-

№ 1

1682 г., не ранее мая 16.

Донесение из Москвы датского резидента Генриха Бутенанта об аресте его стрельцами и последующем освобождении

Правдивое сообщение несчастного Resconter о том, как всевышний господь спас меня от очевидной опасности для жизни, случившейся в прошедший вторник 16 мая 1682 года.

После того как в ночь с понедельника на вторник усиленно искали в собственном доме доктора Данилу фон Гадена ¹, должны были испугаться также и его соседи. Итак, с рассветом пришел ко мне на двор окольничий Кирилл Осипович Хлопов ² с более чем 100 стрельцами и сказал: «Есть сведения, что доктор Данила и его сын ³ скрываются у тебя. Ты его должен выдать или, если он будет у тебя найден, ты и вся твоя родня будете лишены жизни и все твои средства будут конфискованы». Я поклялся, что ничего не знаю, и сначала они длительное время не искали, но потом он отдал приказ тщательно обыскать мой дом, что я вынужден был позволить, так как мой протест в связи с тем, что я состою на королевской службе и что таким образом оскорбили не только меня, но и короля, не подействовал. Они прошли и обыскали все (я должен был открывать им лари и сундуки), и облазили все углы моего дома. В самый разгар обыска пришло сообщение, что был пойман переодевшийся в чужое платье докторов сын, после чего окольничий его уже не искал, но он должен был старательно искать доктора, и это продолжалось долго, поиски задержались и, так как они ничего не нашли, то ушли с моего двора.

Приблизительно через час после этого опять пришли ко мне на двор капитан примерно с 50 стрельцами, получившие приказ взять меня в замок для очной ставки с сыном доктора Данилы, так как тот сознался, что его отец хотел у меня спрятаться, крепко меня схватили и хотели вести раздетого без чулок в одной рубашке. Я смиренно их попросил, чтобы они разрешили мне одеться и ехать в город на лошади. Моя жена также упала перед ними на колени, прося слезно у них об этом, и, наконец, они разрешили. Но я должен был одеваться на дворе, так как они не позволили мне отходить ни на шаг. Когда мне подвели коня для поездки, они не позволяли мне выехать, говоря: «Ты можешь идти пешком!» Наконец, после длительных уговоров я получил разрешение и попрощался со слезами со своей женой.

Как только я выехал из дома на улицу, добрейший господь послал мне хорошую мысль, я держал себя тихо и говорил капитану и стрельцам: «Господа! Я перед богом ни в чем не виноват, имею добрые намерения и не сомневаюсь, что скоро буду в замке. Так если меня скоро освободят и вы захотите снова сопровождать меня домой, я угощу вас пивом в ближайшем трактире». Они охраняли так, что не допустили никакого случая, шли спереди и сзади и говорили, что я посланник, назначенный двором, и если нам попадались партии стрельцов, они громко кричали: «Дайте дорогу! Едет посланник, чтобы говорить с его царским величеством!», и другие тотчас освобождали путь. Когда я подъехал к находившейся у замка большой площади, называемой базаром, справа по моему ходу стрельцами был убит полковник А. Докторов ⁴; также лежали по обе стороны от меня много убитых, но меня взволновало и испугало то, что некоторые стрельцы перед замком, увидевшие меня въезжающим, закричали: «Это доктор Данила! Отдайте его, предателя и колдуна!» [42]

Мои стрельцы сделали достаточно, чтобы доказать обратное: «Это не доктор. Это чрезвычайный посланник, который должен говорить с царем!»

Когда я подъехал к воротам, они были открыты, и я тотчас въехал. Через некоторое время встретились мне несколько стрельцов, которые тащили мертвого сына доктора Данилы, всего раздетого, и тут мой капитан, который не отходил ни на шаг, сказал мне: «Это сын доктора Данилы, с которым ты должен был держать очную ставку». Я промолчал и при этом въехал на большую площадь, которая была полна вооруженных стрельцов. И как только они увидели меня, забили барабаны и загудел набатный колокол, что было знаком предстоящего убийства. Всемогущий бог дал мне мужества, а мои стрельцы кричали непрерывно: «Он посланник и должен говорить с его царским величеством!» Мне было освобождено место, и я подъехал к каменной лестнице, слез с лошади, вступил на нижнюю ступеньку лестницы, наверху которой стояли молодая царица ⁵, царевна Софья Алексеевна ⁶ с несколькими господами, и хотел идти дальше, но мои стрельцы не могли очистить мне проход, так как там было столько народу, что надо было идти по их головам. Боярин князь Иван Андреевич Хованский ⁷ вышел наружу и спросил стрельцов, согласны ли они с тем, чтобы старшая царица Наталья Кирилловна ⁸ не оставалась больше при дворе; они закричали все, что согласны. Как только Хованский повернулся, он узнал меня в лицо, удивился и спросил: «Андрей Иванович (так по-русски звучит мое имя), как ты сюда попал?» Я показал на своих стрельцов и сказал: «Они меня сюда привели!» Потом я поднялся на две ступеньки ближе к царице и царевне, с которыми о чем-то разговаривал Хованский, что я не мог расслышать полностью, но не поднимался выше, так как царевна сделала мне знак рукой. Я должен был подойти, и князь Иван Андреевич сказал моим стрельцам: «Отведите этого человека домой, охраняйте его, не спуская глаз!», при этом произнес много хвалебных слов в мой адрес.

Как только мы скрылись из поля зрения этих персон, охранявшие меня стрельцы сказали: «Андрей Иванович! Мы защитим твою голову. Ты совершенно свободен и невиновен!» Как только я сошел с лестницы, другие ожидавшие стрельцы сказали мне, что я должен быть с нее сброшен, как и остальные, но, увидев, что мои стрельцы меня охраняют, подошли вплотную и спросили: «Почему я был наверху и остался жив, ведь я, по мнению некоторых, — доктор Данила». Мои стрельцы закричали, что это посланник и он разговаривал с царевной. Не могли найти мою лошадь; наконец, я на нее сел и поехал домой через другие ворота. Все стрельцы сопровождали меня, но некоторые помчались вперед, чтобы сообщить моей жене, что я невиновен и могу быть свободен, так как я должен был ехать тихо и медленно, чтобы не наделать беспокойства.

Когда я вернулся домой, то ощутил себя вырвавшимся из смерти. Стрельцам, число которых выросло до двух сотен, я тотчас дал так много пива и коньяка, сколько они хотели выпить; трое из них пришли в мою комнату и сказали: «Дай нам денег». Я ответил: «Да, порядка 20 рублей». На это они ехидно засмеялись и потребовали от меня 1000 рублей, чем меня очень напугали. Они далее сказали: «Андрей Иванович! Сделай нам одолжение, иначе в твоем доме не останется ни одной живой души, а так как мы одни имеем силу и все нас боятся, нам за это ничего не будет». Я сказал на это: «Ваши начальники приказали вам отвести меня до дома невредимым, и если хотите меня убить, убивайте, но у меня нет возможности дать так много денег», и они сбросили половину. Наконец, я договорился с этими тремя, что каждый из них получит полтинник, и они вышли. Другие стрельцы хотели понять разговор и сказали: «Мы хотим получить каждому по рублю», а эти ответили: «Мы договорились с хозяином дома на полтину и не возьмем своего слова обратно, а вы должны успокоиться». Стало тихо. Я сказал, что деньги пересчитают, каждый получит полтину отдельно. Они все пошли на двор (287 человек), сели в круг и два человека раздали им деньги. Когда они все получили, выпили еще раз, благодарили меня и ушли. Как только они покинули мой двор, упал я на колени и благодарил бога за милостивое спасение и защиту, ибо было ясно, что если бы они меня раздетого повели пешком, я бы не вырвался из их рук живым, и если бы только один стрелец тронул бы меня пальцем, я был бы мертв.

В тот же день в полдень пришла другая партия стрельцов искать доктора, но произошло то же, что в первый раз. В ночь на среду опять пришла в мой дом для обыска партия стрельцов, принесшая нам много мгновений страха и испуга, который не мог кончиться раньше, чем нашли бы доктора, так как стрельцы были на него очень злы. Когда днем пришло сообщение, что доктор найден, мы с соседями были все очень рады (хотя сознавали его невиновность), так как уйти от смерти он не мог, а мы избавились от нашего страха. В тот же день просил я господина боярина князя Василия Васильевича Голицына ⁹ (который вместо Лариона Ивановича ¹⁰ принял Посольский приказ), чтобы он разрешил мне выделить несколько стрельцов для охраны на четверг и пять стрельцов в качестве писарей в мой дом на все дни. Я об этом уже хлопотал у Лариона Ивановича, но так как он хотел получить от меня взятку, а я не хотел ему много давать, ничего у нас не получилось.

Warhaftiger bericht, der ungluckseligen Resconter, darin Mich der Allerhochste Gott, au a genscheinlicher Lebens Gefahr errettet hat, furgefallen an verwichenen dienstag den 16 Mai anno 1682. Перевод с немецкого // Устрялов Н. Г. История царствования Петра Великого. СПб. 1858. Т. 1. Прилож. VI. С. 342-346. [43]

№ 2

1682 г., мая 19.

Донесение из Москвы датского резидента Генриха Бутенанта о восстании стрельцов

Правдивое донесение о скорбной и ужасной трагедии, произошедшей здесь в городе Москве в понедельник, вторник и среду, 15, 16 и 17 мая нынешнего года.

Эта кровавая трагедия произошла в большой мере из-за недовольства стрельцов, так как они очень часто должны были выполнять для знати тяжелую работу (причем не освобождались от нее в выходные и праздничные дни), в частности должны были работать на своих полковников, принуждаемые к этому с неимоверной жестокостью; в особенности жаловались стрельцы полковника С. Грибоедова ¹¹, которые на прошедшей святой неделе были вынуждены добывать за городом камень, известь и другие материалы для строительства его нового дома и привозить на его двор, вследствие чего стрельцы, возмущенные этим положением, а также и сокращением своего жалованья (из которого полковник всегда что-нибудь отнимал), передали 25 апреля его царскому величеству Федору Алексеевичу жалобу (при этом он еще был жив, но уже очень слаб), для чего они избрали из своей компании нужное лицо, чтобы подать эту жалобу в Стрелецкий приказ, которая была вручена думному дьяку П. П. Языкову ¹², управлявшему приказом вместе с Ю. А. Долгоруковым ¹³. Передавая жалобу, он сказал князю, что с ней приходил пьяный стрелец и при вручении ее произносил много нецензурных слов о Долгорукове и других, а тот ответил думному, что пьяного стрельца утром необходимо привести к съезжей избе и высечь кнутом для примера другим.

На другой день стрелец, отдавший жалобу в приказ, пришел и спросил думного, что последует в ответ на все их просьбы, а тот ответил ему, что по его царского величества указу его накажут за этот бунт и высекут кнутом перед съезжей избой для примера другим, и дал распоряжение осуществить это дьяку стрелецкого приказа. И стрелец, взятый под охрану двумя судебными служителями и палачом, как только сорвали с него платье и дьяк зачитал приговор, закричал своим товарищам, другим стрельцам: «Братья, я с вами всеми одобрял эту жалобу и требовал ее подачи, почему же вы допускаете, что я буду так оскорблен?!» В ответ на это некоторые из пришедших стрельцов бросились на палача и двух служителей, избили жестоко их ногами и выручили таким образом своего собрата. Дьяк (который из страха не слезал с лошади), при виде этого ретировался так быстро, как мог, и сообщил думному о случившемся.

Потом наступил вечер, но стрельцы восприняли эту экзекуцию как бессилие властей, собрались следующей ночью и на другой день поутру вместе; пришли также некоторые стрельцы других полковников и сообщили, кто из полковников обращался со своими стрельцами таким же образом, и оказалось, что из 20 полковников, командовавших более чем 22 000 стрельцов, к 9 имелись большие претензии. Стрельцы собрались вновь и хотели учинить над ними расправу или взять с этих полковников половину денег, но в четверг 27 апреля умер его царское величество Федор Алексеевич ¹⁴ около 4 часов пополудни, вследствие чего все стрельцы должны были придти в замок для того, чтобы принести присягу новому избранному царю Петру Алексеевичу ¹⁵, так как старший принц Иван Алексеевич ¹⁶ был слеп и косноязычен, что стрельцы с радостью сделали и ушли домой.

В пятницу 28 апреля тело отошедшего отныне к богу царя Федора Алексеевича было предано земле, и стрельцы держались все время тихо, а в субботу 29 апреля пришли они в великом множестве в замок с требованием к новому царю, чтобы указанным полковникам предъявили счет, так как они желали бы получить отнятые у них деньги, а также заработок, положенный за работу на полковников, о чем составили аккуратный перечень, и поскольку их самих выгнали, они хотели приговорить на своем совете полковников к смерти, и путем грабежа их домов и собственности удовлетворить свои претензии. Они угрожали также, что никто при этом не останется в живых, особенно предатели (под которыми подразумевали некоторых из знатных господ), чью жизнь «оценили» и назвали некоторых по именам, большинство из которых были в правительстве, поощряя издевательства полковников. Все это вызвало при дворе очень большую тревогу, и под влиянием испуга было приказано посадить 9 обвиненных стрельцами полковников в тюрьму (гауптвахту Рейтарского приказа), в которой они находились 2 дня. Стрельцы тяжело смирились с тем, что необходимо сдать этих полковников, они хотели получить право самим уладить спор, но им было отказано в этом и, напротив, сказано, что царское величество даст им хорошие законы, но они, несмотря на это, были недовольны, в особенности враждебностью и насилием полковников (которые были у стрельцов не в почете), а также некоторых священников и митрополитов (которые сделали стрельцам очень много зла). Наконец, они удовлетворились обещанием, что полковники будут отставлены. Стрельцы громко заявили о том, что полковники должны сдать свои полномочия и на их место будут посажены другие, с чем власти согласились, но при этом стрельцы [44] домогались (так как часто имели от своих полковников тяжелые невзгоды), что они за задержку денег также должны быть биты кнутом и, наконец, согласились на батоги.

В следующий понедельник и вторник 1 и 2 мая это было исполнено. На площади перед Рейтарским приказом полковники должны были снять свои рубашки и легли на брюхо, и об их спины было сломано две-три пары палок; другие полковники, менее виноватые, были также немного побиты; после того как стрельцы были удовлетворены, никто не мог вымолвить ни слова, а они поблагодарили его царское величество за хороший закон. После этого принесли полковники деньги по 2000 рублей, некоторые менее, те, кто первыми заплатили, были освобождены, но те, кто остался в должниках, избивались палками ежедневно в течение восьми дней (а именно: все дни по два часа), до тех пор, пока не заплатили, после чего полковники были освобождены, лишены своих полномочий и отправились из Москвы в свои владения.

Вероятно из-за того, что стрельцы увидели послабления по отношению к себе, стали они еще более злыми, а затем было получено известие, что выборы нового царя прошли неправильно; они не верили, что старший царевич Иван Алексеевич слеп и имеет другие недостатки, делающие его неспособным к правлению, и считали, что он сам должен отказаться от короны; в частности, стрельцы думали, что все это — результат интриг партии предателей Нарышкиных, отца и братьев старшей царицы ¹⁷, жены Алексея Михайловича и матери ныне правившего царя Петра Алексеевича (которому прошедшего 1 мая исполнилось 10 лет) ¹⁸. При этом открыто сообщается, что они хотели от своего имени призвать к правлению боярина А. С. Матвеева (который около шести лет назад был отправлен в ссылку, и только на днях ожидался обратно) ¹⁹, однако все оставалось тихо и по-старому, и только боярин И. М. Языков ²⁰ (величайший фаворит умершего царя Федора Алексеевича, а также начальник артиллерии) был отстранен от своих обязанностей, вместе с ним А. и М. Лихачевы ²¹, наряду с Языковым бывшие два великих фаворита, первый камергер, а другой казначей; им было запрещено появляться на царских церемониях, однако было позволено входить к последней царице. Господин, возглавивший артиллерию — старший сын Нарышкиных по имени Иван Кириллович, около 23 лет ²² — одновременно стал также боярином, многие из которых возмущались тем, что этот юный господин за такое короткое время достиг такого высокого положения. Другой брат, по имени Афанасий Кириллович, около 20 лет ²³, был назначен форшнейдером его царского величества. Стрельцы, как и другие люди, были недовольны тем, что Нарышкины достигли таких высот в столь короткое время, но пришли в еще большее неудовольствие, когда узнали, что в Москву прибыл А. С. Матвеев. В город он въехать сразу не решился, так как был очень осторожный человек. Царское величество прислал за ним карету, 11 мая в четверг вечером он въехал в город и поехал в свой собственный дом, который к его приезду был уже частично восстановлен, и на следующее утро отправился он ко двору, где был принят его царским величеством и его матерью старшей царицей, а также всеми господами с большой честью; ему возвратили титул боярина и вернули собственность, которая была отнята в связи со ссылкой, также были восстановлены все его земельные владения и все его средства, а также все его слуги, которые к этому времени были отправлены на службу к другим господам, в тот же день были возвращены в его дом. Тогда же и в следующие субботу и воскресенье (12, 13 и 14 мая) его двор был полон «маленьких» и «больших» посетителей, что было удивительно, а также ему было прислано от всех почитателей так много подарков, что погреб и кладовая были переполнены. Некоторые стрельцы сами отправились, чтобы преподнести ему «хлеб-соль» (по русскому обычаю), что растрогало его до слез; они проявили благосклонность и смирение, при этом он принял каждого и всех с большим удовлетворением, но были и такие, кто не очень радовался его благосклонности. Он должен был успокоить беспорядок среди стрельцов и предстоящие волнения с помощью своих умных советов — мнение этого господина сводилось к тому, что сыновья Нарышкина, особенно старший, поступили нехорошо, так быстро возвысившись; также не думал он ничего хорошего о требованиях стрельцов к своим полковникам, так как знал этих людей, которые, если им отпустить немного «узду», будут склонны к страшному неистовству, что вскоре и случилось.

В это время среди стрельцов шли разговоры, что на «совете» было решено приговорить некоторых из них к смерти через отсечение головы за их хорошие дела (по их мнению); также, что большее число необходимо сослать по гарнизонам близлежащих городов, а также, что Иван Нарышкин (который все время озорничал по-юношески) мало уважал старых господ и некоторых дергал за бороду (что считается в этой стране величайшим позором), о чем стрельцы узнали от пришедших к ним с жалобой пострадавших господ. Также говорили стрельцы [в] воскресенье пополудни и в понедельник утром (14 и 15 мая) открыто на улицах, что Иван Нарышкин хотел одеть на себя царский венец и сесть на царский трон, приговаривая, что никому, кроме него, так не идет корона, пока молодая царица и молодая царевна Софья Алексеевна в присутствии царевича Ивана Алексеевича не остановили его бранью. Тогда он пришел в ярость, отскочил от трона, схватил царевича и хотел удушить, но так как царица и царевна пронзительно закричали, он сдержал свою [45] злобу ²⁴, однако последние все разболтали и этот случай явился причиной того, что Нарышкины стали врагами.

В понедельник 15 мая в полдень (когда все господа еще сидели в совете), стрелец, несший охрану царских покоев, закричал, что И. Нарышкин хотел задушить царевича Ивана Алексеевича и дал сигнал «К оружию!» Некоторые побежали по домам стрельцов, находившимся недалеко от замка, чтобы организовать его штурм, другие побежали внутрь кремлевских покоев и заняли башни замка, также по их приказу были закрыты на засов все городские ворота и никто не выпускался. Господа, еще находившиеся в замке, подумали, как бы разойтись по домам и хотели спастись бегством, некоторые покинули замок, другие (им ничего хорошего не светило) спрятались по потайным местам, многие кареты, чьи хозяева должны были понести расплату, были разбиты вдребезги и лошадям покалечены ноги. Стрельцы, окружившие дворец, кричали: «Мы хотим видеть царевича Ивана Алексеевича!» Он был приведен и поставлен своей сестрой, очень умной женщиной, царевной Софьей Алексеевной, между собой и молодой царицей, после чего стрельцы одновременно закричали: «Да здравствует наш царь и смерть всем изменникам!», потребовали, чтобы юный избранный царь передал правление своему старшему брату, и тут же закричали: «Выдайте всех изменников, и первыми Нарышкиных, для того, чтобы вырвать всю заразу с корнем, разрешите также старую царицу отправить в монастырь; мы хотим защищать свой кров и покровительствовать нашим царю Ивану Алексеевичу и царевичу Петру Алексеевичу!»

В это время вышел вперед А. С. Матвеев и говорил дружелюбно со стрельцами: спрашивал, чего они хотят и обещал им удовлетворение, но в ответ бешеные стрельцы только ворчали и осклабились при появлении М. Ю. Долгорукова ²⁵ (если бы он не вышел, ничего дальше не случилось бы), считавшегося первым изменником, стащили его, взяли за руки и за ноги и скинули с лестницы (под названием «Красное крыльцо»), а стоящие под ней стрельцы убили его тут же пиками и бердышами, при этом вся его одежда была снята и порвана в маленькие клочья, и мертвое тело, все голое, потащили на базар (большой рынок за замком) и там бросили. После этого они снова потребовали: «Отдайте нам других изменников, которых мы хотим наказать!», чьи имена они указали в списке из 40 человек, где А. С. Матвеев и Нарышкины занимали первое место, но так как никто к ним не вышел, ворвались они внутрь, несмотря на уважение к царям, молодой царице и царевнам, бегали все внутри покоев и в церкви, при этом первым нашли второго сына Нарышкина по имени Афанасий, которого они выволокли за волосы и бросили с этого же крыльца другим стрельцам, которые приняли его [на] свои пики и алебарды, и тотчас убитого раздели и выволокли из замка. За ним последовал думный дьяк Ларион Иванов со своим сыном Василием, которых нашли наверху в церкви, и как предыдущих, выволокли и убили. В это время стрельцы закричали: «Долгие лета нашему царю Ивану Алексеевичу и царевичу Петру Алексеевичу, а все изменники должны умереть!» и побежали дальше, чтобы найти И. Нарышкина. В результате поплатился жизнью юный господин Ф. П. Салтыков ²⁶ (отец которого П. М. Салтыков ²⁷ был очень любим стрельцами), когда «наверху» стрельцы в поисках Нарышкина подняли большую суматоху и увидели этого молодого господина Салтыкова, собиравшегося войти в церковь, и как только они его заметили, закричали: «Это Иван Кириллович!», схватили его, и, так как он настолько испугался, что не мог вымолвить ни слова в свое оправдание, тотчас скинули вниз, убили и выволокли из замка. Тут только стрельцы увидели, что они ошиблись и приняли решение, что несколько их товарищей должны отнести тело домой к отцу (не находившемуся в замке), который ничего другого не сказал, как «божья воля» (желание бога). Еще после этого они нашли у трактира бывшего полевого командира князя Г. Г. Ромодановского ²⁸ и убили его тотчас, а его сына пощадили (может быть потому, что он не стоял в списке) ²⁹. Они дали ему поблажку вследствие его более чем 20-летнего пребывания в татарском плену, куда он так неудачно попал. Однако еще должен был поплатиться жизнью старый господин князь Долгоруков. Этот господин хотел ехать домой, и как только он сел в свою коляску, они провожали его домой, извинялись, что убили его сына не по желанию, а так как он с ними плохо обращался и в этом был солидарен с Артамоном Сергеевичем, и просили прощения у этого господина, на что он только и ответил: «На то божья воля!» Стрельцы сопровождали его со всяческим почетом до дома и попрощались с женой его убитого сына. Как только он вошел, она бросилась к нему, разрыдалась и жаловалась, на что он ей сказал: «Не плачь, моя дочь, сын мой уже мертв, но жизнь его дорого стоит!» Это слышал отставший стрелец, который сказал своим товарищам: «Он угрожает нас всех перевешать!» Они вернулись, убили, вытащили старого господина за руки и за ноги, и оставили лежать на улице в нечистотах. Так как была уже ночь, половина стрельцов осталась в замке, другие пошли, чтобы запереть ворота, но некоторые еще искали стоящих в списке, рыскали по близлежащим домам и очень внимательно их искали, но тщетно.

В особенности всю ночь усердно искали доктора Даниила фон Гадена, урожденного еврея, который принял вместо лютеранства православную веру, так как был личным медиком его царского величества Федора Алексеевича, а также его сына. Он, чтобы спасти жизнь, скитался по [46] соседям, и они его не нашли нигде. Его коллегу Иоанна Гутменша ³⁰, чей дом находился недалеко от дома доктора Данилы, посетили страшные гости, однако в этот раз ему не причинили неприятностей, но когда немного за полночь стрельцы снова вернулись, хороший человек был очень испуган и подумал, что они пришли за ним, и прятался под крышей, но стрельцы нашли его и взяли с собой, приговаривая: «Ты лучший друг доктора Данилы, поэтому ты должен раскрыть его тайну и выдать нам. Иначе будем держать тебя при себе до тех пор, пока другие не найдут доктора Данилу». Жена доктора Данилы была также ими взята, с Иоанном Гутменшом препровождена в замок к лестнице, где хотели устроить им экзекуцию и сбросить с лестницы, но жене доктора Данилы, так как она была беременна, позволили сесть в тюрьму до тех пор, пока не найдут доктора Данилу, и Гутменшу тоже. Так кончился день.

Во вторник 16 мая на рассвете стрельцы снова отправились в замок, только многие оставались снаружи, так как было признано необходимым охранять городские ворота, некоторые, самые наглые, насильно ворвались внутрь личных покоев, искали там Нарышкина, но не нашли, поэтому сперва поплатились жизнью боярин И. М. Языков и думный дьяк А. С. Кириллов ³¹, а также бывший полковник стрельцов по имени Г. Горюшкин ³², который прошлой ночью был найден в своем доме (где прятался) и приведен в замок, и как только стрельцы собрались вместе, устроили они этим троим бойню без всякого допроса как в прошлые дни: сбросили их с лестницы на подставленные пики и алебарды и разрубили бердышами, потом раздели догола, выволокли за ноги из замка и бросили к другим мертвецам. В два часа дня пришло сообщение, что найден сын доктора Данилы Михаил, юноша 22 лет. Они поймали его переодетым на улице (так как никто не мог впустить его в свой дом, прятался он по трактирам). Стрельцы спросили его, где может быть его отец, но он не знал этого, и поэтому был убит. После этого они пытали И. Гутменша, крича, что если доктор Данила не будет найден, то он должен искупить его вину, так как помогал доктору изготовлять лекарства, которыми был отравлен царь, и потому виновен, хотел он этого или нет. Он был сброшен с лестницы и убит, после чего они хотели поступить также с женой доктора Данилы, однако ее вымолила пощадить молодая царица, которую стрельцы еще уважали, однако это не помешало им лишить жизни приведенного в это время другого Нарышкина, двоюродного брата (или кузина) названного, по имени Василий Филимонович, славного юношу около 20 лет ³³. Потом несколько других стрельцов нашли полковника А. Докторова, которого они требовали, в церкви под алтарем, и также умертвили. Время перевалило за полдень, когда были убиты еще несколько дьяков и подъячих и также оттащены на базар (или рынок), и так между тем день подошел к концу.

Весь день и следующую ночь искали с большим усердием Ивана Кирилловича и доктора Данилу, а для старого Нарышкина по имени Кирилл Полуэктович ³⁴ благодаря просьбам старшей царицы (его дочери) наконец добились сохранения жизни, но он должен был стать монахом, и ссылался в Кириллов монастырь на Белоозеро, что тотчас было исполнено, и он на маленькой, очень плохой повозке отправился из Москвы без трех младших сыновей 14,11 и 6 лет ³⁵, которые стрельцами также были сосланы, так как благодаря просьбе их сестры, старшей царицы, им сохранили жизнь, но должны были они быть сосланы по близлежащим местам каждый отдельно, что и было исполнено.

На следующее утро, в среду 17 мая, на рассвете пришло сообщение из немецкой слободы, отстоящей от города примерно на полмили, где живут по большей части немецкие офицеры, что туда прошедшей ночью пришел доктор Данила в платье нищего, который скрывался два дня и две ночи в Марьиной роще и других близлежащих местах. Он думал попросить у своих знакомых в слободе сахару, чтобы что-то поесть, так как был очень голоден, но был задержан на улице некоторыми из них, имевшими большую дружбу со стрельцами, которые тотчас большой толпой пришли в слободу, привели его в город в платье нищего и подвесили за ноги. Вышли к ним младшая царица и царевны и упрашивали слезно за жизнь доктора, считали его невиновным в царской смерти, убеждали, что все лекарства, которые он изготовлял для царского величества, первый сам и пробовал, но все увещевания ничего не давали озлобленным душам, они кричали: «Он не один лишил жизни его царское величество, у него дома нашли колдовские средства (морская рыбина с множеством ног), с которой он занимался своим колдовством, и поэтому он должен умереть». Потом они раздраженно кричали: «Мы знаем, что вами прячется И. К. Нарышкин, выдайте нам его и мы будем довольны и воздержимся от дальнейших убийств, и те, кто еще стоит в нашем списке и кого не нашли, тех мы передадим на решение его царского величества, чтобы наказать их рукой палача, мы хотим также отправиться все на покой, если вы нам все случившееся полностью простите и не будете считать за предателей». Но повторную просьбу о даровании жизни боярину И. Нарышкину и доктору Даниле не хотели и слышать, говоря: «Мы требуем Ивана Кирилловича, спрятанного вами, выдать по-хорошему, или мы будем его искать с особым остервенением, пока не найдем, а нам так же хотелось бы избежать неприятностей. Мы подарим жизнь старому Нарышкину и трем его сыновьям, но Иван Нарышкин должен умереть от наших рук». Старшая [47] царица просила, чтобы они набрались терпения, вышла наружу и побудила выйти молодую царицу и царевен просить за ее брата, а также митрополита прийти с иконой божьей матери, и вывела своего брата, который держался за нее и за икону божьей матери, которую повесил ему на грудь митрополит. Обе царицы вместе с царевной Софьей Алексеевной пали на колени, прося за жизнь И. Нарышкина, но это не помогло. Стрельцы, потерявшие всякий стыд и страх, подскочили к ним, схватили этого Нарышкина за длинные волосы, насильно вырвали из их рук и притащили его туда, где был доктор Данила, и обоих повели в пыточную (располагавшуюся недалеко, у замковой стены). К большому удивлению всех, их сразу не казнили, позволили немного пожить, но вскоре начали пытать. И. Нарышкина подняли на дыбу первым и пытали очень тяжко, однако он не сказал ни слова, поэтому стрельцами он был доставлен на базар и тут же разрублен на мелкие куски; его голова, ноги и руки были нанизаны на пики, доктор Данила был также подвергнут пытке, но он во многом сознался. Его принуждали три часа, так как он хотел дать сведения о тех, кто заслужил смерть больше, чем он. Стрельцы пытали его сами, один из них протоколировал все, что доктор говорил под пыткой, но эти люди (может быть уставшие и разъяренные) порвали протокол, сказав, что это будет долго, тотчас отвели его на базар и убили, также как и других, с большей или меньшей жестокостью, разрубив на мелкие куски и с выпущенными кишками выкинули на улицу. На этот раз убийством доктора трагедия завершилась.

Остальные, кого они еще считали предателями и хотели казнить, а именно: А. и М. Лихачевы, два брата, сын Языкова, бывший стольник царского величества ³⁶, сын А. Степанова ³⁷, полковник С. Грибоедов и еще 7 других сбежавших полковников, Ф. Янов, также бывший полковник стрельцов ³⁸, обвинялись во многом. За ними были уже посланы несколько стрельцов с думным дворянином, чтобы их привезти сюда и доставить, и еще двух дьяков, служащих в стрелецком приказе. Стрельцы также требовали письменного договора, что эти люди будут наказаны по закону или указу его царского величества и рукой палача, а где будет нельзя, желали они это сделать сами. Это хотелось бы сделать побыстрее, чтобы удовлетворить бешеную толпу.

Во время этих убийств стрельцы выпустили приказ, чтобы тех, кого найдут виновным хотя бы в малом воровстве или грабеже, тотчас казнить. Таких было около 40 человек, как бедных горожан, так и несколько стрельцов (которые попались на мелком воровстве, чуть ли не на трех копейках), и они были повешены за ноги, и не было слышно о грабежах, также и с убийцами-поджигателями: когда кого-нибудь приводили, должен он был умереть. Ожидали долго, пока убитых выволокли из замка и бросили на базаре (или большом рынке). Когда они приводили жертву к лестнице, поднимали его наверх, стрелец кричал сверху: «Любо ли братцы?», и ставили наготове они свои пики и алебарды для его принятия, потом хватали его за руки и за ноги и кидали с лестницы и внизу убивали. На базаре или большом рынке за замком было также много стрельцов и других каналий, и эти ничтожные жестоко обращались с трупами, выкинутыми перед этим из замка, кололи, резали и разрубали, в особенности рассекли на мелкие куски тела обоих думных дьяков, Л. Иванова и А. Степанова. Как только был казнен доктор Данила, а было это приблизительно около полудни, отправились все стрельцы в замок, кричали и вопили: «Мы довольны, пусть его царское величество (да пошлет бог ему долгого здоровья) поступает с оставшимися предателями по своему усмотрению. Мы хотим жить и умереть за его царское величество, обоих цариц, царевича и царевен!» На это старший царевич Иван Алексеевич заявил, что он отказывается от короны, так как слеп и нездоров, и не сможет прожить долгую жизнь. Он хотел передать правление своему младшему брату Петру Алексеевичу. Тут стрельцы все дружно заорали: «Господь, храни наших царя Петра Алексеевича и царевича Ивана Алексеевича!» Благодаря заступничеству, поддержанному стрельцами, старшая царица осталась при своем сыне, теперешнем царе, а не отправилась в монастырь, как они требовали ранее, три дня назад. Суматоха продолжалась долго, и стрельцы все делали от имени царя Ивана Алексеевича, хотя никого ни о чем не спрашивали и все делали по своему желанию.

Стрельцы необоснованно утверждали, что если они будут колебаться дольше, они все будут уничтожены, так как было приказано всем боярским холопам вооружиться (число которых более чем в четыре раза превышало стрельцов) и идти на них, чтобы устроить им «кровавую баню». И должны они были поджечь и разрушить весь город, чего стрельцы в некоторой мере опасались, но как только они увидели в понедельник, что установилась тишина, побежали в приказ, которому принадлежали боярские холопы (так называемый Холопий приказ), порвали все записи и бумаги, которыми оформлялась служба холопов своим господам, после чего установилась у них дружба. В прошедший понедельник 15 мая в полдень, как начался беспорядок, пошли стрельцы в полном порядке разыскивать врагов и били в барабаны, потом затащили с собой в замок две пушки, также приводили принудительно своих полковников, что те должны были исполнять, так как хотели сохранить жизнь.

Главнейшая причина этих беспорядков была в большом самомнении и заносчивости сыновей Нарышкина, и в особенности старшего по имени Иван Кириллович. В среду 17 мая вечером было [48] объявлено разрешение прийти каждому за своим убитым и похоронить, что и было сделано. Оставались лежать только тела И. К. Нарышкина, доктора Данилы, его сына и И. Гутменша, причем чувствовалось, что испорченный характер, который показали стрельцы, утихомирился. Затем в полдень они сообщили, что хотят всех мертвых вывезти из города на свалку, чтобы их съели собаки. Во время этого беспорядка никто не мог сказать стрельцам недружелюбного слова, поскольку хотел обезопасить свою жизнь; если они хотели что-то взять в домах, должны были их тотчас впускать, угощая пивом и коньяком, многие из них ходили по трактирам, и некоторые требовали денег. Собственность и средства убитых людей были конфискованы для его царского величества. Они хотели получить свободу грабить, но удалось доказать, что деньги им будут розданы.

Ночью установили во всех проходах сильную охрану, и все стихло, как будто-бы ничего и не случилось, только иногда здесь и там подвыпившие стрельцы восхваляли свои смелые дела. Из всех мертвых никто не был судим рукой палача, так как каждый стрелец был согласен на эту роль и готов к ней. Убиты и уничтожены были следующие персоны: 6 бояр: Ю. А. Долгоруков, М. Ю. Долгоруков, Г. Г. Ромодановский, А. С. Матвеев, И. М. Языков, И. К. Нарышкин. 2 думных дьяка: Л. И. Иванов и А. С. Кириллов. 5 стольников: Ф. П. Салтыков, А. К. Нарышкин, М. Д. Гаден, В. Л. Иванов, Василий Федорович Нарышкин ³⁹.

2 полковника: А. Докторов и Г. Горюшкин.
2 доктора: Д. Гаден и Я. Гутменш.
1 священник и 48 человек подъячих, стрельцов и другого народа.
Да хранит нас господь и впредь.
Москва 19 мая 1682 года.

Warhaftige Relation der traurigen und Schrecklichen Tragedy hier in der Stadt Moskau furgefallen auf Montag, Dienstag und Mittwochen den 15, 16 und 17 Maj jeigen 1682-ten Jahres. Перевод с немецкого // Устрялов Н. Г. История царствования Петра Великого. СПб. 1858. Т. 1. Прилож. VI. С. 330-342.

Комментарии

1. Гаден Даниил фон — придворный доктор из крещеных евреев. Попал на русскую службу, будучи взятым в плен во время русско-польской войны 1654-1667 гг. (подробнее см.: Галанов М. М. «Дело врачей» в XVII веке // Родина. 1995. № 9. С. 56). Убит стрельцами.

2. Хлопов Кирилл Осипович — думный дворянин с 1676 г., окольничий с 1682 г. Убит стрельцами.

3. Гаден Михаил Данилович — царский стольник, убит стрельцами.

4. Стрелецкий полковник Алексей Степанович Дохтуров. Убит стрельцами.

5. Апраксина Марфа Матвеевна (1664-1715), вторая жена царя Федора Алексеевича.

6. Софья Алексеевна (1657-1704), дочь царя Алексея Михайловича от первого брака с М. И. Милославской.

7. Хованский Иван Андреевич — князь, боярин и воевода, глава Стрелецкого приказа после майского восстания 1682 г. 17 сентября 1682 г. был схвачен по приказу царевны Софьи А.лексеевны и, обвиненный во многих преступлениях, казнен по приговору Боярской думы.

8. Нарышкина Наталья Кирилловна (1651-1694), вторая жена царя Алексея Михайловича, мать Петра I.

9. Голицын Василий Васильевич — князь, боярин и воевода, глава Посольского приказа (1682-1689), фаворит царевны Софьи Алексеевны. После ее отстранения от власти в 1689 году сослан.

10. Иванов Ларион Иванович — думный дьяк, глава Посольского приказа до 1682 г. Убит стрельцами.

11. Грибоедов Семен — командир одного из стрелецких полков, дислоцированных в Москве. Снят с занимаемой должности. Однако в результате восстания не был убит или сослан.

12. Вопрос спорный, был ли это П. П. Языков. Видимо, опираясь на свидетельство Розенбуша, С. К. Богоявленский считал Павла Петровича помощником князя Ю. А. Долгорукова в руководстве Стрелецким приказом (см.: «Хованщина» // Исторические записки. М. 1941. Т. 10. С. 191). Однако, опираясь на данные С. Медведева («Созерцание краткое лет 7190, 91 и 92, и что в них содеясе во гражданстве» // ЧOИДР. 1894. № 4. С. 40-42), С. М. Соловьев и В. И. Буганов считали, что это был боярин И. М. Языков (История России с древнейших времен. М. 1991. Т. 13. С. 256; Московские восстания конца XVII века. М. 1969. С. 90).

13. Долгоруков Юрий Алексеевич — князь, боярин и воевода, глава Стрелецкого приказа. Убит во время стрелецкого восстания.

14. Федор Алексеевич (1661-1682) — русский царь с 1676 г., сын Алексея Михайловича от первого брака с М. И. Милославской.

15. Петр Алексеевич (1672-1725) — русский царь с 1682 г., император с 1721 г., сын Алексея Михайловича от второго брака с Н. К. Нарышкиной.

16. Иван Алексеевич (1666-1696) — русский царь с 1682 г., сын Алексея Михайловича от первого брака с М. И. Милославской.

17. Имеется в виду вдова Алексея Михайловича Н. К. Нарышкина.

18. Розенбуш ошибается: Петр родился 30 мая (по старому стилю) 1672 г.

19. Матвеев Артамон Сергеевич (1625-1682) — сын дьяка. С 1669 г. глава Малороссийского приказа, а с 1671 г. — Посольского. В 1674 г. пожалован в бояре. Убит стрельцами.

20. Языков Иван Максимович — боярин с 1680 г., фаворит царя Федора Алексеевича. Убит стрельцами.

21. Лихачевы: Алексей Тимофеевич — постельничий с 1680 г. и Михаил Тимофеевич — стряпчий с ключом с 1676 г., фавориты царя Федора Алексеевича. [49]

22. Нарышкин Иван Кириллович (1658-1682) — боярин, брат Н. К. Нарышкиной. Убит стрельцами.

23. Нарышкин Афанасий Кириллович (1662-1682) — стольник. Убит стрельцами.

24. Информацию, сообщенную Розенбушем, можно найти еще в трех источниках: донесении агента польского короля Яна III Собеского Станислава Бентковского (Relacya rezydenta polskiego w Moskwie o wypadckach z r.1682. Krakow, 1894. S. 13), записках дьячка Аверки (Тихомиров М. Н. Записки земского дьячка второй половины XVII века // Исторический архив. 1939. Т. 2. С. 99) и Летописце 1619-1691 гг. (ПСРЛ. М. 1968. Т. 31. С. 192).

25. Долгоруков Михаил Юрьевич — князь, боярин и воевода, глава Разрядного приказа. Убит стрельцами во время восстания.

26. Салтыков Федор Петрович — стольник. Убит стрельцами во время восстания.

27. Салтыков Петр Михайлович — боярин.

28. Ромодановский Григорий Григорьевич — князь, боярин и воевода. Убит стрельцами, недовольными им еще со времен сражения за Чигирин в русско-турецкую войну 1677-1681 гг.

29. Ромодановский Андрей Григорьевич — князь и боярин.

30. Гутменш Иоанн (Ян) — иностранный доктор Аптекарского приказа в Москве. Убит стрельцами.

31. Кириллов Аверкий Степанович — думный дьяк. Убит стрельцами.

32. Горюшкин Григорий — стрелецкий полковник. Убит стрельцами.

33. Нарышкин Василий Филимонович — стольник. Убит стрельцами.

34. Нарышкин Кирилл Полуэктович (1623-1691) — боярин, отец Н. К. Нарышкиной.

35. Розенбуш ошибается в определении возраста сыновей К. П. Нарышкина, оставшихся в живых после восстания: Льва Кирилловича (1664-1705), Мартемьяна Кирилловича (1665-1697) и Федора Кирилловича (1666-1691).

36. Языков Семен Иванович — стольник. После восстания сослан.

37. Имеется в виду Яков Аверкиевич Кириллов, сын А. С. Кириллова. После восстания сослан.

38. Имеется в виду стрелецкий полковник Степан Иванович Янов, в итоге прощенный стрельцами.

39. Нарышкин Василий Федорович после восстания остался жив (см. предисловие). Описка Розенбуша, имевшего в виду Василия Филимоновича Нарышкина.

(пер. М. Галанова)
Текст воспроизведен по изданию: «Склонны к страшному неистовству...» Донесения Генриха Бутенанта фон Розенбуша о стрелецком восстании 1682 года в Москве // Источник. Документы русской истории, № 1 (61). 2003