Ывашком Дементьевым заплатить им в то время, как они, Андрей и Ивашко, ис Китай придут в Ыркуцкой. И о том де мирском челобитье о допросе Титка Евсевьева и Петрушки Шулгина в недовозе казны и о росходех из Ыркуцка из приказные избы Николай Полтев и Иван Перфильев к великому государю к Москве в Сибирской приказ писали в прошлом в 206-м году, а о платеже ста рублев по кабале Андрею Романову и Ивашку Дементьеву Николай Полтев, Иван Перфильев в отписке своей к великому государю писали ль или нет, того он, Андрюшка, не ведает. Да в прошлом де в 205-м году в осень, а в котором месяце и числе, того не ведает, приезжал к Москве из Ыркуцка в челобитчиках же пешей казак Федка Лодыженской [142]

бити челом великому государю о заслуженом жалованье, а на каторой год, того он, Андрюшка, не ведает. И по тому де ево Федкину челобитью из Сибирского приказа послано с ним, Федкою, в Ыркуцкой на раздачю служилым людей сто восмь рублев да кумачей, а сколко числом, не ведает. И той де денежной /л. 80/ и товарной казны он, Федка, в Ыркуцкой не 27привез, и на него, Федку, в Ыркуцку 27 в приказной избе били челом великому государю служилые люди. И он де, Федка, при Николае Полтеве и при Иване Перфильеве в той казне роспрашиван, где он тое казну дел. И после де того роспросу он, Федка, посажен в тюрму, и по поезд де ево Андрюшкин, из Ыркуцка маия по 20 число он, Федка, в той казне сидел в тюрме, а платежу де от него, Федки, той казны ничево не бывало, и платить де ему той казны и впредь нечем, потому что он, Федка, человек бедной и бездомовной, а на правеже де он, Федка, в том не стаивал...

№ 7

Копия «скаски» Ивана Демидова (Дементьева), холопа гостя Г. Романова

/л. 81/ 208-го апреля в 2 день в Енисейску на съезжем дворе перед думным дьяком перед Данилом Леонтьевичем Полянским да перед дьяком Данилом Берестовым гостя Гаврилавской человек Романова Ивашко Демидов в допросе сказал. Как де в прошлом в 205-м году иркуцкие казаки челобитчики Титко Евсевьев, Петрушка Садовников, Петрушка Шулгин, Андрюшка Ошаровской были на Москве, и в то де время тот Титко с товарыщи приходили к хозяину ево Ивашкову Гаврилу Романову не по одно время, и говорили они ему с прошением же, чтоб он, Гаврило, их, Титка с товарыщи, одолжил, дал им на мирские росходы в розное от мирских дел камок китайских поставами на двести рублев, а они де, Титко с товарыщи, в платеже тех денег двусот рублев дадут ему, Гаврилу на себя заемную кабалу. А по той их кабале мирские люди те денги двести рублев заплатят прикащиком или людем ево, Гавриловым, в Ыркуцку, которые посланы будут от него, Гаврила, для торгового ево промыслу в Китай в 206-м году. И хозяин де ево, Ивашков, Гаврило по тем их, Титковым с товарыщи, словам и прошению велел ему, Ивашку, дать им, Титку с товарищи, камок поставами ценою на двести рублев, а в платеже де тех денег он, Гаврило, велел ему, Ивашку, на них, Титка 28и на Петрушку Садовникова 28, и на Петрушку Шулгина, и на Андрюшку Ошаровского, взять заемную кабалу на свое /л. 82/ Гаврилово имя. А в той кабале написать, что те денги двести рублев заплатить им, Титку с товарыщи, прикащиком ево, Гавриловым, или людем ево в Ыркуцку. И он де, Ивашко, по приказу хозяина своего [143] Гаврила Романова тем иркуцким казаком челобитчиком Титку Евсевьеву с товарыщи дал из ево, Гавриловых, товаров семнатцать поставов камок семиланных розных цветов ценою по двенатцати рублев постав. А в платеже за те камки денег двусот рублев на них, Титка с товарыщи, он, Ивашко, взял кабалу на ево, Гаврилово, имя за их, Титковою и Анрюшки Ошаровского, руками. И взяв тое кабалу, отдал он, Ивашко, ему, Гаврилу. И как де в 206-м году хозяин ево Ивашков Гаврило Романов для торгового своего промыслу в Китай отпустил с Москвы племянника своего Андрея Романова, а с ним, Андреем, ево, Ивашка, и вышеписанную де заемную кабалу в двустах рублех на Титка Евсевьева с товарыщи он, Гаврило, отдал тому племяннику своему Андрею да ему, Ивашку. И по той де кабале те денги двести рублев велел он, Гаврило, в Ыркуцку на них, Титке с товарыщи, взять им, Андрею и Ивашку, к торговому своему промыслу на издершки. И как де Гаврилов племянник Андрей и он, Ивашко, в том 206-м году в Ыркуцкой приехали, и по приезду де своему в Ыркуцкой Андрей Романов и он, Ивашко, ему Титку с товарыщи о платеже по той кабале /л. 83/ тех денег двусот рублев говорили многожды, и они де, Титко с товарыщи, в платеже тех денег им, Андрею и Ивашку, переманивали со дни на день, а после того сказали, что у них мирских денег в зборе нет. А как де денги у них в зборе будут, и в то де время по той кабале из миру им, Андрею и Ивашку, те денги заплачены будут. И Андрей де Романов и он, Ивашко, били челом великому государю царю и великому князю Петру Алексеевичю всеа Великия и Малыя и Белыя Росии самодержцу по той кабале на них, Титка с товарыщи, а в Ыркуцку в приказной избе Николаю Полтеву да Ивану Перфильеву подали челобитную. И по тому де их, Андрееву и Ивашкову, челобитью Николай Полтев и Иван Перфильев по той кабале выдали им в уплату за них, Титка с товарыщи, и за мирских людей ис приказные избы денег сто рублев, а из государевых ли казенных денег или ис церковных или из ыных каких доходов те денги сто рублев они, Николай и Иван Перфильев, им, Андрею и Ивашку, за них, Титка с товарыщи, и за мирских людей те сто рублев заплатили, того он, Ивашко, не ведает. А в досталных де денгах по той кабале во стех рублех в то ж время они, Титко с товарыщи, и мирские люди пятидесятники и десятники упросили у них, Андрея и Ивашка, сроку до тех мест, как они, Андрей и Ивашко, ис Китай в Ыркуцкой будут. /л. 84/ И как де они, Андрей и Ивашко, в 207-м году ис Китай в Ыркуцкой приехали, и Титка де Евсевьева и Петрушку Садовникова и Петрушъку Шульгина и Андрюшку Ошаровского в Ыркуцку не застали потому, что они, Титко и товарыщи ево, отпущены на приказы, а иные из них посланы в посылки. И Андрей де Романов и он, Ивашко, на пятидесятников и десятников о [143] платеже тех досталных денег ста рублев по той кабале били челом великому государю, а в Ыркуцку в приказной избе подали челобитную столнику и воеводе Ивану Николеву. И Иван де Николев по тому их, Андрееву и Ивашкову, челобитью до поезду ево, Ивашкова, из Ыркуцка в Енисейск тех досталных денег ста рублев на пятидесятниках и десятниках не доправил, а сказал им он, Иван, что у тех казаков денег мирских в зборе ныне никаких нет. А после де ево, Ивашкова, из Ыркуцка в Енисейск поезду по той кабале те досталные денги сто рублев он, Иван Николев 29, за них пятидесятников и десятников и казаков хотел заплатить Андрею Романову ис приказные избы из государевы казны в зачот казачьих их окладов впредь, а заплатя те денги сто рублев, он, Иван Ииколев, хотел тое кабалу у Андрея Романова взять в приказную избу. И для де /л. 85/ взятья тех денег с тою кабалою после ево, Ивашкова, поезду остался в Ыркуцку он, Андрей Романов, и в Енисейск будет он, Андрей, в караване с своею братьею торговыми людми в июне месяце к Петрову дни нынешняго 208-го году. В вышеписанные де семнатцать поставов камок иркуцкие челобитчики Титко Евсевьев и Петрушка Садовников, и Петрушка Шулгин, и Андрюшка Ошаровской на Москве в розное кому что из них издержали, того он, Ивашко, не ведает, а ведает де про то тот Титко с товарыщи...

№ 8

Копия «скаски» Андрея Романова, племянника гостя Гаврилы Романова

/л. 88/ 208-го июня в 7 день по указу великого государя царя и великого князя Петра Алексеевича всеа Великия и Малыя и Белыя Росии самодержца в Енисейску на съезжем дворе перед думным дьяком перед Данилой Леонтьевичем Полянским да перед дьяком Данилом Берестовым против допросных речей Гаврилова человека Романова Ивашка Демидова ево Гаврилов племянник торговой человек Чаранской округи посадцкой человек Андрей Романов в допросе сказал. Как де в прошлом в 205-м году дядя ево Андреев Гаврило Романов послал ево, Андрея, для торгового своего промыслу в Китай, а с ним, Андреем, человека своего Ивашка Демидова, и дал им он, Гаврило, заемную кабалу в двустах рублех на иркуцких казаков, на Титка Евсевьева с товарыщи. И по той де кабале те денги двести рублев велел он, Гаврило, в Ыркуцку на них, Титке с товарыщи, взять ему, Андрею, и человеку своему Ивашку к торговому своему промыслу на издержки 30 ... /л. 89/ ...И как де они, Андрей и Ивашко, ис Китай в Ыркуцкой приехали, и Титка де Евсевьва и Петрушки Садовникова, и Петрушки Шулгина, и Андрюшки Ошаровского [144] в Иркуцку не застали. И он де, Андрей, и Ивашко Демидов на пятидесятников и десятников о платеже тех досталных денег ста рублев по той кабале великому государю били же челом, а в Ыркуцку в приказной избе подали челобитную воеводе Ивану Николеву. И Иван де Николев по тому их, Андрееву и Ивашкову, челобитью до поезду ево, Андреева, из Иркуцка в Енисейск тех досталных денег ста рублев на пяти /л. 90/ десятниках и десятниках не доправил, а сказал, что он, Иван, ис приказные избы из государевых казенных денег в зачот тем казаком годового жалованья до дачи окладов их выдать не смеет, и чтоб он, Андрей, тое кабалу оставил в Ыркуцку у знакомцов своих у кого-нибудь до роздачи государева жалованья казачьих окладов. А как де он, Иван, тем казаком государево жалованье оклады давать учнет, и по той де кабале у той роздачи он, Иван, из окладов у них, казаков, те сто рублев вычтет и отдаст знакомцу ево, Андрееву, у ково он, Андрей, тое кабалу оставит. А от той де выдачи он, Андрей, договорился с ним, Иваном Никелевым, что ему дать дватцать рублев, и договорился де он, Андрей, по тем воеводцким словам для взятья тех досталных денег ста рублев, оставил тое кабалу в Ыркуцку у свойственника своего у квасного откупщика у Ивана Пивоварова. И приказал он, Андрей, Ивану Пивоварову, как он те денги сто рублев ис приказные избы возмет, и из них вычесть дватцать рублев и отнесть по договору к воеводе к Ивану Николеву...


Комментарии

1. ЦГАДА, ф. 214 ст. 1379 л. 1-113.

2. Буганов В. И. Московские восстания конца XVII в. М. 1969, с. 73.

3. Там же, с. 182, 385.

4. Чистякова Е. В. Городские восстания в России в первой половине XVII в. Воронеж, 1975, с. 208-210, 214.

5. Александров В. А. Народные восстания в Восточной Сибири во второй половиае XVII в. В кн.: Исторические записки, т. 59. М., 1957, с. 293-307.

6. Иркутская летопись. Иркутск, 1911, с. 372; Александров В. А. Народные восстания..., с. 294-301.

7. См.: Бахрушин С. В. Научные труды, т. III, ч. 1. М., 1955, с. 226-251.

8. Павленко Н. И. Александр Данилович Меншиков. М., 1983, с. 29-30.

9. Оглоблин Н. Н. Обозрение столбцов и книг Сибирского приказа (1592-1768), часть третья. М., 1900, с. 187.

10. В челобитной были перепутаны П. Шульгин и Ф. Лодыженский; при исправлении фамилию переписали, а имя оставили без изменения.

11. Как относился Петр I к взяткам, широко известно. В частности, глава Сибирского приказа А. А. Виниус поплатился в 1703 г. своей карьерой именно за взятку. См.: Павленко Н. И. Александр Данилович Меншиков, с. 30.

12. Александров В. А. Народные восстания..., с. 302.

13. А. Березовский — один из руководителей наиболее радикальной части восставших селенгинских казаков, принимал участие в организации похода на Иркутск. См.: Александров В. А. Народные восстания..., с. 295-293.

14. С. В. Бахрушин писал, что «главную массу должников Г. Никитина составляли сибирские служилые люди». — См.: Бахрушин С. В. Научные труды, т. III, ч. 1, с. 245.

15. См. о нем: Бахрушин С. В. Научные труды, т. III, ч. 1, с. 229.

16. См.: Богословский М. М. Земское самоуправление на Русском Севере, т. 2. М., 1912, с. 51.

17. Александров В. А. Народные восстания..., с. 294-306. 128

18. Александров В. А. Народные восстания..., с. 301 и др.

19. Написано на месте другой, позже вытертой фамилии, судя по сохранившимся остаткам букв, ранее было написано «Шулгина».

20. Здесь и далее механические утраты текста восстановлены в квадратных скобках.

21. Написано над строкой.

22. Несколько слов не читается.

23. В тексте документа «изъесть» (буква з выносная).

24. Утрачено слово.

25. Написано над строкой.

26. Написано над строкой.

27-27. Написано над строкой.

28-28. Написано над строкой.

29. Написано над строкой.

30. Далее — близко к тексту предыдущей «скаски», см. л. 82-84.

Текст воспроизведен по изданию: Сыск 1698-1700 гг. над иркутскими казаками о "недовозной казне" // Новые материалы, по истории Сибири досоветского периода. Новосибирск. Наука. 1986

© текст - Зольникова Н. Д. 1986
© сетевая версия - Strori. 2011
© корректура - Strori. 2011
© OCR - Соколов В. 2011
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Наука. 1986