IV.

Переписка родственников кн. П. И. Хованского и разных лиц.

154. К кн. Семену Андреевичу Хованскому от неизвестного.

(Вероятно, от кн. П. И. Хованского, у которого был земельный спор с родственниками жены Кафтыревыми)

(229) Пожалуй, государь дядюшка князь Семен Андреевич, попамятуй, как дело мое завтра в верх взнесут: первое дело, чтобы мне отделить усадища к усадищу 55 чети да семь дворов крестьян, какова первая помета блаженные памяти царя Алексея Михайловича с окладу отца жены моей во 170-м году помета. А будет то дело вершится, другое, государь, дело о поступных четвертях, которые четверти Михайло Кафтырев поступился и в челобитной написал, а нынеча он же Михайло бьет челом.

А другая ему, Михайлу, улика то, что он, Михайло, вместо вотчины поместье продал. И то дело в очной ставке дяди его Якова написано.

А третье дело: кто служивой поступится поместье, и таким людям давать отцовских поместей не указано.

Четверто дело: он же, Михайло, с братьями своими поступился, он же и сговорил сестру свою за меня, он же то поместье и в рядной не написал, он же Михайло о том поместье и бьет челом. А Яков Кафтырев и с детьми своими дал на себя и на детей своих запись, что о том поместье — не [428] челобитчики, а будет он станет бить челом о том поместье, и на нем и на детех его взять заряду пятьсот рублев. А Михайло Кафтырев в очной ставке тем его уличал тою записью дядю своего и детей его. А помета великого государя, что Яковлевым детям не давать для того, что ему Якову из того поместья дана дача, а детям его за то не дано, что они владели тою дачею без его великого государя указу и то поместье разорили. А нынеча, государь, через все те поместья им дана из того поместья другая дача.

155. К кн. Михаилу Андреевичу Голицыну от неизвестного.

(Вероятно, от кн. П. И. Хованского, см. предыдущее письмо)

(230) Пожалуй, государь дядюшка боярин князь Михайло Андреевич, пожалуй попамятуй, как дело мое завтра в верх снесут; первое дело о том, чтобы мне отделить пятьдесят пять четверть усадищо к усадищу да семь дворов крестьян, какова первая была помета блаженные памяти царя Алексея Михайловича с окладу отца жены моей помета во 170-м году.

А будет де то дело кончится, другое, государь, дело пожалуй попаметуй о поступных четвертях, которые... и т. д. (дословное повторение предыдущего письма).

На обороте письма написано: Марта в 18 день стольники и стряпчие: князь Федор Борятинской, князь Андрей Масальской, князь Иван Львов, Алексей Карабьин, Петр Колычев, Борис Карсаков, Иван Бутурлин, Алексей Давыдов, Ларион Тюхменев, Григорей Якушкин.

156. К Андрею Васильевичу Кафтыреву от брата Никиты Васильевича Кафтырева.

(192194) Государю моему брату Андрею Васильевичу Микитка Кафтырев челом бьет. Буди, государь братец, здоров и с государынею моею с невесткою с Анною Ивановною и с дочерью своею с Парасковьею Андреевною на многие лета! Пожалуй, государь братец, вели ко мне писать про свое здоровье и про [429] невесткино и про здоровье дочери своей, а я жаден про ваше здоровье слышать по вся дни.

А про меня, государь братец, пожалуешь изволишь ведать, и я на государеве службе на Устюге-Великом в кручине своей и с детишками с Паранькою и с Янюшкою генваря в 12 день в живых.

Писал, государь, к тобе преж сего, что судом Божиим им жены моей Агафьи не стало декабря в 11 число, а сын мой и ее, Яков, остался тридцати педель, и мне, государь, смотря на него, всегды слезы; с кручины и памяти рушился и веку своего не чаю долгого; и без меня кому детей моих призрит? Надежа, государь братец, на тобя, света своего, да на невестку Анну Ивановну, только Бог продлить живота вашего. А Яков брат, сам без жены, пишет ко мне, чтоб Фетинью выдать, а сам де бы ото всего прочь: стал болен и старость. А Матвей брат и невестка стары ж, а дети их не надежа, и все племянники одва будет надежа. И детям моим сиротеть, развие надежа наша Владыко Христос кого даст призирателя! И меня, государи, та кручина и сокрушила, а домишко стало все в разоренье, самому и ни до чего дела нет. Воистинно, братец, в забытьи хожу.

Писал ты, государь братец, ко мне про вино, — и взято вина у подрядчиков сто семьдесят с ведром, а денег им не плачено, потому а сказали: почему де нам самим станет, потому де и возьмем. А деньги мои им даны с Рожества Христова рублев по пятнадцати и по двадцати, и мне, государь, и собе взять у них же на год ста с два и больше, и почему у меня возьмут, потому и тобе цена. А государева подрядная цена по четыре гривн, и они с большим накладом: хлеб с осени был по девяти и по десяти алтын, а ныне от часу дороже, и в пятнадцать алтын, уломаю ли их по пятнадцати алтын за ведро. А у головы у кабацкого взято вина сто тридцать без ведра, и деньги плачены по полтине, а говорено, будет де ныне уговорюсь по полтине, по полтине и готово взято за ведро, а будет уговоримся больше полтины, и ты нам додай. А ныне сидят уговорщики на Колмогоры и к Соли Вычегоцкой; к Колмогорам по двадцати без десяти денег, а к Соли по пятнадцати. Им всем наклад, сказывают. [430]

И послано, государь, к тобе вина с Мишкою с Чермным восмь бочек вина, а в них триста ведер вина, да у Чермного — девятая лошадь филипповская, а что у него клади, того не ведаю. А Чермной, великой б... сын, сидит у меня на чепи, за то с моими ворами ходит по ночам пить и к женкам; и на них пришли челобитчики в полночь, что де ворота выломали и в избе горшки и суды выломали и побили. И я посылал, их и переимали; и у меня им всем указ будет: перед приказом, чаю, кнут в спину.

Да с Чермным же, государь, послано к тобе ренского четыре ведра, за ведро без гривны по тридцати, да за две бочки по гривне, за войлоки пять алтын две деньги, литра золота — шесть рублев, водки погребец — три рубли, да за семеры сани и за ужища и за рогозины; и тому всему в росписи написано. Да челом, государь, бью, братец, водки боченьку в ведро доброе, да пятьдесят лимонов, да невестушке круживцо золотное, купила было Агафья собе, и я ей челом бью, ее пожалует поминает, а в нем девять аршин.

Да Паранька челом бьет с братом с Янюшкою — сестре голову сахару кушать на здоровье.

А кружев, государь, не добудем; есть одно серебряное, ино дорого, торгуем, за неволю будет, возьмем, ино в росписи будет написано.

А серебра литры, невестушка, не добудем; и жена моя круживо покинула не доделано за серебром, а золото за неволю ж взяти, что цена и большая есть и потолсто, и то не того нет.

Да велел ты прислать ведерко серебряное, послано ж.

А гора(з)ны, братец, тюменские серебряники делать и чернью наводить; видел я чарку у Силы Грудцына с чернью: дорога хороша сделала, тюменских дело! Пожалуй вели и мне сделать, да толь мочно, пожалуйте, братец, вели пугвицы опашневые сделать Парасковье моей чеканные или сканные, или с чернью, на золотое дело, чтоб не велики были.

А человек твой Сенька с нетось (Не ясно) поехал к Москве с Сергеем да с Велизарьем, а оставил у меня жеребца, а денег [431] за иноходца взял у Федора Елизарова семь рублев, да невесткиных семь же рублев у меня оставил, да по грамотке твоей деньги сто девяносто три рубли, да одинадцать тарелей привезли. И денег твоих у меня не много осталось, за вино платить не будет за все. А Чермному я дам на дорогу на наем пятьдесят рублев, а наняли подводы до Кай-городка пол-полтретья рубли, а от Кай-городка, чаю де, до Соли возьмут по рублю или меньше: а за волок Верхотурский живет и дорого и дешево в три рубли и меньше, а иногда и дороже; а с Верхотурья по полтине или по двадцати алтын; а с Епанчина и тобе будет ведомо.

А серой твой конь у меня ж, прислал Федор Елизаров, а Сенька его не взял, хотят на боку лежать; поехал на подводе с Елизарьем, а Елизарей денег не платил: нет де ныне у него, а поедет де назад, и он хотел заплатить.

А что ты, братец, писал ко мне про лошади, послал ко мне в Русиново три кони и писал, ко мне привел Мишка одного карь конь, а две де покинул на дороге.

А рыбы преж сего прислал с осени с тарским два осетра да пуд икры, и до меня дошло. И что ныне с Сенькою прислал, и я на том твоем жалованье челом бью. Да вы же пожаловали нам с покойною женою моею прислали две камки китайские, и я на вашем жалованье челом бью, станет носить дочь моя; а только, государь братец, вместимо тобе, пожалуй купи камок рублев на тридцать Парасковье моей в приданы, на дары или на что пригодится, или и на пятьдесят рублев, цветных. А сказывали Сергей и Елизарей, и Федор Веригин, что де мочно купить. Да пожалуй купи дочери ж моей на одеяло в приданые соболей, чтоб кузнецкие или томские, хошь и не рослы, только бы почернее сороки, рублев по пятнадцати или по двадцати, а я вам плательщик, да и пупков на шубу, хошь бы и соболей на шубу, или шубу готовую. Я умру, вам же пожаловать промышлять, а я за то за все плате(ль)щик.

А написано в памяти твоей, послано ко мне сто лисиц, и ко мне не бывали, а сказали, что де ты не посылывал. А за горностай за три сорока челом бью, — плате(ль)щик.

Да Сенька ж сказал, взял за мерина твоего у Федора Елизарова два рубли, и он де издержал едучи полтора рубли, а до [432] Москвы у него осталась полтина, а Федор де Елизаров сказал, что мерина продал, взял два рубли.

Да Федор же ко мне питает после их, что де князь Алексей Буйносов (Столыпин, князь Алексей Иванович Буйносов-Ростовский был воеводой в Тобольске; с 1656 по 1659 год. (Системат. переч. воевод в сибирск. город, и главнейш. острог. К. Б. Газенвинкель. Тобольск. 1892 г.)) ехал и тобя лает позорно и укорными словами и грозит де на тобя всяким дурном; только еще к нам не бывал.

А Михайло Измайлов у меня был и с женою обедали, и мы ему, братец, били челом, и того (?) и невесткиным жалованьем к жене своей хвалится. А князь Семен Хованской хвалит же-ся твоею добротою и у меня был. А Федор Веригин и с женою был же, а велит тобе писать и бить челом, чтоб ты ему был помочник, и допрашивал всех порознь; а жена его прошала наметки для родин, и я ей даром поступился, а жена его сына моего подарила соболек в две гриппы, а он — соболек же в полтину или и меньше.

Да что я преж сего писал тебе подьячего верхотурского про Васильева сына Богданова про Алферья, что он у меня взял пятьдесят рублев взаймы, и послал к тебе с кабалы список, а ныне я подлинную кабалу послал с человеком твоим с Мишкою с Чермным к Ивану Богдановичу Камынину (Столыпин Ив. Согд. Камынин был воеводой в Верхотурье в 1659 — 1663 гг.. (Ibid)) и писал к нему, чтоб он деньги взял на Алферье или на отце его и отослал к тебе. А будет, братец, денег Иван по кабале не возьмет, и ты у него, пожалуй, кабалу возьми и промысли, чтоб взять на Алферье деньги. А хотел Алферей на те деньги купить мяте рухляди, и я ему говорил чтоб он деньги тебе отдал или мягкую рухлядь, а он ныне, сказываюсь, на приказе в Ирбитской слободе. Пожалуй, не покинь, чтоб деньги не пропали.

Да послал я к тебе своих черенков на ножики, а купить не добыл про тебя, и я в то место своими челом бью, а колько их будет, и написано в росписи.

Да челом бью, братец, рыбку семгу весом . . гривенок. [433]

А я вам государем своим, тобе и невестушке Анне Ивановне, и Паранюше и с детишками своими много челом бью. Здравствуйте свети мои о Господе во веки и к нам о своем здоровье велите писать по-часту.

Да отпустил я, братец, к тобе человека своего Терешку Пименова для того для всякие меры; и Чермной твой просил товарища: один отойдет, а без пего посмотрит некому, а два, и то не с нужею, а се и для смерти одному худо. У меня людьми ныне и нужно; с телом жены своей отпустил, а дву человек до Николина дни к Москве отпустил, и по ся места не бывали, и со мною не много осталося, — и ты, государь, отпусти ко мне малого Терешку вскоре.

Да пожалуй вели мне купить корсаков хоть в Тобольске, будет на Тумени (Письмо относится ко времени воеводства Андрея Васильевича Кафтырева па Тюмени, т. с. к 10659 — 1661 гг. (Ibid)) не добудешь, да нужно мне без иноходца, пожалуй купи и пришли ныне, чтоб не трясок.

На обороте рядом с адресом приписано: В сей грамотке про деньги и про тарели писано.

157. К нему же от того же.

(191) Государю моему брату Андрею Васильевичу Микитка Кафтырев челом бьет. Буди, государь братец, здоров и с государынею моею невестушкою Анною Ивановною и с Парасковьею Андреевною на многие лета! Пожалуй, государь братец, вели ко мне писать о своем здоровье и о невестушкине Анны Ивановны и Парасковьи Андреевны, а я жаден слышать про ваше здоровье по вся дни.

А про меня, государь братец, пожалуешь изволишь ведать, и я в кручине своей и с детьми с Парасковьею и с Янюшкою генваря в 23 день в живых.

Отпустил, государь, я к тебе человека твоего Мишку Чермного да своего человека Терешку для, государь, всякие нужи человека своего, или болезнь или и смерть, и приказать будет некому; отпущено с ними восемь бочек вина, а в них триста ведр и [434] иная покупка и посылка с ними ж. Да с Чермным же с Филиппова воз на твоей лошади филипповской, сказал, с холстами, я того не смотрил, — а в сей посылке с ним Михайлом роспись послана. И как в тобе люди приедут, и будет вина мало, и ты ко мне человека пришли наскоро, и я стану еще промышлять, только вино дороже будет, потому хлеб дорожает на Устюге. А хлеб дорог и на Москве и в наших месте(х); похороня жену мою, люди приехали, сказывают, в Любиме и в Даниловском не дешев, и Яков брат пишет ко мне, что у него хлеб не родится, а у меня за нет и году не прожить людям.

Да пожалуй, государь братец, о своем здоровье ко мне пишите, у меня только большая падежа детям моим на матку мою на невестушку Анну Ивановну, да на сестру княиню Алену Васильевну. Только и княиня не сама большая: князь Федор Петрович и князи молодые, дети их, как захотят, ино ей матка и не вольна. А Яков брат сам без жены, а будет и женится, ино еще какова будет. А Матвей брат и невестка сами устарели, а дети их своим правом. А Дементеева братия жена Агафья Прохоровна не наших, по свояку причитается, от нас отколилася.

Да писал ко мне из Кай-городка Федор Наумович: ехал де мимо князь Алексей Буйносов и тобя лает и позорит всякими позорными лаями и грозит, будто на Москве тобе дурно какое учинить хочет. И как ехал мимо Устюга, и я людям его говорил и иным сторонним людям, что он тобя лает, а за очи и про него люди говорят не добро ж, и ему сказали, а я для того и говорил, чтоб ему сказали. И как он на Устюг приехал и я к нему послал корму и за здоровьем племянника Дементья Ратькова. И он Дементью и говорил, ко мне приказывать, что я на него пеняю про тобя. И на третей день сам я у него был, и он мне говорил, и я ему сказал: не хитро за очи лаять, и про всякого за очи говорят не добро. И он мне божился и клялся, что не лаивал. А сказывал мне Петр Кондырев: таки де и на Тюмени от него дурные слова были, ты де пришлешь со здоровьем, а он де и при мне говаривал: черт де нанеси па меня от [435] такого со здоровьем; или де про пиво твое смеется: пришлет де дрисливого пива, и я де не рад. И Петр Кондырев говорил: за что де Андрей за ним и гонялся, дурак де непостоянной, что де говорить, того и не ведает.

И тот князь Алексей меня звал обедать, и я к нему не поехал и к себе его не звал: знаю я его весела такова и на службе с государем был.

А Михайло Измайлов и Петр Кондырев были у меня и с женами. А Петр пеняет на тобя про московское письмо: ничего де не сделал, только неприятство показал; будто де ты и сам в том с ним прощался.

Да пожалуй, братец, будет у тобя есть или мочно купить, пришли мне на Устюга виноходца, летом куды случится выехать.

А я тобе, государю своему, и государыне своей невестушке, много челом бью и с детьми своими.

На обороте адрес: Пожаловать отдать грамотка на Тюмени государю моему брату Андрею Васильевичу Кафтыреву.

158. К нему же от того же.

(190) Государю моему брату Андрею Васильевичу Микитка Кафтырев челом бьет. Буди, государь братец, здоров и с супругою своею, с государынею моею невесткою с Анною Ивановною и с дочерью своею с Парасковьею Андреевною на многие лета! Пожалуй, государь братец, вели ко мне писать про свое многодетное здоровье и про здоровье супруги своей Анны Ивановны и дочери своей Парасковьи Андреевны, а я жаден слышать про ваше здоровье по вся дни.

А про меня, государь, пожалуешь изволишь ведать, и я на государеве службе па Устюге-Великом с детьми своими февраля в 9 день жив, а в кручине своей уповаю на милость Божии. Жаль мне робяток детишек своих! Либо мне смерть случится, пожалуйте не покиньте, братец Андрей Васильевич и государыня невестушка Анна Ивановна.

А люди, государь, твои Мартын да Гаврилко поехали с Устюга, а с ними запасу восмь возов: государевых шесть подвод [436] да твоих две лошади: а только, государь, взяли у меня купленых сукон сермяжных белых сто аршин, а куплены по ярманкам, дано восмь рублев, и деньги мне люди твои за те сукна дали.

А я тебе, государь братец, много челом бью, а писать было не мало, да стали не те дни.

А медь на Устюге дорога.

159. К нему же от того же.

(188-189) Государю моему брату Андрею Васильевичу Микитка Кафтырев челом бьет. Буди, государь братец, здоров с государынею моею невестушкою с Анною Ивановною и с Паранюшкою Андреевною на многие лета! Пожалуй, государь, вели ко мне писать о своем здоровье и государыню мою невестушку Анну Ивановну и Парасковью Андреевну, а я жаден слышать про ваше здоровье по вся дни.

А про меня, государь, пожалуешь изволить ведать, и я на Устюге в кручине своей и в сетованье и с дочерью своею февраля в . . день с живыми вместе.

А отпустил, государь, к тобе людей твоих преж сего Мишку Чермного с товарищем, а с ними отпущено вина две бочки больших беременных, а ныне, государь, отпущено с Гаврилом да с Дмитреем Козловым шесть бочек: пять больших беременных, а шестая бочка поменьше. А всего вина с Мишкою Чермным и ныне с Гаврилком с товарищи отпущено вина триста ведр, а бочки все полны и вино доброе выборное, а осмая бочка поменьше потому, что бочки дополнивали все. Имано вино об Ильине дни, и вина устоялись в бочках по ведру и больши, в иные и полтора ведра пошло; и что вина осталося у дополнки, и такову бочку и прибрали и в нее и положили вполно, и та осмая бочка и меньше. Да пол-осма ведра было взято в лишке за тремя стами, и я то оставил у собя, потому что ты писал велел прислать триста ведр вина, а у меня, государь, вином скудно, и я лишное, что было за тремя стами, у собя и оставил. Да с людьми же, государь, с твоими с Гаврилком и с Дмитреем послал я к тобе денег пятьсот рублев по твоему письму, что ты писал ко [437] мне, чтоб денег мне своих к тобе прислать пятьсот рублев и к Афанасью Ивановичу отписать, чтоб не посылал к тобе денег. И те, государь, деньги триста рублев заняв государевых денег у подьячего у Ивана Дмитреева, с ним послана казна к Москве, и я у него взял, а писал к Афанасью Ивановичу, чтоб те триста рублев заплатил подьячему устюжскому, а двести рублев моих денег. И я к Афанасью так и писал и двусот рублев имать у него некому. Те двести рублев возьму у тобя сам или у него возьму сам же. И те, государь, двести рублев на тобе, пожалуй заплати мне ты или Афанасий Иванович, как увидимся, Бог судит, сами. И те, государь, деньги люди твои, пятьсот рублев, и крестьянин твой Кузьма Яковлев приимали на счет с рук на руки, все пятьсот рублев.

Да с ними же, государь, с людьми твоими отпустил человека своего Анисимка Григорьева, а с ним послал двадцать юфтей кож красных, половинку лятчины красные, а мерою семнадцать аршин с полуаршином, а половинка, государь, почата, аршин отодрал, да с ним же лиска чернобура, да десять топоров, двадцать ножей чукреев, пятьдесят огнив, да сто шесть гребнев роговых да что у тобя прежнего есть выдер и кож, пожалуй, государь братец, вели, государь, на лошади выменять и отпустить весною (с) своими лошадьми. Лошадьми, государь, гораздо у меня нужно и мало: без меня русские и нагайские в деревнях перевели.

А что ты, братец, прислал сер конь нынешнего лета, сказывали и нарочит был, и он пал о чесова тела (?), и излечить не могли.

Пожалуй нарочитых вели вименить и иноходцов, чтоб самому было на что сесть; появлюся к Москве, не положат, с приказу де приехал, таких изыскивают. И у меня присылки от тобя с людьми твоими в два годы двое лошадей, да конь я жеребцом взял прошлые зимы у Семена человека твоего. А первого году посланы были от тобя и те ж дву лошадей не довели. Только и лошадей у меня, что ты, братец, прислал с Анисимком ныне десять лошадей и конь набрушен (?).

Да пожалуй, братец, купи дочере моей таких же соболей недорогих, тех с одеяло не станет; и горностаев на шубу, а камок, пожалуй же, вели купить нарочитых цветных. [438]

А человек твой, Василий Максимов, конь продал, взял пятнадцать рублев и деньги оставил у меня и кожи лосиные. А первые кожи, что купчины привезли, и мне они сказали, что за них давали за кожу по сороку алтын. И всех кож лосинны(х) пятнадцать, и весною велю продавать немцам, и что за них дадут, и я отпишу.

А что тридцать рублев присланы с Гаврилом и с Митькою, и им же дано с Устюга на дорогу шесть рублев, как с лошадьми ехали, да шестеро сани куплены под вино и рогозины, и ужища, и оглобли два рубли, а за бочки плачено по рублю за бочку, да людям дано моего вина па дорогу полведра для проезду, да в бочку положено дополнить в меньшую полведра-ж, и я тем челом бью.

А денег, государь, за копь человек твой Василей взял, и оставил у меня, написано по ярлыку пятнадцать рублев с полтиною, а денег людем твоим дано для проезду и для всякие нужи двадцать четыре рубли; и те тридцать рублев, что Таврило и Дмитрей привезли, от меня все отошли, а издержка из тех денег, что Василей оставил за конь, пятнадцать рублев с полтиною.

А что, государь, ты про вино писал, которое взята бочка на Москве, как ты поехал в Сибирь, и отослана к Бог(да)ну Силину, а тобе не в память, и отдавал то вино Дементей Ратьков из погреба из каменного, а примал де человек твой Мартын, а другого мало помпит, кабы де Захар, и ты, государь сыщи и ими.

А что бочка взята, как ты в Кузьмодемьянской поехал и без тобя не имывана, потому бочки не было, а при тебе не имывали же. А как жена моя была жива, и она говорила про то вино, что не имывано.

Да челом бью, братец, семгу, и вам бы кушать на здоровье. Да Паранька сестре послала коробку сахару.

А мы, государь, вам и с дочерью много челом бьем, здравствуйте о Христе!

На обороте рядом с адресом приписано:

Микитины грамотки, а писано, что за конь Василей покинул, и из них издержка куды. [439]

160. К нему же от того же.

(187) Государю моему брату Андрею Васильевичу Микитка Кафтырев челом бьет. Буди, государь братец, здоров и с государынею моею невестушкой с Анною Ивановною и с Паранюшкою Андреевною на многие лета!

Пожалуй, государь братец, вели ко мне писать о своем здоровье и о невестушкине Анны Ивановны, и Парасковьи Андреевны, а я жаден слышать про ваше здоровье по вся дни.

А про меня, братец, пожалуешь изволишь ведать, и моему окаянству праведный Владыко Христос еще терпит, и с детишками с Парасковьею и с Янюшкою на Устюге февраля по 29 в кручине своей, и дети мои в сиротстве с живыми вместе.

Да надеяся, государь братец, на твое жалованье, дал Сергею Григорьевичу Ушакову семь ведер, да лисицу черну, чтоб пожаловал на меня купил лошадей нарочитых и иноходцов, а в прибавку, государь, будет у тобя осталося ленчины красные прошлого году и королелков маленьших, чтоб лисиц на них выменить, а кож красных и я пришлю, будет с кем лучится. На лошади ж пожалуй, государь братец, прикажи ему купить и вышли, с кем доведется, летом или зимою или, будет велишь, и я и своего человека для того пришлю. И ты ко мне пожалуй отпиши, велишь ли прислать и о кою пору прислать? А чтобы, братец, лошади нарочитые, худых нечего и покупать.

Да писал я, государь, к тобе преж сего, дал я в займы верхотурского подьячего Василья Богданова сыну его Алферью по Афанасьеве грамотке и по Матвееве братне и по Артемья Комынина (Артемы Богданович Камынин, стольник) пятьдесят рублев, писали ко мне, велели его Алферья поить и кормить и сужать; а Матвей пишет, пригодится де он для проезду и твоих людей, и он б... сын, великой замотай, подломил едучи телегу у гостя у Остафья Фефилаева и вынял кражею пятьсот рублев. И за ним на Устюга пригнали, и я на него и поглядеть не дал, а давали мне от того двадцать рублев, чтоб его и людей его расспрошать порознь и не отпущать с Устюга, и [440] я его и отпустил что правого человека наделя, и у Соли его у Вычуготские взяли к расспросу, и люди и он сплелися и в деньги и повинилися, и дал на собя людям того гостя Остафья кабалы в тысяче рублех, а воеводе отдал, что у него покуплено было камки и жемчуг, а мои деньги заплатить было ему тобе, а купить на то мягкие рухляди. И кабалу, государь, я на того Олферья послал с человеком с твоим с Мишкою Чермным и писал к Ивану Богдановичу Комы(нину), чтоб деньги мои на нем или на отце его взял, и я того не ведаю, что учинил Иван Богданович и взял ли человека твоего кабалу, а он де Алферей ныне на приказе в Ирбитской слободе. Пожалуй, братец, промысли, чтоб деньги мои пятьдесят рублев не пропали, а в Ортемью Комынину я писал, что он о таком замотае пишет, и он пишет ко мне, есть ли на него Олферья кабала и к брату бы его отписал, и я и писал, не ведаю, что сделает. А слышим, Иван Комынин не добре поводлив: не много на сто рублев ступает, а воеводы и всякие люди добре исхваляются.

А что в росписи твоей написано, послано с человеком твоим ко мне сто лисиц, и он Семен не приваживал, а сказал, что с ним не посылывано. А человека, государь, моего будет тобе он не надобен, отпусти ко мне, да купи, государь, братец дочере моей на дары камок цветных всяких цветов да и камышков на вставки, а в Тобольске каменья много мочно купить.

А я тобе, государю своему, и государыне своей невестушке и Парасковье Андреевне и с детьми своими много челом бью.

На обороте письма рядом с адресом приписано:

Да что, государь, в росписи твоей написано, взять на сыне боярском Елизарье Гаврилове за конь десять рублев, и к Москве едучи сказал, как поедет назад, заплатить и, приехав назад на Устюг, не заплатил, сказал мне, что де без него заплатили на Тюмене.

Парасковье Андреевне Янька да Парасковья челом бьют коробку сахару. [441]

161. К нему же от зятя Афанасья Ивановича Матюшкина.

(198-199) Государю моему батюшку Андрею Васильевичу Афонька Матюшкин челом бьет. Буди, государь мой, здорово и с государынею моею макушкою с Анною Ивановною и с Парасковьею Андреевною на многие лета и покровенны десницею вышнего Бога! Пожалуй, государь мой батюшко, прикажи к нам писать про свое многодетное здоровье и про государыню мою матушку Анну Ивановну и про Парасковью Андреевну, как вас, государей моих, Бог милует; а нам бы, государь, слыша про ваше многодетное здоровье, радоваться.

А пожалуешь, государь мой, изволишь спросить про меня, и я на Москве при милости великого государя, генваря по 4 день с Овдотьею и с Татьяною, и (с) сынюшкою, дал Бог, здорово.

Да челом, государь, бью на вашем жалованье на гостинцах. А что, государь, пожаловали прислали лошадей с Мартыном 8 кобыл да жеребец, и покинул их Мартын в Нижнем, и в Нижнем 4 кобылы пали, а которые лошади твои кони пригнал на Филиппово, дал Бог, здорово. А которого коня послали к князю Юрью Ивановичу, и тот конь пал, и послан в то место конь гнед.

Пожалуй, государь, не оставьте своего жалованья, пишите про свое здоровье.

А что, государь, велел ты Мартыну покупку искупить, и то все искуплено, а что твоих денег изошло дворовых, и тому будет роспись под сею грамоткою.

Да отпиши, государь, ко мне, где тебе двор приискивать, купить на которой улице и сколь дорог.

Куплено перво 67 выдер, дано за них дворовых денег 100 рублев да к тем же ко сту-ж рублям за те-ж выдры 4 рубли без пяти алтын из Мартыновых расходных прибавлено. Да вдругорядь куплено 33 выдры, дано за них дворовых же денег 46 рублев 6 алтын 4 деньги. И всех дворовых за выдры шло 146 рублев 6 алтын 4 деньги, окроме Мартыновых.

На обороте рядом с адресом приписано:

Афанасьева грамоточка Ивановича та, что писано в ней, что издержано дворовых денег за выдры. [442]

162. К нему же от Емельяна Петрова.

(200-201) Государю Андрею Васильевичу вой Омелька Петров челом бьет.

А с Москвы, государь, я, холоп твой, приволокся на Филиппов в чистой понедельник; прожил на Москве для дела, ведает то Михайло, для чего жиль. Да отпустили, государь, мы, холопи твои, Михай(ла) Максимова с Костромы на другой неделе великого посту со вторника на игренем на большом коне, да с ним же послали Паненка Фомина сына. Да велено, государь, мне, холопу твоему, по твоему приказу и по росписи выбирать на должниках деньги, и я, холоп твой, выбрал по се число на енадьевских и на любимцах свершных рублев с пятнадцать, а иные, коим нельзя верить, и те, государь, в Любиме стоять на правеже, могу ль что выбрать, хотели поплатиться. А на костромичах, государь, только взято на одном с Кобякова свершных полтора рубли; а Охлопкова и Семена Всячининова да и Офонасья Андронова на Костроме нет, уехали, государь, к Москве. А по Сувериной кабале, государь, я холоп твой приставливал, и воевода Василий Михайлович отказал и суда на них не дал, что будет ему перемена вскоре, ноугородец Нащокин, а знатков на него нет, кто он именем.

Да велено, государь, на Филиппове продавать большие лошади и мерины, и еще не продано ничего, потому что дешевы, мало спрашивают. А кои, государь, со мною, холопом, пришли лошади из Кузьмодемьянска, и я, холоп твой, на Москве их поиспродал: за гнедого меринка взял полшеста рубли, за солового 4 рубли, за карего Микита Васильевич мерина полтретья рубли, а Матвей Васильевичу пришед на двор сам, взял две лошади, пегого коня, да серого мерина, заплатил только пять рублев да на Васюкове, государь, велел взять пять рублев же, а достальные деньги, государь, хотел за те де лошади доплатить сам. Да братья же, государь, твои взяли по твоему приказу по коню, опричь того Матвей Васильевич един прика(за)л взять рыжего молодого коня, а Яков Васильевич взял пегого копя молодого ж. И мы, государь, иное и для того послали на той лоша(ди) Михайла к тебе, чтоб и ее не взяли братья, а купца на нее не будет: дешевят. [443]

Да у старост я холоп твой принял сборных денег в великой пост, в сборное воскресенье великого посту 32 рубли 23 алтына, да лесных денег, государь, у Вахрамея да у Мины принято всех денег по росписи 7 рублев 20 алтын семь копеек, да мельнишных денег, государь, взято у Параньки на сборное воскресенье тринадцать рублев. И те, государь, все деньги сборные положены в один мех в Богоявленском монастыре у казначея в тот же подголовок.

Да у него ж старосты не выбрано, государь, против росписи, какова ему дана, сборных денег с Шешкова с Семеновых полтины за борова, да с Олексея Крюковского кортормных пяти алтын.

Да велено, государь, по твоему ж приказу на своех крестьянех собрать за (да)точ(на)го деньги и я, холоп твой, повещал крестьяном, чтоб они за даточного платили деньги, против твоего указу, и они, государь, разбрелись в мир, многие по городом, и к Москве иные пошли; а кои и дома, и те, государь, тож просят сроку: платить де нам топерьво нечем, изнесла де скудость большая.

А хлеб у нас, государь, стал подниматься, рожь купят в шесть алтын, а овес, государь, в четыре алтына, а ячмень доброй против ржи алтын в шесть, а пшеницу купят любимской же четверик с двемя в десять.

А ко мне ж, холопу твоему, писано: велено послать нарошно в Судисловскую деревню проведать про новых людей, кои тебе били челом во двор: и я холоп твой нарошно посылал для того, приехав с Москвы, Олешку Меледу. И судисловские крестьяне с ним Олешкою в Семеновское ездили и проведывали, и в той волости в селе Семеновском про них сказали, — дядья тех людей и тетка у них в той же волости есть же, — сказали про них подлинно, что таковые люди были у нас во крестьянстве, только де их вывез Олексей Никитич в подмосковную деревню, а после де того и во дворе у пего были, тому де есть лет с пятнадцать, как от нас свезены, с тех де месть у нас они и не бывали в волости; а после Олексея Годунова (Алексей Никитич Годунов, стольник, † в 1644 году 18 августа) во дворех [444] были ли они, или нет, и где они по се число жили, и того они не ведают. И как они те, государь, люди тебе сказывались, в тое пору они в той волости не объявливались, не бывали.

Да с Михайлом же Максимовым послано к тебе государь, тридца(ть) подошев, взяты у Ивана Игошина, а три кожи яловичьи у него ж были, и он сказывает, что их продал, а взял два рубли с полтиною.

Да семгу, государь, с Михайлом послал тринадцать гривенок, а дана, государь, восмь алтын две деньги, а больше того, государь, купить не посмел, и то дорога.

А к Москве я, холоп твой, поволокусь подлинно по твоему приказу с другого сбору, хотя б что малое выдрать на любимцах и па енадьевских. А запасу, государь, (с) собою хочу взять для датошных людей круп и сухарей и ветчины, а иное для того что ты, государь, говаривал, что быть человеку на Москве. А про датошных людей еще, государь, указу нет. А боярину и воеводе князю Олексею Никитичу Трубецкому (Алексей Никитич, кн. Трубецкой, боярин с 1645 года) сказано, государь, с товарищи в Новгород, а князь Яковлеву полку Куденетовича грамоты пришли, велено запасы ставить на Белой. А говорят, государь, что с отставленных и с воевод быть служилым людям на конях.

На обороте рядом с адресом приписано: Да с Михайлом, государь, послал к тебе Офонасей Иванович стону серебряную позолочена, да ему ж на дорогу дано две гривны, да Дмитрию преж сего, как к тебе поехал с Москвы, на дорогу и за наем рубль.

163. К нему же от того же.

(208 — 209) Государю Андрею Васильевичу холоп твой Омелька Петров челом бьет.

На дворе у тебя, государь, на Московском марта в 28 день здорово. А меня холопа твоего на Москве позадержали, не веле(ли) ездить Микита Васильевич да Афонасей Иванович для скорби Овдоты Андреевны, что была больна; сказывают, что огневая была. Только, государь, есть милость Божие стало полегче, и в город [445]

Офонасей Иванович стал ездить; а милость, государь, к Овдотье Андреевне Афонасья Ивановича большая: сам, не отходя, был дома беспрестанно у ней, а ночь, государь, и для того волочился беспрестанно.

В Казанской Дворец стал было промышлять подьячей Родивон Иванов, что и к вам хаживал, в Кузьмодемьянеск с приписью. И я, холоп твой, Миките Васильевичу сказывал, что добивается. И он ему говорил, что быть тут тебе не у чего, да и не пошлют де, мы де то промыслим, промышляй де себе куда, и куды; и он хотел бить челом в Чебоксары. И Офонасью Ивановичу я холоп твой про то сказывал же, и мне холопу сказал Офонасей Иванович: ведаю де яз, что не отпустят.

Да подали, государь, Суздальского архиепискупа челобитную от крестьян села Покровского, что де ты не против государева указу на них накинул, велел пасти запасы в Астрахань вдвое. И на челобитной их подписано, велено дать грамота против прежнего им тот хлеб пасти.

А в Чебоксары, государь, воевода отпущен новой, Кологривов. Били челом черемиса во многих обидах, и про то, государь, послан с Москвы сыщик Яков Безобразов, а ему велено быть до сыску в Кузьмодемьянске.

Да есть, государь, ныне государев указ, велено подлинно послать на перевод в Астрахань па житье двести человек стрельцов, тридцать два человека посадских людей да два воротника; а про подьячих, государь, еще подлинного указу нет, сколько будет человек.

А что ты, государь, послал письмо с казанцами детьми боярскими, что с государевою рыбою ехали, запечатано в столбце, письмо все дошло и челобитная Тихона Семенова. И я, холоп твой, Офонасью Ивановичу о том против твоего, государь, письма и Миките Васильевичу бил челом, и они, государь, хотели промышлять.

А грамотку, государь, что со мною, холопом, послана к боярину князь Олексею Никитичу Трубецкому, подлинно отдал Офонасей Иванович. И Григории Кулакову, государь, я холоп твой по твоему приказу грамотки и посылку отнес, все именно против росписи, и я, холоп твой, про то к тебе государь писал. [446]

Да мне ж, холопу, велено заплатить с крестьянских и с бобыльских дворов солдатской запас деньгами, и про то, государь, еще указу нет, не принимают, выбирают, государь, старые недоборы, кто не платил в Смоленске прошлого году. И Никите и Якову Васильевичам о том бил челом, и они мне, холопу, сказали, что де подлинно еще указу про то нет, и Ивану Ивановичу о том бил же челом: и будет де указ будет, и станут принимать, и мы де станем платить и без тебя по твоей сказке. И я, холоп твой, у Семена оставлю письмо, с чего доведется платить (с) скольких ворот.

Да Федору Тимофееву сына Кафтырева я, холоп твой, по твоему приказу, деньги двадцать рублев отдал и отпись у него в тех деньгах взял, и прежнюю память ему выдать, будет объявится.

А покупки, государь, я, холоп твой, послать не посмел, что путь последней; пошлю, государь, всю с Офонасьем Спиридоновым или с Федором Денисовым.

А па дворе, государь, твоем, против росписи посудя, чанов и бочек многого нет, все разволочено, не ведомо на ком и спросить. И в горнице нет малого заслонца, в комнате большого заслона, да в комнате нет из меньшего окошка оконны, а из красных окошек нет ни одного в ставне. И я, холоп твой, беспрестанно Ларивону Григорьевичу бил челом и о том говорил, чтоб он пожаловал сыскал, что он имался во всем, и он говорить, государь, что все де осталось тут, как де приехал Иван Павлович на двор, и их де с двора сбили неволею. А образы, государь, сыскал на дворе у Волынской, против росписи счетом все сойдутся; только, государь, иные не те: нет Благовещенья да Николина против росписи. А я, холоп твой, поволокусь, только промышлю лошадь, по твоему приказу на Филиппово со вторника на страшной неделе.

А грамотки, государь, Офонасей Иванович сказал: послать, не успел, что де делу недосуг. А грамотки, государь, писаны от братьи и от Ивана Ивановича задолго до сего числа; подлинно, государь, полегче Овдотье Андреевне.

А всех грамоток послано шестнадцать. [447]

164. К Анне Ивановне Кафтыревой от брата Ивана Ив. Чаадаева.

(205) Государыне моей сестре Анне Ивановне брат твой Ивашко челом бью, желая от Господа Нога всех благ во многие лета.

Изволишь, государыня, о мне спросить и долготерпением Божиим генваря в 20 день жив.

Пишешь сестрица свое разоренье от деверев своих от Никиты и от Якова Кафтыревых, что и запасу к тебе от их насилья привести некому, и они не допустят, и чтоб мне к жене отписать, чтоб тебе дать запасу и вина, и я о том к жене писал. А у тебя прошу милости, изволь домом моим владеть, как своим, без счету со мною; и жену свою вручаю под твою власть, что тебе годно, изволь имать, ко мне о том впредь не пиши. Да и о разоренье своем не пиши ко мне: ведаешь сама, что мне помочь тебе нельзя, а сердцу моему сокрушенья и без той печали много, а слыша твою скорбь и гоненья от своих присных, и паче к моим бедам болезни мне множится. А мочно ль было Афанасью Ивановичу не дать тебе разориться?

Милости у тебя прошу, просите милости о мне у великого государя, чтоб указал великий государь переменить.

По сем тебе, государыне моей милостивой матере, и Парасковье Андреевне челом бью.

165. К ней же от того же.

(206) Государыне моей сестре и милостивой матере Анне Ивановне брат твой Ивашко челом бью, желая от Христа Спасителя мира, здравия и всех благ во многие лета.

Изволишь, государыня моя, спросить о нас, и долготерпением Божиим и твоею молитвою Июля по 25 день жив с женою и сынюткою.

Послан от меня гонец пятидесятник Абрам Лисицын с нужными отписки в розные приказы, с ним же и сыск о князь Осипе.

А я сего ж числа поехал с Колмогор к Архангельскому, и на письмо не покручинься, писать пи о чем неколи. А от [448] города от меня тотчас гонец будет, и о всем к тебе буду писать о твоих делах и о Прасковьюшке и к Михайлу Квашнину.

А с князь Осипом изгоди сделываться, не по твоему нраву все. Да послал я грамотку ко князю Юрью Алексеевичу и ты вели, государыня, отдать ее Якову Павловичу.

По сем тебе, государыне моей милостивой матере много челом бью.

166. К ней же от того же.

(202-204) Государыне моей сестре и милостивой матере Анне Ивановне брат твой Ивашко Чаадаев челом бью, желая от Господа Бога здравия телесного и душевного спасения и всех благ во многие лета.

Изволишь, государыня, о мне спросить и долготерпением Божиим и твоею молитвою августа по 24 день в Архангельском городе с женою и сынюткою жив. За милость твою, что жалуешь о своем здоровье и о всем ко мне пишешь, много челом бью. Прошу милости твоей пожалуй, государыня сестрица, не держи меня о своем здоровье без вести, чтоб ваше здоровье слышати; а мы тому и обрадуемся, как о твоем здоровье услышим. А Аксинья у меня, сестрица государыня, мало здорова: больна стала животом.

А что ты ко мне писала о женихах, кои за Прасковью Андреевну говорят, и в том как твой извол будет, сама проведывай. А паче проси у Содетеля своего милости, чтоб тебе в том подал милость свою и дал приятеля доброго. А за князь Осипова сына как извол твой будет, а найти тут нечего, немного в князь Осипе приятства сыскать кроме вражды, а и с другую сторону не весело ж, да и сына чают, все что в него ж будет; и за таким будучи, не утешиться. А князь Федорова сына Щербатого я ни дому их и Волконского не знаю. И как тебя Господь в том наставит! А к Михайлу я Квашнину о твоем деле писал и к Федору Михайловичу, и к Григорью Степановичу о тебе писал же, и к Якову Павловичу, и к Дементью Миничу, и к Самариным, и к Самойлу Николеву, в Федорову крестнику Михайловича. [449]

Да писала ты ко мне, что от тебя побежали робята, Мартинов сын да Гаврилов, а чаешь их к Соловкам, что у Гаврилова сына Мишки есть дядя в монастыре в Соловецком, да и Бессонова сына чаешь там же. И я об них заказал, и стерегли люди мои и ныне стерегут; да не угадать, государыня сестрица, много проезду, да и мимо мочно обойти. И ты ко мне отпиши, будет ведомо тебе, как дядю Мишкина зовут? И будет они и утаясь пройдут, и потому мне мочно их проведать в Соловецком монастыре, есть кем, будет они у них объявятся, и ведать мочно, только б имя знать дяди.

Да скажи, сестрица, Алексееве жене Мусина: человек ее, колмогорец родом, что окончин горазд делать и фонарей, и ларчиков, объявился ныне в Колмогорах и ко мне приходит, а сказывает, что она его отпустила на Соловки.

А Мартин Марков приехал и деньги твои и грамотки довез целы, а в деньгах не дочтено с трех алтын. Покупкою, государыня, твоею промышлять велю, а купить здесь мало дешевле московского, да и то не мне, а от меня во всем скрываются.

А ожерелье твое пришлю, а у жены моей нынешней год ожерелья не будет, купить не на что, разве а впредь будет, как с домом расплатимся. Воистину, государыня сестрица, все худо перед старым, а Ивановы нажитки Богдановича и применять нечего, никому того не было иному, что ему для Ильи Даниловича.

Да писали ко мне Иван Песков и человек мой Федька, что Роман Боборыкин ныне бьет челом на меня в человеке в Костьке о суде и порутчиков таскает, и суд де ему указан дать, а Федор Михайлович взял о том челобитенку, а указу еще не учинено, а с чем итти в суд, того никто не ведает. И я о том писал к Якову Павловичу и к Василью Никитичу Панину († в 1674 или 1675 году в Севске) и к Ивану Пескову, будет не дадут сроку до Ивана Александровича, а миновать нельзя, — и я писал, чтоб Василей Никитич шел с ним в суд или человеку своему велел, а с чем итти в суд, и я к нему писал, чтоб о том письмо у тебя взял, а к тебе я о том с сею грамоткою послал письмо, [450] почему мне он крепок и почему Роману до него дела нет, и список с вотчинной закладной, что Роман мне дал. И ты, государыня, побей челом о том Якову Павловичу и Василью Никитичу и Ивану Ивановичу Пескову, чтоб Федору Михайловичу подокучили, чтоб заступил в том, чтоб сроку до Ивана Александровича дали, и Федьке вели бить челом. А будет по самой неволе миновать нельзя, и против того письма пожаловал бы в суд с ним шел Василей Никитич.

Да пожалуй, государыня, не покинь домишка и Федору Рубанному не давай воли, и, что к нему от меня писано, вели перед собою всегда грамотки мои чести и потом им отдавай.

А что указан твой иск править на Якове Кафтыреве, и о том печалиться нечего, хотя и волокитно будет, что вскоре не доправят, а и ему стоять год и два месяца в том иску, а затем бить челом, чтоб двор оцепили, и в вотчинах укажут править на людех и па крестьянех, и хлеб велят и скот ценить. А Яков Павлович пишет ко мне, что давал тебе Яков пятьсот рублев, и ты не взяла, а хочешь поместья. А знатно большой он меж вами был мировщик, и хочется ему, чтоб ты во всем его слушала.

Да будет тебе, сестрица, станет говорить о деньгах Иван Песков или Василей Ботвиньев на мою покупку на книги, пожалуй, государыня, дай им денег, будет мои есть, а будет нет, и ты своих дай. А сколько дашь и каких, моих ли или своих и о том ко мне отпиши. А, чаю, им надобе двенадцать рублев или пятнадцать.

Да писал ко мне Афанасей Иванович о покупках и я к нему против того писал же, и ты вычти его грамотку и с ним, как знаешь по его нраву оговорись. А у меня, государыня сестрица, воистинну и себе купить с нужею: все велят покупать, а денег не присылают, а отдача крепка везде. А мне, свидетель Господь Бог, не до покупок, надобно долг с шеи сбить.

Да пишешь ко мне, что Суботины дети, приезжал ставятся на дворе, с тобою не спрашиваясь, и ты им, сестрица, выговори, а ставиться им вели; а в повалушу пускать не вели и, где есть моя рухлядь, вели держать за своею, государыня, печатью. [451]

А грамотки я, которые ныне писал к кому, и те грамотки посланы все с сею твоею грамоткою, и росписца им всем под сею грамоткою, и ты, государыня, их разошли все.

По сем тебе, государыне моей милостивой матере, челом бью и свету моему Паранюшке от меня великое челобитье.

Роспись грамоткам в кому посланы: Анне Ивановне Большой, к Анне Ивановне Меньшой, к Ивану Александровичу, в Федору Михайловичу и к крестнику его к Самойлу Николеву, к Богдану Матвеевичу, к Ивану Хитрово, к Григорью Нащокину, к Григорью Караулову, к Дементью Башмакову, к Афанасью Ивановичу, к Якову Павловичу, к Василью Никитичу, к Ивану Желябужскому, к Ивану Языкову, к Михаилу Квашнину, к Ивану и в Михайлу Самариным, к Миките Григорьевичу Левашову, к Суботе Семеновичу, в Петру Жданову сыну Кондырева, к Ивану Пескову, в Василью Ботвиньеву, к Федору Казанцу, в Федьке Банному.

А посланы грамотки с десятником стрелецким с Микитою Мартыновым.

На обороте выше адреса приписано: Записочка Федорову крестнику Михайловича Самойлу Федоровичу Николеву.

167. К ней же от него же.

(207) Государыне моей сестре Анне Ивановне брат твой Ивашко Чаадаев челом бью, желая от Господа Бога здравия и всех благ во многие лета.

Изволишь, государыня, о мне спросить, и долготерпением Божиим октября по 8 день с женою и сынюткою в Архангельском городе жив.

Купил я бочечку масла деревянного Афанасью Ивановичу два пуда с двема фунты, а дано шесть рублев пять алтын, и подписана бочечка на его имя, а послана Кормового Дворца (с) стряпчим с Андреем Фроловым, который был присылан купчиною закупать Фряских вин и пряных золей па государя. И ты ему скажи, чтоб он ведал, а, чаю, он будет в Москве по первому пути. И как то масло отдано будет, и деньги, государыня, возьми [452] ты у него и ко мне отпиши. А ся грамотка послана боярыни Анны Ильи(ни)чны (с) слугою с Иваном Шестаковым к Якову Павловичу.

По сем тебе, государыне моей милостивой матере, много челом бью.

168. К ней же от невестки Аксиньи Семеновны Чаадаевой.

(211) Государыне моей матушке Анне Ивановне Иванова женишка Ивановича Аксинья челом бьет. Будь, государыня моя, здорова на многие лета и с государынею моею светом с Парасковьею Андреевною. Пожалуй, государыня матушка, прикажи к нам писать про свое многодетное здоровие и про света мою Парасковью Андреевну, как вас, государыней моих, Христос милостию своею сохраняет; а мне бы, слышачи про ваше многодетное здоровие, радоваться.

Про нас, государыня, пожалуешь изволишь ведать: Иван Иванович, дал Бог, здорово доехал до Володимера, и я еще жива и (с) сынюткою февраля в 27 день. Да челом бью, государыня матушка, что жалуешь, пишешь про матушку и про братей.

Да послала, государыня матушка, с тем же мужиком вершок лазоревой Ивановой жене Хитрова, и ты, государыня, ей отошли, а мой у ней возьми и у себя, государыня, спрячь. А семени, государыня, олленого у нас не много, только что земля осеменить; и много семени да все старое, сказывают, что не взойдет, и я приказала продать старого да в то место купить нового, и велела к тебе послать осмину, а привезут (в) великой пост, как будут плотники наши.

По том тебе, государыне своей, много челом бью.

А вершка, государыня, я Ивановой жены не рассмотрела: принесла ее боярская боярыня, — у нас уж и лошади впряженные уж в стриги, не рассмотрела, что не мой.

На обороте письма повыше адреса приписано: грамотки Ивана Ивановича да Оксиньи Семеновны присланы с дороги с ходоком, да Степана Дмитреевича. [453]

169. К ней же от игумена Костромского Богоявленского монастыря Герасима.

(† в 1672 году 20 ноября (Строев. Списки иерарх. и паст. монаст. росс. ц.))

(212) Государыне Анне Ивановне Богоявленского монастыря с Костромы игумен Герасим с братиею Бога молить и челом бьет. Подай Господь Бог тебе, государыня Анна Ивановна, многолетное здоровье и буди покровенна десницею вышнего всещедрого Владыки Бога Человеколюбца ото всех ненавидящих врагов своих. Пожалуй, Анна Ивановна, прикажи писать в дом святого Богоявления и к нам нищим про свое многодетное здоровье, как тебя Господь Бог милует.

А изволишь, Анна Ивановна, про дом святого Богоявления ведать, и дом Божий строится, якоже волит Божья его святая благодать, и нашему недостоинству еще всещедрый Владыко Бога Человеколюбец по своей неизреченной милости терпит февраля по 3 день, до воли Божии втелесне живы, а вдушевне Сын Слово Божие сам весть.

Скроили мы ризи в твоей камке, а оплечья и нет; пожалуй, Анна Ивановна, пришли оплечье на ризи и подкладку и подпушку, чем ризи опушить. Да прислала ты по своих праведных родителях (с) слугою наш им на ранние обедни, по Окинфе Васильевиче десять рублев, и те деньги к монастырь против твоей грамотки приняли и в книги написали рано их обеден, и службы по ваших родителях по вся дни ранние обедни поют. Да ты ж пожаловала прислала священником четыре рубли, и те деньги по твоей грамотке священником отданы по дочери твоей по Овдотье Андреевне.

По том о твоем многолетном здоровье всоборне и вкелейне Бога молим и челом бьем.

170. К ней же от Емельяна Петрова.

(210) Государыне Анне Ивановне холоп ваш Омелька Петров челом бьет.

Да велено мне, холопу, по твоему приказу купить портище камки, каков ты, государыня, дала образец, и я холоп ваш [454] спрашивал во многих рядах, никако, государыня, не нашел; и Петру Матвеевичу немчину о том бил челом, и он сказывает, что никако таким цветом не нашел и у своей братьи, сказывает, тож спрашивал.

Да со мною ж, холопом, послана роспись, велено бить челом Федосье Матвеевне о покупке, и я холоп ваш Федосье Матвеевне ту роспись отнес и по твоему приказу я ей бил челом, и она хотела пожаловать против твоей росписи все искупить. Да мне ж холопу велено купить у Семибротов льняных оческов, и я, холоп ваш, насилу нашел во всей деревне гривенок с полтретьяцать купил, а дано, государыня, пять алтын 2 деньги, и больше того не нашел. Да с Михайлом послано к тебе, государыня, куплено в Любиме по твоему приказу тонких семьдесят семь аршин, а даны, государыня, тонкие два рубля одиннадцать алтын 2 деньги, да две крашенины потолще тех, а даны, государыня, 13 алтын, а мерою в них без аршина двадцать. Да с ним же, государыня, послано купленных две гребенины, а даны, государыня, обе семнадцать алтын 2 деньги, а больше того, государыня, крашенин купить было не у кого, потому что выехали на Вагу все крашенинники, купить было не у кого. По крашенине покупано, государыня, все в один торг, все скорым делом, да новины, государыня, стали гораздо дороги.

А жемчуг, государыня, гораздо дорог, купить его нельзя. У коих у костромич и было, и те, государыня, до меня поиспродали. Да и Миките Васильевичу о том я бил челом, чтоб где он спросил про жемчуг, и он мне тож сказал, что де ноне купить его нельзя: дорог.

Да и о сукнах, государыня, я, холоп ваш, Петру немчину бил челом, на опашень и на шубку чтоб промыслил, и он было язался промышлять, а у себя их не сказывал, хотел в людях промышлять; и как де промышлю и я де покажу Ивану Ивановичу по твоему приказу. Да с Михайлом же послана шуба киндяшная заячья, что на Красникове была.

И все крашенины даны 2 рубли 24 алтына 2 деньги. [455]

171. От Анны Ивановны Кафтыревой к Богдану Ивановичу.

(Может быть, к Камынину, бывшему с 1659 по 1663 год воеводой в Верхотурье)

(221222) Государю моему Ивану Богдановичу бедная и беспомошная вдова Андреева женишка Васильевича Анютка челом бьет. Буди, государь мой, здорово и с государынею моею Федорою Ивановною и сыном своим на многие лета и покровенны десницею вышннго Бога. Пожалуй, государь мой Иван Богданович, прикажи ко мне к бедной писать про свое многодетное здоровье и про государыню мою Федору Ивановну и про Дмитрея Ивановича, как вас, государей моих, Бог милует, а мне бы слыша в бедах своих хошь вашему здоровью обрадоваться. Пожалуй, государь мой Иван Богдан о вить, попамятуй Бога, не падись на мои горькие слезы и на погибель, вели пропустить людишек Митьку Козлова да Гаврилка Ярофеева с винишком и подводы дать и кою повезут посылку и рухледишка от Офонасия Ивановича да и от Микиты Васильевича и от головы таможенного. Пожалуй пообереги, а то, государь, я ведаю, будет только твоя милость, будет и голове нечего делать. И ты пожалуй милостью своею обереги во всем. Надобе, государь Иван Богданович, в таких моих бедах и в погибели пожаловать призреть, а не изобидеть такой бедной горькой вдовы и беспомошной, да и сиротки девочки моей, осталась сира и мала; кто пожалует призрит милостью своею, ино Бог ему за то воздаст, а кто изобидит, он же Свет наш Творец рассудит. Пожалуй, милостивой мой государь, не оставь моего бедного проше(нья) (Края письма кое-где оторваны), вели пропустить людишек моих со всем, котор(ые) ныне поволокутся, и подводы нынешним зимним пу(тем), пожалуй, вели дать и пожалуй людишкам моим (па)кажи, чтоб ехали бережно и винишка-б и рухледишка берегли.

А что нынеча ко мне приволоклись людишки Мишка Чермной с товарищем, и он, послыша мои беды, делал надо мною не по крестьянские. [456]

Да писал ты, государь, ко мне, что ты изволил взять у человека моего бочку вина моего, а мерою де тридцать полтретья ведра, и я, государь, в том положилась па волю Божью, коли уже пришел гнев Божий и снял с меня с бедной голову, а меня пустил на всякие беды терпеть. Так и твое ко мне сердце к бедной не умилосердил Бог, да и слуга надо мною так делал, не умел у тебя милости просить и плакать, приехал ко мне ни с чем.

Да тюменец де тебе Елизарей сказывал, что у меня будто вина много, и он, государь, то солгал, такову бездельнику и верить нечего. Я в бедах своих и себя не помнила в ту пору, как он поехал, неколи было мне с ним разговаривать, а в животах он у меня не осматривал же, то он солгал, что вина много. А несть нищее и убожее от ... шего сего света грешного человека, его же к(ого) помилует и воспомянет, сам избавлен будет, та(к) и бедную вдову и сирых, у кого детки останутся. (Не) диво, государь, тому дружбу и доброту учинить, от ко(го) чает заплаты, или похвально того изобидеть, кто может отплатить, — в диво бедного и беспомошна(го) пощадить, а не изобидеть, кто воздать против тог(о) не имеет, и за него Бог воздаст вся благая, а в(е)даешь, государь и сам, какова та беда бесконечная на(д) кем учинится, что надо мною над бедною, и в своем кто домишку, а я теперь сира и бесприятна на чужой стороне, не ведаю как и выдраться да как чем и пропитаться с людишками до зимы.

Да жаловал ты государь ко мне писал, чтоб мне к тебе отписать, где мне бедной летовать, и я, государь, за тем что с людишками разрознилась и с запасенком к себе ждала, положилась на то, что горе свое мыкать и летовать на Тюмени. А боярин князь Иван Андреевич пожаловал меня с воеводского двора ссылать не велел и писал к подьячему к Парфену Максимову (Тюменскому подьячему, отписавшему в 1661 году Сибирскому приказу о последних минутах жизни тюменского воеводы Аид. Басил. Кафтырева, который “отходя сего света, о том велел к тебе великому государю .... мне холопу твоему отписать" (Обозрение столб. и кн. Сибирского приказа Н. Оглоблина, ч. 3)), чтоб меня во всем и людишек моих оберегал. [457]

Пожалуй, государь Иван Богданович, да и ты государыня моя Федора Ивановна и Дмитрей Иванович, будьте милостивые печальники государю моему Ивану Богдановичу, чтоб пожаловал велел пропустить людишек моих с винишком и с рухледишкою; а будет только милости вашей не будет и мне бедной и с голоду умереть будет.

172. От Афанасия Ивановича Матюшкина к архиепископу Сибирскому и Тобольскому Корнилию.

(Сибирская и Тобольская архиепископия установлена в 1620 году в Тобольске, а митрополия в 1668 г.; Корнилий хир. из архим. Хутынского монаст. 24 июня 1664 г., с учреждением митрополии был сделан первым митрополитом 25 мая 1668 г., † в схиме; 23 декабря 1677 года (Иepapxия Всерос. церкви. Н. Д. Москва 1892 г.))

(223) Великому господину преосвященному Корнилию архиепискупу Сибирскому и Тобольскому Афонька Матюшкин челом бьет. Пожалуй, государь преосвященный архиепискуп, прикажи ко мне писать про свое спасете, как тебя государя моего милостию своею Христос сохраняет; а я слышать про твое спасете жаден.

А про меня своими святыми молитвами изволишь воспомянуть, и я при государьских пресветлых очах марта по 25 день жив. Да дерзнул, государь, я к тебе отписать и милости просить: жалуй для моего прошения священника соборные церкви, что на Тюмени, Петра Ондреева, а я на твое благословение надежен. Пожалуй его не отставливай от соборные церкви, чтоб ему гонения никакого по твоей милости не было, а там де, государь, такой звычай, что от церкви переменяют к иной церкви. Пожалуй, государь, либо кто на него чем нанесет напрасно, не поверь, государь, тому, а священник добре добр. А я, государь, потому за него и милости у тебя, государя своего, прошу, что был по государеву указу тесть мой Андрей Васильевич Кафтырев на Тюмени воеводою, и тестю моему и теще тот священник был отец духовной; и тестя моего волею Божиею там не стало († в 1661 году), и он душу его строил и тело его до Москвы провожал. И я, государь, за него у тебя, государя своего, обнадежен па твое благословение милости прошу.

И я у тебя великого святителя благословения прошу и много челом бью. [458]

173. От Якова Соловцова к нему же.

(225) Великому господину преосвященному Корнилию архиепискупу Сибирскому и Тобольскому вскормленик великого твоего жалованья Якунька Соловцов челом бьет. Пожалуй, государь преосвященный архиепискуп, прикажи ко мне писать про свое спасение, а я слышать про твое спасете воистинно жаден.

А про меня своими святыми молитвами изволишь воспомянуть, и я на Москве марта по 20 день жив, а впреди Бог волен. Да пожалуй, государь великий святитель, жалуй для нашего прошения священника соборные церкви, что на Тюмени Петра Ондреева, а я на твое благословение надежен. Пожалуй его не отставливай от соборные церкви, чтоб ему гонения никакого по твоей милости не было, а там де, государь, такой звычай, что от церкви переменяют к иной церкве. И ты, великий святитель, пожалуй для нашего прошенья, либо кто па него чем нанесет напрасно, не поверь, государь, тому, а священник, государь, добре добр, лише бы твоя милость к нему была. А мне, государь, он учинился знаком потому, как был брат мой и приятель Иван Артемьевич Чаадаев на Таре воеводою (Гор. Тара построен кн. Аид. Вас. Елецким в 1594 г.; Ив. Арт. Чаадаев был в нем воеводой в 1652-1655 гг. (Системат. переч. воевод в сибирск. город. К. Б. Газенвинкеля. Тобольск 1892 г.)) и, едучи с Тары, на Тюмени осеневал, и тот священник учинился ему отец духовной, да зять Иванов, а мой племянник Ондрей Кафтырев был на Тюмени воеводою ж, и он ему и жене его, Иванове дочере, отец же духовной; и после того он уже был, и на Москве, тот священник, и мне учинился .... (др)ужен. И я потому у тебя, государя своего, милости за него и прошу.

Да пишет ко мне и племянник мой Иван Иванович Чаадаев из Киева и велит к тебе писать и милости за него просить, потому, государь, что тот священник отцу его и зятю и сестре отец духовной.

А Ивана Чаадаева из Киева государь пожаловал велел переменить, ждем его к Москве. И впредь он и сам у тебя будет милости за него просить. [459]

Пожалуй, государь великий святитель, не отставь нашего прошения! А я у тебя великого святителя благословения прошу и премного челом бью.

На обороте письма приписано и потом зачеркнуто: В великой четверке Оксинье Семеновне (Вероятно, жене Ив. Ив. Чаадаева) дан рубль взаем.

Копии двух писем к Сергею Ивановичу Поганкину от сына его Акима и др. лиц (1679 г.).

(Имя Поганкиных с незапамятного времени пользовалось во Пскове громком известностью вследствие их влиятельности и огромных богатств, во Пскове сохраняется еще до сих пор огромный плитяной дом, известный под названием Поганкиных палат и представляющий ныне собственность военного министерства.

Серг. Ив. Поганкин находился в числе 5-ти или 6-ти богатых посадских торговых людей, которые в качестве земских выборных людей, по распоряжению московского правительства, заседали в Псковской Земской Избе, составляя местный правительственный совет, в котором сосредоточивалось правление Псковом и пригородами. (Археологич. записка о Поганкиных К. Г. Евлентьева, Псков. 1870 г.))

(226-228) Список с грамоток, которые грамотки посылал с Москвы во Псков Яким Поганкин отцу своему Сергею Поганкину; а те подлинные грамотки во Пскове у боярина и воеводы у князь Семена Андреевича Хованского. А в тех грамотках пишет:

174.

Государю моему батюшку сынишко твой Якимко благословения прошу и челом бью, да государыне моей матушке Хавронье Ивановне сынишко твой Якимко благословения прошу и челом бью. Да государю моему Cepгию Ивановичу Фомка Терентьев челом бью.

Пишем мы вам ведомость, что воевода писал на тебя и на меня Фомку, и па Офонасья Русинова, и на Савву Лялина с товарищи, будто мы в съезжую избу приходили бунтом и говорили непристойные слова, что де таких воевод напред сего за бороду драли, и будто по понаровке твоей иные окладчики, и по совету твоему, наровя тебе и товарищем твоим, отпускали за Свенской рубеж. И против той отписки помечено: велено тебя и товарищев твоих, сковав, выслать в Москве и животы ваши [460] переписать и запечатать, а жен и детей за пристава отдать. И как мы приехали к Москве, и как против той отписки расспрашивали, и я в расспросе сказал, что отец мой бунтом в приказ и на двор к воеводе не прихаживал и таких речей, что борода выдрать, не говаривал. И тое отписку нам Аверкий Степанович у себя на дворе, как мы па дворе пришли на поклон, сам вычел, чтоб мы ни в чем в словах своих не опорочились. Так же и я Фомка те ж речи сказал, что приходили на двор к боярину человек с полдесятка для челобитья и били челом, чтоб укротил многих людей приход, и говорили, что преж сего прихаживали такие-ж затейщики скопом и оттого было дурно. Я ж Якимко сказал, что Настихина Гришку отец мой за рубеж не отпускивал, а отпустил его боярин, а взял с него двадцать ефимков, и дана ему из таможни за рубеж проезжая выпись, и что его от десятой деньги переменил, и о том из съезжей избы прислана память в земскую избу; а крепко того спрашивают о бунте, и на конце в расспросе у нас челобитье, чтоб великий государь указал про то сыскать против той воеводской отписки и наших расспросных речей, и те наши расспросные речи понесли к великому государю на доклад, а нас, меня Якимка в приказе сковали, а Фомку держать в приказе за караулом вместе во вторник июля в 15 день, а приехали в понедельник назавтрее с Фомою вместе; а естьли бы мы не захватили, и великого государя грамота сей почты скоро б была, что животы запечатать и вас пять человек выслать, а половина животов взять на великого государя у пяти человек: у Сергея Поганкина, у Афонасья Русинова, у Якова Сырникова, у Фомы Терентьева, у Саввы Лялина, а достал запечатать. А посылают во Псков гостя из Великого Новагорода Максима Воскобойникова для окладу в тягло по Власкову челобитью с товарищи, а не к десятой деньге. А к нему во Пскове выбрать лутчих пять человек, середних пять человек, меньшой статьи пять человек. Да ему ж Максиму указано земских старость счесть с 180 году и по нынешней по 187-й год. А у них воров и затейщиков в заручной челобитной приложили ведомые воры пытанные: Алешка площадной подьячей Васильев, руку приложил, посадской человек Левка Бирин, посадской [461] человек челобитную писал и в дву местех руку приложил, да руку ж приложил Анкидишко овошник, кой в Просольном ряду лавку крал, Сенька Брагин, .... сапожник расстрига, варламский поп голубятник в дну местех руку приложил, да руку ж приложил, а как имя его написано, и того не могли прочесть. Да под тою ж челобитною подклеены порозжие столбцы, а по обе стороны руки прикладывали все бражники. А что у меня челобитная и грамота к думному, и я не подавал: не велели.

А что будет по нашему расспросу великого государя указ, и мы нарочно человека пошлем. И вы, батюшко, как изволите: государевы ль грамоты и пристава дожидать, или товарищи твои сами будут.

По том тебе челом бью.

Да скажи, государь батюшко, у Фомы на дворе, что против сей грамотки, а будет, батюшка, дома нет, и вы в Ругодив пошлите сию ведомость. Якимко Струнников челом. бью. Якимко Поганкин подписал, благословения прошу и челом бью. Из двора из желез и здесь в железа в Москве. А как ся грамотка придет, и вы, что есть во дворе, прихороните зрячее, неровен государев указ каков будет, безоплошно. А московских бед нечего писать; теперь затем ищутся, что на нас воевода писал. Сеи памятки никому не показывайте, а грамотку всем добрым людем показывайте. Государыня моя вторая матушка Ховронья Ивановна Якимко Струнников челом бью.

175.

Государю моему батюшку Серию Ивановичу да государыне моей матушке Февронье Ивановне сынишко ваш Якимко благословения прошу и челом бью.

Послал я, батюшко, грамотку с Леонтьем Воминым в самой Ильин день изутра, да с ним же послал в грамотке по памяти список с расспросных речей. Да по тебя великого государя грамоту отпускали и меня по тебя посылали; и мне в той грамоте написано, велено быть с тобою ж назад. И я так великого государя грамоты не взял и спорил; и по мне поручная запись собрана и к делу отдана, что тебе стать августа в 30-м числе. И тебе б, батюшко, ехать безо всякого мотчания. Да и тебе се [462] чинится заступлением думного дьяка Аверкие да Якова Кирилловых. А будет, батюшка, дома нет, и вы в Ругодив тотчас нарошно пошлите, а указу впредь на собя не бойтесь, все Бог справит. А что Першу Степанова прислали, и то даром: до него все сделано, а он в приказ не видит... не челобитчик, только пуще нам мутит.

Да вели брату Ивану в Ругодиве на мену сукна брать, каковы у иноземца в долга взял, и чтоб ныне такие ж взял, а на Москве цена им добрая. Сахар по 5 рубли пуд, мед по 1 рубли пуд без чети, железо по пол 5 (Цифры написаны очень неразборчиво) рубли, а о золотых и о яфимках напред сего писано с Леонтьем Фоминым. А выгон велик будет, сколь выйдет. А Петра Опосецкого па Москве нет, и не застал, уехал на Макарьевскую ярманку. А ведом мне есть, сказывал мне Дмитрей Семенович Казаков, что на Макарьевской ярманке кумачи были по полтине и по двадцати алтын.

А впредь от меня письма не жди, и писать не о чем, только деньги терять; от вас буду ждать. Да возьми у Якова Сырникова и у Афонасья Русинова, и у Саввы Лялина денег на подмогу: мы на Москве иссорили рублев с полета, а впредь надобно и лутчи. А естьли б мы не застали, и вам бы быть без голов и без животов — пяти человеком.

А в верху великого государя, в полате, его, боярина, вором называли. А у меня с их князь Семеновым и с князь Андреевым стряпчими великая брань была; и тебе б, батюшко, привести бы заручная челобитная, хотя малая на воеводу заручная, а тебе великий государь во всем поверит за твой извет, а ему быть без боярства.

По сем челом бью июля в 22 день.

А за твою... тебе не пробыть без гостивства, за то по тобя посылают государеву грамоту до десятой деньги, здесь никоими мерами нельзя нас окладать, будто у нас на 200000 животов.

Сынишко ваш Якимко благословения прошу и челом бью.

А меня расковали в третьем часу ночи, как думной из Коломенска приехал, государю доложил; подьячего ночью прислал, велел государь расковать. И мне думной сказал, есть государьская милость до вас, а Фоме де свое будет.

Жене моей Агафье великое челобитье.

Текст воспроизведен по изданию: Частная переписка князя Петра Ивановича Хованского, его семьи и родственников // Старина и новизна, Книга 10. 1905

© текст - Лукьянов Г. Г. 1905
© сетевая версия - Тhietmar. 2015
© OCR - Станкевич К. 2015
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Старина и новизна. 1905