Едва ли не первое известие о том, что передовые из. Стенькиной силы уж, объявились и начали «чинить всякое худо» получил шацкий воевода Остафьев: от 12-го октября он доносил в Москву «Государю царю и великому князю, Алексею Михайловичу всея Великия и Малыя и Белыя Росии самодержцу». Он писал: «Холоп твой Андрюшка Остафьев челом бьет. В нынешнем, государь, октябре, часу в четвертом ночи прибежал в Шатцкой (г. Шацк) вотчины боярина князя Никиты Ивановича Одоевского села Сотницына приказной человек Микифор Микулин; а в распросе передо мною, холопом твоим, сказал: в Шатцком де уезде в селе Кабякове объявились воровские казаки, и боярина князя Одоевского приказнова человека Федора Межина на проезде убили до смерти; до того ж, государь, числа, прибежал в Шацк крестьянин Клокова Ивашка Федоров, и в распросе сказал: ездил де он за реку Цну с помещицею своею и с сыном ее, и в селе Кошебееве объявились воровские ж казаки и сына де ее при нем, Ивашке, срубили, а ево де отпустили и приказали ему молить Бога за нечаю царевича Алексея Алексеевича, да за патриарха Никона, да за Стенку Разина. Да того ж, государь, числа шацких сел воевода Василей [50] Строев посылал в твою государеву в дворцовую Ивину слободу для проведованья тех же воровских казаков поляка Лунку Алексеева, и он де Лунка прибежал к нему Василию и в распросе сказал, что де в той слободе объявились воровские казаки, да он же Лунка видел у них два значка; а та слобода от Шатцка в 20 верстах»....

Муромский воевода «холоп Офонька Шеховской», ударив челом, писал: «в нынешнем октябре пришед в Муром в приказную избу касимовской воевода Тимофей Караулов сказал: приехал де он Тимофей из Касимова боясь от приходу воровских людей, потому что в Касимове города и острогу нет, а уездные де всяких чинов люди в Касимов не идут, а Кадом и Кадомской и Шатцкой уезды воровские люди разорили и ныне во многих местах разоряют же, и он де Тимофей, слыша тот их воровских людей проход из Касимова в Муром и приехал, а от Мурома, государь, Касимов только в семидесяти верстах, и от тово приходу воровских людей в Муроме в осаде без служилых людей быть опасно; а снаряду, государь, [51] в Муроме только одна железная пушечка небольшая да 29 мушкетов, и о том снаряде я, холоп твой, к тебе великому государю к Москве в пушкарской приказ в нынешнем году в октябре месяце с пушкарем Куземкою Стюфериным писал и ко мне, холопу твоему, и по се число твоего великого государя указу не бывало; и о том, что ты, великий государь, мне холопу своему укажешь?»

От 21-го октября, товарищ танбовского воеводы Хитрово, бывшего в это время «в походе», холоп Еремка Пашков, ударив челом, писал: «В ночи прибежали ко мне, холопу твоему, в Танбов Филька Клеметьев да Лунка Кулаков, а в распросе, государь, передо мною, холопом твоим, сказали: были де они на стороже в Танбовском уезде у проезжих Моршенских ворот, а начальным де человеком у них был мещеренин Петр Ордабьев и пришла де им перемена, и они де с той сторожи поехали в Танбов и с начальным человеком, с Петром Ордабьевым да с иноземцем с Андреем Лесковским, и стали де они ночевать в Танбовском уезде в деревне Княжой, и в той де, государь, деревне Княжой в полночь наехали на них Танбовского ж уезду твои великого государя пашенные крестьяне изо многих деревень, изменя тебе, великому государю, и того де Петра Ордабьева и иноземца и их стрельцов бив покинули, а мещеренина де Петра Ордабьева [52] убив мало не до смерти и колов рогатиною и с иноземцом повели де их связав к Моршенским воротам к воровским казакам; а сколько, государь, воровских казаков пришли в Танбовской уезд, и про то де, государь, они стрельцы подлинно не ведают, и для, государь, проведаванья про тех воровских казаков в Танбовской уезд в деревни послал я, холоп твой, Танбовских же служилых людей, а иных, государь, городов служилых людей со мною, холопом твоим, в Танбове нет, опроче московских стрельцов полуголовы Григорья Салова с стрельцами с двемя стами человека; а в приход, государь, воровских казаков мне, холопу твоему, в Танбове такими малыми людьми бев присыльных твоих государевых иных городов ратных людей поиску учинить над воровскими людьми и осады укрепить не кем, и о том, великий государь, как укажешь мне, холопу своему».

Через три дня из самого Тамбова писали: «Октября в третий день привел в Танбов в приказную избу ряшенин Федор Колюбакин с товарыщи ломовца сына боярского Савелья Невежина с сыном ево Самошкою, и сказал, съехался де он Федор с ним Савельем на дороге, не доехав до Керенска [53] верст за 10, и взял де ево Савелья в Танбов с собою для распросу вестей про воровских казаков и тот ломовец распрашиван, а в допросе сказал: в нынешнем де году, сентября в 27-й день, пришли в Ломовкой уезд от вора от Стенки Разина товарыщи ево воровские казаки и помещиковы крестьяне, пристав к воровству их многие люди, и в том де Ломовском уезде в деревне их Невежине воровские казаки были и брата ево Савельева родного Трофима с зятем его Федором взяли и отвели в том же Ломовском уезде в село Никольское к Григорью Андрееву сыну Мещеренину на двор ево и держали до их у него Григорья под повилушею сутки и вывел де их Трофима и зятя его Федора и Григорьева сына Мещеринова Ульяна да Благовещенского собора протопопа Андрея Совиновича крестьянина ево Оску порубили до смерти и трех де человек брата ево Трофимова и зятя ево Федора и Григорьева сына Ульяна, тутошние люди схоронили в одну могилу и ево де Савельов дом и иных многих людей, те воровские казаки разграбили и жену его пытали, а он де Савелей с сыном да с племянником своим, боясь от тех воровских казаков смертного убивства, побежал было в Шацкой. А пришли де те воровские казаки в Ломовской уезд с Норовчатовского городища, а того де Норовчатовского городища жильцы город тем воровским казакам сдали, а приказного де человека с сыном сво ограбя до нага и посадили в тюрьму, и после де его Савелья те воровские казаки пошли к нижнему городу Ломову. А из Ломовского де уезду прибежал он, Савелей, в Керенск, и керенские де жильцы их воровских казаков ожидают к себе в Керенск вскоре. Да они ж де воровские казаки были в Кадомском уезде в селе Жукове, и Матвея де Жукова дом разграбили и церковь Божию в том селе Жукове и ево Матвеев двор сожгли. А ездя де они воровские казаки по уездам рубят помещиков и вотчиников, на которыми крестьяне, а чорных де людей крестьян и боярских людей и казаков и иных чинов служилых людей и никово не рубят и не грабят. Да он же, Савелей, слышал в Ломовском уезде от мужиков, говорят де боярские мужики меж собою, прислана де к тем воровским казакам от вора от Стенки Разина ево воровская грамота, чтоб де черные люди крест целовали государю царевичу Алексею Алексеевичу и батюшку нашему, а называют де они батюшком бывшего Никона патриарха. А про него вора про Стенку Разина с товарыщи говорят, что де он Стенка на Волге, а в котором де месте он, Стенка, на Волге, про то де он Савелей не ведает. Да тог ж числа в распросе сказал: Шацкаго уезду деревни Берестенок Иванов крестьянин Свищова Филька Шелудяк, сидел де он Филька в тюрьме в Керенске годы с 4-с в лошадиной краже; и в нынешнем до году, в сентябре [54] месяце, а которого числа того не ведает, уведал де керенской воевода, что вора Стенки Разина воровские казаки пришли в Ломовской уезд и хотят приходить в Керенск, и он де керенской воевода из тюрьмы тюремных сидельцев всех распустил, и в Керенском де уезде селе Жукове помещика убили и церковь Божию и двор его сожгли. Да в Керенсковом же де уезде в деревне Тимашове они же, воровские казаки, побили помещиков трех человек и домы их разграбили и пожгли и жен их и детей побили до смерти. А тех де воровских казаков было с 500 человек, а с ними черкасы и калмыки с копьи, да с ними ж де знамена вязал лошединый хвост. Да он же де, Филька, виделся с воровскими казаками в Ломовском уезде, в деревне Шелдоисе, и ему де, Фильке, они воровские казаки сказывали, что итти им в Шацкой, и в Танбов, и в Козлов и в иные городы. Да как де он Филька шол из Керенска домой в Шацкой уезд и заходил де в деревню Ракову к новокрещену к Василью князь Кудашеву и при нем де, Фильке, прибежал из Нижнева города Ломова воевода Андрей Пекин с подьячим пеши в одних рубашках, и сказали, побежали де они из того Нижнего города Ломова от воровских казаков, боясь от них смертного убийства».

«В нынешнем, государь, году, октября в 7-й день, писал в Шацкой ко мне, холопу твоему, твоих государевых дворцовых Шацких сел, села Конобеева воевода Василии Строев, [55] а в отписке его написано: посылал де он в Керенск для проведывания воровских казаков конобеевских приставов Афонку Иванова с товарыщи, и того ж до числа писал из Керенска к нему Автомон Безобразов советною грамотку с теми конобеевскими приставы, а в той де ево советной грамотке написано: — октября в 4-й день ведомость от многих людей, что воровские казаки в Инзары, убив воеводу, ходили на Пензу и на Пензе воеводу Елисея Лачинова убили, а в Нижнем Ломове грацкие люди воеводу в тюрьму посадили и к воровским казакам посылали, и воровские казаки из Норовчатого, а иные с Пензы пришли; и ныне в Нижнем городе Ломове; и воровские казаки с Нижнего города присылали атаманы казаков в Верхний город Ломов, и Верхнего города Ломова воеводу Игнатия Корсакова взяли в Нижней Ломов; а что над Ондреем Пекиным учинилось и над Игнатьем Корсаковым, того не ведомо; а в Керенск де хотят быть октября в 5-й день, а грацкие де люди ему сказали, что им битца с казаками не в мочь, все приклонились к ворам; а уездные люди давно предались, и ныне воровские люди объявились в семи верстах от Керенска, и грацкие люди его (воеводу) стерегут, чтобы не ушел и его де ворам отдадут, и чтоб ему о том отписать к великому государю к Москве, а ему послать некого; да конобеевские ж приставы перед ним в распросе сказали: как де они поехали от Керенска с тою советною грамоткою и к Керенску пришли до воровские казаки и учали к городу Керенску приступать, и они то из-за города Керенска видели; а в Шацком, государь, служилых людей мало, стрельцов 80 человек, пушкарей и затинщиков, и разсыльщиков 24 человека, и на них к приходу не надежа, а уездные люди в осаду не идут; и хотяб они в осаду пришли, на них не надежа, что шатание в них большое; а под городом твоя государева дворцовая черная слобода, а в ней с 500 дворов, и они в осаду ни един человек не идут, ожидают всякого дурна».

Вот в каком отчаянном состоянии находились не только воеводы, попы и подъячие этого несчастного исстрадавшегося от всякого бесправия края, но и вообще все население! Воеводы с своей призрачной властью, взывая к порядку и покорности ими же всякой неправдой озлобленного и разоренного населения, грозили страхами Божьего и царского суда и бежали сами, утекали, куда попало, как только показывались казаки и воры или вооруженные дубинками мужики; а воровские казаки и свои же, приставшие к ним односельчане, разные «уездные люди» силой забирали к себе в свои банды тех, кто не хотел или боялся открыто и прямо [56] становиться на их сторону. Но воеводы пока-то еще приведут свою угрозу в действие, да еще и станут ли когда-либо это делать — где уж им, сани бегут! — а казаки и своя братья, всякого чина уездные люди, приставшие к ним, скоры на расправу. Да наконец, и что же терять? В лесах вон жили же люди, которые теперь повыходили оттуда и рассказывают, что им жилось хоть порой и холодно и голодно, но зато не в пример вольней и лучше во всех отношениях, чем помещичьим и монастырским крестьянам, беспрекословно исполнявшим волю господскую. Ну, избави Боже, воеводы одолеют, побьют казаков — хотя как же это может быть, когда эти воеводы без войска и сами бегут первые? — ну, тогда можно уйти в леса, на реки, где вон сколько и ранее того жило народу и жили они — сами говорят — не в пример лучше смирных и терпеливых, которые все какой-то милости ждали да награды за свое спокойствие и терпение и не дождались так-таки ни от кого ничего... Остававшееся еще смирным население видело с одной стороны претензию на власть уже ускользнувшую из рук у воевод, самих воевод перетрусивших, побросавших все и в одних рубашках в холод и в мороз, по снегу (осень стояла в том году холодная и был в октябре, уже снег) бежавших за десятки верст, ночью, от одного известия, что казаки идут; а с другой — эти же казаки — победители, которых воеводы и подьячие зовут «ворами», на самом деле частые и настоящие их спасители и благодетели, так как самих их не трогают, охотно помогают им и бьют и грабят только их общих притеснителей и грабителей воевод, подьячих и помещиков, а как придет, что там, позади их, идет с главными силами сам «батюшка Степан Тимофеевич» и с ним нечай царевич Алексей Алексеевич и Никон патриарх, то и совсем все новое устройство им даст, вольное, казацкое. В «прелестных» грамотах Стеньки говорилось прямо, что он действует по приказанию царевича и Никона и чтобы и присягали им. Он требовал «повидимому» совершенно законного, он ничего не требовал такого, чтобы не было освещено их волей, их приказами. Он и помещиков, и воевод, и подьячих грабил и вешал только потому, что они ему это делать приказали и вообще все дело расправы с непокорными и злоупотреблявшими властью поручили ему. Он исполнитель распоряжений царского сына и патриарха, он сам по себе ничего, он творит волю пославших его. Он и население призывает к этому же и если принуждает нерешительных и робких идти с собою, то это потому только, что спасает их от могущего обрушиться на них гнева царевича: зачем они не встречали его и не помогали исполнить его волю, направленные им же на благо и на спасение... [57]

От 10-го октября Хрущов писал царю на Москву: «В нынешнем, государь, октябре в 10-й день писал ко мне, холопу [58] твоему ив Шацкого воевода Андрей Остафьев, а в отписке ево, государь, написано: прибежали де в Шацкой Шацкие сторожевые казаки Екимка Ковылин с товарыщем от Керенского лесу из Ининой слободы, а в распросе де, государь, перед ним сказали: были де они для вестей в Ининой слободе, и того ж де, государь, числа пришел в тое слободу из Керенска крестьянин, а сказывал де, государь, им, что Керенск город воровские люди ваяли и из Керенска идут в Шацкой, а в Ининой де свободе крестьяне черев реку Цну мостят мост, а в тот же де день чает их в Инину свободу, а Инина де слобода от Шацкого всего в 20 верстах; и по тем, государь, вестям в Козловской уезд во вся села и в деревни послал я, холоп твой, козловски разъещиков, а по наказным, государь, паметям велел я, холоп твой, козловцов детей боярских и всяких чинов людей с женами их и с детьми и с запасы выбивать наскоро в Козлов в осаду и для разбору либо мне, холопу твоему, мучитца итти в поход против твоих государевых неприятельских людей от Козлова не в дальних местах; а что, государь, вестовой в Шацкой отписке написано, что ломовцы и керенцы твои государевы грацкие люди и уездные тебе государю изменили, воевод в тюрьму посадили и к воровским казакам приклонились, и я, холоп твой, слыша такую их шатость, велел в Козлове посадцких слобод твоих государевых служилых людей козловцов детей боярских и сторожевых и полковых казаков и стрельцов и пушкарей и затинщиков и воротников и посадцких и грацких всяких чинов людей пересмотреть по спискам и пересмотрев, государь, велел их для подкрепления твоей государевы службы привести к вере в соборной Апостольской церкви по чиновной печатной книге; а сверх, государь, чиновника велел я, холоп твой, написать статью к вере ш, чтоб они, козловцы, в нынешнее в смутное время к вору и к изменнику и крестопреступнику, к Стенке Разину и к ево товарыщем к воровским казакам к их воровству и к дьявольской их душепагубной прелести не приставали ни в чем и бунту и скопу и заговору и мятежу не заводили и над Козловом городом и над иными твоими государевыми городами и над твоею государевою казною и над воеводы, и над приказными и надо всякими мирскими людьми убивства и грабежу и никакие хитрости лукавством не чинили и из Козлова на Хопер и на Дон и на Волгу к вору и изменнику к Стенке Разину и к товарыщем ево не отъехали и не збежали и тебе великому государю царю и великому князю Алексею Михайловичу всея Великия и Малыя и Белыя Росии самодержцу и твоим государским детям благоверному государю царевичу и великому князю Федору Алексеевичу и [59] благоверному государю царевичу и великому князю Иоанну Алексеевичу и благоверным царевнам служили в Козлове и не изменяли; а козловцы, государь, на том крест целовали в соборной Апостольской церкви; а как, государь, из уезду козловцы ж всяких чинов люди в Козлов по высылке будут и я, холоп твой, в том по тому ж велю их привести к вере для подкрепления твоей государевы службы и осаду, государь, велю крепить и в поход не в дальные места против твоих государевых неприятельских людей стану готовитца тотчас; а в Шацкой, государь, для подлинных вестей послал я, холоп твой, в станицу козловца сына боярского Родиона Толкачева с товарыщи 12 человек того ж числа, и что, государь, каких вестей о воровских казаках прибудет впредь и что у меня, холопа твоего, станет чинитца, и о том о всем к тебе, великому государю, я, холоп твой, учну писать в Розряд того ж числа».

Этот поход Хитрово был огромным с его стороны подвигом. Он шел на верную погибель и неудайся разбить ему Харитонова, никто бы не спасся. В Шацке сидеть нельзя было, да и бесцельно, так как не откуда было бы ждать помощи. Воеводы всех соседних городов — одни разбежались, другие были побиты или сидели у мятежников в тюрьмах, в ожидании своей участи. Воевода козловский Хрущев хоть и энергичный был человек, но ему где же было идти к Шацку и бросить на произвол свой город, да у него и сила была самая пустая, ничтожная. Если Барятинский, разбив Разина под Симбирским, остановил вообще разлив всего восстания, то Хитрово своей победой под Шацким остановил дальнейший разлив передовых банд Стеньки по Тамбовской земле и далее. Нельзя, конечно, равнять победу [60] Хитрово под Шацким с победой Барятинского под Симбирским; но значение ее огромно для всего края, который расстилался на далекое пространство совсем беззащитным, и на котором эти передовые Стенькины банды даже и после разбития его самого с его главными силами под Симбирским, сплотившись, могли образовать новую страшную силу, и, кто знает, не явился как бы к ней вновь в качестве главного атамана и руководителя-организатора дальнейшего развития восстания разбитый под Симбирским сам Стенька Разин. Из рассказов тамбовского летописца и из грамот московских и воеводских отписок мы видели какой богатый материал скопился во всем крае для Стеньки и какой громадный контингент озлобленных, отчаянных, на все готовых людей поставил бы он Разину в его «войско».

«В нынешнем, государь, году по извету Танбовца земца посылал я, холоп твой, из Танбова на реке Хопру в урочищи Березники, в которых местех по реке Хопру Земецкие вотчины, что де будто в тех урочищах стоят собрався воровские казаки с три тысячи человек Танбовцов и Козловцов служилых людей, а те, государь, посыльные люди, приехав в Танбов мне, холопу твоему, сказали, что де в тех урочищах воровских казаков и иных никаких людей не видали; а те, государь, ево Земецкие вести про тех воровских казаков солгались. И в нынешнем же, государь, году октября в 10-й день [61] писал ко мне, холопу твоему, в Танбов из Шацкого Ондрей Остафьсв о вестях про воровских казаков и я, холоп твой, с твоими великого государя ратными людьми пошел из Танбова к Шацкому на спех, октября в одиннадцатый день, а в Танбове, государь, оставил я, холоп твой, товарыща своево стольника и воеводу Еремея Пашкова с твоими великого государя с ратными людьми; а со мною, государь, холопом твоим, в походе твоих великого государя ратных людей конных и пеших 2,670 человек, а сколько, государь, каких чинов ратных людей порознь в походе со мною, холопом твоим, и сколько, государь, ратных же людей оставил я, холоп твой, в Танбове с стольником и воеводою с Еремеем Пашковым, и тому, государь, роспись послал к тебе, великому государю, я, холоп твой, под сею отпискою; а московских, государь, стрельцов полуголову Григория Салова, а с ним московских стрельцов 210 человек оставил я, холоп твой, в Танбове, а с собою, государь, в поход тех московских стрельцов, без твоего великого государя указу, я, холоп твой, взять не смел, и о тех, государь, о московских стрельцах ты, великий государь, как мне, холопу своему, укажешь. Да октября ж, государь, в одиннадцатый день, писал ко мне, холопу твоему, из Шацкого воевода. Андрей ж Остафьев о вестях про воровских же казаков, и с той, государь, его Ондреевой отписки послал к тебе великому государю я, холоп твой, список под его отпискою. А с твоими, государь, с ратными людьми по тем вестям иду я, холоп твой, к Шацкому на спех. Да того ж, государь, числа прислал ко мне, холопу твоему, из Танбова товарыщ мой стольник и воевода Еремей Пашков список с отписки, какову отписку писал к нему в Танбов из Козлова воевода Степан Хрущов о вестях про воровских казаков, и тот, государь, список с отписки послал к тебе, великому государю, я, холоп твой, под сею отпискою; а на перед, государь, из походу послал я, холоп твой, к Шацкому твоих великого государя, ратных людей Левонтья Букина с мещеряны и с рейтары с полковыми казаками, всего с ним 300 человек; а наперед, государь, сево послано на заставу к Кацмацким воротам для бережения от воровских же казаков и для промыслу твоих, великого государя, ратных людей 300 ж человек».

Хитрово, таким образом, «поспешая», пошел к Шацкому на выручку 11-го октября, оставив в Тамбове, с 2,118 человеками стрельцов, рейтары и проч. своего товарища сотника Еремея Пашкова, которому пока не угрожала еще никакая опасность. Подробный список оставшихся с Пашковым вооруженных сил Хитрово послал на Москву к государю. По этому списку в Тамбове с Пашковым оставалось: «детей боярских 21 чел., [62] беломесных казаков 81 чел., сторожевых казаков 40 чел., полковых казаков разных слобод и сел 1,017 чел., Московских стрельцов 210 чел., Танбовских стрельцов 243 чел., солдат 502 человека, пушкарей и затинщиков и воротников 31 человек, станичных вожей 3 чел. Всего в Танбове всяких чинов ратных людей оставлено 2,118 человек».

Этих сил Пашкову, которому никто и ни откуда не угрожал без сомнения, было достаточно. Уж если Хитрово пошел с таким же числом людей к Шацкому на встречу Харнтонову и трем еще Стенькиным атаманам, число войск которых он не мог даже приблизительно знать, так как к ним ежедневно подходила помощь и из деревень, лесов и нагоняли задние и отставшие атаманы, замедлившиеся на своем ходу разорениями и грабежами городов и помещичьих усадеб; то Пашкову с его силами можно бы покойно сидеть, не робея преждевременно. Но так велик был у всех, за исключением Хитрово и Хрущова, страх и так все оказались растерявшимися и малодушными, что этот же самый Пашков, в тот же самый день, оставленный Хитрово сидеть в Тамбове с такой относительно все-таки солидной силой, послал на Москву к царю явную и заведанную ложь, повидимому, забыв совершенно о том, что она тотчас же раскроется: «В нынешний день пошел из Танбова думный дворянин и воевода Яков Тимофеевич Хитрово в поход, а меня, государь, холопа твоего, оставил в Танбове; взял с собою твоих государевых ратных людей всяких чинов разных городов и танбовцов жалованных людей розных чинов, а со мною, государь, холопом твоим в Танбове оставил только московских стрельцов, полуголову Григорья Салова да стрельцов московских с ним 208 человек, да на черте в красном городке 83 человека; и на тех, государь, танбовцов в нынешнее смутное время надеетца не на ково, потому что у тех, государь, танбовцов на Дону братья и племянники и дети, а иных, государь, городов твоих государевых ратных людей не оставил в Танбове, со мною, холопом твоим, ни одного человека, и с теми, государь, малыми людьми мне, холопу твоему, в Танбове сидеть не с кем, а будет, государь, в Танбове иных городов твоих великого государя ратных людей не будет, и в Танбове, государь, в приход воровских казаков чает всякого дурна; а по отписке, государь, из Шацкого воеводы Андрея Остафьева, что воровские де казаки пришли в Шацкой уезд от города за 20 верст, а Шацкой, государь, от Танбова только во сте в двадцати верстах, и что, государь, учинится в Танбове от малолюдства какое дурно, и за то, государь, мне б, холопу твоему, от тебя, великого государя, в опале не быть; и о том, государь, мне, холопу твоему, что ты, великий государь, укажешь!» [63]

«В нынешнем, государь, октябре, в 21-й день, ведомо мне, холопу твоему, учинилось в Шацком, что в Шацком уезде, в деревне Печинища, от Шацкаго в 20 верстах, собрався розных шацких сел и деревень воры и изменники крестьяне забунтовали и стояли для воровства многие люди в той деревне Печинищах, да с ними ж де, государь, ворами и изменники в той же деревни стояли танбовские казаки и солдаты ровных слобод и сел, которым, по твоему великого государя указу, велено быть на твоей, великого государя, службе в Шацком полку у меня, холопа твоего, и твое, великого государя, денежное жалованье для службы им казаком и солдатом дано в Танбове, и из твоей же, государь, деревни Печинищей те воры и танбовские казаки и солдаты, боясь на себя твоих, великого государя, ратных людей приходу, отошед в Танбовский уезд на рыбную пустошь в село Алгасово, став обозом, и завели бунт, [64] и призвали к себе рыбной же пустоши разных сел крестьян многих и стали побивать всяких чинов людей и живот их, грабить и твою, великого государя, казну, котора была послана, с начальными людьми ко мне, холопу твоему, в рейтарской полк полковника Семена Семенова сына Скорнякова-Писарева, анамена, и трубы, и литавры, и пистоли, и карабины взяли; и октября, государь, в 22-й день на тех воров и бунтовщиков и на танбовских казаков и на солдатов в Танбовский уезд в село Алгасово с твоими, великого государя, ратными людьми и с полковники, и с рейтары из Шацкого я, холоп твой, ходил и пришед в село Алгасово тех воров и казаков и солдатов и мужиков бунтовщиков в селе Алгасове осадили и к обозу их приступили жестокими приступы и из пушек били и побивали в обозе и у обозу их многих, и то, государь, село Алгасово велел я, холоп твой, в то приступное время зажечь и разорить, потому что того села Алгасова крестьяне в том же обозе с теми ворами и с казаками и с солдаты сидели и с твоими, великого государя, ратными людьми бились за одно; и октября ж, государь, в 23-й день милостию Божиею и твоим, великого государя, царя и великого князя Алексея Михайловича всеа Росии Самодержца и твоих государских благородных чад счастьем они воры и бунтовщики танбовцы казаки с солдаты Тимошка Мещереков с товарыщи, видя над собою твоих, великого государя, ратных людей промысел и жестокий приступ и от пушечной стрельбы великую тесноту, а на себя упадок и пожарное разорение, тебе, великому государю, в той своей воровской вине до били челом; и я, холоп твой, велел их привесть к вере на том, что им, казаком и солдатом впредь тебе, великому государю и твоим, великого государя, благородный чадом служить по прежнему и ни к какому воровству и к воровским прелестям не приставать и твоих, великого государя, бояр и воевод и всяких прикаяных людей не побивать и городов не сдавать и не изменить, а где воровских людей проведают, и их имать и в городы приводить, также где и про воровской завод уведают и им извещать и воровские свои знамена мне, холопу твоему, отдали и в всем быть послушным, а приветчи, государь, к вере тех танбовцов, казаков и солдатов, Тимошку Мещерекова с товарыщи отпустил я, холоп твой, из того села Алгасова в Танбов, октября, в 23-й день для того, чтоб они, видя к себе такую твою, великого государя, милость, в Танбовскои уезде по селам и по деревням сказывали, что им вместо смерти дан живот и вина им отдана, и видя б такую твою государскую милость иные их братья по селам и по деревням ни на какую воровскую прелесть не прельщались; да ведомо, государь, мне, холопу твоему, учинилось, [65] что в Шацком уезде села Сасова и села Кобякова крестьяне заворовали и завели бунт и собрався тех села Сасова и села Кобякова и иных разных сел крестьяне многие люди стоять в том селе Сасове и отъезжая в иные села людей побивают и пытают и на тех, государь, воров и заводчиков с твоими, великого государя, ратными людьми в село Сасово иду я, холоп твой, октября в 26-й день; а что, государь, милостию Божиею и твоим, великого государя, счастьем над теми ворами от твоих, великого государя, ратных людей какой промысл и поиск учинитца и о том к тебе, великому государю, к Москве учну писать я, холоп твой, вскоре с гонцы».

«В нынешнем, государь, октября в 29 день, писал об этом Хитрово в Москву, объявились мне, холопу твоему, в [66] Шацком на съезжем дворе Танбовцы дети боярские Федор Клоков с товарыщи, а сказали посланы де, государь, они из Танбова от стольника и воеводы от Еремея Пашкова с ротмистром с Данилом Броунтом да с подьячин с Тимофеем Хлебниковым в Шацкой ко мне, холопу твоему, с вестовою отпискою, что де, государь, Танбовские казаки и солдаты, которые октября в 23 день в приход к селу Алгасову со мною, холопом твоим, твоих великого государя ратных людей в воровстве своем тебе великому государю вины свои принесли и крест целовали и в Танбов отпущены Тимошка Мещеряков с товарыщи, из того села Алгасова в Танбов не пошли, и тебе великому государю изменили в другой и завели в Танбовском уезде в селах и в деревнях воровской бунт большой и сбираются для воровства в Танбовском уезде в деревне Селквукине и в иных селах; и октября в 27 день в Танбовском уезде в Вирятинском лесу воровские люди их Федора Клокова с товарыщи разбили и разграбили порознь и ротмистра Данила Броунта и подьячего Тимофея Хлебникова с товарыщи и с отписками поиманы, а они де Федор Клоков с товарыщи от тех воровских людей ушли пеши и прибежали в Шацкой ко мне, холопу твоему, с вестою без отписок».

Но еще больше хлопот Мещеряков наделал Пашкову, который из Тамбова не выходил, ни с кем не сражался, а все только пугался и просил о пощаде. Когда Хитрово известил его, что отпустил на свободу взятого им в плен под Алгасовым Мещерякова, Пашков, подождав несколько времени, послал проведать об нем казаков «лучших людей» и с ним какого-то Рождественского попа Тимофея. Но через два дня прибежал один только поп Тимофей, едва спасшись от Мещерякова: «И октября, государь, в 25 день, часу в 1-и дни прибежал ко мне, холопу твоему, в Танбов тот Танбовский Рождественский поп Тимофей, а в распросе мне, холопу твоему, сказал: как де он поп с теми казаками будут в Танбовском уезде в селе Черленом от города в 20 верстах, и в тон де селе Черленом казаков изо многих сел, и из деревень скопилось человек с 400 и больши и тебе, великому государю, изменили да и многие твои великого государя танбовские служилые уездные люди многих слобод и деревень, изменили ж, и которых думной дворянин и воевода Яков Тимофеевич Хитрово приветчи ко кресту отпустил в Танбов атамана Тимошку Мещеряка с товарыщи, тот Тимошка целовал крест тебе, великому государю, и прислал де от себя станичного вожа Гаврилку Карнауха наговаривать на воровство и на измену всех твоих государевых Танбовских служилых людей, и многие, государь, Танбовцы служилые и всяких чинов люди того прелестника [67] Гаврилка Карнауха послушев, тебе великому государю, изменили и ево де попа Тимофея и товарыщей ево в тои селе Черленом те изменники, бив на смерть и сняв с него попа платья и связав, кинули на ночь в потпол, а на утрее де хотели ево попа срубить; а товарыщи де ево поповы, которые с ним посланы из Танбова, живы ль или нет, а он де поп Тимофей про них не ведает, биты ж де они, государь, на смерть; а он де поп Тимофей ушел из потполья в окно ночью и прибежал в Танбов пеш; да он же де поп Тимофей, лежав в потполье, слышал от тех мятежников, что де идут, государь, к ним воровские казаки; а со мною, государь, холопом твоим, только в осаде в Танбове московских стрельцов полуголова Григорей Салов с стрельцами с двумя стами человек да Танбовцев, государь, стрельцов и двух слобод полковой и покровской всех с 600 человек, и говорят, государь, те Танбовцы градские люди, что тебе великому государю изменить они по хо- тять; а у тех, государь, Танбовцов, которые хотят сидеть в осаде, в измене, братья их и дети, и в тех, государь, Танбовцах будет ли правда или нет, и того, государь, ведать не почему» и т. д., и т. д., обычная песня Пашкова о сомнениях и подозрениях.